Текст книги "В небе Китая. 1937–1940"

Автор книги: Юрий Чудодеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

Японская авиация неожиданно прекратила налеты на Наньчан. Учуяли что-то, готовятся? Противнику наверняка стало известно о прибытии к нам пополнения – агентурная разведка у японцев была поставлена отменно, слухи о шпионах и лазутчиках то и дело подтверждались. Помню, как в конце марта военная 'полиция схватила во время ночного налета японских бомбардировщиков вражеского агента, наводившего самолеты противника па наш аэродром. Оказался им авиамеханик, обслуживающий американские истребители. После короткого допроса его тут же казнили на виду у всех поистине с азиатской жестокостью: подвесили за руки на столб и вспороли живот.

Пользуясь затишьем, Рычагов и Благовещенский организовали своего рода состязания – смотр по технике пилотирования истребителей наньчанской авиагруппы, в котором участвовали советские, китайские, американские и английские летчики. Сразу стали видны изъяны западной авиационной техники (морально устаревшие истребители «Кэртис-Хаук», «Гладиатор», «Фиат»), особенно заметные в сравнении с советскими «ястребками» И-16, значительно превосходившими своих соперников (по скорости, например, вдвое). «Что ж, – констатировал П. В. Рычагов, – ударной силой остаются наши самолеты».

Кстати, во время этого состязания больше всех пострадал… китайский летчик Ван. Наблюдая с земли за истребителями, он так шумно и восторженно «болел» за наши И-16 (летал сам Благовещенский), а «хауки» и «гладиаторы» поносил ядреными русскими словами, что вызвал настоящий гнев китайского начальства и был немедленно снят с должности командира звена.

А потом был бой. С опытным и сильным противником, к тому же превосходящим по численности. Видимо, японское командование намеревалось одним ударом покончить с наньчанской авиагруппой: в налете па аэродром участвовало до 50 бомбардировщиков в сопровождении около 20 истребителей. Однако мы были во всеоружии. Самолеты противника обнаружили задолго до появления над городом – на этот раз служба наблюдения не подвела.

Взлетели, согласно боевому расписанию, звеньями, всего девять самолетов. Ведущий группы – А. С. Благовещенский. По замыслу Рычагова, руководившего боем с земли, мы должны были сковать действия самолетов противника и задержать их на под ступах к городу. Затем в дело вступали другие группы истребите лей с ближайших аэродромов, в том числе китайские, американские и английские. Расчет строился на том, что японские истребители не выдержат боя – не хватит горючего, численное преимущество противника будет ликвидировано и силы сравняются. Дальнейшее – разгром бомбардировочной группы – не составляло особой трудности.

Таким образом, основная тяжесть боя ложилась па пашу ударную группу А.С. Благовещенского, почти полностью состоявшую из советских летчиков. В последний момент, напутствуя нас перед вылетом, комиссар А.Г. Рытов сказал:

– Это по-своему самый интернациональный бой, и вы понимаете – нельзя нам ударить лицом в грязь…

Патрулируем над городом уже добрую четверть часа па высоте 6 тыс. м, а противника все нет. Наконец на горизонте показалась первая группа самолетов. Насчитал 20 машин. Идут примерно на 1500 м ниже нас. Благовещенский подает сигнал «Внимание», и мы устремляемся наперехват приближающемуся противнику.

Быстро сближаемся. Благовещенский со своим звеном нацеливается на флагманский бомбардировщик, мое звено идет замыкающим. Вдруг замечаю наверху тройку И-96, пикирующих со стороны солнца. Подаю сигнал ведомым – следовать за мной – и круто разворачиваюсь навстречу атакующим истребителям. Коврыгин и Конев быстро повторяют мой маневр. Молодцы. Идут плотным, сомкнутым строем «клин».

Лобовая атака. Расходимся на встречных курсах на вертикалях. Завязывается бой. Главное сделано: эти уже не помешают Благовещенскому, остальное – дело техники. Настроение приподнятое – начало отличное. Скорее разогнать эту тройку – и в основную схватку.

Гоняемся друг за другом, обмениваясь очередями, не даем противнику выбраться из вертикальной плоскости. Японцы начинают нервничать – не столько контратакуют, сколько уклоняются, и довольно искусно, от атак, сесть на хвост себе не позволяют. Неожиданно прибавилось самолетов… Подоспела подмога! Ну что ж, тем лучше: не надо искать противника па стороне. Держись, ребята! Резким маневром – полупетля – сбрасываю с хвоста пристраивающийся ко мне И-96 и с ходу атакую в лоб первый попавшийся истребитель. Кажется, не промахнулся – самолет выскакивает из «карусели». В самый раз махнуть за ним через крыло и добить, но не тут-то было – меня снова атакуют. Уклоняюсь. Японцы крутятся словно надоедливые осы, еле успеваю отбиваться. Моих ведомых нигде не видно. Что-то уж очень быстро их сбили.

Уже и не пытаюсь сесть кому-то на хвост – непрерывно контр атакую противника в лоб. В создавшейся ситуации это единственное спасение: во-первых, прикрываюсь от огня мотором как броневым щитком; во-вторых, японцы, когда их много, лобовых атак по выдерживают – зачем зря рисковать в схватке с обезумевшим от сознания обреченности летчиком…

А вот это, кажется, конец…»Закашлял» мотор. Хлопки черного дыма. Винт замирает, не крутится. Плохо дело! А снизу опять несется И-96.

Спокойствие. Выжидаю, пока сократится дистанция, чтобы противник не смог вовремя сманеврировать и расстрелять мой беспомощный самолет. Вот он, критический момент: делаю резкий переворот через крыло и ввожу истребитель в отрицательное пикирование (угол падения больше 90°).

«Карусель» остается позади. Впереди земля. Глаза уже фиксируют отдельные предметы внизу: деревья, речушки, озера. Чувствую: высота – 500–600 м, на указатель высоты глянуть некогда. Да и к чему?

Но «ястребок» – замечательная машина: легко и послушно вы шел из бешеного отвесного пике, лег в горизонтальный полет. Бросаю взгляд вверх – пара И-96 настигает меня. Кладу самолет на крыло – для скольжения, чтобы быстрее потерять оставшуюся высоту и сесть на «брюхо». (Незадолго до выпуска из Качинской авиашколы, в 1934 г., мне довелось быть свидетелем подобной посадки. Осуществил ее В.П. Чкалов, испытывавший па нашем аэродроме истребитель И-16. При посадке отказали шасси, попытки «вытряхнуть» их из фюзеляжа не увенчались успехом, и уже тогда знаменитый ас сел «на брюхо». Кажется, это была первая в нашей авиации удачная посадка.)

Авось получится и у меня. Да иного выхода и нет: парашютироваться поздно.

Но «авось» не получилось. Пропахав несколько метров, само лет врезался в бугор, и от сильного лобового удара я потерял сознание. Очнулся от страшной боли в ступнях. Ноги будто жгли раскаленным железом. Так оно и было: из подмоторной рамы било пламя, на мне горела одежда, а сам я висел на привязных ремнях вниз головой. При ударе о бугор самолет скапотировал и перевернулся.

Отстегнул ремни, вывалился из кабины и покатился по земле. Вдогонку раздался оглушительный взрыв. Баки…

Сгореть заживо мне не дала яма для полива огорода (самолет приземлился па крестьянском поле). Я скатился в нее в горящей одежде. Когда выбрался из ямы, она вспыхнула… Был взят в «плен» сбежавшимися крестьянами, которые едва не устроили надо мной самосуд – приняли за японского летчика. К счастью, в последний момент я умудрился разыскать в кармане полусгоревшей тужурки опознавательный лоскут красного шелка – перед вылетом не успел прицепить па грудь. Разъяренные крестьяне вмиг изменились, заволновались и бросились ко мне с радостными возгласами.

В наньчанский госпиталь меня принесли на носилках, в сопровождении огромной «свиты», словно богдыхана. Казалось, собралась вся крестьянская округа, узнав, что несут раненого советского летчика. В тот же день вечером в госпиталь пришли навестить меня П.В. Рычагов и А.С. Благовещенский. Застали они меня в жалком состоянии – запеленутого в бинты, сломанный нос в гипсе, рот опух так, что нельзя было шевельнуть языком.

– Хорош, нечего сказать, – мрачно пошутил Рычагов. – Но летать будешь: руки-ноги целы, даже голова на месте… Китайский доктор – профессор – говорит, через пару недель сможешь воевать.

Я показал глазами на Благовещенского: из-под халата у него виднелись бинты. Ранен?

– Не ты один везуч, – хохотнул Рычагов. – Еще одним «королем неба» у микадо меньше: схватился Алексей Сергеевич с лидером японских истребителей, а тот оказался полковником, «непобедимым» – весь самолет в молниях. «Король»… Вот и снял с него Благовещенский корону. Вместе с головой. Правда, самого чуть не прикончили – ребра задело.

Благовещенский покачал головой:

– Этого «короля» нам с Кудымовым пополам делить надо… Знаешь, сколько ты истребителей взял на себя? Девять! Считай, половину прикрытия. Ну, мы отделали их за тебя. Под орех…

А ведомые твои живы-здоровы. Пощипали их малость – подбили. Поэтому и пришлось тебе отбиваться от целой оравы.

Не помню уж, сколько именно самолетов потеряли японцы во время того налета на Наньчан, но потери были немалые.

А спустя еще несколько дней – вечером 23 февраля 1938 г., в День Красной Армии, я узнал о первом рейде советских бомбардировщиков в дальний тыл противника – на о-в Тайвань.

Идея и план этого дерзкого налета на крупную авиабазу противника принадлежали П.В. Рычагову и А.Г. Рытову. Высшее китайское командование было только проинформировано в общих чертах – имелись веские основания опасаться японских агентов, орудовавших в штабах.

В госпитале мне пришлось проваляться не две педели, как обещал китайский профессор, а почти месяц: раны заживали медленно. В палату к нам повадились неожиданные «доброжелатели» из местных русских эмигрантов. Но мы упорно «не понимали» их и отнюдь не баловали признательностью за столь «трогательное» внимание и сочувствие этих «графинь», «княгинь» и прочих «титулованных» особ, как они себя называли. Особенно настойчива была одна из барышень, подолгу сидевшая у моей койки. Как-то она подкараулила меня в госпитальном парке – я уже начинал совершать самостоятельные вылазки туда, тренируя совсем разучившиеся ходить ноги.

– Неужто вы так запуганы ГПУ, что боитесь даже рот раскрыть? – чуть не с отчаянием сказала она. – Да, я дворянка, мой отец и братья били вас, но мы настоящие патриоты России…

– Что вам, наконец, надо, «патриотам»? – не выдержал я. – А кто кого бил и побил, давайте не будем об этом – чтобы не расстраивать ваше благородие.

– Вы русский? – спросила девушка. – Ведь это все здесь знают.

– Тогда зачем спрашиваете? Но я не русский. Пермяк. Еще что?

– Пермяк – это из каких-нибудь туземцев? Однако…

Я так посмотрел на эту благородную «незнакомку», что та отшатнулась.

– Простите великодушно, я не хотела вас обидеть! У нас, видите ли, как бы это сказать…

– У вас не знали и даже не слышали про такую народность, господа «патриоты России»?

«Комиссара бы сюда, Рытова», – подумал я, совершенно забыв о том, что нарушаю его наказ не ввязываться в подобные разговоры.

Преследовал же меня этот «комплекс», вот и сорвался. Что было, то было: с пионерского детства мечтал стать летчиком, и как-то узнали о том мои домашние и соседи по деревне Верх-Юсьва тогдашнего Соликамского уезда. Подняли на смех: вон чего захотел… Тогда и услышал я это унизительное «куда уж нам», вбитое людям моей народности веками бесправия и невежества. А вбивали вот такие «патриоты России», вышвырнутые из собственной страны бурей революции, так говорил наш комиссар Андрей Герасимович Рытов, предостерегая от встреч о назойливыми «соотечественниками».

…И снова бои над Наньчаном. Японцы стали осторожней – уроки, как говорится, пошли впрок. Уже не лезли напролом, полагаясь на численный перевес, действовали более изощренно м коварно. Отказывались от шаблонной тактики, стали куда «почтительней» относиться к противнику. Научились распознавать в воздухе паши «ласточки» – один па один предпочитали не сводиться. Как-то чуть не «заклевали» моего друга Туна: пять И-96 против одного! Ему тогда не повезло: не успел полностью убрать шасси. Японцы подкрались к нашему аэродрому, не замеченные постами наблюдения (легко выбрали маршрут и сманеврировали высотами). Вдобавок ко всему во время боя на «ястребке» Туна кончились боеприпасы. Все же он не вышел из боя: непрерывно имитируя атаки, дождался, когда японские истребители, экономя горючее на обратный путь, покинули «поле» боя. На аэродроме мы насчитали 25 пробоин на «ястребке» Туна. Сам же он плакал от досады…

То же самое случилось и у летчика Шарая. После изнурительных маневров в «карусели» ему удалось в конце концов зайти в хвост опытному противнику, доставшемуся па его долю. Но в решающий момент убийственной очереди не последовало. Разгоряченный боем, Шарай вплотную приблизился к противнику – «хоть попугать!» и… таранил самолет врага. Его наградили орденом Красного Знамени…

В боях сражались и другие добровольцы из отряда А. С. Благовещенского: И. Г. Пунтус-бородатый добряк и сорвиголова, о котором говорили – «ни бога, ни черта, ни даже начальства не боится», интеллигентный В. Дадонов-летчик вдумчивый и хладнокровный, ставший впоследствии генерал-лейтенантом; дальневосточник А. Душин, летавший на И-15бис и отличавшийся удалью, даже бесшабашностью в бою (в начале Великой Отечественной войны мне довелось служить с ним на Черном море» и 9-м истребительном авиаполку, сражаться над Николаевом и Анапой); П. Панин, Селезнев (в 1943 г. я неожиданно встретил его под Ленинградом, где он испытывал «Фокке-Вульф-190», захваченный у противника).

Я не случайно упоминаю здесь о Великой Отечественной войне. Боевой опыт, приобретенный советскими летчиками-добровольцами в Китае, сослужил нам очень хорошую службу в недалеком будущем. Противник оказался сильный, коварный, к тому же численно превосходящий нас в воздухе в первый период войны. Мне лично с первого и до последнего дня войны пришлось воевать на Черном море, Балтике, в Польше, Германии. И также «посчастливилось» несколько раз встречаться с «непобедимыми» геринговскими асами. Одного из них, летавшего на только что появившемся на советско-германском фронте самолете «Фокке-Вульф-190», на фюзеляже которого было нанесено свыше 30 крестов – столько побед было одержано им па Западе, я сбил над Ленинградом. (Всего за время войны уничтожил 12 самолетов противника самостоятельно и 29 – в групповых боях.)

…В начале апреля 1938 г. па аэродром в Наньчане прибыла новая партия советских самолетов – истребители И-15бис (их называли «чижами»). Летать на них стали советские добровольцы. «Чижи» значительно усилили истребительную авиагруппу А.С. Благовещенского. Они увеличили возможности самолетов И-16, великолепно показавших себя в боях на вертикалях. Японские же истребители И-96 обладали определенным преимуществом в горизонтальной плоскости и всячески стремились навязывать нашим «ласточкам» свою тактику боя. С прибытием самолетов И-15бис японские летчики вынуждены были вовсе отказаться от этих попыток – мы сразу отработали взаимодействие с «чижами».

К сожалению, воевать вместе с вновь прибывшими добровольцами мне пришлось недолго: в конце апреля 1938 г. я получил задание отправиться в Ланьчжоу для приема и перегона в Наньчан новой партии истребителей И-16. Туда же вылетела группа китайских летчиков, которых мне предстояло обучать на «ласточках».

– Постарайся не задерживаться, – сказал А. С. Благовещенский. – На фронте назревают большие события. «Рубка», думаю, начнется уже в мае: японцы готовят наступление на центральном участке. Самолеты нужны позарез. Маршрут ты изучил досконально, а китайские летчики знают тебя. Поэтому дело у вас должно пойти быстро, это сейчас важно. Так что действуй.

Перелет в Ланьчжоу не обошелся без происшествий. Через час полета загорелся один из трех моторов самолета, на борту которого находилась наша группа из пяти человек. Садиться не куда – местность гористая. Легли на обратный курс – в Ханькоу. В воздухе удалось погасить пожар. Сели с грехом пополам. Один из цилиндров (мотор воздушного охлаждения) висел на проводах…

На следующий день вылетели на ТБ-3 с китайским экипажем. Самолет не был полностью заправлен горючим – отложили до ближайшего промежуточного аэродрома. Едва приземлились – воздушная тревога. Командир корабля взял курс на Ланьчжоу, не подумав, хватит ли топлива. Конечно, не хватило. А внизу – Сплошные скалы, ущелья, ни клочка «живого места». Моторы остановились. Могильная тишина. Только этого не хватало – после стольких-то боев…

Спасла высота: самолет летел на 5 тыс. м. С трудом перевалив через горный хребет, приземлились у самого подножия, каким-то чудом не разбив самолет на валунах. До посадочной полосы аэродрома Ланьчжоу не дотянули с полкилометра: не хватило запаса высоты. Выбрались из самолета возмущенные и злые до предела. Пилот ТБ смеялся. Во время очередного перелета в Ланьчжоу этот же пилот па этом же самолете врезался в скалы и погиб, имея па борту 25 советских добровольцев…

Благовещенский ошибся ненамного: «рубка» началась 29 апреля 1938 г., в день рождения японского императора. Авиация противника сконцентрировала удары на Ухане, который становился вожделенной целью японского наступления вдоль Янцзы. Обстановка быстро накалялась. Оттуда уже начали прибывать в Ланьчжоу раненые советские добровольцы, преимущественно летчики. Вынужденные праздно отсиживаться па аэродроме, мы чувствовали себя как па иголках: сборка и покраска самолетов. проходила крайне медленно. Куда быстрее шло дело с переучиванием китайских летчиков – они давно мечтали летать на советских машинах и готовы были спать в кабинах истребителей» чтобы не потерять лишней минуты. Но прежде чем переправить машины на прифронтовые аэродромы, нам предстояло облетать каждый самолет.

От раненых советских добровольцев мы и узнали подробности ожесточенного воздушного сражения, разыгравшегося 29 апреля над Ханькоу. В нем участвовало более 100 самолетов с обе их сторон. С начала войны в Китае здесь впервые численное преимущество было на стороне советских и китайских летчиков, по крайней мере в тот апрельский день. Японская авиация понесла тяжелые потери: было сбито более 20 бомбардировщиков и истребителей. Мы потеряли два самолета. На одном из них летал бесстрашный Тун, с которым мы не расставались с первых дней прибытия советских добровольцев в Китай. По рассказам очевидцев, во время боя его самолет был подбит и сгорел при падении.

Назывались имела летчиков Беспалова, Пунтуса и других отличившихся в бою истребителей, которых я хорошо знал, – с од ними воевал еще под Нанкином, с другими в Наньчане. Завидовал. Жалел, что не довелось самому участвовать в этом славном сражении, «посвященном» дню рождения его императорского величества…

Потрясенное сокрушительным отпором над Уханем, японское командование свернуло активные боевые действия своей авиации и перебазировало ее подальше в тыл. В воздухе наступило временное затишье. Воспользовавшись паузой, советское командование решило сменить летный состав добровольцев, действовавших в Китае с конца 1937 г. Вскоре я возвратился на Родину.

…В январе 1953 г. из китайского посольства в Москве мне прислали один из номеров журнала «Народный Китай», в котором была помещена статья о советских воинах-добровольцах. «Китайский народ, – говорилось в ней, – никогда не забудет героев-летчиков советского добровольного отряда, прибывших нашу страну в тяжелые годы антияпонской войны и отдавших свои жизни за дело освобождения Китай от японских захватчиков… Советские герои, воспитанные партией Ленина, проявили высокий дух интернационализма»[40] 40
  См. «Народный Китай», 1952, № 24, с. 26,


[Закрыть]

Высокие и правдивые слова! Хочется верить, что китайский народ действительно никогда этого не забудет.

А. 3. Душин. На помощь китайскому народу

Коротко об авторе. А. 3. Душин (1907–1976) – генерал-майор авиации. После окончания школы военных летчиков служил в гидроавиации Тихоокеанского военно-морского флота. Боевое крещение получил в 1937–1938 гг. В небе Китая. В 1938–1940 гг. принимал участие в боях па оз. Хасан и на советско-финляндской границе. Участник Великой Отечественной войны: командовал авиационной группой, обороняющей Крым, затем был назначен начальником ПВО Краснознаменного Черноморского флота. В 1945 г. участвовал в разгроме Квантунской армии. После войны окончил академию Генерального штаба и занимал различные командные должности в Советской Армии.

В Приморский край 32-я отдельная истребительная авиаэскадрилья была переведена в сентябре 1934 г. Она вошла в состав Военно-Воздушных Сил Тихоокеанского флота.

Одна из причин перебазирования нашей эскадрильи с Балтики на Дальний Восток состояла в необходимости усилить ВВС в этом районе истребительной авиацией из-за частого нарушения наших наземных и воздушных границ японской военщиной, оккупировавшей к атому времени Маньчжурию.

Эскадрилья была вооружена в то время самолетами И-5 и укомплектована квалифицированным потно-техническим составом. Я командовал звеном и одновременно был начальником парашютно-десантной службы. Специальность парашютиста я приобрел еще в июне 1934 г. на курсах в Детском селе под Ленинградом.

Частые нарушения наших дальневосточных границ японскими самолетами вынуждали нас сохранять постоянную боевую готовность. Приходилось часами сидеть в самолетах и ждать команды на вылет. Однако неоднократные вылеты наших истребителей наперехват противнику не приносили желаемых результатов: нарушитель уходил на «свою» территорию. Преследовать его раз решалось только до границы, вести огонь в сторону границы запрещалось.

В 1936 г. эскадрилья получила новые самолеты И-15, которые по своим летно-техническим качествам были значительно лучше Самолета И-5. В ходе освоения нового самолета в ночных и дневных полетах постепенно совершенствовалось наше боевое мастерство.

Летом 1937 г. я подал рапорт с просьбой отправить меня добровольцем в героическую Испанию. В октябре меня вызвали в штаб ВВС Тихоокеанского флота. Здесь я встретился с другими добровольцами, преисполненными тем же желанием. Начальник ВВС комбриг Никифоров в беседе с нами сказал, что из Москвы Пришло согласие отправить добровольцев в Испанию. Он спросил, не передумал ли кто-нибудь. Таких не оказалось. Через два вся наша группа добровольцев – шесть летчиков-истребителей поездом выехала в Москву.

Столица встретила нас холодным ноябрьским утром. В академии им. Н. Е. Жуковского, где нам предстояло прожить несколько дней, мы познакомились с добровольцами, прибывшими из Баку, Украины и других районов страны. Все жаждали одного – быстрее приступить к выполнению задания Родины.

В Москве мы задержались на несколько дней. Видели товарищей, уже побывавших в Испании, ставших Героями Советского Союза. Вскоре выяснилось, что наша группа едет в борющийся Китай. Советское правительство из чувства интернациональной солидарности решило оказать китайскому народу помощь в борьбе с японскими милитаристами, которые помышляли о порабощении Китая. Одной из форм этой помощи стало активное участие советских летчиков-добровольцев в воздушных сражениях в небе Китая.

Мы получили документы, оделись в гражданские костюмы, купили на дорогу все необходимое. Наконец мы на Казанском вокзале, где нас ждет поезд Москва – Алма-Ата. В пути до столицы Казахстана мы успели рассказать товарищам все, что знали о тактико-технических данных японских самолетов и тактике японских летчиков. В поезде мы крепко сдружились и ста ли как бы одной семьей.

В Алма-Ате нас встретили представители базы и на автобусах отвезли к новому месту жительства, где нам предстояло пробыть некоторое время в ожидании самолетов.

Устроились с дороги, немного отдохнули, плотно позавтракали, затем нас пригласил к себе начальник базы и авиационной трассы Адам Залевский. Это был замечательный человек и пре красный летчик. Куда только не забрасывала его судьба: летал он и над просторами Сибири, и над горами Памира и Гиндукуша. Везде он с честью выполнял ответственные задания Родины.

Нам было очень интересно послушать такого человека. Залевский в общих чертах охарактеризовал нашу дальнейшую работу, подробно остановился на трассе предстоящего перелета Алма-Ата-Ланьчжоу (с десятью промежуточными аэродромами), объяснил, какие трудности нас ожидают: трасса еще не оборудована, технического состава на аэродромах нет. Он подчеркнул, что многое придется делать своими руками, летчик должен уметь не только заправить самолет горючим и маслом, но, если потребуется, и произвести мелкий ремонт.

В Алма-Ате нам пришлось задержаться дольше, чем мы думали: наши самолеты еще не прибыли. Но время мы зря не теряли, изучали трассу полета, ее характерные ориентиры, рельеф местности, знакомились с китайским языком, с обычаями китайцев.

Как-то в начале декабря 1937 г. на аэродроме появились четыре летчика, которые сразу обратили на себя внимание. Они приехали из Москвы и теперь направлялись в Китай. Нам очень хотелось узнать от них о наших самолетах. После их отлета в Китай нам назвали их имена. Это были П. В. Рычагов, А. Г. Рытов, А. С, Благовещенский и И. Смирнов. Павел Васильевич Рычагов всего два месяца назад вернулся из Испании, где участвовал в воздушных боях с фашистами. За отвагу и смелость был награжден двумя орденами Ленина. В Китае он стал старшим советником по использованию советской авиации.

Андрей Герасимович Рытов был назначен комиссаром группы летчиков-добровольцев (официально он направлялся в Китай в качестве главного штурмана группы). Забегая вперед, хочется сказать, что А.Г. Рытов, несмотря на сложную обстановку, сумел отлично выполнить главную задачу – обеспечить успешные действия нашей авиации.

Алексей Сергеевич Благовещенский, опытный летчик-истребитель, смелый, инициативный, обладающий прекрасными организаторскими способностями, много лет прослужил в Приморье. Наши аэродромы располагались недалеко друг от друга, слава о нем доходила и до нас. Вскоре он был назначен летчиком-испытателем, уехал в Москву. Теперь направлялся в Китай в качестве руководителя группы истребителей.

Четвертый – Николай Смирнов, отличный летчик, позднее стал командиром пашей эскадрильи.

Вскоре выяснилось, что паши самолеты в разобранном виде доставят в Китай на аэродром Хами. Мы должны перелететь в Хами, встретить самолеты, быстро собрать их и на них отправиться на фронт. Мне и двум моим товарищам на следующий день предстояло первыми вылететь на самолете ПР-5 по маршруту Алма-Ата – Кульджа – Урумчи – Хами.

II

Утром нам разрешили вылет. Летчик, который вел самолет, несколько раз летал по этому маршруту. Провожавшие нас друзья пожелали «ни пуха, ни пера», и мы пошли па взлет. Через полчаса где-то за пеленой снегопада скрылась государственная граница. Первую посадку произвели на аэродроме Кульджа. После заруливания и остановки мотора вышли из самолета и сразу почувствовали, что это «не та земля».

В первые же минуты мы стали свидетелями странного для нас зрелища. Поодаль от нашего самолета гнали группу людей. Одеты они были кто во что попало. Двое, судя по всему, старшие, вооруженные бамбуковыми палками, подгоняли отставших. Хотя нас и предупреждали, чтобы мы не вмешивались в здешние порядки, стоило большого труда скрыть свое возмущение. У нас появилось сильное желание вырвать у старших палки и огреть их самих.

Вскоре наш самолет заправили горючим, и мы продолжили путь. Приземлились в Урумчи, столице пров. Синьцзян. Здесь нас разместили в гостинице. Погода испортилась, перевалы были закрыты, и нас не выпускали. Пришлось пробыть в Урумчи несколько суток. Нас поразила ужасающая нищета народа.

На третий день дали разрешение на дальнейший полет. Перевалив хребет, мы оказались над бескрайними просторами Гобийской пустыни.

Минут через 40–45 полета над песками вдали показался на селенный пункт. Это и был Хами. Рядом с ним раскинулось большое песчаное поле, отведенное под аэродром. Пока оно было почти пустым, за исключением одиночных самолетов, работавших на трассе.

Нас разместили в гостинице. Вместо привычных стекол в оконных рамах – бумага. Улицы города были такими узкими, что машина едва проходила. При сильном ветре поднимались настоящие песчаные бури, песок забивался всюду.

На второй день после нашего прилета начали прибывать самолеты. Радости не было предела. За пять дней все 15 самолетов эскадрильи были собраны и облетаны, пулеметы пристреляны. Теперь мы были готовы к выполнению боевого задания.

Вскоре к нам присоединился А. Залевский, который решил сопровождать нас до Ланьчжоу на самолете И-15бис. Появился и наш лидер – самолет СБ, экипаж которого отлично знал все аэродромы по трассе.

Утром 25 декабря – в день перелета в Ланьчжоу – стояла ясная, безветренная погода с отличной видимостью. На песчаном аэродроме каждый самолет после взлета оставлял за собой столб песка, вследствие чего подниматься в воздух следующему был» невозможно. Требовалось время, чтобы песок осел. И тогда решили взлетать в разных направлениях, благо размер аэродрома позволял.

В воздухе все самолеты построились в боевой порядок: впереди – лидирующий нас СБ, за ним на «лихом коне» командир бригады Залевский. Мое звено было крайним слева. Весь строй: хорошо просматривался. Набрали высоту 3 тыс. м. Погода замечательная, на душе празднично: наконец, мы летим к своей цели на боевых самолетах, чтобы чем-то реальным помочь китайскому народу в борьбе с агрессором.

Пролетев 20 минут по маршруту, я условными сигналами собрал свое звено, чтобы узнать, как себя чувствуют летчики, как работают моторы. Улыбаясь, они подняли большой палец, что означало – все хорошо. Но еще через полчаса полета я почувствовал в кабине запах кислоты. Быстро взглянул па показания приборов: все в порядке. Неожиданно самолет резко развернуло влево. Попытка выправить положение не удалась, стало ясно – поврежден привод управления рулем поворота. Ведомые летчики правильно поняли мои сигналы продолжать полет. Вскоре группа скрылась из виду.

Прежде всего я постарался установить местонахождение. Это удалось довольно быстро: к моменту моей аварии группа находилась между Моляньцзинцзы и Шиншинся. Других населенных пунктов вблизи не было видно. Что же дальше? Конечно, можно докинуть самолет, воспользовавшись парашютом. Но мотор работал хорошо, я мог, управляя им и элеронами, подобрать подходящую площадку и посадить самолет. Правда, посадка не предвещала ничего хорошего. И все же я решился спасти самолет, пойти на риск. Снизившись до высоты 20–25 м на малой скорости, я заметил впереди относительно ровное место и решил сесть. В конце короткого пробега левое колесо наскочило на большой камень, самолет повернуло влево, и он остановился.