Текст книги "Наставление в христианской вере, т.4"

Автор книги: Жан Кальвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 38 страниц)

Итак, было бы гораздо лучше оставить весь этот фарс и мишурный блеск, ослепляющий глаза простецов и отупляющий их разум. Пусть принимающий крещение предстанет перед Церковью и целиком отдастся Богу в молитвах; пусть при этом будет прочитано исповедание веры и произнесено всё, что может быть произнесено при крещении. И пусть обряд совершится просто, как того требует Писание: будут провозглашены обетования, данные в крещении, и затем состоится само крещение во имя Отца, Сына и Святого Духа, посылаемое молитвами и действием благодати в завершение таинства. Так не будет упущено ничего из его сути и заповеданный единственно Богом обряд засияет во всей чистоте, освобождённый от посторонней скверны.

Что же касается того, погружать ли крещаемого в воду целиком или только окроплять его водой, это не имеет никакого значения. Решение данного вопроса должно быть оставлено свободному выбору Церквей в зависимости от местных особенностей, ибо знак таинства равно представлен и в том и в другом случае. Правда, греческое слово «крестить» – baptizo -означает «погружать», как не подлежит сомнению и тот факт, что именно полное погружение в воду издревле практиковалось в Церкви.

20. Здесь нужно предупредить, что совершение крещения или Вечери Господней частным лицом неправомерно, ибо то и другое относится к общественному служению. Иисус Христос повелел крестить не женщинам и не частным лицам, но возложил эту обязанность на тех, кого поставил апостолами. И когда Он заповедал ученикам делать при совершении Вечери то же, что сделал Сам, то, без сомнения, Иисус хотел наставить их, что по его примеру у них должен быть один человек который распределял бы таинство среди других [Мф 28:19].

Издавна, почти от начала Церкви утвердившийся обычай, согласно которому в отсутствие служителя частное лицо может крестить находящегося при смерти ребёнка (Тертуллиан. О крещении, XVII, 2 (MPL, I, 1327 p.); Decretum Gratiani III, De consecratione, dist. 4, c. 21), не имеет под собой никакого основания. Сами древние, которые следовали этому обычаю или терпели его, не были уверены в том, что поступают правильно. Так, св. Августин отзывается о нём с сомнением и не может решить, нет ли здесь греха (Августин. Против письма Пармениана, II, XIII, 29 (MPL, XLIII, 71)). Что касается женщин, то уже при Августине на Карфагенском соборе было решено, что они не имеют права крестить под страхом отлучения (Statuta ecclesiastica antique, c. 99-100; Collectio pseudo-isidoriana (MPL, LXXXIV, 287); Decretum Gratiani III, De consecratione, dist. 4, c. 20).

Наши противники возражают, что если ребёнок умрёт некрещёным, он будет лишён благодати возрождения. В ответ я скажу, что это глупость. Бог объявляет, что примет наших детей и будет считать их своими ещё до их рождения, обещая быть после нас Богом нашего потомства [Быт 17:7]. Именно в этом слове заключено их спасение. Было бы слишком явным богохульством отрицать, что Его обетования достаточно для исполнения обещанного.

Лишь немногие понимают, насколько пагубно это неверное представление, будто крещение является необходимым условием спасения. Поэтому люди слишком легко дают ему утвердиться. Между тем, если считать, что все не прошедшие через погружение в воду обречены на осуждение, то наше положение хуже, чем положение древнего народа: ведь благодать Божья у нас оказывается ещё более ограниченной, чем во времена Закона. В результате может сложиться впечатление, что Иисус Христос пришёл не исполнить обетования, а уничтожить их. Ведь обещание спасения было действительно прежде восьмого дня, ещё до принятия обрезания, а теперь оно оказалось бы не имеющим силы без помощи внешнего знака.

21. От самых древних учителей нам известно, каков был обычай Церкви ещё до рождения св. Августина. В первую очередь нужно назвать Тертуллиана, который пишет, что женщине непозволительно говорить в Церкви, учить, крестить и приносить дары, дабы не узурпировать никаких мужских обязанностей и менее всего обязанностей священника (Тертуллиан. О крещении, XVII (MPL, I, 1328)).

Другого надёжного свидетеля мы имеем в лице Епифания, который упрекал Маркиона в грубой ошибке за то, что он позволял женщинам крестить (Епифаний. Панарион, или ларец против ересей, XLII, 4; LXXIX, 3 (MPG, XLI, 699 p.; XLII, 745 p.)). Нетрудно указать, каков будет ответный довод: дескать, обычная практика отличается от чрезвычайных случаев. Однако Епифаний, называя позволение женщинам крестить насмешкой, не приводит исключений. Отсюда следует, что он настолько осуждал это злоупотребление, что не допускал для него никаких оправданий. Равным образом в третьей книге указанного сочинения, где говорится о том, что даже Деве Марии не было дозволено совершать крещение, он не ставит каких-либо ограничений этому правилу.

22. Ссылки на пример Сепфоры [Исх 4:25] в данном случае безосновательны. Ибо наши противники указывают на то, что она обрезала своего сына и Ангел Божий был тем удовлетворён. Отсюда они делают нелепый вывод, что поступок Сепфоры был одобрен Богом. На том же основании следовало бы сказать, что и служение разнообразным богам, установленное в Самарии переселенцами с Востока, было угодно Богу, поскольку после этого прекратились нападения диких зверей [4 Цар 17:25-33].

Однако с помощью многих убедительных доводов нетрудно показать, что усматривать в поступке той безумной женщины пример для подражания – полная несуразность. Если я скажу, что то был единичный акт, который отнюдь не следует превращать в правило, и что к тому же мы нигде не читаем о том, чтобы священникам была дана прямая заповедь совершать обрезание (чем нынешнее крещение отличается от тогдашнего обрезания), этого, возможно, будет достаточно, чтобы заставить замолчать людей, допускающих женщин к совершению крещения. Ибо Иисус Христос ясно сказал: «Идите, научите все народы, крестя их» (Мф 28:19). Он устанавливает лишь одних служителей таинства – тех самых, кому поручает проповедовать Евангелие. А коль скоро это так и к тому же, по свидетельству апостола, никто не должен сам собой принимать эту честь, не имея призвания от Бога, как Аарон [Евр 5:4], тогда всякий совершающий крещение без законного призвания бесчестно присваивает себе чужое служение.

Св. Павел утверждает, что всё совершаемое не по вере, в сомнении – даже такие незначительные дела, как еда и питьё, – есть грех (Рим 14:23). В таком случае позволение женщинам крестить является великим грехом, ибо совершенно очевидно нарушает данное Христом правило. А мы знаем, что разъединять то, что соединил Бог, – святотатство [Мф 19:6; Мк 10:9].

Но оставим всё это. Замечу лишь, что читатели должны принять во внимание следующее: жена Моисея менее всего стремилась к тому, чтобы послужить Богу. Увидев, что её ребёнку грозит смертельная опасность, она сетует и ропщет, и швыряет его крайнюю плоть на землю, оскорбляя мужа и восставая против Бога. Короче, все её поступки продиктованы неистовством настолько неукротимым, что она гневается на Бога и на мужа, будучи вынуждена пролить кровь своего сына. Но даже если бы в остальном она вела себя благопристойно, всё равно следует считать непростительной дерзостью, что она осмелилась совершить обрезание сына в присутствии Моисея – лучшего из пророков Божьих, не имеющего себе равных в Израиле. Это было не более позволительно, чем если бы сегодня женщина совершала крещение в присутствии епископа.

В конечном счёте все эти вопросы разрешатся, когда из сознания людей будет исторгнута нелепая фантазия: дескать, рай закрыт для младенцев, если они не получили крещения. Но мы уже сказали о том, что оскорбляем Божью истину, если не довольствуемся ею: ведь она сама по себе обладает полной и неповреждённой силой спасения. Таинство было добавлено позднее, как печать – не для того, чтобы сообщить силу обетованию (как если бы оно само по себе было бессильным), но лишь для того, чтобы удостоверить его в наших глазах и избавить нас от сомнений. Отсюда следует, что рожденные от христиан младенцы получают крещение не для того, чтобы сделаться детьми Божьими (словно прежде они не принадлежали Богу и были чужды Церкви), а для того, чтобы этот торжественный акт удостоверял их принадлежность к Телу Церкви, к ней уже принадлежащих. Так что если с нашей стороны нет пренебрежения к знаку, мы вне всякой опасности.

Поэтому мы можем лучше всего почтить это Божье установление тем, что не будем принимать таинства в ином месте, кроме предназначенного для них Богом. А Бог доверил совершение таинств Церкви. Когда же мы не имеем возможности получить их от Церкви, не нужно думать, будто благодать Св. Духа столь неразрывно связана с ними, что её нельзя получить в силу одного лишь слова Божьего.

Глава XVI

О ТОМ, ЧТО КРЕЩЕНИЕ МЛАДЕНЦЕВ ПОЛНОСТЬЮ СООТВЕТСТВУЕТ УСТАНОВЛЕНИЮ ИИСУСА ХРИСТА И ПРИРОДЕ ЗНАКА

1. Мы видим, что некоторые неразумные люди выступают против крещения младенцев, считая его не Божьим установлением, а человеческим нововведением, вошедшим в обычай не раньше послеапостольского времени. В связи с этим я полагаю весьма необходимым прийти на помощь людям неучёным и опровергнуть лживые возражения, которыми эти искусители могли бы поколебать Божью истину в сердцах простецов, не слишком искушённых в противостоянии подобным измышлениям и уловкам.

Их обычный довод на первый взгляд выглядит весьма убедительно: они якобы хотят лишь одного – чтобы слово Божье сохранялось во всей его полноте и целостности и не подвергалось каким-либо добавлениям или изъятиям. Те же, кто впервые ввёл крещение младенцев, произвели добавление, не имея на то никакого позволения. Мы готовы признать их довод достаточным, если они сумеют доказать свой тезис о человеческом, а не божественном происхождении крещения младенцев. Но если, напротив, мы ясно докажем, что они ложно и неправомерно называют это установление, всецело основанное на Слове Божьем, человеческим преданием, что останется от их доводов? Один лишь дым!

Итак, попробуем отыскать первоначало крещения младенцев. Если окажется, что оно порождено людской дерзостью, тогда, согласен, следует отказаться от него и восстановить подлинное правило, предписанное Господом. Ведь если таинства не будут опираться на Слово Божье, они вовсе лишатся оснований. Но если мы обнаружим, что крещение младенцев совершается по воле Божьей, остережёмся оскорблять Бога хулой, возводимой на его установление.

2. Прежде всего между верующими должно быть решено, что правильное понимание знаков, или таинств, завещанных и заповеданных Господом своей Церкви, состоит не во внешней, обрядовой стороне, но зависит главным образом от обетований и духовных тайн, которые Господь пожелал отобразить в этих обрядах. Поэтому если мы хотим понять, что есть крещение и что оно заключает в себе, нельзя останавливаться на одной лишь воде и внешней процедуре. Необходимо подняться мыслью к Божьим обетованиям, данным в обряде, и к тем внутренним, духовным вещам, которые в нём представлены. Если мы выполним эти условия, то постигнем истину и сущность крещения, а также цель окропления водой и его пользу для нас. Но если, напротив, мы пренебрежём этими вещами, то исключительно и всецело прилепимся разумом к внешнему рассмотрению и никогда не поймем ни действия крещения, ни его важности, ни значения воды, ни её глубинного смысла. Это утверждение не нуждается в долгих доказательствах: оно столь ясно и подробно изложено в Писании, что не может вызывать сомнений или недоразумения среди христиан.

Таким образом, нам остаётся определить, какое из вложенных в крещение обетований выражает его сущность. Писание учит, что в нём, в первую очередь в крещении, представлено прощение наших грехов и очищение нас от них, обречённое пролитием крови Иисуса Христа. Далее в нём явлено умерщвление нашей плоти, которое мы получаем, приобщаясь к смерти Христовой, чтобы воскреснуть к новой жизни в невинности, святости и чистоте.

Отсюда мы понимаем, что, во-первых, внешний материальный знак есть лишь изображение более возвышенных и превосходных вещей. Чтобы их постигнуть, мы должны обратиться к Слову Божьему, в котором заключена вся сила и действенность (vertu) знака. Оно раскрывает нам, что означаемое и изображённое – это очищение нас от грехов, умерщвление плоти и участие в духовном возрождении, которое должно свершиться во всех детях Божьих. Во-вторых, Слово Божье свидетельствует о том, что все эти вещи сокрыты в Иисусе Христе и имеют своё основание в Нём одном. Таково общее понимание крещения, к которому может быть сведено всё сказанное о нём в Писании. Мы не коснулись лишь одного его аспекта: крещение представляет собой также печать, которой мы свидетельствуем перед людьми, что Господь есть наш Бог и мы причислены к его народу.

3. Так как прежде чем было введено крещение, у народа Божьего вместо него было принято обрезание (во времена Ветхого Завета), то нам следует рассмотреть, в чём сходство и в чём различие между этими двумя знаками. Тогда мы сумеем понять, каким образом можно от одного перейти к другому.

Давая Аврааму заповедь обрезания, Господь предваряет своё веление словами о том, что хочет быть его Богом и Богом его потомков (Быт 17:7,10). Он называет Себя Богом всемогущим и Вседержителем, полнотой и источником всех благ. В этих словах заключено обетование вечной жизни. Именно так толкует их наш Господь Иисус Христос, когда в споре с саддукеями, пытаясь убедить их в бессмертии и воскресении верующих, ссылается на то, что Отец именует Себя Богом Авраама: «Бог же не Бог мёртвых, но живых» (Мф 22:32; Лк 20:38). По той же причине и св. Павел во второй главе Послания к эфесянам говорит, что поскольку те прежде не знали обрезания, то были в то время без Христа, чужды заветов обетования, не имели надежды и были безбожниками (Эф 2:12). Тем самым он указывает на обрезание как на свидетельство всего названного и хочет показать эфесянам, из какой пропасти вызволил их Господь. Но первой ступенью приближения к Боту и вступления в жизнь вечную является прощение грехов. Отсюда следует, что обрезание соответствует крещению в обетовании нашего омовения и очищения.

Далее Господь возвещает Аврааму о своём желании видеть его ходящим перед Собой в целостности и непорочности. В этих словах подразумевается не что иное, как умирание и воскрешение к новой жизни. А чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что обрезание есть знак и символ смерти, Моисей поясняет это в десятой главе Второзакония. Он призывает народ Израильский обрезать крайнюю плоть сердца своего в Господе, ибо они избраны Богом среди всех народов земли (Втор 10:15-16). Господь, избрав потомство Авраама своим народом, повелел ему совершить обрезание. Моисей же говорит, что израильтяне должны быть обрезаны в сердце своём, и тем самым поясняет, в чем состоит истина плотского обрезания (Втор 30:6). А чтобы люди не искали такого умерщвления плоти собственными силами, Моисей учит, что оно производится в нас действием божественной благодати. Все эти вещи так часто повторяются у пророков, что нет нужды долго рассуждать о них.

Итак, обрезание – подобно крещению – заключало в себе обращённое к праотцам обетование прощения грехов и умерщвления плоти, дабы им возродиться к праведной жизни. Наконец, подобно тому как Христос, будучи исполнением обетований, именуется основанием крещения, так Он же является и основанием обрезания. Поэтому именно Он был обещан Аврааму, а в Нём – благословение всем земным племенам. Как если бы Господь сказал, что вся земля, будучи сама по себе проклята, благословится через Него [Быт 12:2-3]. Печатью и подтверждением этой благодати и стал знак обрезания.

4. Теперь уже нетрудно судить о том, в чём эти два знака – обрезание и крещение – совпадают, а в чём разнятся. Обетование, которое мы назвали внутренней силой таинства, одно и то же и там и здесь: это милосердие Божье, прощение грехов и вечная жизнь. Общим для обоих знаков является также означаемое: это наше очищение и умерщвление. Причина и основание как обрезания, так и крещения – Христос: именно в Нём они получают подтверждение и исполнение. Отсюда следует, что в отношении внутреннего таинства (в коем одном, как было сказано, заключена сущность таинств) между ними нет никакого различия. Вся разница только во внешнем обряде, то есть в самой незначительной части таинств, ибо их существо зависит от Слова и от обозначенной ими, представленной в них реальности. Поэтому можно сделать вывод, что всё принадлежащее обрезанию принадлежит и крещению, за исключением внешнего, видимого обряда.

К такому же выводу подводит нас и правило св. Павла: всё Писание должно измеряться мерою веры (Рим 12:3-6), а вера всегда обращена к обетованиям. И в самом деле, истина здесь предстаёт перед нами в непосредственной близости. Как для евреев обрезание служило печатью их принятия в качестве народа Божьего и того, что Господь есть их Бог, и таким образом было для них первым, внешним знаком вступления в Божью Церковь, – так и для нас крещение служит знаком вступления в Церковь Господа. Тем самым мы заявляем о своей принадлежности к его народу и о признании Его своим Богом. Отсюда очевидно, что крещение и обрезание состоят в отношении преемственности.

5. Если теперь спросить, надлежит ли совершать для младенцев таинство крещения как принадлежащее им по велению Бога, найдётся ли настолько безрассудный человек, который в ответ будет твердить лишь о воде и видимом обряде, не обращая внимания на духовное таинство? Если же принять в соображение именно его, то крещение несомненно и по праву принадлежит младенцам. Ибо Господь, повелев в древние времена обрезать младенцев, тем самым засвидетельствовал, что делает их причастниками всего представленного в этом знаке. В противном случае следовало бы назвать обрезание ложью и притворством, более того, обманом, что совершенно неприемлемо для верующих. Так что Господь открыто заявляет, что обрезание малого ребёнка служит подтверждением провозглашённого Им завета. Но если договор остаётся тем же, то дети христиан, вне всякого сомнения, участвуют в нём не в меньшей степени, чем дети евреев во времена Ветхого Завета. А коль скоро они участвуют в означаемом, почему у них должно быть отнято таинство, которое есть лишь изображение и знак? Если сравнить внешний знак и Слово, что надлежит считать большим и важнейшим? Поскольку знак играет служебную роль по отношению к Слову, он, разумеется, должен считаться меньшим. Но слово крещения обращено к младенцам; на каком же основании лишить их знака, который есть лишь приложение к Слову? Одного того довода вполне достаточно, чтобы заставить умолкнуть всех возражающих.

Ссылка на то, что для обрезания был назначен определённый день, – лишь пустая отговорка. Верно, Господь не связал нас точным указанием конкретного дня, как Он сделал это в отношении евреев, а предоставил нам в этом вопросе свободу. Тем не менее Он ясно выразил свою волю относительно того, каким образом младенцы должны торжественно приобщаться к его завету. Чего же ещё мы требуем?

6. Однако Писание ведёт нас к более очевидному знанию истины. Ибо несомненно, что завет, который некогда Господь заключил с Авраамом (сказав, что хочет быть его Богом и Богом его потомства), сегодня не менее действителен в отношении христиан, чем был прежде в отношении еврейского народа, и это слово обращено к христианам не в меньшей мере, чем было обращено к ветхозаветным праотцам. В противном случае оказалось бы, что вследствие пришествия Иисуса Христа уменьшилась и оскудела благодать и милость Божья; но говорить и слушать подобные вещи – чудовищное святотатство. И в самом деле: как дети евреев назывались семенем святым [Езд 9:2; Ис 6:13] по той причине, что были наследниками этого союза и были отделены от детей неверующих и идолопоклонников, так и дети христиан на том же основании именуются святыми, даже если только один из родителей является христианином, и отделены от всех остальных свидетельством Писания (1 Кор 7:14). Но Господь, давая Аврааму обетование этого завета, пожелал, чтобы он был засвидетельствован в малых детях посредством внешнего таинства (Быт 17:12). В таком случае чем был бы оправдан наш отказ засвидетельствовать и запечатлеть его ныне, как и в прежние времена?

И пусть не ссылаются на тот факт, что, дескать, в Писании нет указаний на другое таинство для такого свидетельства, кроме обрезания; а оно отменено. Наш ответ готов: для ветхозаветного времени Господом было предписано обрезание; однако и после отмены обрезания остаётся в силе необходимость подтверждения договора, которая касается нас так же, как и евреев. Поэтому нужно всегда быть внимательным к тому, что у нас общего и схожего с евреями, а что различно. Завет у нас общий, основания для его подтверждения схожи. Различие состоит лишь в том, что у них договор с Богом подтверждался обрезанием, а у нас для этой цели служит крещение. Оказалось бы, что если бы данное им свидетельство об их детях было отнято у нас, то пришествие Христа уменьшило Божье милосердие к нам по сравнению с тем, каково оно было в отношении евреев. Но подобное высказывание означало бы великое бесчестье для Иисуса Христа, через которого бесконечная благость Господа шире и изобильнее, чем когда-либо, явилась и распространилась на земле. Поэтому следует признать, что ныне благодать Божья не должна быть более скрытой и менее надёжной, чем под сенью Закона.

7. По этой причине Господь наш Иисус, желая показать, что пришёл не уменьшить, а увеличить и умножить дары Отца, благосклонно принимает и обнимает малых детей, которых к Нему принесли. Он упрекает апостолов за то, что те не хотели пускать к Нему детей, которым принадлежит Царство Небесное, а Он есть путь и врата (Мф 19:13-15) [Мк 10:13-16; Лк 18:15-17].

Но что общего, скажут нам, между этим объятием Иисуса и крещением? Ведь здесь не сказано, что Он крестил их, а только принял, обнял и молился за них. Стало быть, если следовать этому примеру Господа, нужно молиться за младенцев, а не крестить их, раз Он их не крестил. Отвечу: следует несколько лучше поразмыслить над учением Писания, чем это делают подобные люди. Ведь нельзя считать малозначащим желание Иисуса Христа, чтобы к Нему приводили детей, и причину, которой Он его объясняет: ибо таковых есть Царство Небесное. Более того, Он выражает свою волю действием, обнимая детей и молясь за них. Но если можно и нужно приводить детей к Иисусу Христу, почему не позволено крестить их? Ведь оно есть внешний знак, посредством которого Иисус Христос свидетельствует о нашем общении и соединении с Ним! Если детям принадлежит Царство Небесное, как можно отказывать им в знаке нашего вхождения в Церковь и объявления наследниками Царства Божьего? Не допускаем ли мы крайней несправедливости, отталкивая тех, кого Господь призывает к Себе? Отказывая им в том, что Он даёт им? Закрывая перед ними двери, которые Он открывает? И если отделять крещение от того, что сделал Иисус Христос, что должно быть весомее: тот факт, что Иисус Христос их принял, возложил на них руки в знак освящения и помолился за них, свидетельствуя тем самым, что они принадлежат Ему, или же наше свидетельство посредством крещения об их причастности к Божественному завету?

Прочие измышления, приводимые нашими противниками для разрешения этого вопроса, и вовсе безосновательны. Так, они утверждают, что дети, о которых идёт речь, были уже подросшими, так как Иисус говорил: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне» (Тертуллиан. О крещении, XVIII (MPL, I, 1330)). Но эта отговорка совершенно очевидно опровергается Писанием, где они называются младенцами и малыми детьми, которых нужно было нести на руках (Лк 18:15; Мк 10:13). Так что слово «приходить» следует понимать в смысле «приближаться».

Отсюда видно, что злоумышляющие против истины в каждом слове выискивают повод для искажения смысла Писания.

Другие возражают, что, дескать, здесь не сказано, что Царство Небесное принадлежит детям, а сказано, что таким, как дети. Однако и это лишь отговорка. Если они правы, то почему тогда Господь указывает на принадлежность им Царства Небесного как на причину, по которой дети должны приходить к Нему? Когда Он говорит «пустите детей приходить ко Мне», то явно имеет в виду малолетних детей. А в обоснование своих слов добавляет: «ибо таковых есть Царство Небесное». Только так их и можно понять. Поэтому слово «таковых» («таких») надлежит толковать следующим образом: Царство Небесное принадлежит детям и тем, кто подобен детям.

8. Теперь всем ясно, что крещение младенцев – отнюдь не дерзкая выдумка людей, но со всей очевидностью опирается на Писание. Ссылка же на то, что Писание не приводит ни одного примера крещения младенцев апостолами, напротив, совершенно безосновательна. Ибо хотя прямых упоминаний о таких крещениях действительно нет, тем не менее нельзя утверждать и обратное, так как Писание, сообщая о крещении той или иной семьи, никогда не делает оговорок в отношении детей (Деян 16:33). Если же следовать логике наших противников, придётся утверждать, что доступ к Вечере Господней закрыт женщинам, потому что в Писании нет ни одного свидетельства о причащении женщин в апостольские времена [Деян 16:15,32]. Но мы в этом вопросе, как и подобает, следуем правилу веры, обращая внимание лишь на то, касается ли это установление женщин и соответствует ли допущение их к причастию намерению Господа. То же самое относится и к крещению. Размышляя о том, ради кого оно было предписано, мы обнаруживаем, что оно предназначено малым детям не менее, чем взрослым. Поэтому отказ от крещения младенцев означал бы извращение намерения Господа. Так что утверждения наших противников о том, что такой обычай возник в послеапостольские времена, – чистая ложь. Ибо нет ни одного, даже самого древнего исторического сообщения о первоначальной Церкви, которое не свидетельствовало бы о практике крещения младенцев уже в ту эпоху (Ориген. Коммент. к Рим, V, 9 (MPL, XIV, 1047); Августин. Письма, 166 (Иерониму), VII, 21 (MPL, XXXIII, 730); О Книге Бытия в буквальном смысле, X, XXIII, 39 (MPL, XXXIV, 426); Ириней. Против ересей, II, 22, 4; Киприан. Письма, 64, II, 1 (MPL, III, 1050 p.); Амвросий. Об Аврааме, II, XI, 84 (MPL, XIV, 521)).

9. Остаётся показать, какую пользу приносит верующим и самим детям крещение в младенческом возрасте; ибо есть люди, которые отвергают его как маловажное или совершенно бесполезное. В этом они жестоко заблуждаются. И даже если бы их ошибка состояла лишь в том, что подобным поведением они выказывают пренебрежение к предписанию Господа, касающемуся крещения, но равно действительному и в отношении обрезания, они уже заслуживали бы порицания за свою дерзость и высокомерие: ведь они безумно и безрассудно осуждают всё то, чего не способны понять своим плотским разумом.

Однако наш Господь вооружает нас дополнительными средствами опровержения их нелепого самомнения. Ибо Он не скрыл своей воли, но со всей очевидностью явил пользу этого установления, а именно: данный младенцам знак есть печать, которая подтверждает и как бы удостоверяет обетование Господа распространить своё милосердие не только на самих верующих, но и на их потомство до тысячи родов [Исх 20:6]. Тем самым, во-первых, даётся свидетельство милости Божьей в прославление и возвеличение его Имени. Во-вторых, такое свидетельство утешает верующего человека и подвигает его всецело отдаться Богу, ибо он видит, что Господь заботится не только о нём, но и о детях его и детях детей его.

И не следует ссылаться на то, что для обеспечения спасения наших детей достаточно обетования. Богу это представлялось иначе, коль скоро Он, зная немощь нашей веры, пожелал предоставить ей поддерживающее средство. И посему, даже если мы уверены в этом обетовании, наше дело – предоставить детей Богу, чтобы получить от Него знак милосердия. Для нас будет утешением и успокоением увидеть, что завет Господа запечатлён на телах наших детей.

Для самих же младенцев польза состоит в том, что христианская Церковь, признавая их членами своего тела, принимает на себя особое попечение о них. И когда они вырастут, то с большей вероятностью обнаружат склонность служить Господу, который объявил Себя их Отцом прежде, чем они познали Его, и принял их в число своего народа ещё от чрева матери. Наконец, нам следует опасаться мщения Господа, если мы не позаботимся о запечатлении наших детей знаком завета. Ибо таким образом мы отвергаем благодеяния, которые Он нам оказывает (Быт 17:14).

10. Вернёмся к аргументам, посредством которых злой дух тщится вовлечь многих людей в заблуждение и обман, прикрываясь мнимой верностью Слову Божьему. Рассмотрим, в чём сила всех злоумышлении Сатаны, направленных на опровержение святого установления Господня, всегда соблюдавшегося в его Церкви должным образом. Те, кого дьявол подстрекает противоречить в этом вопросе столь ясно высказанному слову Божьему, понимают полную убедительность указанного нами сходства между обрезанием и крещением. Поэтому они стараются создать видимость такого различия между этими двумя знаками, которое бы исключало что-либо общее между ними. Во-первых, они говорят о различии обозначаемого; во-вторых, о различии завета; в-третьих, о различии понятия «дети».

Своё первое утверждение они доказывают тем, что обрезание – это образ умерщвления, а не крещения. В этом мы охотно согласимся с ними, ибо их довод подтверждает нашу мысль. Ведь мы обосновываем нашу позицию именно тем, что говорим: обрезание и крещение равно представляют умирание. Отсюда мы заключаем, что крещение находится в преемственной связи с обрезанием, так как означает для христиан то же, что для евреев означало обрезание.

Что касается их второго утверждения, то оно свидетельствует об их полной одержимости злым духом, ибо ложным толкованием извращает не какое-то отдельное место, но всё Писание в целом. Они представляют нам евреев как плотский и грубый народ, будто бы не имевший иного завета с Богом, кроме относящегося к преходящей, временной жизни, и других обетовании, кроме обетования земных и тленных благ. Если бы это было правдой, осталось бы только признать этот народ стадом свиней, которых Господь пожелал откормить у кормушки, чтобы затем бросить на вечную погибель! Ибо всякий раз, когда в ответ мы указываем на обрезание и связанные с ним обетования, они тут же заявляют, что это буквальный знак и плотские обетования.