Текст книги "Лекарство от любви (СИ)"

Автор книги: Юрий Нестеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Гонец явился вечером четвертого дня; незнакомый молодой парень в плаще, под которым угадывалась кираса, вошел в библиотеку в сопровождении пожилого слуги, приставленного к Каю Изольдой и, залихватски отсалютовав, вручил запечатанный пакет. Кай, бросив беглый взгляд на печать, вскрыл послание.

«Город, бывший при жизни гнездилищем черни, после смерти изысканен и благороден».

Ну да. Цитата из его самого свежего стихотворения, пока известного лишь им двоим. И, очевидно, вполне соответствующая сути послания. Ниже была прозаическая приписка – мол, податель сего и его люди сопроводят тебя. Каю не нравилась формулировка «податель сего», под которую попадает всякий, завладевший документом обманом или насилием – он бы предпочел получить точное описание гонца – но нельзя же, в конце концов, всюду теперь видеть заговоры и покушения. Хотя, конечно, уж кому-кому, а Каю Бенедикту стать жертвой ревнивцев – это было бы особенно жестокой иронией.

– Мы должны ехать прямо сейчас? – осведомился он без энтузиазма. – Я, вообще-то, предпочел бы сперва поужинать. Да и переночевать под крышей.

– Как вам будет угодно, сударь, – ответил гонец с некоторым удивлением; сам бы он, при наличии выбора, помчался бы к своей Госпоже, не медля ни мига. – Мне велено исполнять ваши распоряжения так, словно это воля самой Госпожи. Если пожелаете, мы отправимся завтра утром.

Кай предпочел бы полдень, но решил не раздражать Изольду излишними задержками – хотя та ни словом не обмолвилась о необходимости спешить.

Выехали почти в десять утра; Кай все еще зевал, взбираясь в седло, но надеялся, что осенний холод прогонит сонливость. По небу плыли лишь немногочисленные облака, и Кай надеялся, что погода не ухудшится за время их путешествия (станет ли Изольда тратить силы, чтобы облегчить ему дорогу, или уповать можно лишь на природу?) Помимо вчерашнего гонца, эскорт (или конвой?) состоял еще из двух всадников с луками и саблями. Были ли это те, что ездили с Изольдой, или же остававшиеся в гарнизоне Фламмештайна, получившие приказ ехать только сейчас? Кай заметил на боку у гонца холщовую сумку, в которой что-то шевелилось. Не успел он спросить об этом, как гонец вытащил из сумки голубя и повязал ленточку ему на ногу, где уже блестело узкое кольцо, а потом подбросил птицу в воздух.

– Уведомляете госпожу о нашем отъезде? – понял он.

– Да, – кивнул тот.

– Но письмо ко мне, как я понимаю, вы везли лично, хотя это сложнее и дольше?

– Голубиная почта ненадежна. Могут перехватить, – молодой человек мотнул головой вверх. Пернатых хищников не было видно, но дальше от замка и его лучников они, конечно, появятся. – Если Госпожа не получит известие о времени нашего отправления, ничего страшного, в принципе, не произойдет, но действительно важные депеши голубю доверить нельзя.

– Я думал, – усмехнулся Кай, – есть какая-нибудь магическая штука, способная защитить голубей.

– Верно, – невозмутимо кивнул посланец. – Вы не заметили кольцо на лапке? Оно хранит от обычных хищных птиц. Но не от тех, которым надето подобное же кольцо.

– Вечная гонка щита и меча, – пробурчал Кай. – Магия ее не отменяет…

Он знал, что у магов есть способ и мгновенно связываться друг с другом на огромных расстояниях – во всяком случае, такие слухи упорно ходили – но, видимо, отправить или получить сообщение обычному человеку таким образом было нельзя. А вот Изольда, наверное, в состоянии быстро получать известия от своего агента в Светлом Совете – если ее агент действительно один из магов, а не кто-то из вспомогательного персонала, и если соответствующее заклинание не слишком затратно и приметно для остальных.

Едва Кай и его сопровождающие перебрались через перевал, как… в первый момент Бенедикту показалось, что навстречу им движется армия. Что имперскому командованию удалось-таки пронюхать про отсутствие Изольды в замке и – не со стороны Кербельсбурга, конечно, а откуда-то сбоку – перебросить сюда войско. Правда, что бы им это дало? Допустим, он возьмут Фламмештайн, вырежут гарнизон, временные лагеря и селения вокруг… может быть даже, многих уже вырезали… но стоит Изольде вернуться – и победители тут же займут место побежденных. И даже если они успеют удрать до ее возвращения, Изольда с легкостью восполнит любые потери – хоть людские, хоть материальные. С другой стороны, кто знает, на какие безумные идеи может толкнуть Светлых – или даже самого Императора, который, видя беспомощность всегда всемогущих магов, мог решить-таки взять бразды правления в свои руки – их отчаянное положение… Отчаянное даже сейчас, когда они контролируют 98 % территории Империи – зная при этом, что у них нет никаких средств удержать этот контроль.

Все эти мысли промелькнули в сознании Кая за считанные мгновения, пока он натягивал поводья, не зная, что делать – однако по спокойствию своего эскорта он понял, что опасности нет. И в самом деле, кирасы, мечи и алебарды сверкали лишь в первых рядах растянувшейся пестрой змеей по горной дороге толпы. Большинство в этой толпе составляли гражданские – обоих полов и всех возрастов. Кербельсбуржцы, понял Бенедикт. Изгнанные из своих домов ради каприза – в конце концов, можно было оставить их работать на Изольду и в самом городе – и покорно шагающие теперь туда, куда им велели. Кай понимал, что своим нынешним положением они обязаны полету его поэтической фантазии, не подразумевавшей никакого практического воплощения. С другой стороны, есть ли у него основания симпатизировать городу, где на него сразу же по прибытии донесли и отправили в тюрьму?

Маленький отряд на холеных лошадях быстро приближался к голове устало бредущей. колонны. Кай чуть было не забыл о своей повязке и закрыл лицо лишь в последний момент (перчатки и так были на нем). Женщин в толпе хватало.

– Дорогу! – резко крикнул посланник Изольды; парню явно доставляло удовольствие приказывать людям, многие из которых, включая и седоусых стражников, годились ему в отцы. – Именем Госпожи!

Толпа нехотя расступалась, но места на узкой горной дороге было немного, и коням приходилось буквально проталкиваться по одному сквозь людскую массу. Кай вертел головой по сторонам, надеясь увидеть владельца гостиницы, но, видимо, проглядел его среди прочих – а вот словоохотливого тюремщика узнал. Тот, конечно, едва ли мог опознать беглеца под маской. Рядом с тюремщиком шагали некрасивая задерганная женщина и две девочки. Кай не стал его окликать.

Заночевали все в той же «эвакуированной» деревне – наиболее очевидном перевалочном пункте в одном дне пути от замка. Кай заснул сразу, и мысли о мертвецах, еще недавно бывших владельцами этих домов, его не тревожили. Пока некромантия, самое черное из Темных искусств, под строгим запретом, бояться покойников глупо, да и сочувствовать им уже бессмысленно… Впрочем, наутро, проезжая мимо пропасти, где они нашли свой конец, Кай не удержался и, игнорируя протестующий возглас посланца Изольды, подъехал к самому краю и заглянул внутрь – однако не увидел ничего, кроме крутого, местами заросшего колючками склона, острых камней и ручья внизу. Очевидно, Изольда таки распорядилась захоронить трупы (хотя и не имела в этом никакой прямой надобности на таком расстоянии от ныне обитаемых мест), а дожди смыли все следы. Лишь по сломанным веткам колючего кустарника еще можно было догадаться, что история о расправе – правда.

Дальнейшее путешествие протекало без всяких приключений, и к вечеру четверка, лихим галопом спустившись с предгорий, подъехала к воротам Кербельсбурга. На первый взгляд город выглядел, как обычно, хотя внимательный взгляд мог отметить, что ни над одной из городских труб не поднимается дымок. Ворота были открыты, и в них не маячили никакие стражники – впрочем, насколько Кай помнил, стражников там не было и во время его первого прибытия в этот город.

Посланец остановился перед воротами, извлек из седельной сумки рог и поднес его к губам, намереваясь протрубить об их прибытии – но его опередили. Изнутри города донесся звонкий стук подков по булыжнику, и навстречу им выехал еще один всадник – точнее, всадница.

Изольда сидела в седле по-мужски, облачившись ради такого случая в черные кожаные брюки и высокие черные сапоги. Приталенный жакет того же цвета подчеркивал изящество ее стройной фигуры. Белые волосы, свободно ниспадавшие на черные плечи, напомнили Каю водопады по обе стороны ее замка. Никакого оружия или доспехов у нее, разумеется, не было.

Сопровождавшие Кая отсалютовали своей госпоже. Та небрежным жестом отослала их прочь.

– Не скучал, надеюсь? – насмешливо приветствовала она Бенедикта.

– Нет, конечно, – серьезно ответил он и добавил: – В твоей библиотеке не соскучишься и за сто лет.

– Я тут тоже не скучала, – заверила его Изольда. – Забавно, я впервые беру целый город. Представляешь, они тут хотели устроить празднество в мою честь. Рыцарский турнир и турнир поэтов! – она рассмеялась. – Откуда в этой заштатной дыре те и другие?

– Кем только не воображают себя влюбленные, – усмехнулся Кай.

– … Но я просто велела им убираться. Провела три дня совершенно одна в пустом городе. Это, конечно, не то же самое, что город, покинутый давным-давно и проникнутый поэзией распада и запустения… я не слишком пафосно выражаюсь? – здесь все, на первый взгляд, кажется слишком обыденным. Поначалу кажется, что пустота улиц ничем не отличается, скажем, от раннего утра, и вот-вот из-за угла выйдет какой-нибудь трубочист или выкатится тележка торговца, спешащего занять хорошее место на рынке, или с балкона заорет взъерошенная со сна тетка… но потом понимаешь, что нет, город пуст, совсем пуст, и контраст с его нетронутым внешним видом лишь усиливает ощущения. Да, недаром я давно хотела это испытать.

– Надеюсь, ты не собираешься превращать теперь всю Империю в мертвые города.

– Нет, конечно. Но Кербельсбург я, пожалуй, оставлю в таком виде. А впрочем, решай сам. Теперь он твой.

– На какой срок?

– Навсегда, – спокойно ответила Изольда. – Я говорила, что подарю его тебе, и я дарю. Светлые наверняка не обещали тебе целый город, не так ли? Ну а я могу себе позволить.

– Спасибо, конечно… но я не уверен, что хочу поселиться здесь.

– Собственник не обязан селиться в своей собственности, – пожала плечами Изольда. – И, разумеется, вскоре ты понадобишься мне рядом. Скажем… пары дней на наслаждение одиночеством тебе хватит?

– Думаю, да. Тем более что одиночество, конечно, прекрасно, но надо же и чем-то питаться.

– Заходи в любую лавку, на любую кухню, бери, что хочешь. Я велела жителям перед уходом оставить все двери незапертыми. За несколько дней большинство продуктов в погребах и кладовых не испортится.

– Зато потом этот романтически пустой город наполнится вонью гниения, – пробормотал Кай.

– На какое-то время. И не так сильно, как если бы он был заполнен трупами, как в твоих стихах.

– Я все-таки еще раз призываю тебя не путать стихи и жизнь.

– Я не путаю. Поэтому там нет трупов. Ну ладно, развлекайся. Город твой, и в течение двух дней никто, кроме тебя, не войдет в эти ворота. Потом я вернусь за тобой, – она тронула каблуками бока коня и проехала мимо Кая – левым профилем, как обычно.

– Изольда!

Она выжидательно обернулась.

– Я… ценю твое доверие. Ты все же встретилась со мной под открытым небом. И уже, если я правильно понимаю, – он оглянулся по сторонам, – без всяких арбалетчиков. (Трое всадников, приехавших с ним, стояли теперь в стороне за добрую сотню ярдов и, даже несмотря на луки за плечами у двоих из них, едва ли успели бы вмешаться, если что.)

– Ты прошел тест, – чуть улыбнулась Изольда.

– Ты… имеешь в виду – еще один? – понял Кай.

– О том, что я еду сюда, не знал никто, кроме тебя. Я не сказала это даже тем, кого взяла с собой. Ты мог передать эту информацию Светлым – через птиц или, может быть, как-то еще… Они бы все равно ничего не смогли мне сделать, но они бы успели эвакуировать город. Этого не случилось, и значит, ты этого не сделал.

– Выходит, ты мне все-таки не доверяла, – мрачно констатировал Кай.

– Согласись – это была разумная предосторожность.

– Соглашусь, – вздохнул он. – А разве известие отсюда в столицу не идет неделю? И приказ обратно, соответственно. С помощью птиц, очевидно, быстрее, но все равно не два дня, что ты ехала сюда.

– У магов есть свои способы связи.

– Значит, кто-то из них обретается поблизости? – понял Кай.

– По крайней мере, обретался. Они, конечно, не могут командовать всем из столицы, им нужен кто-то на месте, приглядывающий за моими действиями. Честно говоря, я надеялась, что застану его врасплох, если прибуду ночью. Но он все-таки учуял меня с безопасного расстояния и удрал. Не волнуйся, тебя я ни в чем не подозреваю. Маги способны чувствовать друг друга… у него, очевидно, тоже была своя «сигнализация». Ну ладно, не буду тебя больше задерживать. Ты, должно быть, устал с дороги… можешь отдохнуть в доме бургомистра, если пожелаешь. Или где угодно еще.

– Ты сказала, что вернешься через два дня… значит, ты не поедешь обратно во Фламмештайн?

– Нет. Это время потребуется, чтобы армия Фламмештайна пришла сюда. Разминка кончилась, Кай. Мы начинаем наш поход.

Она хлестнула коня и поскакала прочь, оставив Бенедикта перед воротами подаренного города.

Кай, у которого вновь самым неромантическим образом ныла задница после долгого пути верхом, оставил жеребца в первой же конюшне (прежде она принадлежала городской страже), щедро насыпав ему овса из местных запасов, и отправился бродить по Кербельсбургу пешком. Он понимал, что не успеет обойти весь город до темноты, да и не имел такого желания – всего лишь хотел размять ноги после стольких часов в седле и выбрать себе дом для ночлега.

Вечерние улицы совершенно пустого города производили странное впечатление, о котором уже упоминала Изольда и которое лишь усиливалось в полной тишине и безветрии предзакатного часа. Не поскрипывали жестяные вывески или незакрытые ставни, не хлопали бессильно обвисшие флаги, не шелестели занавески и так и оставшееся кое-где висеть на натянутых поперек улиц веревках белье. Во всем городе не было иного звука, кроме шагов Кая, отражавшихся эхом от каменных стен (порою, впрочем, это эхо создавало столь устойчивое ощущение кого-то, идущего следом, что Бенедикт лишь усилием воли давил в себе желание обернуться); и единственным движением, помимо его собственного, было плавное, неуклонное и беззвучное наступление длинных теней, затоплявших узкие улицы и вползавших по стенам от подножий к крышам, гася по пути горевшие оранжевым закатным пламенем окна. Проходя мимо тюремной башни, Кай, конечно, не удержался и посмотрел на окно своей бывшей камеры; оно все еще оставалось на свету, и в нем, выделяясь на фоне соседних камер, сверкала новенькая, не успевшая заржаветь решетка. «Ну разумеется, – подумал Кай неприязненно, – что-что, а тюремную решетку они восстановили быстро». Тут же, впрочем, он поймал себя на мысли, что, будь это не так, он подумал бы о местных властях с неменьшим презрением: «Вот же раздолбаи, даже решетку собственной тюрьмы починить не в состоянии!»

До дома бургомистра он в этот вечер так и не добрался – да и не стремился туда попасть. В небольшом городке этот дом едва ли походил на дворец – к тому же, если Изольда останавливалась там, то она… нарушила аутентичность. Каю были интересны лишь те дома, которые остались точно такими, какими их покинули жители. И на одной из кривых улочек недалеко от центра он наткнулся на дом, заметно отличавшийся от своих соседей – обычных городских фахверковых домиков с белеными стенами, перечеркнутыми крест-накрест коричневыми раскосами, и крутыми крышами из тяжелой красной черепицы. Стены этого дома были выложены разноцветной плиткой – синей, желтой и розовой, над улицей на втором и третьем этажах нависали пузатые балконы с ограждением из тонких, изящно выгнутых металлических прутьев, черепица тоже была разных цветов, образовывавших волнистый узор, пологий фронтон над третьим этажом украшал эмалированный щит с гербом (насколько Кай разбирался в таких вещах, не дворянским, а купеческим), и даже водопроводные трубы были сделаны в виде гигантских змей с широко разинутыми пастями, а ручки на покрытых красным лаком дверях – в виде медвежьих морд с зажатыми в зубах кольцами. Дом явно был выстроен по заказу не просто местного богача, но богача, не лишенного вкуса. Заходила ли Изольда внутрь? Возможно, она вообще не была на этой улице, возможно – лишь полюбовалась фасадом; но Кай решил, что зайдет непременно.

Дверь, как ему и было обещано, не была заперта и открылась, несмотря на свою массивность, практически без усилий благодаря идеально смазанным петлям. Кай опасался увидеть внутри беспорядок, вызванным поспешным уходом жильцов – примерно то же, что он видел в горной деревне, с поправкой на совершенно иной уровень благосостояния – но нет, никакие брошенные на пол вещи или распахнутые шкафы и ящики не нарушали торжественной роскоши богатого дома. В холле висел большой портрет в витой позолоченной раме, изображавший властного черноволосого мужчину с хищным горбатым носом и сурово сдвинутыми бровями – вероятно, основателя торговой династии. Два рыцаря в латах – на самом деле, конечно, пустые доспехи – несли почетный караул возле изразцового камина с изящной кованой решеткой. Мраморная лестница, украшенная статуэтками девушек с канделябрами в руках и покрытая темно-красным ковром, вела наверх. Внимательный взгляд, конечно, заметил бы, что в камине полно золы, а ковровая дорожка, как и тяжелые портьеры, уже успела покрыться пылью – но в вечернем полумраке это не бросалось в глаза, да и в любом случае едва ли могло смутить Кая, куда более привычному к убранству дешевых меблированных комнат.

Он быстро отыскал столовую на втором этаже – длинный стол, покрытый крахмальной белой скатертью, оказался даже сервирован на шесть персон, но тарелки были пусты и чисты. Очевидно, приказ покинуть город застал хозяев дома непосредственно перед трапезой – и никто не осмелился задержаться даже на полчаса. Кай с усмешкой посмотрел на возвышение в конце трапезной залы – нечто вроде невысокой сцены, на которой несколько простых стульев стояли полукругом вокруг пюпитра. Не иначе, здешние богачи любили услаждать себя музыкой за ужином. Где теперь эти музыканты – и где само купеческое семейство? В какой-нибудь временной палатке в горах? Изольда говорила, что ей нужны новые работники – но какую пользу она надеется извлечь из богачей, выдернутых из привычной среды и загнанных в палаточный лагерь вместе с простонародьем? Они, разумеется, способы послужить ей своими деньгами и коммерческими талантами – но не в таких же условиях! Скорее всего, она просто не подумала об этом, желая сделать эффектный жест – очистить город одним своим приказом. Даже умный правитель отнюдь не все делает разумно, когда начинает мыслить слишком масштабными категориями…

Кай вновь спустился вниз и отыскал ход в кладовую, откуда поднялся с двумя корзинками в руках, нагруженный копченой форелью, фруктами и целой горой круглых сыров различных сортов, многие из которых он не пробовал никогда в жизни. Теперь он намеревался исправить это упущение. Увы – в доме, как, разумеется, и во всем городе, не было свежего хлеба, но Кай решил, что без хлеба он пару дней как-нибудь потерпит.

Наевшись до отвала (не все сыры ему понравились, но форель была превосходна, равно как и маленькая желтая дыня с сочной полупрозрачной мякотью), он почти сразу почувствовал сонливость, не удивительную после целого дня, проведенного в пути, и отправился на поиски спальни.

Спальни находились на том же этаже в левом крыле. Войдя в коридор, уже почти совсем темный – надо было зажечь светильники на стенах или хотя бы взять канделябр со свечами, но Кай собирался сразу завалиться спать и не стал с этим заморочиваться – он впервые почувствовал неприятный запах. У него мелькнула мысль, что это, вероятно, какая-то испортившаяся еда, оставленная в одной из комнат – или даже неопорожненный ночной горшок. Оставалось надеяться, что он найдет спальню, где этот запах не чувствуется. Кай остановился перед высокой дверью, украшенной резьбой, и потянул на себя круглую позолоченную ручку.

Вонь ударила ему прямо в нос. Всю комнату наполнял тяжелый дух разложения, смешанный с запахом каких-то лекарств. Не то чтобы этот дух был убийственно сильный, но достаточный, чтобы Кай тут же инстинктивно перешел на дыхание через рот. В комнате было почти совсем темно – последний свет умирающего дня едва пробивался сквозь задернутые вишневого цвета шторы – и все же Кай различил большую кровать под балдахином, белые подушки, свешивающиеся на пол простыни – и фигуру под одеялом.

Первым побуждением Кая было захлопнуть дверь. Он не мог различить никаких деталей, но его нос ясно говорил ему, что в комнате лежит труп. Изольда ошиблась, говоря, что здесь их нет. Старики и больные, на которых, вероятно, тоже подействовала ее магия, но которые просто физически не могли исполнить ее приказ… Она не подумала о них, просто не подумала. А все, кто мог ухаживать за ними, ушли. Ради любви не только слуги бросили господ, но и дети – отцов и матерей…

Но в тот момент, когда рука Кая уже давила на дверную ручку, фигура под одеялом шевельнулась.

Кай замер, всматриваясь во мрак и пытаясь определить, не почудилось ли ему. Нет, вот опять – короткое, судорожное движение под одеялом.

– Вы… меня слышите? – хрипло спросил Кай. Ничего более умного не пришло ему в голову. Не спрашивать же «с вами все в порядке?» и «вам нужна помощь?» (Разумеется, нет; разумеется, да.)

Лежавший ничего не ответил. Возможно, не слышал; возможно, не мог говорить, и слабое движение рукой – это было все, на что он был еще способен.

Но если он еще жив, откуда же этот запах? Впрочем, больной старик, уже четыре дня – или три, когда там Изольда изгнала горожан? – ходящий под себя, конечно, не будет благоухать. Но запах все же больше походил на смрад гнилого мяса, чем выгребной ямы. Ну, возможно, какие-то язвы и пролежни…

Демоны, меньше всего Каю улыбалась роль сиделки. Но он не мог теперь просто захлопнуть дверь и уйти, оставив этого человека медленно умирать в собственном дерьме. Вычищать это дерьмо он точно не будет… но, если нет никакой возможности вызвать помощь… он может, по крайней мере, нанести удар милосердия. Кай выехал из Фламмештайна, как уже привык за эти дни, в кольчуге под курткой и со шпагой на поясе, и оружие было по-прежнему при нем.

Кай вошел в комнату.

– Не бойтесь, – сказал он. – Я помогу вам.

В ответ снова что-то шевельнулось, но ответа голосом не последовало. Лицо лежавшего виделось Каю лишь темным овалом на подушке. Кажется, его обрамляли длинные седые волосы… возможно, это не старик, а старуха…

Бенедикт подошел к окну и раздернул занавески на всю ширину. Свет солнца догорел уже не только на самых высоких городских шпилях, но и на облаках, медленно плывущих над ними; оставалось еще минут десять, прежде чем сумерки сменятся окончательной тьмой. Кай развернулся и быстро подошел к кровати. Наклонился под балдахин, стараясь лучше разглядеть лицо в тающем свете…

С подушки на него скалился череп, обтянутых желтой пергаментной кожей. Так Каю показалось в первый момент. Но, конечно, никакое разложение не могло зайти так далеко за три дня. Нет, этот человек – кажется, это все-таки был мужчина – иссох почти до скелета еще при жизни. Но теперь – Кай смотрел на почти беззубый ввалившийся рот с отпавшей нижней челюстью, на мутные бельма глаз, на заострившийся нос, похожий на костяной клюв, на неестественно бледную кожу и темные пятна, выступившие на скулах – нет, это определенно было лицо трупа, и трупа уже не первой свежести. Кай протянул было руку к этому лицу, желая удостовериться – и, не коснувшись, брезгливо отдернул. Этот человек был мертв уже несколько дней, вне всякого сомнения.

Но как же он мог шевелиться?! Ведь Кай это видел и слышал!

Некромантия под запретом. Мертвецы не встают. Не должны вставать. Но он совершенно один в пустом городе… в наступающей ночи… с этим… и сколько таких этих здесь еще может быть?!

Были ли в библиотеке Фламмештайна книги по некромантии?

Изольда! Неужели это еще один твой тест?!

Кай ухватил одеяло за угол и резким движением отбросил его с трупа. И в тот же миг огромная крыса, перепачканная чем-то липким, со злобным писком метнулась с кровати и тяжело плюхнулась на пол. За ней из жуткой дыры, прогрызенной в животе старика, вывернулась еще одна – и сиганула следом за первой. А за ними и третья.

Кай шарахнулся назад в ужасе и отвращении. В темноте слышался торопливый цокот коготков, скользящих по вощеному паркету.

Минуту спустя, сбежав вниз по покрытой ковром лестнице, Кай выскочил на улицу. Разумеется, о том, чтобы подыскивать другую спальню в этом доме, не могло быть и речи. Красная дверь с медвежьей мордой мягко закрылась у него за спиной.

Перед глазами Кая все еще стояло лицо мертвеца. Долгая болезнь и смерть сильно изуродовали его черты, и все же Бенедикт не сомневался, что белые остатки когда-то густых бровей и нос крючком принадлежали тому же человеку, что и на парадном портрете в холле. Основатель династии, возможно, самый богатый человек в городе – и уж точно один из самых уважаемых… Ни деньги, ни авторитет, ни большая (шестеро!) семья – ничто не спасло его от болезни и жалкой и жуткой смерти. Один, брошенный всеми посреди бесполезной роскоши, не способный ни встать с кровати, ни отбиться от крыс, которые, возможно, не стали пассивно дожидаться его кончины…

Этот город не пуст. Сколько здесь еще трупов? А также живых крыс и, возможно, проголодавшихся собак? При внезапном нападении во тьме даже шпага – не очень хорошая защита, особенно против стаи…

Каю резко расхотелось наслаждаться мертвым городом еще два дня. И уж тем более – оставаться на его улицах в сгущающейся ночной темноте. Надо было срочно искать другой ночлег, пока неразгоняемый ни единым огоньком мрак окончательно не покроет все. Казалось бы – заходи в любой дом, вероятность напороться в темноте еще на одного мертвеца – или на голодного пса – ничтожна. Но все-таки не нулевая…

Ему повезло – пройдя пару улиц, уже во тьме он наткнулся на вывеску гостиницы. Не той, где останавливался в прошлый раз, а более крупной и солидной. Здесь, как он надеялся, внутри уж точно не ждало никаких неприятных сюрпризов. Впрочем, из трапезной пованивало гниющими фруктами, но Кай решил не привередничать и поднялся на второй этаж. В первом от лестницы номере, куда он заглянул, на момент приказа Изольды явно кто-то жил – постель была смятой, а полотенце несвежим, зато соседний номер призывно пах чистым и выглаженным бельем. Раздевшись наощупь, Кай растянулся на кровати.

Ясное солнечное утро, впрочем, совершенно переменило его настроение. Отыскав в кладовых гостиницы подсохшие, но еще вполне пригодные в пищу пирожные, он отправился бродить по городу, вновь получая удовольствие от прогулки по пустым улицам. Он проведал своего коня и убедился, что того за ночь никто не съел, затем вышел к городским воротам и постоял в их открытом проеме, оглядывая окрестности – столь же безлюдные, как и сам Кербельсбург. Кай, конечно, не ожидал, что Изольда или ее люди будут поджидать его прямо за воротами, но все же не исключал, что может увидеть какую-нибудь палатку на пологом зеленом склоне, позволяющую наблюдать за городом. В конце концов, в замок они не вернулись, и если Изольда обещала, что никто не войдет в город в ближайшие два дня, кто-то же должен за этим присматривать… Однако, насколько хватало глаз, в окрестностях Кербельсбурга не было ни души. Лишь высоко в небе нарезал круги очередной орел или беркут – который определенно не был глазами Изольды, ибо Бенедикт помнил, что она не умеет управлять животными.

Затем он вернулся в город и бродил по нему практически целый день – как Кай уже мог убедиться во время своего побега, несмотря на невеликий диаметр внешних стен, Кербельсбург с его многочисленными кривыми улочками и переулками внутри напоминал свернутый рулон, так что, если никуда не спешить и заглядывать в каждый закоулок, обходить его изнутри можно было долго. При свете солнца Бенедикт уже без всякого дискомфорта заходил и в дома – больше из любопытства, нежели ради еды и отдыха. На трупы он, к счастью, больше нигде не наткнулся, но повсюду находил следы обычной жизни, прервавшейся самым внезапным образом: недоеденная пища на тарелках (теперь уже, конечно, превратившаяся в пиршество для мух и тараканов), недоигранные картежные или шахматные партии, раскрытые на середине книги, разбросанные детские игрушки… Каю представилось, как много столетий спустя какие-нибудь исследователи древностей раскопают этот город и будут гадать, что же заставило жителей покинуть свои дома столь внезапно, если нет никаких следов ни войны, ни пожара, ни иного бедствия… И им, конечно, не придет в голову, что таким бедствием была любовь.

С голодными собаками он так нигде и не столкнулся – ни в домах, ни на улицах. Похоже, Изольда об этом подумала и как-то решила эту проблему. В той толпе, которую Кай встретил в горах, он не заметил никаких животных. Неужели Изольда велела жителям убить всех своих питомцев, как неподконтрольных ее магии и способных представлять опасность?

На следующий день Кай наведался в тюрьму. Ему пришла в голову мысль, что там до сих пор могут оставаться страдающие от жажды и голода заключенные. Кай не был уверен, что с ними делать – выпускать их он не собирался, но и смерти они, скорее всего, не заслуживали – вряд ли в этом маленьком провинциальном городке водились завзятые душегубы. Пожалуй, он даст им воду – в те камеры, где это можно сделать, не входя внутрь – а дальше пусть решает Изольда, когда вернется. В конце концов, в ее распоряжении теперь тюремщики, знающие степень вины каждого из сидельцев…

Но Изольда, как выяснилось, уже решила: двери всех камер были отперты точно так же, как и остальные двери в этом городе. Выходит, она забрала в свое царство любви и преступников… уж наверное, не из милосердия, а рассчитывая, что они будут ей столь же послушными рабами, как и все прочие.

Если, конечно, их не столкнули в пропасть где-нибудь по пути.

У Кая была и еще одна причина вновь посетить тюремную башню – по иронии судьбы (а точнее – властей и строителей города), это было самое высокое здание в Кербельсбурге, откуда, по идее, должен был открываться самый хороший вид на город и окрестности. То есть формально ратуша была выше – но лишь за счет высоты десятиярдового шпиля, а самым высоким местом, куда можно было реально подняться, был верхний этаж тюрьмы. Увы, но вид оттуда открывался лишь через зарешеченные окна камер, а выхода на верхнюю площадку башни, на который надеялся Кай, не оказалось – если таковой и был во времена ее постройки, то его давно замуровали. Достойный образ карьеры в Империи, подумал Кай. Ты поднимаешься с этажа на этаж, но все равно остаешься в тюрьме. Пока не упираешься в потолок, наглухо замурованный магами… И то, что они не пускают никого выше – это еще полбеды. Главная беда в том, что они не желают подниматься выше и сами…