Текст книги "Склонен к побегу"

Автор книги: Юрий Ветохин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц)

Глава 13. Круиз «Из зимы в лето»

Я мечтал о таком шансе давно. Я пытался пойти работать на научно-исследовательское судно, но напрасно. Я пытался завербоваться на «сельдяной флот», хотя бы на Курилы, но мне сказали, что штурманов у них избыток и, кроме того, оказалось, что туда нужна виза. Мне о визе не приходилось и мечтать. Теперь объявление по радио предлагало мне другую возможность:

«Тихоокеанское морское пароходство организует круиз на теплоходе „Русь“ под названием „Путешествие из зимы в лето“, который состоится с 1 по 24 марта этого года. Туристы пройдут на комфортабельном лайнере от Владивостока мимо Японских и Филиппинских островов до экватора и обратно. Они увидят смену времен года и будут наблюдать акул, китов и дельфинов. Они увидят, какое красивое море Сулу и получат от Нептуна заверенные грамоты о пересечении экватора».

Я едва мог сдержать свое возбуждение. Наконец, мне представлялась возможность выйти на корабле в международные воды! И я буду там не матросом и не штурманом, а обыкновенным отдыхающим, что предоставит мне и свободное время и большие возможности. Я должен попытаться попасть на этот круиз!

Согласно объявлению все запросы о круизе следовало посылать в один из двух адресов: в Москву или во Владивосток. Я написал в оба адреса и послал письма заказной почтой. Догадываясь о том, что вся корреспонденция, шедшая на мой домашний адрес, проверялась КГБ,

я указал обратный адрес места моей главной работы – Института хлебопекарной промышленности. Скоро я получил ответы из обеих мест. Мне сообщали, что самая дешевая путевка на это путешествие стоила 220 рублей и визы не требовалось, так как маршрут не предусматривал заходы в иностранные порты. Я имел 220 рублей и сразу послал их в Москву. Через десять дней я получил путевку. Только тогда я узнал, что имелось дополнительное требование, которое я должен был выполнить прежде, чем ехать во Владивосток. На путевке имелась приписка: «Въезд в пограничный город Владивосток и следование по маршруту разрешаю _________». Дальше должен был заполнить сотрудник Бюро Пропусков МВД, которое тогда находилось в Большом Доме, на углу Литейного проспекта и улицы Чайковского. С замирающим сердцем я подал путевку и паспорт в окно этого Бюро. Женщина за окошком взяла мои документы, прочитала их, воскликнула: «Как интересно!» и через минуту хлопнула на путевке штамп «Разрешено».

Теперь оставалось достать деньги на самолет – 125 рублей. Сначала я и думать не хотел об обратном билете, но потом предусмотрительность все же взяла верх. 100 рублей я занял у Иоанновича, которому взамен дал доверенность на получение моей зарплаты. Остальные недостающие деньги я добыл, сдав в ломбард свое зимнее пальто, костюм и часы.

О своем предстоящем отъезде во Владивосток я никому не сказал. С Ирой я простился «всего на несколько дней». Только на работе я показал своему начальнику путевку и предложил выбор: или отпуск за свой счет, или увольнение. Там меня видимо ценили, потому что согласились дать отпуск за свой счет. Билет на самолет я купил заранее.

27 февраля 1966 года я закончил свою последнюю лекцию по программированию в 6 часов вечера и поехал на трамвае домой. Там я взял уже упакованные чемодан и портфель и направился к выходу.

В кухне находился Хмиров. Как всегда, его очень заинтересовало куда я собрался ехать.

– Куда это вы собрались так неожиданно? – с обычным заиканием спросил он меня.

– В служебную командировку, – ответил я, стараясь придать своему голосу любезный оттенок.

Однако Хмиров все-таки что-то почуял странное и закинул удочку.

– А вернетесь обратно?

– Странный вопрос! – огрызнулся я и поскорее вышел за двери, неся в одной руке портфель, а в другой – чемодан. В чемодане была моя шерстяная рубашка, приспособленная для заплывов. В ее карманах были уложены документы, деньги, фотография моих родителей, шоколад и фонарик, завернутые в презервативы, а также часы и компас. Я вез с собой также кальку, снятую с карты Тихого океана крупного масштаба, каких не бывает в продаже. Для этого я еще раз использовал свою связь с детской игрой «Юный штурман» при получении карты в читальных залах Публичной библиотеки. Зная маршрут теплохода, а также его скорость и даты отбытия и прибытия, я сделал штурманскую прокладку его курса и узнал дни и часы, когда он должен был пройти мимо островов и когда расстояние до земли окажется минимальным.

Во Владивостоке я оказался на один день раньше срока и я использовал его глупо, наполнив свою душу бесполезной ностальгией, которая ни в коем случае не укрепила мой дух. Я ходил смотреть на тот дом, где мы с Татьяной жили 13 лет назад. Затем я побывал на причале, где раньше стоял мой корабль. Я знал, что его вернули в США, кому он и принадлежал, предварительно сломав его и налив щелочь в стволы орудий.

Перед посадкой на теплоход, я сдал свой чемодан в камеру хранения и пришел только с одним портфелем. Убедившись в том, что досмотр вещам не делался, я позднее принес и чемодан.

Каюта 3-го класса, куда я попал согласно своему дешевому билету, оказалась на 6 человек и располагалась в носу судна. Иллюминатор в каюте был маленький и непригодный для побега. Однако, спать в этой каюте пришлось недолго. Дня через три после выхода из Владивостока, зиму сменило лето, а еще через день или два, многие туристы стали спать на верхней палубе. Матросы построили два плавательных бассейна из досок и брезента и мы начали купаться в них. Вскоре стали попадаться летающие рыбы, морские змеи, акулы и прочие обитатели южных морей, которых я никогда раньше не видел. С особым любопытством я рассматривал морских змей, которые как серые пожарные шланги неподвижно лежали на поверхности моря и по мнению «специалистов» только и ждали случая, чтобы кого-нибудь смертельно укусить. Я часами стоял у борта и наблюдал за ними. И это было большой ошибкой. Такие картины постепенно интегрировались в моем сознании и создавали впечатление непреодолимой опасности.

И на лекцию об акулах и змеях мне тоже не следовало ходить. Ничего дельного на этой лекции не сказали, методов борьбы или способов уклонения от встречи с этими животными в море по словам лектора не было никаких. В довершение показали какой-то кошмарный фильм о кровожадных и ненасытных акулах. Большей глупости, чем пойти на эту лекцию и на этот фильм, я сделать не мог.

Впервые близкий берег мы увидели, когда подошли к Филиппинским островам. Мы шли вдоль них на таком расстоянии, что в бинокль были видны отдельные здания. Вскоре, однако, судно удалилось от берега. Перед тем, как войти в море Сулу, на теплоходе был устроен праздник, посвященный Женскому Дню 8-го марта. На ужин было подано вино. Вместе с другими я тоже выпил стакан вина. Это была моя очередная ошибка.

Хотя по моей предварительной прокладке и выходило, что в море Сулу наш теплоход будет идти сравнительно недалеко от берегов острова Палаван, но я не планировал побег в этом месте. В книге «Филиппины», взятой в библиотеке, я прочитал, что на острове Палаван находится лепрозорий для прокаженных и поэтому высаживаться на него было опасно.

Больше землю мы не видели до самого экватора. На экваторе наш теплоход встал на якорь вблизи крошечного индонезийского островка Понтики-Бесар. Этот островок в диаметре не превышал одного километра, однако имел все прелести экзотики. Всех туристов разделили на группы и поочередно, под командой одного из помощников капитана, высаживали на берег. Я тоже в течение часа находился на острове, который оказался настоящим райским уголком, похожим на тот, что Тур Хейердал описал в своей книге. На острове был превосходный, чистый пляж из мелкого кораллового песка, кокосовые пальмы и банановая роща, за которыми начинались настоящие джунгли, в основном из мангровых деревьев. С уважением и даже с каким-то трепетом смотрел я на мангровые деревья, которые больше походили на живые существа, чем на растения. Опираясь в землю со всех сторон своими подогнутыми нижними ветвями, как локтями, эти деревья успешно противостояли тихоокеанским ураганам-тайфунам. На острове оказалась хижина на сваях, а в хижине двое индонезцев: молодой и старый. Молодой индонезец по нашей просьбе залезал на кокосовые пальмы, на стволах которых для этой цели были сделаны зарубки, и сбрасывал нам кокосовые орехи. Туристы бросались за этими орехами почти что в драку, не обращая внимания на колючий кустарник, который до крови царапал им руки и лицо.

Я думал о том, что будет, если я спрячусь в джунглях? Ответ был один: помощники капитана вместе с матросами прочешут джунгли и найдут меня. Кроме того, как раз в тот год в Индонезии произошел коммунистический мятеж, и индонезийцам было не до меня.

После обряда «крещения» на экваторе, наш теплоход отправился в обратный рейс. Где-то неподалеку от Сингапура, капитан решил еще раз встать на якорь, чтобы покрасить судно. Для этой цели он выбрал архипелаг Тамбелан, также принадлежащий Индонезии.

Вечером к борту нашего судна подошла лодка, битком набитая индонезийскими детьми, которые просили разрешения осмотреть теплоход. Капитан отказал им в этом. В знак протеста, дети заполнили свою лодку бортовой водой и видя, что она вот-вот утонет, капитан вынужден был изменить свое решение и пустить детей на борт судна. Дети переночевали на теплоходе, а утром на буксире катера их отвезли домой.

Вот, как этот инцидент тогда же описали советские газеты: «Теплоход „Русь“ с туристами на борту шел во Владивосток по бурному Южно-Китайскому морю. Вдруг, капитан увидел неуправляемую лодку, влекомую ураганным ветром, полную беспомощных, плачущих детей. Советский теплоход изменил курс, спас детей, которые оказались индонезийцами, и отвез их в родные селения, где родители горячо поблагодарили спасителей».

Этот пример наглядно демонстрирует суть советской прессы, где герои – фальшивые; подвиги – вымышленные но ликование и воодушевление советских читателей по этому поводу – должны быть подлинными.

Через 2 дня теплоход снялся с якоря и снова двинулся на север. Для того, чтобы было удобнее выбрать момент для побега, я стал спать на раскладушке, на правом борту судна, обращенном в сторону Филиппинских островов. Еще в начале круиза я решил, что наилучшим временем для побега будет 2 часа ночи. К этому времени почти все туристы будут спать, а вахтенных матросов и помощников капитана на вахте будет минимальное количество. С другой стороны, до рассвета еще останется около 4 часов, за которые я мог бы уплыть от корабля так далеко, что поиски меня после наступления рассвета оказались бы очень трудными. Было очень жарко и я не стал спать в своей шерстяной рубашке, предназначенной для заплыва, а намеревался, когда придет время, быстро спуститься в каюту и там переодеться.

18-го марта был день моего рождения. Мне исполнилось 38 лет. Черт дернул меня по этому поводу вечером выпить коньяка. И как раз этой ночью представилась возможность бежать. Я проснулся оттого, что кто-то меня разбудил. Но вокруг никого не было. Я посмотрел на часы. Было 2 часа 00 минут 00 секунд!! Совпадение или…?

Я взглянул на море. Хотя берега видно не было (я знал что теплоход шел в 50 километрах от Манилы), но неподалеку от курса нашего теплохода стояло на якорях много судов. На небе сияли яркие звезды и я впервые увидел созвездие Южного Креста. Все обстоятельства были благоприятными для побега. Оставалось только сходить в каюту, надеть шерстяную рубашку и прыгнуть за борт.

Но когда я встал с раскладушки, ноги меня не слушались… Что это? Болезнь?.. Через секунду я понял: это был страх. В голове проносились ужасные картины из недавно просмотренного фильма об акулах, в темной воде чудились морские змеи. Но мой разум еще не вышел из повиновения. Разумом я понял, что каждая секунда промедления ведет к усилению страха. Поэтому я решил не ходить в каюту за рубашкой, в карманах которой были документы и продукты питания, а прыгнуть за борт так, как есть сейчас. Я нетвердо подошел к поручням и хотел занести правую ногу за поручни, но тут все мое тело охватила дрожь.

«Юра! – мысленно обратился я сам к себе. – Возьми себя в руки! Ты должен прыгнуть за борт, ибо это – единственная реальная возможность побега! Ты будешь потом всю жизнь жалеть об этом шансе, если сейчас не прыгнешь! Такая возможность никогда больше не повторится!»

Но очень скоро я понял, что на этот раз никакие уговоры, никакие доводы мне уже не помогут. Ненавидя самого себя, я снова лег на раскладушку и долго следил за тем, как удалялись и исчезали вдали якорные огни судов, стоящих на Манильском рейде.

Глава 14. Последние приготовления

Несколько месяцев прошли под впечатлением моей очередной неудачи. Лишь зимой я сумел продолжить поиски решения проблемам, казавшимся мне иногда неразрешимыми. Этому способствовало и мое, как еще никогда прежде, неустойчивое и неустроенное положение. Я знал, что обе мои дополнительные работы заканчивались весной. Где я найду новые? Искать работу по совместительству с каждым годом становилось все труднее. Советское правительство запретило руководителям предприятий принимать кого-либо на работу по совместительству, даже если это необходимо и выгодно для предприятия. Мне теперь приходилось представлять вместо себя для фиктивного их оформления на работу каких-нибудь домохозяек или пенсионеров, за что я платил этим людям 20 проц. от моего заработка. Я очень переутомлялся от своих трех работ. У меня болело сердце и я плохо спал.

Советская действительность раздражала меня на каждом шагу. Я не мог без злости и омерзения ни читать советские газеты, полные лжи, ни слушать советское радио. Я также не мог удерживать себя от комментариев всего этого. Мои невольные антисоветские реплики люди замечали, обсуждали, а кому было надо – суммировали. Арест за «антисоветскую агитацию» был не за горами. Надо было бежать этим летом.

Напротив моего дома находился Дом Культуры Офицеров. Проходя однажды мимо этого дома, я заметил объявление: «Продаются нереализованные путевки в военные турбазы на Черном море». Я зашел внутрь и сразу купил две путевки по 75 рублей каждая. Одна путевка была в Сочи, с 5 по 25 мая. Другая – в Сухуми, с 28 по 18 июня. Обычно, путевок в Сочи или Сухуми не то что летом, но и зимой не достать, тем более – в военную турбазу, где условия лучше, чем в гражданской. Что это было: «невыполнение плана по реализации путевок», «левые путевки» или что другое – я не знаю. До отъезда я закончил все свои три работы. Это было необходимо на будущее, чтобы не оставлять позади себя врагов.

Мои лекции на курсах кончились в апреле месяце. Программы для Швейного Объединения я внедрил в производство к 1 мая. Согласно требования Кодекса о труде, я подал заявление об увольнении ровно за две недели до ухода. За 1,5 года бережливой жизни у меня было скоплено 500 рублей. После внедрения программ в Швейном Объединении я получил еще 400 рублей и в общей сложности у меня набралось 900 рублей. Я еще никогда не имел так много денег с тех пор, как начал работать инженером, хотя нигде не работающие стиляги с Невского, – сыновья коммунистических боссов, носят кольца на своих пальцах стоимостью в 900 рублей каждое.

С этих денег я мог себе кое-что позволить. Я купил подарок Ире и пригласил ее в ресторан, но ни слова не сказал о том, что мы расстаемся надолго. Ира в тот день торопилась по своим делам и вечер оказался скомканным.

Когда я садился в самолет, улетающий в Сочи, я думал, что у меня впереди так много времени и так много денег, как никогда еще не было. Я думал, что смогу спокойно и не торопясь отдохнуть, найти решение своим проблемам и у меня еще останется лишнее время.

Май в том году оказался хорошим: сухим и солнечным Я упивался воздухом, зеленью, покоем. В комнате нас было 5 человек, все кроме меня, – военные.

– Простите, можно вас спросить: вам не жалко денег на клубнику, которую вы покупаете каждый день, ведь она дорогая? – спросил меня один майор.

– А вам не жалко денег на водку, которую вы каждый день пьете? – в свою очередь спросил я. – Водка в 4 раза дороже клубники!

Своим ответом я поставил майора в тупик. Ему никогда в голову не приходило, что водку можно равнять с какой-то там клубникой. После этого, он стал дичиться меня, также как и его приятели.

От всяких туристских походов и восхождений на гору мне удалось уклониться из-за болезни сердца и я всецело отдался прогулкам вдоль моря и раздумьям. Я знал точно, что совершу побег этим летом, но еще не знал как и на чем совершу этот побег. Это мне предстояло еще решить. Я надеялся, что отдых, море, солнце и воздух дадут новые силы моему уставшему мозгу и он что-нибудь придумает.

В первую же неделю после приезда в Сочи, я зашел в спортивный магазин и спросил нет ли у них надувных лодок.

– У нас нет, но я знаю, что лодки были в Лазаревском.

Если хотите, я позвоню туда?

– Позвоните, пожалуйста.

Переговорив с Лазаревским, продавец сообщил мне, что там осталась одна лодка, которую я смогу купить, если приеду до обеда. В тот же день я купил эту лодку, привез ее в Сочи и сдал в камеру хранения турбазы.

Теперь я имел возможность строить планы побега более реально. Мои проблемы конкретизировались: найти на побережье Черного моря подходящее место для старта на лодке и изобрести какой-то способ крепления на моей надувной лодке паруса.

Вскоре после моего переезда в Сухумскую турбазу случай подсказал мне технику осуществления старта с берега. Там в одной со мной комнате жил полковник запаса, с которым мы незаметно сошлись. Начало нашей дружбе положила 6-ти дневная война, услышав о которой мы оба стали сочувствовать Израилю, хотя оба не были евреями. Оказалось, что и в других вопросах мы одинаково стоим на позициях справедливости. Мы стали бывать вместе на пляже и в один прекрасный день, когда полковник загорал на своем надувном матраце, я предложил покатать его на этом же матраце, привязав веревкой к своему поясу. Он согласился. Мы нашли веревку. Я привязал один ее конец к своему поясу, а другой, в виде петли, дал ему в руки. И мы поплыли. К моему удивлению, я почти не ощущал никакой тяжести, когда плыл по морю и буксировал за собой матрац с человеком на нем. Ему забава понравилась, мне – тоже. Постепенно я начал плавать часами вдоль берега, взад и вперед, таская на буксире матрац с полковником. «Также точно я могу положить на матрац мою лодку в собранном виде и все мои вещи и отбуксировать все в нейтральные воды, – а там уже и лодку надуть», – подумал я. Развивая мысль дальше, я подумал, что мог бы все свои вещи не «положить» на матрац, а «подвесить» под матрацем, что сделало бы его менее заметным. «Один матрац, без вещей и без человека, – думал я, – во-первых, плоский, а во-вторых, синий – под цвет воды, и потому мало заметен. Сам я буду плыть в маске и трубке и создастся впечатление, что плавает пустой, бесхозный матрац. Солидный корабль или самолет, если даже и увидит его, не позарится просто на матрац».

После такого решения проблемы старта с берега, сам собой напрашивался и район старта: побережье в Коктебеле у подножья горы Кара-Даг. Всем известно, что этот район – излюбленное место отдыха туристов. Поэтому никому не покажется странным, если я приду туда с большим рюкзаком. В рюкзак я могу положить и лодку и матрац. Придя на место старта, я надую матрац, сложу на него все свои вещи и стану буксировать его вокруг Кара-Дага. Это тоже не будет очень странным, так как за Кара-Дагом находится Крымское Приморье, и я вполне мог бы направляться именно туда. На самом деле я туда не поплыву. Я остановлюсь где-нибудь посредине между Коктебелем и Крымским Приморьем, где никогда не бывает никаких туристов, просто потому, что им не доплыть туда, а пройти по берегу невозможно, и буду ждать темноты. С наступлением темноты, я переверну матрац так, чтобы мои вещи повисли под ним, и направлюсь на юг, ориентируясь по ярко красной звезде «Глаз Скорпиона». К утру я буду находиться близко к нейтральным водам, где надую лодку и пойду дальше под парусом. В любом случае там меня подхватит попутное течение и понесет к свободе, хотя расстояние до свободы будет в 20 раз больше, чем было в Батуми. Мне предстояло пересечь Черное море и проплыть при этом 350 километров. Морское течение, как я знал из лоции, было направлено вблизи Коктебеля в сторону турецких берегов и являлось частью окружности, которую описывало это течение, омывая против часовой стрелки всю восточную половину Черного моря. В западной половине Черного моря имелась другая, симметричная окружность, где течение было направлено также против часовой стрелки. В середине моря две ветви течений шли параллельно одна другой, но в противоположные стороны. Если бы я оказался в струе восточной ветви течения, то стал бы двигаться в сторону Турции со скоростью 0,5 узла. Иными словами, это течение донесло бы даже неуправляемую лодку до турецких берегов за 15 суток, конечно, при условии, что за это время ее бы не обнаружил советский патруль.

Все получалось довольно складно. Оставался один нерешенный вопрос: как укрепить на надувной лодке мачту? Но и этот вопрос я решил, разгуливая по улицам Сухуми и заглядывая в разные мастерские. Уключины! Что может быть лучше уключин для крепления треугольной мачты? А чтобы лодка не деформировалась, поставить фиксирующую поперечную бамбуковую палку.

Все! Проблемы решены! А для мачты даже и материал был: остался от плотика.

* * *

За время своего отдыха на Черном море я вошел в форму и окреп физически. Теперь можно было переходить к последней фазе. Я купил транзитный билет в Симферополь, с остановкой в Ленинграде, на чужую фамилию.

1-го июля 1967 года я вылетел из Сухуми в Ленинград. Помню, с каким чувством я разговаривал с грузином, везшим цветы для продажи в Ленинград. Я интересовался так, как будто жил уже на другой планете. Грузин рассказал мне, что он всего вез 6 больших коробок цветов и надеялся заработать на них 600 рублей. Я высказал ему свое искреннее убеждение, что он делал хорошее дело. Не будь грузинов, привозящих в Ленинград цветы, то ни на рождение, ни на похороны, в советских государственных магазинах нельзя было бы купить ничего путного.

Мой билет в Симферополь был закомпостирован на 5 июля. За остающиеся 4 дня мне надо было переоборудовать мачту и парус для резиновой лодки и заново сделать киль и руль. Я купил хлеба и консервов и заперся в своей комнатке. Окно комнаты я завесил тюлевой занавеской, чтобы никто не увидел, что я делаю. Столик и два стула я взгромоздил на диван. Посреди комнаты образовалось свободное пространство, куда я положил лодку и надул ее. Потом достал мой старый плотик. Оказалось, что треугольная мачта, сделанная мною для плотика, годилась и для лодки. Требовались лишь небольшие переделки. Парус из палаточной ткани тоже годился. Основные усилия пришлось приложить для изготовления киля и руля. Их я сделал на своем старом месте работы. Пришлось, конечно, придумать легенду для своих бывших сослуживцев, но они, помня еще вкус тех щук, которых я привозил им с рыбалки в свое время, не очень придирались к моей легенде. Дома я порезал ковровую дорожку и обшил ею упоры киля, чтобы металл не касался корпуса лодки и не порезал бы резину.

Испытания своей лодки под парусом я провел на небольшом озере, на станции Кавголово, близ Ленинграда.