Текст книги "Флорис. Любовь на берегах Миссисипи"
Автор книги: Жаклин Монсиньи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)
24
Улицы города были пустынны. Где-то грозно лаяли собаки. Вокруг Батистины, Вальмира и мула мелькали призраки: бродяги, пугливо жавшиеся к заборам, обнаглевшие грабители, взламывавшие двери домов, несколько праздношатающихся рабов.
С Оружейной площади доносились заунывные выкрики. Молодые люди свернули на улицу Шартр, и скоро гнусавый голос зазвучал у них над самым ухом:
– Пожалеть… Господь милостивый… пожалеть бедных негров… пожалеть… пожалеть… Господь милостивый…
На углу площади показался старый негр; лицо его в ореоле седых волос казалось сплошным черным пятном. Перед собой он толкал тележку, на которой лежало несколько окоченевших тел. Застывшие лица покойников были искажены предсмертными страданиями. Из оскаленных ртов, запачканных свернувшейся кровью, казалось, вырывались безмолвные мучительные вопли.
– Какой ужас! – прошептала Батистина, инстинктивно прижимаясь к Вальмиру.
Молодой акадиец нежно и покровительственно обнял ее за плечи. Близился рассвет. Последние сомнения рассеялись: жители покинули Новый Орлеан.
В городе остались лишь несколько бесприютных бродяг. Двери таверн были заперты. Не было ни одного торговца. Окна домов были плотно закрыты ставнями или наглухо заколочены. Чтобы не заразиться, Вальмир и Батистина обвязали лица носовыми платками.
– Пожалуй, и нам пора отплывать! – проговорил Вальмир.
– Подожди…
Несмотря на все свое отвращение Батистина уверенным шагом направилась к старому негру.
Старик только что вошел в хорошенький трехэтажный домик. Впрочем, он пробыл там недолго: скоро он вышел, волоча за собой тела женщины-метиски и ее ребенка, судорожно вцепившихся друг в друга в смертельном объятии.
– Аа-ла-ла… Мэм Каба… вот вы и помереть… а-ла-ла… Мэ-э-эм Каба… вот вы и помереть… А-а-а! Вот и свечку задуть…
Затем, сменив мотив, старик принялся во весь голос распевать песню, которую обычно поют на своих, праздниках черные рабы. На Батистину и Вальмира он не обращал никакого внимания. Девушка подождала, когда он уложит покойников на самый верх своего скорбного возка, и обратилась к нему с вопросом:
– Скажите мне, добрый человек, куда подевались жители города?
Старик явно слышал ее, однако даже не обернулся. Дрожащей рукой он отер обильно струящийся по лбу пот.
– Умереть… умереть… они все умереть… все умереть… умереть… умереть… умереть… – напевал старик.
Силы стремительно покидали Батистину. Чтобы удержаться на ногах, она была вынуждена прислониться к стене дома, сложенного из розового кирпича.
– Господи, что же вы такое говорите… неужели все умерли?
– О-хо-хо, мой голубчик… танцевать калиба… бум дум… спать спокойно… танцевать калиба бум дум… Хо! Хо!
– Нет, оставьте меня! – Батистина вскрикнула от омерзения.
Старик, наконец, заметил девушку. Подняв свою сморщенную руку, он попытался дотронуться до ее белокурых волос. Его сплющенные морщинистые губы раздвинулись в безумной улыбке, обнажив голые десны и явив его распухший кровоточащий язык. Вальмир решительным жестом отстранил старого негра и взял испуганную Батистину за руку.
– Пойдем-ка отсюда, Жанна, у старикана давно уже не все дома!
И молодые люди пустились наутек. За ними скакал верный мул. Старый негр вернулся к своему мрачному возку.
– О, как это ужасно… ужасно! – шептала Батистина, опускаясь на землю перед фонтаном на Оружейной площади. – Ты видел его кровоточащий рот, Вальмир? Господи, как это отвратительно!
Молодой акадиец печально кивнул головой.
– Увы, что поделаешь… бедняга скоро и сам помрет, это уж точно! Нет, Жанна, не пей!
Вальмир схватил за руку Батистину, уже собравшуюся зачерпнуть воды из фонтана.
– Пошли отсюда!
Молодой человек потащил Батистину к одному из домов: распахнутая дверь покинутого хозяевами жилища жалобно скрипела на ветру. Привязав мула в крохотном садике, молодые люди плотно закрыли за собой дверь. В доме уже успели побывать грабители: все шкафы и сундуки на втором этаже были взломаны, по полу была раскидана одежда. Найдя среди вещей чистую рубашку, нижнюю юбку и хлопчатобумажное платье, Батистина тотчас же закрылась в комнате, чтобы переодеться. Запасов еды, хранившихся в кухне на первом этаже, вполне хватило бы, чтобы выдержать небольшую осаду.
Батистина была очень голодна. Пока Вальмир резал копченое сало, она заглянула в калебас: он был полон превосходного рома. Сделав несколько глотков, они закусили ром сочными плодами оранжевой хурмы. Вальмир убедил Батистину, что во избежание заражения нужно пить только алкоголь. Варенье из сладких бататов довершило их пиршество.
– Держи-ка, Жанетта!
Вальмир снова наполнил стаканчик. Глаза ее заблестели, на щеках выступил румянец. Она смотрела на стол, и ей казалось, что он медленно кружится. Батистина не привыкла к крепким напиткам; усталость в соединении с ромом быстро привели ее в состояние опьянения. Девушка то и дело принималась беспричинно смеяться, откинув назад волосы; пила маленькими глотками и слушала Вальмира, развлекавшего ее разными историями из жизни колонистов в Акадии. Внезапно молодой человек умолк и внимательно посмотрел на нее.
– Как ты прекрасна, Жанна!
Схватив ее руку, он принялся ласково перебирать ее пальцы. Острая дрожь пробежала по телу Батистины. Ей показалось, что она одна на целом свете, на пустынном острове, где нет никого, кроме нее и этого прекрасного мужчины. Неожиданно Вальмир оттолкнул табурет и подбежал к Батистине. Она вскинула голову и удивленно взглянула на него.
– Жанна… Жанетта!
Голос молодого человека звучал хрипло. Он сжал податливое тело в своих объятиях. Она крепко прижалась к его широкой сильной груди. Голова бессильно упала к нему на плечо, в ушах зазвенело. Полуприкрыв глаза, она блаженно улыбалась. Вальмир склонился к ее губам. Внезапно ей показалось, что в его взгляде промелькнула тревога: руки с беспокойством стали ощупывать пылающее жаром тело.
– С тобой все в порядке, Жанна?
Батистина кивнула. Она вскинула руки. Над ее головой засверкали изумрудные глаза, заблестели черные кудри.
– О-о-о! Флорис… Флорис… ты вернулся! – в восхищении прошептала Батистина.
Кухня покачнулась. Батистина почувствовала, как Вальмир подхватил ее на руки и понес на второй этаж. Она вела себя как послушный ребенок. Сняв с нее верхнее хлопчатобумажное платье и оставив только рубашку и нижнюю юбку, он уложил ее на кровать и укрыл цветным лоскутным одеялом. Батистина стучала зубами.
– Я… я… я слишком много выпила! – повторяла она.
Губы не слушались ее, она вся дрожала, как в лихорадке. Еще одним одеялом Вальмир укутал ей ноги. Батистина зажмурилась. Горячее солнце потоками хлынуло в комнату. Вальмир закрыл жалюзи. Внезапно Батистине стало легче. Слабо улыбнувшись своему товарищу, она тотчас же уснула.
Батистине показалось, что она спала очень долго: открыв глаза, она обнаружила, что уже наступила ночь. Ей захотелось встать, но острая боль в бедрах и пояснице не позволила ей осуществить это намерение. Выждав время, она предприняла новую попытку. И снова движение, необходимое, чтобы подняться с кровати, вызвало у нее приступ резкой боли; она лежала, не в силах пошевелиться: боль была сильной, словно удар кинжалом.
Встревожившись, она принялась ощупывать себя. Грудь и живот были мокры от пота. Она чувствовала, как волосы липкими прядями пристали ко лбу. Неожиданно она ощутила резь в желудке.
– Я не больна! Я не больна! – словно заклинание, громко повторила Батистина. Ей удалось справиться с дрожью.
– Как все глупо… я просто немного устала… нужно еще поспать, и все пройдет!
Она опять закрыла глаза. Ей тут же показалось, что кто-то невидимый стальными тисками сжимает ее голову.
«Наверное, я проголодалась», – подумала девушка. Тревога ее все нарастала. Ей захотелось пить. Губы ее опухли и горели, язык пересох и причинял боль. Батистина еще раз попыталась встать и снова была вынуждена отказаться от этой попытки. В доме было тихо.
– Вальмир… Вальмир…
Никто не ответил. Тревога ее превратилась в жуткий страх – неужели ее бросили здесь одну, прикованную к кровати, когда она не в силах даже пошевелиться, а все тело ее ноет, словно у побитой собаки? Батистина жалобно застонала. У нее больше не осталось сомнений: она заразилась желтой лихорадкой. Проведя языком по деснам, она ощутила боль. Батистине показалось, что рот ее наполнился кровью. Быстро сглотнув кровавую слюну, она закашлялась. Но где же Вальмир? Неужели он бросил ее на произвол судьбы?
Время шло. Временами Батистина теряла сознание. Внезапные просветления чередовались с глубокими обмороками. Она по-прежнему не могла пошевелиться. На колокольне собора пробило без четверти одиннадцать. Бой часов показался ей кладбищенским звоном. Внезапно Батистина встрепенулась. Она была уверена, что внизу хлопнула входная дверь. До ее ушей долетел шум голосов. Батистина попыталась поглубже закопаться в одеяло. Если это грабители, ее песенка спета. С распухших губ сорвался стон. Боль, как удар кинжала, еще более яростный, нежели предыдущий, пронзила поясницу. Батистина с трудом повернула голову в сторону полуоткрытой двери. Над верхней ступенькой замерцал огонек свечи. На лестничной площадке стояли трое и тихо перешептывались между собой.
– Откуда же мне знать, как оно обернется!
– Пустяки, рано ее еще в покойнички записывать. Людовик, ты что, ее первый день знаешь?
Услышав этот голос, Батистина радостно вздохнула:
– Тонтон… моя Тонтон!
В комнату вместе с двумя девицами вошел Вальмир. Батистина слишком плохо соображала, поэтому она совершенно не удивилась тому, что акадиец вернулся вместе с ее давними подругами. Батистина попыталась улыбнуться, но улыбка ее больше походила на гримасу. Тонтон и Людовик приблизились к кровати и застыли в изумлении, увидев багровое лицо и налившиеся кровью глаза Батистины.
– Не… подходите ко мне… я… я заразная!.. – с трудом прошептала девушка.
Однако подруги не обратили не ее слова никакого внимания. Людовик пожала плечами. Тонтон засучила рукава.
– Да тут вся эта чертова страна заразная, принцесса, но таким тертым калачам, как мы, все нипочем. Помнишь, Людовик, ту тюрьму, куда упекали всех нищих и бродяг?.. Мы там и холеру пережили, и чуму… – обратилась за поддержкой к подруге Тонтон, дружелюбно толкая ее локтем в бок. Людовик расхохоталась. Это была сильная девушка с упругой грудью и большими работящими руками. Батистине она очень нравилась, хотя во время плавания она была с ней менее близка, чем с Тонтон.
– Ах, черт! Мы тебя вытащим отсюда, принцесса. А ну, за работу! Иди-ка и согрей нам воды, парень!
Людовик была почти одного роста с Вальмиром. Вытолкав акадийца за дверь, она вернулась к кровати и принялась помогать Вертушке. Раздев Батистину, они тревожно переглянулись. Кожа девушки была такого же багрового цвета, как и ее лицо. Талию Батистины опоясывала цепочка, на которой болтался железный медальон. Тонтон принялась разглядывать отлитые в металле странные знаки.
– Если это ее талисман, то, надо думать, он бедняжке еще пригодится!
Девицы обтерли Батистину винным спиртом, отчего ей стало немного легче. Среди разбросанной одежды они отыскали чистое белье. Смена белья также принесла Батистине некоторое облегчение. Ее мокрые от пота волосы липли к вискам, к затылку, влажными прядями падали на лоб. Пока Тонтон заплетала ей косы, Людовик наводила порядок в комнате. Вальмир вернулся с кувшином горячей воды. Тонтон тотчас приготовила чашку касторового масла, смешав его с лимонным соком и водой.
– Давай, пей, принцесса, ничего не поделаешь!
Девушки поддерживали раскачивающуюся голову Батистины. Желудок девушки отказывался принимать отвратительный на вкус напиток. Она с трудом заставила себя сделать один глоток. На лбу у нее выступил пот, однако неумолимые подруги заставили ее выпить все до последней капли.
– Ну как? – беспокойно прошептал Вальмир.
– Все чудненько, паренек, через три дня наша принцесса уже будет скакать, что твоя козочка! – решительно заявила Тонтон.
– Да… да… спа…сибо… я… я… чувствую себя лучше… дорогие… мои… о… я… так… счастлива… что… Вальмир… вас… вас… на…шел…
Луи подняла свечу над головой больной. Кожа Батистины постепенно становилась пунцово-красной. Тонтон склонилась над девушкой и заботливо вытерла пот, градом струившийся по ее лицу.
– Помолчи, принцесса… а то устанешь… Все идет прекрасно, лучше некуда!
Батистине было трудно смотреть. Ее вспухшие веки горели, а пламя свечи раздражало глаза. Однако она напряглась и спросила:
– Но… как… как… все это… случилось?
Усевшись на краешек кровати, Тонтон похлопала рукой по одеялу там, где находились ноги Батистины.
– Так вот, раскрой получше уши, принцесса, и все быстренько схватишь… Этот подлец-губернатор приказал меня и моих подружек снова законопатить в тюрягу… Старый хрыч настолько одурел, что решил нас судить, хотя, похоже, и сам не знал, к чему бы придраться… Но самое смешное, что он со своими дружками решил вновь припечатать нас цветочками лилии, будто он не знал, что они уже у нас есть. Вот уж и вправду обхохочешься!
Тонтон широким жестом задрала юбку. Луи последовала ее примеру. Увидев бедра проституток, Вальмир Доманжо широко раскрыл глаза.
– Господи Боже мой… бедняжки… – простонала Батистина, увидев клейма в виде цветков лилии на коже подруг.
Один цветок явно был давний, кожа на нем успела задубеть; второй же был совсем свежим, с багровым рубцом-валиком едва поджившего ожога.
Тут заговорила Людовик.
– Не беспокойся, принцесса, ему еще отольется, поганцу этакому… Так вот, губернатор со своими олухами решили отправить нас в бордель… Собственно говоря, мы особенно и не возражали, чего уж там… Так мы стали пансионерками мадам Гобаль… Там нас и нашел твой постреленок… А он не так уж глуп, этот парень из Акадии… явился в бордель искать сиделку, которая согласилась бы за тобой ухаживать.
– О!.. Я… Кожа Батистины стала пурпурной. На губах выступила пена.
Тонтон пощупала ей лоб.
– Да не мучь ты себя так, принцесса. У мадам Гобаль мы жили как у Христа за пазухой… Сначала все вместе… Ну, а потом случились все эти несчастья, город опустел… клиентов стало мало, и мы принялись пускать только тех, кто приходился нам по сердцу. Ведь в конце концов мы все хотим стать честными женщинами и выйти замуж за приличных парней.
Вальмир, о котором девицы напрочь забыли, не пропустил ни единого слова из их разговора. Казалось, он с удивлением открывал для себя новый, неведомый ему мир, о котором его матушка, мадам Доманжо, явно забыла ему рассказать. Несмотря на горячку и мучившие ее боли, Батистина внимательно следила за рассказом приятельниц. Затем слабым голосом она спросила:
– А… остальные… где… они?
– Успокойся, все в порядке… Золотая Ляжка и Персик нашли своих душечек – д’Артагета и Проте… Э, да они давно уже уехали в Батон. Руж… Вязальщица, Дитя и Свинья встретили в заведении Гобаль троих двоюродных братцев, мелких фермеров из Арканзаса, которые искали себе жен, чтобы увезти их к себе на плантации. Тряпка прельстилась каким-то солдафоном, а Сводница решила остаться у Гобаль, чтобы, как она выражается, подзаработать деньжонок. Так что видишь, принцесса, все в порядке, теперь осталось только тебя на ноги поставить… Сейчас вокруг все спокойно, никто тебя не разыскивает, эта скотина губернатор приказал всем выехать из города… Э-э, да что тут говорить, все просто смотались отсюда и попрятались по плантациям, а здесь пожгли все дома, где были больные… Словом, спи спокойно и не напрягай мозги!
Тонтон и Людовик на цыпочках направились к двери. Батистина застонала. Она тяжело дышала, тело ее горело, словно раскаленный уголь, но ей хотелось знать все до конца.
– Тонтон… не уходи… постой… скажи… а… а… рабы?
Достойная девица вернулась к подруге.
– Тут у нас хорошие новости… кажется, Ганнибал с Като и всей их ребятней сумели добраться до севера… Что до Жанно, Резеды и тех, кого арестовали вместе с нами, то эта ведьма, Эмилия, пожелала заполучить их обратно, да еще повесить зачинщиков. Но… в общем, там вышла неплохая заварушка, и твой братец Адриан да еще… кхм… Флорис, которые тоже поначалу угодили в кутузку, каким-то образом сумели их выкупить…
Батистина попыталась приподняться на локте.
– Они… они…
– Да, похоже, они целое состояние отдали этой сушеной селедке Эмилии, чтобы купить у нее негров, а потом взяли и отпустили их всех на свободу… Остался только Жанно… эти свиньи судьи не захотели его отпустить! Кажись, они его в Батон Руж отвезли… Да успокойся ты, сейчас вообще трудно что-нибудь понять, из-за эпидемии в колонии все вверх дном перевернулось… каждый думает только о себе, принцесса… И довольно, живо спать, чтобы завтра у меня как огурчик…
И Тонтон вместе с Людовиком и Вальмиром вышли из комнаты.
– Тонтон… а… а… как там ОН? – прошептала Батистина.
– Да угомонишься ли ты наконец… у него… потому что… но… вместе с Людовиком посмотрим…
Однако воспаленный мозг Батистины уже не понимал слов Вертушки. Вместо троих друзей перед девушкой внезапно выросли три огромные длинные тени, трепетавшие, словно языки пламени. Липкая волна подкатила к горлу. Батистина испустила сдавленный крик, сильная струя вырвалась у нее изо рта. Тонтон и Людовик подбежали к ней, чтобы поддержать ей голову. Стыдясь и преисполнившись отвращения к самой себе, Батистина извергала из себя потоки черной крови, заливавшие ее чистую рубашку и простыни.
В полной уверенности, что она умирает, Батистина потеряла сознание.
25
В последующие дни состояние Батистины неуклонно ухудшалось. Она не понимала, где находится, перестала узнавать окружающих. Кожа ее приобрела желто-зеленоватый оттенок. Язык и десны сильно кровоточили. Местами на теле проступали красные пятна. Ее постоянно рвало вязкой черной кровью, кровь обильно текла из носа, так что совершенно обессилевшая Батистина лежала пластом и, не приходя в сознание, тихо поскуливала.
Летняя жара усиливала ее страдания.
Дважды за ночь под окнами проезжала тележка, собиравшая трупы умерших. Редкие жители затаились в своих домах. Тонтон и Людовик многое повидали за свою жизнь, однако они каждый раз вздрагивали, слыша, как скрипят колеса страшной колымаги под окнами. Неужели завтра им придется положить скрюченное тело подруги на этот убогий катафалк? Они отказывались в это верить и с еще большим усердием ухаживали за Батистиной. Им приходилось постоянно менять испачканное белье, обмывать ее, стирать окровавленные простыни. К счастью, беглецы нашли пристанище в зажиточном доме, располагавшем всеми доступными удобствами.
Тонтон удалось отыскать единственного оставшегося в Новом Орлеане врача. Все остальные убрались куда подальше и пользовали колонистов и их челядь, попрятавшихся у себя на плантациях. В Новом Орлеане осталась только «мелкая сошка».
– Если она проживет еще два дня, я буду приятно удивлен! – заявил доктор, стоя возле кровати Батистины и с сомнением качая закутанной в маску головой.
От девушки буквально остались кожа да кости. Ее зеленоватого оттенка кожа и тяжелое учащенное дыхание не давали оснований надеяться на лучшее.
– Но, черт побери, козел вас забодай! Вы врач или могильщик? – яростно заорала на него Тонтон.
– Вот именно, дайте же ей какую-нибудь микстуру! – уперев руки в бока, с грозным видом подхватила Людовик.
Доктор воздел руки к небу. За последние несколько дней он видел столько покойников, что смерть стала для него явлением совершенно обыденным, которому не стоило придавать никакого значения.
– Я бессилен чем-либо помочь ей… Вы давали ей пить касторовое масло с лимонным соком? Прекрасно, продолжайте… Перед этой болезнью мы, врачи, бессильны.
– Но откуда ее к нам занесло, эту проклятую желтую лихорадку?
Услышав вопрос Вертушки, доктор, уже переступивший порог комнаты, остановился и посмотрел на проститутку. Он слегка приподнял маску: стали видны его налившиеся кровью глаза.
– Рука Господня карает нас, мадам… Великое Бедствие приплыло к нам из Африки на одном из кораблей; полагаю, что оно прислано нам в наказание за торговлю рабами… Что касается вашей больной, то я могу вам только посоветовать: попробуйте обильно поить ее шампанским, если, конечно, сумеете его найти… Прощайте, дамы!
Врач, дрожа от лихорадки, спустился по лестнице.
– О чем это он тут говорил? Какое такое шампанское? – изумленно повторила Тонтон.
В поисках шампанского девицы перерыли весь дом, но так и не нашли ни одной бутылки. Всегда изобретательная Людовик с наступлением ночи отправилась в город, прихватив с собой Вальмира. Через два часа они вернулись: акадиец нес мешок, полный бутылок с шампанским.
– Вино наилучшее, из запасов самого губернатора! – со смехом сообщила Людовик. Она бесцеремонно очистила погреб дворца господина де Водрея.
Челюсти Батистины были судорожно сжаты. Подругам пришлось разжать их с помощью кинжала, чтобы влить ей в горло несколько капель шампанского. Батистину тут же вырвало. С поистине неутомимым терпением девушки держали ее рот открытым и медленно, по ложечке, продолжили вливать в него шампанское. К их огромной радости, Батистина проглотила несколько капель и откинулась назад; она по-прежнему была без сознания. Каждые два часа операция возобновлялась. В течение трех следующих дней состояние Батистины не ухудшилось. Сознание не возвращалось к ней, и шампанское было ее единственной пищей.
Однажды утром Вальмир не смог встать с кровати. Лицо его побагровело, глаза налились кровью, жуткая режущая боль пронзила поясницу. Людовик не отходила от его изголовья. У молодого акадийца болезнь протекала более бурно, чем у Батистины. У него очень быстро наступил кризис: кожа пожелтела, началась рвота черной кровью. Людовик ухаживала за ним также преданно, как и за Батистиной, поила его касторовым маслом с лимонным соком и шампанским. Бывшая проститутка самоотверженно обмывала юное мужское тело, измученное страшной эпидемией. Акадиец был без сознания и тихо стонал, а она воображала, что ухаживает за своим мужем в своем собственном доме.
Однажды ночью Батистина почувствовала, что умирает. Лунный свет проникал сквозь жалюзи. Она отчетливо услышала стук колес по утоптанной земле. Тележка остановилась прямо под окном.
– Выносите ваших покойников… выносите ваших покойников! – выкрикивал загробный голос.
Скрюченными пальцами Батистина с силой сжала простыню. Ее широко открытые глаза внимательно изучали обстановку незнакомой комнаты, в которой она лежала. Ее затуманенный мозг был не в состоянии восстановить последовательность событий. При свете дрожащего пламени свечи она отчетливо различила, что в кресле напротив кровати сидит какой-то человек. Голова его была откинута назад.
– Выносите ваших покойников… выносите ваших покойников!
– Нет… нет, я не хочу!
Вцепившись в кровать, Батистина застонала. Человек в кресле встрепенулся: огромная тень склонилась над Батистиной. Она не видела его лица: это был призрак. Призрак поднял руку, и она в ужасе оттолкнула ее:
– Нет… нет… я не хочу! Не хочу!..
Крик замер у нее в горле. Мужчина пронзил ее своим повелительным взором. Глаза у него были зеленые… изумрудные…
– Успокойся… успокойся… малышка!
Своими прохладными пальцами он ласково коснулся лба Батистины.
Она пробормотала:
– Ты… ты тоже умер… я хочу уйти с тобой!..
Веки ее медленно сомкнулись. Опасаясь самого худшего, мужчина быстро приложил ухо к груди Батистины. Когда он выпрямился, во взгляде его светилась радость. Дыхание девушки было спокойным.
Запел петух, Батистина проснулась и приоткрыла глаза. В кресле никого не было. Она заворочалась и привычным жестом попыталась откинуть назад свои длинные волосы. Но рука встретила пустоту. Батистина не узнавала саму себя. Ее худые пальцы нащупали голову маленького мальчика с коротко стриженными волосами.
– Мне очень жаль, дорогая, но волосы пришлось остричь!
Услышав этот голос, Батистина вздрогнула и широко раскрыла глаза.
– ФЛОР…РИС!
Он склонился над ней. Взгляд его был нежным и одновременно тревожным. Огромная радостная волна захлестнула Батистину. Флорис… Флорис… нет, это был не сон и не призрак. Он был здесь, рядом, возле ее кровати.
– Хочешь пить?
Батистина покачала головой. Нет, ей ничего не хотелось. Ей было хорошо, она больше не чувствовала боли. Флорис вновь коснулся лба Батистины: он был влажным и прохладным.
– Ты спасена! – ласково прошептал Флорис. Батистина никогда не думала, что он может быть таким нежным.
– Да, признаюсь, сегодня ночью мы основательно перепугались. Но теперь полный порядок, принцесса, ты больше не напоминаешь канарейку, так что пора бы и покушать.
С этими словами в комнату вошла Тонтон, неся в руках чашку бульона. Батистина непонимающе смотрела на Флориса и подругу. Флорис взял ее за руку. Тонтон заставила ее проглотить горячее питье. Оно было вкусно. Батистина откинулась назад и, вцепившись в руку Флориса, заснула.
В течение нескольких дней Батистина наслаждалась блаженным состоянием выздоравливающей. Она говорила мало, позволяя Вертушке менять ей белье и кормить. Флорис, молчаливый и серьезный, часто сидел возле ее кровати. Батистина брала его за руку и дремала, чувствуя, как силы мало-помалу возвращаются к ней. Она знала, каких сверхчеловеческих усилий стоит Флорису оставаться подле нее в роли сиделки. И Батистина лицемерно пользовалась своим положением. Интуиция подсказывала ей, что она вполне может воспользоваться своей слабостью.
Однажды утром, когда Тонтон убирала комнату, Батистина робко попросила:
– Знаешь, Тонтон, мне бы хотелось посмотреть на себя!
– Ага! Вот ты и выздоровела, принцесса! – радостно рассмеялась девица, бросая ведро и швабру, чтобы подать ей зеркало.
Батистина в ужасе вскрикнула. На нее испуганно смотрела какая-то незнакомая женщина – худая, бледная, с огромными, во все лицо, глазами. Лоб ее обрамляли коротенькие белокурые кудряшки.
– Я просто безобразна!
– Брось, ни капельки! Волосы быстро отрастут, они так слиплись от крови, что ничего не оставалось, как отчекрыжить их: он сам запустил ножницы в твою гриву. Ах! Ну и молодец же он!
– Ну, и где… где же он? – капризно, как подобает выздоравливающей, спросила Батистина.
– Спит, бедняга, в соседней комнате… и как он не подох от усталости… Знаешь, ведь он целых двенадцать дней и ночей ни на секунду от тебя не отходил!
– Неужели я так долго была без сознания? – воскликнула Батистина.
– Еще бы, и сама понимаешь, принцесса, ты была не в лучшем виде… а тут еще каждый раз, когда тебя начинало рвать, мы думали, что ты вот-вот окочуришься!
Тонтон принялась кормить Батистину. Она заставила ее проглотить ложку кукурузной каши, приправленной кленовым сиропом. Судорожно оттолкнув пустую ложку, Батистина уселась на подушках.
– Боже мой, что ты говоришь… Он видел меня во время болезни… фу… меня рвало… Ты должна была запретить ему приближаться ко мне! – упрекнула подругу Батистина.
– Ну, это уж слишком, мадам уже кокетничает… Если хочешь знать, он держал тебя на руках, как младенца, и вместе со мной обмывал и переодевал тебя. Да, вот так. Конечно, мы частенько лаялись с ним, но честное слово, никогда еще не видела, чтобы мужик так ухаживал за барышней… Если хочешь знать мое мнение, этот парень у тебя в кармане, можешь его, если пожелаешь, без соли съесть! А теперь давай, моя голубка, коли хочешь встать на ноги, надо кушать… Ну-ка, ложечку за твою Тонтон… ложечку за Людовика… А, вот и господин Флорис, я вас оставляю!
Батистина оттолкнула посуду с едой и взглянула на Флориса. Прежде чем войти в комнату, он постучал, затем подошел к кровати. Только сейчас Батистина заметила, как он был бледен и худ. При мысли о том, что во время болезни он наверняка увидел у нее на талии цепочку с талисманом, она слегка покраснела. Теперь цепочка свободно съезжала ей на бедра.
– Как ты себя чувствуешь, Батистина? – спросил Флорис, садясь в ногах кровати.
– Гораздо лучше, Флорис… я скоро попробую встать! – томно произнесла Батистина.
Ей страстно хотелось, чтобы Флорис придвинулся к ней поближе. Однако он упорно оставался в ногах кровати. Батистине показалось, что сегодня утром он был печален и держался сдержанно, пожалуй, даже холодно. Она откинулась на подушки и смущенно прикрыла рукой глаза.
– Тонтон только что рассказала мне, что… что ты видел меня… в не лучшем… состоянии… ну, в общем… не в себе… я…
Флорис насмешливо взглянул на нее. Это был прежний взгляд, который так раздражал Батистину.
– Ты права, не многие из твоих воздыхателей узнали бы тебя в таком виде. А теперь давай завершай свой завтрак, если хочешь поскорей встать на ноги!
С этими словами Флорис приблизился к Батистине. Взяв с ночного столика чашку с бульоном, он осторожно приподнял голову девушки, чтобы заставить ее выпить мясной отвар. Неистовая радость охватила Батистину, когда она почувствовала прикосновение пальцев Флориса к своему затылку. Она покорно подчинилась и до капли выпила предложенный ей бульон.
Он склонился над ней. Ошеломленная Батистина решила, что он собирается поцеловать ее. Однако Флорис, как образцовая сиделка, всего лишь вытер ей рот. Теперь он с улыбкой разглядывал ее. Раздосадованная Батистина отвернулась.
– Нет… не смотри на меня… я… я все еще очень страшная.
Флорис дружески похлопал рукой по одеялу. Сев рядом, он нежно погладил ее короткие кудряшки.
– Я люблю тебя такой… Ты напоминаешь мне одну несносную девчонку, что осталась во Франции… Может быть, ты помнишь, этакого чертенка, которому я не мог ни в чем отказать!
Флорис благоразумно отстранился, подавляя в себе желание сжать ее в объятиях. Долгое время он опасался самого худшего, а теперь, когда было ясно, что Батистина будет жить, Флорис вновь перестал доверять ей. Он знал, что как только она встанет на ноги, то вновь будет способна выкинуть любую штуку.
Какое-то время они выжидательно наблюдали друг за другом: молчаливые, взволнованные, подозрительные, два юных горделивых хищника, каждый из которых был готов бороться до последнего, чтобы доказать свое превосходство над другим, Батистина решила избрать своим оружием кротость и дипломатию.
– Флорис… о, Флорис!.. Мне так нужна твоя сила!
Она сумела найти верные слова. Флорис снова приблизился к ней. Взяв ее за руку, он принялся перебирать ее пальцы, а затем молча коснулся их губами. Батистина испустила разочарованный вздох.
– Где ты был все это время, Флорис?..
– Где мне еще было быть, как не в соседней комнате!
– Нет, я хотела сказать… когда меня перевозили из форта в форт… я думала о тебе… часто… и… и…
Флорис властно взглянул на Батистину.
– Так ты хочешь спросить, почему я не явился освободить тебя… Не так ли?
В ответ Батистина лишь скорчила недовольную гримаску. Однако Флорис не отступал.
