Текст книги "Европейский сезон (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

Глава 17

Они сидели в маленьком кафе. Катрин, не смотря на ее опасения, пустили беспрекословно, – в последнее время, в городе старались поменьше обращать внимание на внешний вид посетителей. Из-за неосторожного намека вполне мог возникнуть ночной пожар, и страховка обычно не возмещала и половину убытков.

Катрин плотно позавтракала, от кофе с ромом на ее щеках сквозь загар выступил румянец. На неровно постриженных волосах почти не осталось следов краски, – девочка вновь стала блондинкой. Похудевшая, с высокими скулами, и ставшими еще огромнее глазами, она казалась совсем юной и чужеземной. И божественно красивой. Недаром, официант не сводил с посетительницы взгляда. Все это отвлекало Флоранс и мешало рассказывать.

…-Кэт, то, что происходило без тебя не так уж важно. Мы пережили, и я даже начала гордиться сыном. И Мышкой. Хотя это и не оправдывает, то, что я себе позволила с ней в постели. Довольно мерзко, – как будто я переспала с собственной дочерью. Мне очень стыдно.

– Пустое, – рассеянно сказала Катрин. – Вам обеим это было нужно. Кроме того, Мышь старше меня. Что-то я не замечала, что бы тебя мучили колебания, – делить со мною ложе или воздержаться от столь педофильской затеи. Вообще, Найни вела себя правильно. Я имею в виду, – во время осады. Молодец. Ей я, конечно, этого в глаза не скажу. Я даже не ожидала, – так хладнокровно организовать отпор. У меня оказывается, хороший слайв. Жо тоже храбрый мальчик. Тут я, правда, не слишком удивлена, – твой сын, наверное, станет настоящим бойцом, какую бы профессию он не выбрал. Нужно его немного натаскать, если ты, конечно, не будешь против. Нам нужно решить, как и где жить, и мы…

– Кэт, ты можешь нас забрать Туда?

Оказывается, Флоранс никогда не видела подругу по-настоящему растерянной. Злой, – сколько угодно. Усталой, счастливой, сонной и сосредоточенной, тоже очень часто. Оказывается, растерянная Кошка выглядит обиженной как пятилетняя девочка. Флоранс не выдержала и фыркнула.

Лицо Катрин дрогнуло:

– Фло, ты понимаешь, о чем говоришь? Это не смешно.

Подруга схватила смуглую кисть руки:

– Я не шучу. У меня полно недостатков, но легкомыслие в их число не входит. Мы с Найни в основном только эту тему последние два месяца и обсуждали. Жо, в общих чертах, тоже знаком с этой идеей и поддерживает. В подробности я без твоего разрешения его посвящать не решилась.

Катрин замотала головой:

– Невозможно. Это полностью изменит вашу жизнь. Даже жутко представить. Если ты готова на это ради меня, то…

– И ради тебя, тоже, – решительно прервала ее Флоранс. – Ты наверняка будешь там счастлива. Сможешь лучше защитить детей. Наверное, и они там будут счастливы. Жо совершенно разуверился в справедливости этого мира. Когда тебя посадили в тюрьму…

– Там тоже есть тюрьмы. И судопроизводство там куда проще и грубее. Но это далеко не главное. Как насчет твоего счастья? – Катрин оперлась локтями о стол. – Я не желаю принимать от тебя такой жертвы. Ты женщина этого мира.

– У нас с тобой одно счастье на двоих, – спокойно возразила Флоранс. – Не дергайся, пожалуйста. Я, конечно, женщина этого мира, и тебе со мной Там придется нелегко. Но я буду стараться.

– Мы можем быть счастливы и здесь, – торопливо сказала Катрин. – Из Лиласа вероятно придется съехать, но мы могли бы неплохо устроиться в другом месте. Все наладится. И всегда будет горячая вода, модная одежда, и аспирин в аптечке.

– Фу, Катрин, ты, похоже, забыла, что я все-таки не полная идиотка. Я хорошо поразмыслила о том, что будет дальше, если мы не решимся уйти. Что нас ждет хорошего? За эти месяцы меня не слишком баловали предложениями о сотрудничестве. Телевидение не всегда залог благоприятного пиара. Конечно, я смогу найти работу, и мы не рискуем умереть от голода. Но что дальше? В поисках сенсации непременно проскользнет какой-нибудь папарацци. Не может же их всех закусать Цуцик? Наши с тобой откровенные фотографии появятся в паршивой газетенке. Придется искать новую работу и новый дом. Потом придут к тебе и начнут вербовать на новую "операцию". Если ты будешь возражать, то у них найдутся убедительные доводы. Ты же не возьмешь меня с собой?

– На "операцию" вряд ли, – мрачно сказала Катрин. – У меня, знаешь ли, у самой едва задница уцелела, не взирая на все мои спортивные хобби и везение.

– Не ходи туда больше. Пожалуйста. Уйдем лучше в "Две лапы". Я не буду слишком тяжелой обузой. У меня есть идеи.

– Ой-ой-ой, – Катрин зажмурилась. – Конечно, у тебя есть идеи. И у Мышки. И уж, конечно, у Жо. Но как мне принять на себя такую ответственность? Ведь мне никогда не объяснить вам всё-всё о жизни Там. Ведь это не экскурсия в учебник истории. И уж совсем не сказки братьев Гримм.

– Кэт, мы разделим ответственность. Всё будет хорошо.

– Нет, всё хорошо никогда не бывает. Стреляют, отравляют и сжигают, и Там, и тут, – в голосе Кошки звучала грусть. – Мы можем лишь выбирать где нам нравится умереть. И постараться чтобы сей печальный момент наступил действительно лет через сто.

– Мы с Мышкой обсуждали эту проблему. Нам обеим не нравятся городские кладбища.

– Да, в Медвежьей долине полно уютных мест для упокоения, – Катрин шмыгнула носом. – Черт, у меня сопли. И мне нужно подумать.

– Конечно. Торопиться некуда. Сейчас тебе нужно переодеться и нормально пообедать. Надеюсь, Мышка догадается сегодня приготовить что-нибудь питательное. Судя по всему, – ты последнее время сидела на жестокой диете. Поехали домой…

* * *

Обедали долго. Жо и Мышка рассказывали свою версию отражения ночного набега рокаев. Потом Мышка подала наскоро сделанный апельсиновый торт.

– Похоже, – Катрин оглядела домочадцев, – вы ждете от меня судьбоносных слов. Фига с два. Я переела, устала, задница у меня отбита о седло до такой степени, что даже на стуле сидеть тяжко. Я спать хочу. Потом мы не торопясь поболтаем. С тобой, Жо, и с твоей мамой. Остальные могут жить спокойно: Найни последует за мной, к каким бы выводам мы не пришли, – я ей давно обещала, Цуцика нужно срочно отправить в какие-то нормальные условия, пока он окончательно не превратился в раскормленного поросенка. В остальном – принципиальное стратегическое решение требует серьезной подготовки. Сегодня я не в состоянии ни о чем думать. Уж извините.

– У тебя одно плечо выше другого, – сказала Флоранс, расстилая постель.

– Да? – Катрин допила воду с растворенной таблеткой аспирина. – Давно я толком в зеркало не смотрелась.

– Катрин, – тихо сказала Флоранс.

– Да есть царапина, – с досадой сказала Катрин. – После душа щиплет. Я скрывать не собиралась, – все равно увидишь. Не волнуйся, – профессиональная медицинская помощь уже оказана. Через пару дней и следа не останется.

– Что тебе повредили?

– Кожу мне повредили, только кожу, – Катрин, морщась, подняла свитер. Снизу вверх по ребрам шла широкая полоса пластыря телесного цвета. Кожа вокруг него вспухла и покраснела.

– Чем это? – пролепетала Флоранс.

– Смешно, но прикладом. Сучьи повадки у некоторых мужчин. Мне пришлось этого хамоватого козла зарубить. Ты уже извини.

– Много извиняешься, – Флоранс показала на пластырь. – Когда заживет, начнешь учить меня убивать. Рану сейчас точно не нужно обрабатывать?

– Все уже поджило, – виновато сказала Катрин. – Врач обещал, что шрама не останется. Ты уверена, что хочешь уметь? Грязное это занятие – убивать.

– Уверена. В вашей шайке я чувствую себя олигофреном. Думаешь, легко смотреть, как мальчишка пытается меня защитить и сидеть как беспомощной идиотке? Что бы мы ни решили, я не собираюсь оставаться в роли высокомерной и чистенькой моралистки. Не вздумай чувствовать себя виноватой.

– Мне нужно все обдумать. Я сейчас засну стоя. Ты ляжешь со мной?

– Кстати, нам нужно подумать и о более широкой кровати. Чего ради мы должны лицемерить в собственном доме? Ложись и спи спокойно.

Заснуть спокойно, конечно, не получилось. И отметина, пересчитывающая ребра ничему особенно не помешала. Отключилась Катрин только через полчаса, окончательно убедившись, что вернулась домой.

* * *

– Допустим, – Катрин сидела как-то полубоком, положив ноги на другой стул. Ребра у нее все-таки болели. – Допустим, у нас есть веские основания эмигрировать. Но я просто не могу поверить, что вы полностью осознаете что теряете. Замок, – это относительно большая, весьма крепкая, и весьма неуютная каменная коробка. Там даже оконные стекла редкость. На полу в основном тростник. О теплых «удобствах» и электрическом освещении приходится только мечтать. Ватерклозет – далекое будущее. Черт, – и почему я говорю только о бытовых вещах? Там все другое. Психология людей, обычаи, погода и кулинарные рецепты. О правах человека там слыхом не слыхивали. Если повезет, – закон в Медвежьей долине буду олицетворять я. Если не повезет, – нас ждут в лучшем случае рабские ошейники. А уж без крови не обойдется в любом случае.

– Ты будешь справедливым феодалом. Или синьором, – сказал Жо. – Не знаю как правильно. Графиня?

– Там нет таких титулов. Только король и лорды. В моем случае – Леди. Только забудь о справедливости. По-крайней мере, в здешнем понимании этого слова. Там сильный может проявить милосердие, но вовсе не обязан это делать. Вообще, о морали там мало думают.

– Зато здесь о ней только и думают. Сплошь болтовня и двуличие, – сказала Флоранс. – Разницы не так уж много. Кэт, давай говорить о конкретных вещах. Ты можешь нас забрать туда?

– Могу, – мрачно сказала Катрин. – Возникают тысячи сложностей, но принципиально такой переход возможен. Но я боюсь. Там будет тяжело.

– А где же нам будет легко? – удивился Жо. – Если ты не знаешь, – из Школы меня уже выперли. Военной карьеры мне не видать. Мне, что теперь, в бухгалтеры идти? Я понимаю, что для вас это болтовня ребенка, но я бы перешел Туда не раздумывая. Я могу рассчитывать там дослужиться до командира роты каких-нибудь хоббитов?

– Вряд ли, – сухо ответила Катрин. – Во-первых, Толкиена там никто не читал, и о хоббитах не слышал. Во-вторых, люди там живут отдельно, а нелюди отдельно. Пересекаются редко. Жизненное пространство вполне позволяет. В-третьих, чувство юмора там несколько иное. И до того как начать кем-то командовать, тебе вволю придется послужить рядовым, набраться опыта и научиться держать язык за зубами. И никто не гарантирует, что этот скучный период твоей карьеры закончится благополучно. Прости, Фло, но твой сын может лишиться головы в совершенно диких местах. У него даже могилы не будет.

– Он сам выбрал. В свои пять лет, насколько я помню. Не скажу, что я буду более счастлива, если ему отрубят голову, вместо того чтобы разнести в клочки какой-нибудь миной, – но что здесь поделаешь? – Флоранс потрепала сына по обросшей макушке. – Я надеюсь, вы оба побережете свои жизни хотя бы ради меня. Вы ведь пообещаете мне, правда?

– Для этого не нужно никуда уходить, – пробурчала Катрин. – Я и здесь постараюсь сберечь задницу этого хоббитского кадета.

– Попрошу без оскорблений, – Жо ухмыльнулся. – Я понял. Признаю, – я сопляк и сосунок. Но я буду учиться. Или Леди мне не верит?

– Леди верит, – сказала Катрин. – Почему бы тебе и не выучиться? Особенно, если тебя будут серьезно пинать каждую минуту. Только для того чтобы стать бойцом, не обязательно менять пейзаж за окном. Знаешь, Жо, пойди-ка ты в свою комнату, и окинь ее пристальным взглядом. Компьютер, диски, джинсы, шариковые ручки, радиатор отопления, плеер и хорошее постельное белье, – со всем этим ты можешь попрощаться навсегда. Подумай, – имеет ли смысл?

Мальчик кивнул и вышел.

– С постельным бельем там действительно обстоят так печально? – шепотом спросила Флоранс.

– Нет, я слегка преувеличиваю. Для двух леди хорошие простыни всегда найдутся. Но я вообще не могу понять, – как мальчишка может решиться бросить привычные удобства и электронные игрушки?

– Он совершенно разочаровался в здешней армии. Он искренне думал, – здесь защищают своих. Иллюзии рассеялись. Кроме того, он любит меня. И любит и уважает некую длинноногую леди. И разве он может отказаться от твоего таинственного, и главное свободного, мира?

– Значит, ты уверенна? – безнадежным голосом спросила Катрин. – Уходим?

– Кэт, не волнуйся так. Мне кажется, там у тебя будет чуть больше возможностей защитить нас всех. А смерть… вещь печальная, но неизбежная, – Флоранс пожала плечами. – Мы же не хотим жить вечно?

– Всё-то ты помнишь, – Катрин с трудом улыбнулась. – И плечами умеешь кокетничать потрясающе. На раздумья и подготовку – год.

– Как скажешь, – послушно кивнула Флоранс. – Подготовка, очевидно, требуется серьезная?

– Естественно. Нужно нам всем подготовиться. И на Той стороне, тоже. Мероприятия очень сложные. Но есть и еще один серьезный вопрос. На Той стороне не очень хорошо с тем, что здесь именуют "традиционной медициной", да и гинекология с акушерством слабоваты.

– Понимаю. Мы посветили целую неделю посещениям клиники. Если ты имеешь в виду, мои проблемы с сердцем, – то серьезными их можно было назвать лет через десять…

– Про твое сердце мы еще поговорим, – с угрозой сказала Катрин. – И как у тебя совести хватило скрывать? Еще хорошо, что у меня есть кристально честная Мышь. Ладно, не отвлекай меня. Я хочу от тебя ребенка.

Флоранс подняла бровь:

– В каком смысле?

– В самом прямом, мамочка. Хочу нормального здорового младенца. Нашего с тобой. Пусть у него будет две мамы.

– Как ты себе это представляешь? – пробормотала Флоранс. – Две мамы и не одного папы? Я слышала, что так не бывает.

– Бывает, бывает. Ныне медицина творит чудеса. Папа у малыша тоже будет. Белый, холодный и нордически-стальной. Кажется, их еще криогенными боксами называют. Только малышей у нас будет двое. Наши с тобой общие дети.

– Не очень понимаю, – шепотом признала Флоранс.

– Ничего сверхъестественного. Большую часть процесса ты знаешь. Только потом мы все запутаем. Как в индийском кино.

– Ты меня пугаешь.

– Ничего страшного, – Катрин нервно хихикнула. – Я объясню. Мне пришлось сутки просидеть на одном уютном бархане. Ничто так не располагает к размышлениям как бесплодные засады. И я решила, что хочу иметь детей. И ты так не смотри, я объясню…

Жо вошел, сел на свое место, открыл рот и во все глаза уставился на мать и Катрин:

– Что случилось? Вы еще один мир открыли? Или мы уже никуда не уходим?

– Подожди. Мама обдумывает куда более серьезную проблему, – сказала Катрин, не спуская взгляда с подруги.

– О, да! – выговорила Флоранс, качая головой. – Кэт, я тебя люблю, но ты настоящая иезуитка. Неужели можно такое выдумать?

– Что здесь такого изощренного? Если нам обеим подойдет такой план, почему бы его и не воплотить в жизнь?

– Мне нужно подумать, – застонала Флоранс. – Я от тебя всего ожидала, но это предложение…

– Чувствую, мне опять всего не расскажут, – сердито сказал Жо.

Глава 18

Сквозь ткань палатки начал пробиваться серый сумрак. Утро? Часов нет. Хочешь узнать, начало ли уже светать, – высунь голову наружу. Хочешь согреться, – вставай и разводи костер.

Флоранс не замерзла, – для середины ноября погода стояла теплая, настоящих заморозков еще не было. Спальный мешок грел на совесть, и вообще, в палатке было почти душно. Хотелось расстегнуть треугольный клапан окна, но лень было шевелиться. В спальнике уютно, а там, – за тонкой стеной, – сырость и неприветливый утренний лес. Кострище, наверняка, подмокло, с огнем придется повозиться. Самый неприятный момент, – когда ты сидишь на корточках, а лес недобро смотрит тебе в спину. Флоранс провела в палатке уже шесть ночей, но привыкнуть не могла, – чужие взгляды чудились постоянно. Казалось, – стоит отвернуться, и еловая лапа тяжело ляжет на плечо. Или горбатый корень коварно выползет из земли, зацепит за ботинок. Флоранс знала, что все это лишь обман лесного одиночества, – стоит кому-нибудь из близких появиться рядом, и угрожающая чаща превратится в обжитую полянку, со знакомым кострищем, и привычной кривоватой сосенкой, на сук которой все привыкли вешать пакет с едой, спасая съестное от любознательных лесных обитателей.

Одиночество. Кэт права, – самое сложное, – это держать себя в руках. Дремучий лес, – волки, несчастные красные шапочки, индейские демоны и громадные гризли-людоеды. Думала ли, топ-менеджер еще год назад, что будет ночевать на подстилке из хвои в крошечной палатке, одинокая и покинутая, за сотню километров до ближайшего города? Да, – до Нью-Бриджа – шестьдесят две мили, – это на восток. До городка Соут-Куас на западе чуть ближе. Севернее протекает река Биспачо. Северо-западнее возвышается горная цепь, – Тал-Куас. Места дикие, индейские. Недалеко простирается Национальный природный парк. Туда иногда проезжают туристы. Дорога, соединяющая Нью-Бридж и Соут-Куас, идет с запада почти строго на восток. Вот, – всё ты помнишь. Трудно не сориентироваться, когда поняла. А уж Катрин и гризли заставит вызубрить, – где здесь запад, где восток.

Школа выживания. Сырая обувь, низкая крыша, вой зверей по ночам, хрустящее углями несоленое мясо, которое желательно и добыть самой. Грибы, – глядя на которые, невозможно поверить, что их можно употреблять в пищу. Не трюфеля, что уж говорить. И еще регулярные добровольно-принудительные, как их называет Катрин, одинокие ночевки в лесу. Раньше Флоранс и не подозревала, что в современном мире можно с такой легкостью найти безлюдье. Хотя какие это дикие места? До дороги, если идти напрямую, не больше трех миль. Если свернуть к востоку, то по трассе выйдешь к "Миле" – придорожной автозаправке с кафетерием. Там живут Хериссы, – милые люди, прекрасно знакомые с Кэт по прежним временам. Заблудиться и потеряться решительно невозможно. Если, конечно, сохраняешь присутствие духа.

Флоранс улыбнулась в низкий потолок палатки. Да, дух твой, Флоранс Морель, здорово окреп. Да и тело неплохо себя чувствует. Ладонь машинально легла на живот. Плоский, ничего не выдающий живот. Рано. Шевелиться начнет не раньше чем через четыре месяца. Врачи утверждали, что первый этап прошел благополучно. Собственно, это ты и сама чувствуешь. Катрин, которой всё это внове, куда сложнее. Бедная девочка, – каждый день ощупывает и оглядывает свой живот, подозревая что за ночь он вырос вдвое. Да, в некоторые вещи, веришь, только испытав их на себе.

Например, в такие, как лес и одиночество.

Идея с "погружением" в одиночество принадлежала, естественно, Кошке, не замедлившей высказать ее еще в первые дни. Палатку поставили в двух милях от хижины. Первой выпало ночевать Мышке. Сообща поужинали у костра под накрапывающим дождем. Найни осталась, а все остальные вернулись в дом. Идя по едва заметной тропке, Флоранс думала о маленькой девчонке. Как остаться одной в этом темнеющем мире? Даже здесь, идя следом за Жо и Цуциком, становилось не по себе. Нужны ли такие испытания? Ведь Мышка никогда не станет ни разведчиком, ни траппером.

– Завтра она будет очень довольна, – тихо сказала Катрин, шедшая следом. – Всегда, когда выдержишь, чувствуешь, что все что пережила, было ерундой.

Флоранс только кивнула. Она чувствовала спиной подругу, но не слышала ее шагов. К лесной бесшумности Кошки тоже было нелегко привыкнуть.

Зато на замечание Кэт отозвался Жо, очередной раз демонстрирую свой отличный слух:

– Не сомневайся, – мы понимаем. Только Найни такая мелкая, что иной раз, даже когда отправляется в магазин, опасаешься, – не сдует ли ее ветром? Так что мысли у нас вполне объяснимые.

– Пусть цепляется за ружье, – тогда не сдует, – сурово сказала Катрин. – А, ты, Жо, когда завтра останешься ночевать, наоборот, – не слишком-то хватайся за оружие, – в палатке дырок понаделаешь. Уж очень ты на железо полагаешься. А оно само по себе – ничто. Голова – вот твое главное оружие, кадет…

Вернулась Мышка на рассвете. По-видимому, ночь она провела вполне спокойно. Мышиные представления об одиночестве весьма отличаются от общепринятых. Единственное, что Найни утомило, – это тяжелое ружье, которое ей пришлось тащить на плече всю обратную дорогу.

Жо тоже переночевал без приключений. Ввалившись утром в хижину, принялся живописать:

– Ничего не видно, но как слышно! Я сначала на каждый скрип дерева дергался. И тут еще угли постреливают. Чувствую, как у меня ноги напряжены. А когда шуршать начало, так вообще… Думаю, кто бы это мог быть?! Скорее всего…

– Жо, ты конечно, молодец, – прервала мальчика Катрин. – Только попробуй изложить свои впечатления чуть конкретнее.

– Опять я болтаю много? – Жо насупился. – Что там излагать? Было страшновато, но я выдержал. Черт, что у меня за язык неуемный?

Следующим вечером Флоранс сидела и смотрела в огонь. Вокруг уже сгущалась тьма. Цуцик зевнул и выжидательно посмотрел на хозяйку. По другую сторону костра, Жо что-то шепотом рассказывал Мышке. Катрин не выдержала:

– Фло, в общем-то, совсем не обязательно…

– Вот еще. Я не трусливее детей. Комаров уже нет, а больше мне бояться нечего.

Катрин вздохнула:

– Конечно, зато уж я бояться буду за двоих. Ладно, тебе действительно нужно попробовать. Эй, Жо, бери грызуна и пса, и идите. Мы тут поцелуемся на прощание.

Поляна сразу стала меньше. Флоранс обняла подругу под распахнутой курткой:

– Не волнуйся. Правила нельзя нарушать. Я здесь неплохо высплюсь.

– В первую ночь – вряд ли. Дай сюда руку, – Катрин вложила в ладонь подруги теплую рукоятку пистолета. – Маленькое нарушение правил. Ножом ты еще неважно пользуешься, а ружье не слишком любишь. Только по бурундукам не пали, патронов мало…

Катрин исчезла в темноте, и Флоранс осталась одна.

Ночь оказалась чудовищно длинной. Лес дышал за тонкими стенками палатки, жил своей пугающе чужой и непонятной жизнью. Флоранс до боли сжимала рукоятку пистолета, старалась думать об отвлеченном и хорошем. Бедро чувствовало ножны с ножом, с другой стороны спального мешка лежало ружье. И как можно было спать в таких условиях?

Где-то далеко выли волки. Бесконечно шуршали ветви деревьях, – в них пробирались кровожадные безымянные духи, те, что наводят такой ужас даже на индейцев. Вздрагивая, Флоранс думала о своей несчастной жизни, и о вымершем человечестве. Наверняка, что-то случилось, и ты осталась совершенно одна. Навсегда-навсегда. От больших ужасов, мысли сползли на ужасы поменьше. Флоранс ненавидела ружье, – проклятая тяжелая железяка, несмотря на все старания, при каждом выстреле оставляла неизменные синяки на плече. Хорошо, что есть пистолет, – Флоранс прижимала "Вальтер" к груди. Катрин бросила, оставила тебя в одиночестве, – оставила, оставила, – пусть и не знала что навсегда. Но хоть пистолет есть. От слез глаза были мокрыми. Флоранс боялась шевельнуться, чтобы их вытереть…

Проснулась она от птичьего щебета. По голосам различать птиц Флоранс еще не научилась, но раз пташки так нагло галдят, значит, жизнь в мире продолжается?

Рубашка оказалась влажной, – должно быть от пота, в который бросало от страха. Флоранс ежась, выбралась из палатки, поспешно надела куртку и принялась возиться с костром. Вокруг еще держался почти ночной сумрак, но под золой оказались тлеющие с вечера угли, и сразу стало веселее.

Огонь потрескивал. Флоранс раздумывала, – не перелить ли из фляжки холодный чай в котелок и согреть на огне? От мыслей оторвал отчетливый треск в зарослях. Флоранс чуть не порвав карман, выдернула "Вальтер", навела на деревья.

– Только в меня не попади, – сказала невидимая Катрин.

– Что ты здесь делаешь? – сердито сказала Флоранс, запихивая обратно пистолет. – Я чуть не обписалась с перепугу.

– Извини. Мне не спалось, и я решила тебя встретить, – Катрин вышла из-за деревьев и ее пятнистая армейская куртка перестала быть частью леса.

– А вот я как бабахнула бы в тебя, – пробормотала Флоранс, обнимая шею любимой.

– Я думала тебе очень страшно.

– Мне? Страшно? Да я думала, что просто помру от ужаса. Черт, такой длинной ночи у меня еще не было. Хорошо, что ты пришла, – просто не знаю, как бы я дотащилась до дома на таких ватных ногах.

– Вместе дойдем. Ты себя проверила и хватит.

– Ну, уж нет! Ночью я была готова на что угодно, лишь бы ты оказалась рядом. Но через пару дней, я здесь останусь одна. И тогда, без всяких слабостей, – дойду до дома самостоятельно. Я не нежнее других.

– Не сердись. Я не хотела тебя обижать. Просто мне самой было очень не по себе, – прошептала Катрин.

– Я не обиделась. Наоборот. Как же я рада тебя видеть! В конце концов, я женщина в возрасте и могу рассчитывать на некоторые послабления. Хотя бы на первый раз.

– Это ты-то женщина в возрасте? – засмеялась Катрин. – Посмотри на себя, – нос в пепле, глаза "по семь копеек", как у школьницы, впервые заглянувшей в мужской сортир.

– Семь копеек – это сколько? – Флоранс надула губы. – И вообще, мне нужно срочно умыться.

Спуститься к ручью и привести себя в порядок оказалось не столь сложным делом, но вот перестать целоваться и делать прочие глупости, никак не получалось. Флоранс согрелась безо всякого чая.

Возвращаясь, они несли ружье по очереди. Лес давно стал веселым и милым. На полпути к женщинам присоединился жизнерадостный Цуцик. Уже выходя на широкую поляну перед домом, Катрин озабоченно поинтересовалась:

– Фло, ночевать в одиночестве, – занятие полезное. Но я понимаю, что ты чувствовала ночью. Может быть, тебе вредно так нервничать? Ну, в нашем с тобой положении?

Флоранс улыбнулась:

– Да перестань ты так относиться к "нашему положению". Ничего в нем нет сверхъестественного. Миллиарды женщин и до нас ходили беременными. И нельзя же у меня отбирать законное право гордится собой. Я хоть и не болтаю как Жо, но эта ночь мне многое дала…

Сейчас, вспоминая свой "первый ночлег", Флоранс лишь чуть печально улыбалась. Не будет больше холеной впечатлительной дамы из Европы. А ведь именно в нее когда-то влюбилась Кэт. Ну, не страшно, – сейчас все стало по-другому. Катрин не влюбленная девочка, да и влюбленностью, сложившиеся отношения называть смешно. Увязли по уши, с плотью, с кровью, смешались и атомы и электроны и разорвать общую систему "кровообращения" невозможно, – не выживешь. И это уже не пугало. Слегка смущало другое, – оказывается, вашу неестественную общность давно поняли и признали все окружающие, лишь до тебя самой дошло с опозданием.

* * *

…В Анджел-Сити они тогда прилетели в жуткую жару. Иммигрантов из Европы встречала Валери со своим бой-френдом, – симпатичным пареньком, по имени Майкл. Флоранс на всю жизнь запомнила короткий оценивающий взгляд, который кинула на нее худощавая девчонка. Мысль, о том, что Катрин с падчерицей может связывать постель, была довольно безумной, но все-таки, доля ревности во взгляде Валери имелась. В конце концов, у Флоранс вполне хватало опыта, чтобы чувствовать такие вещи.

Валери повисла на шее Катрин, потом обняла Мышку, поздоровалась за руку с насупленным Жо.

– Рада познакомиться, – сказала она Флоранс. Глаза у девчонки были пугающе честные и жестокие.

Потом все отправились выручать из багажного плена Цуцика. Катрин улыбалась, разговаривала с Майклом и Валери одновременно. Она была здесь своей.

Дом оказался даже просторнее, чем виделся по описаниям. Берег океана, широкие дуги волн, набегающие на пляж. Белое, полупрозрачное от стекла, строение. Сдержанная пожилая женщина, – тетя Маргарет, рыжая служанка Джинна, и даже ее сынишка, похожий на рассудительного бурундука по имени Рик, – все они разговаривали с Катрин и Мышкой, и от них всех просто несло радостью. Здесь были рады видеть молодую вдову Катрин Кольт. Впрочем, и Мышке с Цуциком, здесь тоже были рады.

Флоранс существовала в качестве добавки, – любопытное явление, которое пытались оценить.

Молодежь сидела у бассейна, – кажется, спорили о преимуществах и недостатках американского и европейского футбола. Валери обнимала своего парня за плечи, – она держалась со своим избранником ласково и покровительственно. Чем-то такая манера неуловимо напоминала повадки Кэт. Майклу подобное обращение явно нравилось. Странно, – подростки напоминали пару, которая жената уже много лет.

Цуцик радостно грызся, кувыркался, и боролся со своим черным, таким же пушистым, собратом-хаски. Псы тоже откровенно наслаждались общением.

Флоранс вышла на пляж. От океана пахло океаном. Солнце пекло, по пляжу трусили спортсмены, сосредоточенно вслушивающиеся в откровения своих плееров. Все выглядело ослепительно и глупо как в многосерийном телефильме.

Флоранс села на песчаный бугорок и увидела, как к ней идет Валери.

Девчонка плюхнулась рядом, скривилась и сказала:

– Не обижайся. Мы пялимся на тебя как в зоопарке, потому что ничего не можем с собой поделать. Нам жутко интересно.

Флоранс подняла темные очки на лоб:

– Я и не думаю обижаться. Любопытство, – вполне естественное чувство. Я немного смущаюсь, но это в большей степени от жары.

– Жарко у нас, – согласилась девчонка, улыбнулась и протянула руку, – давай познакомимся по-настоящему. Я – Валери. Ты писала отличные письма, но личное знакомство совсем иное дело. Катрин стала мне наполовину мамой, наполовину – лучшей подругой, о которой я никогда и не мечтала. Звучит банально, но по другому и не скажешь. Катрин – настоящая.

– Хм, кажется, я узнаю привычку формулировать, – улыбнулась Флоранс.

– Само собой, – Валери хихикнула. – Катрин перевернула меня вниз головой, вытрясла все дерьмо и поставила на ноги. Я ее очень люблю. Только не ревнуй. Я рада, что вы вместе. Честно.

– Значит, я не произвела уж слишком разочаровывающего впечатления?

– Шутишь? Ты самое то, что нужно. Спокойная, воспитанная и уверенная. И красивая. Не по здешнему красивая. Черт возьми, – вот насчет этого я не угадала. Мне казалось, что вся красота наливается из одной цистерны.

– А на меня из лужи зачерпнули? – засмеялась Флоранс.

– Из лужи – на Катрин. А красоту на тебя настаивали в каком-то древнем подвале в тысячелетних бочках. Надо же, – до меня дошло, что такое Европа! Не обижайся, – я по семейному, – Валери чмокнула гостью в щеку.

– Я думала, вы меня не примете, – пробормотала Флоранс.

– Вот еще! Ты явно наша.

– Вы здесь целуетесь, или мне показалось? – за спиной стояла Катрин, с тремя бокалами в руках.

– Ох, я забыла, как ты умеешь подкрадываться, – вздрогнула Валери. – Я объясняю Флоранс, что мы здесь наглые, прямолинейные, но, в общем-то, неплохие люди, и разглядываем гостей как статуи в музеи не со зла, а из любопытства.

– Вы же заочно знакомы, – сказала Катрин, протягивая бокалы с белым вином. – Флоранс отлично знает про здешние дикие нравы, и как здесь любят палить из револьверов.

– Да, классный получился телерепортаж, – согласилась Валери. – Мне Кора позвонила и сказала, чтобы я немедленно посмотрела выпуск новостей. Голос у нее был жутко перепуганный. Мы уж думали, что тебя упрячут за решетку надолго.