Текст книги "Позывные дальних глубин"

Автор книги: Юрий Баранов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

12

В тот же вечер Непрядов поспешил наведаться к Вадиму Колбеневу. Тот после службы только что вернулся домой, принял душ и, облачившись в просторный полосатый халат, готовил себе на кухне холостяцкий ужин.

Ввалившись к нему на квартиру, Егор прямо с порога, ещё не успев снять шинель и отдышаться, принялся подробно рассказывать всё, что довелось услышать от Ирины Марковны. Но дружок нисколько этому не удивился. Пошевеливая ножом жарившуюся на сковородке картошку с луком, он скептически хмыкал и покачивал головой.

– Тоже мне, Америку в Жмеринке открыл! – высказался, наконец. – У нас в политотделе давно об этом догадывались.

– Что, значит, догадывались?

– А то! – назидательно пояснил Вадим. – Если не хотят что-либо знать, то всегда не трудно сделать вид, что это никого не касается.

– Других, но не нас! – решительно не согласился Егор. – Или ты решил, что Кузькина судьба тебя тоже не касается?

– Как ты можешь, Егор! – Обрезков с раздражением громыхнул сковородкой, стаскивая её с плиты. – Если уж на то пошло, то вам, милейший кавторанга, не мешало бы знать, что ваш покорный слуга, – Вадим при этом слегка поклонился, – именно по этой причине имел честь испортить отношения с начальником политодела. Трудно ладить с людьми, когда тебя слушают, но не слышат. Широбоков непробиваем, когда дело касается «целесообразности момента», как он любит выражаться. А целесообразность у него в том, если отбросить всякую оправдательную шелуху, чтобы не признаваться в собственном промахе. Ведь это никто иной, как сам Широбоков, подписал на Муранова самую лестную характеристику, когда тот рвался в академию. Выходит, здорово промахнулся наш любимый начпо, не доглядел.

– Извини, ведь ты же всё-таки его заместитель. Неужели слово твоё ничего не может значить?

– Сможет, – пояснил Вадим. – Как только сам стану начальником политотдела.

– Уж постарайся, будь им поскорее, – съехидничал Егор. – А то проку от ваших… как от козла молока.

– Ты эти шуточки брось, – предупредил Вадим, строго воздев нож. – В политотделе тоже у нас люди разные, и всех под одну гребёнку не чеши. Но в одном ты прав: появился свежий факт и за него следует уцепиться. Надо же Кузьму как-то спасать, пока он совсем «вразнос» не пошёл.

Непрядов хорошо понимал своего дружка. С его-то характером нелегко было тащить воз политотдельской нагрузки, продираясь сквозь заросли всяких препон и условностей. А случай с Кузьмой Обрезковым был одним из тех принципиальных, по которым Колбенев не находил общего языка со своим начальником капитаном первого ранга Широбоковым. Из каких-то своих соображений тот явно благоволил Муранову, продолжая считать его офицером перспективным, с большим потенциалом руководящего таланта и морской выучки. Разумеется, можно было бы провести повторное расследование случившегося ЧП и тем самым докопаться до истины. Однако Широбоков счёл нужным всё же опереться на прежнюю объяснительную записку Обрезкова, в которой тот лично на себя брал всю вину.

Непрядов понимал, что едва ли и ему тоже удастся переубедить Широбокова в том, что он глубоко заблуждается в отношении своего «протеже», набиравшегося теперь в Ленинграде академической мудрости. Не таким был Гаврила Фомич, чтобы поверить не командиру лодки, которым он гордился как своим учеником и воспитанником, а какой-то военторговской продавщице, разведённой мичманской жене, к тому же оскорблённой тем, что её бросили.

Единственная надежда была теперь на комбрига. Анатолий Петрович Струмкин, как и сам Непрядов, вернулся в бригаду после долгого перерыва и никоим образом не был связан с прежним разбирательством в отношении Муранова и Обрезкова. Этим, главным образом, занимался прежний комбриг, давно ушедший в запас. Можно было бы попытаться объяснить Струмкину истинную суть и подоплёку происшедшего уже в свете новых обстоятельств, открывшихся после раскаянного признания Ирины Марковны. Но вся загвоздка была в том, захочет ли комбриг пойти наперекор начальнику политотдела и не согласиться с его мнением на этот счёт. Велик был риск и самому Непрядову впасть в немилость. Но теперь он меньше всего о себе думал. Сама судьба давала реальный шанс хоть как-то оправдать Кузьму, и стоило драться за своего дружка, чего бы это ни стоило. К тому же и на помощь Вадима, в чём Егор не сомневался, всегда можно было рассчитывать. «Дед сказал бы: не пожалей живота за други своя…», – подбадривал себя Непрядов и тем самым ещё больше укреплялся в мысли всеми силами помочь Кузьме.

13

Подготовка к автономному плаванию шла на лодке полным ходом. Внешне это походило на суматошную муравьиную возню, когда необходимо было впрок пополнить запасы на зиму для всего муравейника, каким представлялась стоявшая под погрузкой лодка. Торпедисты через погрузочный люк осторожно заталкивали в чрево первого отсека густо смазанные тавотом торпеды, мотористы впрок, «под завязку», накачивали соляркой топливные цистерны, боцманская команда резвой рысью таскала по сходням и трапам всевозможный харч, доверху наполняя им расположенную в трюме провизионку. Можно было представить, как тяжело распирался подводный корабль рёбрами шпангоутов, насыщаясь всевозможными ящиками, мешками, коробками, банками.

Даже бывалому командиру перед автономкой, как непутёвому курсанту пред экзаменами, вечно не хватало на подготовку одного дня. В оставшееся время нужно было еще сходить на мерную линию и определиться с поправками к показаниям лага, а потом, как водится, провести предпоходное контрольное погружение. Непрядову надо было еще лично проследить, чтобы перед самым отходом в море команда помылась бы в бане, устроила бы «постирушки» своим нехитрым флотским пожиткам и чтобы интенданты не забыли бы всем на автономку выдать бельё разового пользования. Поход всё-таки предстоял дальний. Масса и других неотложных дел сваливалась на плечи Непрядова, от которых, разве что, впору на части разорваться. Он же во всей этой предпоходной суете оставался верен себе, поспешая не торопясь, дабы ничего не упустить, всё предусмотреть и предугадать.

Задание на этот раз предстояло выполнить не совсем обычное. К тому же, в обстановке скрытности действий и строгой секретности. Комбриг по этому поводу долго беседовал с Непрядовым с глазу на глаз. Ни в самом экипаже, ни в бригаде и уж тем более в поселке – никто не должен был знать, куда и с какой целью лодка Непрядова уходила в море. Неопределенным был и срок её возвращения. Задача поначалу ставилась лишь в общих чертах: прибыть к установленному сроку в заданный квадрат, расположенный в Западном полушарии и занять позицию ожидания. Действовать же предстояло согласно полученному предписанию. А содержалось оно в запечатанном сургучом конверте. Вскрыть его Непрядов должен был в урочный час, но не ранее, чем лодка окажется далеко в море. Можно было лишь предполагать и догадываться, какой приказ содержался под пятью сургучными печатями.

Подготовка к выходу в море уже заканчивалась, когда судьба преподнесла новый сюрприз. С переломом ноги в госпиталь увезли старпома Тынова. Споткнулся тот, как водится, сам того не ожидая – всякой каменистой крутизны между пирсом и посёлком хоть отбавляй. Непрядову доложили о случившемся, когда корабельный боевой расчёт направлялся в кабинет торпедной стрельбы, где комбриг вместе с начпо должны были окончательно убедиться в степени готовности к «бою-походу» корабельных «мозговиков». В бригаде так было заведено: перед выходом в автономку непременно проводилась на тренажёре контрольная торпедная атака.

«Что ж, нет худа без добра…» – решил про себя Егор и приказал прибывшему по его срочному вызову Кузьме Обрезкову занять в составе КБР место старшего помощника.

Кабинет торпедной стрельбы, где размещался тренажёрный комплекс, напоминал собой нечто среднее между школьным классом и зрительным залом небольшого кинотеатра. В центре просторного помещения располагались в несколько рядов столы и стулья, откуда можно было наблюдать и делать необходимые записи о том, что происходило на широком, ярко освещённом экране. По нему перемещались силуэты подводной лодки и противолодочных кораблей, изображая различные перипетии «морского боя». Сами силуэты приводились в действие лучами проекционных аппаратов из корабельных рубок, фанерные макеты которых находились напротив экрана, в противоположном конце зала. На этом тренажёре можно было смоделировать множество различных типовых ситуаций, с которыми экипаж мог бы столкнуться в действительном подводном плавании. И можно было только гадать, какую головоломку на этот раз им подбросит комбриг, любивший до предела усложнять предлагаемую для решения задачу.

В кабинете стоял привычный полумрак, напоминая собой обстановку в центральном посту перед началом торпедной атаки. Непрядов специально просил мичмана, заведовавшего кабинетом, убрать лишнее освещение, чтобы приблизить ситуацию к реальной. Но был в этом и другой, скрытый резон, на что именно сейчас Егор особенно надеялся…

Весь корабельный боевой расчёт находился уже на своих местах, в одной из рубок. И только Непрядов, в ожидании начальства, медленно расхаживал по проходу между столами. Он давно уже отучился переживать и волноваться на подобного рода проверках, поскольку хорошо знал свою лодку и надеялся на свой экипаж. «Что ж, хитёр Антон Петрович, – думал он о комбриге, – так ведь и мы не лыком шиты». Предвкушение азарта боевой схватки даже веселило и радовало, поскольку Егору всегда были по душе умелые «противники», у которых всегда стоило чему-либо поучиться.

Но время шло. В рубке моряки от безделия начинали томиться и нервничать, а начальство всё ещё не появлялось. И здесь Непрядов отчетливо услышал из-за тонкой рубочной переборки голос старшего лейтенанта Скибы:

 
«Долго ль мне бродить по свету,
То в кибитке, то пешком…»
 

Это были давно знакомые пушкинские строчки. Штурман читал их тихим, умиротворённым голосом, как бы сглаживая общее напряжение. Но его вдруг оборвал со своего места в зале замполит Собенин.

– Старший лейтенант Скиба, вы опять за своё? – спросил он с явным раздражением. – Займитесь-ка лучше делом и не отвлекайте товарищей. Антон Петрович и Гаврила Фомич будут с минуты на минуту.

При этом Собенин выразительно посмотрел на своего командира, ожидая поддержки. Но Непрядов сделал вид, что не замечает раздражённости замполита. Его немного покоробило, что Лев Ипполитович изъяснялся как-то совсем уж не по-военному, вместо того чтобы чётко сказать: «Товарищи офицеры, прибывают комбриг и начальник политотдела. Прошу внимания». Замполит же упорно продолжал соблюдать какой-то раз и навсегда им усвоенный обкомовский этикет, который во флотской среде, по меньшей мере, казался странным.

«А впрочем, что со штатских взять!» – снисходительно подумал Егор.

Громыхнула входная дверь, в коридоре послышались шаги. Комбриг Струмкин появился в сопровождении целой свиты штабных офицеров.

– А что так темно? – для порядка поинтересовался Анатолий Петрович, выслушав доклад Непрядова и пожав ему руку.

– Рабочий настрой, товарищ капитан первого ранга. Учимся экономить ёмкость аккумуляторных батарей.

– Вас понял, – согласился комбриг. – Что ж, тогда не будем терять время.

За переборкой рубки послышалось сдержанное движение. Там приготовились получить первую вводную.

Дверь ещё раз громыхнула, и в кабинет вошёл начпо Широбоков. Большой, грузный, со сверлящим взглядом и плотно сжатыми тонкими губами, он вызывал в душе у Егора какое-то неприязненное ощущение, как если бы его беспрестанно просвечивали рентгеновскими лучами на предмет идеологической пригодности. Будто бы сам Гаврила Фомич всё знал и всё видел, только никому и ничего до поры до времени не говорил. Его семипудовый взгляд не всякий мог выдержать, но Егор спокойно брал на себя и этот вес.

Не говоря ни слова, Широбоков сунул Непрядову для дежурного рукопожатия свою крупную ладонь и сел за стол, подальше от других офицеров, словно намеревался самолично из дальнего конца помещения вершить собственный праведный суд.

– Ставлю задачу, – отрывисто произнес Струмкин и мгновенно, с легкостью виртуоза-пианиста, поиграл тонкими пальцами по кнопкам и тумблерам пульта управления. На освещенном экране возникли обозначения противолодочных кораблей, расположившихся строем фронта. Очередной щелчок, и поодаль от поисково-ударной группы «противника» обозначился силуэт подводной лодки.

– Необходимо в этой ситуации прорвать противолодочную оборону, – уточнил комбриг.

«Ну и чудеса! – удивлённо подумал Егор, глядя на экран. – Да мне же всю обстановку поднесли как на ладони, хотя видеть это не положено по условиям игры. Теперь и делать-то почти нечего…»

Непрядов ещё раз бросил пристальный взгляд на макет боевой рубки. Как и положено, окна на ней снаружи плотно задёрнуты занавесками. Боевой расчёт должен был работать вслепую, сообразуясь лишь с показаниями приборов. Но командир-то, получалось, загодя знал расположение противолодочных кораблей, которое акустик только ещё должен был определить. Егор собственными глазами видел то место, где лучше всего прорываться.

– Разрешите приступать? – бодро спросил разрешения Непрядов, намереваясь тотчас присоединиться к своим морякам.

Но Струмкин охладил его порыв.

– Не рассчитывайте на подставку, Егор Степанович, – с усмешкой сказал комбриг, привычно трогая пальцами свою аккуратную бородку. – Задачу эту решать не вам. – И дал вводную, пригубив микрофон. – В рубке! Командир выбыл из строя. Старпом – ваши действия.

Что угодно мог предположить Егор, только не такое развитие событий. Не мог же комбриг не знать, что Тынова ещё утром отправили в госпиталь. Выходит, вполне логично предполагал, что теперь за старпома должен был бы действовать его помощник, капитан-лейтенант Имедашвили. Однако фактически роль старпома, занявшего командирское место, на этот раз исполнял Обрезков, о чём комбриг не знал. Непрядов же на этот счёт решил смолчать, резонно полагая, чему быть – тому не миновать… и тем более что план его, кажется, начинал срабатывать. Пока же ничего другого не оставалось, как сесть за стол в качестве стороннего наблюдателя.

Однако прежнего спокойствия и неколебимой уверенности в себе Непрядов уже не ощущал. Как-то поведет себя Кузьма, сумеет ли правильно оценить обстановку и принять единственно верное решение, чтобы вырваться из цепких клещей противолодочного ордера?

В кабинете появился Колбенев. Взглядом поискав Непрядова, подошёл к нему и сел рядом. Дружок был явно чем-то доволен, улыбка не сходила с его лица.

– Кузьма здесь? – спросил Вадим шёпотом.

Вместо ответа Егор устрашающе оскалил зубы и приложил палец к губам, явно опасаясь, как бы Вадим ненароком всё не испортил.

– Кузьме телеграмма пришла, – не унимался Колбенев. – Регина с детьми завтра приезжает.

– Да ну? – не вытерпел уже сам Егор, забыв о своей конспирации. – Наш «подручный» ведь вчера ещё плакался, какой он одинокий и всеми забытый. И что благоверная простить не может его интрижки с Ириной Марковной.

– Как видишь, смогла, – скромно пояснил Вадим, тем не менее намекнув и на свои заслуги. – Поговорили по телефону и убедили в обратном. И капля камень точит, а сердце женское – оно ведь не булыжник всё ж.

– Ну, ты гений! – отдал ему должное Егор, но потом, спохватившись, снова приложил палец к губам.

Время шло, силуэты противоборствующих кораблей медленно сближались. Обстановка на экране становилась всё более сложной. В какой-то момент показалось, что Обрезков выбрал далеко не лучший вариант прорыва завесы – с помощью торпедного залпа по одному из противолодочных кораблей. Только в этом случае пришлось бы неминуемо обозначить место своего нахождения, и тогда оторваться от преследования было бы гораздо труднее.

– Да что же этот лопух делает? – тихонько возмутился Колбенев. – Есть же ещё возможность проскользнуть без атаки.

– Есть, – согласился Егор. – Но штурман, похоже, дистанцию до крайней цели неверно определил. И Кузьма клюнул на это! Право, лопух!

– Стоп! Берём это паскудное слово назад, – вдруг сказал Вадим, кивая на экран, мол, гляди, что придумал «подручный»…

И в самом деле, силуэт лодки на экране начал циркулировать, ложась на курс ближе к берегу. Видимо, Кузьма понял свою оплошность и теперь стремился её исправить. Случай давал ему возможность вырваться из крепких «объятий» противолодочников незамеченным. А это у подводников всегда дорогого стоит.

Корабли сближались, напряжение росло. И произошло, наконец, то самое, чего с нетерпением все ждали от командира КБР. Выпустив имитатор шумов лодки, сбивавший противолодочных акустиков с толку, Обрезков сумел-таки проскочить вдоль береговой черты и оказаться в тылу поисково-ударной группы.

Вспыхнул свет. Штабные офицеры даже зааплодировали – настолько им понравились грамотные действия командира КБР.

– Вот вам и готовый старпом, Егор Степанович, – комбриг, весьма довольный, встал со своего места у пульта. – За командира ваш помощник действовал вполне толково, решительно. Противолодочники ждали его на глубине, а он по мелководью просунулся. К тому же, очень даже вовремя и кстати применил имитатор, – и не сомневаясь, уверенно заключил. – У меня, командир, против этой кандидатуры возражений нет. А у вас?

– Я тем более не возражаю, – охотно согласился Егор.

– Тогда, давайте сюда вашего новоиспечённого старпома.

– Капитан третьего ранга Обрезков! – громко выкрикнул Непрядов. – К комбригу.

Кузьма не заставил себя долго ждать, представ перед начальством с видом победителя.

– Не понял, – произнес донельзя удивленный комбриг. – Но почему же не Имедашвили?..

Непрядов объяснил, что предпочитает иметь своим старпомом более опытного офицера.

– У меня возражений нет, товарищ капитан первого ранга, – упрямо повторил Непрядов, стараясь подловить Струмкина на его же слове.

Комбриг и начальник политотдела переглянулись. Широбоков хранил молчание, еще плотнее сжимая тонкие губы.

– Добро. Мы подумаем и примем на этот счёт окончательное решение, – сказал Струмкин, прерывая слегка затянувшуюся паузу. – Благодарю весь личный состав КБР за успешное маневрирование. Все свободны.

Но всё оказалось не так просто, как предполагал Непрядов. Уже на следующий день в старпомы ему предложили офицера с другой лодки, которого Егор почти что совсем не знал. Они виделись мельком и трудно было представить, что это за человек. Поэтому Непрядов напрочь отмёл кандидатуру «варяга» и твёрдо стоял на своём. Порой казалось даже, что отношения с начальством у него совсем испорчены и что менять уже из-за крайней неуступчивости вынуждены будут его самого. Только в глубине души всё же теплилась надежда, что комбриг с пониманием относился к доводам в пользу Обрезкова, и нужна самая малость, чтобы принять положительное решение.

Против кандидатуры Обрезкова решительно был настроен замполит Собенин. Он постоянно твердил, что необходимо сколотить по всем статьям надёжный и проверенный экипаж. А для этого надо, по крайней мере, иметь на борту старпома с незапятнанной репутацией, каковой, по мнению замполита, Обрезков не обладал. Кроме того, не помешало бы, по мнению Льва Ипполитовича, иметь на борту более целеустремлённого и собранного штурмана, вместо романтически настроенного «пушкиниста» Скибы. Их присутствия рядом с собой замполит просто не выносил, так и норовя при случае к чему-нибудь придраться.

Однако у Непрядова было свое представление о штурмане Скибе и уж тем более – о Кузьме Обрезкове. Замполит очень скоро догадался, что командира ему не переубедить.

И вот однажды Непрядову сказали, чтобы он немедленно прибыл к начальнику политотдела. Гаврила Фомич только что вернулся с моря – ходил проверяющим на одной из лодок, и даже не успел ещё переодеться. В толстом водолазном свитере и в кирзовых сапогах с отворотами он походил больше на лесоруба или речного сплавщика, чем на политработника бригадного масштаба. Перехватив удивленный взгляд Непрядова, тотчас поспешил уточнить.

– Вас, вижу, слегка коробит эта пехотная кирза, капитан второго ранга?

Егор в ответ лишь скривил губы, мол, мне-то какое до этого дело.

– Напрасно, – продолжал Широбоков, будто ему возражали. – По мне, так ничего более удобного нет, – в доказательство он даже потопал своими сухопутными сапогами. – Ногам как в лаптях и легко, и удобно. Я, знаете ли, в морской пехоте всю войну отвоевал в кирзачах.

– Кому что нравится, – уклончиво отвечал Егор. – Лично я все же предпочитаю наши флотские, яловые.

– А в них в атаку трудно ходить, они тяжелее, – парировал начпо, – и особенно, когда намокнут, – затем резко переменил тему разговора. – Так вы продолжаете настаивать на кандидатуре Обрезкова?

– Не только настаиваю, но и считаю целесообразным.

– Понимаете ли, какую в связи с этим берёте на себя ответственность, товарищ командир? – и Широбоков своим семипудовым взглядом ледяных глаз впился в Непрядова.

Егор стойко выдержал Широбоковское «глубинное давление» и спокойно ответил со всей сухостью, на которую только был способен:

– Согласно уставу корабельной службы, командир целиком и полностью отвечает за вверенный ему экипаж, равно как и за каждого его члена в отдельности. В данном случае, я не делаю особых различий между людьми – верю или всем, или никому.

– Но как можно верить человеку, посадившему лодку на мель?!

– Вы знаете, товарищ капитан первого ранга, что это совсем не так. В посадке корабля на мель виноват совсем другой человек. Наконец, есть свидетельские показания, и ваш заместитель это может подтвердить.

При таких словах начпо болезненно поморщился.

– Какова ни была бы степень его вины, он, тем не менее, продолжает оставаться причастным к случившемуся ЧП. Но за ним водятся и другие «грешки», – и Широбоков вопрошающе поднял белёсую бровь. – Как объяснить тот факт, что от него ушла жена?

– Да если мы начнём считать, от кого в нашей бригаде «ушла жена», пальцы загибать устанем, – не сдержался Непрядов. – Разве не так? А в случае с Обрезковым это было всего лишь простое недоразумение. Кстати, получена телеграмма, что Регина Яновна вместе с детьми возвращается домой. Обрезков уже поехал их встречать. Это вам подтвердит и капитан второго ранга Колбенев.

Непрядов нутром чувствовал, как неприятно было начпо слышать в доказательство чего-либо часто повторяемую фамилию его заместителя. Можно было не сомневаться, что разъяснения по этому вопросу особой радости Гавриле Фомичу не доставят.

– Не понимаю вашего упрямства, – говорил Широбоков, продолжая будто асфальтовым катком наезжать на несговорчивого командира. – Вам предлагают вполне подготовленного, прекрасно зарекомендовавшего себя старпома. Вы же безо всяких оснований даёте отказ.

– Основания есть и весьма веские, – напомнил Егор. – Задание имею особой важности, выполнить его должен в обстановке строгой секретности. И мне совсем небезразлично, с кем идти в море. Обрезкова с курсантских лет знаю, верю ему как самому себе, а «кота в мешке», пускай даже с самыми лучшими рекомендациями, мне не надо. Я за него поручиться не могу.

– Вы что же, не доверяете командованию?! – грозно рыкнул начпо.

– Доверяю, – спокойно отвечал Егор. – В данном случае очень хотелось бы, чтобы и мне доверяли, моему опыту и моей интуиции. Только в этом случае моё присутствие на корабле можно считать оправданным.

– Да вы не кипятитесь, капитан второго ранга, – чуть смягчился начпо. – Вам вполне верят, а иначе вместо вас в море пошёл бы другой командир. Неужели это не понятно?

Уловив некоторую паузу, Непрядов попытался взять инициативу в разговоре на себя.

– Если уж на то пошло, то меня больше беспокоит не кандидатура старпома, а мой замполит.

– Вот те раз! – слегка опешил Широбоков. – Вы отдаете отчёт собственным словам? Да Собенин это же человек высокой партийной пробы, бесконечно преданный нашим идеалам.

– Не в том дело. Смею полагать, что партии и народу все мы преданы не меньше.

– Тогда в чём суть вашего недовольства? Извольте объяснить.

– Да что тут объяснять? – Егор криво ухмыльнулся. – Будто вы и сами не знаете, что это за моряк. Чуть в море качнёт, Льва Ипполитовича и домкратом с койки не поднять. Какая уж тут политработа с личным составом? Ему бы в каюте полежать, да в «кандейку» поблевать…

– Это уж слишком! – повысил голос начпо. – Человек недавно с гражданки призван, понемногу привыкает к нашей службе. Вам бы помочь ему, а не ёрничать.

– Помочь, говорите? А помощи-то как раз от него ждут: и по делу, и по душе… Задание имею слишком ответственное, чтобы позволить себе держать на лодке лишний балласт.

– Я запрещаю вам в таком тоне говорить о политработнике, – громоподобный голос Широбокова стал угрожающим. – Остаётся сожалеть, что вы недооцениваете его роль на корабле.

– Отнюдь, товарищ капитан первого ранга, – не сдавался Егор. – Именно эту роль я хотел бы видеть на своем корабле более полноценной. Вы мне назовите хоть один экипаж в бригаде, где бы замполит не сдал положенные зачёты и наравне с другими офицерами не стоял бы ходовую вахту. Вот на чём у каждого из них держится авторитет в экипаже. И это не помеха их прямой партийной работе, а скорее – наоборот.

На это Широбокову нечем было возразить. Непрядов явно намекал на последнюю директиву главкома в которой требовалось усилить ответственность за своевременную сдачу зачетов всеми офицерами плавсостава. И догадавшись, что упрямого командира голыми руками не возьмёшь, Гаврила Фомич на мгновенье умолк, укрощая свой гнев.

– Так что же вы предлагаете, командир?

– В этом случае вы должны предлагать…

– А у меня другого замполита нет для вас. Понимаете, нет!

– Я и не прошу другого: был бы, как говорится, человек хороший, а моряка мы и сами как-нибудь из него сделаем.

– Вот это уже другой разговор, – отступчиво буркнул начпо. – Будем считать, что вы мне просто в жилетку поплакались, а я успокоил вас.

– Не совсем так, товарищ капитан первого ранга. Рыдать и плакать не собираюсь, поскольку не имею такой привычки. Прошу лишь об одном: помогите укрепить экипаж по моему личному усмотрению. Собенин ли, Обрезков ли, или ещё кто другой – мне с этими людьми в море быть.

– Опя-ять вы за своё, – с досадой протянул Широбоков. – Дался он вам… Свет клином что ли сошелся на этом Обрезкове?

Непрядов ждал. Однако начпо не спешил с ответом. Он снова забарабанил пальцами по столу, глядя куда-то в окно, за которым тускло светило незаходящее вечернее солнце. Егор чувствовал себя неловко, поскольку Широбоков так и не предложил ему сесть. Заложив руки за спину, Непрядов покачивался на носках и делал вид, что интересуется книгами, корешки которых проглядывали через стекло огромного шкафа.

Наконец, Широбоков снова перевёл многопудье своего взгляда на топтавшегося перед ним командира и с растяжкой, нехотя произнес:

– Так и быть, пускай будет по-вашему. Я свои возражения снимаю. Хотя и не вижу в этом никакой целесообразности. Обрезков, так Обрезков.

Сердце Непрядова радостно ёкнуло, и пришлось приложить все силы, чтобы не выдать своей радости ни единым мускулом лица.

– Только имейте в виду, – предупредил начпо. – В случае чего, вы несёте за это личную ответственность. Я же остаюсь при своём мнении. Будем считать, в данный момент все мы обречены исходить из принципа вынужденной целесообразности. Не этому ли учит нас Ильич?..

Непрядов сделал выражение лица, означавшее «очень даже может быть…».

– Вот видите, – укоризненно произнес Гаврила Фомич, – какой я, в сущности, покладистый и мягкий человек, как легко меня уговорить. А вы все наверное думаете… – так и не договорив, Широбоков махнул рукой, позволяя командиру удалиться.

Пряча улыбку, Егор поспешил выйти из кабинета. Теперь уже можно было не сомневаться, что офицерская честь и репутация друга были спасены. Непрядову хотелось петь.