Текст книги "Мейси Доббс. Одного поля ягоды"

Автор книги: Жаклин Уинспир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)

– Нет, пап, мне некуда спешить. Я подумала, что мы могли бы поболтать, пока тебе не понадобится идти в конюшню.

Лицо Фрэнки озарила улыбка.

– Я уже ходил утром, – сказал он и тут же посмотрел на часы. – Но лучше еще раз все проверю, как только перекушу яичницы с беконом. Не люблю оставлять лошадку надолго: она может начать жеребиться в любой момент. Признаться, сегодня что-то притомился, дорогая.

– Я соскучилась, пап.

Фрэнки улыбнулся, перекладывая ломтик бекона и два безупречно поджаренных яйца на теплую тарелку, заранее придвинутую Мейси.

– Ну вот. Давай лопай, дорогая. Наешься на целый день.

Дождавшись, пока отец уйдет, Мейси вышла из дома и зашагала по узкой тропинке, ведущей из глубины отцовского сада на территорию вдовьего дома. Неподалеку находился розарий, где дама, отмеченная правительственными наградами Франции, Бельгии и Великобритании за службу во время Первой мировой, растила коллекционные розы. На краю розария стояли ворота, а за ними располагались яблоневые сады и загон для лошадей.

– А, Мейси! Я так рад тебя видеть. – Морис Бланш, давно разменявший седьмой десяток, сжал ладони Мейси в своих испещренных венами костлявых руках.

– Я тоже, Морис, я тоже, – ответила Мейси, крепко сжимая его руки.

– Пойдем, дитя мое, присядем, и ты расскажешь, что заставило тебя навестить своего дряхлого учителя.

Морис проводил женщину в гостиную и, взяв с подставки у камина трубку, набил ее табаком из кожаного кисета. Опустившись в кресло с высоким подголовником, Мейси смотрела, как Морис подержал спичку над трубкой под точно выверенным углом и несколько раз затянулся.

– Итак, что стряслось? – спросил он, отбросив потухшую спичку в остывший камин и усевшись в любимое кожаное кресло.

Мейси рассказала о поручении Джозефа Уэйта отыскать его дочь Шарлотту. Затем упомянула о самоубийстве Розамунды Торп и убийствах Филиппы Седжвик и Лидии Фишер, в которых собиралась разобраться. Она сразу заметила, как при упоминании Уэйта взгляд Мориса слегка изменился.

– Я должна спросить…

– Ты наверняка нашла мои старые записи.

– Да. Можешь рассказать, что случилось тогда? Что заставило тебя разорвать отношения с Уэйтом? Не могу отделаться от мысли, что на тебя это не похоже.

Морис несколько раз затянулся трубкой и пристально посмотрел на Мейси.

– Джозеф Уэйт, как ты, вероятно, поняла, человек решительный и прирожденный руководитель. В сущности, он неплохой, но временами бывает невыносим до невозможности. Уэйт щедр к беднякам, не способным, по его мнению, о себе позаботиться. Ему не понаслышке знаком тяжелый труд, и он требует того же от других, но и платит соответственно. По сути, Уэйт образец человека, который добился всего сам.

Мейси ждала, пока Морис вновь затягивался трубкой, – он явно рассказал не все.

– Как ты уже прочла в моих записях, Уэйт стал участливым и щедрым покровителем моих лечебниц в бедных кварталах на востоке и юго-востоке Лондона. Он давал деньги немедля и не скупясь, но…

Морис глубоко вздохнул и, опираясь на подлокотники, спрятал трубку в сложенных ладонях.

– Уэйт из тех, кто любит все контролировать или по крайней мере думать, что контролирует.

– Что между вами произошло, Морис?

– Словом, он взялся наставлять меня в некоторых деликатных аспектах моей работы. Со стороны это может показаться пустяком. Но в его нравоучениях обнаружилась глубокая предубежденность. Уэйт стал мне указывать, каких людей клиники будут брать, а каких нет. Пытался навязать нам условия, по которым мы были обязаны принимать пациентов либо отказывать им, исходя из их истории болезни. Но обращались к нам прежде всего люди, и потому, как врач, я не имел права никому отказывать, будь то уголовник или пьяница. Тем же, кто пренебрегал своим здоровьем, мы давали настоятельные рекомендации.

Мейси погрузилась в раздумья, а Морис продолжил основательно излагать свою историю:

– Уэйт стал регулярно наведываться в лечебницы, как в собственные магазины, без предупреждения. Я всегда предоставлял благотворителям полную свободу. В конце концов, созерцание труда на благо бедняков привлекало новые пожертвования. Приходили не многие, но Уэйт был из тех, кто хотел видеть свои деньги в работе. И вот однажды – я в тот момент отсутствовал – один из моих сотрудников расспрашивал девушку. Совсем еще девчонку, но уже в положении, хотя срок был небольшой. – Морис смахнул с рукава пепел. – Я лично проинструктировал весь персонал о том, что наша задача сохранить здоровье матери и ее нерожденное дитя. Любую девушку в таком состоянии мы бы оставили у себя либо передали туда, где бы о ней позаботились. Мы никогда не принуждали отказываться от ребенка. – Бланш покачал головой. – Лечебница не такое уж крупное учреждение: обычно всего две-три комнаты и небольшая кладовая. Хотя мы всячески стараемся сохранить конфиденциальность, Уэйт услышал обрывки разговора и бесцеремонно высказал свое мнение медсестре и самой девушке, которая и без того была эмоционально неустойчива. Девушка убежала. Как только мне доложили, я недвусмысленно дал понять Уэйту, что в его деньгах мы больше не нуждаемся.

«Должно быть, в то время отношения у них были натянутые», – подумала Мейси.

– А что случилось с той девушкой?

Морис вздохнул.

– Когда ее разыскали, она уже прибегла к незаконным средствам. Ее срочно доставили в лечебницу, но было поздно. Я сделал все возможное для ее спасения, но она скончалась, сжимая мою руку.

Мейси ахнула.

Морис встал и постучал трубкой о каминные кирпичи, выбивая остатки табака в очаг.

– Даже отсюда, из Челстоуна, я все еще пристально слежу за работой моих лечебниц. И тем больше у меня причин заботиться о том, чтобы здоровье женщин и детей берегли и охраняли люди квалифицированные. Я также распорядился, чтобы ни одного благотворителя не пускали без моего особого распоряжения. На то оно и пожертвование, чтобы не требовать ничего взамен. Явившись в мою клинику, Уэйт взялся всеми командовать, не избавившись от своих закоренелых предрассудков, и, по-моему, погубил невинное дитя. Нет, двоих. На все его последующие просьбы принять финансирование я отвечал отказом. Он тяжелый человек, Мейси.

Воцарилось недолгое молчание. Затем Морис предложил прогуляться по саду. К счастью, Мейси не забыла любимого изречения наставника: «Чтобы решить задачу, нужно ее проветрить». И потому, предвидя такую возможность, оделась подобающе. Ее широкие, по последней моде, темно-коричневые брюки дополняли коричневые туфли на низком каблуке, льняная блузка цвета слоновой кости и бледно-коричневый жакет из шотландского твида с воротником-шалькой и большими квадратными карманами.

Мейси и Морис шагали по росистой траве мимо деревьев, чьи отягощенные почками ветви обещали летнее изобилие. Они обсуждали ее работу, возникавшие трудности и жизнь с той поры, как Морис отошел от дел, а она сама занялась расследованиями. Наконец Мейси рассказала о своих опасениях насчет Билли.

– Дорогая, полагаю, ты уже знаешь, в чем корень сумасбродств мистера Била.

– Есть кое-какие подозрения, – призналась она.

– Как ты могла бы их подтвердить, чтобы защитить Билли?

– Думаю, прежде всего мне стоит посетить реабилитационный госпиталь Всех Святых в Гастингсе. Именно туда Билли отправили из лондонской больницы. У них должна остаться его медицинская карта. Труднее всего будет ее раздобыть.

– Полагаю, я смогу тебе помочь, дорогая. Я знаком с главным врачом: он учился у меня в Королевском колледже в Лондоне.

– Морис, готова поверить, что ты знаком со всеми докторами на свете, – восхитилась Мейси, отводя в сторону низкую ветку: они шли по парковой аллее.

– Не совсем, но мои контакты могут еще пригодиться. Я предупрежу его о твоем приезде. Когда ты отправляешься?

– После обеда. Я знаю, что они принимают посетителей по субботам.

– Хорошо.

– Хотя труднее всего будет придумать способ, как затащить его к врачу, чтобы избавить от хронической боли в ноге.

Морис остановился.

– Мейси, подозреваю, Билли повидал достаточно врачей на своем веку. Иногда люди, страдающие от хронического заболевания, не в силах даже видеть докторов. И, как врач, могу сказать, что зачастую на то есть веские причины. У нас нет ответов на все вопросы.

– Что ты предлагаешь?

– Для начала выясни, насколько твои подозрения обоснованны. Затем поговори с Билли. Ты и так это знаешь. Но на всякий случай лучше запастись планом, этаким представлением, своего рода линзами, сквозь которые будет просматриваться будущее, едва тайна будет раскрыта. Могу я предложить еще кое-что?

– Ну конечно.

– Предлагаю привезти Билли ко мне. Я бы хотел свести его с моим новым знакомым.

Мейси слушала, наклонив голову.

– Он немец, но его привезли сюда еще ребенком. Во время войны он был интернирован и в лагере познакомился с одним крайне интересным человеком, тоже немцем. Тот разработал систему упражнений, помогавших поддерживать здоровье в лагерных условиях. Даже во время первой эпидемии гриппа в 1917 году никто из узников не погиб. Надо сказать, после выхода на свободу здоровье большинства из них было еще лучше, чем до войны. И это несмотря на скудный рацион. Физические упражнения в сочетании с режимом помогали восстановиться тяжелораненым, причем весьма успешно. Мой друг до сих пор практикует эту систему.

– Кто он?

– Гидеон Браун. После войны он сменил фамилию и имя Гюнтер на Гидеон. Так ему легче жилось, учитывая тогдашнее отношение к выходцам из Германии. А человек, который изобрел такую систему, живет теперь в Америке. Его имя Йозеф Пилатес.

Мейси улыбнулась:

– Рада, что теперь у меня есть хотя бы примерный план действий… Но первый пункт – госпиталь. Кстати, я могла бы одним выстрелом убить двух зайцев: Розамунда Торп жила неподалеку. – Она сверилась с часами: – Одиннадцать. Если выеду в полдень, к половине второго буду на месте.

– Тогда лучше поспешить, Мейси. И не забудь спросить доктора Эндрю Дина. Я позвоню ему и предупрежу о твоем визите.

Глава девятая

Задним ходом Мейси свернула с узкой дорожки на подъездную, ведущую от главных ворот к особняку. Когда машина медленно покатилась по гравийной дороге, с края лужайки ей помахала леди Роуэн. Она выгуливала двух лабрадоров, Ворона и Муската, и валлийского спрингер-спаниеля по кличке Морган. Хотя леди ходила с тростью с серебряной ручкой, ей все же удалось сохранить девичью осанку. На ней была твидовая прогулочная юбка, коричневый плисовый жакет и короткое меховое кашне. Завершала наряд изящная коричневая фетровая шляпка с пером, закрепленным на ленточке аметистовой брошью. Леди Роуэн снова помахала Мейси, и та остановила автомобиль и вышла.

– Леди Роуэн, как поживаете?

– А, Мейси, дорогуша! Я так рада тебя видеть! Как машина служит? Надеюсь, исправно?

– О да, все прекрасно. – Мейси тепло улыбнулась. – Ни разу еще не ломалась, и у нее очень мягкий ход. После обеда еду в Гастингс.

– Отыскала что-нибудь интересненькое?

Едва Мейси открыла рот, как леди Роуэн остановила ее жестом:

– Знаю-знаю, тебе нельзя раскрывать подробности. А я все время забываю. Просто вокруг тебя всегда происходит что-нибудь захватывающее! – Ее прищуренный взгляд говорил о немалой зависти к работе Мейси. – Но мои деньки давно позади, Мейси, позади.

– Ну что вы, леди Роуэн. Что за слухи ходят о разведении скаковых лошадей?

– Это так увлекательно! Мы с вашим отцом тщательно изучили все, что касается коневодства. Ваш отец – истинный знаток лошадей. Так что мы надеемся увидеть в глазах новорожденного волю к победе! Признаться, я едва сдерживаюсь от нетерпения, вот и расхаживаю туда-сюда по лужайке. Иначе я бы докучала всем в конюшне.

– Папа присматривает за кобылой. Он сказал, что придется подождать денек-другой.

– Когда ты уезжаешь, Мейси? Заглянешь ко мне перед отъездом в Лондон?

Леди Роуэн сдержала свои чувства, которые смутили бы обеих, ведь, в сущности, она относилась к Мейси почти по-матерински.

– Я пробуду здесь до завтра, леди Роуэн. Разве вы не возвращаетесь в Лондон в конце недели?

– Хм-м. Признаться, мне очень хочется остаться в Челстоуне и дождаться жеребят.

– Мне зайти к вам после поездки?

– Да, было бы прекрасно. Не позволяй мне задерживать тебя ни секунды. Пошли, Мускат. Морган, ко мне! Господи, похоже, Ворон опять сбежал.

Рассмеявшись, Мейси села в «эм-джи» и покатила дальше по насыпи, затем по проселочным дорогам, пока наконец не выехала на шоссе до Тонбриджа. Поездка в Гастингс прошла спокойно. Лишь несколько машин встретились Мейси по пути через некогда лесистый район Южной Англии – кентский Уилд. Границу графства Суссекс она пересекла около Бодиама, где за плантациями хмеля разглядела старинный замок.

Мейси въехала в Гастингс с востока, пробираясь по Узким улочкам Старого города, который все еще сильно походил на рыбацкий поселок. Его постройки сильно отличались от новых домов района Сент-Леонардс, застроенного при королеве Виктории, желавшей увеличить население города за счет туристов.

Прежде всего Мейси предстояло посетить реабилитационный госпиталь Всех Святых, крупное здание из Красного кирпича в районе Ист-Хилл. В ясные дни оттуда открывался прекрасный вид на пролив, а в непогоду По стенам госпиталя хлестали ветер и дождь. По ее подсчетам, она прибыла на место примерно в час пополудни. День выдался погожий, и, припарковав машину в районе Рок-а-Нор, она решила пройтись по улочке, тянувшейся вдоль высоких сараев, где рыбаки развешивали на просушку сети. Ей захотелось добраться до Ист-Хилла на фуникулере, поднимавшем пассажиров с побережья на утес. Наверху, внутри зубчатых башен станции, размещались железные цистерны, содержавшие более тысячи галлонов воды и приводившие в движение гидравлический лифт. А на вершине утеса можно было подышать свежим, хотя и немного резковатым, морским воздухом. Оттуда до госпиталя было всего несколько минут ходьбы.

Мейси миновала хибары с прилавками, где прогуливались туристы. Они покупали ароматных заливных угрей и моллюсков в мисках, закусывая обернутой в газету рыбой и жареной картошкой. Заплатив за билет, она заметила, что едет в одном вагончике с четырьмя женщинами. Те, очевидно, задумали посвятить день туристической прогулке и потому надели юбки, кожаные туфли и плотные свитеры. Когда фуникулер заработал, Мейси стало подташнивать. Ей вдруг стало интересно, катался ли здесь Билли, когда стал выздоравливать и ему разрешали недолгие прогулки. Ей было известно, что в Гастингсе он познакомился с Дорин. Возможно, они встретились в ее выходной и в компании друзей ходили на пирс слушать музыкантов и пить содовую с сарсапарелью? Мейси представила, как Билли отпускал шуточки, а Дорин, залившись румянцем, смущенно отворачивалась, а потом снова застенчиво смотрела на него. Вагончик снова дернулся, и она подождала, пока ее попутчицы вышли, держа в руках шелестевшие на ветру карты. Одна из женщин указывала на местечко Файрхиллс в деревне Фейрлайт: там, на прибрежных холмах, безработные шахтеры из Уэльса вымостили целую систему пешеходных дорожек.

Мейси шла вдоль края утеса, а внизу кричали чайки и были различимы крыши домов. История городка запечатлелась в его архитектуре. Здесь балочные средневековые палаты соседствовали с пристроенными рыбацкими хижинами и коптильнями, а рядом с кирпичными домами шестидесятилетней давности стояли особняки эпохи регентства принца Уэльского.

Мейси минуту рассматривала госпиталь Всех Святых, а потом зашагала вдоль рядов низких деревьев и кустарника по дорожке, сворачивающей к широким дверям парадного. Прогулка доставила ей бесконечно больше удовольствия, чем езда на машине по древним улочкам, непредсказуемо петлявшим вверх по склону холма. Госпиталь представлял собой квадратное здание из красного кирпича и дерева, возведенное на рубеже веков. Его архитектура, с четкими линиями и плоской крышей, была выдержана в новом стиле. Во время войны, когда помещения реквизировали, превратив в военный госпиталь, к строению добавили несколько пристроек. Впоследствии владелец продал его местным властям, вероятно, чтобы не допустить принудительного отчуждения недвижимости в обмен на мелкую компенсацию. Теперь в госпитале поправляли здоровье разные пациенты, однако большинство составляли ветераны.

Едва Мейси коснулась медной ручки, как дверь, сработанная из цельного куска прочной древесины, легко поддалась, а за ней открылся огромный вестибюль с дощатым полом и белыми стенами. Над лестничным маршем впереди изгибались деревянные балки. Рядом, для больных, не способных передвигаться самостоятельно, был установлен лифт. Пол устилали резиновые коврики, не позволявшие поскользнуться инвалидам, заново учившимся ходить на Шарнирных шинах, костылях и протезах. Несмотря на цветы в вазах и стойкий лавандовый запах мебельной политуры, стоило резко вдохнуть или обернуться, как в воздухе тут же ощущалась знакомая смесь дезинфицирующих средств и мочи.

Мейси постучала в матовое окошко привратника, и ее попросили подождать, пока позовут доктора Дина.

– Мисс Доббс, рад встрече, – протянув руку, начал Эндрю Дин, хотя до конца лестницы ему оставалось еще три ступеньки. – Морис предупредил, что вас можно ожидать примерно в половине второго. Прошу.

После рукопожатия доктор указал на дверь, за которой тянулся длинный коридор. Хотя он являлся одним из студентов, посещавших курс Мориса в медицинском колледже, Мейси ожидала увидеть человека постарше. Он казался моложе ее лет на пять, и, если предположения верны, доктор сделал карьеру довольно рано. Он был шатеном, во время ходьбы по коридору волосы то и дело падали ему на глаза. Мейси пришлось поторопиться, чтобы поспеть за его спортивным шагом. Ее приятно удивила непринужденность доктора, равно как и его подчеркнуто почтительное отношение к Морису и к ней самой.

– Знаете, – сказал Дин, – меня всегда интересовало, каково работать с таким человеком, как Морис. Он как-то обмолвился о помощнике, но я просто опешил, увидев, что его талантливый ассистент – женщина.

– Правда, доктор Дин? – спросила Мейси таким тоном, что доктор тут же попытался перефразировать свое замечание:

– О, я совсем не это имел в виду.

Открыв дверь в кабинет, Дин пропустил ее вперед.

– Вот так всегда: едва рот открою – тут же несу всякий вздор. Я хотел сказать… ну… иногда его работа казалась такой, знаете, замысловатой, что…

Мейси вздернула бровь.

– Я лучше возьму свои слова назад и примусь за дело, иначе провожать вас мне придется уже на четвереньках.

– Действительно, доктор Дин, лучшего наказания не придумаешь. – Мейси сняла перчатки и присела на предложенный стул. Несмотря на оплошность, доктор показался ей забавным. – Может, перейдем к делу?

– О да, конечно. – Доктор, взглянув на часы, потянулся к потертой по краям папке, заранее отложенной всторону. – Через двадцать минут у меня встреча. Но я могу и опоздать. – Он улыбнулся Мейси. – Насколько я понял, вы хотели бы подробнее узнать историю болезни капрала Уильяма Била.

– Да.

– Что ж, я уже просмотрел его карту. Мне пришлось спуститься за ней в катакомбы – так мы называем наш подвальный архив. К сожалению, лечащий врач уже вышел на пенсию, но все бумаги здесь. И похоже, пациенту повезло сохранить ногу. Полевые врачи творили настоящие чудеса, правда?

– Мне показалось, вы…

– О нет. Я призвался из медицинского колледжа, но подготовки было маловато. Меня все равно отправили в Медицинский корпус, хотя и не в должности хирурга. Я ассистировал. Это, конечно, не врач, но уже и не медбрат. Войну закончил на Мальте и за то время узнал о хирургии больше, чем за весь период обучения в колледже. Меня тогда больше интересовала реабилитация вернувшихся солдат: послеоперационный уход, восстановление здоровья и вообще как лучше им помочь.

– Понятно. Так что вы можете сказать о реабилитации мистера Била?

Дин снова пробежал глазами по страницам карты, изредка поворачивая ее, чтобы получше рассмотреть таблицу или диаграмму, а потом закрыл. Он посмотрел на Мейси.

– Мне не пришлось бы искать иголку в стоге сена, если бы вы объяснили, почему вас интересует, так сказать, медицинская сторона вопроса.

Прямота доктора застала Мейси врасплох, но она понимала, насколько важно ничего не утаивать, учитывая, Что карта Билли могла содержать массу сведений о процедурах и анализах. Она описала замеченные изменения в поведении помощника, отметив, что резкие перепады настроения также негативно отразились на его семейной жизни.

– Симптомы появились недавно?

– В последние месяцы. И боль в ноге тоже усилилась.

– Ага. Так. – Дин снова раскрыл медицинскую карту. – Мисс Доббс, вы работали медсестрой во Франции, не так ли?

– Да, я…

– А позднее, насколько мне известно, перед возвращением в Кембридж вы ухаживали за контужеными ветеранами. Со слов Мориса я знаю, что вы некоторое время работали в департаменте судебной медицины Эдинбурга.

– Верно.

– Полагаю, мне не нужно объяснять вам, что происходит.

Мейси пристально посмотрела на Дина, и в ее темно-голубых глазах заиграли искорки.

– Я решила, что будет лучше не спешить с выводами и посоветоваться с лечащим врачом или его преемником.

– Мудрое и весьма профессиональное решение. И кстати, ее преемник я. Мистера Била лечила доктор Хильда Бентон.

Щеки Мейси вспыхнули.

Дин откинулся на стуле, сложив пальцы на груди. Совсем как Морис, когда что-нибудь обдумывал.

– Мне кажется, что необычное поведение мистера Била вызвано следующим. Причем замечу, в данном случае нет ничего необычного, хотя он и вызывает некоторую оторопь. Согласно карте… – Дин открыл папку и передал Мейси пару страниц, – ему с самого начала снимали боль большими дозами морфина. Думаю, лечить такого пациента было непросто, вероятно, потому, что он оказался из тех, кто без толку глотает обезболивающее пачками.

Мейси вспомнила, как в июне 1917 года Билли доставили в эвакуационный пункт, где он лежал с раскрытыми глазами и, даже когда скальпель хирурга проник в его тело, обещал никогда не забывать спасших его врача и медсестру.

– Конечно, в те времена мы еще плохо разбирались в дозировках. На самом деле солдаты ходили обалдевшие от морфина, кокаина и других наркотиков. Вы, наверное, помните, как люди покупали наборы для героиновых инъекций в обычных аптеках, даже в «Савой и Мур», и посылали любимым во Францию, просто так, на всякий случай. А потом все беспечно надеялись, что стоит снять военную форму – и необходимость в лечении отпадет вместе с болью. И вдруг раз! И все, прощай, солдатик, в последний путь! К сожалению, чаще всего и боль, и зависимость сохранялись. И даже если пропадали, повторные приступы, естественно, вновь пробуждали влечение к лекарству. Теперь врачи стали осторожнее, но черный рынок кокаина процветает, особенно благодаря ветеранам. Я не хотел бы ни на кого клеветать, но, откровенно говоря, мисс Доббс, считаю, что мистер Бил страдает от наркотической зависимости. Хотя, судя по вашим словам, увяз он не слишком глубоко. Пока что.

Мейси кивнула.

– Не могли бы вы посоветовать, как лучше помочь ему постепенно отказаться от употребления подобных веществ?

– Полагаю, он занялся самолечением из-за усилившихся болей. Теперь же мы имеем дело с зависимостью, и боюсь, средств борьбы с ней ничтожно мало. Уверен, найдутся психиатры, которые наплетут вам об успешном избавлении от зависимости, но я, признаться, отношусь к таким заявлениям скептически. – Дин склонился над Столом и взглянул на Мейси. – Если вы хотите помочь мистеру Билу, я бы предложил следующее: для начала лишите его доступа к зелью. Затем заставьте признать свое Недомогание, и пусть пробует различную физиотерапию. Если потребуется, я мог бы принимать его амбулаторно и регулярно выписывать болеутоляющее. И наконец, пока идет восстановление, ему необходимы свежий воздух и какое-нибудь важное для него занятие. Я не признаю лечения подобных недугов, если разум и тело больного бездействуют. В этом случае пациент лишь вспоминает о желаемом эффекте недоступных веществ.

Мейси кивнула, соглашаясь.

– Благодарю, доктор Дин, за ваше время и советы. Вы очень любезны.

– Не за что, мисс Доббс. Звонок от нашего друга, доктора Мориса Бланша, для меня равносилен сигналу тревоги.

– Напоследок, доктор Дин, я хотела бы узнать, вы, случайно, не были знакомы с миссис Розамундой Торп? Насколько я поняла, до своей гибели она жила где-то неподалеку.

– Надо же, удивительно, что вы спросили! Миссис Торп бывала в нашем госпитале. К нам регулярно ходят несколько женщин из города. Они читают пациентам книги, беседуют с ними, в общем, помогают скрасить длительное пребывание в больнице. Миссис Торп овдовела незадолго до смерти, но приходила к нам постоянно. С особым вниманием она относилась к старым солдатам. Конечно, она сама была не намного моложе многих, но мы просто по привычке называем их «старыми», не так ли? – Дин покачал головой и продолжил: – Мы были ошарашены известием о ее смерти. За время работы здесь я не раз говорил с ней и никогда бы не поверил, что она способна покончить с собой. – Доктор снова посмотрел на Мейси: – Могу я узнать, почему вы о ней спрашиваете?

– Текущая работа привела меня к одной ее подруге. Большего сказать не могу. Я хотела бы узнать о жизни миссис Торп и ее гибели. Вы можете рассказать что-нибудь, доктор Дин?

Он помедлил, как будто раздумывая, высказывать ли свои соображения или нет, а потом ответил:

– Конечно, она очень сильно переживала кончину мужа. Хотя его смерть, полагаю, не стала для нее неожиданностью, потому что ее супруг был гораздо старше и незадолго до смерти подвергался усиленному лечению. Ведь они переехали сюда из-за его здоровья. Надеялись, что морской воздух поможет ему выздороветь. – Дин покачал головой. – Молодые Торпы – приемные дети, ненамного моложе ее, – после оглашения воли покойного вели себя крайне предосудительно. Но в поведении миссис Торп не было и намека на подавленность, характерную для человека на грани самоубийства.

– Понятно. – Мейси надеялась, что Дин поподробнее расскажет о Розамунде. И он ее не разочаровал.

– Хотя скажу, она отличалась от других волонтеров. – Блуждающий взгляд доктора скользнул по морскому пейзажу, что открывался за кипами книг и бумаг на подоконнике над чугунным радиатором. – Она всегда очень старалась и непременно хотела работать сверхурочно. Другие волонтеры уходили в четыре часа, а в пятом часу многие уже шли домой. Но миссис Торп всегда задерживалась, чтобы дописать чужое письмо или дочитать до конца главы какому-нибудь бедняге, который и книжку держать не мог. Кстати, она как-то сказала мне: «Я в долгу перед ними». Произнесла таким тоном, что до сих пор помню. В конце концов, все мы чувствуем, что обязаны им очень многим.

Дин повернулся к Мейси и глянул на часы:

– Черт возьми! Мне пора бежать. – Отодвинув стул, он отложил в сторону папку и быстро нацарапал на обложке «Вернуть в архив».

– Большое спасибо, что уделили мне время, доктор Дин. Вы дали разумный совет. Благодарю вас за помощь.

– Не за что, мисс Доббс, не за что. Но должен предостеречь: вы же понимаете, что, взяв на себя ответственность помочь мистеру Билу, вы формально становитесь соучастницей преступления.

– Да, я сознаю риск возможных последствий, доктор Дин. Хотя и надеюсь – нет, жду, – что вскоре после нашего разговора мистер Бил распрощается с незаконными препаратами.

Открывая дверь для Мейси, Дин удивленно поднял брови.

– Не стоит недооценивать трудности. К счастью, доктор Бланш может вам помочь.

По дороге в холл Эндрю Дин объяснил Мейси, как проехать к дому Розамунды Торп, и назвал имя ее экономки. Очевидно, в Старом городе все друг друга знали.

Когда они вышли к парадному, Мейси решила задать врачу еще один вопрос:

– Доктор Дин, надеюсь, вы не против моего любопытства, но, похоже, вы хорошо знаете доктора Бланша. Причем куда лучше, чем можно было бы ожидать от одного из сотен студентов, населявших лекционные залы и аудитории. К тому же вы так оценили состояние мистера Била и дали такой совет, какой можно было бы ожидать от Мориса.

Дин заговорил, имитируя лондонский акцент, от которого избавился много лет назад:

– Я же парень из Бермондси! – и снова продолжал в обычной манере, характерной для жителей графств, окружающих Лондон: – Мой отец был высотником и умер, когда я был еще ребенком. А потом, когда мне еще не исполнилось пятнадцати, заболела мама. Я тогда работал на пивоваренном заводе. На врачей денег не было. Пошел в лечебницу доктора Бланша и стал умолять его зайти к нам. Он приходил раз в неделю и учил меня ухаживать за мамой, так что я знал, какие лекарства давать, и мог облегчить ее боль перед смертью. Я отплатил ему работой-Сначала он давал мне мелкие поручения, потом предложил помогать в лечебнице. Конечно, к пациентам меня не пускали, ведь я был еще мальчишкой. Если бы не доктор Бланш, я бы никогда не узнал, кем хочу и мог бы стать. Он помог мне подать документы в медицинскую школу Кингс-колледжа, где я получил стипендию. Между прочим, мне все еще приходилось зарабатывать на жизнь, ночами вкалывая в пивоварне. Потом началась война, ну а остальное вам известно.

Мейси улыбнулась.

– Да, доктор Дин. Остальное мне прекрасно известно.