Текст книги "Наставление в христианской вере, т.4"

Автор книги: Жан Кальвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 38 страниц)

А что сказать о Втором Эфесском соборе? Хотя Лев, епископ римский, отправил туда своих легатов, председательство на соборе безоговорочно, как бы по праву, было отдано Александрийскому патриарху Диоскуру (Второй Эфесский собор (449): Hefele C.J., von. Ор. cit., v. 2, р. 585-586; Leo I. Ер. 44, 1 (МРL, LIV, 827)). Наши противники возразят, что этот собор был незаконным, так как осудил Константинопольского епископа Флавиана и одобрил ересь Евтиха. Но я говорю сейчас не о его итогах. Поскольку собор был созван и епископы рассаживались в обычном порядке, папские легаты занимали среди них то место, которое было отведено им и на благопристойном святом соборе. Причём они вовсе не претендовали на первое место и уступили его другому. Вряд ли бы они так поступили, если бы считали его своим. Ибо Римские епископы никогда не стыдились затевать шумные споры о своём достоинстве и не стеснялись вызывать смуты и расколы в Церкви ради его утверждения. Но в данном случае папа Лев понимал, что было бы чрезмерной дерзостью требовать для своих легатов первого места, и смирился.

2. Позднее состоялся Халкидонский собор, где с разрешения – или по указанию – императора председательствовали представители Римской Церкви (Leo I. Ep. 98 (Sanctae synodi Chalcedonensis ad Leonem), 1; Ep. 103; 106, 3 (MPL, LIV, 951, 988b, 1005a)), Но сам Лев признал, что такая честь была оказана его легатам в качестве чрезвычайной привилегии (Idem. Ep. 89 (MPL, LIV, 931a)). Ибо когда он испрашивал её у императора Марциана и у императрицы, то не претендовал на неё как на принадлежащую ему по праву, но ссылался на то, что восточные епископы, председательствовавшие на Эфесском соборе, вели себя неподобающе и злоупотребляли своей властью. Председателем должен быть серьёзный сдержанный человек. Но те, кто однажды стал причиной смуты, вряд ли годятся на эту роль. Поэтому Лев просит, ввиду неспособности всех остальных, возложить эту обязанность на него. Очевидно, что испрашиваемое в качестве особой привилегии не принадлежит к обычному и твёрдо установленному порядку вещей. Если основанием для просьбы служит лишь тот факт, что предшественники вели себя неподобающим образом, значит прежде такого порядка не существовало и не следует считать установленным на будущее то, что было сделано однажды в связи с опасностью и требованиями момента. Поэтому римский епископ получил первенство на Халкидонском соборе не в силу особого значения своей Церкви, а в силу того, что собор оказался лишён законного председателя. Ибо все, кому принадлежала эта честь, сами себя исключили своей безудержностью и недолжным поведением.

Мои слова на деле подтверждает преемник Льва. Будучи через много лет приглашён на Пятый Константинопольский собор, он отнюдь не оспаривал первого места, но безоговорочно уступил председательство Константинопольскому патриарху Мине (Пятый Константинопольский собор (553): Нefе1е С. J., von. Ор. cit., v. 3, р. 68. Согласно Хефеле, председательствовал на соборе Константинопольский патриарх Евтихий. – Прим, франц. изд.). Так же и на Карфагенском соборе, где присутствовал св. Августин, председателем был архиепископ Карфагенский Аврелий, а не легаты римского престола, хотя они явно прибыли туда с целью отстаивать авторитет своего епископа (Четвёртый Карфагенский собор (418): Нefе1е С. J., von. Ор. cit., v. 26 р. 191). Более того, когда Вселенский собор – Аквилейский – состоялся в самой Италии, то на нём епископ Рима вообще отсутствовал, а председательствовал св. Амвросий как лицо, облечённое доверием императора (Акты Аквилейского собора см. в посланиях св. Амвросия: МРL, XVI, 955-979). И никакого упоминания о Римском епископе! Отсюда мы заключаем, что в силу авторитета св. Амвросия Милан в ту пору занимал более видное положение, чем римский престол.

3. Что касается слов «главенство», «примат» и прочих гордых титулов, какими без конца и без меры кичится папа, то судить о времени и способе их появления совсем нетрудно. Св. Киприан, епископ Карфагена, часто упоминает имя Римского епископа Корнилия, называя его не иначе, как братом, товарищем или же обычным епископом. А в письмах к преемнику Корнилия Стефану Киприан не только обращается к нему как к равному себе и прочим епископам (Киприан. Письма, 68, 1; 41, 1; 47; 48, 1 (МРL, Ер. 67, 42, 43, 45, III, 1023-1024, 725-726, 754, 1-23-1024)), но и прибегает к весьма резкому тону, именуя Стефана то высокомерным, то невежественным. Известно, каково было решение всей Африканской Церкви после смерти св. Киприана: Карфагенский собор постановил, чтобы никто не именовался Первопресвитером или первым епископом, но только «епископом первого престола» (Третий Карфагенский собор (397), канон 26: Decretum Gratiani I, dist. XCIX, c. 3 (MPL, LXXXIV, 192)). А если вчитаться в более ранние исторические документы, то окажется, что римский епископ в те времена вполне довольствовался обычным именем брата (Киприан. Письма, 59 (Корнилию), XIV (MPL, Ep. 55, III, 844-845)).

Разумеется, пока Церковь сохраняла в чистоте своё истинное состояние, все эти гордые имена, которые присвоил себе римский престол для собственного возвеличивания, вовсе не были известны. Никто не слыхал ни о верховном Священнике, ни о едином земном главе Церкви. Если римский епископ был столь отважен, что сам себя вознёс на такие высоты, то нашлись и другие, благоразумные люди, которые незамедлительно осудили подобное безумное самомнение. Св. Иероним, будучи римским пресвитером, не скупился на похвалы достоинству своей Церкви, когда это позволяли истина и обстоятельства времени. Тем не менее он ставил её в один ряд с прочими Церквами: «Если говорить об авторитете, – писал он, – то мир более велик, чем город. Что ты твердишь мне об обычае одного-единственного города? Зачем подчиняешь устроение Церкви малой горстке людей, от чего рождается высокомерие? Везде, где есть епископ – будь то в Риме, Константинополе или Регии, – везде существует одно и то же достоинство, одно и то же священство. Могущество богатства или смирение бедности отнюдь не делают епископа выше или ниже» (Hieronymus. Ep. 146 (ad Enagelum), 1-2 (MPL, XXII, 1194)).

4. Что касается титула «вселенского епископа», то впервые спор о нём разгорелся во времена св. Григория. Причиной спора стали честолюбивые устремления Константинопольского архиепископа Иоанна, который пожелал называться «Вселенским епископом», на что ранее не дерзал претендовать никто. Протестуя против такого именования, св. Григорий вовсе не ссылается на то, что у него отнимают его титул. Напротив, он объявляет его профанным, более того, святотатственным и видит в нём предвестие пришествия Антихриста. «Если тот, кто именуется Вселенским епископом, оступится, то оступится вся Церковь», – пишет он (Григорий Великий. Письма, V, 20 (MPL, LXXVII, 746)). И в другом месте: «Грустно терпеть, что наш брат и товарищ, презирая остальных, назвал себя „единым епископом“. О чём говорит такая гордыня, как не о близости Антихриста? Ибо он [Константинопольский архиепископ] следует примеру того, кто презрел общество Ангелов и захотел подняться выше, дабы одному достигнуть высшей ступени» (Григорий Великий. Письма, V, 21 (MPL, LXXVII, 749)). А в послании к Евлогию, епископу Александрийскому, и к Афанасию, епископу Антиохиискому, св. Григорий говорит так: «Ни один из моих предшественников не претендовал на это профанное звание. Но если один из патриархов именуется вселенским, то звание патриарха отнимается у всех остальных. Да не будет так, чтобы христианин пожелал возвыситься над своими братьями, унизив их – пусть даже в малейшей степени ... Согласиться с этим мерзким именем значило бы разрушить христианство ... Одно дело – заботиться о сохранении единства веры, а другое – подавлять заносчивость гордецов. Я решительно утверждаю, что всякий, именующий себя вселенским епископом или желающий именоваться таковым, есть предтеча Антихриста, ибо в гордыне своей предпочитает себя другим» (Там же, VII, 33 (MPL, LXXVII, 891)). И опять Афанасию: «Я утверждаю, что епископ Константинопольский не может иметь мира с нами, пока не откажется от этого заносчивого, суеверного и полного гордыни слова, изобретённого первым отступником. Я не говорю уже об оскорблении, которое тем самым наносится вам. Если один, именуемый Вселенским епископом, оступится, то вся Церковь оступится вместе с ним» (Там же, 27 (MPL, LXXVII, 883)). Таковы слова cв. Григория.

Что же касается рассказов о том, что этот почётный титул был дарован Льву Халкидонским собором (Там же, V, 20 (MPL, LXXVII, 747)), то они совершенно неправдоподобны, ибо в актах Собора об этом не говорится ни слова. И сам Лев, осуждая во многих посланиях постановление, принятое Халкидонским собором в пользу Константинопольского епископа (Leo I. Ep. 104, 2; 105, 2; 106 (MPL, LIV, 993, 988 p., 1001 p.)), непременно использовал бы этот довод (который был бы убедительнее всех прочих), если бы ему действительно была предложена такая честь, а он от нее отказался. Более того, будучи весьма честолюбивым человеком, он не умолчал бы о том, что делает ему честь. Так что св. Григорий обманывался, полагая, будто собор настолько возвеличил римский престол (Григорий Великий. Письма, V, 20 (MPL, LXXVII, 747)). В самом деле, не смешно ли в то же время полагать, что Вселенский собор является источником нечестивого, профанного, мерзкого, исполненного гордыни и богохульства имени, более того – имени, происходящего от дьявола и провозглашённого предтечей Антихриста, как уже было сказано. И тем не менее св. Григорий заявляет, что его предшественник отверг его из страха, как бы остальные епископы не оказались лишены подобающей им по закону чести. В другом месте он пишет: «Никто не пожелал называться таким образом, никто не присвоил себе этого дерзкого имени, дабы не показалось, будто он лишает чести своих братьев, возносясь на высшую ступень» (Там же, 18 (MPL, LXXVII, 740)).

5. Теперь перейдём к вопросу о юрисдикции над другими Церквами, которую без всякого стеснения приписывает себе папа. Известно, какие сражения разворачивались по этому поводу в древности, ибо римский престол с самого начала претендовал на некоторое превосходство над прочими Церквами. Так что будет уместно показать, каким путём он с древности добивался преобладания. Не будем говорить пока о той разнузданной тиранической власти, которую папа узурпировал сравнительно недавно: этот вопрос мы рассмотрим в другом месте (/4/11.10-15). Здесь же надлежит в немногих словах показать, какими путями и средствами он издавна добивался юрисдикции над остальными Церквами.

В то время, когда восточные Церкви потрясала и разделяла арианская ересь (при императорах Констанции и Константе, сыновьях Константина Великого), главный защитник истинной веры Афанасий был изгнан из своей Церкви. Это несчастье вынудило его отправиться в Рим, чтобы при поддержке авторитетной Римской Церкви противостоять неистовству врагов и воодушевить впавших в отчаяние благочестивых верующих. Афанасий был с почётом принят тогдашним епископом Рима Юлием и благодаря его содействию добился того, что епископы Запада выступили в его защиту. Таким образом, верующие Востока охотно выказывали Римской Церкви всевозможные знаки уважения, так как нуждались в помощи и поддержке и получали эту поддержку в основном от Рима. Всё это привело к тому, что общение с Римской Церковью стало цениться очень высоко, а отлучение от неё считаться великим бесчестьем.

С другой стороны, возвышению папского достоинства немало способствовали негодяи, приверженные злу и пороку. Ибо все, кто подвергался в своих Церквах наказанию, взяли за правило искать убежища в Риме. Так что если какой-нибудь священник был осуждён своим епископом или епископ – синодом провинции, они тут же апеллировали к Риму. А Римские епископы были падки на такие жалобы больше, чем следовало, потому что усматривали своего рода превосходство во вмешательстве в дела отдалённых Церквей. Так, нечестивый еретик Евтих, будучи осуждён Константинопольским архиепископом Флавианом, обратился к Льву I с жалобой на несправедливое обращение. Лев тут же встал на защиту нечестивого и пагубного дела, дабы утвердить собственный авторитет, и выдвинул тяжкие обвинения против Флавиана, как если бы тот осудил невиновного, не выслушав его. Честолюбие Льва привело к тому, что евтихианское нечестие временно утвердилось там, где оно угасло бы, не будь вмешательства папы.

То же самое часто случалось и в Африке. Едва какой-нибудь негодяй изобличался обычным судьёй, как тут же опрометью бежал в Рим и клеветал на своего епископа, обвиняя его в дурном обращении. А римский престол всегда готов был вмешаться. Фактически именно эта готовность Рима побудила африканских епископов запретить апелляции «за море» под страхом отлучения (Четвёртый Карфагенский собор (418): Helefe C.J., von. Op. cit., v. 2, р. 195; Decretum Gratiani II, с. II, qu. 6, с. 35).

6. Но как бы то ни было, рассмотрим, какой юрисдикцией или властью обладал тогда римский престол. Чтобы говорить на эту тему, необходимо прежде заметить, что церковная власть заключается в четырех пунктах: ординации епископов, созыве соборов, низшей и высшей юрисдикции и применение увещеваний или порицаний.

Что касается первого пункта, то древние соборы предписывают, чтобы ординация епископов осуществлялась митрополитом данной области, и вовсе не требуют участия в ней Римского епископа, кроме как в его собственной провинции (Никейский собор (325), канон 6; Антиохийский собор (341), канон 19: Hefele C.J., von. Op. Cit. v. 1, 552, 720). Но постепенно утвердился обычай, согласно которому все епископы Италии отправлялись для посвящения в Рим (Евсевий. Церковная история, VI, XLIII, 10). Исключение составляли митрополиты, не желавшие подчиняться такой рабской обязанности. Когда же требовалось ординировать митрополита, римский епископ посылал одного из своих священников присутствовать при этой процедуре, но отнюдь не возглавлял её. Пример тому – письмо св. Григория, где речь идёт о посвящении Констанция, архиепископа Милана, после кончины Лаврентия (Григорий Великий. Письма, III, 29, 30 (MPL, LXXVII, 626-628)). Не думаю, однако, что это установление очень древнее. Вероятно, сперва в знак взаимного общения, уважения и дружбы епископы обменивались послами, дабы те присутствовали при посвящении. Позднее то, что первоначально делалось добровольно, стало законом. Во всяком случае, известно, что в древности епископ Рима не имел власти посвящать других епископов, кроме как в своей провинции, то есть в Церквах, зависимых от Рима. Таково было предписание Никейского собора (Никейский собор, канон 6: Hefele C.J., von. Ibid).

С посвящением епископов был связан обычай соборных посланий. И здесь епископ Рима ничем не превосходил остальных. Объясним, что такое соборное послание. Сразу после посвящения патриархи имели обыкновение отправлять друг другу послания, в которых свидетельствовали о своей вере, исповедуя приверженность учению святых соборов. Таким исповеданием веры они одобряли избрание друг друга. Если бы римский епископ получал послания от других, не отправляя своего послания, тогда в этом можно было бы усмотреть знак его превосходства. Но так как он разделял эту обязанность с остальными и подчинялся общему закону, это несомненно свидетельствует о товариществе, а не учительстве. Многочисленные примеры тому дают послания св. Григория – Кириаку, Анастасию и всем патриархам христианского мира (Григорий Великий. Письма, VII, 4, 5; I, 26 (MPL, LXXVII, 853 p., 479-480, 468 p.)).

7. Далее следуют увещевания или порицания. Как Римские епископы применяли их к другим, так и сами подвергались им со стороны других. Ириней, епископ Лиона, сурово порицал Римского епископа Виктора за то, что тот из-за пустяка поднял тяжкую и пагубную смуту в Церкви. И Виктор принял упрёк без возражений (Евсевий. Церковная история, V, XXIV, 11 сл.). Долгое время у святых епископов сохранялась свобода по-братски увещевать Римских епископов и порицать их, когда они оступались. И они точно так же при необходимости увещевали других. Так, когда св. Киприан просил Римского епископа Стефана вразумить епископов Галлии, он ссылался не на власть, которой тот якобы обладал над ними, а на общее и взаимное право епископов по отношению друг к другу. Я спрашиваю: если бы Стефан обладал юрисдикцией над галльскими епископами, то разве св. Киприан не сказал бы ему: «Накажи их, ибо они в твоём подчинении»? Однако он говорит совсем иначе: «Братское общение, в котором мы все соединены, требует, чтобы мы увещевали друг друга» (Киприан. Письма, 68 II (MPL, Ep. 67, III, 1028-1030)).

И действительно, мы видим, с какой горячностью св. Киприан в другом месте порицает самого Стефана, когда тот стал позволять себе слишком многое (Там же, 74 (Помпею) (MPL, Ep. 74, III, 1173 p.)). Следовательно, и в этой области римский епископ со всей очевидностью не обладал какой-либо юрисдикцией над епископами других провинций.

8. Что касается созыва соборов, то согласно установленному канону (Антиохийский собор (341), канон 20: Hefele C.J., von. Op. cit., v. 1, p. 720) каждый митрополит должен был собирать синод в своей митрополии один или два раза в год. Римский епископ никакого отношения к этому не имел. Созыв Вселенского собора был прерогативой императора: только его властью епископы приглашались на Собор (Евсевий. Жизнь Константина, III, 6 (MPG, XX, 1059); Сократ. Церковная история, I, VIII (MPG, LXVII, 59 p.); Leo I. Ep. 44, 3 (MPL, LIV, 829 p.)). Если бы сделать это попытался кто-нибудь из епископов, он не только не встретил бы повиновения за пределами своей территории, но вызвал бы скандал. Так что созывал всех участников Собора император. Историк Сократ рассказывает, что римский епископ Юлий жаловался на восточных епископов, не пригласивших его на Собор в Антиохию. Он ссылался при этом на каноны, запрещавшие принимать какие-либо решения без ведома Римского епископа (Кассиодор. Трёхчастная история, IV, IX (MPL, LXIX, 960d); Сократ. Церковная история, II, VIII (MPG, LXVII, 195-196)).

Но ведь всякому ясно, что эти запрещения следует относить к постановлениям, касающимся Вселенской Церкви. Нет ничего удивительного в том, что древности и благородству города, а также достоинству его Церкви была оказана такая честь: было решено, что никакое постановление общего характера, затрагивающее христианское учение, не может быть принято в отсутствие епископа Рима, если только он сам не откажется присутствовать при его утверждении. Но разве это может служить основанием для претензий на господство над всей Церковью? Мы не отрицаем, что римский епископ занимал одно из первых мест. Но никоим образом не желаем признавать, будто он обладает превосходством над всеми остальными, как это утверждают современные паписты.

9. Остаётся четвёртый аспект церковной власти – апелляции. Общеизвестно, что тот, к кому апеллируют, обладает высшей юрисдикцией. В древности многие апеллировали к епископу Рима и он со своей стороны старался прибрать к рукам рассмотрение споров, но неизменно подвергался осмеянию, когда преступал границы. Не говорю ничего о Востоке или о Греции. Но мы читаем, что епископы Галлии твёрдо и решительно воспротивились его попыткам узурпировать власть над ними (Leo I. Ep. 10 (ad episcopos per provinciam Viennensem constitutos) (MPL, LIV, 628 p.)).

В Африке этот вопрос долгое время был предметом спора. Когда собор в Милевисе, на котором присутствовал св. Августин, подверг отлучению всех апеллировавших «за море», римский епископ приложил огромные усилия к тому, чтобы внести поправки в это постановление. Он направил в Африку своих легатов, которые должны были доказать, что такая привилегия была дана Риму Никейским собором. Легаты предъявили акты (составленные, по их словам, на Никейском соборе), которые были взяты из архивов римской Церкви. Африканцы воспротивились и заявили, что нельзя доверять Римскому епископу в деле, касающемся его собственных интересов. Так было принято решение обратиться в Константинополь и другие греческие города, чтобы достать там менее сомнительные списки. В них не было найдено ничего, что подкрепляло бы притязания римских легатов. В результате постановление, отменяющее верховную юрисдикцию Римского епископа, осталось в силе. При этом обнаружились низость и бесстыдство Римского епископа, который обманом выдал СардикийскиЙ собор за Никейский и был пойман с поличным.

Но ещё большее бесстыдство и нечестие он выказал тем, что добавил к актам Собора подложное письмо, где преемник Карфагенского епископа Аврелия осуждает высокомерие своего предшественника, дерзнувшего отказать в повиновении Апостольскому престолу, и смиренно просит от себя и своей Церкви милостиво принять их обратно. Вот каковы те пресловутые памятники древности, на которых основано величие римского престола! Под прикрытием древности прибегали к уловкам настолько детским, что даже слепой на ощупь обнаружит их нелепость. Аврелий, говорится в этом письме, исполнившись дерзости и дьявольского упрямства, восстал против Иисуса Христа и св. Петра и потому заслужил анафему. Что же тогда сказать о cв. Августине? И обо всех тех отцах, которые присутствовали на соборе в Милевисе? Но к чему многословно опровергать столь глупое сочинение, которое должно заставить покраснеть от стыда самих папистов, если только они не совсем безнадёжно погрязли в бесстыдстве! Не знаю, намеренно или по незнанию Грациан, составляя собрание постановлений (декретов), вслед за изложением правила о запрещении апелляции за море под угрозой отлучения добавляет: за исключением апелляции к римскому престолу (Decretum Gratiani II, c.II, qu. 6, c. 35). Что поделать с этими тупыми животными, настолько лишёнными здравого смысла, что они делают исключение именно для того случая, ради которого, как всем известно, и создавалось это правило? Ведь, запрещая апелляции за море, собор имел в виду не что иное, как апелляции к Риму.

10. Чтобы покончить с этим вопросом, приведём одну историю, которую передает св. Августин. Она достаточно ясно показывает, какова была в древности юрисдикция Римского епископа. Донат из Касанигрии, схизматик, выдвинул обвинение против архиепископа Карфагенского Цецилиана и сделал так, что тот был осуждён заочно. Ибо Цецилиан, зная о заговоре епископов против него, не захотел явиться на суд. Дело дошло до императора Константина. Император пожелал вынести его на суд Церкви и поручил рассмотрение Мельхиаду, тогдашнему епископу Рима, и некоторым другим епископам Италии, Галлии и Испании, которых он сам назначил (Августин. Письма, 43, II, 4; 53, II, 5; 88, 3; 105, II, 8 (MPL, XXXIII, 161, 198, 303, 299); О едином крещении, против Петелиана, XVI, 28 (MPL, XLIII, 160); Краткое изложение спора с донатистами, собр. 13, XII, 24 (MPL, LXIII, 637)). Если бы такие дела подлежали юрисдикции римского престола в ординарном порядке, разве Мельхиад потерпел бы, что император даёт ему помощников по своему усмотрению? Более того: почему апелляция была направлена Мельхиаду по указу императора, а не на основании его собственного авторитета?

Но посмотрим, что произошло дальше. Цецилиан одержал победу. Донату из Касанигрии было отказано в иске. Донат опротестовал решение, и тогда император Константин направил апелляцию архиепископу Арля. И вот мы видим, как сей последний получает возможность отменить, если сочтёт нужным, приговор Римского епископа или по крайней мере вынести своё собственное решение (Евсевий. Церковная история, X, 5, 219). Если бы римский престол обладал неоспоримой верховной юрисдикцией, разве Мельхиад стерпел бы такое оскорбление – предпочтение, оказанное епископу Арля? И какой император так поступил? Тот самый Константин, про которого паписты хвастливо утверждают, что он приложил не только все своё личное усердие, но и все силы Империи к возвышению достоинства римского престола!

Итак, мы видим, насколько далёк был тогда римский священник от того господства над всеми Церквами, на которое он притязает как на данное ему Иисусом Христом и которым он якобы изначально обладает с согласия всего мира.

11. Я знаю, как много существует папских посланий, рескриптов и декретов, в которых папы до предела превозносят своё могущество. Но я не знаю ни одного настолько скудоумного или невежественного человека, который не видел бы глупости и нелепости, обычно присущих этим посланиям, и не сумел бы с первого взгляда определить, из какой лавочки они вышли. Какой здравомыслящий человек поверит, что Анаклет (один из первых епископов христианской общины в Риме, считающийся по традиции вторым (иногда третьим) преемником св. Петра) был автором знаменитого толкования, которое приписывает ему Грациан, а именно утверждения, что «cephas» означает «глава»? (Decretum Gratiani I, dist. XXII, c. 2) Грациан собрал множество таких нелепиц без разбора. Теперь же наши противники недобросовестно используют их, защищая свой престол. И при свете сегодняшнего дня они не стыдятся открыто напускать туман, которым в прежнее тёмное время увлекали простецов. Но я не буду тратить силы на опровержение всего этого хлама, который своей абсурдностью опровергает себя сам.

Я согласен, что есть послания, действительно написанные древними папами, в которых они стараются возвысить свой престол, давая ему величественные титулы. Таковы, например, послания Льва. Будучи образованным и красноречивым человеком, Лев безмерно жаждал славы и власти. Вопрос, однако, в том, соглашалась ли Церковь с его самовозвеличиванием. Известно, что многих его честолюбие раздражало и понуждало к сопротивлению его притязаниям. В одном из посланий Лев назначает епископа Фессалоникийского своим викарием в Греции и сопредельных странах. В другом – епископа Арля (или какого-то другого города) викарием Галлии. В третьем – епископа Севильского Гормизду викарием в Испании. Но при этом Лев каждый раз оговаривается, что даёт это поручение при условии полного соблюдения древних привилегий митрополитов. И сам называет одной из привилегий установление, согласно которому в случае спора или затруднения в первую очередь обращались к митрополитам. Таким образом, викариат давался при условии, что не будут чиниться никакие препятствия ни епископам в их ординарной юрисдикции, ни архиепископам в управлении провинциями, ни синодам. Но что всё это значит, как не воздержание от какой бы то ни было юрисдикции, а только вмешательство с целью усмирения раздоров, насколько это позволяет церковное общение?

12. Во времена св. Григория этот древний порядок уже претерпел значительные изменения. Империя разваливалась: Галлия и Испания были истощены войнами, Иллирия опустошена, Италия теснима, Африка почти целиком захвачена и разгромлена варварами. Поэтому христианские епископы, стремясь среди этого развала гражданского порядка сохранить в целости хотя бы единство веры, теснее сблизились с римским епископом. От этого значительно возросло не только достоинство римского престола, но и могущество пап. Неважно, почему происходило это возвышение. Важно, что в то время власть римского престола стала намного сильнее, чем прежде. И однако ей было ещё очень далеко до такого превосходства, которое позволяет полностью господствовать над другими. Просто авторитет римского престола давал ему возможность подавлять и увещевать смутьянов, которых другим епископам не удавалось призвать к порядку.

Св. Григорий неизменно подчёркивал, что желает уважать чужие права не менее, чем видеть уважение к своим правам. «Я не хочу из честолюбия унижать кого бы то ни было, – говорит он, – но желаю почитать моих братьев во всём и везде» (Григорий Великий. Письма, II, 47 (MPL, LXXVII, 627)). В посланиях св. Григория первенство Рима больше всего превозносится в следующей фразе: «Я не знаю епископа, который не подчинился бы Апостолькому престолу, оказавшись в нужде». Но тут же добавляет: «Когда нет нужды, тогда все равны, по праву смирения» (Григорий Великий. Письма, IX, 59 (MPL, LXXVII, 996)). Тем самым он присваивает себе власть направлять оступившихся, но признает свое равенство с теми, кто исполняет свой долг. Однако следует заметить, что такую власть он присваивает себе сам. Кто хотел, тот мог согласиться с ним; кто не хотел, тот был вправе возражать, что многие и делали. Следует заметить также, что здесь св. Григорий говорит и о примасе Византии, осуждённом поместным собором, но презревшем приговор всех епископов страны. Те обратились с жалобой к императору, а он поручил рассмотрение дела св. Григорию. Как видим, папа вовсе не пытался нарушить ординарную юрисдикцию и даже попытки помочь другим он предпринимал по желанию императора.

13. Итак, вот какова была в то время власть римского епископа: она заключалась в противостоянии мятежным и непокорным священнослужителям всякий раз, когда возникала нужда в каком-нибудь экстраординарном средстве. И всё это для того, чтобы помогать, а не мешать другим епископам. Но римский престол имел над другими не больше власти, чем допускал её по отношению к себе. Так, св. Григорий признаёт, что готов выслушать упрёк и получить наставление от всех остальных епископов (Он же. Письма, II, 52 (MPL, LXXVII, 596)). В одном из посланий он велит епископу Аквилеи явиться в Рим, дабы разрешить вероучительный вопрос, оказавшийся в то время предметом спора между ним и соседними епископами. Но при этом сам св. Григорий говорит, что поступает так по велению императора, а не в силу своей собственной власти. И добавляет, что будет судить не один, а соберёт собор (епископов) своей провинции (Там же, I, 5 (MPL, LXXVII, 448)).

Но хотя власть римского престола ещё ограничивалась определёнными рамками, преступать которые было нельзя, и римский епископ не главенствовал над остальными, не находившимися у него в подчинении, св. Григорий был уже весьма недоволен сложившимися обстоятельствами. Ибо по всякому поводу он жалуется, что вследствие епископского служения вовлекается обратно в мир, что опутан земными делами больше, чем любой из когда-либо живших мирян, так что эти мирские заботы совсем задушили его. И ещё в одном из писем: «Я обременён таким грузом забот, что душа моя не может подняться ввысь. Меня сбивают с ног волны всяких жалоб и споров. После той мирной жизни, какую я вёл раньше, мне не дают покоя разнообразные бури этой смятенной жизни. Так что я могу сказать: я вошёл в пучину морскую, и шторм поглотил меня» (Там же, I, 7, 26 (MPL, LXXVII, 453, 479)). Подумать только, что бы он сказал, если бы жил в наше время! Ведь он не участвовал в гражданском управлении, а признавал себя простым подданным императора, как все остальные, не вмешивался в дела других Церквей, разве что по велению необходимости. И всё же ему казалось, что он заблудился в лабиринте, потому что просто не имел возможности посвятить себя епископскому служению.