Текст книги "Склонен к побегу"

Автор книги: Юрий Ветохин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 36 страниц)

Глава 3. Неизвестный берег

Когда я проснулся, следов непогоды совсем не осталось. Ярко светило заходящее солнце, а море, лишенное всех своих белых барашков, ласково лизало песчаный берег. «Сколько сейчас времени?» – подумал я и вынул из кармана шерстяной рубашки свои часы. Часы стояли. По солнцу время можно было определить лишь приблизительно, примерно около 8 часов. «Надо скорее идти в Батуми, к моей знакомой Евгении Ивановне, а то стемнеет и тогда пограничные строгости еще усилятся. А если сейчас пограничники заподозрят меня, то я покажу им паспорт – и всё!»

Чтобы не вызвать подозрение у проверяющих видом упакованного паспорта, я сорвал с него презервативы и положил его в карман, сверху остальных предметов. Потом встал, с удивлением потрогал кровоподтеки и стертости на теле от шерстяной рубашки, и пошел на северо-запад, так как все еще считал себя находящимся южнее Батуми. Я шел по песчаному берегу в одних плавках, с рубашкой в руках.

Берег был совершенно пустынный. Дальше от берега шла такая же безлюдная равнина. «Удивительно! – снова подумал я. – Ни домов, ни деревьев!» Мне бы остаться на том месте, где я спал, отдохнуть как следует и собраться с мыслями. Тогда я бы понял, где нахожусь и как мне следует действовать. Но я был очень утомлен и не мог трезво оценить обстановку. Я действовал механически, по заранее выработанному плану, который, к несчастью, теперь не годился. Странное и подозрительное безлюдье не внесло изменений в мои планы.

Путь мне преградила широкая, мощная река. «Чорох!» – догадался я и хотел было переплыть ее, но спохватился, что мой паспорт уже вынут из резиновой оболочки, и пошел вверх по берегу реки в поисках переправы. Этим я опять сделал ошибку. Надо было переплыть реку, не обращая внимания на паспорт. Подумаешь паспорт! Не прошел я вдоль берега реки и пары сотен метров, как наткнулся на погранзаставу. Чекисты были настолько удивлены моей опрометчивостью, что поверили, будто я – отдыхающий, и указали место, где дед-перевозчик перевозит на другой берег. А, ведь, для них – пограничников так было бы логично спросить меня: «Если вы действительно здешний отдыхающий, то как же вы не знаете, как перебраться на другую сторону реки? И как вы вообще попали сюда?» Но они не спросили. Из этого выходит, что советские пограничники – не очень хорошие детективы. Они служат из-под палки и не заинтересованы в проявлении собственной инициативы.

Деду-перевозчику я сослался на пограничников и он перевез меня бесплатно. Не мог же я дать ему 50 рублей? Это подозрительно. А мельче у меня не было. На другом берегу реки росли густые кустарники, а почва была заболоченная. Шлепая по щиколотку в болоте, я остро вглядывался под ноги, подозревая, что в таком месте должны водиться змеи. Когда я вновь вышел на песчаный берег, то вздохнул с облегчением. Очень хотелось пить. В кармане рубашки все еще лежали пробирки с виноградным соком, но сладкого питья я не хотел. Я хотел простой воды. На моем пути повстречалась хибарка – первая за все время. Подойдя к ней, я попросил воды. Напившись, я двинулся дальше. Идти босиком по чистому и теплому песку было приятно и не очень утомительно. Я шел быстро, но солнце тоже быстро тонуло в море. Было очевидно, что до темна до города я не дойду.

К морю приблизилась грунтовая дорога, которой раньше я не видел. По этой дороге изредка проезжали машины. Город, к которому я шел, был уже виден, виден был и крупный военный корабль на рейде, которого вчера там не было. «А что, если попробовать остановить какую-нибудь машину? Тогда бы я успел в город до темноты!» Уже наступали сумерки и я не заметил, что в легковушке, которую я пытался остановить, ехали офицеры. Но делать было нечего и я попросил их:

– Вы не подкинете меня до города?

– Нет! – ответил офицер и машина снова поехала. Потом ехал мотоцикл с коляской. Вел его молодой парень.

– Подкиньте меня до города, – попросил я. – Так накупался, что идти пешком не хочется. Я не бесплатно… я полсотни дам!

Парень подозрительно посмотрел на меня и не отвечая поехал дальше. Я снова вернулся к урезу воды и зашагал к городу со всей скоростью, на какую был способен. Стали чаще попадаться хибарки, однако берег был по прежнему песчаный. Ничто не напоминало мне тех мест, где я был однажды, исследуя подходы к реке Чорох, и где пограничник проверял мой паспорт. На юге темнеет быстро. Вот, еще недавно, я видел окраины города и вдруг все накрыла черная южная ночь. В разных местах вспыхнули прожекторы. Изменчивыми бликами засветилась вода. Я шел по прежнему быстро, то по краю воды, то по берегу – как попадет.

У первого многоэтажного дома, освещенного светом из его окон, стояла группа молодых людей. Увидев меня, идущего в плавках и резиновой шапочке, один из них приблизился ко мне и спросил:

– Неужели вас раздели?

– Нет, все в порядке, – ответил я – Далеко еще до турбазы?

Это была моя очередная глупость. Своим вопросом я дал им понять, что эти места мне незнакомы.

– Сейчас отвечу, одну минутку, – сказал парень и исчез в темноте. Вместо него вскоре появился милиционер.

– Гражданин, у вас есть документы?

Я подал ему паспорт. Даже не взглянув в него, милиционер приказал:

– Пройдемте со мной!

Глава 4. Арест

Мы шли совсем недолго и вошли в обыкновенный одноэтажный дом, где сидело несколько человек в форме пограничников.

– Задержан на берегу моря в плавках, – доложил милиционер офицеру и передал ему мой паспорт.

– Откуда вы? Где живете? – спросил меня офицер.

– Отдыхаю в Батуми.

– В Батуми?

– Да, в Батуми.

– А как вы попали в Поти?

– В Поти?.. – и тут я догадался, почему и берег был незнакомый и пляж – не галечный, а песчаный.

– А что у вас в руке?

Офицер взял у меня рубашку, развернул ее и, увидев ее странный вид, снова повернулся ко мне и долго и подозрительно рассматривал меня. Потом стал вынимать из карманов рубашки многочисленные пакеты и раскладывать их на столе.

– Снимите с себя всё! – наконец приказал он мне.

Услужливо подскочивший солдат взял мои плавки и шапочку и стал рассматривать их на свет и прощупывать швы. Потом попросил посмотреть между ног.

Надев плавки снова, я сел на стул.

– Каким же все-таки образом вы попали из Батуми в Поти? – продолжал свой допрос офицер.

– Вплавь.

– На чем вплавь?

– Ни на чем. Просто вплавь.

– Но от Батуми до Поти 60 километров!

– Я спортсмен. Я – пловец марафонец, плаваю на дальние дистанции.

– А в каком спортивном обществе вы состоите? Какое спортивное общество организовало это ваше плавание?

– Ни в каком обществе я не состою. Я – самодеятельный спортсмен.

– Хм! А встречались вам на пути пограничные катера?

Я вспомнил, как на рассвете меня обогнали какие-то катера и убежденно ответил:

– Нет, не видел!

Офицер был русским или украинцем, солдаты тоже не принадлежали к кавказским народам. Я почему-то отметил это про себя и думал об этом, а не о том, о чем шел разговор.

– А что у вас в этих пакетах? – офицер указал на свертки, выложенные из карманов моей рубашки.

– Еда, питье, ну и необходимые документы.

Офицер подержал в руках один за другим все пакеты, не вскрывая их, а лишь рассматривая содержимое на свет. Когда он взял в руки мои часы в герметическом корпусе, я сказал:

– Отвинтите крышку, посмотрите!

Он отвернул крышку и вынул из футляра часы.

– Мои часы почему-то остановились, – заметил я.

– Они остановились потому, что вы переводили стрелки и оставили шпиндель выдернутым, – ответил офицер, посмотрев на них.

– Фу, черт! – невольно выругался я с досады.

– А что в этих пакетиках? – подозрительно осведомился у меня офицер, указывая на склянки с соком и коньяком.

– Сок и коньяк.

Пограничник недоверчиво покосился и объявил:

– Придется вас задержать до выяснения. Вы сможете завтра показать нам то место, где вы вышли из воды на берег?

– Могу показать.

– Хорошо, завтра мы повезем вас туда, – сказал офицер и отдал какие-то распоряжения солдату.

Солдат принес мне одежду: солдатское галифе, солдатскую гимнастерку и сапоги. Ночь я спал на стульях, под неусыпным надзором двух вооруженных солдат.

Утром 15 августа три легковые машины, полные офицеров, поехали к тому месту, где я вышел на берег. Когда мы подъехали к реке, оказавшейся на самом деле не рекой Чорох, а рекой Риони, все вышли из машин и переправились на лодке того же деда, что накануне переправлял меня.

– Дед, ты помнишь этого человека? – спросили они перевозчика, указывая на меня.

– Конечно, помню, – отвечал дед. – Вчера они переправлялись ввечеру. Дед тоже не был грузином и говорил так, как принято в русских деревнях.

Место моего выхода на берег я нашел сразу. Там остались мои следы. Вперед выдвинулся сержант с фотоаппаратом в руках и стал фотографировать берег, мои следы на песке, ямку, которая осталась после моего лежания… Потом мне велели снять сапоги и примерить ступню к следам на песке.

– Его следы! Несомненно его следы! – послышались голоса нескольких офицеров.

Потом мы вернулись к машинам, оставленным за рекой и, делая крюк, чтобы доехать до моста, направились в Батуми. По пути меня сфотографировали еще раз на какой-то заставе.

Глава 5. Следствие

В Батуми меня повезли прямо в штаб пограничных войск Аджарской АССР. Когда я вышел из машины, то увидел большой двор, по которому сновали военные в форме пограничников: офицеры в зеленых фуражках, и солдаты в военных панамах. Двор замыкали несколько многоэтажных зданий, за которыми виднелся сплошной забор. Человек, к которому меня привели, был тоже в пограничной форме. Потом к нему присоединился человек в гражданском платье. Оба были кавказцы. Допрашивая меня, они советовались между собой на своем языке. Никаких ярких впечатлений от этого допроса у меня не осталось. Я сообщил им свои анкетные данные, а также то, что приехал в Батуми на теплоходе «Россия»

Ночевал я в маленькой деревянной будке-камере,

рядом с караульным помещением. В камере стояла койка с грязным бельем. Запомнилась процедура оправки: меня водили в общий солдатский туалет через весь двор двое солдат. Один из них с поднятой винтовкой шел впереди, другой, тоже с винтовкой, – сзади меня. В туалете они стояли рядом со мной.

16 августа за мной приехал офицер КГБ, – грузин, в белой рубашке, с черными вьющимися волосами. Он уже все знал обо мне и при встрече задал только два вопроса:

– Где ваша одежда? Куда вы положили свою одежду, когда начинали свой марафонский заплыв?

– Я оставил ее на берегу, прикрыв камнями, – с наивным видом ответил я.

– Сейчас поедем, заберем ее. Еще вопрос: где вы остановились в Батуми?

– Нигде.

– Как нигде?

– Я сошел с теплохода «Россия» и решил сперва сделать заплыв, а потом уже снять комнату, чтобы не платить зря за комнату в то время, когда буду делать заплыв.

– Значит, вы плыли ночью?

«Стоп, Юра!» – спохватился я сразу «Ночь – это самая большая улика! Нельзя сознаваться, что я плыл ночью».

– Нет, я плыл днем.

– Но вы только что сказали, что решили сперва сделать заплыв, а потом уже снять комнату.

– Совершенно верно. Я не снимал комнату.

В этот момент я вспомнил, как коридорная провожала знакомую пассажирку и предлагала ей придти переночевать на теплоход, – и сразу придумал ответ:

– Я переночевал на теплоходе.

– А разве это можно?

– Я договорился с коридорной, неофициально.

– Вы ей заплатили?

– Да.

– Сколько?

Я немного подумал и ответил: «Три рубля».

Но чекист не отставал:

– Хорошо, допустим коридорная разрешила вам переночевать, кстати, в какой каюте?

– В моей каюте, т. е. в той самой каюте, что я ехал сюда. В каюте первого класса – и я назвал номер.

– Хорошо, коридорная разрешила вам переночевать в каюте первого класса. Но в тот день, когда вы приехали, произошло одно непредвиденное изменение…

Чекист помедлил, впился в меня глазами, чтобы увидеть, какое впечатление произведут на меня последующие слова, и закончил:

– В тот день, в виде исключения, теплоход «Россия» ошвартовался не на пассажирском причале, а на причале торгового порта.

Чекист изменил тон и совсем по-деловому сообщил:

– А для того, чтобы войти на территорию торгового порта, нужно иметь особый пропуск. Охрана порта знает меня, и то каждый раз проверяет пропуск!

– Я, конечно, видел будку со сторожем, – небрежным тоном ответил я. – Но я прошел через эту будку и никто у меня не потребовал никакого пропуска.

Чекист ничего не ответил, встал и пригласил меня следовать за собой.

В машине он поинтересовался:

– Вы, конечно, бывали раньше в Батуми?

– Бывал.

– Кто-нибудь видел вас? Кто-нибудь может подтвердить это?

Я подумал, что моя идентификация в моих интересах и назвал ему Евгению Ивановну, у которой всегда снимал комнату, когда приезжал в Батуми, и солдата с вышки, однажды проверявшего мои документы, когда я разведывал берег под видом рыбной ловли.

– Поехали к Евгении Ивановне! – распорядился он.

Когда машина остановилась у дома Евгении Ивановны чекист вышел из нее, оставив меня с шофером и с другим сотрудником КГБ.

Вскоре он появился вместе с Евгенией Ивановной.

– Юрий Александрович! Здравствуйте! Что случилось? Почему вы сами не зашли ко мне? – беспокойно заговорила женщина, увидев меня в машине.

– Отставить разговоры! – приказал ей чекист и велел ей сесть рядом с шофером и не поворачиваться ко мне.

– Теперь заедем за вашей одеждой. Где она находится?

– Около турбазы, у самой воды, – ответил я. У турбазы машина остановилась и начальник велел мне выйти.

– Идите, забирайте свою одежду!

Я прошел к берегу моря, где теперь не было ни купающихся, ни загорающих, и быстро осмотрел весь участок галечного пляжа. В одном месте я заметил небольшую ямку и решил указать на нее.

– Вот в эту ямку я положил свои вещи и замаскировал их, набросав сверху камней, – показал я на нее рукой.

– Да? А где же они теперь? – спросил начальник, подходя ближе и пристально рассматривая указанное мной место.

– Не знаю.

– А что у вас было?

– Рубашка, брюки и сандалеты.

Чекист оглянулся вокруг, увидел милиционера, издали наблюдавшего за происходившим и поманил его пальцем. Милиционер бегом подбежал к нему и отдал честь.

– Вы не видели на этом месте мужской одежды?

– Н-е-ет, не видел, – удивленно ответил милиционер.

– И не слышали, чтобы кто-нибудь находил?

– И не слышал.

Движением руки начальник отпустил милиционера и велел мне снова садиться в машину.

Меня привезли в здание КГБ и посадили под арест в КПЗ (камеру предварительного заключения), находившуюся в подвалах этого здания. Здание КГБ занимало старинное здание, вблизи Морского вокзала, на другой стороне улицы. Камера, куда меня заперли, не имела окна. Для притока воздуха служила узкая щель под самым потолком. Вместе с воздухом в камеру также проникали уличные звуки. Когда я вошел, через эту щель слышалась песня «Дунай, Дунай! А ну, узнай, где чей подарок?».

В камере стояли две койки и стол. С одной койки навстречу мне привстал пожилой человек и ответил на мое приветствие. С Евгенией Ивановной я больше не встречался.

Глава 6. Аджарское КГБ

Потекли дни следствия. Каждое утро после завтрака, надзиратель провожал меня наверх, где следователь уже ждал меня, «подозреваемого Ветохина».

– Вы знаете, в чем мы вас подозреваем? – спросил меня следователь в тот же день, когда меня привезли в КПЗ. Следователем оказался грузин, встретивший меня в штабе погранвойск.

Я решил взять на себя роль чудака-технократа, якобы не разбирающегося ни в каких житейских вопросах, а занятого всецело только кибернетикой. В соответствии с этой ролью, я наивно ответил:

– Догадываюсь: я отплыл от берега дальше, чем это разрешается купающимся. Я готов заплатить штраф. Деньги для штрафа у меня есть, вы знаете, – 300 рублей. Наверно, хватит!

– Нэ-э-эт! – улыбнулся грузинский чекист, но беззлобно. – Мы подозреваем вас в другом: в том, что вы хотели бежать за кордон.

– Куда? – наивно переспросил я.

– За кордон. Иначе говоря, – за границу, в Турцию.

– Зачем мне бежать в Турцию, если я в Советском Союзе хорошо живу!

– А кем вы работаете?

– Я – главный инженер ВЦ ЛИЭИ и нештатный преподаватель этого же института.

– А сколько вы получаете?

– Основной оклад – 150 рублей. Мне вполне хватает.

– Фи-и-и! 150 рублей! Вот недавно мы поймали доцента. Он получал не 150, а 400 рублей в месяц, и то хотел бежать из СССР на Запад!

– У него, наверно, были особые причины. А у меня нет никаких причин бежать.

– А сейчас вы в отпуске, да?

Как все неудачно складывалось против меня! Но я задумал: как бы плохо ни характеризовали меня мои ответы, давать на все вопросы только правдивые ответы… на любые вопросы, кроме моих политических убеждений и кроме моего намерения бежать на Запад. Я понимал, что все сведения будут проверяться и правдивость моих показаний в конечном счете принесет мне дивиденды. И я ответил:

– У меня – прогул.

– Что-о-о? – очень удивился следователь.

– Прогул, – повторил я.

– Почему прогул? Расскажите подробнее.

– Да, видите ли, я поссорился с ректором института из-за весьма принципиальных расхождений и не пошел больше на работу.

– Не пошли на работу, а решили убежать в Турцию?

– Нет, я не пошел на работу потому, что не мог смириться с теми материальными убытками, которые повлечет за собой неграмотное техническое решение ректора, которому я не сумел воспрепятствовать. Я решил уехать на юг, успокоиться и здесь придумать какой-нибудь способ доказать свою правоту.

– Ну, а зачем же тогда поплыли в Турцию?

– Я просто совершал марафонский заплыв. Это – спортивное мероприятие. Я так всегда снимаю с себя умственную усталость и моральное перенапряжение.

«Ври Емеля – твоя неделя!» – вспомнилась вдруг подходящая пословица и я чуть было не улыбнулся. Как бы хорошо было ввернуть теперь «между прочим», тот факт, что я вышел на берег не южнее Батуми, а – севернее, но нельзя! Я сам проговорился в момент ареста: Поти принял за Батуми. Это все чекисты уже знали и на этом основании делали заключение, что я или был, или хотел быть южнее Батуми. А вот он и соответствующий вопрос:

– Когда вы выплыли из Батуми, то куда вы повернули: направо или налево?

– Налево.

– Ага! Значит, вы поплыли в сторону турецкой границы?

– Да.

– А как же вы говорите, что не хотели плыть в Турцию?

– Не хотел.

– Объясните лучше. Я вас не понимаю.

– Дело в том, что я не первый раз в Батуми и хорошо знаю, что здесь имеется очень сильное прибрежное течение. Это течение направлено от турецкой границы к городу Батуми и никакой пловец не может его преодолеть.

– Вы не можете, так не говорите за всех! – прервал меня следователь. – Недавно женщина, мастер спорта по плаванью, намазала свое тело какой-то мазью и поплыла в Турцию. Ей удалось преодолеть то течение, о котором вы говорите, но она не знала, что на границе стоят сети. Вот в эти сети она и попала.

– Естественно, я говорю о себе. Ведь, вы подозреваете меня, а не кого-нибудь другого? Так вот, поскольку я не могу преодолеть это течение, то и решил плыть против этого течения. Это давало мне возможность совершить марафонский заплыв и, в то же время, остаться в пределах города Батуми. А если бы я поплыл по течению то оно унесло бы меня очень далеко от города. «Как складно получается!» – отметил я про себя с удовольствием.

– Почему же вы не остались в пределах города Батуми, как сами только что сказали, а оказались в Поти?

– Потому что в море внезапно появился туман с дождем, я потерял из видимости берег и не знал куда плыву. По ошибке я поплыл в сторону Поти, хотя, как я уже сказал, я не собирался плыть в ту сторону.

– Но у вас с собой был компас.

– А это недоразумение, а не компас! – с пренебрежением воскликнул я. – Ведь, море-то все время штормило и стрелка компаса, как бешеная, крутилась по всей картушке. Нельзя было разобрать, где юг, где север!

– Что-то я не помню 14 августа ни тумана, ни дождя, ни шторма, – с сомнением в голосе возразил следователь.

– Здесь, в кабинете, погода не ощущается, – пояснил я ему. – Вот, в море выйдете – там совсем другое дело!

– Хорошо, я запрошу официальную сводку погоды на 14 августа. А сейчас скажите мне, зачем вы взяли в свой спортивный заплыв столько документов: и паспорт, и военный билет, и диплом штурмана… даже 300 рублей денег?

– Для того, чтобы не украли. Если бы я оставил документы и деньги в своих брюках, то они пропали бы вместе с брюками.

– Но вы могли сдать их в камеру хранения.

– Во всех инструкциях при камерах хранения записано: камера хранения не несет ответственности за деньги и документы.

– Но вообще, зачем вам были нужны эти документы? Почему вы взяли с собой кроме паспорта еще и военный билет и диплом штурмана?

– Ну, военный билет, ясно почему. Международная обстановка тревожная, а я – офицер запаса, должен быть всегда наготове. А диплом штурмана – для того, чтобы навести справки здесь, в пароходстве. С ректором-то я поссорился – возможно придется искать новую работу. Вот я и решил на всякий случай прозондировать почву в Черноморском пароходстве.

– А фотокарточка родителей зачем?

– С этой фотокарточкой я никогда не расстаюсь.

– Вернемся к вашей ссоре с ректором. Из-за чего произошла ссора?

«Вот самое время напустить побольше тумана!» – подумал я и начал издалека:

– Видите ли, ЛИЭИ получил средства для приобретения второго компьютера для своего вычислительного центра, главным инженером которого я являюсь. Из всех выпускаемых в СССР типов компьютеров, ректор Любавский выбрал самый неудачный, «бракованный на корню» – ламповый компьютер «Урал-4». Ректор ничего не смыслит в компьютерах и рассуждает он поэтому как обыватель: «Мол, раз Московский Инженерно-Экономический институт приобрел себе компьютер типа „Урал-4“ то и мы должны последовать его примеру». Но ведь это глупо! Я настаивал на том, чтобы приобрести компьютер типа «Минск», полупроводниковый, надежный, современный компьютер. Так нет! Еще один глупый довод нашел ректор: он сказал, что «Урал-4» стоит 400000 рублей, а «Минск» – только 200000 рублей, значит, мол, «Урал»– лучше. Но это вовсе не так! Это же не научный, не технический подход к делу! – я даже сделал вид, что и сейчас меня все еще волнует этот вопрос и повысил голос.

Я уже праздновал в душе победу, чувствуя, что поле битвы за мной, когда следователь сразил меня таким вопросом:

– Вы из Ленинграда так и приехали в одной рубашке и брюках? Я имею в виду те рубашку и брюки, что у вас украли на пляже. Больше у вас не было с собой вещей?

И сказать – плохо, а не сказать – еще хуже. Я решил сказать:

– У меня были еще вещи.

– А где же они?

– В камере хранения.

– Где квитанция? Я сейчас пошлю за вашими вещами.

– Квитанция осталась в брюках.

– Украли, значит?

– Да.

– Ну, это ничего. Я велю выдать без квитанции. Поехали вместе и вы покажете свои вещи.

Следователь вызвал машину и мы поехали. Когда машина остановилась у камеры хранения, там была очередь, Мы вошли через служебный вход и следователь, показав заведующей свое удостоверение, велел мне искать. Я сразу нашел свой чемодан и понес его к машине.

– Минуточку! – остановила меня заведующая. – Я должна отметить в журнале, что вы получили свой багаж. Как ваша фамилия?

– Николаев, – ответил я, ибо делать было нечего. Следователь с недоумением уставился на меня.

– Почему вы сказали «Николаев»? – спросил он меня, когда мы сели в машину.

– Видите ли, я не исключал той возможности, которая и случилась на самом деле, что мои вещи, пока я плаваю, украдут. Вещи не жалко, они старые, но по квитанции в кармане могли получить чемодан в камере хранения, – вот его жалко. Поэтому я и сдал его не на свою фамилию. Вор, даже по квитанции, не мог его получить, потому что не знал, какую назвать фамилию на контрольный вопрос заведующей.

– А если бы вы сдали на свою фамилию? Какая разница?

– Разница та, что я собирался снять в Батуми комнату. В этом случае полагается показывать паспорт и мою фамилию могли узнать люди, которые впоследствии могли завладеть квитанцией. «Что-то уж очень замысловато я придумал, – подумал я, но тут же отмахнулся: а черт с ним!»

Мы снова пришли в кабинет следователя, где я сломал замок чемодана и стал переодеваться. Я сбросил в углу кабинета солдатскую форму и с удовольствием одел собственную одежду. Следователь просмотрел содержимое чемодана и не нашел ничего подозрительного.

На другой день я увидел в кабинете следователя солдата и еще какого-то человека в гражданском, очевидно, прокурора, который все время молчал.

– Вы узнаете этого солдата? – спросил меня следователь.

– Нет.

– А вы? – обратился следователь к солдату.

– Да, я его хорошо запомнил.

– Это тот солдат, о котором вы мне рассказывали. Он дежурил на вышке, когда вы пришли ловить рыбу, – пояснил мне следователь.

– А-а-а-! – протянул я. Вполне возможно. Даже, так и есть.

– Ну, а много вы тогда настреляли рыбы?

– Не помню точно. Несколько штук.

– А солдат говорит, что вы вообще не охотились: сразу после проверки документов повернулись и ушли.

– Какое это имеет значение! Ведь я сам сказал вам об этом солдате!

– Это верно. Вы сами сказали.

– Можете идти! – разрешил он солдату. – Дать вам провожатого, или сами дойдете?

– Сам дойду, – ответил солдат, и, взглянув на меня, вышел.

* * *

В воскресенье допроса не было и я весь день сидел в камере со стариком. Я уже несколько дней голодал. Питание было такое скверное, что весь хлеб, рассчитанный на день, я съедал за завтраком. Обед и ужин приходилось есть без хлеба. В этот день моему соседу принесли передачу – несколько дешевых груш. Он угостил ими меня и как же я был ему за это благодарен! Потом старик рассказал мне свою жизнь. В молодости он жил в Одессе, жил там до тех пор, пока однажды жена не изменила ему. В глубоком горе бродя по улицам, он случайно зашел в Морской порт. В порту на погрузке стоял пароход, следующий в Батуми. Не долго думая, он сел на этот пароход и уехал, как был, без вещей и без денег. С тех пор он и жил в Батуми. Работал бухгалтером. Грузины делали какой-то шахер с майками и футболками, выпускаемыми их предприятием, а он, бухгалтер, их покрывал. Теперь, когда дело раскрылось, его принесли в жертву. Печальная история. Не знаю, чем она закончилась.

* * *

В понедельник меня повели к начальнику Аджарского КГБ, полковнику. Кабинет полковника оказался особенно большим, а сам полковник – не особенно страшным. Сесть полковник мне не предложил. Но он и сам тоже стоял, впереди своего письменного стола и разглядывал меня. Минуту длилось молчание, потом он заговорил:

– У вас есть друг в Горьком?

– Нет.

– А эту открытку в Горький вы писали?

Я взял протянутую мне открытку и прочитал:

«Я решил бежать за кордон.

Прощай.

Твой кацо Ю.»

Я посмотрел на адрес. И адрес и фамилия были мне незнакомы.

– Нет, не я, – ответил я полковнику.

– А что значит по-грузински «кацо», вы знаете?

– Это, наверное, каждый знает. Кацо – друг. И вообще, какая глупая открытка! Разве человек, который собирается бежать за кордон, напишет об этом в открытке, которую каждый может прочитать?

– Мы все-таки возьмем у вас образец почерка и направим его на экспертизу. Вы не возражаете?

– Пожалуйста, берите. Я знаю, что я не писал никакой открытки.

Меня повели в кабинет моего следователя. Там следователь дал мне лист бумаги и мою авторучку, которую специально для этого принесли из моего чемодана. Потом стал диктовать текст только что прочитанного мною письма. Прежде чем писать текст, я сделал заголовок: «Текст под диктовку».

– Зачем вы это написали? – возмутился следователь. Я вам это не диктовал! Пишите только то, что я диктую!

– Извините, но мне так спокойнее.

– Мы только берем образец вашего почерка.

– Вот и берите вместе с заголовком.

Закончив диктовать, следователь забрал написанное, и перешел опять к допросу.

– Мы проверили все ваши показания, Юрий Александрович. Все, что вы сказали о себе, – правда, включая и вашу ссору с ректором, хотя ректор и не драматизирует ее так, как это делаете вы. Кроме того, мы навели о вас справки и отовсюду получили самые лестные отзывы. И ректор Любавский и профессор Бирштейн сказали, что вы во всех отношениях примерный работник. «Вот когда я получил дивиденды за правильно выбранную тактику» подумал я.

Следователь помолчал немного, а потом продолжал:

– Принимая во внимание эти благоприятные характеристики, Председатель Комитета Государственной безопасности Аджарской АССР уполномочил меня предложить вам:

– Сознайтесь в том, что вы собирались бежать в Турцию, – и мы сразу освободим вас! Поедете домой, в Ленинград… Я обещаю вам: если вы сознаетесь, вам за вашу попытку ничего не будет. Поймите: как только вы сознаетесь – мы сразу вас освободим!

«Никакой логики нет в том, что они говорят мне сегодня! – подумал я. – Десять минут назад образец почерка зачем-то брали, в написании открытки обвиняли, а теперь освободить обещают».

А вслух я сказал:

– Извините меня, но я не хочу на себя наговаривать напраслину. Зачем я буду говорить о намерении, которого у меня не было и быть не могло.

– Наговаривать не нужно, но так сходится, что у нас – серьезные подозрения в этом. Вот штормовую погоду, о которой вы говорили, нам не подтвердили. Шторм действительно был, но он был ночью, а не днем. А вы утверждаете, что плыли днем.

– Да, я плыл днем.

– Вот, если бы вы доказали нам, что ночью вы были на берегу, тогда мы сразу бы вас освободили! – вдруг сделал он новое предложение. – И не только освободили, но еще и извинились бы перед вами!

– Я же сказал вам, что я ночевал на теплоходе.

– Теплохода сейчас нет в Батуми, – подтвердить это нельзя. А может быть, вы ночевали не на теплоходе? Скажите нам, где вы ночевали? Как только убедимся в том, что вы ночевали на берегу, – сразу освободим вас! Вот вам мое слово! Подумайте!

И он отпустил меня обратно в камеру.

Пока вызывали надзирателя, чтобы отвести меня в камеру, я находился в другом кабинете, где работал офицер, тоже грузин, как-то связанный с расследованием моего дела и всегда сопровождавший меня в поездках.

– Ну, как дела? – спросил он меня, когда мы остались одни.

– Да вот, не верят мне, что я только пловец-марафонец, подозревают в попытке побега в Турцию.

Офицер встал из-за стола, за которым писал что-то, подошел к двери и плотно прикрыл ее. Я обратил внимание на то, что он был молод и его гибкая, почти «осиная», талия выделяла его среди многих других грузин, которых я видел, хотя и они тоже были худощавы и стройны.

Потом офицер вернулся ко мне и тихо сказал:

– Я-то уверен в том, что вы хотели бежать в Турцию, но если вы сумеете отпереться от этого, я вам мешать не стану.

Я посмотрел на него внимательно, чтобы лучше понять, провоцирует он меня или нет, а офицер улыбнулся и добавил: