Текст книги "Лекарство от любви (СИ)"

Автор книги: Юрий Нестеренко

Юрий Нестеренко
Лекарство от любви

 
…Но с детства я выбрал тропку от общей тропы вдали,
И мне задавали трепку, но выправить не могли.
«Ах, как это все некстати!» – вздыхает моя родня,
Но я не желаю – в стаде. И стая – не для меня.
 
 
Но я не желаю власти – своей или над собой,
Мне чужды восторги части, сливающейся с толпой.
Не часть и не половина – я целый, и в этом суть!
Мне горы прикроют спину, мне звезды укажут путь.
 
 
И я выхожу из круга, и я удаляюсь прочь.
Одна у меня подруга – холодная злая ночь.
Одна у меня морока – достойно встречать зарю.
Одна у меня дорога – которую сам торю.
 

Кай Бенедикт отложил перо и с довольной улыбкой откинулся на стуле. На этот раз вышло действительно хорошо. Это не злые сатирические куплеты, которые чернь поет в кабаках, когда все уже настолько пьяны, что не боятся шпионов. Это искусство, настоящая поэзия. «Одинокий волк» – возможно, лучшее его стихотворение.

Которое, конечно же, никогда не будет опубликовано, как и прочие его стихи. Никто в Империи не рискнет печатать Кая Бенедикта – даже те его произведения, что как будто не содержат явной крамолы. Хотя при желании, разумеется, крамолу можно усмотреть, где угодно – даже в стихотворении о безнадежно-тоскливом осеннем утре или, напротив, о цветах, пробивающихся сквозь камень. Но столь глубоко смотрят лишь глаза имперских цензоров. Для простого народа все, что не содержит прямых насмешек над Императором или выпадов в адрес Светлого Совета – ну или, разумеется, скабрезностей и пошлостей, до коих Кай никогда не опускался – все это слишком заумно и уныло. Его сатиры распевают и цитируют повсюду – часто при этом безобразно перевирая его идеальные рифмы и ломая его безупречный размер, и даже не понимая этого – но его истинные, его настоящие стихи переписывает от руки какой-нибудь десяток-другой ценителей…

Впрочем, не сам ли он только написал, что следует собственным путем и не зависит от мнения толпы? Да, разумеется. Он никогда не старался и не будет стараться угодить чьим-либо вкусам, кроме своих собственных. Поэт и писатель заканчивается, как только начинает думать не о том, что он хочет сказать, а о том, что от него хотят услышать; угождать клиентам – удел шлюхи, а не творца. Но, демоны, это не значит, что ему никогда не бывает обидно…

В дверь постучали.

Кай Бенедикт вздрогнул и почувствовал, как учащается пульс. Он ненавидел этот звук. Ненавидел еще в те времена, когда самым худшим, что могло ему грозить, было известие о грядущем повышении арендной платы или жалоба соседей снизу, что он ходит по комнате по ночам, и скрипящие половицы мешают им спать. Но даже если соседи приходили не с жалобой, а, напротив, с предложением дружески распить бутылочку, это было немногим лучше. Кай не желал им зла, пусть себе веселятся, сколько влезет, лишь бы где-нибудь подальше от него. Он не терпел вторжений в свое личное пространство. Почему вообще люди считают, что, когда они стучат, им обязаны открыть? Увы, его дом – те несколько десятков разной степени паршивости подвалов, чердаков и мансард, которые он называл этим словом на протяжении своей сознательной жизни – никогда не был ему достаточно надежной крепостью.

И уж тем более теперь.

– Господин Бенедикт, откройте. Я знаю, что вы дома.

Ну разумеется, они знают. Как бы тщательно он ни занавешивал окно мансарды, свет свечи можно заметить снаружи. И гасить ее, понятное дело, поздно. Дверь заперта, но на то, чтобы ее высадить, у стражников едва ли уйдет больше минуты. Успеет ли он за это время выбраться через окно на крышу? Скат довольно крутой, но если съехать по нему до карниза… Ему уже доводилось уходить от погони, перепрыгивая с крыши на крышу, и, хотя ему совсем не нравились подобные приключения, холодный каземат без права читать и писать нравился ему гораздо меньше.

Он поспешно сложил листок со свеженаписанным стихотворением и сунул его за пазуху – чернила еще не просохли, но это сейчас не главная проблема – затем метнулся к стене, где стояла, прислоненная, словно трость, шпага в ножнах, подхватил ее, вскочил на стол, распахивая окно в сырую холодную ночь (пламя свечи заметалось и затрещало, но не погасло)…

– Господин Бенедикт. Не стоит.

Голос звучал уже внутри комнаты, и Кай обреченно обернулся.

У двери стоял вовсе не капрал городской стражи и даже не офицер имперской гвардии, а не слишком высокий старик в сером плаще с капюшоном. Длинное худое лицо, длинная, но довольно жидкая сивая борода, нос с горбинкой, глубоко посаженные глаза под сросшимися бровями. Но вовсе не эти детали привлекли внимание Кая. Он смотрел на дверь за спиной визитера. Она была в полном порядке, и засов оставался на месте.

– Я Игнус, – любезно представился незваный гость. – Тот самый. Глава Светлого Совета. Поговорим?

Кай закрыл окно и нехотя спрыгнул на пол. Он впервые видел этого человека, в адрес которого выпустил столько поэтических стрел. В отличие от Императора, чьи портреты висели на каждом углу, члены Светлого Совета не стремились к публичности. Кажется, их изображений не существовало вовсе, ибо говорят, что в умелых руках портрет мага может стать оружием против него… Тем не менее, у Кая не возникло сомнений, что старик говорит правду. Способ, которым он вошел, свидетельствовал об этом лучше любых верительных грамот.

– Насколько я понимаю, заклинание прохождения сквозь стену весьма трудное, – проворчал Кай, – и вам теперь потребуется время, чтобы восстановить силы.

– Примерно час, – уточнил гость столь же любезным тоном.

– И в течение этого часа вы будете самым обычным человеком. Немолодым, не очень сильным… и, кажется, безоружным. Что помешает мне, к примеру, проткнуть вас шпагой прямо сейчас?

– Три обстоятельства, – спокойно ответил Игнус. – Во-первых, дом окружен стражей. И на единственной крыше, куда вы можете отсюда допрыгнуть, вас тоже уже ждут.

– Вот как, – буркнул Кай. – Ну что ж, вы, по крайней мере, учитесь на своих ошибках, – он опустился на стул с видом человека, умеющего проигрывать с достоинством. – Тем не менее, я все еще могу взять вас в заложники и диктовать условия.

– Второе обстоятельство, – невозмутимо продолжал Игнус, – состоит в том, что за ваши стихи, подрывающие государственные устои, вам грозит всего пять лет тюрьмы. Мы же просвещенные, цивилизованные люди. А вот убийство или покушение на убийство караются смертной казнью. И вы, как человек разумный, не станете отягощать свое положение.

– На вашем месте я бы не был так самонадеян, полагаясь на чужую разумность, – усмехнулся Кай. – Хотя, конечно, я…

– Третье обстоятельство, – продолжал гость, игнорируя его реплику, – заключается в том, что вам любопытно, зачем я явился к вам лично, подвергая себя упомянутому вами риску, хотя мог бы просто приказать, чтобы вас доставили ко мне в кандалах, при этом не тратя ни грана магической силы. Или, что еще более вероятно, просто удовольствоваться докладом, что смутьян пойман и водворен в узилище. Не выслушав меня, вы не станете предпринимать ничего непоправимого. А выслушав – тем более.

– Хорошо, – сказал Кай. – Итак, у сильнейших магов Империи и повелителей мира возникла проблема, решить которую может только простой смертный Кай Бенедикт. Надеюсь, дело не в том, что у вас закончились лизоблюды, готовые слагать патриотические оды, и вы намерены предложить эту малопочтенную работу мне?

– Нет, господин Бенедикт, проблема гораздо серьезнее, и мы сэкономим время, если вы не будете ерничать. Давайте сразу договоримся, что я отдаю должное вашей язвительности, а других слушателей здесь все равно нет… Вы не предложите мне сесть?

– Как видите, у меня тут только один стул, – усмехнулся Кай. – Я не имею обыкновения принимать гостей. Но, конечно, можете сесть на кровать.

Маг опустился на старую продавленную кровать, небрежно накрытую покрывалом; та недовольно скрипнула.

– Наша проблема, – сказал он, – зовется Изольда. Она же – Изольда Прекрасная, она же – Чернявая Ведьма… и несколько менее пристойных прозвищ. Вы о ней слышали?

– Что-то слышал, но, признаюсь, не придал большого значения, – честно ответил Кай. – Слухи о том, что где-то на окраинах появился маг, противопоставивший себя Светлому Совету, ходят постоянно. Но, как бы сильно я ни хотел обратного, доселе вам, кажется, удавалось давить любую оппозицию в зародыше.

– Мы предпринимаем чрезвычайные усилия, чтобы гасить эти слухи, – кивнул Игнус, – и пока что у нас получается скрывать масштаб проблемы. Но ситуация действительно очень, очень серьезная. Фактически… я вынужден это сказать, но впервые со времени Вольдемара Проклятого появился маг, всерьез претендующий на единоличную власть над Империей и, соответственно, над всем цивилизованным миром. И на вашем месте я бы этому не радовался. Вы можете называть существующий режим тиранией и диктатурой из-за того, что, по-вашему, Светлый Совет навязывает всем свои представления о добре и зле и запрещает все, что способно привести на Темную сторону… но то, что несет миру Изольда, гораздо страшнее, уверяю вас.

– Было бы странно, если бы вы считали иначе, – усмехнулся Кай. – Но как все-таки вы ее упустили? Ведь предотвращать подобное – одна из главных функций вашего Совета… во всяком случае, официально.

– Как вам известно, маги рождаются чрезвычайно редко. Каждый – со своим врожденным даром… который может быть развит и многократно усилен учением и тренировками и дополнен иными магическими навыками, но не может быть изменен. Маг Огня, к примеру, может овладеть магией Земли, но его основой все равно останется магия Огня, в ней он достигнет наибольших вершин и через нее будет черпать свою силу… После победы над Вольдемаром – победы в войне, обратившей в руины чуть ли не половину мира – Светлые маги действительно поставили своей целью отслеживать рождение каждого Темного и… нейтрализовать угрозу в зародыше.

– То есть убивать детей.

– Поначалу их хотели всего лишь брать под контроль… изымать у родителей и воспитывать таким образом, чтобы они даже не догадывались о своих магических способностях… но это не работает. Суть прорывается наружу, знаешь ты о ней или нет, хочешь ты этого или нет. Поэтому, в общем, у нас не осталось другого выхода… осуждать нас за это легко, но я посмотрел бы на вас, что бы вы сказали, доведись вам жить под властью Вольдемара…

– Вы напрасно считаете меня чистоплюем. Вполне возможно, что Вольдемара и в самом деле стоило бы убить еще во младенчестве. Вот только вы не доказали, что всякий Темный – это будущий Вольдемар. Единственный опыт не может быть основой теории.

– Цена ошибки слишком высока, чтобы ставить новые опыты. Да и потом, были прецеденты и до Вольдемара, просто их удавалось остановить раньше… Конечно, освоить Темное искусство может и маг, рожденный без соответствующего дара. Но, как я уже сказал, он никогда не достигнет в нем вершин и не сможет одолеть с его помощью даже одного урожденного Светлого, а тем более – совокупную мощь Совета. С Изольдой же вышло… иное. Мы упустили ее, поскольку ее дар не относится к темным. Не некромантия, не сглаз, не порча – ничего такого, во всяком случае, в буквальном смысле. Ее дар абсолютно уникален. Точнее, возможно, что-то подобное и встречалось в прошлом, но не достигало такой силы и не попало в летописи, оставшись лишь на уровне романтических легенд…

– Так что же это за дар? – поторопил Кай.

– Любовь.

– В каком смысле? – иронически усмехнулся Бенедикт.

– В прямом. Всякий, кто увидит ее – а в последнее время и вообще всякий, оказавшийся поблизости от нее – влюбляется в нее мгновенно, окончательно и бесповоротно.

– И все?

– Теперь она уже овладела и другими магическими навыками. Но ее основа – именно эта.

– И с этой штукой она надеется завоевать мир?

– Армия ее преданных рабов множится с каждым днем. И чем их больше, тем она сильнее не только физически, но и магически. В их любви она черпает свою силу.

– Эта армия должна состоять из ненавидящих друг друга ревнивцев. Она ведь не может удостаивать своей благосклонности всех подряд? Хотя даже в этом случае…

– На сей счет сведения противоречивые, – признал Игнус. – Как вы понимаете, разведка в таких условиях чрезвычайно затруднена. Но никого постоянного у нее вроде бы нет.

– В любом случае, я удивляюсь, как никто еще не зарезал ее с криком «так не доставайся же ты никому!»

– Да, насколько нам известно, дисциплина там не лучшая. Постоянные потери из-за дуэлей и прочих внутренних стычек. Но приток нового пополнения их с лихвой перекрывает. Что касается покушений на саму Изольду, то они были. Но всякий раз бросавшийся на нее с мечом или кинжалом, не добежав, падал ей в ноги в слезах раскаяния, моля даже не о прощении, а о смерти. Она в таких просьбах обычно не отказывает.

– А стрелять издали никто не пробовал?

– Когда-то это, наверное, можно было сделать, но сейчас она вошла в такую силу, что к ней нельзя безопасно приблизиться не то что на расстояние полета стрелы, но и на многие мили. Мы не знаем точно, на сколько именно.

– Если я что-нибудь понимаю, на нее покушались не только ревнивцы.

– Вот уже много месяцев мы тщетно пытаемся ее остановить, – признал Игнус. – Поначалу мы пытались действовать по принципу «клин вышибают клином». Подсылали к ней преданно и пылко влюбленных, в надежде, что они останутся верны своим возлюбленным. Увы, они забывали свою прежнюю любовь в тот самый момент, как видели Изольду. Посылали самых прожженных распутников, которые никогда не были верны ни одной женщине и вообще считали всех их животными для ублажения похоти. Теперь все они готовы умереть за один взгляд Изольды. Нет, к другим женщинам их отношение не поменялось, но она для них – богиня. Мы посылали стариков, чьи страсти, казалось бы, давно угасли. Посылали убийцу-скопца – он покончил с собой от отчаяния…

– Как насчет женщин? Их вы посылали?

– «Сестры», – выдавил Игнус с отвращением. – Теперь это едва ли не самое преданное подразделение ее разведчиц и диверсанток… Мы долго искали того, кто неподвластен ее чарам. Искали среди магов, но никто из нас не обладает силой, способной защитить от любви…

– Ну еще бы, – усмехнулся Кай. – У Светлых ведь любовь всегда числилась в списке добродетелей, и едва ли не на первом месте?

– Не такая! – возмущенно возразил Игнус. – Настоящая!

– Не вижу никакой разницы, – холодно заметил Кай. – Чувства, которые человек испытывает – а не симулирует, – всегда настоящие, каким бы ни был их источник. Страх – это всегда настоящий страх, независимо от того, реальна ли опасность, или это магический морок; главное, что человек верит в ее реальность. Точно так же и с любовью. Ослепление и потеря головы обычного влюбленного ничем не лучше, чем то, что вы описываете. Ну, разве что тем, что ваша настоящая любовь все же заканчивается гораздо быстрее.

– Мы искали и среди циников, писателей и светских острословов, рассуждающих подобным образом, – кивнул Игнус. – Увы, их цинизм закачивается, стоит им оказаться возле Изольды. Искали по тюрьмам и камерам смертников самых отпетых и жестоких злодеев, которым, казалось бы, чуждо всякое понятие о любви. Им была обещана полная амнистия и столько золота, сколько они смогут забрать. Сейчас они работают у нее палачами, помогая поддерживать дисциплину… Искали среди философов, и даже нашли одного, но он настолько отрешен от всего мирского, что наотрез отказался участвовать в наших делах. Но нам никак не приходило в голову поискать среди поэтов.

– Шаблонность мышления вас погубит, – констатировал Кай. – Раз поэт – значит, непременно воспевает всю эту любовную чушь. Вы могли бы лучше ознакомиться с моим творчеством, прежде чем запрещать его.

– Мы ознакомились, – кивнул Игнус. – С творчеством… и не только. У вас тоже уникальный дар, Кай… хотя многие назвали бы его проклятием. Вы совершенно не способны любить.

– Разумеется, – усмехнулся Бенедикт, – с точки зрения большинства здравый рассудок – это проклятье. В стране слепых зрение считается болезнью. Особенно когда оно открывает неприглядные истины, которые можно игнорировать, обманывая себя в темноте. Например – что эта ваша любовь ничуть не более возвышенна, чем понос. Та же болезненная жажда удовлетворить некую неприглядную потребность ниже пояса, затмевающая все прочие мысли… но понос люди почему-то не идеализируют и не провозглашают смыслом жизни. Хотя из-за поноса не совершено и миллионной доли всех глупостей, гнусностей и преступлений, которые совершаются из-за любви.

– Да, да. Теперь нам уже известны ваши взгляды. Точнее говоря, теперь нам известно, что вы придерживаетесь их на самом деле, а не как те светские циники, которых я помянул раньше. Хотя бы это мы делать научились – определять, насколько человек способен любить, до того, как пошлем его к Изольде. Как я уже сказал, вы – только второй, кто не способен. Первым был отказавшийся философ, и взгляды его таковы, что его нельзя ни купить, ни запугать, к тому же ему уже за семьдесят, и он не в лучшей физической форме.

– А меня, стало быть, купить и запугать можно.

– Вам можно предложить взаимовыгодную сделку. Ничуть не противоречащую вашим принципам. Разве вы не ненавидите любовь? Не считаете ее худшим из человеческих безумий?

 
Любовь – не просто злейший враг ума,
Она – вершина несвободы.
Приносят беды голод и чума,
Но с ними борются народы;
Когда ж рабу мила его тюрьма,
То будут вечными невзгоды.
 

– процитировал Игнус. – Ваши стихи.

– Ранние. Хотя и неизменно справедливые.

– А сейчас – чрезвычайно актуальные.

– А ничего, что я вообще-то способен любить многие вещи? Например, груши или дыни. Или вечерние пейзажи. Или, кстати, хорошую поэзию. Вы будете смеяться, но есть даже парочка стихов про любовь, которые мне нравятся. Я не разделяю чувств их авторов, но не могу не восхищаться совершенством формы. Правда, таких всего парочка. А больше всего я, пожалуй, люблю одиночество.

– Кай, ну мы же с вами взрослые серьезные люди. К чему эта игра словами? Вы прекрасно понимаете, о какой любви речь.

– И вы хотите, чтобы я убил для вас Изольду.

– Не только для нас. Для всех. Для спасения мира от того самого рабства, которое вас всегда так возмущало.

– Не переубедил ее, скажем. Не обезопасил каким-то другим способом. А убил.

– Увы, но только ее смерть дает гарантию, и вы это понимаете. Вы разумный человек, так что обойдемся без пафосных слов.

– Я, конечно, почти вдвое моложе этого вашего философа и в лучшей форме. Но я не солдат и не секретный агент. Я никогда никого не убивал.

– Только не говорите, что вам претит сама идея убить безоружную женщину. Вы только что грозили шпагой безоружному старику.

– Грозить не значит убить, и вы, на самом деле, далеко не беззащитны…

– Она тоже.

– Вот это-то меня и волнует. По-вашему, я должен как-то пробраться через тысячи охраняющих ее преданных фанатиков в ее лагерь или что там у нее…

– Замок. В Беллиандских горах.

– Тем более.

– Но вам не придется прокрадываться туда тайно. Вы явитесь открыто. И она вас примет. Какая женщина откажется заполучить в число своих рабов лучшего поэта Империи?

– За комплимент спасибо, но я не падок на лесть. Хотя и знаю себе цену. Допустим, я явлюсь пред ее светлые очи… или какие там они у нее?

– Черные.

– Прелестно, как в пошлой песенке… Она знает о существовании людей, неподвластных любви?

– Об этом надо спрашивать не у меня, – пожал плечами Игнус.

– Думаю, что знает. Если у нее уже тысячи поклонников, не думаю, что ни разу не случалось осечки. А если даже беспечна она сама, наверняка не беспечны те, кому она поручила свою охрану. Ну или не охрану, почетный эскорт, неважно. Какие-нибудь крепкие парни с мечами вокруг нее наверняка обретаются. Хотя бы из чисто эстетических соображений – как вы только что сказали, какая женщина откажется… И изнывают от невозможности послужить своей госпоже делом, а не одним лишь молодецким видом. Так что меня наверняка тщательно обыщут.

– Это не имеет значения. Вам не понадобится оружие, чтобы убить ее.

– Вы надеетесь, что я сделаю это голыми руками?

– Не обязательно руками. Чем угодно. Видите ли, это новейшее достижение имперских алхимиков. О такой возможности она и ее люди совершенно точно не знают. Вы выпьете одну субстанцию… после чего ваше тело начнет вырабатывать яд. Безвредный для вас, – поспешно добавил Игнус. – И для любого мужчины, в том числе, разумеется, и для тех, что будут вас обыскивать. Но смертельный для любой женщины. Любая жидкость вашего тела убьет ее.

– Вы хотите, – брезгливо поморщился Кай, – чтобы я все-таки притворился влюбленным в нее и…

– Нет. Я же сказал – мы не требуем ничего, что противоречит вашим принципам. Вам не придется с ней совокупляться или даже целоваться, если на то пошло. Достаточно простого прикосновения, если кожа будет хоть немного влажной. Или, скажем, плевка, если вам все же не дадут до нее дотронуться.

– Убить любовь, наплевав на нее, – усмехнулся Кай. – В этом что-то есть. Но что потом? Меня же растерзают.

– Нет. Со смертью мага его чары развеиваются.

– А действие этой вашей субстанции… обратимо?

– К сожалению, нет, – признал Игнус. – Во всяком случае, пока мы не знаем, как это сделать. Но вас ведь это не должно смущать. Вам же не нужны прикосновения женщин.

– Я не женоненавистник. Мне просто не нужна любовь. Но я не хочу случайно стать убийцей, если, к примеру, какая-нибудь портниха попытается снять с меня мерку.

– Обращайтесь только к портным-мужчинам, – пожал плечами маг. – Это не такое большое неудобство, учитывая все, что вы получите за выполнение миссии.

– Да, да. Самое интересное.

– Прежде всего, разумеется, полная амнистия за все, что вы написали… и когда-либо напишете в будущем. Более того – полное собрание ваших сочинений будет издано за государственный счет. Таким тиражом, что хватит на все книжные лавки и библиотеки Империи.

– Полное собрание издают после смерти, – мрачно заметил Кай.

– Извините, неудачно выразился. Будет издано все, что вами написано на данный момент, а по мере новых творческих достижений будут публиковаться переиздания.

– Звучит заманчиво. Даже слишком. Учитывая, что только что вы считали, что мои стихи достойны тюрьмы.

– Лично я, замечу, так не считал, но даже глава Светлого Совета не всесилен. С моей точки зрения, в ореоле гонимого вы гораздо опаснее для государства, чем в качестве официально признанного классика. Пусть даже ваши тексты останутся теми же самыми – и даже более критичными. Любая критика власти, опубликованная при ее же содействии в книге с золотым обрезом, воспринимается совсем не так, как рукописная листовка, приколотая к стене кабака. Как видите, я с вами вполне откровенен.

– Да уж. Настолько, что мне впору отказаться от вашего любезного предложения и сохранить венец мученика.

– Думаю, что золотой венец пойдет вам все-таки больше.

– В каком смысле? – приподнял бровь Кай.

– В переносном. Я, кажется, опять неудачно выразился. Разумеется, корону Империи вам никто не предлагает…

– Я бы и не взял. Быть церемониальной марионеткой при Светлом Совете – спасибо, ищите другого дурака. Впрочем, одного вы уже нашли.

– Кай, я ведь просил вас не тратить время на упражнения в остроумии, – поморщился Игнус. – Тем более что вы не дослушали. Я имел в виду, что вы получите столько золота, сколько пожелаете… в реалистичных, конечно, пределах, но эти пределы достаточно широки. Вы сможете купить собственный замок, или даже парочку таковых… скажем, один – в горах, другой – на берегу моря… собственный парусник с экипажем… лучших лошадей в Империи… если в этом списке чего-то не хватает, только назовите.

– Хмм… ну а если я, к примеру, откажусь?

Игнус пожал плечами:

– Говоря о своей любви к одиночеству, вы вряд ли имели в виду тюремную камеру. Где не будет ни книг, ни писчих принадлежностей.

– Если ваши опасения верны, ваше государство падет гораздо раньше, чем окончится мой срок.

– И что с того? Вы думаете, Изольда вас освободит? С какой стати ей, намеренной поработить весь мир, освобождать какого-то узника…

– Лучшего поэта Империи, – напомнил с усмешкой Кай.

– Как только она обнаружит, что вы неподвластны ее чарам, она вас ликвидирует как источник опасности. Либо же вам придется всю жизнь притворяться, изображая пылко влюбленного и славя ее в самых униженно-раболепных стихах. Для вас же это участь хуже смерти, разве не так?

– Так, – серьезно согласился Кай. – Простите, не мог удержаться от того, чтобы слегка вас поддразнить. Ведь именно этого вы ждете от поэтов? Что в ситуации абсолютно однозначного выбора между всем хорошим и всем плохим они, в силу какого-то совершенно идиотского каприза, выберут последнее. Или, как минимум, станут отказываться от заслуженной награды. Нет, разумеется. Я не такой. За сорок лет моей жизни мне много чем приходилось заниматься, ибо поэзия в вашей благословенной Империи не кормит совершенно… но ремесла наемного убийцы в этом списке не было. Что ж, говорят, поэту всякий опыт полезен. Особенно когда он так хорошо оплачивается.

– Итак, вы согласны.

– Прежде хотел бы уточнить, какие у меня гарантии. Я не настолько наивен, чтобы верить Светлому Совету на слово.

– Документ, подписанный Императором, – Игнус извлек из-под плаща цилиндрический футляр, а из него – свиток с большой сургучной печатью.

– Это очень мило, но я ведь не могу взять его с собой во вражеский лагерь. А если я оставлю его здесь, он может случайно потеряться за время моего отсутствия, – осклабился Кай.

– Вы ознакомьтесь с текстом. Это официальный императорский указ. Пока что секретный, но тем не менее. Такие документы не теряются. Копия подлежит хранению в государственном архиве на вечные времена.

Бенедикт развернул свиток. Текст, по традиции, был каллиграфически выписан от руки с многочисленными завитушками, и Кай недовольно дернул уголком рта, продираясь сквозь все эти вензеля. Его миссия нигде не называлась прямо, именуясь «особым поручением, коего суть ведома Светлому Совету имперских магов», а о гонораре говорилось «вознагражден будет сообразно собственному пожеланию и возможностям императорской казны, но в размере не менее чем 10 000 золотых или материальных ценностей, эквивалентных данной сумме, по выбору награждаемого».

– Десять тысяч золотых, и это нижняя граница, а не верхняя, – пробормотал Кай, считавший счастливым месяц, в который ему удавалось заработать хотя бы пять золотых. – Я всегда знал, что быть свободным от любви выгодно, но не подозревал, что настолько.

– Прежде, однако, вы должны выполнить миссию, – напомнил ему Игнус.

– Вы поможете мне чем-то, кроме этой вашей… субстанции?

– Да, конечно. Для начала вас посадят в тюрьму…

– Опять?!

– Мы не знаем, как далеко простирается шпионская сеть Изольды, – терпеливо пояснил Игнус. – Поэтому ваша легенда должна быть максимально убедительной.

– Ах, вот в чем дело, – медленно произнес Кай. – Стало быть, то, что вы сами явились ко мне – это вовсе не демонстративная любезность.

– Вы проницательны, – невесело улыбнулся маг. – Да, даже в столице мы уже не можем чувствовать себя уверенно. Да и что значит столица… благодаря хорошим имперским дорогам от Беллиандских гор сюда можно добраться за неделю. Приходится исходить из предположения, что даже за членами Светлого Совета могут следить. Впрочем, не-маг, следящий за магом, всегда окажется в проигрыше, если маг подозревает слежку. Я оставил вместо себя вполне убедительную иллюзию… Так вот. По этой же причине вас арестуют не здесь. Кстати, отдаю должное вашей дерзости, вас разыскивают по всей стране, а вы поселились в считанных кварталах от императорского дворца…

– Хочешь получше спрятать – положи на видное место, – пожал плечами Кай.

– Остроумно, но, когда к вашему розыску привлекают магов, это не работает. Так вот, если вас возьмут здесь, то, разумеется, и заточить должны здесь же, в тюрьме для государственных преступников.

– В Цойберцауне, – кивнул Кай, – откуда, слава Светлой магии, невозможно бежать.

– Да, – Игнус сделал вид, что не заметил издевки. – Ваше этапирование отсюда на окраину выглядело бы абсурдным. Поэтому сегодня вам дадут уйти. Честно говоря, я солгал вам, говоря о стражниках на крыше. Они только внизу. Путь через крышу свободен, и после моего ухода вы им воспользуетесь. Имейте в виду, однако – стражники не знают о нашем уговоре, так что вам придется убегать от них всерьез.

– Ясно, – усмехнулся Кай. – Ну хотя бы за городские ворота меня выпустят?

– У вас будет примерно сорок минут, чтобы выбраться из города. Лучше всего будет, если вы сразу наймете экипаж. Отсюда вы поедете в Кербельсбург, что в провинции Хельбирген – это ближайшая к вашей цели территория, пока еще контролируемая Империей Там вы остановитесь в гостинице, любой из трех. Хозяева их всех уже имеют описания разыскиваемого преступника. Вас арестуют и заточат в городской тюремной башне. Отправят депешу в столицу и будут ждать приказа на этапирование в Цойберцаун – на это ушло бы недели две… но вы, разумеется, не будете ждать так долго. Вам сразу же организуют побег. Вы получите карту и все необходимое, чтобы добраться до замка Изольды, но, разумеется, никаких проводников.

– И местные стражники тоже будут не в курсе операции и станут преследовать меня всерьез?

– Увы. Там мы тем более не можем умножать число посвященных. Но вам нужно будет лишь добраться до предгорий, дальше стражникам – и кому-либо – заходить категорически запрещено. Дальше начинаются земли Изольды.

– И что будет, если меня все-таки схватят?

– Другого агента, способного выполнить задачу, у нас все равно нет, – развел руками Игнус. – Так что придется устраивать вам побег по новой. Но это сильно снизит достоверность легенды, так что постарайтесь все же не попадаться.

– Хмм… а если мне потребуется для этого, скажем так, применить силу?

– Вы можете убить всякого, кто попытается встать у вас на пути, – твердо сказал Игнус. – Ваша амнистия покрывает и это тоже. Желательно, конечно, не устраивать резню там, где ее можно избежать… но ваша миссия важнее, чем жизнь любого стражника или солдата. И даже гражданского, решившего не вовремя проявить патриотическое рвение.

– Стало быть, мне придется рассчитывать только на собственные силы? Никаких магических штучек?

– Изольда сама – маг. И она эти, как вы выражаетесь, штучки почувствует.

– Вот так всегда. Маги, императоры, армия, стража – а случись что, и спасать мир приходится одиночке-непрофессионалу, никогда не мечтавшему о такой карьере. За что мы только платим налоги?

– Сдается мне, обещанная вам награда в тысячу раз больше налогов, уплаченных вами за всю жизнь, – холодно заметил Игнус. – Если вы их вообще платили хоть когда-нибудь.