Текст книги "Наставление в христианской вере, т.4"

Автор книги: Жан Кальвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 38 страниц)

9. Теперь перейдём к «белому духовенству». Одни священники являются бенефициариями, то есть обеcпечены средствами для удовлетворения утробы, а другие перебиваются кое-как, зарабатывая себе на жизнь пением или бормотанием молитв, выслушиванием исповедей, погребением покойников и другими подобными вещами. Одни из-за бенефициев имеют попечение о душах – это епископства и приходы. Другим бенефиции служат для того, чтобы жить припеваючи: таковы доходы с церковного имущества и доходы, связанные с должностью каноника, капеллана и других. Однако весь ход вещей настолько извратился, что аббатства и приорства (по православной терминологии – «благочиния») даются не только «белому духовенству», но и малым детям. Причём это стало настолько распространённым явлением, что вошло в обычай.

Что же касается наёмного духовенства, получающего подённую плату, их занятие представляет собой не что иное, как проституцию, позорную и недостойную торговлю, причём принявшую огромные размеры. Но поскольку им стыдно побираться в открытую или они не ждут от этого большой выгоды, то предпочитают рыскать повсюду, словно голодные псы, и с назойливым лаем силой вырывают то у одного, то у другого кусок, дабы насытить им своё брюхо. Если я возьмусь показывать, какое бесчестие терпит Церковь от такого падения священнического звания, то никогда не остановлюсь. Поэтому не стану долго причитать о том, насколько велико всё это непотребство. Скажу только, что если дело священнослужителя – пасти Церковь и совершать таинства духовного Царства Христова, как этого требуют Слово Божье [1 Кор 1:4] и древние каноны, то подобные священники, не имеющие иного занятия, кроме торговли мессой и заученными молитвами, не только уклоняются от исполнения долга, но и вовсе не имеют никакого законного служения. Ведь у них нет ни учительской кафедры, ни паствы – есть только жертвенник, чтобы приносить на нём в жертву Иисуса Христа. А такое жертвоприношение совершается не Богу, а дьяволу [1 Кор 10:20], как это будет показано ниже (4/18).

10. Я теперь говорю не о пороках отдельных людей, а о том зле, которое укоренено в самом установлении и не может быть отделено от него. Добавлю ещё несколько слов; они не понравятся папистам, но, так как они выражают истину, их придётся сказать. Речь идёт о канониках, деканах, капелланах, прево, певчих и всех тех, кто живёт за счёт дармовых бенефициев. Какое служение, какое полезное дело могут они исполнить в Церкви? От проповеди Слова, попечения о дисциплине и совершения таинств они избавлены, как от слишком докучливых забот. Что же остаётся у них, что оправдывало бы их претензии на звание священнослужителей? Они участвуют в песнопениях и пышных обрядах, но всё это вещи никчёмные. Если они ссылаются на обычай, сложившийся порядок вещей и его древность, то я в ответ могу апеллировать к словам Христа о том, каковы должны быть истинные священнослужители и какими качествами должны обладать те, кто хочет считаться таковыми [Мф 10:7 сл. и др.]. А если они не хотят мерить себя такой строгой мерою, как мера Иисуса Христа, то пусть по крайней мере согласятся, чтобы это дело рассудил авторитет древней Церкви. Однако и при таком условии они ничего не выиграют, то есть если будут судимы согласно древним канонам. Те, кто ныне превратился в каноников, должны были быть городскими пресвитерами, как раньше, чтобы править Церковью совместно с епископом и выступать как бы его помощниками в пастырском служении. Ни должность члена капитула, ни тем более должность капеллана не имеют ничего общего с управлением Церковью, как и прочий подобный мусор и шлак. Так с какой же стати мы должны их почитать?

Иисус Христос и древняя Церковь вообще не включали их в разряд пресвитеров. И тем не менее они утверждают, что принадлежат к священнослужителям. Нужно сорвать с них маску, и тогда мы увидим, что их занятия совершенно чужды священническому служению, как оно определено апостолами и установлено древней Церковью. Все эти ранги и чины, как бы их ни украшали и ни возвеличивали званиями и титулами, являются нововведениями. По крайней мере, они не имеют основания ни в установлении Господа, ни в практике древней Церкви. Поэтому им нет места в описании того духовного устроения, которое определено самим Богом и принято Церковью. Если же они хотят, чтобы я ещё лучше разжевал им свои слова, – пожалуйста: поскольку капелланы, каноники, деканы, певчие, прево и прочие даром насыщающие чрево пальцем о палец не ударяют во исполнение того, чего требует от них священническое служение, то нельзя допускать, чтобы они обманом присваивали себе честь и совершали насилие над священным установлением Иисуса Христа.

11. Теперь обратимся к епископам и приходским священникам. Они доставили бы нам большую радость, если бы старались соответствовать своему званию. И мы охотно бы признали святость и почёт их служения, если бы они его исполняли. Но они покидают вверенные им Церкви и перекладывают свои обязанности на плечи других, желая в то же время слыть пастырями и заставить нас поверить, будто дело пастыря – не делать ничего. Если какой-нибудь ростовщик, ни разу не выезжавший из города, вздумает выдавать себя за пахаря или виноградаря; если солдат, всю жизнь проведший в сражениях и походах, никогда не бравший в руки книги и не заседавший в суде, начнёт представляться учёным или адвокатом, – кто потерпит подобные шутки? Эти же совершают ещё большую глупость, претендуя на звание законных пастырей Церкви, но вовсе не желая ими быть. Кто из епископов и кюре хотя бы делает вид, что исполняет свои обязанности? Многие из них всю жизнь проедают доход со своих церквей, так ни разу и не заглянув в них. Другие посещают свою церковь раз в году или посылают к ней доверенных лиц, сдавая её в аренду с выгодой для себя. Когда возникла такая извращённая практика, многие, кто желал воспользоваться священническим званием, предпочли держаться подальше от своей церкви. Сейчас очень редко можно увидеть кюре, живущего в своём приходе. Ибо священники рассматривают приходы как данные им в аренду владения и посылают туда своих викариев в качестве откупщиков или сборщиков податей. Но разве не противно самой природе считать пастырем того, кто ни разу даже не взглянул ни на одну из овец своего стада?

12. Очевидно, во времена св. Григория уже начали распространяться эти плевелы пренебрежения пастырей к проповеди и учительству среди народа. Ибо св. Григорий горько сожалеет: «Мир полон священнослужителей, но мало тех, кто трудится, собирая урожай. Мы охотно принимаем должность, но не исполняем служения» (Григорий Великий. Гомилии на Евангелие, кн. I. гомилия 17, 3 (МРL, LХХVI, 1139)). И ещё: «Поскольку священники не имеют любви, они желают, чтобы в них видели господ, а не отцов. Так место смирения заступает в них гордость и властолюбие» (Там же, 4 (MPL, LXXVI, 1140)). А также: «Что же творим мы, пастыри, получая плату, но не желая трудиться?.. Мы влечёмся к занятиям, отнюдь нам не подобающим. Мы исповедуем на словах одно, а на деле другое. Мы вовсе перестали проповедовать и, насколько я вижу, именуемся епископами себе на горе, ибо держимся за почётное звание, но не за добродетель» (Там же, 14 (MPL, LXXVI, 1146)).

Если св. Григорий был так строг к тем, кто не исполнял свой долг вполне, хотя всё же исполнял его отчасти, то что сказал бы он сегодня, если бы увидел, что нет почти ни одного епископа, хотя бы раз в жизни поднимавшегося на кафедру для проповеди? Что сказал бы он, спрашиваю я, о приходских священниках, среди которых проповедует едва ли один из сотни? Дело дошло до того, что проповедь почитается низким занятием, не соответствующим епископскому достоинству.

Во времена св. Бернара упадок был уже очень глубок, но мы видим, с какими горькими упрёками обращался этот святой к клиру. А ведь вполне очевидно, что тогда епископы и священники были честнее и авторитетнее, чем сейчас (Бернар Клервоский. О нравах и обязанностях епископов,II, 4-5,7; VIII, 25, 27-29 (МРL, СLХХХII, 812р.,825р.)).

13. Если присмотреться и вникнуть в тот способ церковного управления, который принят сегодня во всём папстве, то окажется, что в целом свете нет большего разбоя. Этот способ настолько отличен от Христова установления и даже противоположен ему, настолько далёк от древних обычаев и чужд им, настолько противен природе и разуму, что нельзя нанести большего оскорбления Иисусу Христу, чем прикрывать его именем всё это безобразие и непотребство. Папские священники говорят: мы – столпы Церкви, прелаты христианства, викарии Иисуса Христа, наставники верующих, ибо имеем власть и авторитет в силу апостольского преемства. Они похваляются всеми этими нелепицами, как будто перед ними безмозглые чурбаны. Но в ответ на их похвальбу я спрошу: что у них общего с апостолами? Ведь в данном случае речь идёт не о наследуемом достоинстве, переходящем к человеку без всяких усилий с его стороны, а о проповедническом служении, которого они так упорно избегают.

Когда мы называем их царство тиранией Антихриста, они тут же возражают, что оно есть святая и почтенная иерархия, столь высоко чтимая и возвеличиваемая древними отцами. Но ведь святым отцам, высоко ценившим и почитавшим церковную иерархию или духовное устроение, как оно было завещано апостолами, никогда и не снилось такое чудовищное извращение этого порядка. Папские епископы – либо просто ослы, не ведающие простейших начал христианской веры, которые следует знать даже простонародью, либо малые дети, едва выросшие из пелёнок. Если же среди них заведётся какой-нибудь учёный муж, что случается не часто, он полагает, что епископское звание – не что иное, как торжественный и величественный титул. Папские священники заботятся о духовных нуждах своей паствы не более, чем сапожник о вспашке поля. И весь порядок церковного управления настолько расстроен, что едва ли в нём можно найти даже след устроения святоотеческих времен.

14. Если теперь перейти к рассмотрению их нравов, что мы увидим? Где свет мира, которого требовал Иисус Христос (Мф 5:14)? Где святость, должная служить вечным правилом доброй жизни? Никто сегодня так безудержно не предаётся излишествам, тщеславию, наслаждениям и всевозможному распутству, как клир. Ни в каком другом сословии не найдётся столько умудрённых опытом наставников во всякого рода обмане, мошенничестве, предательстве и вероломстве – наставников в изощрённом и дерзком искусстве злодеяния. Я уже не говорю о гордыне, заносчивости, скупости, хищничестве, жестокости. Не упоминаю о безудержном разврате, которому они предаются на протяжении всей жизни. Всё это безобразие мир терпел долго. Но теперь оно достигло того предела, когда я могу не опасаться слишком сгустить краски. Скажу ещё одну вещь, которую даже они сами не смогут отрицать: из их епископов вряд ли найдётся хотя бы один, а из приходских священников – едва ли один из сотни, кто не подлежал бы отлучению от Церкви или по крайней мере низложению, если судить об их нравах согласно древним канонам. Да только дисциплина, какой она была в древности, давно уже вышла из употребления и почти забыта.

Всё то, что я говорю, кажется невероятным, но это правда. Сегодня все, на кого опирается римский престол, все приспешники папы величаются принятым у них порядком священства. Но порядок этот в том виде, в каком он существует у них, не был воспринят ни от Иисуса Христа, ни от апостолов, ни от святых отцов, ни от древней Церкви.

15. Теперь настал черёд сказать о диаконах и о вверенном их попечению распределении церковного достояния. Но паписты посвящают диаконов отнюдь не для этого. Им поручают службу при жертвеннике, чтение нараспев Евангелия и прочие безделицы. О подаянии, призрении бедных, вообще обо всём том, что составляло суть диаконского служения в прошлом, и речи нет. Сейчас я говорю об их институции, которую они считают истинным каноном. Если же говорить о фактическом положении дел, то диаконское звание вообще означает у них не особый вид служения, а только ступень на пути к священству.

При совершении мессы одно из действий тех, кто занимает место диаконов – а именно, принятие пожертвований перед причастием, – представляет собой издевательскую пародию на древний обычай. В древности верующие перед причастием целовали друг друга, а затем клали подаяние на жертвенник, свидетельствуя тем самым о своей любви – сперва знаком, потом действием. Диакон как попечитель бедных принимал пожертвования, чтобы раздать их нуждающимся. Теперь же из всех этих приношений бедным не достаётся ни гроша, как если бы эти деньги были брошены в море. И потому паписты насмехаются над Церковью, придавая этой лжи образ диаконского служения. Разумеется, такое служение не имеет ничего общего ни с повелениями апостолов, ни с древним обычаем.

Что касается церковного достояния, то они нашли ему другое применение и установили здесь такой порядок, что большего безобразия невозможно представить. Подобно тому как разбойники, перерезав горло несчастным путникам, делят между собой добычу, так и эти честные и благородные люди, спрятав свет Слова Божьего и тем самым как бы перерезав горло Церкви, посчитали всё предназначенное для святых нужд своей добычей, отданной им на разграбление. Поэтому при разделе добычи каждый постарался урвать себе сколько смог.

16. Так весь древний порядок был не только изменён, но полностью извращён. Основная часть дохода досталась епископу и городским священникам, которые обогатились от этого грабежа и превратились в каноников. Раздел сопровождался дракой. Об этом говорит тот факт, что нет такого капитула, который не вёл бы тяжбу против своего епископа. Но как бы то ни было, очевидно одно: из доходов Церкви ни гроша не досталось бедным, которым, согласно прежнему установлению, принадлежит по крайней мере половина. Ибо каноны номинально предназначают им четвёртую часть, а другую четверть отдают епископу для того, чтобы он мог благотворить странникам и прочим нуждающимся. Не будем говорить, что должны делать клирики со своей частью и на какие нужды её употребить.

Обратимся к последней четверти, предназначенной на ремонт храмов и другие чрезвычайные расходы. Как мы видели, в случае необходимости и эти средства обращались на вспомоществование бедным. Теперь я задам вопрос: если бы эти люди имели в сердце хоть искру страха Божьего, смогли бы они жить спокойно, сознавая, что всё, что они едят, пьют и надевают, добыто не просто воровством, но святотатством? Но поскольку суд Божий не слишком страшит их, тогда пусть подумают о том, что люди, которых они пытаются убедить в чудном устроении своей иерархии, не лишены глаз, ушей и здравого смысла. Пусть ответят мне одним словом: равнозначно ли диаконское звание позволению грабить и разбойничать? Если они ответят отрицательно, то вынуждены будут признать: диаконское служение у них отсутствует вовсе, ибо распределение церковного достояния очевидно превратилось в нечестивое и святотатственное расхищение.

17. Однако наши противники оправдывают своё поведение, пользуясь таким благовидным предлогом: внешнее великолепие – пристойное и подобающее средство поддержания достоинства Церкви. Некоторые бесстыдники из их шайки осмеливаются заявлять, что, уподобляясь князьям роскошью и пышностью, церковнослужители свидетельствуют тем самым об исполнении пророчеств о грядущей славе Царства Христова. Не зря, говорят они. Бог сказал своей Церкви: «Цари... поднесут ему дань; цари... принесут дары» (Пс 70/71:10). «Восстань, восстань, облекись в силу твою, Сион! Облекись в одежды величия твоего, Иерусалим!.. Из Савы придут, принесут золото и ладан и возвестят славу Господа. Все овцы Кидарские будут собраны к тебе» (Ис 52:1; 60:6-7). Боюсь, что если я стану обстоятельно опровергать это бесстыдство, то покажусь глупцом. Так что не буду понапрасну расточать слова. Однако спрошу: если бы какой-нибудь еврей истолковал эти свидетельства именно в таком смысле, что бы они ему ответили? Несомненно, его бы упрекнули в тупоумии, в том, что он переносит на плотские, мирские вещи сказанное в духовном смысле о духовном же Царстве Иисуса Христа. Ибо мы знаем, что пророки в земных образах представляли небесную славу Божью, которой предназначено воссиять в Церкви. Так, во времена апостолов Церковь менее всего обладала этими внешними благословениями, о которых они толкуют. Однако мы признаём, что именно тогда Царство Иисуса Христа переживало наивысший расцвет.

Что же на самом деле означают эти предсказания пророков? – спросят нас. Отвечаю: их смысл в том, что всё драгоценное, высокое и превосходное должно быть подчинено Богу. Что касается буквально сказанного о царях – о том. что они принесут Иисусу Христу свои скипетры, короны и все свои богатства, – когда полнее всего осуществились эти пророчества? Не тогда ли, когда император Феодосий, сняв с себя пурпурную мантию и все роскошные облачения, явился, как простолюдин, к св. Амвросию для торжественного покаяния? (Кассиодор. Трёхчастная история, IX, XXX (МРL, LХ1Х, 1144 р.).)

Или когда он и другие христианские правители прилагали столько стараний к тому, чтобы сохранить чистоту истинного учения Церкви, уберечь и поддержать праведных учителей? Но ведь в те времена церковнослужители не обладали чрезмерными богатствами. Об этом свидетельствует сентенция, которая содержится в актах Аквилейского собора, проходившего под председательством св. Амвросия. Она гласит, что бедность славна и почётна для служителей Иисуса Христа. Конечно, и в те времена в руках епископов сосредоточивались определённые доходы, на которые они могли жить в роскоши и пышности, если бы в этом полагали истинное украшение Церкви. Но они знали, что нет ничего более противного служению пастыря, чем изысканные яства, роскошные одежды и великолепные дворцы, и потому хранили умеренность и смирение, завещанные Иисусом Христом всем его служителям.

18. Чтобы не задерживаться слишком долго на этом вопросе, повторим ещё раз в заключение, насколько нынешний порядок распределения, вернее, расточения церковного достояния далёк от подлинного диаконского служения, завещанного в Слове Божьем и соблюдавшегося в древней Церкви. Я утверждаю, что средства на украшение храмов расходуются весьма дурно, если превышают меру. А мера определяется природой и существом богослужения и христианских таинств, а также учением и примером апостолов и святых отцов. Но что в наших нынешних храмах отвечает этой мере? Всякая умеренность осуждается. Я не говорю уже о простоте первых времён христианства, но хотя бы о какой-то благопристойной сдержанности. Но нет, нынешнему вкусу могут угодить только излишества и превратные ухищрения. Между тем забота о подлинных, живых храмах такова, что предпочитают дать ста тысячам бедняков умереть с голоду, чем переплавить одну-единственную чашу или разбить один серебряный жезл, дабы помочь людям в нужде. А чтобы не создавалось впечатления, будто я высказываю только своё личное мнение, к тому же чересчур суровое, прошу читателей подумать вот о чём: если бы упомянутые выше святые епископы Экзуперий, Акакий и св. Амвросий воскресли из мёртвых, что бы они сказали? Наверняка они бы осудили расходование богатств Церкви на цели, которые не служат никому в то время, когда неимущие находятся в таком отчаянном положении. Но даже если бы не было ни одного нуждающегося, бессмысленное расточение церковного достояния на пагубные излишества возмутило бы их ещё больше.

Но оставим суд людей. Эти богатства посвящены Иисусу Христу; стало быть, они должны расходоваться согласно Его воле. Поэтому не стоит списывать на счёт Иисуса Христа растраченное против его заповеди, так как Он этого вовсе не одобрит. Однако справедливости ради надо сказать, что на сосуды, уборы, образа и прочие подобные вещи расходуется лишь незначительная часть общего дохода Церкви. Ибо нет настолько богатых епископств, настолько изобильных аббатств, короче – настолько выгодных бенефициев, которые, даже будучи собраны воедино, могли бы удовлетворить аппетиты своих обладателей. И потому эти люди, стремясь сэкономить собственные средства, внедряют в народе суеверное убеждение в том, что предназначенные для бедных пожертвования лучше направить на строительство храмов, изготовление икон и статуй, приобретение чаш и реликвариев, закупку риз и прочих облачений. Вот та прорва, которая пожирает все ежедневные дарения и пожертвования.

19. Что касается доходов, которые приносят церковнослужителям их владения и вотчины, что я могу сказать помимо того, что уже сказано и что каждый видит собственными глазами? Все мы знаем, как «бескорыстно» управляет ими большинство епископов и аббатов. Каким безумием было бы искать здесь церковный порядок! Допустимо ли, что по количеству слуг, роскоши одежд, изобилию яств и пышности домашнего убранства епископы и аббаты соперничают с князьями?! Разве их долг не в том, чтобы являть собой пример и образец умеренности, сдержанности, скромности и смирения? Подобает ли пастырям загребать себе во владение не только города, селения и замки, но и крупные графства и герцогства и даже протягивать руки к целым королевствам? Разве нерушимая Божья заповедь не запрещает им любое проявление алчности и корыстолюбия и не велит довольствоваться простой жизнью? Если же они презирают Слово Божье, то что они скажут относительно постановлений древних соборов, которые предписывают епископу жить в маленьком доме позади храма, держать простой стол и носить скромную одежду? (Четвёртый Карфагенский собор, каноны 14-15 (Statuta ecclesia antiqua, c. 14-15; MPL, LXXXIV, 201); Helefe C.J., von. Op. Cit. V.2, p. 143.) Что ответят они на сентенцию Аквилейского собора, что бедность славна и почётна для христианских епископов? Быть может, они отвергнут как cлишком суровое требование св. Иеронима к Непотиану запросто принимать у себя за столом бедняков и странников, а вместе с ними – Иисуса Христа? (Hieronymus. Ep. 52 (ad Nepotianum), 5 (MPL, XXII, 531).) Но даже они постыдятся отрицать сказанное сразу вслед за этим, а именно: слава епископа в том, чтобы помогать бедным, а бесчестье всякого священнослужителя в том, чтобы искать собственной выгоды (Idem. Ер. 52, 6 (МРL, XXII, 533)). Однако, соглашаясь с этим, они не могут не признать себя виновными в нечестии.

Нет необходимости бичевать их дальше. Моё намерение состояло лишь в том, чтобы доказать, что диаконского служения у папистов уже не существует, так что у них нет оснований гордиться им, дабы возвеличивать свою Церковь. Я полагаю свою задачу выполненной.

Глава VI

О ГЛАВЕНСТВЕ РИМСКОГО ПРЕСТОЛА

1. До сих пор мы говорили о порядке управления, существовавшем в древней Церкви, и о том, как с течением времени этот порядок всё больше подвергался порче и искажению, так что теперь в римской Церкви остались только названия церковных должностей, по сути представляющие собой не более чем маски. Я говорил об этом для того, чтобы читатель, исходя из такого сравнения, мог судить о нынешней церкви папистов, называющих нас схизматиками за то, что мы отделились от неё. Но мы ещё не сказали ни слова о высшей ступени всего их церковного устроения – о главенстве римского престола. Именно этим главенством пытаются они обосновать претензии на то, что лишь у них существует Вселенская Церковь. Те церковные служения, о которых мы говорили до сих пор, возникли в древности, хотя с течением времени утратили чистоту или, вернее, совершенно изменились. В отличие от них первенство римского престола не имеет оснований ни в установлениях Иисуса Христа, ни в обычае древней Церкви. Именно поэтому о нём ещё не было ничего сказано. И тем не менее наши противники тщатся убедить весь мир, будто главной и чуть ли не единственной основой церковного единства является приверженность и неизменная покорность римскому престолу.

Вот аргумент, с помощью которого они отрицают у нас наличие Церкви: дескать, у них есть глава, от которого зависит единство Церкви и без которого она не может не подвергаться дроблению и развалу. Паписты вбили себе в голову, что Церковь подобна бездыханному обезглавленному телу, если не подчиняется римскому престолу как своему главе. И поэтому когда они защищают свою иерархию, то всегда начинают с того принципа, что папа предстоит Вселенской Церкви вместо Иисуса Христа как его наместник и что Церковь не может быть устроена лучше, чем первенством римского престола над всеми прочими (Флорентийский собор (1439), Decretum pro Graecis: Hefele C.J., von. Op. Cit., v. 7, p. 1036). Следовательно, необходимо обсудить этот вопрос, дабы не упустить ничего, что касается общего устройства Церкви.

2. Итак, вот узловой пункт нашей проблемы: действительно ли подлинное священноначалие или управление Церковью требует, чтобы один престол имел преимущество во власти и достоинстве перед остальными, дабы считаться главой всего тела? Но мы поставили бы Церкви слишком несправедливое и жёстокое условие, если бы навязали ей такую необходимость, не имея на то указаний Слова Божьего. Поэтому, коль скоро наши противники хотят получить желаемое, им нужно прежде всего доказать, что этот порядок был установлен Иисусом Христом. Для этого они ссылаются на суверенное священство, о котором говорится в Законе, и на независимую юрисдикцию Первосвященника, установленную Богом в Иерусалиме.

Между тем эта проблема решается просто. Более того, её можно решить несколькими способами, если им не довольно одного. Во-первых, неосновательно распространять на весь мир то, что полезно для одного народа. Напротив, существует большое различие между этим одним народом и всем миром. Ввиду того, что евреи были со всех сторон окружены идолопоклонниками и опасаясь, что они будут смущаться разнообразием религий, Бог утвердил престол своего служения в центре земли и поставил там Первосвященника, которому все должны были подчиняться и тем самым вернее сохранять единство. Но теперь, когда вера распространилась по всему свету, каждый видит, что абсурдно вручать одному человеку правление Западом и Востоком. Это подобно тому, как если бы кто-нибудь взялся доказать, что весь мир должен управляться одним сенешалем, хотя каждая провинция имеет своего.

Но есть ещё одна причина, по которой иудейское установление не может быть для нас обязательным. Общеизвестно, что в Законе Первосвященник является прообразом Иисуса Христа. Теперь, с переменою священства необходимо быть и перемене в законе (Евр 7:12). Но кому должно принадлежать священство? Разумеется, не папе, как бесстыдно утверждают его приспешники, толкуя это место Нового Завета в свою пользу, но Иисусу Христу. Как Он один исполняет священническое служение без наместников и преемников, так не уступает никому другому и в чести. Ибо священство, о котором говорится в Законе, заключается не только в проповеди и научении вере. Оно подразумевает примирение Бога с людьми, которое совершил Иисус Христос своей смертью. А также заступничество, в силу которого Христос предстаёт перед Богом ради нас, чтобы и нам открыть доступ к Нему.

3. Итак, этот пример не обладает для нас обязательной силой вечного закона, так как является, как видим, сугубо временным. В Новом Завете наши противники не могут найти в подтверждение своей позиции ничего, кроме сказанного одному человеку: «Ты – Пётр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, – и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Мф 16:18-19). И ещё: «Симон Ионин! любишь ли ты Меня?.. Паси овец Моих» (Ин 21:17). Но если они хотят, чтобы эти доводы выглядели убедительно, им нужно сперва доказать, что данное одному человеку повеление пасти стадо Христово означает вручение ему господства над всеми Церквами, а власть вязать и разрешать – главенство над всем миром. Между тем дело в том, что Пётр, приняв это поручение от Господа, призывал и всех остальных пастырей к его исполнению, то есть к тому, чтобы пасти вверенный им народ Божий (1 Пет 5:2). Отсюда легко заключить, что Иисус Христос, поручая св. Петру пасти своих овец, не дал ему какой-то особой власти по сравнению с другими и что Пётр сам разделил её с остальными апостолами.

Но чтобы не терять времени на долгие споры, обратимся лучше к другому месту Евангелия, где сам Иисус Христос разъясняет смысл своих слов: «вязать и разрешать» означает право отпускать грехи или оставлять их без прощения (Ин 20:23). Каким образом происходит это связывание и разрешение, можно понять из всего текста Писания, особенно из Посланий св. Павла. Апостол говорит, что благовествующие о Христе имеют служение примирения людей с Богом и власть обрекать мщению тех, кто отвергает это благодеяние (2 Кор 5:18; 10:6).

4. Я уже упоминал о том, насколько злонамеренно эти паписты искажают фрагменты Нового Завета, где говорится о связывании и разрешении (3/4.20), и ещё скажу об этом подробнее (4/6.11). Теперь же мы должны рассмотреть выводы, которые они делают из ответа Иисуса Христа Петру. Христос обещает ему ключи от Царства Небесного и подтверждение на Небесах того, что он свяжет на земле. Если мы сумеем договориться о том, что подразумевается под ключами, и о способе, каким осуществляется связывание, то все наши расхождения исчезнут. Тогда папа сам откажется от служения, которое Господь наш Иисус возложил на апостолов, ибо оно полно тягот и трудов и лишает многих удовольствий, не принося взамен никакой прибыли.

Так как евангельское учение открывает нам Небеса, его уподобление ключам весьма справедливо. Но дело в том, что всякий человек связан или разрешён от греха перед лицом Бога в зависимости от того, примирился ли он с Ним верою или вдвойне сделался чужд Ему по причине своего неверия. Если бы папа сохранял власть вязать и разрешать, не думаю, чтобы кто-нибудь завидовал ему или противоречил. Но это не сулящее дохода и полное трудов преемство ему вовсе не по вкусу. Поэтому в первую очередь следует задать ему вопрос относительно смысла обетования, данного Иисусом Петру. Очевидно, Иисус Христос хотел возвеличить апостольское звание, неотделимое от служения. Ибо если принять наше истолкование слов Иисуса (а отвергнуть его можно лишь при крайнем бесстыдстве), то Христос не дал св. Петру ничего, что не было бы дано всем Двенадцати. В противном случае не только была бы проявлена несправедливость к апостолам как к людям, но и умалилось бы величие вероучения. Паписты шумно протестуют, но к чему спорить с очевидностью? Ведь они не сумеют опровергнуть того, что как проповедь самого Евангелия была поручена всем апостолам, так и власть вязать и разрешать дана им в равной мере. Они говорят: Иисус Христос, пообещав св. Петру ключи, тем самым поставил его Первосвященником всей Церкви. Отвечаю: то, что Иисус Христос пообещал здесь одному Петру, Он затем даровал остальным апостолам, как бы передав им это право из рук в руки (Мф 18:18; Ин 20:23).