Текст книги "Избавитель"

Автор книги: Юрий Трещев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

43

Путаясь в полах чужого плаща, Астролог обошел лужу, разлившуюся вокруг Иудина дерева. Плащ ему был явно велик. У дома, где он снимал комнату, кто-то маячил.

«Опять этот тип…» – Астролог уже видел его мельком. Запомнилась татуировка синими чернилами на его руке в виде якоря. Что-то в облике незнакомца намекало на его пребывание за решеткой, и вел он себя более чем странно.

«Насколько я понимаю, он хочет поговорить… или… – Неожиданно незнакомец исчез. – Ничего не понимаю… – Астролог подошел ближе к дому. – Странно, куда же он делся?.. мистика какая-то… – Посторонившись, он пропустил учителя истории, и отошел к фонтану с позеленевшей фигуркой божка. Некоторое время он рассеянно вслушивался в ахи и охи старой девы в ночном чепчике. Она кормила голубей. – А она хорошо сохранилась, в своем роде, конечно, не античная статуя, но пропорции, бедра, грудь, сама женственность и какой вкус в одежде… помню, в городе только о ней и говорили… блистала… невероятный успех… давились в Оперу, чтобы ее послушать, от поклонников отбоя не было… – Грузной, медленной походкой старая дева направилась в сторону окружного моста. – Слоновая болезнь… это у них семейное…» – отметил Астролог и оглянулся на учителя истории. Неожиданно для себя без всяких усилий, одним скачком преодолев несколько десятков лет, воображение связало его с детством. Он вдруг вспомнил, как историк поставил его в угол за какую-то провинность и весь урок он простоял на сушеном горохе.

«Стой, стой, в свое время я стоял, и ты стой…» – ободрял его учитель истории, он же учитель немецкого языка, хромой и нетрезвый. Вспомнилась его жена, она преподавала пение, совершенно ему подстать. Вспомнился обрывок песни. Они пели ее по несколько раз в день.

Между тем учитель истории благополучно добрался до места, сел на загаженную голубями скамейку, изливая свое недовольство.

– Проклятые голуби… и погода кошмарная…

Астролог не отозвался. В его воображении рисовался совсем другой город и другое небо, дальний берег которого освещался зарницами, как будто воображаемое небо и реальное сообщались друг с другом.

– Все ждут конца света и Избавителя… совсем запутались в своих химерах, как в паутине… говорят, он человек невидный, но лицо у него трогательное, производит впечатление, дети к нему тянутся… женщины забрасывают его цветами, он вызывает у них удивление и обожание… для них он бог, а богам всегда поклоняются… – учитель истории уставился куда-то в пустоту. – Ну и где он, этот Юпитер?..

– Немного правее…

– Где-то там рай… как бы ни были мы ничтожны, никому не хочется жить напрасно, всем хочется иметь какое-то значение, играть роль… как будто от этого будет больше порядка в этом чистилище…

Недослушав историка, Астролог поднялся на террасу кафе. Среди столов с перевернутыми стульями обрисовался силуэт незнакомки.

«Боже мой, неужели это она?.. нет, не может быть… – Астролог попытался увидеть ее лицо. – Стриженная, тонкая, глаза цыганские, губы, как спелые вишни, ямочка на шее, серьги, тонко вызванивающие, нефрито-зеленые или бледно-коралловые… нет, лучше не вспоминать…» – Астролог глянул в зеркало, разгладил морщины на лице. Некоторое время они созерцали друг друга в тесноте зеркала, он и она. Она теребила локон. Она была так зрима и притягательна. Близость ее сводила с ума…

Кокетливо зябко она повела плечами. Лицо ее постепенно менялось. Болезнь, которую она перенесла, несколько изуродовала ее, но и увядшая, она продолжала очаровывать, не подозревая, что ее ужимки могут быть неприятны и даже отвратительны. Освещение мешало Астрологу найти в ней хотя бы тень прежней Вики. Слабая улыбка вяло приподняла уголки его губ, когда Вика притиснулась к нему и так горячо. Он слегка отстранился.

– А ты все такой же… – заговорила она не своим голосом, чуть хрипловатым и грубым.

– Какой?..

– Такой же робкий… ты знаешь, кто теперь мой муж?..

– Кто?..

– Так ты не знаешь?..

– Он любовник дочери Тиррана…

Вика стала рассказывать Астрологу о себе. У нее вдруг возникла потребность в откровенности…

Астролог не слушал Вику. Все было фальшиво. Она стояла в пол-оборота к нему и любовалась собой, как бы созерцая себя в своих мечтаниях. Там она была молодой, изящной и испытывала на других власть своего очарования. Увы, напрасно. Не простившись, Астролог направился к лестнице.

Астролог шел, опустив голову и потерянно улыбаясь. Спустившись по лестнице к набережной, он направился в сторону еврейского кладбища, неожиданно свернул в арку, пересек тесный двор, поднялся по ужасно скрипящей лестнице на нужный этаж и постучал.

– Входите, дверь не заперта…

– У вас столько замков и запоров…

– Семь замков и семь запоров… – Рыжеволосая дева в черном улыбнулась. – Наследство от бывшего жильца, музыканта, не знаю, чего он боялся…

Астролог огляделся. Комната напоминала аквариум: обои цвета водорослей, кровать с целой горой подушек, у окна низкий столик, на столике лампа, глиняный кувшин с узким горлом и мелкими осыпающимися цветами, алебастровая статуэтка Нарцисса, оплывшая свеча, длинные черные перчатки, надкусанное яблоко, чашка с синими сфинксами, в блюдце недопитый чай.

– Все, что он нажил за эти годы – это немного книг о музыке и одиночество… вы знаете, он был одержим луной, в новолуние вылезал через окно на крышу и бродил, рискуя сломать себе шею… – Дева тронула цветы рукой. – Я люблю цветы, есть в них чары, не знаю, какие именно, но есть… смотрите, какая луна огромная, а вокруг нее целый рой светлячков… звезды, как и люди, среди них есть и мужского пола, есть и женского, и лица у них бывают иногда веселые, иногда удрученные… хотите чаю?.. ах, да, совсем забыла… воды в кране нет…

– Можно, я просто посижу…

– Где-то я вас уже видела, не помню где, хотя должна была бы помнить?.. у вас какое-то дело ко мне?.. – Она посмотрела на Астролога и мимо.

– Да нет… сознаюсь, сам не знаю, как я здесь очутился, какое-то затмение нашло, шел совсем в другую сторону, а оказался вон где… ноги сами меня привели… удивительно, да?.. – Он сел на край кушетки, спрятав руки между колен.

– Я вспомнила, где вас видела… на приеме у Графини… я только что вернулась от нее, потом была у Афелии, она живет у сестры… это моя подруга детства, иногда мы с ней встречаемся… представляете, ее мужа арестовали… он артист… какое-то недоразумение, я ничего не поняла в этой истории, все как-то намеренно запутано… и помочь некому, ее дядя умер в пятницу на прошлой неделе… между прочим, в свое время он был послом в Париже… может быть, читали его парижские воспоминания?.. в книге он пишет и о своих девочках… представляете, Афелия была когда-то пассией Пилада… правда, эту историю я слышала и в несколько ином изложении… Пилад многих мучил… ну вы понимаете… лишь благодаря вмешательству Графини Афелии удалось ускользнуть от него… мне неловко вас беспокоить, будьте так любезны, подайте мне очки, они там… нет, чуть дальше… – Дева раскрыла альбом с фотографиями. – Вот, посмотрите на нее, а это ее дядя… сознаюсь, я была к нему неравнодушна… в книге есть намеки на этот счет… мне было всего 13 лет… он умел очаровывать, такой змей-искуситель… даже Графиня отдала ему свою симпатию… увы… вы знаете, что Графиня из-за него похоронила себя в этом монастыре с птицами… а он уехал в Париж послом… помню, как я пришла к ней на прием… по четвергам она устраивала приемы, и я случайно оказалась среди гостей… он меня не узнал в потертой одежде в роли робкой и провинциальной безвестной актрисы и приветствовал довольно холодно, но не прогнал… может быть, ему понравился мой голос… голос у меня был, как у сирены… и лишь после длинной цепи откровений и признаний, он чуть-чуть оттаял… не знаю, на что я рассчитывала… по своей глупости я думала, что вырасту в его глазах, рассказав ему о своих приключениях… святая наивность… однако цель была достигнута, в его глазах зажглось любопытство, просто таки хищный интерес… как сейчас помню эту сцену… где-то далеко, в бесконечности… что это было?.. мираж или действительность?.. не знаю… помню, этот дом с террасой, затянутой проволочной сеткой, лужи, пузыри, шел дождь… на террасе стояло целое озеро, водосточные трубы засорились палой листвой… его профиль на фоне орхидей… потом пощечина… бегство… я почти неделю скрывалась у Графини… и случайно стала свидетельницей ее встречи с неким Кальманом… я стояла над ними у слухового окна, терраса еще не была затянута проволочной сеткой… сверху я видела, как она обхватила его голову руками… он отстранился… он даже не поцеловала ее и за все время ни разу не назвала ее по имени… помню, он немного хромал, он то ли родственник, кузен… или нечто в этом роде, личность, как я поняла, довольно опасная… можно было предположить, что он каким-то образом был связан с неудавшимся покушением на Тиррана… как сейчас помню аршинные заголовки в газетах: «ГНУСНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ…» – конечно, я не могу с полной уверенностью об этом говорить… но он мне с первого взгляда не понравился… в глазах что-то нечистое, порочное, преступное… вскоре мне пришлось уйти из театра, я потеряла голос, и Графиня пристроила меня к одному парализованному писателю… почти год я ухаживала за ним… увы, писатель умер, и я опять осталась ни с чем… одним словом, целая драма… ничуть не меньше… помню все мои уловки… я искала случайной встречи с Графиней… в выходные дни она обычно прогуливалась по набережной у Горбатого моста, но не долго, темнело рано… она доходила до Болотной площади и возвращалась… случалось, мы сталкивались, бывало даже лицом к лицу… вечно хмурая, осунувшаяся, с серым лицом, она меня просто отталкивала и я не решалась заговорить с ней… в то время у нее были какие-то неприятности… ее даже допрашивали в конторе Пилада… и все-таки однажды… представляете, самым банальным способом… было уже темно и холодно стоять на одном месте, и я пошла к Музею Восковых Фигур, думала согреться там и оттуда хорошо просматривалась вся улица… внезапно небо как будто разверзлось, хлынул ливень… я побежала… немного не добежав до Музея, я с разбегу заскользила по мокрым плитам тротуара, раскинув руки, чтобы не потерять равновесие, и заключила Графиню в свои объятия… вот так… она привела меня к себе в дом… странный и довольно неуютный дом… несколько часов спустя она уже знала обо мне все, закутанная в лоскутное одеяло, она выслушивала мои откровения… на ночь я осталась у нее, долго не могла заснуть и вдруг… эти странные звуки, напоминающие сдержанные рыдания ребенка, оставшегося в темноте без матери… и это видение с лампой в руке… я попыталась привстать, но не смогла… потом все раздвоилось, смешалось… очнулась я около полудня, голова кружится, как будто меня опоили чем-то… странное состояние… какой-то стыд, ошеломленность… не понимаю, не знаю, как это произошло… что с вами?.. на вас просто лица нет… я принесу воды… – Дева вышла.

Некоторое время Астролог рассматривал заводную балерину.

«Прелестная фигурка… но надо уходить… вообразил себе невесть что…»

Послышались шаги, голоса, звуки музыки. Полный недоумения, он склонил голову, прислушался. Тишина.

Снова послышались шаги, голоса, напев. Заводная балерина как будто привстала на цыпочки, вскинула руки…

«Кажется, я схожу с ума…» – Астролог встал, встряхнулся.

Вошла дева.

– Я вспомнила, где я вас видела… на кладбище… я еще раздавила ваши очки…

– Вы ничего не слышите?.. шаги, голоса, звуки музыки… – сдавленным голосом прошептал Астролог, нелепо улыбаясь.

– Это камни поют… уже несколько дней…

44

Всю вторую половину дня Тирран перечитывал свои мемуары. За окном шел дождь, погода была мерзкая, но в комнате было тепло, в камине потрескивали дрова, на стенах поблескивали отсветы, создавая иллюзию заката.

Тирран отвлекся.

На фоне однотонного неба цвели лилии, гвоздики, хризантемы, желтые, белые, фиолетовые. Вспомнилось, как он пережидал дождь у подножия Лысой горы рядом с еврейским кладбищем под растянутым на ветках куском брезента, вместе с мошкарой. Лиза бежала по отмели, когда он окликнул ее, обернулась на бегу, завернутая в кисею дождя. Ей было 13 лет, может быть чуть больше. Он снова окликнул ее. Она приостановилась. Увидев бледное, как будто измазанное мелом лицо Тиррана, она испугалась, она подумала, что он призрак из Башни. Слухи о призраке расходились по городу, как круги по воде. И все же она подошла к нему. Надо было быть сумасшедшей, чтобы решиться на такое…

Они почти не разговаривали. Все еще шел дождь и среди водянисто-лиловой мути постепенно, вкрадчиво открывалась вся ее красота и невинность. Она сидела, пропуская струйки дождя сквозь пальцы, тонкие, длинные изящно очерченные. Ее нежность и уязвимость волновали, будили какие-то бесстыдные желания…

Тирран невольно вздохнул. Он то мертвел, то оживал в бессильном отчаянии и снова забывался…

Его рука медленно-медленно подползала к ней по песку, тронула голое шелковистое колено. Она слегка отодвинулась.

– Не бойся, ведь это только игра… – с придыханием прошептал он. Он впитывал каждую частичку ее невинного тела…

Она не сопротивлялась, она лишь молча вздрагивала…

Замечтавшись, Тирран не заметил, как заснул, и вдруг проснулся. Он не отдохнул и не успокоился. Чувствуя оцепенение и тяжесть в ногах, он встал и побрел в кабинет. Шелковый халат тянулся за ним, как хвост павлина. Некоторое время он стоял у окна, вглядываясь в пелену моросящего дождя, потом, дернув за шнур звонка, вызвал для доклада Министра Внутренних Дел…

Министр был явно обеспокоен. Накануне он видел странный сон, что-то совершенно невообразимое, как будто он шел на доклад к Тиррану и неожиданно очутился в зале, опоясанном колоннами и гирляндами чадящих ламп. Стены залы были затянуты черным лоснящимся сукном и странными орнаментами. Посреди залы в круге лежала голова Старика, глазами делающая ему знаки приблизиться. Он нерешительно приблизился.

– Я давно тебя поджидаю… ты должен занять мое место… – прохрипела голова.

Довольно неприятный сон. Министр долго не мог успокоиться. Под утро сон повторился. Он даже закричал во сне, до смерти перепугав шпица и левретку. Кутаясь в одеяло, он повернулся к стене. Слегка кружилась голова, перед глазами все еще мелькали картины сна, но должность, в которой он пребывал, не позволяла ему долго думать об этом. Он откинул одеяло и постарался забыть сон.

Перед тем как отправиться на доклад к Тиррану, он объехал город. Он делал это каждое утро. По дороге он записывал свои впечатления. В городе было необычно тихо и спокойно.

Миновав Южные Ворота Башни, лимузин остановился. Министр вышел и направился к лестнице главного входа. Мимо проходили люди, которым он отдавал свою симпатию, уверенный в том, что она взаимна. Он чувствовал себя сосредоточием их любви и внимания.

В коридорах Башни царило необычное оживление. Это его несколько насторожило.

«Интересно, из-за чего вся эта сует?.. неужели из-за этой девочки… какой идиотизм…» – Поискав глазами Шуута, он распахнул плащ. Ему вдруг стало жарко.

В приемной Тиррана было все как обычно, и Министр несколько успокоился, но уголки его губ едва заметно подрагивали и голос иногда прерывался, когда он докладывал Тиррану о случившихся за ночь происшествиях в городе.

На миг Министр вдруг потерял нить мыслей, наткнувшись блуждающим взглядом на бюст Старика, стоявший за спиной Тиррана.

– Что-то еще?.. – Тирран поднял голову от бумаг, в беспорядке разбросанных по столу.

– Нет… – Лицо Министра вдруг съежилось, покрылось красной сыпью.

– Ладно, иди… – Выждав, когда за Министром закроется дверь, Тирран обернулся к рыжеволосой деве в черном. Она сидела в кресле у камина.

– Не спускай с Жанны глаз и доставляй ей всевозможные невинные удовольствия, усыпляй ее тревогу… пусть забавляется музыкой, цветами, украшениями… и говори с ней иногда обо мне, подготавливай ее, возбуждай ее желание понравиться мне… а это зачем?.. что это за письма?..

– Они случайно попали мне в руки… – Дева опустила глаза. Среди писем было несколько таких, с которыми она остереглась знакомить даже Тиррана. В них открывались обстоятельства и вещи настолько откровенные, что у нее голова шла кругом. Подняв глаза, дева быстро глянула на Тиррана. Он читал письма…

«Зачем они держат меня здесь, в этой отвратительной Башне?.. все эти запоры, замки, ржавые решетки, как будто я совершила преступление… а эта ведьма, которую они приставили ко мне… она меня просто пугает… прошлой ночью я проснулась в ужасе, она осмелилась ласкать меня… она говорила со мной о таких вещах, о которых даже подумать стыдно и страшно…»

«Моя ненаглядная, бедная моя девочка, ангел мой, потерпи еще несколько дней…»

«Я засыпаю и просыпаюсь с мыслями о тебе… я испытываю такое волнение… ах, почему я не могу выразить словами того, что чувствую и вынуждена жить вздохами…»

«Девочка моя, боюсь, что мой план слишком опасен… трудно все предвидеть… ты получишь это письмо тем же путем… каким-то чудом карлик пробирается сквозь одному ему известные лазейки и с такой удивительной ловкостью, несмотря на костыли… прощай моя ненаглядная…»

«Я согласна на все, опасности меня не остановят… а твой посыльный вовсе не такой урод, как ты его описал, у него веселый вид и довольно цветущее лицо, он так мило улыбается… он уверяет меня, что родился с костылями, но мне кажется, он притворяется… костыли нужны ему лишь для отвода глаз…»

– Кто этот хромой?.. – Тирран отбросил письма.

– Это человек Министра… – дева поперхнулась и закашлялась. Глаза ее наполнились слезами.

– Вот как?.. я тебе не верю… с Министром мы вместе росли, и он всегда был на моей стороне…

– Я тоже всегда была на твоей стороне… – прошептала дева.

– Сообщай мне обо всех его интригах… я хочу знать, что он замышляет… и время от времени приглашай девочку на прогулку в зимний сад, чтобы я мог ее видеть… – Тирран прикрыл глаза рукой. Он уже витал в облаках, и дева ушла с явным чувством удовлетворения, которое ей давало сознание, что она выполнила свою миссию, однако колени ее дрожали и ноги подгибались…

Ночью деву мучил кошмар. Она собиралась на прием к Графине и прикалывала восхитительную брошь к груди, и вдруг звон стекол, треск рушащихся стен, грохот падающих лестниц, вопли, стоны…

Она очнулась вся в холодном поту, завывая от боли и страха и взывая о помощи, но все обитатели Башни погибли под развалинами…

– К чему все это?.. – прошептала она и пораженная открывшейся ей вдруг истиной, затихла…

Отпустив деву, Тирран собрал нескольких своих заместителей, посоветоваться, как наказать Министра Внутренних Дел, этого наглеца иудея, чтобы он впредь не забывался. Разговор получился тяжелым…

Заместители Тиррана уже разошлись, а Тирран все еще сидел и размышлял…

Министр вырос в провинции. Его отец писал книги, в которых предсказывал появление Избавителя и Савва упрятал его за решетку вместе с доказательствами, где он вскоре умер. Жена погребла его на еврейском кладбище рядом с отцом и дедом и осталась совершенно одна с ребенком на руках. Ее братья и сестры тоже умерли в разных местах. В городе оставаться было опасно, и после недолгого раздумья она переехала в Тоцк. Какое то время она жила в бараке, в узкой комнатке с низкими потолками и одним окном, выходящим на кладбище, вся обстановка которой состояла из расшатанного венского стула и ржавой кровати, потом переселилась к сторожу на кладбище, когда и за эту нору нечем стало платить. Она помогала сторожу и ухаживала за могилами. Неожиданно она получила письмо, предупреждающее ее об опасности, и снова вынуждена была бежать под покровом ночи, изменив внешность и имя. Укрылась она в небольшом, пыльном городке с неприличным названием «Вобля» и некоторое время бедствовала. Бедный все равно, что мертвый и она сошлась с Начальником Лагеря. Год или два она жила с ним, как с мужем, пока Начальник Лагеря не погиб при странных обстоятельствах. Всех ее мук все равно не перечесть. Время было смутное, обстоятельства быстро менялись и когда сын, Григорий, окончил школу, она отправила его в город учиться на еврея.

Некоторое время Григорий снимал комнату у старой девы неподалеку от еврейского кладбища. Он был хорош собой и умен, и в меру предприимчив. В то время в городе жить было трудно и страшно, иногда душа уходила в пятки, но он вел себя как подобает. Он учился, надрывался на всякой паршивой работе, только бы не голодать, заводил знакомства, даже нашел способ уклониться от воинской службы, полной всяческих превратностей, чтобы целиком посвятить себя гражданским делам. Вскоре он воспользовался случаем и женился на племяннице прокурора. Она была уже беременна. С помощью тестя Григорий избежал участи многих, во всем показывая себя с лучшей стороны. Завистники говорили, что счастье улыбается ему, но они же уверяли, будто бы он сам распускает эти слухи…

– Кому верить?.. может быть, ты знаешь, в чем тут дело?.. – обратился Тирран к догу бледной масти. Пес преданно оскалился. – У всех у них душа продажная… но, к сожалению, я нуждаюсь в их подлости… – С нескрываемой досадой Тирран дернул за шнур звонка.

Появился Агент, украдкой протирая глаза и заспанное лицо. Час или два он спал сном праведника в боковой комнатке с одним окном и выходом на крышу. Доктор подсунул ему вместо снотворного порошка какую-то дрянь, и его всю ночь трясло, как в ознобе. Под утро бледный с мученическими глазами он прокрался в покои Доктора и облил его керосином. Что-то удержало его, когда он стоял над ним с горящей спичкой в руке. Бросив спичку в горшок с геранями, Агент вернулся к себе и в ту же минуту заснул.

Тирран долго и пристально рассматривал Агента, потом глянул в окно, за стеклами уже не моросило, но от сырости листья герани поблескивали, в отблесках и клочьях тумана увиделось лицо девочки. На вид ей было не больше 13 лет. Она меняла воду в цветах.

– Что нового, что говорят?.. – спросил Тирран, подавив невольный вздох.

Агент обрушил на него целый поток новостей.

– Что еще?.. говори, что ты мнешься…

– У Старика собирался «семейный совет», на котором присутствовали все родственники, обсуждали какое-то «важное дело»… похоже, что Старик чем-то обеспокоен…

– Это все?..

– Да, все… нет, не все… Жанна получила очередное письмо, подчерк просто ужасный и я ничего не понял…

– Ладно, иди…

Агент вышел.

Какое-то время Тирран сидел и размышлял.

«Старик обеспокоен… хм… да он просто взбешен… но все это уже не имеет никакого значения…»

До полудня Тирран лечился теплыми водами источника, бившего в одном из подземных этажей Башни. Убаюканный шепотом льющихся вод, он задремал. Во сне ему привиделось такое, от чего он чуть не захлебнулся, но это было лишь видение. Отдышавшись, он прилег на кушетку.

Вдруг он услышал невнятный напев и далекие, странные звуки. Дрогнули стены. Осыпалась известка тонкими изогнутыми чешуйками. Звуки утихли.

Тирран закутался в плед из козьего пуха и забылся. Во сне он тихо постанывал…

Тиррану снилась полутемная зала, опоясанная колоннами и медными чадящими лампами. Они висели в нишах, как летучие мыши. Стены залы были затянуты черным лоснящимся сукном.

Лиза вышла из-за колонны. Он удивился ее появлению и окликнул ее. Она испуганно вздрогнула, обернулась, рассыпая по паркету шпильки и цветы. Падая, они внезапно вспыхивали синими и желтыми огнями. Опустившись перед ней на колени, он прижался лицом к ее подрагивающим бедрам и очнулся.

Приоткрыв глаза, он увидел перед собой рыжеволосую деву, как продолжение сна. Она перебирала цветы: лилии, гвоздики, хризантемы, желтые, белые, фиолетовые. Он смотрел на нее, опьяняясь запахами, благоуханием. Вместо девы он видел Лизу, сознавая, что она где-то в другом месте и возможно он ее больше никогда не увидит.

Внезапно дева вскрикнула, укололась острым шипом. Ее довольно милое личико преобразилось, точно бес из нее высунулся.

Тирран сморгнул слезу. Дева потерялась и снова нашлась. Она слегка сгорбилась, прислонив палец к губам и глуповато улыбаясь…

– Что ты здесь делаешь?.. – спросил Тирран и закрыл глаза. Рука его с набухшими синими жилками вен бессильно свесилась. Он был так слаб и так разочарован.

– Это же я, твоя девочка…

– Иди прочь… – пробормотал Тирран, не открывая глаз.

– Могу и уйти… – Дева пожала плечами, скользнула за дверь и заперлась в своей комнате. Некоторое время она сидела перед зеркалом.

Зашумела листва. Дева испуганно привстала, побледнела. Что-то ей привиделось в окне за стеклами.

«Вот ведь… просто ужас какой-то… да нет, не может быть… и зачем ему следить за мной?..» – Дева посмеялась над своими страхами, нарочно громко запела, сфальшивила, досадливо встряхнула головой. Ее волосы рассыпались прядями. Она разделась, бросила халат на бюст Нарцисса, стоявший у изголовья кровати, погасила лампу и легла в холодную постель…

Во сне Аркадий навалился на нее.

– Иди прочь… отпусти… – вскрикнула она. Аркадий отстранился. Совсем близко мерцали его кошачьи глаза, манили. – Ах, нет, нет, не уходи… – прошептала она. Она потянулась к нему и наткнулась на стену. Бог знает, зачем, она стала стучать в стену…

В ту ночь многим обитателям Башни снились странные сны…

Тирран проснулся от стука в стену. Шлепая босыми ногами и почесывая спину под складками ночной рубашки, он подошел к стене и спросил с досадой:

– Кто там?.. – Услышав знакомый голос, он открыл потайную дверь в стене. В комнату бесшумно проскользнул долговязый господин с желтым лицом, в каком-то допотопном полинявшем мундире, на котором тускло поблескивали три оловянные пуговицы. Опасливо озираясь, он что-то прошептал на ухо Тиррану. Тирран задумался.

«Похоже, что кто-то использует Старика… или Старик ведет свою игру… нет, нет, нет, этого просто не может быть… хотя…» – Тирран косо глянул на портрет Старика в профиль, висящий над камином за его спиной. Губы его тронула улыбка, пожалуй, неприятная. Под портретом висели скрещенные шашки, несколько кинжалов, два пистолета из меди и железа, украшенные золотом, серебром и костью. Улыбка померкла. Тирран обернулся к посетителю, который все еще озирался. В комнате Тиррана царил холостяцкий беспорядок. Стол был завален бумагами. Они валялись и на полу. Последнее время Тирран вел жизнь уединенную и несколько рассеянную. Он избегал общества и гулял только с собакой.

– По крайней мере, я запомнил, как он выглядел вчера вечером… это совершенно выживший из ума старик… – Посетитель прикусил язык, наткнувшись на хмурый взгляд Тиррана.

«Да, конечно… и мочится в постель, и двух слов связать не может… но это не Старик… Старик прячется за своим двойником… надо бы к нему зайти, я уже не видел его 100 лет, не меньше…» – Тирран вскользь глянул на портрет Старика. Его глаза вызвали в памяти образ из тех давних и далеких дней, когда он еще сам мочился в постель. Вспомнился последний визит к Старику, вспомнилось его лицо, похожее на комок мятой бумаги, желтые зубы, запах гнили, взгляд, какой-то недоумевающий, как будто он спал и проснулся в другой жизни. Странно, но этот всплывший в памяти полустертый образ Старика не вызвал у Тиррана даже сочувствия. Жизнь вытравила все его чувства к Старику, и от детства ничего не осталось, лишь портрет, на котором он стоял рядом со Стариком в матросском костюмчике.

– Ничему не препятствуй, пусть все идет, как идет… это даже к лучшему… это же все меняет… – Тирран сдернул с мраморного идола шелковый китайский халат, приостановился, глянул на посетителя, застывшего в двери в нелепой позе. – Впрочем, не все… – костяшками пальцев он машинально отбил несколько тактов гимна.

– Надо вмешаться, остановить его…

– Один раз его уже остановили пулей, когда он шел по Горбатому мосту со своими пожелтевшими стихами… но это был не он, совершенно случайный человек…

Тиррана отвлекся. Он напряженно ловил звуки, долетавшие из казарм: голоса команд, звяканье шпор, конское ржание. Казалось, что за долгие годы власти он должен был ко всему привыкнуть, но эти звуки как-то странно тревожили его, и обстоятельства всей этой темной и запутанной истории со Стариком и Избавителем ему явно не нравились. Не оглядываясь, Тирран слабо улыбнулся и, с трудом подняв руку, она словно налилась свинцом, вытянул пальцы в сторону казарм. Он не сказал ни слова, но посетитель все понял. Дверь бесшумно закрылась за его спиной, как будто никого и не было. Некоторое время Тирран стоял у окна. Над шпилями Башни кружила стая ворон.

«Неужели этот ужасный человек способен и на человеческие чувства?.. однако, нужно что-то предпринимать… нужно объясниться со Стариком, но я не могу унизиться до оправдания… или махнуть на все рукой… нет, какой-то сумасшедший дом и его уже не спасти, даже если распахнуть все двери и окна…» – Взгляд Тиррана задержался на сумеречных гардениях. В стеклах отразился портрет Старика, вся его фигура. Насквозь промокший и гораздо более старый он играл роль мученика.

Не читая, Тирран подписал несколько писем, по скрипу пера можно было догадаться, что он встревожен. Отбросив перо, он резко потянул за сигнальный шнур, оглушив звонком спящих слуг. Слуги, как мыши, забегали по коридорам и комнатам.

– Мой мундир, черт бы вас всех побрал… – просипел он, вдруг севшим голосом. Он был чернее тучи.

Кто-то поскребся в стекло, постучал. Тирран обернулся. Кровь бросилась в голову. Зазвенело в ушах. Загорелись щеки. В окне обрисовалось что-то странное и страшное. На миг приникшее к стеклу лицо, зловеще, безумно расхохоталось и исчезло…

– Бам-ммм… – Часы пробили полночь и заиграли гимн.

Дверь осторожно приоткрылась.

– Кто там еще?..

В щель двери просунулся Секретарь и доложил, что только что покончил с собой Управляющий Делами. – По всей видимости, он решил бежать, но у его дверей уже успели выставить охрану. Тогда он заперся на задвижку и, привязав веревку к раме, стал спускаться вниз по стене, но сорвался и удавился в петле…

– Все бегут… какое-то коллективное помешательство… просто эпидемия… – Все еще под впечатлением от этого злополучного происшествия Тирран подошел к окну. Он долго стоял у окна, рассеянно отбивая костяшками пальцев все тот же ритм, потом, пересилив себя, переоделся и направился в восточный флигель Башни, где обитал Савва, вдруг передумал и вернулся к себе….