Текст книги "Мейси Доббс. Одного поля ягоды"

Автор книги: Жаклин Уинспир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)

Глава двадцать вторая

– Ладно. Смотрите как следует, мисс. Машина заводится вот так.

Молодой шофер подошел к мотору двухместного родстера «эм-джи» 1927 года выпуска и положил руку на капот.

– Требуется сделать пять шагов, чтобы завести этот моторчик, очень простых, когда знаешь, как действовать, поэтому смотрите как следует.

Джордж наслаждался вниманием, которое заслуживал опытностью в вождении превосходных автомобилей Комптонов и в уходе за ними.

– Первым делом поднимаете капот, вот таким образом.

Джордж подождал, чтобы Мейси кивнула, потом продолжил давать указания, и когда он снова повернулся к машине, она усмехнулась его самодовольным поучениям.

– Так. Смотрите сюда – открываете горючее. Понятно?

– Да, Джордж.

Молодой человек закрыл капот и жестом велел Мейси отойти от дверцы машины, чтобы он мог сесть на водительское сиденье.

– Включаете зажигание, открываете дроссель, открываете воздушную заслонку – три движения, понятно?

– Понятно, Джордж.

– Нажимаете педаль стартера – она на полу, мисс, и…

Мотор зарычал агрессивнее обычного из-за увлеченности Джорджа.

– Вот и все.

Джордж слез с водительского сиденья, распахнул дверцу и широким жестом пригласил Мейси сесть за руль.

– Вы все поняли, мисс?

– Да, Джордж. Ты объяснил все очень понятно. Как говоришь, это очень просто. Мотор отличный.

– О, машина замечательная. Говорят, она может развивать скорость шестьдесят пять миль в час – до пятидесяти в первые двадцать пять секунд! Ее светлость выносится отсюда, как снаряд из пушки. Не знает, куда едет, но все равно выносится. Возвращается вся раскрасневшаяся. Правда, меня беспокоят передачи. Скрежещут. Я съеживаюсь, когда это слышу. Слава Богу, леди Роуэн уже почти не ездит на ней. Так, дорогу знаете?

– Знаю, Джордж. Выезжаю на старую Кент-роуд и дальше по ней. Я много раз ездила этим путем.

– Вы, конечно, бывали в Челстоне, правда? Знаете, на вашем месте я бы выехал на Гросвенор-плейс, потом по Виктория-стрит, через Вестминстерский мост, по Сент-Джордж-роуд, через площадь «Слон и замок»…

– Думаю, я смогу запомнить маршрут. Спасибо, Джордж, за совет.

Джордж подошел к багажнику машины и поставил туда сумку Мейси, а она тем временем устраивалась поудобнее на красном кожаном сиденье. Джордж еще раз убедился, что дверца надежно закрыта, потом отступил назад и шутливо отсалютовал Мейси.

Та помахала рукой в ответ и тронула изящную красную машину с места. Лишь миновав площадь «Слон и замок», она почувствовала, что снова способна дышать. На каждом повороте она выпрямлялась и смотрела поверх руля, нет ли каких препятствий. Водить машину Мейси научилась перед возвращением в Кембридж в 1919 году, но сейчас была предельно осторожна, потому что давно не садилась за руль, только не хотела признаваться в этом Джорджу. Собственно говоря, она ехала на первой скорости до тех пор, пока не оказалась далеко за пределами слышимости у Джорджа, опасаясь, что возобновление знакомства с тонкостями переключения передач ознаменуется жутким рычанием машины.

Было начало июня, стоял ясный день, который, казалось, предвещал долгое жаркое лето. Мейси неторопливо ехала на машине – отчасти из опасения повредить «эм-джи», отчасти чтобы насладиться дорогой. Ей казалось, что даже с завязанными глазами она узнала бы по аромату в воздухе, что въехала в Кент. И сколько раз она ни ездила в Челстон, каждая поездка напоминала ей о первых днях и месяцах в этом доме. Мейси расслабилась и пустила мысли на самотек. Нахлынули воспоминания о первой поездке туда из Белгравии. Слишком многое произошло за очень короткий срок. События казались неожиданными, однако при взгляде назад выглядели вполне предсказуемыми. Как сказал бы Морис, мудрость заднего ума!

Мейси затормозила у обочины, чтобы открыть толстый откидной верх. Потом постояла, любуясь разнообразием диких цветов, растущих вдоль дороги. Желтые клинообразные лепестки полевой горчицы красовались рядом с купами белого полевого кистенца, те в свою очередь постепенно смешивались с жимолостью в живой изгороди. Мейси наклонилась, коснулась хрупкого голубого цветка вероники и вспомнила, что полюбила это графство с первого же приезда сюда. Мягкий ландшафт напоминал лоскутное одеяло, она находила в нем утешение от тоски по отцу и дому в Белгравии.

Мейси уже решила, что проведет в Кенте два-три дня. Леди Роуэн разрешила пользоваться машиной сколько понадобится, и Мейси уложила сумку на тот случай, если решит задержаться. Деревушки, живые изгороди и яблони в цвету радовали ее своей красотой. Она ненадолго остановилась у почтового отделения в Севеноксе.

– Я ищу одну ферму, кажется, она называется «Укрытие». Не могли бы вы направить меня туда?

– Могу, конечно, мисс.

Начальник почтового отделения взял лист бумаги и стал писать адрес с указаниями.

– Вам, пожалуй, следует быть осторожной, мисс.

Мейси склонила голову набок, показывая, что готова выслушать дальнейшие советы.

– Да, мисс. Наш почтальон, который обслуживает этот маршрут, говорит, что ферма нечто среднее между монастырем и казармой. Надо полагать, ребята, которые там живут, навидались казарм. Там есть ворота с охранником – нужно сказать ему, по какому вы делу, чтобы он вас пропустил. По общим отзывам, охранники там любезные, но я слышал, они не хотят, чтобы кто угодно разгуливал по ферме, из-за ее обитателей.

– Да-да, конечно, – сказала Мейси, взяв лист. – Спасибо за совет.

Когда Мейси вышла, солнце было уже высоко, и ручка дверцы «эм-джи» оказалась такой горячей, что она вздрогнула. «Обращай внимание, – всегда предупреждал ее Морис. – Обращай внимание на реакции своего тела. Это обращается к тебе мудрость твоей сущности. Отдавай себе отчет в беспокойстве, в предчувствии, во всех чувствах, исходящих из твоей сущности. Они проявляются в теле. Что они тебе советуют?»

Если людей из внешнего мира подвергают на входе расспросам, пусть и в мягкой манере, как могут ходить туда-сюда обитатели, люди, изувеченные войной? Мейси решила ехать в Челстон. «Укрытие» подождет до ее встречи с Морисом.

Фрэнки Доббс поставил «эм-джи» в гараж и помог Мейси нести сумки. Она расположилась в маленькой комнате в коттедже, некогда служившей ей спальней. Комната всегда была готова к ее приезду, хотя теперь приезжала Мейси нечасто.

– Дочка, мы редко видим тебя.

– Знаю, папа. Но я была занята делами. После ухода Мориса на покой работа стала труднее.

– И до того была трудная. Знаешь, похоже, он доволен, что у него есть свободное время. Иногда приходит ко мне на чашку чая, или я иду посмотреть на его розы. Поразительно, сколько он знает о розах. Умный человек этот Морис.

Мейси засмеялась.

– Папа, мне надо повидаться с ним. Это важно.

– Ну и я не глуп. Понимаю, что ты приехала не только ради меня. Однако надеюсь, прежде всего ради меня.

– Конечно, папа.

Фрэнки Доббс заварил чай, поставил перед Мейси старую эмалированную кружку, потом подмигнул ей и пошел к шкафу за своей большой фарфоровой чашкой и блюдцем. Когда Фрэнки принес из кладовой яблочный пирог, Мейси налила себе и отцу чаю.

– Дочка, ты заботишься о себе?

– Да, папа. Я могу о себе позаботиться.

– Так вот, я знаю, что твоя работа иногда бывает, ну, скажем, непростой. А ты теперь одна. И нужно быть осторожной.

– Да, папа.

Фрэнки Доббс сел за стол рядом с дочерью, полез в карман и достал маленький сверток из коричневой бумаги, перевязанный тесемкой.

– В общем, на прошлой неделе я зашел в скобяной магазин поговорить со старым Джо Куком – ты знаешь, как он может молоть языком, – и вот увидел эту штучку. Подумал, что она может пригодиться тебе. Отличная, правда?

Мейси приподняла брови, подумав, не дразнит ли ее отец. Ловкими пальцами развязала тесемку, развернула бумагу и увидела новенький складной нож фирмы «Викторинокс» из нержавеющей стали.

– Старина Джо сказал, что как-то странно покупать такую вещь для дочери, но я ответил: «Джо, знаешь, дочь, когда одна, может лучше использовать все эти маленькие лезвия, чем любой из твоих парней». Во всяком случае, он всегда может пригодиться, особенно если ты ездишь на этой машине.

– Папа, зря ты тратишь на меня деньги. – Мейси открыла поочередно все лезвия, потом посмотрела на закрытый нож, лежащий на ладони. – Буду всегда держать его при себе на всякий случай.

Мейси опустила нож в сумочку, перегнулась через стол, чмокнула отца в щеку и потянулась за чаем.

Отец с дочерью посмеялись, потом в дружеском молчании пили чай с яблочным пирогом под громкое тиканье высоких стоячих часов. Мейси думала об «Укрытии» и о том, как изложить эту историю Морису.

Годы работы с Морисом помогли Мейси заранее подготовить ответы на кое-какие из его вопросов – так шахматист предугадывает ходы в игре, – но она знала, что самые трудные вопросы будут касаться ее прошлого.

Фрэнки Доббс прервал ход мыслей Мейси:

– Отличная машина эта «эм-джи», правда? Как она ведет себя на поворотах?

После чая Мейси пошла через сад к дому вдовы. Морису предложили пользоваться этим черно-белым бревенчатым домом после ее смерти в 1916 году, и три года спустя он его купил. В то время, как многие другие землевладельцы, Комптоны решили продать часть своих владений и были очень рады, когда этот любимый ими дом стал собственностью их друга. Сад пострадал во время войны, потому что работники ушли в армию, а залежную землю реквизировали для выращивания овощей. Одно время боялись, что реквизируют и само поместье Челстон – для раненых офицеров, но поскольку лорд Джулиан работал в военном министерстве и дом с потолками пятнадцатого века и винтовыми лестницами был непригоден для такой цели, поместье не тронули.

Хотя Морис официально стал жильцом дома с 1916 года, во время войны его там редко видели, приезжал он в Челстон ненадолго, обычно только отдыхать. Слуги предположили, что он был за морем, и это породило немало домыслов о том, чем там занимался. Морис Бланш представлял собой загадку. Однако если кто-то, подобно Мейси, увидел бы, как он ухаживает за розами жарким летом 1929 года, то счел бы, что слово «загадка» плохо вяжется с образом этого старика, одетого в белую рубашку, брюки цвета хаки, коричневые сандалии и панаму.

Мейси не издала почти ни звука, однако Морис поднял взгляд и посмотрел прямо на нее, едва она вошла в калитку. С минуту выражение его лица не менялось, потом смягчилось. Он широко улыбнулся, опустил секатор в корзину и пошел ей навстречу, протягивая руки.

– А, Мейси. Много времени прошло, прежде чем ты все-таки приехала ко мне?

– Да, Морис. Мне нужно с вами поговорить.

– Знаю, дорогая моя. Знаю. Прогуляемся? Чаю предлагать не стану – твой дражайший отец наверняка заставил тебя плавать в жидкости.

– Да, давайте погуляем.

Они вышли через вторую калитку – в дальнем конце цветника – и направились в яблоневый сад. Мейси рассказала о Кристофере Дейвенхеме, о его жене Селии, о несчастном покойном Винсенте и о том, как узнала об «Укрытии».

– Значит, Мейси, ты руководствовалась чутьем. И Кристофер Дейвенхем единственный клиент в этом деле?

– Да. Ну и леди Роуэн теперь тоже в некотором роде клиент – из-за Джеймса. Но мы всегда брались за другие дела, когда считали, что истине требуется наша помощь.

– Конечно. Да, конечно. Однако вспомни: Мейси, вспомни, истина приходит к каждому по отдельности, – поэтому нам следует лучше познать себя. Вспомни ту француженку, Мирей. Мы оба знаем: мой интерес в том деле объяснялся тем, что она напоминала мне мою бабушку. Требовалось обнаружить кое-что в себе, а не просто раскрыть дело, которого власти совершенно не понимали. А что, Мейси, здесь есть для тебя? – Морис коснулся пальцем места, где билось ее сердце. – Что в твоем сердце требует света и понимания?

– Морис, я примирилась с войной. Я теперь уже не прежняя, – запротестовала Мейси.

Они шли дальше по яблоневому саду. Мейси была одета по-летнему: в кремовую льняную юбку, длинную льняную блузку с матросским воротником и кремовую шляпку, чтобы защитить нежную кожу от солнца, – и все-таки ей было жарко.

Когда они погуляли больше часа, Морис повел Мейси обратно к дому вдовы, в прохладную гостиную. Комната была обставлена со вкусом, на креслах лежали чехлы из легкой светло-зеленой ткани с цветочным узором. Такие же портьеры, казалось, отражали густой сад с наперстянками, алтеем и дельфиниумом. Когда наступала зима, легкие ткани заменялись толстым зеленым бархатом, и чехлы кресел приносили в комнату желанное тепло. Сейчас комната была светлой, полной воздуха, и в ней слегка пахло сухими духами.

Там были кое-какие свидетельства путешествий Мориса – в форме произведений искусства и украшений. А в кабинете Мориса, смежном с гостиной, на стене висели в рамках два письма – от правительств Франции и Британии с благодарностью доктору Морису Бланшу за его особые услуги во время войны 1914–1918 годов.

– Вечером я жду гостя для воспоминаний за бокалом шерри. Это главный констебль Кента, мой старый друг. Я спрошу его об этом «Укрытии», Мейси. Я доверяю твоей интуиции. Поезжай туда завтра, действуй по плану, который описала мне, и давай поговорим еще завтра после ужина – ты наверняка будешь ужинать с отцом – и снова заглянем в твои записи, посмотрим, что еще обращается к нам с этих страниц.

Мейси согласно кивнула. Когда она осознала, как одиноко было работать без Мориса, ее охватили предвосхищение и радость. Перед уходом Морис немного задержал ее.

– Новая книга. Думаю, она будет тебе интересна. «На западном фронте без перемен». Ты наверняка читала отзывы и рецензии.

Мейси приподняла брови, хотя никогда не пренебрегала рекомендациями Мориса Бланша.

– Имей в виду, Мейси, хотя всегда существуют победитель и побежденный, с обеих сторон есть невинные люди. Настоящее зло несут немногие, и для этого им даже не нужна война – они и так действуют среди нас, – однако война, когда требуется, является для них прекрасной ширмой.

– Да, Морис, наверное, в этом вы правы. Я прочту книгу. Спасибо. И загляну к вам завтра, когда вернусь из «Укрытия».

Когда Мейси повернулась, чтобы идти по дорожке через сад к конюшне и коттеджу, Морис ее остановил.

– И вот что, Мейси: когда будешь в «Укрытии», подумай о природе масок. У всех нас есть свои маски.

Мейси Доббс крепко сжала книгу, кивнула и помахала рукой Морису Бланшу.

Глава двадцать третья

В ясный солнечный день «Укрытие», казалось, вполне оправдывало свое название, поскольку представляло собой место, способное дать человеку приятный отдых от треволнений внешнего мира. Подъехав к кованым готическим воротам со столбами из неотесанного камня, Мейси увидела сквозь проволочную ограду залитую солнцем ферму. Дорога, ведущая от ворот к фасаду дома, была пыльной, легкое марево поднималось над ней к голубому небу с редкими пушистыми облачками.

В отдалении Мейси разглядела большой средневековый фермерский дом, перед которым росли яблони. Дальнейшему осмотру мешала высокая кирпичная стена, однако, разглядывая объект своего расследования и воображения, Мейси увидела перед собой розовые и красные розы, буйно тянувшиеся вверх по другую сторону ограды, словно рвались на свободу. Каждый цветок раскачивался на ветру, и эта волна роз напомнила Мейси людей, которые выкарабкивались из грязного ада окопов и шли в бой. Истекая кровью, миллионы молодых мужчин встретили свой конец на мокрой земле и колючей проволоке ничейной территории.

Мейси закрыла и быстро открыла глаза, чтобы отогнать видения, которые преследовали ее с тех пор, как она рвала бурьян с могилы Дона на кладбище в Нетер-Грин. Она напомнила себе, что не может отвлекаться на воспоминания и поддаваться их воздействию.

Мейси стояла, прислонившись спиной к дверце «эм-джи», и глядела на въездные ворота, когда из калитки для пешеходов вышел какой-то человек.

– Могу я помочь вам, мэм?

– Да, конечно. Это «Укрытие»?

– Оно самое. И что вас привело сюда?

Мейси с улыбкой подошла к нему. Мужчина был высок, худощав, с как будто бы преждевременно поседевшими волосами. Она хотела ответить, но тут увидела у мужчины длинный синевато-серый шрам, спускающийся по лбу через нос к челюсти. Левого глаза не было, даже стеклянного. Глазница была вызывающе голой. И, посмотрев в правый глаз изуродованного человека, Мейси поняла – он хочет заставить ее отвернуться. Но она твердо выдержала взгляд этого мужчины.

– Я написала письмо, но не получила ответа, поэтому решила приехать без назначенного времени. По поводу брата. Насколько я понимаю, он мог бы оставаться здесь, в «Укрытии», пока не исцелится.

Мейси вспомнила, как бережно Селия Дейвенхем касалась своего лица, говоря о ранах Винсента, и поднесла пальцы к левой щеке, отображая скрытую боль стоявшего перед ней раненого человека. Мужчина сделал глубокий вдох и, чуть помолчав, ответил:

– Вы приехали куда нужно, мэм. Подождите здесь, я вернусь через десять минут. Вам нужно встретиться с мистером… э… с майором Дженкинсом, и я должен получить разрешение.

Мейси кивнула, улыбнулась и сказала, что охотно подождет. Мужчина торопливо вошел в калитку, сел на велосипед, приставленный с другой стороны к ограде, и быстро поехал по дороге к дому. Мейси, щурясь, наблюдала, как он, теперь пятнышко вдали, поставил велосипед у двери в боковой стене дома и забежал внутрь. Через пять минут пятнышко выбежало, село на велосипед и стало увеличиваться по мере приближения к воротам.

– Можете въехать и познакомиться с майором Дженкинсом, мэм. Я открою вам ворота. Поезжайте медленно к фасаду дома, машину поставьте возле большого упавшего дерева на посыпанной гравием площадке. Майор Дженкинс ждет вас.

– Спасибо, мистер…

Мейси склонила голову набок, ожидая, что мужчина представится.

– Арчи, мэм.

– Спасибо, мистер Арчи. Спасибо.

– Просто Арчи, мэм. Мы здесь обходимся без фамилий.

– А, понятно. Спасибо, Арчи. Дженкинс – это имя майора?

Лицо мужчины покраснело, шрам на фоне окружающей кожи побледнел.

– Нет. Дженкинс – его фамилия.

– А, – произнесла Мейси. – Понятно.

Мейси завела мотор и, как было ей сказано, поехала к площадке возле упавшего дерева. Когда она ставила машину на ручной тормоз, дверцу открыл человек в бежевых бриджах, белой рубашке и высоких сапогах для верховой езды, с полицейской дубинкой в руке.

– Мисс Доббс, насколько я понимаю. Я майор Дженкинс.

Вылезая из машины, Мейси взялась за протянутую для поддержки руку. Дженкинс был среднего роста и сложения, с темно-каштановыми волосами, карими глазами и бледной кожей, контрастирующей с цветом глаз и волос. Волосы были зачесаны назад так тщательно, что на них остались следы зубцов расчески, и это напомнило Мейси свежевспаханное поле. Она быстро оглядела его лицо, ища боевые шрамы, но их не было.

– Спасибо, майор Дженкинс. Арчи наверняка сказал вам, зачем я здесь. Думаю, вы могли бы рассказать мне побольше об «Укрытии».

– Конечно. Пойдемте ко мне в кабинет, выпьем чаю и поговорим о том, что мы здесь стараемся делать.

Дженкинс сел в кресло эпохи королевы Анны, Мейси опустилась в точно такое же напротив майора. Чай им принес Ричард, которому на вид было не больше тридцати. Осколочное ранение в челюсть лишило его возможности нормально говорить. Огромным усилием совладав с голосом, он поприветствовал Мейси.

Мейси не шарахалась от обитателей «Укрытия», хотя не встречала более ужасающих ран. Она видела такие раны, когда только что разорванная кожа и раздробленная кость все еще держатся на лице, и шрамы были лучшим исходом, на какой можно надеяться.

– Собственно говоря, я прочел об этом, – заговорил Дженкинс, – потом поехал во Францию посмотреть собственными глазами. У французских ребят появилась замечательная мысль – предоставить убежище людям, кому изуродовало лица на войне. Разумеется, это оказалось не самое легкое дело, тем более что сразу же после войны здесь у многих были просто ужасные раны.

– Что с ними сталось?

– Честно говоря, кое-кто не смог этого перенести – такие раны вообще скверная штука, а что делать, если ты молод, а девушки от тебя отворачиваются, и нельзя выйти на улицу, чтобы люди не таращились на тебя и все такое? Сказать по правде, мы потеряли несколько человек – но, по-любому, мы были их последним шансом на сносную жизнь.

Дженкинс подался вперед и предложил Мейси бисквит, от которого она отказалась, махнув рукой. Он кивнул и поставил блюдце обратно на поднос.

– Конечно, большинству наших гостей пребывание здесь помогает. Люди не боятся сидеть на солнышке, наслаждаться жизнью вне четырех стен. Физическая работа для них полезна. Придает им уверенности в себе. Никто здесь не сидит в креслах-каталках, кутаясь в одеяло. Иногда ходим в Севенокс посмотреть фильм – в кинозале темно, никто их не видит.

– И как долго пациент остается здесь?

– Не пациент, мисс Доббс. Гость. Мы называем их гостями.

– Майор Дженкинс, почему здесь у людей только имена?

– Ах да. Это напоминает им лучшие времена – до того как они стали пешками на войне. Миллионы муравьев в хаки ползут через холмы в небытие. Фамильярность употребления одних только имен представляет собой резкий контраст с дисциплиной на поле боя во время этого жуткого опыта. Отказ от фамилий напоминает им, что на самом деле важно. То есть кто они внутри, здесь. – Дженкинс приложил ладонь к месту чуть пониже грудной клетки. – Внутри. Кто они внутри. Война отняла у них очень многое.

Мейси кивнула и отпила чаю. Морис всегда поощрял продуманное использование слов и молчания.

– Так. Ваш брат?

– Да. Билли. Лицо у него не повреждено, майор Дженкинс. Но ходит он с трудом и очень… очень… несчастен. Да, несчастен после войны.

– Звание?

– Звание, майор Дженкинс?

– Да, кто он, капитан, второй лейтенант?

– А! Собственно говоря, Билли был солдатом, капралом, когда получил ранение.

– Где?

– В битве под Мейсеном.

– О Господи! Бедняга.

– Да. Повидал Билли более чем достаточно. Но ведь и все они тоже. Майор Дженкинс, а почему важно звание Билли?

– Оно, в сущности, не важно. Просто дает мне возможность представить, что он мог пережить.

– Майор, почему его переживания могут отличаться, скажем, от ваших?

– Просто мы обнаружили, что люди по-разному переносили излечение.

– Вы врач?

– Нет, мисс Доббс. Просто человек, который хочет принести какую-то пользу тем, кто отдал свое лицо ради блага этой страны и вернулся к людям, которые хотят видеть своих героев ходящими гордо, на худой конец хромая, а не думать о шрамах, следствии непродуманных решений нашего командования.

Мейси сделала еще глоток чаю и кивнула. Замечание было справедливым.

Девушка уехала из «Укрытия» через полчаса, предварительно осмотрев его. Дженкинс, сопроводив ее к машине, наблюдал, как она медленно едет к воротам, гравий под колесами потрескивал, напоминая одиночный артогонь.

Арчи ждал ее, приложил ко лбу руку в прощальном салюте, когда она приблизилась, и наклонился к открытому окошку машины.

– Ну, что скажете, мэм? Поселится ваш брат с нами?

– Думаю, да, Арчи. Полагаю, ему это принесет большую пользу.

– Отлично. В таком случае будем его ждать. Погодите, я открою ворота.

Выехав на дорогу, Мейси помахала на прощание рукой. Арчи махнул в ответ, а розы снова закивали на ветерке.

Хотя Мейси не отводила взгляд при виде ран привратника, они словно причиняли ей физический дискомфорт. Солнце светило в ветровое стекло машины, его тепло и яркость вызывали у Мейси жжение в глазах, острая боль переместилась от левой глазницы к точке на лбу. Тело реагирует на чужую боль, подумала Мейси. Подсознание напоминало ей о страдании Арчи, хотя она успешно делала вид, что не обращает внимания на шрам и пустую глазницу.

Отъехала Мейси недалеко. Остановившись в Уэстерхеме, она села на скамью во дворике старой церкви, достала блокнот из сумочки и начала писать отчет о своем визите.

Прогулка по территории «Укрытия» в сопровождении майора Дженкинса не открыла ей почти ничего сверх уже известного, только теперь она знала величину дома, где были комнаты для «гостей», и то, как ведутся дела на этой ферме.

Гости, двадцать пять человек, жили в главном доме и в старой сушилке. Раньше там сушили хмель, который в Кенте дает превосходный урожай. Хотя ее переоборудовали под жилое помещение несколько лет назад, там все еще держался сильный перечный запах теплого хмеля.

Самому молодому из гостей, которых она видела, было около тридцати – значит, его отправили во Францию в семнадцать лет. Самому старшему было не больше сорока. Расспрашивая Дженкинса, Мейси узнала, что хотя гости могли приходить и уходить по своему желанию, большинство оставалось, потому что здесь, вдалеке от пристальных взглядов, им было уютнее.

Хотя ферма в значительной мере обеспечивала себя сама, каждый гость передавал «Укрытию» личные сбережения – на расходы помимо повседневных нужд и на оплату подсобных рабочих. Если ферма давала хороший доход и производила большую часть продуктов, объединенные сбережения должны были приносить процент и составлять кругленькую сумму на чьем-то банковском счете. Эта мысль не оставляла Мейси в покое.

Запросы гостей казались небольшими. В штате не было врача, чтобы осуществлять медицинский уход за людьми с такими жуткими ранами, не было опытного психолога, который бы решал психологические проблемы травмированных войной людей. Кое-кто до сих пор носил жестяные маски, выданные во время заживления ран. Но тонкое покрытие, соответствующее лицу десятью годами моложе, теперь лишь ненадолго избавляло от отражения в зеркале.

Мейси ставила под вопрос подход Дженкинса. Конечно, сам по себе проект майора преследовал благородную цель. Мейси знала, каким успехом пользовались во Франции «воскресные лагеря» для раненых, стремящихся вернуться к мирной жизни. Но если создание «Укрытия» изначально было продиктовано состраданием, на каком горючем работал теперь этот двигатель? Война окончилась почти одиннадцать лет назад. А те, кто жил памятью о ней, были еще живы.

Что представляет собой Дженкинс? Где и кем служил? Само собой, люди в «Укрытии» были раздраженными из-за своих ран и воспоминаний. Но раздраженность в душе Дженкинса была другой. Мейси подозревала, что раны его таятся глубоко в психике.

Джеймс скоро отправится в «Укрытие», поэтому ей надо действовать быстро. Пора было возвращаться в Лондон. Арчи считал, что «Укрытие» принесет ее «брату» большую пользу. Мейси задумалась, как отнесется Билли Бил к этому братству и будет ли считать через месяц, что пребывание в сельской местности принесло ему большую пользу.