Текст книги "Мейси Доббс. Одного поля ягоды"

Автор книги: Жаклин Уинспир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)

Мейси подняла глаза от фотографии:

– Благодарю вас, миссис Уиллис, – и повернулась к Билли: – Если ты закончил, мы сможем обсудить все в конторе. Уверена, миссис Уиллис крайне занята.

Экономка проводила гостей до парадного, где их ждала служанка с макинтошем Мейси и плащом Билли в руках. Перед самым порогом Мейси вдруг остановилась.

– Миссис Уиллис, у меня к вам короткий вопрос. Такое впечатление, что мисс Уэйт здесь не слишком уважали. Интересно почему?

– Понятия не имею, о чем вы, мисс, – ответила экономка, с нетерпением ждавшая, когда же наконец Мейси и Билли сядут в машину и уедут.

– Миссис Уиллис, по секрету. Что вы об этом думаете? – Мейси заговорщически наклонилась к ней.

– Мистера Уэйта уважают все работники. Он дает подчиненным не меньше, а иногда и больше, чем требует. И верность слуг он снискал собственной преданностью. Больше мне сказать нечего.

Мейси и Билли поблагодарили миссис Уиллис и, покинув дом, сели в машину.

– М-да, не слишком-то она разговорчивая, правда? – заметил Билли, помахав привратнику на выезде.

– Отнюдь, она рассказала немало. Я задала бесцеремонный вопрос, и в рамках того, что миссис Уиллис могла себе позволить, она была вполне откровенна.

Билли открыл записную книжку и хотел что-то сказать, но Мейси остановила его, легонько коснувшись руки помощника и прижав палец к своим губам.

– Нет, не сейчас. Пусть информация отлежится. Скажи только имя бывшего жениха Шарлотты и кем он работает.

Глава вторая

На следующий день Мейси прибыла в контору на Фицрой-сквер в восемь утра, однако Билли уже ждал ее на месте. Весенний дождь наконец стих, и в зеркалах луж, налитых вчерашним ливнем, горело утреннее солнце, разбрасывая по площади пятна теней и играя в молодой зелени деревьев.

– Доброе утро, Билли. – Входя в кабинет, Мейси окинула взглядом помощника: – Ты какой-то изможденный. У тебя все в порядке?

– Да, мисс. Хотя не совсем. Каждый день я выглядываю в окно, когда мимо биржи труда проезжает автобус, а очередь короче не становится. Мне очень повезло, что получил у вас работу. Знаете, у меня жена и трое ребятишек, и обо всех надо заботиться. Мой старший уже в школу пошел. Да еще эта нога треклятая…

– Перестань, Билли. Успокойся. Нам повезло не только получить новое дело, но и убедить давних клиентов Мориса, что его бывшей ассистентке можно доверять. Билли, если дело в деньгах…

– Нет-нет, что вы. Мое жалованье куда больше, чем я зарабатывал за углом у старика Шарпи. Просто я…

– Да, Билли?

– Я правда вам нужен?

– Ну конечно, нужен! Твоя помощь не раз оказывалась на вес золота, и будь у меня средства, я бы как следует тебя отблагодарила. Если же у меня появятся нарекания, я все тебе выскажу.

Помощник настороженно усмехнулся.

– Тебя больше ничего не беспокоит, Билли?

– Ничего, мисс.

– Хорошо. Тогда давай посмотрим, как мы продвинулись в деле Уэйта.

Послышался шорох: в почтовый ящик просунули письмо. Билли встал из-за стола.

– Сейчас приду. Лучше проверю – вдруг что-то важное.

Мейси нахмурилась. Она знала, что Билли всегда вел себя как старый добряк, придворный шут с золотым сердцем. Так он выражал свою преданность в память о капитане Саймоне Линче, благодаря которому стал помощником Мейси, и был готов помочь ей в любой момент, до поздней ночи выполняя самые изнурительные поручения.

В 1917 году капрала Уильяма Била доставили в эвакуационный пункт, где Мейси ассистировала капитану Линчу, военному врачу, с которым ее познакомила подруга Присцилла еще в Гиртон-колледже. Саймон признался Присцилле в любви, предложив руку и сердце, и с тех пор они работали вместе. Билли никогда не забывал человека, спасшего ему не только ногу, но и жизнь. Помнил он и медсестру, что ухаживала за его ранами, и спустя годы мгновенно узнал Мейси Доббс, встретив ее в одном здании на Уоррен-стрит, где она снимала кабинет, а он работал сторожем. Мейси и Саймон тоже были ранены – эвакуационный пункт попал под артобстрел. Вот только она выжила, а врач нет.

Мейси села за стол у окна и, открыв папку, жестом пригласила Билли присоединиться. Он присел рядом, взяв простой карандаш из банки для варенья и большой лист бумаги – пора было составить схему, которую они называли «картой дела», состоявшую из мелких наблюдений, замечаний, догадок и предположений.

– Прежде всего, – начала Мейси, – Уэйт получит наш контракт и ознакомится с условиями минут через… – она сверилась с часами, приколотыми к нагрудному карману нового шерстяного костюма бордовых тонов, – пятнадцать.

– А мы-то знаем, что деньжата у него есть! – воскликнул Билли.

– Верно. Предлагаю утром покончить с тремя делами, а потом разделиться. Я хочу записать наши впечатления от поездки: дом, собеседники, а также обстановка в комнате Шарлотты. Кроме того, рассмотрим наши находки.

– И участок вокруг дома, мисс. Как нас заставили развернуться «капотом к воротам», а еще газоны такие, будто их маникюрными ножницами подстригали.

– Да, верно. А какой прием нам устроили! Такое нельзя забывать. В любом случае как только здесь закончим, поработай с записной книжкой Шарлотты: проверь, кто и где живет и все ли сходится.

– Понял, мисс. Выяснить побольше. Пока что нет нужды никого беспокоить. А вы куда, мисс?

– Загляну в один из магазинов Уэйта. Думаю наведаться в тот, что на Оксфорд-стрит, рядом с Тоттнем-Корт-роуд. Там он открыл свой первый магазин, который до сих пор остается главным отделением фирмы, наравне, конечно, с филиалом в курортном городе Харрогейте. Причем контора там расположена прямо над магазином. Если мне хоть чуточку повезет, я застану Уэйта в родной стихии.

– Разве компания называется «Международная торговая сеть Уэйта»?

– Просматривая карточку на самого Мориса Бланша, я обнаружила кое-какие подробности, касающиеся Уэйта. Искала что-нибудь о расторжении их контракта, но напрасно. Так что мне придется побеседовать с Морисом. Во всяком случае, Уэйт назвал компанию «международной», когда вместе с мясом стал торговать заграничными Фруктами, овощами, текстилем и прочими товарами.

– Видать, ему несладко пришлось, а, мисс?

– Весьма вероятно. Ему и дома житья не было, конечно. Ты же слышал его краткий монолог вчера.

– А кто его жена?

– В материалах Мориса сказано, что мать Шарлотты была заурядной актрисой из Брэдфорда, певшей в мюзик-холле. Там же, на церемонии открытия первого магазина Уэйта, они и познакомились. Видимо, открытие каждого магазина было большим событием. Шарлотта родилась всего через… – Мейси удивленно подняла бровь, – семь месяцев после свадьбы.

– Со слов мисс Артур, миссис Уэйт почти безвылазно сидит у себя в доме в Лидсе. И я тут пометил: надо бы уточнить, действительно ли Шарлотта не у матери, хотя мисс Артур уверяла, что сама уже все проверила, – заметил Билли, постукивая карандашом по блокноту.

– Хорошо. У меня такое впечатление, что Шарлотта не была близка с матерью. Как по-твоему, Билли?

Помощник почесал мочку уха, и Мейси отметила, что его прическу неплохо было бы подровнять.

– Ну, я подумал, что она просто нигде не приживалась. Жила с папашей, «господином всемогущим», который все за нее решал, причем, заметьте, до тридцати двух лет. Большинство ее подруг уже наверняка замужем, и у них просто нет времени расхаживать, как раньше, по светским приемам. Она вроде как неприкаянная, верно, мисс? И таких сейчас хватает. Ведь многих мужей на войне убило, а жены одни остались. Что ей целыми днями делать? Папаша с ней не считается, что бы он там ни болтал. Она и впрямь старая дева, нет у нее никого.

От этих слов Мейси поморщилась. Ведь если так рассудить, она тоже была старой девой.

– Верно, да. Точно подмечено, – промолвила Мейси. Минуту подумав, она вынула из портфеля книги и брошюры, найденные в комнате Шарлотты Уэйт, и разложила их на столе.

– И что вы об этом думаете, мисс?

Мейси взяла остатки конверта с печатью и клочок бумаги:

– Что ж, «Ч.-К.» означает Чаринг-Кросс.

– «Эш.», может, Эшфорд, мисс?

Мейси кивнула:

– Теперь все сходится, Билли. Скажем так, записка связана с поездами, идущими от Чаринг-Кросс до Эшфорда, а там нужно пересаживаться на поезд до Ап…

– Черт его знает! Апатия? – усмехнулся Билли.

– Эплдора!

– Эплдора?

– Да, я бывала в той деревне с отцом. Мы ходили рыбачить на каналы неподалеку от Эйденского шлюза. – Мейси потянулась за конвертом: – А вот это все объясняет.

– Что именно?

– Печать на конверте. Вероятно, Шарлотта получила письмо из Кэмденского аббатства, пришедшее вместе с книгами и брошюрами. А потом читала книгу и просто заложила нужную страницу обрывком конверта.

– И что вы думаете, мисс? Судя по этой мелочевке, вы можете сказать, куда она делась?

– Находки говорят о том, что Шарлотта интересовалась духовной жизнью. Мне еще нужно будет кое-что изучить. Кажется, я знаю, кто может нам помочь.

Мейси убрала вещи со стола и посмотрела на часы:

– Нам пора. Одна гипотеза не должна отметать все остальные. Шарлотта вполне могла оставить свои вещи, чтобы сбить с толку отца. Или так спешила, что просто о них забыла. – Мейси встала. – Ну ладно. Шарлотта и раньше убегала из дому, но всегда, так или иначе, сообщала отцу о своем местонахождении. И мистер Уэйт решил, что на этот раз дочь от него прячется. Нужно проверить это предположение и учесть другие варианты. Даже если мы поверим Уэйту на слово, девушку сейчас, возможно, насильно удерживают, или же она могла попасть в беду. И конечно, нельзя исключать возможное самоубийство. Но для начала будем исходить из того, что Шарлотта сбежала, намеренно заметая следы, и скрывается уже несколько дней. Что же заставило ее удрать на этот раз? От кого она сбежала и куда? И к кому? Я хочу, чтобы мы постарались интуитивно почувствовать, что же на самом деле произошло в прошлую субботу и можно ли доверять словам Уэйта. Ничего не меняй на столе. Просто помоги передвинуть его сюда, в центр.

Взявшись за стол с двух сторон, они передвинули его туда, куда указала Мейси.

– Ты изобразишь Уэйта. Сядь здесь. – Мейси показала, где Билли должен поставить стул.

– Нужно поддеть под кардиган пиджак, мисс. У меня же не такое брюхо, как у него.

– Просто включи воображение, Билли. А теперь закрой глаза и представь, что ты Джозеф Уэйт. Я выйду, а через пару минут вернусь и сяду перед тобой, как будто я мисс Уэйт. Ради эксперимента предположим, что я Шарлотта.

– Ладно, – отозвался Билли, нахмурившись. – Попробую.

Мейси кивнула и направилась к двери. Едва коснувшись дверной ручки, она вдруг повернулась к своему письменному столу, вынула из портфеля «Таймс» и бросила на стол Билли:

– Возможно, ты будешь читать газету.

Мейси вышла, а Билли неуверенно заерзал на стуле. Он закрыл глаза, расправил плечи и подогнул ноги, поставив их на мыски, словно они поддерживали воображаемый живот. Каждое движение отдавалось болью в раненой ноге, но Билли не обращал на нее внимания. Он немного посидел, надув щеки, и представил, каково это – создать успешное предприятие и стать влиятельным коммерсантом. Постепенно Билли начал ощущать себя по-иному и понял, что имеет лишь смутное представление о том, как Мейси, благодаря знаниям о природе человека, удается понимать других людей. Он взял газету и рывком раскрыл ее, вдруг осознав, что уже долгие годы не чувствовал себя таким богачом.

Билли с удивлением обнаружил, что в нем шевельнулось чувство, редко овладевавшее им: злость.

– Доброе утро, отец, – произнесла Мейси, входя в кабинет.

– Доброе утро, Шарлотта. – Билли потянулся за карманными часами и, выяснив, который час, опустил газету на стол. – Чем сегодня займешься? – продолжил он, вновь взглянув на часы и отпив из чашки.

– Я собиралась пройтись по магазинам и пообедать с приятелем.

– А поважнее дел не нашлось?

Билли заговорил с такой резкостью, что Мейси чуть не вышла из роли и не уставилась на него, но сдержалась и дерзко ответила:

– И чем же мне заняться, папочка?

Билли промолчал, снова посмотрев на часы, а Мейси – в образе Шарлотты – взяла газету. Открыв передовицу и едва прочитав пару строк, она вдруг сдавленно всхлипнула и зарыдала. Затем метнула газету на пол, со скрежетом отодвинула стул и, закрыв рот ладонью, выбежала из кабинета. Билли вздохнул, отер лоб и вытянул ноги, довольный тем, что избавился от навязанной роли.

Мейси вернулась.

– Любопытный эксперимент, правда?

– Очень странный, мисс. Я вспомнил рассказ Уэйта и пытался за ним повторить.

Мейси кивнула.

– Чудно получилось. Я будто чувствовал себя по-другому, стал кем-то другим.

– Объясни, Билли. Понимаю, что словами передать трудно, но это крайне важно и совершенно необходимо.

– Я так рассердился, что в любой момент вспыхнул бы, как сухое полено. Я подумал об отце Уэйта, погибшем в шахте, его матери, о том, как ей приходилось вкалывать до седьмого пота, и какие тяготы он сам перенес, как горбатился с утра до ночи, ну и все такое. Потом подумал о жене в Йоркшире, которая сидит у него на шее. А когда вы вошли, я испытал, как мне кажется, все, что он сам чувствовал, и, честно говоря, на вас даже не хватило терпения. Ну, то есть на Шарлотту.

– Как считаешь, он сидел в комнате, когда Шарлотта сбежала?

– Думаю, да. Но мне показалось, будто я заставлял себя сидеть на месте, потому что решил: больше не позволю ей меня допекать. У меня просто не осталось сил читать – я так… так разозлился! Потому и отдал газету ей, то есть вам. А вы что думаете, мисс?

– Знаешь, осмотрев комнату Шарлотты и побыв сегодня на ее месте, я ничуть не ощутила себя «цветущей и сияющей». В ее комнате я ничего подобного не испытала. Наоборот, мне стало так тревожно. Но Шарлотту наверняка что-то вынудило сбежать. Признаться, меня охватывали и другие эмоции, но сейчас я зарисую то, чем интуитивно прониклась в ее комнате, пока была там одна.

Мейси взяла со стола карандаш и стала беспорядочно заштриховывать нижнюю часть листа. Она нарисовала глаз, из уголка которого скатывалась одинокая слезинка.

– И чем же вы «прониклись»? – спросил Билли.

– Шарлотта была в замешательстве. Когда я играла ее роль за завтраком, во мне боролись разные чувства. Было тяжело ненавидеть отца, хотя он мне и не нравился, и в то же время я отчаянно пыталась не поддаваться его угрозам. Так хотелось куда-нибудь уехать, куда угодно, лишь бы исчезнуть из этого дома. Но я застряла в нем.

Чуть опустив веки, Мейси выглянула в окно и задумалась о Шарлотте Уэйт.

– В первый раз взяв газету – после чего, по словам Уэйта, Шарлотта тут же разрыдалась и сбежала из дому, – я почувствовала себя непокорной.

Билли кивнул, а Мейси встала со стула и, скрестив руки на груди, подошла к окну.

– Наш эксперимент подсказывает, что рассказ Уэйта о бегстве дочери весьма далек от истины. Проведенный опыт также напоминает нам о том, что услышанная вчера история отражает лишь отцовскую точку зрения. По-видимому, для мистера Уэйта все именно так и происходило, но если спросить Шарлотту или кого угодно, хоть муху на стене, полагаю, мы услышим совсем иное мнение. И еще важно просмотреть субботний номер «Таймс» и выяснить, что могло так расстроить Шарлотту.

Мейси щелчком смахнула соринку со своего бордового жакета. Ей уже стало казаться, что она совершила ошибку, купив этот костюм: похоже, он притягивал к себе все белые пылинки на свете.

– Я достану газету. – Билли вынул свой блокнот в цельнотканевом переплете и что-то записал.

– Давай передвинем стол на место и тщательно разберем все, что мы еще заметили во время визита. До полудня мне нужно поработать с документами, а потом разойдемся. Вернемся часам к пяти и обменяемся сведениями.

– Ладно, мисс.

– Кстати, я не знала, что ты умеешь имитировать северный акцент.

Билли удивился замечанию и сидел, перелистывая записную книжку, с карандашом в руке, готовый составлять карту дела.

– О чем это вы, мисс? Нет у меня никакого северного акцента. Я парень из Ист-Энда. Родился и вырос в Шордиче, серьезно.

Первым из конторы ушел Билли, прихватив с собой записную книжку, найденную в комнате Шарлотты. Имен в ней оказалось не много: все с лондонскими адресами, не считая живших в Йоркшире кузины и матери девушки. Билли уже выяснил, что к ним Шарлотта за помощью не обращалась. Поскольку Джозеф Уэйт оплачивал счета и супруги, и племянницы, едва ли они решились бы обманывать его, рискуя лишиться финансовой поддержки. Теперь Билли нужно было сверить все имена и адреса из книжки и побольше разузнать о бывшем женихе Шарлотты по имени Джеральд Бартрап.

Напоследок окинув взглядом кабинет, Мейси вышла и заперла парадную дверь. Она пересекла Фицрой-сквер и зашагала по Шарлотт-стрит вдоль Тоттнем-Корт-роуд. Приближаясь к намеченной цели – магазину «Международной торговой сети Уэйта» на Оксфорд-стрит, – Мейси перебирала в уме содержание обнаруженной записной книжки, а потом вновь представила себя в комнате Шарлотты. Ей всегда казалось, что первые впечатления напоминают свежий суп: как бы мы ни разбирались в оттенках вкуса, температуре и рецептуре, придающей блюду питательность, оценить его по достоинству, насладиться сочетанием специй и букетом ароматов можно только на следующий день. И теперь, расхаживая по воображаемым апартаментам Шарлотты, Мейси удерживала в памяти ощущение беспощадной строгости, которая пронизывала дом Уэйта и наверняка, словно саван, окутывала Шарлотту.

Воссоздав разговор за завтраком, когда Шарлотта вся в слезах выбежала из комнаты, Мейси использовала одну из методик Мориса, обычно применявшуюся в расследованиях. Она знала, что ее ассистенту Билли нельзя забывать ни единой обнаруженной детали, ни единого выявленного факта. Его чувства должны быть обострены, а сам он обязан уметь мысленно проникать сквозь увиденное, услышанное и прочитанное. Не менее полезные сведения можно было добыть с помощью интуиции. Билли следовало бы научиться ничего не принимать на веру, подумала Мейси. Морис часто цитировал одного своего бывшего коллегу, знаменитого французского профессора судебной медицины Александра Лакассаня, умершего несколько лет назад: «Как говаривал мой друг Лакассань, нужно уметь сомневаться».

Мейси уверенно шагала к магазину, но один важный вопрос не давал ей покоя: куда бы бросилась девушка, отягощенная столь тяжким душевным бременем? Где стала бы искать утешения, поддержки и… саму себя? Обдумывая различные варианты, Мейси решила, что спешить с выводами не стоит.

Миновав Шарлотт-стрит, она пересекла Ретбоун-плейс и вышла на Оксфорд-стрит. Заметный издали продовольственный магазин Уэйта находился на противоположной стороне улицы, между Чаринг-Кросс-роуд и Сохо-стрит. Мейси постояла пару минут, разглядывая магазин. Над входом был натянут навес в синюю полоску, прекрасно сочетавшийся с изразцовым фасадом. На витрине справа от двери демонстрировалось мясо, а слева были расставлены консервированные овощи, фрукты и прочий провиант высшего качества. Сверху, на вкрученных в медную перекладину крюках, висели говяжьи туши, а ниже, в центре витрины, – куриные. На мраморной столешнице скошенного – для удобства покупателей – прилавка было особым образом разложено всевозможное мясо: бараний окорок, свиные отбивные, фарш, бифштексы и прочее, – соблазнительно украшенное пучками петрушки, шалфея и тимьяна.

Мозаичная надпись под навесом гласила: «Международная торговая сеть Уэйта», а чуть ниже – буквами поменьше: «Семейное предприятие. Основано в 1885 г.».

В магазин то и дело входили покупатели, а рядом, протянув к окну сложенные чашечками ладошки в надежде Раздобыть у продавцов монетку-другую, толпились дети. Но мелочь детвора не тратила на сласти и безделушки, зная не понаслышке, как режет от голода живот и как болят надранные уши, когда возвращаешься домой без драгоценных пенни. Мейси догадывалась, что у каждого маленького попрошайки была мама, которой приходится перебиваться с хлеба на воду, чтобы свести концы с концами, и папа, целыми днями снующий из одной очереди на бирже труда в другую. Кем бы ни был Джозеф Уэйт, назвать его бессердечным довольно трудно. Мейси читала в газетах, что каждый вечер все продукты, которые могли испортиться к утру, отправлялись в благотворительные столовые самых бедных кварталов города.

Мейси пересекла улицу и вошла в изящно декорированные двери. Вдоль стен магазина справа и слева располагались прилавки, соединявшиеся у дальней стены. Все они делились на секции, где работали один или два продавца, в зависимости от количества покупателей в очереди. В каждой секции стоял витиевато украшенный медный кассовый аппарат, куда складывали наличность, полученную за взвешенные и проданные товары. Конечно, состоятельные клиенты имели личные счета, которые оплачивались еженедельно и ежемесячно. Их заказы приносила служанка, а затем продукты паковали и на сине-золотом фургоне компании доставляли на дом.

Дубовый пол был начищен до блеска. Мейси заметила, что каждую четверть часа его протирал мальчик. Едва он завершал свой маршрут от одной стены до другой, как уже пора было начинать все сначала, и, равномерно сгребая опилки и мусор в огромный совок, подросток снова принимался водить шваброй туда-сюда, туда-сюда. На белом кафеле стен играли отсветы стеклянных ламп, свисавших с чугунного крепежа на потолке, а разноцветные плитки под самым потолком складывались в мозаику, изображавшую лучшие продукты, какие можно купить за деньги. В центре зала располагался стол с мраморной столешницей, чуть ли не ломившийся от несметного количества разных овощей и консервов. Мейси подумала: поверил бы покупатель, входя в такой магазин, что в Англии еще остались голодающие?

Она обошла прилавки, окинув взглядом сначала сыр, потом фрукты и овощи. Бакалейные товары были выставлены в бочках и деревянных ящиках. Когда покупатель просил взвесить полфунта коринки или фунт риса, продавец в синем хлопковом халате и синей шапочке с желтым кантом отмерял нужное количество на весах, ссыпал в синий бумажный пакет, который затем сверху подворачивал, и с улыбкой передавал клиенту. Получив деньги, продавец нажимал медные кнопки громоздкого кассового аппарата, и на стеклянной панели выскакивал счет. «Да уж, – подумала Мейси под звон кассы и говор услужливых продавцов, советовавших, как лучше приготовить тот или иной продукт, – экономический упадок Уэйт преодолел превосходно».

Она направилась в противоположную часть магазина к прилавку со сладостями. Рядом, указывая на печенье в жестянке со стеклянной крышкой, женщина попросила взвесить ей полфунта «Сладкой Мэри», и тут Мейси ощутила, что атмосфера в магазине изменилась. К входу подкатил темно-синий «роллс-ройс», водитель вышел и, обогнув автомобиль, открыл переднюю пассажирскую дверцу. Мейси заметила, как человек в машине сменил шляпу на плоскую фуражку. «Ага, – подумала она, – это же сам Джозеф Уэйт, рядовой покупатель бакалеи. Человек, столь зависимый от своего происхождения, что даже в собственном лимузине садится рядом с шофером – по крайней мере когда наведывается в свой магазин».

Уэйт велел шоферу спровадить от магазина уличных мальчишек, прежде вручив каждому по монетке за беспокойство. Затем легкой, несмотря на изрядную полноту, походкой он направился в магазин. На пути к первому прилавку Уэйт останавливался поболтать с каждым покупателем, и Мейси ощутила силу его личности, благодаря которой он заработал состояние, прославился и снискал любовь не только богачей, но и рабочего люда. Он был простым человеком и работал на благо тех, кто помог ему добиться нынешнего положения. По крайней мере такое впечатление Уэйт производил, когда, встав за сырный прилавок, осведомился у покупателя, чем может ему помочь в такой прекрасный денек. Получив заказ, Уэйт тщательно вымыл руки над раковиной, висевшей на стене позади, и, развернувшись, взял полголовки чеддера. Положив сыр на мраморную столешницу и разрезав его на части, он взвесил один клиновидный кусок на листе вощеной бумаги, а потом минуту разглядывал на вытянутой руке. Мейси заметила, как, моя руки, Уэйт о чем-то коротко пошептался с продавцом. Когда же он произнес: «Полфунта прекрасного сыра специально для вас, миссис Джонсон», Мейси поняла, что хозяин выяснял у помощника имя покупательницы.

Миссис Джонсон залилась румянцем и, кивнув, смущенно пробормотала «благодарю вас» знаменитому Джозефу Уэйту. Пока он складывал сыр в бумажный пакет, предусмотрительно завернув верхний край, женщина с улыбкой обернулась к другим покупателям, наслаждаясь моментом: ее обслужил сам владелец магазина.

Уэйт поработал во всех секциях, переходя от одной к другой, пока не добрался до мясного прилавка, где явно чувствовал себя в родной стихии. Здесь находилась самая живописная часть магазина. На стене возвышалась голова коровы абердин-ангусской породы с кольцом в носу и остекленелыми глазами, запечатлевшими ужас отправленного на убой животного. С медного стержня под потолком свисали туши, которые опускались с помощью блока, закрепленного на стене слева. Кассовые аппараты ритмично позвякивали, но стоило Уэйту взяться за привычное дело, как звон стал еще оживленнее.

Щелчком пальцев он подозвал к себе помощников. Рядом, с белым свежевыстиранным фартуком мясника в руках, возник подмастерье. Сняв пиджак, Уэйт отдал его другому помощнику, затем развернулся, еще раз вымыл руки и вытер о чистое белое полотенце, поднесенное мальчиком. Хозяин надел фартук и, обернув тесемки вокруг пояса, завязал на животе двойным узлом. Один из продавцов стал с помощью блока медленно опускать мясные изделия, а двое других – тоже в белых фартуках, белых сорочках и сине-золотых бабочках – подняли и водрузили на мраморную столешницу свиную тушу.

Уэйт проворно орудовал тесаком и обвалочным ножом. Сжимая мясо толстыми, как сардельки, пальцами, он отделял ножки, ребрышки и филе. Вокруг собирались посетители, желавшие поглазеть на Джозефа Уэйта за работой, знаменитого помощника мясника, который, преуспев в жизни, не забывал о доле бедняков. Торжественно подняв над головой свиную ногу, он принялся объяснять покупателям, что из кусков даже самого дешевого мяса можно приготовить прекрасный воскресный ужин, а если покрошить остатки вместе с парой морковин и картофелин и еще добавить лука, получится пирог, которого хватит на два, а то и три дня.

Уэйт закончил разделку туши, и ее теперь можно было раскладывать на витрине. Едва он снял фартук, как посетители разразились аплодисментами. Уэйт помахал всем в знак признательности, потом снова вымыл руки и, повернувшись, элегантно проскользнул в пиджак, который держал перед ним помощник. Кивнув работникам магазина и в последний раз помахав клиентам, Уэйт скрылся за боковой дверью, ведущей, как предположила Мейси, в контору наверху. Продавцы переглянулись и, раздув Щеки, облегченно вздохнули, довольные тем, что представление наконец окончилось.

Мейси увидела все, что хотела, но едва она шагнула к выходу, как ее взгляд упал на мозаику над входом – та явно обошлась хозяину в кругленькую сумму. Она онемела, поразившись не столько изяществу мозаики, сколько начертанной на стене горькой правде. По одному на каждой плитке были высечены имена бывших подчиненных Уэйта, погибших в Первой мировой войне. Не меньше сотни имен, и рядом с каждым значился город, где тот когда-то работал. А цветные плитки чуть выше складывались в мемориальную надпись: «Светлой памяти любимых».

На глаза Мейси навернулись слезы. Ею вновь овладела печаль, все еще изредка застигавшая ее врасплох, когда вдруг пробуждались горькие и ужасные воспоминания. Она знала, что другим тоже есть что вспомнить. Нередко Мейси казалось, будто сам воздух наполнялся людской скорбью, словно навеянной легким бризом, в котором едва различимо звучали далекие имена умерших, и становилось ясно: их смех уже не услышать и никого из них не вернуть. Как будто горечь всех мужчин и женщин, когда-то живших в страхе потерять на войне любимого, разверзла бездну, которую теперь приходилось преодолевать ежедневно.

Постепенно овладев собой, Мейси направилась к продавцу сырного прилавка, где в тот момент не было покупателей.

– Извините.

– Да, мадам, чем могу помочь?

– Я лишь хотела спросить, что за имена вон там на стене.

– О да, мэм. Это настоящая трагедия, столько наших полегло. Многие дружили и записались на фронт за компанию. Команда Уэйта, как они себя называли. После гибели первых работников мистер Уэйт распорядился повесить доску. В других магазинах такие же, везде одинаковые.

– Вы все, должно быть, его высоко цените. – Мейси слегка наклонила голову, стараясь вызвать реакцию собеседника.

Продавец улыбнулся.

– Да, мы все высоко его ценим, мэм. И он заботится об их семьях, – сказал он, кивнув в сторону мемориальной доски.

– Вы хотите сказать, материально?

– Да, они ни в чем не нуждаются. Каждое Рождество получают продукты, рождественскую премию – ну вы понимаете – и еще скидку в наших магазинах. Им выдали специальные карточки, по которым потом возвращают деньги. А если кому совсем туго, контора мистера Уэйта всегда помогает.

– Понятно. Он очень щедрый, правда?

– Да. – Продавец повернулся, прерывая разговор – в этот момент подошел покупатель, – но потом добавил: – Просмотрите имена, мэм, и поймете, почему мистер Уэйт так заботится о всех.

Мейси снова взглянула на доску над дверью и прочла: «Годен, Гоф, Гульд, Джексон, Майкле, Ричардс, Хейнс», – на секунду ее взгляд задержался внизу столбца, а затем обратился к следующей колонке: «Уэйт… Джозеф Уэйт-мл. – Лондон». Читать дальше она не смогла.