Текст книги "Славянские сказки"

Автор книги: Юрий Медведев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Унтер-офицер Пулька

Был унтер-офицер Пулька. Служил в полку. Трудно ему показалось служить. Собрал себе сухарей, забрал всю свою парадную сбрую; взял да бежал. Бежал он день-год. Истратил он все свои харчи, поел свои сухари и хотел воротиться.

– Но воротиться, – говорит, – не годится. А то ворочусь.

Взял и воротился.

Приходит он к лесу, показалась ему дорога. Шел он этой дорогою. Стоит трехэтажный дом. Входит он в этот дом. Стоит в нем одна кровать. Приходит молодой парень.

– Кто ж тебе на этой кровати приказал лечь? Я на этой кровати из году в год сам лежу.

– Виноват, – говорит, – простите, так понахалился.

– Ну, наймись же, – говорит, служить мне на год. Работать тебе: только изо дня в день печку топить и чтобы не стричься, не мыться, Богу не молиться.

Отправился этот хозяин. Остался Пулька один. Проходит год, приходит его хозяин.

– Хорошо, – говорит, – старался, молодец! На вот тебе пять целковых, умойся, остригись, Богу помолись, на последнее погуляй и на третий день ко мне приди.

Унтер-офицер погулял, погулял, пришел.

– Ну что, денег хватило?

– Копейка серебром осталась.

– Ну, наймись еще, на другой год, останься тоже изо дня в день печку топить.

Год проходит, хозяин опять приходит, глядит.

– Молодец, – говорит, – ты. На вот тебе пять целковых, умойся, постригись, Богу помолись, на последнее погуляй и на третий день ко мне приходи.

Унтер-офицер Пулька погулял, погулял, пришел.

– Что, – говорит. – денег хватило?

– Копейка серебром осталась.

– Ну. наймись, – говорит, – на третий год, чтоб не стричься, не мыться и Богу не молиться.

Проходит год, приходит опять хозяин.

– На вот, – говорит, – тебе пять целковых, умойся, постригись. Богу помолись» на последнее погуляй и на третий день ко мне явись.

Пулька погулял и опять пришел. “Что же я, служивши три года, не мог у этого хозяина в одной комнате быть?" Входит в комнату, стоит девица, по горло в песок закопана.

– Ах ты, – говорит, – унтер-офицер Пулька! Откудова тебя Бог занес сюда? Много ли ты у него служишь?

– Я, – говорит, – служу три года.

– Ну, на вот тебе книгу, почитай же ты обо мне три ночи. Я за тебя замуж пойду. Если тебе будет страх какой, не бойся.

Стал он читать первую ночь: читал, читал он, является ефрейтор его полка.

– Унтер-офицер Пулька, являйся в полк, полковник прислал.

Потом унтер-офицер является из полка: полковник прислал. Потом фельдфебеля прислал.

Потом является его полка начальство.

– Что ж на него глядеть? Брать его на штыки.

Все сейчас пропали. А девушка по грудь из земли вышла.

Пулька пошел в кабак.

– Дай, – говорит, – целовальник, кварту горилки.

"Погулял, время, отправлюсь опять читать".

Читал, читал он, опять является ефрейтор: потом унтер-офицер; потом фельдфебель; потом все начальство.

– Что ж на него глядеть, брать его на штыки!

Все сейчас пропали. Девушка вышла по колена из песку. На третью ночь опять является ефрейтор, потом унтер-офицер, потом фельдфебель, потом все начальство.

– Что ж на него глядеть, брать его на штыки!

Сейчас все пропали. Девушка вышла вся из песку и говорит ему:

– Ну, унтер-офицер Пулька, дожидайся меня на королевской пристани. Я приеду в серебряном корабле. Если хозяин тебе станет расчет давать, будет давать и злато, и сребро – не бери, только скажи: дай мне из этой печки, что я топил, три клубочка из трубы.

Приходит он к хозяину.

– Ну что, – говорит, – Пулька, послужи мне еще год.

– Солдатское, – говорит, – дело; послужил три года, время отправляться, пожалуйте расчет.

– Вот тебе, – говорит, и злато, и сребро.

– Не надобно.

– Чего же тебе надобно?

– Дайте мне из печки, которую я топил, три клубочка из трубы.

Жалко было отдавать. Однако отдал.

– Ну, – говорит, – Пулька, хоть ты и выручил барграфиню прекрасную, но не видать тебе ее.

Выходит он от хозяина, получил эти три клубочка, да очень ему тяжелы они показались.

– Что это, – говорит, – когда отправлялся из полка, сухарей было много, и то не было тяжело, – дай-ка я его брошу.

Покатился этот клубок и говорит человеческим голосом:

– Благодарю покорно, унтер-офицер Пулька, что выручил меня из трубы.

Идет. Тяжело показалось, он и другой бросил; клубок теми же словами сказал. Потом и третий бросил. Приходит он в кабак.

– Целовальник, дай кварту горилки.

– Что, унтер-офицер Пулька, выручил барграфиню прекрасную, но ее не увидишь. Возьми мою дочь за себя замуж.

– Отойди, – говорит, – не приставай с ней.

Попил, погулял он, время отправляться на королевскую пристань. Выходит он из кабака вон. Высылает этот сиделец мальчика.

Скажи ему, – говорит, – "Унтер-офицер Пулька, не ты ли платок забыл?" (а он ничего не забывал) – и заткни ему эту булавку в шинель.

Мальчик догнал Пульку и спрашивает:

– Не ты ли платок забыл?

– Я, – говорит, – я!

А мальчик незаметно булавочку в шинель ему заткнул.

Приходит он на пристань. Склонил его сон. Приезжает барграфиня прекрасная в серебряном корабле.

– Няньки, мамки, киньте смертный якорь в море, разыщите этого человека.

Пошли они искать. Нашли его сонного. Будили, будили, не могли разбудить. Отправились прочь. Пулька проснулся, подбегает к берегу, кричал, кричал, не мог их докликаться. Приходит он с горя опять в кабак.

– Дай мне, – говорит, – целовальник, кварту горилки.

– Что, – говорит, – унтер-офицер Пулька, хоть и выручил барграфиню прекрасную, но ты ее не увидишь; возьми мою дочь замуж.

– Отойди, – говорит, – не приставай с ней. Так досадно.

Попил, погулял, время отправляться на пристань королевскую. Целовальник сейчас опять мальчика высылает.

– Скажи: "Унтер-офицер Пулька, не ты ли перчатки забыл?" И заткни ему булавочку в шинель.

Мальчик догнал Пульку, расспрашивает:

– Не ты ли забыл перчатки?

– Я, – говорит, – забыл.

Мальчик ему заткнул в шинель булавку. Приходит опять на пристань и склонил его опять сон. Приезжает барграфиня в серебряном корабле.

– Няньки, мамки, киньте смертный якорь на море, разыщите этого человека.

Пошли они искать, нашли его сонного. Будили, будили, не могли разбудить. Отправились прочь. Он сейчас проснулся. Подъезжает к берегу. Кричал, кричал, не мог их докликаться.

Приходит с горя опять в этот кабак.

– Дай мне, целовальник, кварту горилки.

А он говорит:

– Унтер-офицер Пулька, хоть ты и выручил барграфиню прекрасную, на ее ты не увидишь: возьми мою дочь замуж.

– Отвяжись, – говорит, – с своей дочерью, не возьму я ее.

Попил, погулял, время опять отправляться на пристань. Целовальник опять высылает мальчика. Мальчик спрашивает:

– Не ты ли, унтер-офицер Пулька, трубку забыл?

А сам ему булавочку воткнул. Приходит Пулька на пристань. Склонил его сон. Приезжает барграфиня в трех золотых кораблях.

– Няньки, мамки, киньте смертный якорь в море, разыщите этого человека.

Пришли они, разыскали его. Будили, будили, не смогли разбудить. Сходит с корабля сама барграфиня прекрасная. Будила, будила, не могла разбудить, слезно заплакала. Написала своей рукой: "Ищи ты меня за тридевять земель, в девичьем царстве, за огненной рекой". Проснулся он. Кричал, кричал, не мог докричаться.

Отправился он в девичье царство, за огненную реку. Шел, шел не много, не мало он. Приходит к иному царству. Вдруг ему делают на заставе солдаты артикул (ружейный прием приветствие). Он удивляется себе: что такое – для меня такая встреча? Вдруг выходит сам царь, встретил его, берет его за руку, ведет его в свой дворец.

– Благодарю, – говорит, – унтер-офицер Пулька! Выручил ты меня из трубы.

В другом царстве его так же встречали, и в третьем так же. Потом он отправился дальше. Приходит он к огненной реке, со всем своим оружием, и вдруг ему очень жарко стало. Сбросил он с себя ранец, сбросил он с себя ружье, сбросил свою шинель – все жарко.

– Что же это, – говорит, – стало быть, на войне мне трудно будет, когда я все побросаю. Нужно воротиться, подобрать все и надеть опять всю полную амуницию.

Оделся он опять в свою полную амуницию и пошел. Стоит на берегу трактир. На трактире надпись:"Зайти да выпить и опять тем же следом скоро выйти", – а в трактире никого нету. Взял он в трактире расположился отдохнуть. Приходит трактирщик.

– А что ты, грамотный, – говорит, – человек?

– Виноват, – говорит, – грамотный.

– А видишь ли, какая надпись на воротах: "Зайти да выпить, да опять тем же следом выйти".

– Виноват, – говорит, – простите. Как бы мне на ту сторону переправиться через огненную реку?

– А, – говорит трактирщик, – могу тебя я переправить, только дорого стоит.

– Это ничего, сколько угодно заплачу.

А трактирщик представлял на ту сторону для птиц провизию – клевать быков. Сейчас он приводит быка, зарезал этого быка, нутро выпустил, посадил туда солдата. Потом зашил. Прилетает тигр-птица. Берет этого быка, несет через огненную реку; кладет этого быка наземь. Пулька сейчас ударился от этого места бежать. Забился в камыши. Слетается птица всякая и говорит:

– Отчего тут пахнет человечиной? Послать за тигром-птицей.

Птицы разлетелись. Отправился Пулька в девичье царство; приходит к колодцу, сидит на колодце. Вдруг приходит девица, видит – сидит мужчина. Она ему говорит:

– Ах, друг милый, у нас барграфиня прекрасная мужчин боится.

– Ну, – говорит, – принеси мне свое платье. Наряжусь я по-женски, у вас буду женщиной жить. Название мое будет Мария.

Приводит она эту девицу Марию к барграфине прекрасной.

– Ах, – говорит барграфиня прекрасная, – где ты себе такую девицу сыскала?

– На колодце.

Потом стала она жить у них.

Входит Пулька в конюшню. В конюшне лежат три богатыря убитые и скованные. Барграфиня прекрасная очень их боялась.

– А что вы мне дадите, я могу их похоронить.

– А если можешь, половину царства даст барграфиня прекрасная.

Пулька выкопал могилу. Берет одного богатыря, хоронит в могилу. Он же ему говорит:

– Благодарю, унтер-офицер Пулька, что прибираешь мои кости: лежал я тридцать лет мертвый и скованный. Вот тебе мой подарок, вот тебе моя сила, вот тебе моя слуга сивка-бурка. Как тебе понадобится конь, выйди ты в незаповедные луга, крикни своим громким голосом: "Сивка-бурка, вещий каурка, лети ко мне!" Он летит, земля дрожит, изо рту полымя, из ноздрей дым валит.

Потом Пулька похоронил и другого, потом и третьего, и такой же от них подарок получил.

Сватался за барграфиню прекрасную король Додон Додоныч:

– Иди за меня замуж, а если не пойдешь, я тебя неволей возьму, девичье твое царство побью.

Собралась барграфиня прекрасная насупротив его воевать с девицами. Бились, бились, не много, не мало. А унтер-офицер Пулька дома остался. Выходит он на балкон, взял подзорную трубу, взглянул на их побоище и видит: король их бьет. Выходит он в незаповедные луга:

– Сивка-бурка, лети ко мне!

Берет он силу богатырскую первого богатыря и отправился он туда на побоище. Он не столько рубил, сколько конем давил. Побил, порубил и отправился назад: и склонил его дома сон. Вдруг приезжает барграфиня прекрасная с своего побоища и говорит промежду себя: "Видно, за нас Господь заступается, нечаянно нам Господь помощь подает".

Потом король собрал еще больше силы. Опять барграфиня прекрасная отправилась с девицами на побоище. Унтер-офицер Пулька остался дома. Выходит он в незаповедные луга:

– Сивка-бурка, лети ко мне!

Берет он богатырскую силу другого богатыря. Не столько он рубит, сколько конем давит. Порубил всю силу. Опять отправился домой, и склонил его сон. Опять барграфиня прекрасная с девицами говорит:"Видно, за нас Господь заступается, нечаянно нам Господь помощь подает".

Третий раз король собрал двенадцать богатырей:

– Барграфиня прекрасная, иди за меня замуж, а то я тебя силой возьму и твоих всех девиц злой смерти предам.

Собрала она опять войско. Идет супротив его воевать. Приехали: стали биться. Пулька берет подзорную трубу, выходит на балкон и глядит на их побоище. Стоят впереди двенадцать богатырей. Он берет себе наибольшую силу третьего богатыря и главного коня. Отправился туда. Приезжает туда. Богатыри ему говорят:

– Что ж, на поединок, что ли, хочешь?

– Нет, – говорит, – я один на всех.

Пошел он рубить. Убил он первого, другого и так всех двенадцать. При конце сразился с одним. Поранил он ему руку. Поворотил он коня к барграфине прекрасной.

– Завяжи, – говорит, – мне руку.

Покончилось их побоище. Отправился он опять домой впереди всех. И вдруг склонил его сон и разоспался он, и откинул он руку, и увидала служанка у него шов на руке.

– Ах, – говорит, – вот кто за нас заступался.

Призывает барграфиня прекрасная его и говорит:

– Не ты ли самый унтер-офицер Пулька?

Он открылся ей:

– Тот самый я унтер-офицер Пулька.

– Ну, вот тебе все мое царство.

Потом он на ней женился. Мне меду корец, всей сказке конец.

Иван Царевич и Бурзачило поганое

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. Помер он. Остался у него молодой, малолетний сын. Несколько времени пожили с матерью. Потом пишет из иных земель Бурзачило поганое, тоже государь, чтобы выступали воевать против него. Вот эта государыня задумалась: "Как я теперь буду? Сын еще в малых летах". Призывает своего сына:

– Что мы теперь делать будем?

Он был малолетний, а этакая сила была у него богатырская.

– Надо, маминька, чего-нибудь думать! Надо коня искать и ехать!

Много было лошадей у них, но на которую сядет, все падет. Если палец положит, и то падет. Вот идет по городу, задумался, не знает, что сделать. Попадает ему старуха навстречу. Эта старуха видит, что Иван Царевич печальный. Она и спрашивает:

– О чем, Иван Царевич, задумался?

Они говорит:

– Эх, старая ведьма, где же тебе про царскую душу знать!

Вот несколько места поотошел, да одумался:"Эх, напрасно я так сказал старухе-то!" Вот и воротился к ней.

– Постой-ко, бабушка, – говорит.

Эта старуха остановилась.

– Вот, бабушка, о чем я задумался: надо ехать воевать, а я не могу коня найти по своей силе!

Эта старуха и говорит:

– Ох, Иван Царевич, о каких пустяках сумлеваетесь! Выйди в зеленый сад, да крикни по-молодецки, да свистни по-богатырски, тебе и подаст голос конь. Еще вашего дедушки, в земляной конюшне стоит, по колено уж у его земли съедено там.

Вот он приходит домой и рассказал своей матери, что ему говорила старуха. Мать и говорит:

– Ну, дитя, слава Богу, что сказала старуха! Пойди с Богом!

Он вышел в зеленый сад, крикнул по-молодецки, свистнул по-богатырски, конь услышал его голос и подал свой голос. Он услышал, в какой стороне конь загортал (подал голос). Иван Царевич дошел и видит – щит в землю: этот щит открыл и туда спустился немножко по лестнице. Этот конь на двенадцати цепях железных привязан, и так точно, как старуха говорила, по колено съедено земли. Вот он увидел этого богатыря, все двенадцать цепей сорвал. Этот Иван Царевич вывел его из этой конюшни.

– Ну, – говорит, – добрый конь, послужи так мне, как служил дедушке!

Он и сговорил человеческим голосом:

– Ну, Иван Царевич, я очень истощал; спусти меня погулять на семеро сутки в зеленые луга и на шелковые травы! А ты в то время на меня золотое седло изладь!

Вот этот Иван Царевич спустил коня на семеро сутки в зеленые луга и на шелковые травы. Седло и стали на него работать сто мастеров. Вот сделают седло либо мало, либо велико. Несколько седел переделали, ни одно седло не поладится на этого коня. Пошел по городу, задумался. Попадает навстречу та же старуха.

– О чем, Иван Царевич, – говорит, – задумался?

– Да вот, бабушка, – говорит, – коня нашел, да седла не наладить! Либо мало сделают, а нет, дак велико!

– Не печалься, Иван Царевич. В какой конюшне коня брал, пойди, там на левой руке в углу и седло висит, все мохом обросло. Ты возьми и вызолоти! Аккурат подойдет и ладно будет.

Он сошел к конюшне, как старуха говорила, дак сейчас и нашел седло. Взял это седло – оно и правда все мохом обросло. Вот он нанял мастеров, вызолотили ему. Прошло семеро сутки, и он вышел в чистые поля, в зеленые луга, свистнул по-молодецки, крикнул по-богатырски, – конь бежит, дак земля дрожит. Привел этого коня домой, надел на него седло, а седло с него, дак и поладилось на него. Вот приходит ко своей матери.

– Ну, маминька, я отправляюсь воевать!

Оболокся как следует, по-богатырски.

– Мне не надо войско, я один попробую, перво съезжу!

Вот дал знать этому поганому Бурзачилу, а у него сила выставлена видимо-невидимо. Ну, теперь приезжает в эту самую рать. Въезжает и начал помахивать во все четыре стороны. Не столько сам топчет, сколько конь топчет копытами. Вот всю эту рать перебил до единого и самого царя этого Бурзачила в плен взял. Вот его тоже хотел убить, а он и взмолился:

– Иван Царевич, не бей меня, а лучше привяжи к стремени своего седла и отвези в свое царство, посади меня в темницу и давай скудную пищу, только не бей!

Вот он так сделал: привязал к своему седлу и отвез в свое царство. Вот эта мать-государыня обрадовалась, что этакой молодой сын все хорошо обделал, самого царя в плен привез. Встретили его с честью. Вот этот Иван Царевич посадил его в темницу, и стали служанки носить ему пищу. Много ли, мало ли время сидел он в темнице, все служанки носили ему пищу. Вот потом снесли в один день, а он и не принял от них.

– Пущай сама государыня принесет! – говорит.

Вот этой государыне не хотелось идти. Подумала, подумала и говорит:

– Что же, можно мне снесть самой!

Вот и понесла ему пищу сама. Пришла в темницу, а он вздохнул, Бурзачило поганое, а она в него и влюбилась. Вот и стала об нем думать каждый день. Каждый день и стала носить пищу, которую ему лучше изладить. Много ли, мало ли время носила она ему пищу, все-таки сына опасалась маленько: он не знал, что она носила ему пищу туда. Потом стала замышлять с Бурзачилом поганым, чтобы убить сына своего. Вот и стали толковать с Бурзачилом, какое средство найти, чтобы убить его. А этот Бурзачило – страшный колдун, всё везде знал. И говорит государыне:

– Придайтесь больные вы, государыня! В такой-то стране есть змей трехглавый. Призови своего сына и скажи ему, что вот мне снилось, что будто бы ты, Иван Царевич, убил этого змея и достал из него легкие печени, и этим печеням помазалась, и будто бы с того мне легче село (стало).

Вот Иван Царевич:

– Рад стараться, – говорит, – маминька, для вас!

Вот и пошел к своему коню. Вышел в чистые поля, в зеленые луга, вот свистнул по-молодецки, крикнул по-богатырски, – конь бежит, земля дрожит.

– Что, Иван Царевич, угодно? – говорит.

Он рассказал:

– Вот, добрый конь, так и так! Маминька в такую-то сторону посылает.

Конь-то ему и сказал, что она влюбилась в Бурзачило.

– Вот, – говорит, – Иван Царевич, надевай на себя трое латы чугунные! Все-таки благословит – не благословит вас мать, а сходите, чтобы вас благословила.

Он и пришел к своей матери.

– Маминька, благословите меня в путь-дороженьку!

А она и говорит:

– Вот еще, какое тут тебе благословенье! Поезжай знай!

Вот он приходит к коню, и отправились в путь-дороженьку. Вот этот конь бежит, земля дрожит, горы и долы перескакивает, реки и озера хвостом покрывал.

– Вот, Иван Царевич, – говорит, мы еще трех верст не доедем, а огнем начнет палить.

Так верно и село. Трех верст не доехали, и начало жечь огнем. Версту переехали, а латы одни с Ивана Царевича уже стекли, сожгло огнем. Потом другую версту переехали, другие латы стекли. Вот этот конь и говорит Ивану Царевичу:

– У меня в гриве есть золотая волосинка. Ты гляди на эту волосинку, она корчится, корчится, а как спрыгнет, ты маши на левую руку мечом.

Вот и остатнюю версту едут, остатные латы тают, а он пристально в гриву глядит на эту волосину. Вот она корчилась, корчилась, спрыгнула. Он махнул на эту руку – все три эти головы и смахнул сразу. Подошел к этому чудовищу, вынул легкие печени. Конь ему сказал, что нарочно эта матка послала его на смерть. Он вынул легкие печени, на коня и домой. Приезжает во свое царство. Вот этот Иван Царевич первое зашел в темницу к Бурзачилу.

– Видно ты, – говорит, – Бурзачило, смеешься надо мной?

А он и говорит:

– Что ты, Иван Царевич, не ты бы говорил, не я бы слушал.

Ну он из темницы к матери своей отправился. Матери не очень было любо, что он живой воротился.

– Извольте, матушка, я привез вам, чего вы желали!

Она, конечно, как здоровая, взяла выкинула в нужник. Сама опять к этому Бурзачилу в темницу и пошла. Приходит.

– Живой, – говорит, – приехал Иван Царевич! Чего бы с ним сделать?

– Пошли его сейчас же! В такой-то стороне есть змей о шести головах, оттуда, я знаю, ему живому не приехать!

Вот Иван Царевич приехал. Коня спустил в зеленые луга, а сам не успел еще откушать, а служанки опять бегут за ним, И говорят:

– Иван Царевич, маминька помирает, вас зовет туда к себе!

Он знает, что она нарочно, но что станешь делать! Не хотелось идти, а надо. Пошел к своей матери. Приходит.

– Что вам, маминька, угодно? – говорит.

Она на его сбраннила, всяко его стала ругать и говорит:

– Вот, разбойник, пьешь да гуляешь, а мать умирает!

– Мне, – говорит, – и поесть еще не пришлось! Что вам угодно, маминька?

– Да вот поезжай в такую-то землю, есть там змей о шести головах. Мне снилось, будто бы ты убил этого змея и привез легкие печени, я бы помазалась и будто бы мне легче село от этого лекарства.

– Рад стараться, – говорит, – маминька, за вас, только благословите, маминька, – говорит.

– Ну, вот тут тебе еще благословенье! Поезжай знай!

Он вышел опять к своему коню и обсказывает. Конь и говорит:

– Ну, Иван Царевич, надевай на меня шестеро латы железные и на себя железные. Шесть верст не доедем, а огнем начнет падать.

Вот он так и сделал, как ему конь говорил. Вот и отправились опять в путь-дороженьку. Шести верст еще не доехали, а огнем уже начало палить. Как версту проехали, одни латы стаяли. Как все эти пять верст проехали, стаяли всё латы. Как доехали, конь и говорит:

– Смотри на волосинку! Корчится, корчится, а как спрыгнет, ты маши на правую руку!

Вот он так и сделал: махнул на правую руку – все шесть голов и смахнул. Вынул опять эти легкие печени и отправился взад. Приезжают. Они не думали, что он живой воротится, а он и приезжает. Приехал в свое царство и опять зашел в темницу, говорит:

– Верно ты, Бурзачило, смеешься надо мной?!

Он и говорит:

– Ах, Иван Царевич, не ты бы говорил, не я бы слушал! Приходит к своей матери, дает ей опять эти печени. Ну, опять таким же образом выкинула эти печени. Он опять спустил коня в зеленые луга. Только сам сел кушать, не поспел еще кончить обеда, за ним опять кухарки бегут. Ей опять сказал Бурзачило:

– Пошли в такую-то сторону, там есть змей о девяти головах. Тому уже живому не уехать!

Вот кухарки за ним побежали:

– Иван Царевич, маминька помирает!

Не горазно любо ему, а все-таки надо мать послушать. Отправился к ней. Она лежит, охает такую беду, а сама хоть бы что. Опять начала его бранить:

– Пес, разбойник, все пьешь да гуляешь, а не знаешь, что маминька помирает?

Ну он ей и говорит:

– Что вам, маминька, еще угодно?

– Да вот в такой-то стороне есть змей о девяти головах. Вот мне снилось, что если бы ты съездил и привез легкие печени, я бы помазала, то здорова бы была.

Он и говорит:

– Рад бы, маминька, стараться, да благословите, – говорит, меня!

А в те разы, как мать не благословит, он пойдет к крестной матери, та и благословит. Так и в этот раз пошел к ней, она и благословила. Он опять вышел в чистые поля и крикнул своего добра коня. Вот конь прибежал. Он опять ему обсказал, какую службу ему задали. Он ему и говорит:

– Надевай железны латы на себя, девять орлаты (украшенные орлами) железные на себя и на меня, потому что девять верст не доедем – огнем начнет палить!

Вот он так и сделал, на себя девять надел и на коня. Вот и отправились в путь-дороженьку. Вот этот добрый конь бежит, земля дрожит, горы и долы перескакивал, реки и озера хвостом покрывал. Вот еще девяти верст не доехали, а огнем уже начало жечь. Что версту переедут, то латы стают. Так восемь верст переехали, восьмеро латы сгорели. Вот этот конь и говорит опять:

– Смотри на эту же золотую волосинку! Корчится, корчится, а как спрыгнет, так и маши на левую руку.

Вот он все глядел на эту волосинку. Корчилась, корчилась, спрыгнула, – он левой рукой все девять голов и смахнул.

А эта царица, как он уедет, к этому Бурзачилу в темницу да с ним и любезничает. Вот и сошла к нему и разговаривает:

– Теперь не воротится живой!

Вот как он смахнул эти девять голов, а этот змей махнул хоботом (xвостом), да его из седла и вышиб, Ивана Царевича. Вот как вышиб его из седла, а он несколько дней, несколько ночей не спал, как вышиб змей, так и заснул сном богатырским. А это чудо и издохло на Иване Царевиче. Вот этот конь постоял, постоял, подождал и думает, что его до смерти убило, Не одни сутки стоял он, все тосковал по своем всаднике, Конь и побежал во свое царство один, Иван Царевич спать остался. Вот и проспал девять дней и девять ночей. А этот конь прибежал в царство, а мать обрадовалась:

– Видно, ожег моего сына этот змей!

Бурзачило поганое вышел из темницы. Она привела во дворец, так как бояться уже нечего было. Начали пить и веселиться. А коню не село никакого почета, спустили в зеленые луга и гуляет. А Иван Царевич проспался на девятые сутки, увидел, что на нем это чудище лежит.

– Ах ты, поганое мясо, куда завалил свой хобот!

Сбросил это чудище. Видит, что коня нету, закручинился, не знает,что делать, не знает, куда идти. Погоревал, покручинился и поплакал: не знает, в какую сторону и идти. Вот и пошел, куда глаза глядят.

– Куда-нибудь да выйду! – говорит.

Шел много ли, мало ли места, дошел до маленькой избушки, а в лесу одна избушка стоит. В этой избушке сидит старый-старый старик слепой. Вот его сразу и узнал, не видит, а узнал.

– Здравствуй, Иван Царевич! – говорит.

– Здравствуй, дедушка! – говорит.

– Далеко ли вас Бог понес, Иван Царевич?

Он ему все подробно рассказал, из какого царства, по каким делам.

– Ну, Иван Царевич, я, – говорит, – вашего батюшку знал прежде!

А Иван Царевич и спрашивает:

– Что это у тебя глаза-то диким мясом заросли?

– Да вот в одной битве поранили меня, вот эдакое мясо и наросло на глазах.

– Не можешь да меня, дедушко, в какое-нибудь жилье свесть?

– И рад бы стараться, Иван Царевич, да не могу! Подвяжите мне чем-нибудь это мясо дикое, тогда можно!

Вот он взял снял ремень с себя, подвязал ему глаза. Вот и отправились. Этот старичок впереди идет, а Иван Царевич сзади. Вот шли, шли лесом, много места шли, вышли на чистую поляну и увидели преогромное царство.

– Вот, Иван Царевич, – говорит, – недалеко царство!

– Ну, теперь, дедушко, я и сам дойду! Спасибо! Воротись взад.

Вот дал ему несколько денег, что он довел его до жилья, и распростились с этим старичком. Ремень отстал. Хотел взять его, а старичок и стал упрашивать:

– Оставь мне ремень, Иван Царевич, мне не дойти взад будет!

– Ну, дедушко, пущай тебе ремень!

А сам и отправился в это царство. Приходит в царство и просится ночевать. А этот царь и говорит служанкам:

– Спросите, разгадает ли он сны? Если он разгадает моим трем дочерям сны, то пущай ночует и берет любую дочь замуж, а нет – то голова долой!

Вот этот Иван Царевич задумался. "Кто знает, что им приснится? Как разгадать?" Подумал, подумал: "Идти – куды я пойду? Все равно смерть!" Взялся эти сны разгадать. И сказал кухаркам, что "разгадаю эти сны". Вот его там отвели на ночлег. Он спросил, где у царских дочерей спальня, и отправился в эту спальню. И стал следить, всю ночку не спит.

Эти дочери пождали недолго с вечера. Потом стали вымылись. Сходили в кладовую и помазались – оператели; потом из другого пузырька взяли – окрылатели. Они не поспели выйти из своей спальни, он, не будь плох, увидел, куды они ставили эти баночки, тоже помазался и тоже оперател и окрылател. Вот они и полетели, эти царские дочери, полетели – и он за ними сзади. Но те старшие были попроще, а третья похитрее была. Говорит сестрам-то:

– Что это, сестрицы, у нас сегодня шумно и гулко?

А те и говорят:

– Ох, сестрица, наверно, сегодня посытее понаелись и побашше (Возможно – покрасивей, от: баса – краса.) снарядились, оттого, видно, так.

Вот и летят опять. Вот долетают до яблони. Сели на яблоню. Эта опять и говорит, младшая сестра:

– Что это у нас сегодня яблонь согнулась и вершина в землю воткнулась?

А они опять и говорят:

– Ох, сестрица, сегодня, видно, посытее наелись и побашше снарядились, оттого, видно, так.

Долетают опять до царства, не близко было – далеко. Прилетают, а в царстве было три сына: вот к ним и летели, а своему отцу говорили, что им снилось. Вот прилетели в это царство ко своим любовникам и начали с ними беседовать. Попировали, побеседовали, кольца свои именные на место положили, сами ушли по разным местам; а он, этот Иван Царевич, Подкрался и эти перстни у них и унес. Им уж время домой лететь, схватились, и перстней нету – ни тех, ни других. На кого думать, не знали. Вот опять и полетели во свое царство, и этот Иван Царевич, взади за ними. Вот и долетают до своего царства и в ту же самую кладовую опять; и помазались из того же самого пузырька – крылья отвалились, из другого помазались – перье отвалилось. Ушли во свою спальню. Он тоже подглядел, помазался тоже. Вот он и слышит, они и говорят:

– Вот сестрицы, где ему знать, что нам приснилось?

А он и чует. Поутру встают, отцу и сказывают:

– Вот, тятенька, так и так, летали в такое-то царство, сидели с царскими сыновьями!

А царь, конечно, думал, как это они могли слетать, так и думал, что это им снилось. Тогда государь посылает служанок за Иваном Царевичем. Приходит Иван Царевич.

– Ну, – говорит, – разгадывай, что моим дочерям снилось в эту ночь?

Вот он и начал рассказывать, как дело было, как перье садилось, как мазались и как летели сюда и как младшая дочь говорила. Государь не верит ему и эти отпираются.

– Где же это могло быть? Вот ежли бы как-нибушные знаки были!

Он вынимает эти шесть перстней и показывает государю (перстни эти были все именные), Государь поглядел на эти перстни, видит, чьи перстни. Вот сейчас этому Ивану Царевичу и говорит:

– Ну, коли ты разгадал сны, бери любую дочь замуж и награжу тебя полцарством!

Вот он подумал, подумал и эту младшую дочь и стал брать замуж: она была красавица. Государь полцарством его и наградил.

Пожил он там год, два ли, три ли, и понесла его жена и родила двоих сыновей – таких же богатырей, как и отец.

А он все думает, что надо во свое царство попасть ему. Из царства в царство все же знают дорогу. И отправился он домой с женой и детям, на многих подводах повезли с ним имения. Приезжают во свое царство, а эта мать с поганым Бурзачилой и живут во дворце, все равно что муж с женой. Вот и увидели, что Иван Царевич домой приехал, оба они испугались.