Текст книги "Избавитель"

Автор книги: Юрий Трещев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Сдвинув очки на лоб, Следователь некоторое время разглядывал немного смущенных дев. Он и сам был смущен. Где-то он уже видел их, но не мог вспомнить где.

– Мне кажется, мы уже встречались?..

– И не однажды, а дважды…

– Вот как?..

– Вспомнили?.. нет?.. происшествие на кладбище и в Нескучном саду у заброшенного павильона?..

– Ах, да… – Следователь слегка покраснел. – Я, собственно говоря… вы меня извините, это даже не допрос, просто меня интересуют некоторые обстоятельства случившегося… так сказать, детали… в тот вечер у него были гости?..

– Да, были, один худой и бледный… все улыбался… а другой…

– Другой был чуть выше, почти такой же, как и вы, и лысоватый… – сказала дева, похожая на Жанну д'Арк. Она хотела что-то спросить, но удержалась.

– Вы уверены?.. – спросил Следователь.

– Да, я уверена… лысоватый заходил к нему и раньше… время от времени, но не часто, а другого я никогда не видела… помню, как изумился наш сосед, столкнувшись с ним в коридоре…

– Какой еще сосед?.. – Следователь уронил очки.

– У моей подружки был с ним роман… вообще-то она выдумщица, могла все это и вообразить… – Дева, не похожая на Жанну д'Арк, поймав на себе настойчивый взгляд следователя, опустила голову, но, даже не глядя, она видела, что он не сводит с нее глаз.

«Вот уставился… неприятный тип… даже подчерк у него неприятный… и глаза, как у совы, и галстук он, конечно, забыл надеть…»

Следователь о чем-то спросил ее. Она ответила коротко с убийственной вежливостью и отошла к окну. Нечто непонятное высветилось в воздухе между шпилями Башни.

– Смотрите-смотрите, что это там между шпилями?..

– Где?..

– Вон там…

– Кажется, что-то горит…

– Однако вернемся к нашему разговору… – Следователь поискал очки. – Как он выглядел?..

– Кто?..

– Тот, который был чуть выше меня…

– Настоящий джентльмен, одет просто, но со вкусом… – Дева не похожая на Жанну д'Арк поджала губы.

– Мне кажется, он как будто слегка прихрамывал… да, вы знаете, он мне снился прошлой ночью, нет, правда, снился… довольно странный сон, я как будто очнулась, где? сама не знаю где, вижу стул под сучковатой яблоней, на стуле стопка библиотечных книг, забытая матерью, Пруст, Фолкнер, я почувствовала почти осязаемое ее присутствие и вдруг вспомнила, что она уже умерла… я невольно расплакалась и вся в слезах пошла по саду… сад был залит каким-то странным бессолнечным светом… за деревьями мне почудилось движение… мне было и страшно и любопытно посмотреть, что там?.. сделав несколько шагов, я увидела его… он спустился кругами, а может быть и не он, он напомнил мне мальчика, в школе я сидела с ним за одной партой… не помню, что он мне говорил, то отвлекаясь, то вновь увлекаясь, голос такой морочливый… я молча слушала его и дрожала всем телом, как в лихорадке… он внезапно рассмеялся, обнял меня… как будто гнет с меня спал, мне стало так легко и чудно, показалось, что я лечу… так и было… я увидела далеко внизу улицу, освещенную лишь местами, дома, желтеющие деревья, на которые я иногда садилась передохнуть… что-то запуталось в волосах, я отвлеклась и проснулась, лежу, вспоминаю сон, только начало рассветать, луна еще не выцвела… я, как чувствовала, что это случится, у меня чутье на такие вещи… прошу вас, не перебивайте меня, позвольте мне закончить… так вот, я надеялась, что сон вернется, все ждала его и не заметила, как опять задремала, слышу, будто вскрикнул кто-то… тут же и входная дверь хлопнула… я вышла в коридор, дверь в его комнату была открыта, смотрю, он висит в петле… – Дева замолчала, вспоминая какие-то детали. Воцарилась тишина.

«Да, ну и свидетелей мне Бог послал, одна молчит, будто воды в рот набрала, а другая все видела, но как бы сквозь сон… а это что еще за явление…» – Следователь уставился на господина кошмарного вида в клетчатом пиджаке.

– Извините, позвольте пройти… – пробормотал незнакомец, подслеповато жмурясь и прижимаясь к стене.

– Это и есть ваш сосед… – спросил Следователь, обращаясь к девам.

– Да, я сосед, Кошмаров, очень рад… я… собственно говоря… мне нужно идти… – вдруг изменившимся и странно охрипшим голосом пролепетал Фома.

– Одну минуту… – Следователь увлек Фому в его комнату. – Вы, я вижу, огорчены случившимся?..

– О чем вы?.. кто вы, собственно говоря, такой?..

– Я Следователь…

– Что, уже решили начать следствие?..

– Нет, нет, пока нет… и поэтому можете говорить откровенно… этот разговор останется между нами… зря вы молчите… это более чем странная позиция… вас все равно будут допрашивать и придется отвечать… а ваше молчание может быть неправильно понято… может быть закрыть дверь?..

– Да, но что вы хотите от меня услышать?..

– Вы живете один?..

– Моя личная жизнь никого не касается…

– Касается и еще как касается…

– Хорошо, я живу один…

– Что вы знаете по существу дела?..

– Я ничего не знаю, но думаю, что это было элементарное самоубийство…

– Возможно, вполне возможно…

– Он уже несколько раз пытался покончить с собой и как-то даже просил помочь ему…

– Вот как?..

– Что вы на меня так смотрите?..

– Что-то здесь не сходится…

– Вы что, подозреваете меня?..

– Любое убийство предполагает убийцу… один деликатный вопрос… подумайте, прежде чем отвечать… это очень важно…

– У вас шнурок развязался…

– Что?..

– Я говорю, у вас шнурок развязался… – Фома оглянулся на дверь. Дверь приоткрылась.

– Извините, что мы вас беспокоим, но он вернулся…

Следователь выбежал в коридор. В прихожей никого не было.

– Ну и где же он?..

– Только что был здесь… слышу, кто-то копошится под дверью… у нас ключ свободно ходит в скважине… вошел, стоит, как истукан, озирается, говорит, кажется, я ошибся дверью…

– Возможно, что это был вовсе и не он…

– А я тебе говорю, что это был он… – Дева похожая на Жанну д'Арк подошла к окну. – Да вот же он… – вдруг вскрикнула она сдавленным голосом…

37

Еще раз, глянув на ярко освещенные окна дома на набережной, Моисей свернул в переулок и вошел в стоящий на остановке трамвай. Трамвай стронулся и, позвякивая и приседая на стыках рельс, покатился вниз.

У вокзала Моисей вышел и в каком-то затмении поднялся на террасу привокзального кафе. Солнце село. Потянуло сыростью и прелью от лежалой листвы. Стало промозгло и неуютно, но он сидел и ждал, сам, не зная чего, уставившись на мокрый и черный сад. Прошумел вечерний поезд, и воцарилась тишина. Впотьмах изменчиво и призрачно трепетали листья, плескалась вода. Рука его скользнула по скамейке. Доски почти сгнили…

«Боже мой, сколько же лет прошло…» – подумал он. Послышался какой-то странный звук, как будто кто-то вздохнул. Он обернулся. Лиза беззвучно проплыла мимо в узкой, постепенно меркнущей полосе света с девочкой на руках. Девочка спала, на мгновение проснулась, удивила его улыбкой.

– А-аа… учитель… – Лиза уложила девочку на скамейку, движением рук, похожим на взмах крыльев, поправила волосы. Жест усталый, но все же не лишенный присущей ей грации. Она изменилась. Ее трудно было узнать. – Вот, заблудилась, в этом ужасном городе все улицы на одно лицо…

Моисей привел Лизу в дом на Чертовом острове. Она долго и как-то странно оглядывалась, как будто вспоминала уже когда-то все это виденное в каком-то сне, и эти нары, и этот стол, заваленный книгами, и эти чахлые розы в вазе с узким горлом.

– Дом тесноватый, но жить можно… – Моисей смутился. Он плохо представлял себе, что будет говорить, и что будет делать…

Ничего не произошло. Они почти не разговаривали. Завывал ветер. Шумел дождь. Странные, какие-то нездешние звуки успокаивали, убаюкивали…

Когда он проснулся, Лизы уже не было. На столике у зеркала горела лампа, которую он забыл погасить, и лежало письмо. Сразу он не решился узнать, что она написала. Жанна спала за занавеской. Он рассеянно глянул в зеркало и, думая о том, что скажет девочке, когда она проснется, развернул письмо.

«Сейчас около четырех, поезд отходит в пять… я уже бессильна что-либо изменить, так сложились обстоятельства, прошу лишь об одном, помогите моей девочке…

Прощайте. Боже мой, как сердце ноет…»

Почудилось, что кто-то приник к окну. Он выбежал на крыльцо. Никого. Дождь кончился. Над Чертовым островом стоял плотный белый туман, почти непроницаемый…

– А где моя мама?.. – Жанна стояла на пороге, потягиваясь всем своим узким телом и боязливо улыбаясь, такая тоненькая и такая беззащитная.

– Она скоро вернется… может быть еще сегодня или завтра… я, наверное, тебя разбудил?..

– Нет, я просто лежала на нарах с закрытыми глазами… как холодно, спина леденеет…

– Иди ко мне… – Моисей с нежностью обнял ее.

– Ты чувствуешь, как мурашки бегают по спине?..

– Да, чувствую…

Жанна рассмеялась, вдруг умолкла, подняла голову. Глаза у нее стали темные-темные с фиолетовыми отсветами на дне.

– Ты мой папа?.. – спросила она.

– Нет, я не твой папа, но я любил твою мать больше жизни…

– Я тоже ее люблю… – Девочка неожиданно расплакалась и спрятала лицо у него на груди…

38

Скиталец уже исчез в тумане и мороке вечера, а Серафим все еще стоял у края обрыва. Внизу смутно поблескивала река. От реки поднимался туман. Из тумана невнятно, бледно-серым призраком вырастал силуэт Башни…

Полетели вниз осыпающиеся камни, песок. Серафим испуганно отступил на несколько шагов от края обрыва и вдруг услышал приглушенные голоса. В тумане проявились удлиненные, зыбкие фигуры мужчины и девочки.

– Нет, я этого не переживу… она была таким прелестным ребенком… она ни разу не огорчила меня…

– Ты получил записку?..

– Да, получил и уже несколько дней живу, как после смерти, воображаю, что живу… порой чувствую какую-то странную тревогу, неуверенность, подозрительность к любому движению, звуку…

Серафим кашлянул.

Незнакомец быстро оглянулся и несколько секунд разглядывал его.

– Пошли, пошли… – девочка потянула его за полу плаща, и уже нет никого, лишь летучие тени.

«Чудеса, это же был Скиталец… или я обознался?..» – Серафим неуверенно улыбнулся и сел на камень.

– Вы Серафим?.. – Перед ним, как будто из воздуха, возникла девочка 13 лет. – Вам просили передать эту записку…

– Что это?.. – С подозрением и плохо скрываемой тревогой Серафим посмотрел на девочку, повертел в руках записку.

«Приходи на виллу, нужно объясниться. Моисей».

Серафим поднял голову. Девочка уже исчезла. Он еще раз перечитал записку и задумчиво побрел вдоль пик ограды, заросших ирисом и виноградной лозой и дальше по стиснутой каменными стенами и петляющей улице.

«Кажется здесь…» – Невольно задержав дыхание, он придавил кнопку звонка, прислушался, толкнул дверь. Дверь была не заперта. Он осторожно заглянул в щель. Скрипнули полы за спиной. Серафим резко обернулся и увидел уже знакомую ему девочку.

– Идите за мной… – сказала она, проглатывая окончания слов, и увлекла Серафима за собой вниз по лестнице, в арку, мимо безголовой статуи. Перебравшись по хлипким, шатающимся мосткам на Чертов остров, Серафим остановился у дома с верандами. Под окнами зыбились кусты сирени, как мифологические декорации, краснела рябина. – Ну, что вы стоите?.. – Девочка глуповато хихикнула. – Входите, он вас ждет…

Недоумевая, Серафим протиснулся в щель двери и очутился в полутемной комнатке, полной тусклого хлама. Похоже, что здесь уже давно никто не жил. Он ничего не понимал.

«Зачем я здесь?.. чувствую, опять я впутываюсь в очередную историю…» – Вскользь глянув на себя в зеркало, изъеденное ржавыми пятнами, он сел. На столике лежали бумаги, раскрытая книга, поблескивали знакомые очки. Сломанная дужка очков была перетянута нитками. Бросилась в глаза отчеркнутая ногтем строчка:

«Все в этом мире устроено хорошо, просто нам не хватает любви и терпения понять это…»

Неожиданно зазвонил будильник. Серафим невольно вздрогнул и оглянулся. Из-за ширмы, прорванной в некоторых местах, вышла девочка уже в безрукавке и в шортах. Она разглядывала его с нескрываемым любопытством и как будто даже с симпатией.

– Так вы и есть Серафим?.. – спросила она.

– На Серафима он теперь мало похож… – В приоткрытую дверь просунулось такое знакомое, узкое и темное лицо Скитальца. – Узнал?.. вижу, что узнал…

Они обнялись и вышли на открытую веранду. Над городом уже царила ночь, мрак и тишина. Едва шевелились влажные листья. Тихо плескалась вода. Где-то на краю ночи полыхали зарницы.

– Чудное место, что-то вроде потерянного рая… я уже второй день здесь живу… скрываюсь, сам не знаю от кого… надеюсь на то, что здесь никто не станет меня разыскивать, дом, правда, сырость извела, но ничего, подновим крышу, застеклим окна и можно жить… здесь есть несколько вполне подходящих комнат, есть чулан, погреб, чердак… кстати, как поживает Марк, наш проповедник, все еще носится с пучком соломинок, каждому утопающему свою соломинку… и вообще, как вы тут жили, чего ждали, чего опасались, на что надеялись или вам уже чуть-чуть все равно?.. – Подкрутив лампу, Моисей переставил мешавший ему стул с места на место, порылся в бумагах, разворошил их. Он что-то искал. – Да вот же она… у Марка, у этого старого нелюдима я и познакомился с ней… кто бы мог подумать, что все так обернется… – Он намеренно отвел глаза. – Мне удалось выбраться, а Жанна куда-то исчезла… однорукий говорит, что она дочь Тиррана, ты представляешь?.. она дочь Тиррана!..

– Кто он, этот однорукий?.. – спросил Серафим, разглядывая портрет Лизы.

– Помнишь, преподавал у нас военное дело… одно время он жил у немца… немец умер и вдова его выставила, правда, иногда, из сострадания она пускает его по ночам… а днем он просит милостыню у Южных Ворот Башни… у него с привратником существует негласное соглашение… довольно неприятный тип…

– Кажется, его зовут Глеб… помню, все носился по институту со своими романами, потом все бросил, сошелся с какой-то примадонной…

– А теперь он мнит себя придворным…

– Ну да, он же в сане придворного пса… – Серафим улыбнулся уголками губ и глянул на глыбу Башни, как будто нависшую над городом. – Я столкнулся с ним на приеме у Графини, и он мне рассказал совершенно обескураживающую историю… якобы, по коридорам Башни до сих пор бродит призрак Старика, но все это сущая чепуха, как и разговоры об Избавителе…

– Вполне может быть… ну, так вот, однорукий видел, как в Башню доставили какую-то девочку, по всей видимости, это была Жанна и ее вовлекают в какую-то интригу…

– Может быть, это ошибка, путаница?..

– Нет, ее видел и один из агентов и по его описанию – это Жанна, я уверен… правда, он не спрашивал у нее имени, только полюбопытствовал взглянуть на нее и тут как коршун на него налетела некая особа, которая ее охраняет… впрочем, бдительность этой особы не надежнее ее добродетели, она неравнодушна к агенту и ее не трудно будет провести…

Скрипнула половица.

– Ну, иди, иди сюда… чего ты боишься… – Моисей обнял девочку. – Вот, знакомься, мой ангел-хранитель… между прочим, одна из дочерей Клары, у нее их целый выводок…

Серафим пожал легкую, прохладную ладонь девочки. Глянув на Серафима, девочка покраснела и смутилась, сама не зная почему. Серафим не заметил ее замешательства, его отвлек странного вида господин, закутанный в длинный черный плащ на красной подкладке, за которым по пятам шел пес бледной масти…

39

Начальник Охраны Башни обходил посты, шел неторопливо, заглядывая за статуи, за обвисшие на окнах гардины. Неожиданно он приостановился, дернул ноздрями. Он почувствовал легкий, едва уловимый запах жимолости. В глубине галереи мелькнул силуэт, исчез, снова появился на фоне окна, за которым синели дали. Некоторое время Начальник Охраны с недоумением и восхищением следил за незнакомкой. Лица ее он не мог рассмотреть. Она составляла букет. На ней было платье, свободно падающее длинными, бело-розовыми складками узорчатого шелка, из которых выглядывали то ее округло-тонкие руки, то лодыжки…

Откуда-то появилась дева в черном, худощавая, верткая, как ящерица. Семь лет назад умер ее муж, но она все еще была в трауре. Быстро и тихо она что-то выговорила девушке, суетливым, нервным движением схватила ее за руку и потащила за собой по коридору. Похоже, она была рассержена. Лицо ее пылало.

Незнакомка и дева в черном прошли мимо Начальника Охраны. Он невольно отступил и вдруг почувствовал за спиной близкое и горячее дыхание. Осторожно глянув за спину, он увидел бледное лицо Тиррана, его неестественно расширенные глаза и испуганно вытянулся. Тирран приложил палец к губам и молча подтолкнул его в сторону лестницы. Руки у него были горячие и потные и заметно дрожали. Оглядываясь, Начальник Охраны стал спускаться по лестнице, приостановился, вспоминая лицо Жанны, ее фиалковые глаза, чуть припухлые губы…

Утром другого дня он спрятался в нише за статуей. Выглядывал. Выжидал…

Где-то хлопнула дверь. Послышались шаги. Мимо прошла дева в черном и следом за ней Жанна. Дева в черном, настороженно оглянулась, окинула его острым и быстрым взглядом. Взгляд ее перелетел на Астролога, который, прихрамывая, спускался по лестнице в зимний сад. Увидев деву, он слегка приподнял шляпу.

– Ты слышала, – заговорила дева, обращаясь к Жанне, – говорят, что он Избавитель… представляешь?.. Боже мой, какая слепота!.. однако, забавно… впрочем, не все ли равно, что говорят… как всегда, говорят вздор, да, да, вздор… – Дева в черном еще раз прокричала: – Вздор… – закашлялась и повлеклась дальше в зыбкую полутьму коридоров и не увидела неотступную, по пятам крадущуюся за ней тень. Уже несколько дней Агент следил за ней и о каждом ее шаге докладывал по линии…

То, что осталось скрытым для девы, открылось Начальнику Охраны. Вечером он нашел повод, осторожно поскребся, постучал в низкую, сводчатую дверь. После полумрака коридоров слишком яркий, льющийся в высокие окна свет ослепил его. Он смущенно огляделся. Дева в черном читала в кресле у камина какую-то книгу. Подняв глаза, она вопросительно уставилась на него.

– Что делать, служба… надо проверить запоры… – пробормотал он невнятно, не зная, с чего начать. Увидев у зеркала двоящуюся фигуру Жанны в платье телесного цвета, он смутился и, не поднимая глаз, пересек комнату, мимолетно, ненужно, с неловкой застенчивостью трогая, переставляя вещи.

– Мужлан… недостаток ума он заменяет избытком усердия… – недовольно проворчала дева в черном, слегка улыбнулась, оглядев его рослую фигуру. – Ты, где живешь?..

– Здесь, в этажах…

– Кажется, тебя зовут Аркадий?.. ну вот, уже ушел, Господи, почему так счастливы дураки… – Дева в черном вздохнула, вспоминая его сильные руки, представила его в ином виде и интерьере, еще раз вздохнула…

После проверки постов Начальник Охраны заперся в своей тесной комнате с одним окном, выходящим во двор. Ему хотелось побыть одному…

Вспомнился тихий, провинциальный городок, скучающая, ленивая пыль, надоедливые мухи, горожане с багровыми от вина и солнца лицами, разомлевшие, в сером и черном, точно они носили траур по жизни. Вспомнился отец. Всегда как будто спящий, рыжий, облепленный мухами, он дни и ночи проводил за столом, что-то писал. Около него вился пес, тихонько повизгивая, терся носом, обнюхивал его босые ноги…

Аркадий так ясно увидел застрявшую между пальцами его ног соломинку. Иногда отец допускал его к себе и катал на ноге. Как обезьянка, он елозил, летал, довольный, не зная, где верх, где низ. Темные глазенки его горели, слезились от радости. Вспомнились запахи, звуки дома. Смутно вспомнилась мать, толстая, безвольная женщина с крашенными хной волосами. Каждый вечер, укладывая его спать, она прижималась, ощупывала губами его лоб и уходила, оставляя одного на всю ночь. Из-за неплотно прикрытой двери доносились голоса:

– Чурбан бесчувственный, ребенка бы пожалел…

– Ребенок-то причем?.. – Дверь приоткрылась, заскрипели полы. – Аркаша, почему ты не спишь?.. – Отец навис над ним. Вид у него был жалкий. – Хочешь, я почитаю тебе…

Начальник Охраны сморгнул слезу и вздохнул. Он так и не прочитал ни одной книги отца. Кажется, он боялся отца, или жалел. Он не мог вспомнить. Отец пытался приучить его к чтению, но ничего хорошего из этого не вышло. Жизнь Аркадия складывалась по-иному. К тридцати годам он дослужился до должности Помощника Начальника Лагеря. Аркадий знал свою службу. Его ценили, хотя он был не очень грамотен, дальше седьмого класса сельской школы не пошел.

Все было бы хорошо, если бы Начальник Лагеря не имел слабости к вину, он пил и пьяный был неприятен, даже давал волю рукам. Рука у него была неосторожная и тяжелая. По этому поводу он уже получил несколько сдержанно-укоризненных замечаний от Инспектора Лагерей. Аркадий терпел его и побаивался.

Однажды среди ночи Начальник Лагеря вызвал Аркадия с нарочным. Чертыхаясь и проклиная всех начальников на свете, Аркадий оделся и пошел в контору.

В комнате было накурено. Дым висел коромыслом.

– П-пей… – задыхаясь, едва выговорил Начальник Лагеря. Он был пьян и язык его заплетался.

– Зачем я должен пить?.. – Аркадий отставил стакан.

– Если ты не пьешь, значит, что-то скрываешь… у тебя что, есть, что скрывать?..

– Нет, мне нечего скрывать…

– Значит, ты доволен своей жизнью?..

– Да, я всем доволен…

– А я вот всем не доволен… только тсс… никому… пей… – Начальник Лагеря подвинул стакан к Аркадию.

Аркадий отодвинул стакан.

– Говорят, ты и с женщинами так… близко к себе никого не допускаешь… ну, что молчишь?.. или это у тебя такая манера держаться?.. ладно, молчи и пей… если хочешь уцелеть в этой жизни, надо пить… есть масса вещей, которых ты трезвый просто не замечаешь, а я вот их прекрасно вижу… вижу, например, что ты метишь на мое место…

– Ничего подобного…

– Ну, это ты врешь… – Начальник Лагеря встал, толкнулся в дверь. – Эй, эгей, кто запер… черти, ухом не ведут… – Он покачнулся, поехал в сторону вместе с дверью, канул в темноте. Дверь захлопнулась. Послышался странный, гортанный звук, похожий на придушенный, хриплый всхлип или стон. Прошло пят, десять минут. Аркадий терялся в догадках. Неожиданно дверь резко отпахнулась. Вбежал охранник, бледный как полотно, перепуганный.

«Что-то случилось… наверное, кто-то сбежал…» – подумал Аркадий.

– Там это… – охранник скроил на лице гримасу, неожиданно икнул…

Начальник Лагеря лежал под лестницей в луже крови. В его серых, выпученных глазах застыло недоумение.

– Вот незадача… – Охранник поскреб грудь, сплюнул. Слюна повисла на губе. – Кажется, отдал концы…

Аркадий в оцепенении смотрел на труп Начальника Лагеря. Опутало ноги. Связало язык…

Происшествие имело последствия. Через несколько дней в лагерь приехала комиссия…

Все выходные Аркадий провел на работе, устал ужасно и, чтобы развеяться, пошел к обрыву. У обрыва он увидел незнакомку. Она рисовала. Странная для этих мест сцена.

– Вы местный?.. – спросила незнакомка несколько жеманным тоном. В том, как она растягивала и искажала слова, чувствовался городской выговор.

– В общем-то, да, а что?.. – отозвался он.

– Как мне спуститься вон туда… – Осторожный взгляд не без симпатии и любопытства. После беглого осмотра, явно испытав удовлетворение, она отвернулась. – Оттуда открывается прекрасный вид…

– Прекрасный и обманчивый… – после некоторого молчания отозвался он.

– Вот как… – Она встряхнула волосы.

«Провинциал… ни манер, ни… и одет безвкусно, но такой цветущий, как розовый куст…» – подумала Вика и спросила:

– Вы здесь давно живете?..

– Да, с рождения…

– И никуда не уезжали?..

– Никуда…

– А я вот все по морям, по волнам… где каждую минуту рискуешь перевернуться… – Вика рассмеялась и, быстро глянув на Аркадия, спросила: – Вы хотели бы жить в городе?..

– Нет, я уже жил там…

– Вот как, послушайте, а что если нам встретиться в городе… приезжайте как-нибудь и я вам покажу совсем другой город… – Ее лицо, скрытое под соломенной шляпкой, слегка загорелось.

– Я не могу, у меня на руках родственница… – пробормотал Аркадий. Он не знал, куда девать глаза, руки.

– Почему бы вам не взять с собой и родственницу, а?.. это было бы мило… – Без труда она вообразила себе сцену: вечер, муж сидит в углу за круглым столиком, листает газету. Она заглядывает в комнату из прихожей.

– Милый, я вернулась…

– Наконец-то…

– Давно ждешь меня?..

– Уже два раза посылал нарочного…

– Ну, вот я и вернулась и не одна…

– Я всегда рад гостям… – Обеспокоенный, но внешне невозмутимый, муж подобрал и снова уронил газету, встал, подслеповато щурясь. Он не знал, как себя вести с гостями. Лицо его вдруг искривилось от боли. Его мучили приступы боли в паху. Они были непродолжительными, но повторялись. Пробормотав несколько ничего не значащих фраз, он удалился в свою комнату. Было заметно, что его осаждали злые духи ревности и сомнений…

– Уже пять, Боже мой, совсем забыла… мне пора, мне еще нужно зайти на кладбище к деду… мой дед здесь похоронен… знаю его только по фотографиям, но так часто вижу, он как сон из моего детства… отец говорит, что я была его любимицей, отчасти он был композитором, перекладывал на музыку стихи, но, в сущности, зануда… может быть, вы меня проводите?.. – Вика обернулась, в полузабытьи глянула на Аркадия.

«Сама блаженная невинность…»

Вечером на следующий день они снова встретились. Весь день Аркадий выслеживал ее и сопровождал. Она позволяла ему сопровождать ее, не подавала виду, что видит его. У обрыва она приостановилась. Он не решился подойти, и тогда она окликнула его.

– Идите сюда, что вы там прячетесь…

Аркадий подошел. На какое-то время они потеряли представление о том, где они находятся. Вокруг царила лишь полутьма и таинственность, мерцающее великолепие, сотканное вечером…

Услышав бой часов и гимн, он невольно вздрогнул.

– Уже полночь… – прошептала Вика и внезапно тихо рассмеялась. – А что если тебе перебраться в город, а?.. Боже мой, Аркадий, если бы я случайно не заговорила с тобой… нет, это было бы ужасно… ну так как, ты приедешь?.. – она слегка отстранилась.

– Приеду… – сказал он вдруг охрипшим голосом…

Час был поздний, и город показался Аркадию каким-то необитаемым. Сумерки скрывали его подлинную сущность, создавая обманчивые представления. От вокзала он шел пешком, то и дело спрашивая у редких прохожих, как ему пройти дальше. Не зная дороги, он кружил, поворачивал назад. Круги все сужались и, наконец, он увидел нужный ему дом, спрятанный за листвой. Дверь была не заперта. На миг он перенесся туда, откуда приехал и, дернув за шнурок звонка, вошел в прихожую, прижимая к груди три полуувядшие розы, которые счел нужным купить. Раздвинулись гардины, скрывающие от него залу. Его ослепило великолепие позолоты и хрустального блеска, среди которого царила Вика. Он беспомощно посмотрел на нее из-под шляпы, надвинутой на взмокший лоб.

– Какая приятная неожиданность… это мой кузен, познакомься… – Вика представила его мужу. В дверях залы они на мгновение прижались друг к другу.

Чем-то удрученный Инспектор Лагерей едва поклонился и даже не протянул руки, тут же наткнулся на чемодан гостя, не выдержал, чертыхнулся:

– Нельзя ли это убрать?..

Было уже за полночь. Жара спала. Зала, где они сидели, казалась аркадию ярко освещенной сценой, где менялись декорации. Вика появлялась то здесь, то там, мелькала повсюду, вдалеке, среди белых павлинов, фиалок и ангелов с горящими свечами в руках и уже совсем рядом, и она менялась, менялось ее лицо, глаза, голос, который становился вдруг нежным и хриплым…

Уже ночь. Аркадий лежал и вслушивался в ночные звуки города. Город дышал, как море, иногда надолго затаивая дыхание…

Среди ночи Аркадий очнулся, весь еще полный ощущения ее близости, долго смотрел на полосу лунного света, в которой виделось ее улыбчивое лицо, полуоткрытые губы…

Прошло несколько дней. Все это время Инспектор Лагерей был мрачен и угрюм. Чуть свет он вставал и уходил на службу, но в этот день он задержался, Он листал вечернюю газету и волновался. Он не любил объяснений и связанных с этим драм. Остывший чай тускло отсвечивал перед ним. Глянув на себя в зеркало, он даже испугался. Выглядел он отвратительно. Лицо помятое, рябое и бледное, глаза впалые, в них было что-то гибельное, под глазами синели мешки, губы шелушились. Он вдруг и как-то нелепо всхлипнул и уткнулся в газету, затих…

Когда в комнату вошла Вика, он, не поднимая головы, сказал:

– А ты неплохо выглядишь… конечно, я рад, что твой кузен развлекает тебя… театр и прочее, но то, что вас повсюду видят вместе… поверь мне, это уж чересчур, ты ставишь меня в неловкое положение…

Вика услышала его свистящее дыхание, он задыхался, и почувствовала опасность.

– Милый, что ты такое говоришь… – Она обняла его со спины, поцеловала.

В тот же день Вика выхлопотала у дяди для Аркадия место, довольно хлопотное: обыски, аресты. Дядя Вики был Министром, но Аркадий не заносился и из кожи вон не лез, ждал своего случая. Вскоре случай представился и он получил место Начальника Охраны. Он довольно быстро освоился со своим новым положением…

Послонявшись по комнате из угла в угол, Аркадий лег на узкую железную кровать с никелированными дугами и шарами и погрузился в приятную задумчивость…

Он часто переносился мысленно в забытое Богом местечко на краю земли. Среди зелени веток розовело небо, солнечно золотились листья вишни. Под вишней играли его дети, тонкие, загорелые в сатиновых шальварах и майках, улыбчивые, как ангелы. Вика лежала в траве в кружевной сорочке. Он приблизил свои губы к ее сосцам. Это доставило ему сладчайшее наслаждение, которого он тотчас же устыдился…

Стемнело. Вика выпорхнула из темноты радостно-оживленная, положила на стол какую-то книгу и залепетала что-то свое.

– Да ты меня не слушаешь… – Губы ее задрожали.

– Извини… – Аркадий привстал. Вика прильнула к его груди, отстранилась.

– Что это?.. откуда это у тебя?.. – Осторожно, подрагивающими пальцами с умышленной медлительностью Вика прикоснулась к шраму на его виске, ощупала, отдернула руку.

Кровать заскрипел под ним. Он встал и отошел к окну. Отдалился.

– Господи, как я устала от этих бесконечных, жутких переулков, каменных стен, коридоров, лестниц… бр-ррр… дух захватывает… как бы мне хотелось вновь оказаться в тех блаженных местах…

Вслушиваясь в голос Вики и думая о своем, Аркадий открыл окно.

– Давай уедем… – сказала Вика с нежностью и грустью.

– О чем это ты?.. – Аркадий нервно зевнул и помутившимся взглядом глянул на Вику.

Порыв ветра откинул занавесь.

Зашелестели страницы книги, брошенной на столе. Бам. Ударили башенные часы.

Вика вздрогнула, оглянулась тревожно, боязливо, прильнула к Аркадию.

– Ты тоже дрожишь… отчего?.. ты переменился в последние дни…

– В последние дни… – Аркадий тихо и растроганно рассмеялся. Ему показалось, что он обнимает Жанну. Разметавшиеся волосы упали на ее острые плечи, на грудь.

Неожиданно лицо ее вспыхнуло, осветилось.

Молния перечеркнула небо.