Текст книги "Лекарство от любви (СИ)"

Автор книги: Юрий Нестеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Как я сам прорвусь через зомби? Не думаю, что они идеально несут караульную службу, но все же, если их там сотни тысяч…

– У тебя же с ними контракт, – усмехнулась Изольда. – В смысле, со Светлым Советом, а не с зомби. Просто требуй, чтобы тебя пропустили. У зомби хватит мозгов, чтобы передать им твои слова. И, разумеется, Светлые захотят лично взглянуть на мой труп.

– Если только они не велят убить меня на месте, как предателя, а потом доставить им оба тела.

– Постарайся убедить их этого не делать, – усмехнулась Изольда. – Уверена, что прежде чем убить тебя – или наградить – они в любом случае захотят с тобой побеседовать.

– А они вообще знают, что то, что мы собираемся проделать, в принципе возможно?

– Это гораздо более редкая магическая техника, чем простая ремобиляция. Я вычитала ее рецепт в одной книге… существующей, судя по всему, в единственном экземпляре. И этот экземпляр находится в библиотеке Фламмештайна. Но я не могу гарантировать, что никто из них никогда не имел к ней доступа прежде. Само собой, для этого им пришлось бы нарушить свой собственный строжайший запрет, для чего в прошлые годы у них не было столь веского повода. И скорее всего любой из Светлых, прочитавший эту книгу, уничтожил бы ее. Но… – Изольда пожала плечами. – Вероятность всегда остается.

– А зачем тебе понадобилась беременная женщина? – вспомнил Кай. – Это как-то связано?

– Я не думала, что мне придется этим пользоваться, – нехотя ответила Изольда. – Я не запаслась этим кинжалом заранее. Он изготовлен сегодня ночью под моим руководством. И финальная операция при его изготовлении – закаливание в крови нерожденного младенца.

– Понятно, – пробормотал Кай, ожидавший чего-то подобного. – А мать?

– Она согласилась добровольно. Любовь ко мне сильнее любви к собственному ребенку.

– Нет, я имею в виду – она выжила?

– Я не акушерка, Кай. И в моей армии их нет. Я не умею вырезать плод из живота матери так, чтобы та осталась жива. Но мы опять теряем время на несущественные темы.

– Кстати, о времени. Ты сказала, что надо скакать без остановки до самого Пелльрондского поля. Не берусь судить, как это выдержит моя задница, но этого в первую очередь не выдержит конь.

– Я наложила на него заклятье. Он будет скакать, не сбавляя темпа, до самой смерти… и после нее.

– Ты же сказала, что не умеешь делать зомби.

– Не умею поднимать мертвецов, тем паче уже разложившихся до скелета. А вот с еще живыми проще. Это не настоящая ремобиляция, это более примитивное заклятие. Оно обрекает заклятого выполнять одно и то же действие до бесконечности… точнее, пока у него остаются части тела, способные это выполнять. Смерть в процессе – не препятствие. В данном случае это действие – скакать. И только. Человек, допустим, мог бы шагать. Или, если бы заклятье настигло его в процессе написания текста – снова и снова выводить одну и ту же букву. Настоящие зомби – гении по сравнению с этим. Это, по сути, превращает организм в механизм с ровно одной функцией.

– Но сейчас же он не скачет?

– Заклятие активируется кодовым словом. Его может произнести даже не-маг.

– Каким?

– Этим, – Изольда протянула ему сложенную бумажку и поспешно предупредила: – Только не вздумай произнести его вслух раньше времени.

Кай развернул бумажку, прочитал, несколько раз повторил про себя, запоминая.

– Сядешь в седло – разумеется, после того, как упакуешь в мешок и как следует привяжешь мое тело – потом выедешь отсюда через этот проход, – продолжала инструктировать Изольда, указывая на темный проем в торцевой стене конюшни. Там будет туннель, просто скачи по нему, и он выведет тебя из города в овраг слева от южного тракта. Когда окажешься на поверхности и выедешь на дорогу, скажешь слово. Ну или можешь сделать это позже, когда почувствуешь, что конь начинает уставать. Но лучше не затягивай.

– Вот не думал, что у нашего коронованного болванчика имеются подземные ходы для тайного покидания дворца… Ты-то откуда о них знаешь? А, ну да – Цверг.

– Именно.

– Значит, нам было не обязательно забивать коней в походе? Мы могли и дальше ехать на… мертвых? Хотя не могу сказать, что я в восторге от этой идеи…

– До первого привала, на котором они бы не остановились. Пустить их в пищу было целесообразнее.

– А мне-то как остановиться в конце пути? На «тпрру», как я понимаю, конь уже не отреагирует?

– Придумай что-нибудь, – пожала плечами Изольда. – Только так, чтобы не переломать кости – твои и, главное, мои. Помни, хотя я и не буду ничего чувствовать, все повреждения, нанесенные моему телу, останутся и после воскрешения… Например – можешь въехать на курган. Вверх по круче даже мертвый конь замедлит темп.

– Нам действительно обязательно так спешить? Я не думаю, что маги опрометью побегут с Пелльрондского поля, едва закончив ритуал. Ведь они будут уверены, что ты по-прежнему далеко.

– Дело не только в них. У меня самой будет мало времени. Тело начинает разлагаться гораздо раньше, чем это становится заметно. Летом у меня вообще в запасе было бы часа три. В такую погоду – как раз столько, чтобы доскакать без задержек до Пелльрондского поля… но вряд ли больше.

– Слушай, а откуда у тебя вообще уверенность, – произнес Кай, вертя кинжал в руках, – что сказанное в древней книге не содержит ошибок, и что эта штука сработает, как надо? То есть в том, что она тебя заколет, я не сомневаюсь, а…

– Ну разумеется, я уже испытала его. За кого ты меня принимаешь – за легкомысленную авантюристку? Всего двадцать минут назад ты общался с человеком, который до этого был мертв около часа.

– Адъютант! – понял Кай. – И что, он что-нибудь помнит о том, что…

– Я же уже сказала – ничего. Все, хватит разговоров, – она встала перед ним, повернувшись анфас, расправляя плечи и вытягиваясь. – Ты ведь учился фехтованию и умеешь бить точно в сердце? На всякий случай – это вот сюда, – она показала пальцем. – Останется небольшое пятнышко крови, по нему тебе будет легче целиться во второй раз.

Кай только сейчас понял, почему Изольда оделась столь не по сезону легко – куртка и теплая одежда, хотя и не обладали твердостью доспеха, могли помешать удару.

– Прости, но у меня есть еще вопрос, – быстро произнес он. – Мне кажется, это важно. Что будет, если сделать зомби из мертвого мага?

– Хм, – Изольду это явно озадачило. – Насколько мне известно, этого никто никогда не делал. То есть Вольдемар, может быть, и делал, но все результаты его опытов покоятся на дне океана. А для Светлых сама идея подобного всегда была немыслимым кощунством… Могу только предположить, что с интеллектом все будет так же плохо, как у любого зомби, но магические способности хотя бы частично сохранятся, ибо одно с другим напрямую не связано. И нет, если у тебя почему-либо не получится воскресить меня в срок, я категорически не желаю быть «поднятой», если ты об этом.

– Не об этом. Видишь ли, я этой ночью подумал, что в наших рассуждениях есть неувязка. Мы решили, что Светлый Совет будет поднимать своих – мертвых солдат коалиции. Но те оказались бы в роли, обратной прежней – перед смертью они защищали столицу, а теперь должны будут на нее наступать. А зомби на что-то годятся только в привычных им при жизни ролях…

– Ты хочешь сказать… эти так называемые Светлые сейчас поднимают против нас армию Вольдемара?

– Я бы на их месте сделал именно это.

– Мой агент не успел сообщить мне, кого именно… Но зачем им тогда генералы со Светлой стороны?

– Конечно, они могли бы попытаться поставить во главе Темной армии мертвых Светлых, в том числе – и любого из Светлых магов прошлого. Но подозреваю, что собственные подчиненные растерзали бы такого командующего. Идеальный вариант – дать армии зомби ее привычных командиров. Однако на самом деле неизвестно, что стало с телами трех магов Вольдемара, павших в этой битве. Официальная версия, что их сожгли и развеяли прах по ветру, появилась лишь полтора столетия спустя. Я в свое время выяснил это, порывшись в Императорской библиотеке – там многие исторические разделы закрыты для публики, но не всё они догадались засекретить…

– Короче!

– В общем, скорее всего их просто зарыли вместе с прочими убитыми. И только те, кто был непосредственно причастен к их уничтожению, могут знать, где именно. А ты сказала, что какая-то память у зомби все же сохраняется.

– Если они нашли и подняли хотя бы одного мага… Проклятье! Как минимум, это даст им возможность связываться с ним дистанционно и командовать через него армией зомби с безопасного расстояния. Самим командовать, а не полагаться на гниющие мозги мертвых генералов! Все, Кай! Действуй! Мы и так потеряли кучу времени!

Кай примерился и занес кинжал. Изольда требовательно смотрела на него обоими глазами. И все же он не удержался от еще одного вопроса:

– Неужели тебе не страшно?

– Страшно, – ответила она. – И что?

Кай ударил.

«Под угрюмо-серым небом по безжизненной равнине бесконечною дорогой одинокий всадник скачет…» Ритмические строки рождались в голове Кая в такт бегу его коня – пока еще не мертвого (Кай чувствовал тепло его тела и видел пар его дыхания), но механической размеренностью своих движений уже куда более напоминавшего нечто неживое. Конь слушался узды, вписываясь в повороты (немногочисленные и не крутые, ибо дорога по равнине шла практически прямо), но на попытку натянуть поводья лишь поднимал голову, не прекращая скакать. Каждый подскок лошадиной спины отдавался ноющей болью в бедрах и ягодицах седока, и Кай поневоле завидовал содержимому мешка, крепко привязанного впереди седла – не чувствовавшему на всем протяжении этой жуткой скачки никакого дискомфорта, ни физического, ни морального.

Триста двадцать три года назад по этой дороге уходила на юг полумиллионная армия Светлых – все, что удалось собрать со всего континента после почти года поражений и отступлений. Уходила, как многим тогда казалось (и как и в самом деле вышло для большинства из них), в свой последний бой, который должен был определить дальнейшую судьбу всего мира. Несколько дней назад, также повинуясь приказам Светлых, по той же дороге в том же направлении прошла не меньшая толпа, тоже собранная из разных мест – только это уже не была армия, мрачно и даже обреченно, но все-таки гордо шагающая под своими знаменами. Это была гигантская толпа обывателей, горожан и крестьян, согнанных со своих мест исключительно страхом – перед Изольдой ли, перед имперскими ли властями, карающими смертью уклонение от эвакуации – усталых, злых, растерянных, бредущих, словно стадо на бойню, под резкие окрики конных стражников, разве что не щелкавших бичами. Стражников, которые были не иноземными врагами-поработителями, а «своими», представителями той самой имперской власти, в непогрешимость которой, обеспеченную мудростью Светлых магов и подтвержденную веками незыблемой стабильности, все эти люди привыкли верить… В этой толпе были представители всех возрастов, обоих полов и почти всех сословий (за исключением, конечно, имперской элиты, умчавшейся впереди прочих на собственных экипажах). Полуграмотные крестьяне, которых гнали пешком от самого Хельбиргена, шагали рядом со столичными щеголями, еще за несколько дней до этого с презрительной неприязнью взиравшими из своих изящных окон на «сиволапое быдло», заполняющее их город – величайший город мира, с которым, как они были уверены, ничего не может случиться по определению. Мало кто из этих людей был привычен к длительным пешим переходам, тем паче по осенним дорогам, далеко не все имели для этого подходящую одежду и обувь… Самых маленьких и самых старых, а также лежачих больных, везли на подводах, но подвод было мало – из города почти всех выгоняли пешком, опасаясь, что повозки создадут заторы на улицах и приведут к чрезмерному растягиванию колонны, а кроме того, большое количество лошадей создало бы проблемы с фуражом. Множество лошадей было оставлено в столичных конюшнях на страшную смерть в огне…

Некоторые беженцы катили своих детей и скарб на ручных тележках, но большинство вынуждено было тащить все на себе. Те, что находились в пути уже не первую неделю, давно избавились от всего лишнего, но многие столичные жители переоценили свои силы, и теперь первые мили пути были буквально усеяны брошенными, затоптанными в грязь вещами; пока не рассвело, Кай даже опасался, что конь может сломать ногу, налетев на какой-нибудь ящик с перебитым фарфором. Попадались ему и трупы упавших и задавленных в толпе – в лучшем случае оттащенные на обочину, но чаще втоптанные в дорогу. Он уже видел такое по пути в столицу, но теперь толпа, двигавшаяся впереди, была намного больше.

Часа через три после рассвета, однако, дорога вновь стала мощеной. Очевидно, до кого-то наконец дошло, что глупо разбирать дорогу перед собственными беженцами, а разбирать ее за ними нет времени, да и теперь уже, видимо, смысла. Кай, впрочем, недолго радовался этому обстоятельству, ибо, хотя скорость несколько возросла, каждый удар копыта по твердому камню теперь еще отчетливее отдавался в его заду.

Вскоре впереди показалась и первая за многие дни неразрушенная деревня; тракт разрезал ее надвое, превращаясь на этом участке в ее главную улицу. Кай промчался по этой улице, и звонкий стук подков по камням был единственным звуком, нарушавшим ее мертвую тишину. Деревня, конечно же, была пуста, но дома стояли целые, и в большинстве окон даже уцелели стекла. Двери, впрочем, были нараспашку, и повсюду виднелись следы прошедшей здесь толпы, наверняка выгребшей все съестные припасы, которые теперь никто уже не травил и не уничтожал. Тем не менее, Кай был бы рад остановиться здесь, дав хоть немного отдыха себе и коню, которому становилось все хуже – все тело вороного покрыл мылкий пот, дыхание сделалось тяжелым и хриплым, и всадник мог ощутить коленями, как отчаянно колотится лошадиное сердце. Но, даже если бы обреченный конь слушался команды «тпрру!», Кай не стал бы этого делать. Перед деревней он, не в первый уже раз, извлек из-под куртки кинжал и наполовину вытянул его из ножен. Там, в подземной конюшне, сразу же после того, как Кай вытащил клинок из груди Изольды и обтер его от крови, тот сиял алым светом на все подземелье чуть ли не ярче факела. Теперь – лишь тускло светился багровым. Кай понимал, что днем на улице, даже при пасмурном небе, свет того же источника всегда будет казаться слабее, чем во мраке подземелья – но столь же хорошо понимал и что дело не только в этом. Время Изольды таяло с каждой минутой – и с каждым мгновеньем.

В нескольких милях за деревней тело коня пробрала крупная дрожь, голова мотнулась, роняя кровь из ноздрей – а затем хриплое, храпящее дыхание оборвалось. Но ноги продолжали все так же размеренно высекать дробь из булыжника. Кай ожидал этого, и все же ему сделалось не по себе. За последние месяцы он повидал достаточно трупов – не то что лошадиных, но и человеческих – и сам уже не раз отнимал жизнь, но ехать верхом на мертвом существе… В первый миг ему было даже трудно поверить, что это действительно происходит, что его скакун мертв – но липкий конский пот быстро высыхал на холодном ветру, и почти столь же быстро остывало тело между коленями Кая. «Это то же самое, что машина, сделанная из дерева, которое тоже когда-то было живым», – сказал себе Бенедикт. Насколько все же сильно наше отношение зависит не от сути, а от терминологии… В любом случае, ему ничего не оставалось, кроме как скакать дальше – на мертвом коне, с мертвым телом женщины, привязанным перед седлом. Для Изольды, кстати, это хорошо – ей ведь нужен холод. Жаль, что они с ней не подумали об этом заранее. Возможно, надо было перерезать вену на шее коня сразу после активизации заклятья…

Едва различимое сквозь тучи солнце перевалило за полдень и начало свой спуск к закату. Кай миновал, не заезжая внутрь, довольно крупный город, хотя по сравнению со столицей это был всего лишь городок – еще недавно здесь жило тысяч сорок. Ворота были закрыты, и над башнями по-прежнему реяли имперские флаги. Остался ли внутри кто-то живой? Может быть, сейчас имперцы, по причинам спешки, и без того гигантской толпы беженцев и, главное, поменявшейся концепции борьбы и не проводили столь жесткой зачистки, как прежде. Какой будет реакция попрятавшихся там людей, которые ждут Изольду, а дождутся мертвую армию поверженного три столетия назад врага? Того самого Врага, именем которого пугают детей и победа над которым считается чуть ли не главным событием во всей истории – затмевая даже Объединение, ибо, несмотря на все усилия придворных историков и писателей, полтора десятка лет войн между бывшими братьями по оружию, крупнейший из которых решил подмять под себя всех прочих, все-таки трудно подать как нечто безусловно положительное. Хотя даже и эти войны освящаются все через ту же Великую Победу – мол, именно в результате войны с Вольдемаром, выиграть которую удалось лишь совместными усилиями, маги разных королевств поняли, сколь пагубна политическая раздробленность и сколь важно единство всех Светлых мира, а косные, цеплявшиеся за власть в своих странах монархи из своих узкоэгоистических соображений им препятствовали… Среди этих косных королей были, между прочим, и герои Пелльрондской битвы, причем именно они наиболее яростно сражались за свою независимость, и под теми же лозунгами, под которыми шли против полчищ Вольдемара – лучше умереть в бою за свободу, чем жить рабом всемирной тирании… но об этом, конечно же, предпочитают не вспоминать, и, само собой, своего места в имперском Пантеоне Героев они не удостоились. Не говоря уже о том, что Империя подмяла под себя не только монархии, но и пару вполне демократических республик… Нет, ну их, ну их, эти подробности войн Объединения… то ли дело – война с Вольдемаром, где все так ясно и однозначно: Свет против Тьмы, Абсолютное Добро против Абсолютного Зла… Почему-то всякий, кто борется со злом – допустим, даже реальным, а не раздутым пропагандой – автоматически получает ярлык добра, хотя одно никак не следует из другого. Паук, сожравший другого паука, ничуть не добрее своего противника…

Интересно, а если бы нынешние Светлые смогли добраться до останков самого Вольдемара, они бы и его подняли? И насколько они вообще отдают себе отчет в том, что вновь выпускают в мир? Да, теоретически зомби не должны превратиться в неуправляемую проблему, не потому даже, что они тупые – крысы, разносящие чуму, едва ли умнее – а потому, что со временем сами сгниют и развалятся, если их снова не ремобилировать и не подкармливать свежим мясом и кровью. Но где гарантия, что эта орда из сотен тысяч зомби не сможет подкармливаться самостоятельно? Для этого тоже большой интеллект не требуется. А если среди них будет еще и хотя бы один маг… и если окажется, что этот черный маг Вольдемара даже и после смерти сохранил способность поднимать мертвецов…

Еще через дюжину миль конь потерял правую переднюю подкову.

Разумеется, он продолжал скакать, но теперь он скакал, хромая, увеличивая тряску и страдания Кая, соответственно. Бенедикт подумал со злостью, как могла Изольда, все просчитывавшая, не проверить, насколько надежно подкован конь? Тут же, впрочем, он понял, что она это наверняка проверила. Просто ни один нормальный конь никогда не скакал так долго с такой скоростью – и мощеная дорога, которой Кай в первый момент опрометчиво порадовался, лишь увеличивала износ. Теперь твердые камни будут разрушать копыто. Конечно, мертвый жеребец будет скакать и дальше, даже если его копыто сточится до кости – но комфорта всадника это определенно не увеличит. Да и скорость… скорость все-таки стала ниже.

Кай вновь вытащил кинжал, посмотрел на клинок, цветом уже напоминающий тлеющие угли. Он знал, что шпорить неживого коня так же бесполезно, как и останавливать. Ему оставалось только ждать, трясясь и подпрыгивая в седле и периодически растирая ладонью дубеющее на холодном ветру лицо. Ждать конца дороги.

Внезапно Кая ожгла мысль, что если Изольда умрет окончательно, перестанет действовать и заклятие, наложенное ей на коня. И тогда эта туша рухнет на полном скаку. Но главное – если она не умрет и маги увидят, на чем он приехал, они поймут, что Изольда еще жива. До этого Кай думал, что на вопрос, где он взял такого коня, ответит, что это конь Изольды, а как именно она его заколдовала, ему, Каю, неведомо, он же не разбирается в магии. Но никакие чары не могут действовать после смерти чародея. Проклятье! Они вдвоем прохлопали этот абсолютно очевидный момент! Вот так всегда бывает, когда строишь идеальные планы. Какая-то совершеннейшая мелочь…

Конечно, само по себе это еще не катастрофа – коль скоро он вовремя об этом вспомнил. Просто надо избавиться от коня раньше, чем он окажется в лагере Светлых (хотя какие они теперь, к Вольдемару, Светлые…) Он скажет им – если их вообще будет волновать такая мелочь – что его конь издох, не выдержав гонки (что, кстати, будет чистой правдой), и поэтому последнюю часть пути ему пришлось проделать пешком. Но это значит, что путь займет больше времени, а Изольда говорила, что его и так впритык…

Пока же он скакал все дальше и дальше, мимо пустых сел и городов, мимо бурых раскисших полей и чахлых рошиц – в основном осинников и березняков, тянувших к низкому серому небу голые, как прутья, ветки. Иногда его провожали лаем брошенные в деревнях голодные собаки, иногда при его приближении взлетали с шумным карканьем вороны (Кай не всматривался, что они там клевали на обочинах). За исключением его самого, это были, кажется, единственные живые существа на многие мили вокруг. Птиц-соглядатаев, похоже, не было – или маги Совета вообще прохлопали одинокого всадника, покинувшего столицу в темноте через тайный ход, или им было сейчас не до этого.

Конь хромал все сильнее, хотя, конечно, разбитое копыто уже не могло причинять ему боли. Начало темнеть; впрочем, Кай понимал, что сумерки наступили раньше из-за сплошных туч, обложивших небо, и на самом деле до заката еще не меньше часа. Наконец слева показался простой каменный обелиск, и Кай понял, что уже недалек от цели: этот обелиск был установлен на братской могиле раненых, скончавшихся в первую ночь после Пелльрондской битвы. Значит, до самого поля еще шесть миль.

Кай свернул с тракта налево, на тропинку, ведущую к обелиску. Тропка почти полностью заросла – очередные юбилейные торжества прошли три года назад, и с тех пор здесь, кажется, никто не появлялся. Три с лишним века прошло, кто теперь помнит погребенных в братских могилах – тем более не в главных, на самом поле, а здесь, на отшибе… как будто раненые виноваты, что не пали героической смертью с оружием в руках прямо на поле битвы, а еще несколько часов стонали и мучились, пока их собирали на носилках и везли на тряских повозках… Кай уже продумал, как затормозить коня в условиях, когда идея въезжать на нем на курган посреди поля, на виду у магов, была бы явно не лучшей. Под обелиском крутого кургана не было – лишь пологий холмик, да и, в любом случае, добираться отсюда пешком, тем более с грузом, было бы слишком далеко. Кай лишь использовал его в качестве ориентира. Его целью была река Мораста, протекавшая вдоль северо-восточного края Пелльрондского поля. Вдоль южного берега этой реки командующий левым флангом Светлых выстроил свою пехоту, реализуя свой хитрый план: когда тяжелая кавалерия Темных устремилась в атаку на казавшихся ей беззащитными пехотинцев, те быстро отошли на противоположный берег, а преследовавшие их тяжеловооруженные рыцари на закованных в броню конях провалились под лед. Так, во всяком случае, гласила официальная историография. На самом деле, если бы командир Светлых хотел заманить противника на лед, не подвергая риску своих, он бы с самого начала выстроил пехоту и стрелков на северном берегу. Но он оставил реку у них за спиной, желая отрезать путь для отступления им самим, а «хитрый маневр отхода» на самом деле таки был беспорядочным бегством. Под лед в процессе провалились и преследуемые, и преследователи, но тонули в результате главным образом первые, ибо глубина Морасты не превышает двух ярдов – плохо для пешего в доспехах, но все еще приемлемо для коня и всадника. Однако кони Темных увязали ногами в илистом дне, и кавалерию, потерявшую всю свою мобильность, расстреляли в упор арбалетчики, все же успевшие добраться до северного берега до того, как лед проломился. Так получилось, что трусы, сбежавшие самыми первыми (но поступившие совершенно правильно, ибо, сохрани они верность приказу и останься на позиции, рыцари стоптали бы там их всех без всякой пользы для Светлых), спасли исход сражения, во всяком случае, на этом его участке. Потом, конечно, все это было объявлено гениальным планом…

Для Кая во всей истории сейчас был важен именно тормозящий эффект Морасты для кавалеристов. Лезть в холодную воду не хотелось, но, похоже, это был лучший вариант.

Кай вылетел к реке севернее Пелльрондского поля, там, где она все еще текла почти строго на юг, лишь ниже по течению отворачивая влево. С хрустом проломившись сквозь сухие ломкие стебли не то какой-то многолетней травы, не то кустарника – нимало, понятно, не замедлившие его продвижение – мертвый конь выскочил на топкий берег, обильно поросший камышом. Кай не ожидал, что это произойдет так скоро – он помнил это место по картам из старых книг, описывавших битву, но с тех пор Мораста явно стала шире – и едва успел развернуть коня вправо, чтобы въехать в воду под острым углом к берегу. Под копытами тут же смачно зачавкала грязь, в отличие от дня сражения, не схваченная морозом. Кая мотнуло вперед – скорость резко замедлилась, теперь на каждое копыто налипло по несколько фунтов вязкой грязи, и ноги вороного, все еще пытавшегося мчаться во весь опор, при каждом скачке проваливались все глубже в жижу, хотя он даже еще не добрался до открытой воды. Кай с опозданием вспомнил, что хотел развернуться к северу прежде, чем въезжать в воду, ибо ему совсем не было нужно, чтобы мертвый конь продолжил потом путь в южном направлении и, выбравшись на берег, проскакал через поле. Он резко потянул за левый повод, надеясь, что теперь, когда скорость снизилась, радиус разворота будет небольшим. Однако мертвый скакун, пытавшийся идти совсем не тем аллюром, каким можно двигаться по грязи, плохо слушался узды, и Кай слишком поздно понял, что разворачиваться налево в реку, а не направо на берег, было плохой идеей. Теперь, однако, ему оставалось лишь следовать ей в надежде, что конь все-таки повернет прежде, чем утащит его на самую середину реки. Но, когда это, наконец, произошло, от берега его уже отделяли добрые двадцать ярдов; вода, правда, едва дошла до брюха коню, но это утешало мало, поскольку он увязал все глубже с каждым скачком. Похоже, что за минувшие столетия Мораста не только разлилась вширь, но и утратила формальную глубину, превратившись, однако, из просто реки с заболоченными берегами в совершеннейшее болото. Конь уже еле двигался; Кай продолжал тянуть его за левый повод, желая вернуться ближе к берегу, но при очередном рывке вороной лишь ушел глубже в воду и жижу под ней, не в силах больше выворотить оттуда ноги. Он продолжал ритмично дергаться, пытаясь продолжать скакать, и Кай знал, что он будет делать это, даже уйдя в трясину с головой – и, возможно, очень долго, учитывая, что болото нередко консервирует трупы.

Если, конечно, та, что наложила на него заклятье, не умрет раньше.

Кай вытащил кинжал. Даже в сгущающихся сумерках он уже еле тлел. А до Пелльрондского поля оставалось еще около мили – причем это до северного края, а где там обосновались маги, еще вопрос. Может, ближе к центру, а может, и к югу… Но прежде, чем думать об этих расстояниях, надо сперва преодолеть двадцать ярдов вязкой грязи до относительно сухого берега…

Все тем же кинжалом Кай быстро разрезал веревки, удерживавшие мешок. Подумал с усмешкой – хорошо все-таки, что магическим артефактом, определяющим судьбу мира, на сей раз является кинжал, а не какое-нибудь столь любимое магами и бесполезное в практической жизни колечко… Подумав еще мгновение, по очереди стянул с себя сапоги и зашвырнул их как можно ближе к берегу. Добросить до сухого места не получилось, но он приметил, где они попАдали в воду. Где можно вытащить из грязи сапог – можно вытащить и босую ногу, а вот обратное неверно… Затем он сполз по конскому боку в ледяную воду (никаких прыжков, зачем нам проваливаться в грязь сразу по колено?) и стащил туда же Изольду, следя, чтобы горловина мешка – и, соответственно, ее голова – оставалась над водой. Сейчас ей, конечно, было все равно, но вот после оживления вода в легких едва ли пойдет ей на пользу. Материал мешка был плотный, не простая дерюга, но Бенедикт отнюдь не был уверен в его водонепроницаемости. Об этом он спросить Изольду не догадался, и теперь приходилось исходить из худшего. Можно было бы развязать и посмотреть, но нет времени, да и света уже маловато…

Ноги Кай ушли в скользкую холодную жижу не по колено, но почти до середины голени. На миг его живот захлестнула ледяная волна паники – нет, он не сможет их вытащить, он так и утонет тут, в считанных ярдах от берега, составив компанию двум другим трупам… Но он заставил себя аккуратно, без резких движений, выволочь одну ногу из грязи (не обращая внимания, что вторая при этом уходит глубже) и сделать первый широкий шаг. Всего-то и нужно, что три десятка таких шагов. Это же… так… просто…

На то, чтобы сделать эти тридцать шагов, волоча за собой мешок, у него ушло, наверное, не меньше четверти часа. Самым трудным был начальный участок, где казалось, что каждую ногу тянет вниз целая тонная липкой жижи; ближе к берегу дно сделалось не таким вязким, но к этому времени все его мышцы уже ныли от усталости. Когда Кай, наконец, выполз на берег, то просто рухнул в грязь рядом с сапогами (которые нашел и на сей раз добросил до суши пять минут назад) и несколько минут лежал на спине в изнеможении, в ужасе повторяя вслух «только не заснуть!» Затем сел, вылил воду из сапог на ноги, стараясь хоть как-то отмыть налипшую грязь, по очереди обтер ступни о штанины и обулся. Проверил кинжал – не напрасны ли все его старания? Нет, кажется, пока еще не напрасны… но сколько у него в запасе – четверть часа, полчаса? За пятнадцать минут ему точно не добежать, тридцать дают шанс… Можно, конечно, оживить Изольду прямо сейчас – и все проиграть, если магов нет на поле. Хотя, если их там нет, ситуация не изменится к лучшему и если он туда добежит. Но если они все-таки там, Каю требовалось переговорить с ними до воскрешения Изольды.