Текст книги "Наставление в христианской вере, т.4"

Автор книги: Жан Кальвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц)

14. Как уже было сказано (/4/7.4), в то время архиепископ Константинопольский спорил с Римским епископом по поводу первенства. Ибо после провозглашения столицей Империи Константинополя казалось вполне логичным, чтобы его Церковь заняла второе место. Ведь фактически первое место было сперва отдано Риму именно потому, что он был главным городом Империи. Грациан приводит рескрипт папы Люция, где утверждается, что изначальный церковный порядок митрополий и архиепископств соответствовал временному, земному устроению. Другими словами, кафедры распределялись таким образом, что город, высший или низший в отношении земного порядка вещей, получал соответствующую степень в порядке духовного устроения (Decretum Gratiani I, dist. LXXX, c. 1).

Известен и другой рескрипт, подписанный именем Климента, где говорится, что патриархи стали во главе тех городов, которые в дохристианское время служили местопребыванием главных жрецов (Op. cit., c. 2). Это не совсем верно, но отчасти близко к истине.

Ибо известно, что сначала, с целью смягчить резкость перемен, престолы епископов и примасов распределялись соответственно земному устроению и потому их резиденциями стали центры административной или судебной власти. В связи с этим Первый Туринский собор постановил, что города, которым принадлежит ведущая роль в светском устроении, должны сделаться также главными епископскими кафедрами. И если земное превосходство будет перенесено от одного города к другому, то одновременно переносится и архиепископство (Первый Туринский собор, каноны 1 и 2: Hefele C.J., von. Op. cit., v. 2, p. 133-134).

Однако папа Иннокентий, наблюдая закат Рима после перенесения столицы Империи в Константинополь и опасаясь уменьшения роли своего престола, издал противоположный закон, согласно которому изменения в гражданском порядке не обязательно должны влечь за собой перемены в церковном главенстве (Innocentius I. Ep. 24, c. 1 (MPL, XX, 547-548)). Но по здравому рассуждению авторитет собора следовало бы предпочесть мнению отдельного человека. К тому же Иннокентий не может вызывать у нас полного доверия как человек, лично заинтересованный в данном деле. В любом случае декрет Иннокентия со всей очевидностью показывает, что изначальный порядок заключался именно в распределении архиепископских кафедр соответственно значению городов в мирском устроении.

15. Следуя древнему установлению, Первый Константинопольский собор отдал епископу Константинополя как нового Рима второе место в чести и достоинстве (Сократ. Церковная история, V, VIII (MPG, LXVII, 579); Кассиодор. Трёхчастная история, IX, XIII (MPL, LXIX, 1129c); decretum Gratiani I, dist. XXII, c. 3). Много позже, когда Халкидонский собор издал такое же постановление (Халкидонский собор (451), канон 28: Hefele C.J., von. Op. cit., v. 2, p. 815 s.), ему твердо и решительно воспротивился папа Лев. Он не только позволил себе пренебречь решением шестисот епископов, но и обрушился на них, как видно из его посланий (Leo I. Ep. 104, 2; 105, 2 p.; 106 (MPL, LIV, 993 b p., 998 p., 1001 p.)), с резкими упрёками за то, что они отобрали у других Церквей честь, отдав ее Церкви Константинополя. Я спрашиваю, что побудило его из-за такого ничтожного дела сеять смуту по всему миру, как не голое честолюбие? Лев заявляет, что единожды принятая Никейским собором очерёдность должна сохраняться неизменной. Можно подумать, что всё христианство оказалось под угрозой из-за предпочтения, отданного одной Церкви перед другой, или что патриархаты были установлены Никейским собором для иных целей или с иными намерениями, нежели внешнее устроение Церкви! А внешнее устроение, как известно, с течением времени позволяет и даже требует определённых перемен. Так что Лев безосновательно настаивает на том, что никоим образом не следует отдавать константинопольскому престолу честь, ранее отданную Никейским собором Александрии. Совершенно очевидно, что этот канон мог быть изменён в соответствии с новыми условиями.

Почему ни один из восточных епископов, которых этот вопрос касался гораздо больше, не высказал никакого протеста? На соборе присутствовал Протерий, избранный Александрийским епископом вместо Диоскура, и другие патриархи, честь которых подвергалась умалению. Именно им надлежало воспротивиться такому решению, а не Льву, не понёсшему никакого урона. Однако восточные епископы промолчали, более того, выразили своё согласие. И только римский епископ выступил против.

Нетрудно понять, что побудило его к протесту: он предвидел то, что должно было произойти потом, а именно: по мере заката славы города Рима Константинополь всё менее будет довольствоваться вторым местом и начнёт претендовать на первое. Однако громогласные протесты Льва не лишили силы постановление Собора. Поэтому его преемники, видя бесполезность таких попыток, отказались от навязчивой идеи и признали за Константинопольским патриархом второе место.

16. Однако вскоре, во времена св. Григория, Константинопольский епископ Иоанн преступил границы своей власти и объявил себя Вселенским патриархом. Григорий, не желая умалять чести своего престола, справедливо выступил против такого безрассудства. Разумеется, со стороны Иоанна притязания на епископскую власть над всей Империей были недопустимой гордыней, более того, безумной дерзостью. Но Григорий вовсе не утверждал, что честь, которую он отрицал за Константинопольским епископом, принадлежит ему. Нет, он выступил против самого этого титула, кто бы его ни узурпировал, как против титула нечестивого и оспаривающего честь Бога. В послании епископу Александрийскому Евлогию, которое приписывают св. Григорию, говорится: «Во вступлении к адресованному мне письму Вы употребили горделивое слово, назвав меня „Вселенским папой“. Прошу Ваше Святейшество больше этого не делать. Ибо все, что даётся другому сверх основания, то отнимается у Вас. Что касается меня, я отнюдь не считаю за честь то, в чём, как я вижу, умаляется честь моих братьев. Ибо честь моя в том, чтобы сохранялся в силе надлежащий порядок Вселенской Церкви и честь братьев. Называя меня Вселенским папой, Вы тем самым признаёте, что не являетесь даже отчасти тем, что приписываете мне целиком» (Григорий Великий. Письма, VII, 30 (MPL, LXXVII, 933)).

Дело св. Григория было правым и честным. Однако Иоанн, пользуясь поддержкой императора Маврикия, настаивал на своём. Также и его преемник Кириак упорствовал в своих притязаниях, и никто не сумел убедить его отказаться от них.

17. В конце концов Фока, ставший императором после смерти Маврикия и более благоволивший к Риму (не знаю почему; может быть, потому, что он был без возражений там коронован), предоставил Бонифацию III честь, о которой св. Григорий и не помышлял: провозгласил Рим главой над всеми Церквами. Так был положен конец спору.

Однако это благодеяние императора не пошло бы впрок римскому престолу, если бы не стечение других обстоятельств. В скором времени вся Греция и Азия прервали общение с Римом. Галлия же так «почитала» Римского епископа, что подчинялась ему лишь постольку, поскольку ей это было угодно. И только когда королём стал Пипин (Короткий), она была приведена к покорности. Тогдашний папа Захарий помог Пипину изгнать его законного короля и сеньора и завладеть королевством. Пипин же вознаградил папу тем, что подчинил все галльские Церкви юрисдикции римского престола. Подобно делящим добычу разбойникам, эти благородные люди разделили награбленное таким образом, что Пипин приобрёл земное владычество, а Захарий – духовное главенство. Однако в связи с тем, что новшества прививались с трудом и поначалу встречали сопротивление, папские прерогативы были подтверждены Карлом Великим, причём почти по такой же причине. Ибо Карл был обязан Римскому епископу, став императором при его содействии.

Вероятно, Церкви и до того претерпели пагубные изменения. Но в это время во Франции и Германии древний порядок оказался полностью уничтожен. Анналы, составленные при парижском дворе в форме хроник, при упоминании о церковных делах сообщают о сделке между Пипином и Карлом Великим, с одной стороны, и римским первосвященником – с другой. Отсюда явствует, что древний церковный порядок был совершенно изменён.

18. В последующие времена, по мере того как с каждым днём дела шли все хуже, возрастала тирания римского престола – отчасти из-за неразумия епископов, отчасти из-за их беспечности. В то время как римский понтифик день ото дня возносился выше и выше, присваивая себе одному все права, другие епископы не проявляли должного усердия в противодействии его притязаниям. Но даже если бы они захотели это сделать, им не удалось бы выполнить свою задачу до конца по причине их собственного невежества и неразумия. Поэтому мы видим, в каком расстроенном состоянии находилась Церковь в Риме во времена св. Бернара и какой чудовищной профанации подвергалось христианство.

Св. Бернар говорит о царящем в Риме мошенничестве, обмане и насилии, о гнусности принятого там судопроизводства, неподобающего не только Церкви, но и светскому правосудию (Бернар Клервоский. О размышлении, пять книг к Евсевию (De consideratione libri quinque ad Eugenium), III, I, c. X (MPL. CLXXXII, 740)).

Он жалуется на то, что честолюбцы, сребролюбцы, покупатели церковных должностей, развратники, кровосмесители и прочие нечестивцы со всего света стекаются в Рим, дабы получить от Церкви почести, даруемые властью Апостолького престола, или сохранить свои владения. Бернар сетует на то, что Церковь полна честолюбцев, не останавливающихся ни перед каким злодейством и подобных разбойникам, которые в своём логове делят награбленное у путников. «Лишь немногие, – говорит он, – взирают на уста законодателя; большинство же глядит ему в руки. И не без причины, ибо именно они обделывают все папские дела». И затем, обращаясь к папе: «Кто эти льстецы, которые говорят тебе: „Ну же, давай смелее!“? Ты покупаешь их за остатки Церквей. Жизнями бедняков усеяны дворцы богачей. Серебро сверкает в грязи, и к нему бегут со всех сторон. Но достаётся оно не самому бедному, а самому сильному или самому проворному. Такое обыкновение – вернее, такое пагубное беззаконие – сложилось при тебе. Дай Бог, чтобы при тебе оно кончилось! Но ты наряжаешься и украшаешь себя драгоценным убранством. Осмелюсь сказать, что твой престол напоминает скорее стадо бесов, чем овец. Разве св. Пётр творил подобное? Разве св. Павел развлекался подобным образом? ... У тебя при дворе больше привыкли грести добро, чем делать добрыми людей. Ибо дурные здесь не станут лучше, а добрые испортятся». Затем св. Бернар рассказывает о злоупотреблениях, творимых в связи с апелляциями, о которых ни один верующий не может читать без ужаса. И в заключение, касаясь жадного стремления римского престола узурпировать не принадлежащую ему юрисдикцию, он пишет следующее: «Все Церкви громко стенают и жалуются на то, что они разъяты и расчленены. Нет или почти нет ни одной Церкви, которая не страдала бы от этой язвы или не страшилась её. Ты спросишь, какой язвы? Аббаты изъяты из-под юрисдикции своих епископов, епископы – архиепископов. Простить такое было бы чудом! Поступая таким образом, ты являешь полноту власти, но не справедливости. Ты делаешь это потому, что можешь это делать; однако вопрос в том, должен ли ты это делать. Ты поставлен для того, чтобы сохранять за каждым его честь и подобающее сану достоинство, а не посягать на них».

Помимо этого Бернар говорит еще многое. Но я намеревался упомянуть его сочинение мимоходом, дабы читатель увидел, в каком состоянии находилась Церковь в Европе и насколько тяжело и горько было терпеть всё это добрым верующим.

19. Но если мы признаем за папой то преобладание и ту юрисдикцию, какими он обладал во времена Льва и Григория, то что сказать о нынешнем папстве? Не будем говорить пока о земном господстве и светской власти (к ним мы обратимся позже (/4/20)), но о том духовном правлении, которым они величаются. Что общего у этого правления с теми временами? Паписты говорят о римском понтифике не иначе, как о суверенном главе всей земной Церкви и о епископе всего мира. И сами папы, рассуждая о своём авторитете, заявляют, что им принадлежит власть повелевать, а всем остальным – обязанность повиноваться; что все их предписания должны приниматься так, как если бы их подтвердил с Неба голос св. Петра; что поместные соборы, на которых не присутствовал папа, не имеют силы; что папы могут поставлять священников и диаконов всех Церквей, а поставленных в другом месте отрывать от их Церквей и призывать к себе. В огромном «Декрете Грациана» содержится множество подобных претензий. Не буду приводить их все, дабы не утомлять читателя. Их общий смысл сводится к тому, что в ведении Римского епископа находятся все дела Церкви, будь то вынесение суждений и решений по вероучительным вопросам, издание законов и уставов, дисциплинарные предписания или осуществление юрисдикции.

Было бы излишне и слишком долго перечислять все те привилегии, которые папы приписывают себе в качестве «резерваций». Но самое нетерпимое из их притязаний то, что они не признают никакого земного суда, способного сдержать или ограничить их безудержные вожделения в случае злоупотребления властью, которая уже сама по себе не знает ни границ, ни меры. Никому не позволено, заявляют они, опровергать суждения нашего престола, ибо нам принадлежит главенство (Ibid., XVII, qu. 4, c. 30). И ещё: тот, кто судья над всеми, не подлежит суду ни императора, ни клира, ни народа (Ibid., IX, qu. 4, c. 13). Когда один человек объявляет себя судьёй над всеми, сам же не хочет подлежать ничьему суду, это уже превосходит всякую меру. А если папа установит тираническую власть над всем народом Божьим? Если подвергнет опустошению и разрушению Царство Христово? Если станет причиной смуты и потрясения во всей Церкви? Если превратит пастырское служение в разбой? На него нет управы. И даже если он будет величайшим злодеем на свете, то и тогда он станет отрицать за собой обязанность держать ответ. Ибо папские эдикты гласят: «Бог пожелал предоставить решение дел других людей человеческому суду, но право судить Прелата нашего Престола Он оставил только за Собой» (Ibid., c.11). И ещё: «Дела наших подданных подлежат нашему суду, а наши дела – суду одного лишь Бога» (Ibid., c.15).

20. Чтобы эти сентенции выглядели авторитетнее, их ложно сопровождают именами некоторых древних пап, как если бы такое положение дел существовало изначально. Однако не подлежит никакому сомнению, что всё приписываемое папе помимо того, что, как было показано выше, признают за ним древние соборы, суть новоизобретения позднейших времён. Но это ещё не всё. Они в своём бесстыдстве дошли до того, что обнародовали под именем Константинопольского патриарха Анастасия следующий рескрипт: якобы древние каноны устанавливают, что нигде, даже в самых отдалённых странах, ничто не должно совершаться без предварительного уведомления римского престола. Общеизвестно, что это ложь. Но и помимо этого кто поверит, что враг римского престола и соперник папы в отношении чести мог сказать что-либо подобное? Должно быть, эти антихристы впали в такую ярость и ослепление, что их порочность видна всякому здравомыслящему человеку, если только он не закрывает на неё глаза.

Составленные Григорием IX Декреталии, а также «Клементины» и «Extravagantes» Мартина ещё более явно и громогласно свидетельствуют о сверхчеловеческой надменности и совершенно варварской тирании. Таковы те пресловутые оракулы, на основании которых приверженцы Рима хотят добиться почтения к своему папству! Отсюда же происходят те вероучительные положения, которые повсеместно считаются у них данными с Небес, а именно: утверждение о непогрешимости папы (Gregorius VII. Register epistolarum, II, Dictatus papae (MPL, CXLIII, 408b)), о его превосходстве над всеми соборами (Булла «Execrabilis» («Достойно проклятия») Пия II (1460); булла «Pastor aetermis» («Вечный пастырь») Льва X (1516)); о том, что он сеть вселенский епископ и верховный глава Церкви на земле (Булла «Unam sanctam» («Единая святая») Бонифация VIII (1302); Gregprius VII. Register epistolarum, II, Dictatus papae (MPL, CXLIII, 407)).

Не говорю уже обо всех тех нелепостях, какие бормочут в своих школах канонисты, а богословы Сорбонны не только соглашаются с ними, но и рукоплещут им за лесть своему кумиру.

21. Не буду обличать их со всей строгостью. Всякий, кто захочет разом оборвать их назойливое кудахтанье, может сослаться на слова св. Киприана, сказанные на Карфагенском соборе, где он председательствовал: «Никто из нас не называет себя епископом епископов, никто не принуждает своих товарищей к повиновению посредством тиранического устрашения» (Первый Карфагенский собор (256) (MPL, III, 1092)). Можно было бы также сослаться на канон, установленный в Карфагене чуть позже: никто не должен именовать себя князем («принцепсом») епископов, или первым епископом (Третий Карфагенский собор (397), канон 26 (MPL, LXXXIV, 192)). Можно привести множество исторических свидетельств, соборных канонов и изречений древних отцов, ставящих римского епископа на место и позаботившихся о том, чтобы он не слишком широко распускал крылья.

Но я воздержусь от всего этого, дабы не создалось впечатления, будто я чрезмерно упираю на эти вещи. Пускай только защитники римского престола ответят мне: не стыдно ли им отстаивать титул вселенского епископа, столько раз преданный анафеме св. Григорием? Если свидетельство св. Григория что-нибудь значит, то, называя своего папу вселенским епископом, они тем самым объявляют его Антихристом.

Равным образом титул «глава» не употреблялся в те времена, то есть при св. Григории. Ибо в одном месте он говорит: «Пётр был главным членом тела. Иоанн, Иаков и Андрей были главами отдельных народов. Но все они были членами Церкви под одним Главою. Также и святые прежде Закона, святые под Законом и святые в благодати – все они образовывали тело Господа, составляя его члены. И никто никогда не желал именоваться вселенским!» (Григорий Великий. Письма, V, 18 (MPL, LXXXVII, 740)).

Что касается притязаний папы на власть повелевать, они тоже плохо вяжутся с тем, что говорит св. Григорий в другом месте. Александрийский епископ Евлогий написал ему письмо, содержащее такие слова: «Следуя тому, что Вы мне повелели ...» Св. Григорий отвечает: «Прошу Вас, возьмите назад слово „повелели“. Я знаю, кто я и кто Вы. По сану я считаю Вас моим братом, по святости – отцом. Поэтому я ничего Вам не повелевал, а только хотел предупредить Вас о том, что мне кажется полезным» (Там же, VIII, 30 (MPL, LXXXVII, 933)).

Что же до бесконечного расширения папской юрисдикции, то этим папа наносит тяжкое и несправедливое оскорбление не только другим епископам, но и всем остальным Церквам, которые он раздирает на части, дабы из их руин воздвигнуть свой престол.

Папа ограждает себя от любого суда и хочет деспотически править таким образом, чтобы его желание было ему вместо закона. Но это настолько чуждо церковному порядку, что никоим образом не может быть оправдано. Ибо такое правление противно не только христианству, но и человечности.

22. Но чтобы не было нужды разбирать эту тему пункт за пунктом по отдельности, я вновь обращаюсь к этим усердным адвокатам римского престола с вопросом: не стыдно ли им защищать нынешнее состояние папства, которое со всей очевидностью в сто раз хуже, чем было во времена св. Григория и св. Бернара? А ведь эти святые люди весьма печалились над тем, что открывалось их взору уже тогда! Св. Григорий то и дело сетует, что отвлекается на неподобающие его служению занятия; что в результате принятия епископского сана он вернулся в мир и более погряз в земных заботах, чем когда был мирянином; что мирские дела душат его до такой степени, что дух его не может подняться ввысь, что волны швыряют его, как во время бури, и можно сказать, что пучина морская поглотила его. Правда, при всех своих земных заботах он имел возможность проповедовать народу в церкви, особо увещевать тех, кто в этом нуждался, наводить в своей Церкви порядок, давать советы соседним епископам и побуждать их к исполнению долга. И ещё у него оставалось какое-то время на писание книг – что он и делал. И тем не менее он жалуется на свою несчастную судьбу, на то, что пучина морская поглотила его. Но если тогдашнее правление было пучиной морской, то что сказать о нынешнем папстве? Как далеко ушло оно от прежнего состояния? Если бы папа вздумал сегодня проповедовать, это сочли бы за диво. О том, чтобы заботиться о дисциплине, печься о Церквах, исполнять какое-то духовное служение, и речи нет. Короче нет ничего, кроме земного мира. И тем не менее паписты восхваляют этот лабиринт так, как если бы было невозможно вообразить ничего устроенного лучше.

А каким воздыханиям и сетованиям предавался св. Бернар, говоря о пороках своего времени! Что же сказал бы он, если бы увидел творящееся в наши дни, когда злодеяния потоком заливают всё вокруг?! Какое же бесстыдство, спрашиваю я, надо иметь, чтобы не только упорно отстаивать святость и божественность порядка, единодушно осуждённого всеми древними отцами, но и злоупотреблять их свидетельствами, защищая то, что было им совершенно неведомо? Согласен, во времена св. Бернара испорченность уже достигла таких размеров, что между ней и тем, что есть сейчас, нет большой разницы. Но те, кто с целью оправдать нынешнее папство ссылается на эпоху Льва и св. Григория, вовсе не имеют ни стыда ни совести. Они поступают подобно тому, как если бы кто-нибудь, доказывая законность монархии императоров, восхвалял древнее состояние Римской республики, то есть заимствовал похвалы свободе для украшения тирании.

23. Наконец, даже если согласиться с ними во всём, о чём до сих пор шла речь, они и тогда ничего не выигрывают. Ибо мы начинаем против них новый процесс, когда отрицаем существование в Риме Церкви, достойной унаследовать дары Бога св. Петру, и когда отрицаем наличие епископа, достойного пользоваться какими-либо привилегиями. Поэтому даже если всё опровергнутое выше было истиной – что Пётр был по слову Христа поставлен главою Вселенской Церкви и передал эту честь римскому престолу; что это подтверждается авторитетом древней Церкви и долгим её существованием; что римскому папе с общего согласия всегда принадлежала верховная юрисдикция; что он был поставлен судьёй во всех делах и надо всеми людьми на земле, сам же не подлежит ничьему суду, – даже если бы мы признали все это – и больше этого – истиной, если им так угодно, то всё равно я одним словом отвечу, что ничего этого нет, если нет в Риме Церкви и епископа. Желают они того или нет, им придётся признать, что Рим может быть матерью Церквей только в том случае, если сам является Церковью. И некто может быть князем епископов только тогда, когда сам является епископом.

Итак, они хотят, чтобы Рим был Апостольским престолом? Пусть докажут, что там есть подлинный и законный апостолат. Они хотят, чтобы римский прелат главенствовал над всем миром? Пусть докажут, что там есть настоящий епископ. Но как они могут представить хоть какую-то видимость Церкви? Они утверждают, что Церковь у них есть, и постоянно твердят об этом. Но в ответ я говорю, что Церковь узнаётся по конкретным признакам, а звание епископа есть имя служения. Речь в данном случае идёт не о народе, а о порядке управления, который всегда должен присутствовать в Церкви. Где служение, установленное Христом? Вспомним о том, что было сказано о служении священников и епископов (/4/3.6-8). Если мы приложим мерило Господнего установления к служению кардиналов, то окажется, что они менее всего священники. Что касается папы, хотелось бы знать, что у него общего с епископом. Главное в епископском служении – проповедь народу Слова Божьего. Второе, близкое к первому дело, – совершение таинств. Третье – увещевание, порицание и даже наказание отлучением оступившихся. Что из всего этого исполняет папа? Более того, стремится ли он исполнять это? Так пусть его льстецы скажут мне, как могут они желать, чтобы его считали епископом, если он ни в малейшей степени даже не притрагивается к тому, что должно быть его служением?

24. В отношении епископа дело обстоит не так, как в отношении короля. Ибо король сохраняет свои звание и титул, даже если не исполняет своего долга; а оценивая епископа, смотрят на исполнение заповеди которая дана была Господом всем епископам и всегда должна оставаться в силе. Поэтому пусть римляне разрешат мои сомнения. Я утверждаю что их папа вовсе не является главенствующим среди епископов, потому что он вообще не епископ. Чтобы выиграть в первом, им надо доказав второе. Но как быть с тем, что папа не только не имеет ничего присущего епископу, но выказывает прямо противоположные качества?

Здесь я оказываюсь в весьма затруднительном положении. С чего начать? С вероучения или нравов? Что скажу? О чём умолчу? Где остановлюсь? Скажу вот что: при том, что мир сегодня полон ложных и нечестивых доктрин, изобилует всякого рода суевериями, ослеплён множеством заблуждений и погряз в безудержном идолопоклонстве, нет ни одного из этих зол, которое не исходило бы от римского престола или по крайней мере не получило бы там поддержки. И если папы с такой яростью ополчаются сегодня против возрождающегося евангельского учения прилагают все силы к его уничтожению, подстрекая королей и князей преследовать его, то это объясняется одной причиной: они прекрасно понимают, что их царствованию придёт конец, едва только Евангелие будет восстановлено во всей полноте. Лев (Лев X, папа 1513-1534) был очень жесток по природе, Климент (Климент VII, 1523-1534) пролил немало крови, Павел (Павел III, 1534 – 1549) сегодня тоже склонен к бесчеловечной ярости. Но сражаться против истины их побуждала не столько их природа, сколько тот факт, что эта борьба – единственное средстве сохранить их тиранию. Не имея другой возможности удержаться, кроме как вступив в борьбу с Иисусом Христом, они прилагают все силы к разрушению Евангелия, как если бы речь шла о защите собственной жизни.

Так что же? Можем ли мы считать апостольским престол, где не видно ничего, кроме чудовищного отступничества? Признаем ли мы викарием Христа того, кто яростным преследованием Евангелия открыто являет себя Антихристом? Тот, кто огнём и мечом силится разрушить всё воздвигнутое Петром, должен ли почитаться преемником Петра? Назовём ли мы главой Церкви того, кто разрывает её на части и прежде всего отрезал её от Иисуса Христа, истинного Главы, превратив её в искалеченное бездыханное тело? Даже если согласиться с тем, что Рим был некогда матерью Церквей, он перестал быть ею с тех пор, как сделался престолом Антихриста.

25. Некоторым кажется, что мы злословим и выражаемся слишком резко, когда называем папу Антихристом. Но тем, кто так думает, не приходит в голову, что они обвиняют в том же пороке св. Павла, вслед за которым и словами которого мы говорим. А чтобы никто не мог возразить, будто мы злонамеренно обращаем против папства слова св. Павла, якобы подразумевающие иное, я вкратце покажу, что их нельзя понять и истолковать иначе, кроме как применительно к папству. Св. Павел говорит, что Антихрист сядет в доме Божием (2 Фес 2:4). В другом месте Св. Дух свидетельствует, что царство Антихриста обнаружится в высокомерных и святотатственных речах против Бога (Дан 7:25). Отсюда я заключаю, во-первых, что тирания, восставшая на духовное царство Христа, – тирания не столько над телами, сколько над душами. Во-вторых, эта тирания не уничтожает ни имени Христа, ни имени Церкви, но таится под сенью Иисуса Христа и под видом Церкви, как под маской. Все ереси и секты, какие были от сотворения мира, принадлежат царству Антихриста. Но когда св. Павел предрекает отступление или смуту (2 Фес 2:3), он хочет тем самым сказать следующее: престол мерзости, о котором идёт речь, будет воздвигнут, когда возмутится вся Церковь, хотя и тогда многие отдельные её члены, рассеянные по разным местам, сохранят твёрдость в единстве веры. Далее св. Павел добавляет, что Антихрист уже в его время начал творить втайне дело беззакония [2 Фес 2:7], чтобы впоследствии завершить его открыто. Отсюда мы делаем вывод, что это бедствие должно произойти не от одного человека и не кончится со смертью одного человека.

Затем апостол сообщает нам признак, по которому можно узнать Антихриста: он похитит у Бога его честь, дабы присвоить её себе. Таков главный признак, которым мы должны руководствоваться в поисках Антихриста, и особенно когда видим, что эта гордыня простирается вплоть до публичного разрушения в Церкви. Но ведь общеизвестно, что папа бесстыдно присвоил себе то, что принадлежит одному лишь Богу и Иисусу Христу. Поэтому нет сомнений, что именно папа возглавляет это царство неправды и мерзости.

26. Пусть теперь паписты возражают нам, ссылаясь на древность. Как будто при подобном извращении всей истории и всего порядка честь престола может пребывать там, где нет престола! Евсевий рассказывает, что Бог во исполнение праведной мести некогда перенёс Иерусалимскую Церковь в сирийский город Пеллу (Евсевий. Церковная история, III, c. V, 3). Но то, что, как известно, было сделано однажды, может повторяться. Ибо слишком глупо и нелепо было бы настолько привязывать честь главенства к месту, чтобы занимающий престол человек, признанный в древности первым, на этом единственном основании почитался викарием Иисуса Христа, преемником св. Петра и первым Прелатом Церкви, хотя на деле он смертельный враг Иисуса Христа, непримиримый противник Евангелия, безумный расточитель и разрушитель Церкви, жесточайший палач и убийца всех святых. Не говорю уже о том, насколько папская канцелярия далека от легитимного церковного порядка, хотя одного этого пункта достаточно для разрешения всех вопросов. Ибо ни один здравомыслящий человек не свёл бы епископское служение к свинцу (буллы обычно скреплялись свинцовой печатью) и буллам, а тем более к той лавочке всевозможных уловок и хитростей, какой является, по общему мнению, все духовное правление папы. Так что правильно кто-то сказал, что та Римская Церковь, о которой идёт речь у нас и в древних текстах, уже давно превратилась в курию и только её теперь можно увидеть в Риме. Я не касаюсь здесь пороков отдельных лиц, но доказываю, что папство в целом совершенно противно церковному устроению.