Текст книги "Солнце в армейских ботинках, или Идем дорогой трудной… (СИ)"
Автор книги: Юлия Славачевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
– А… – начал было говорить То–от.
Но тут наши убежища самостоятельно ускорились и рванули в неизвестном направлении со скоростью света. Мне стало плохо.
Нет, не морально. Меня выворачивало наизнанку. Сил вообще практически не осталось. Откровенно говоря, не осталось вообще практически ничего: ни сил, ни желаний, ни устремлений. Только всепоглощающая, бесконечная усталость…
– Если я правильно понимаю, – заорал Страшилин, показывая на одну из стенок шара, – то мы сейчас входим в стратосферу какой–то планеты!
Шар как–то странно скользил по касательной относительно траектории вращения самой планеты, словно перемещался в туннеле: с ускорением и при этом ни чуточки не нагреваясь. Но все равно было очень страшно. Мы замерли в хлипкой светящейся скорлупке, не представляя, что же будет дальше. Смерть представлялась наиболее возможным исходом. К тому же нам начало не хватать воздуха.
– Элли! – рявкнул То–от, стараясь до меня добраться, а шар мчался все быстрее.
Мужа и остальных я видела в туманной дымке. Перед глазами всё расплывалось, и силуэты людей казались далекими, а оттого милыми и безопасными.
Не знаю, сколько это еще продолжалось, но в какой–то момент наши сферы разлетелись довольно далеко друг от друга, мой шар остановился над поверхностью и с треском лопнул. Мы попадали на твердую каменистую почву неизвестной планеты.
Вокруг нас сцепились колючками жесткие кусты с мелкими красно–зелеными листиками. Вдали виднелись редкие группки деревьев, как в саванне. У корней деревьев кое–где росла чахлая красная трава. Еще дальше, у линии горизонта, высились величавые горные вершины, на которых белел снег.
На месте, куда мы приземлились, на равномерном расстоянии друг от друга лежали плоские мшистые валуны разнообразных расцветок – от красного и голубого до черного и лилово–фиолетового.
Воздух казался чуточку терпким, в нем ощущался дымный привкус специй, но с помощью фильтров Питера дышать было можно. Не исключено, что он вполне годился и без фильтров, но рисковать не хотелось.
– Уй! – взвыл Лайон, хватаясь за ногу. – Макарунский корень мне в печенку, а червяка с Голема в селезенку!
– А не облезешь? – беззлобно полюбопытствовала Хосита, подползая к нему и ощупывая повреждение. – Мда, – сообщила она вслух через пару минут, – похоже на перелом. Весело.
– Ты доктор? – поправил очки Питер, потирая бок. – Знаешь, как лечить?
– Я знаю, как убивать, – гордо сказала десантница. – Профессии, конечно, схожие, но квалификация разная. Так что будем фиксировать, если найдем чем.
– Элли, – пошатываясь, подошел ко мне нетвердыми шагами муж. – Что с тобой? Чем я могу помочь? – и начал что–то нашаривать на поясе.
Он нашел пару–тройку шприц–тюбиков, маркированных как тоники, обезболивающее и внутривенное питание, и начал поочередно всаживать их мне в предплечье. Реагировал на них мой организм как–то слабо и вяло, но все же лучше хоть такие лекарства, чем ничего. По–моему, от военных снадобий мне постепенно даже становилось лучше.
Я лежала на мягком ярко–розовом мшистом камне, уставившись помутневшими глазами в серое небо с фиолетовыми облаками и чувствовала себя бескостной амебой. И вот что странно, не видела никого и видела всех. Я была нигде и везде. Снаружи и внутри. Сложно понять, еще сложнее объяснить.
– Ты его лечить собралась? – в голосе Страшилина послышалось откровенное недоумение. Он встал на колени рядом с Лео, видимо, собираясь помочь.
– А что? – возмутилась Айрон, умело сооружая фиксаторы из ножен кинжалов и прибинтовывая портупеей. – Что в этом такого странного? Думаешь, если я Железный Дровосек, то у меня нет сердца?
– Смотрите! – заорал Лайон, видимо, даже забыв про боль. – Что это?
К нам с неба спускалось полчище прозрачных, медленно колышущихся в воздухе медуз, внутри которых пробегали электрические разряды.
Красивое и сногсшибательное зрелище! Хотя и страшноватое.
– Вау! Они живые! – заинтересованно отозвалась Хосита. – А я–то думала, что мы наблюдаем издали местное сочетание эльфа[1] со спрайтом[2].
Лео посмотрел на нее как на душевнобольную.
Железный Дровосек скорчила презрительную физиономию:
– Дурак! Эльфом называют конусообразную вспышку молнии в верхней части облака на уровне термосферы, а спрайтом – восходящую молнию, бьющую из облака вверх в мезосфере. – Мечтательно: – Эх, я на Салинасе такие молнии из челнока наблюдала…
– Сама дура ненормальная, – пробухтел Лео. – Мы не на Салинасе, и это тебе не спрайт и не эльф. К тому же у нас нет грозы, небо чистое и ясное солнышко.
– Ну, мы попали, – как–то безразлично ко всему уронил Питер, вставая с колен и машинально отряхивая ладонью испачканные землей штаны. – Хосита, – обратился к десантнице, – можешь больше не стараться и не фиксировать перелом. Мертвецам это ни к чему.
– А? – удивленно оглянулась Дровосек. – Разве стратосферные явления внизу, на земле опасны? Они же…
– Мы на Йелле, – обреченно сообщил алхимик, вцепляясь пальцами в рыжую спутанную шевелюру и начиная ее дергать. – А это его коренные обитатели. – Крикнул: – Оружие их не берет, так что не расходуйте заряды. – И совсем тихо: – Застыньте и не двигайтесь. Они реагируют сенсорами на движение и убивают разрядом тока в несколько сотен килоампер…
Хосита уважительно присвистнула:
– Это ж на расстоянии двадцати квадратных ярдов[3] никого живого не останется! – Хихикнула: Будет труп, зажаренный в скафандре в собственном соку.
– Нет. Хрустящий уголек типа сгоревшего картофельного чипса, – не смолчала я.
Медузы опустились и отрезали меня от остальных спутников, заключив в плотный круг. Они подсунули мне под спину щупальца, опутали им со всех сторон и осторожно подняли. Я боялась пошевелиться, чтобы не отхватить удар шокером, даже дышала через раз.
[1] Эльфы (англ. Elves; Emissions of Light and Very Low Frequency Perturbations from Electromagnetic Pulse Sources) представляют собой огромные, но слабосветящиеся вспышки-конусы диаметром около 400 км, которые появляются непосредственно из верхней части грозового облака. Высота эльфов может достигать 100 км, длительность вспышек – до 5 мс (в среднем 3 мс).
[2] Спрайт (англ. sprite – фея, эльф) – редкий вид электрических разрядов холодной плазмы, бьющей в мезосфере и термосфере. Спрайты трудноразличимы, но они появляются в сильную грозу на высоте примерно от 50 до 130 километров (высота образования «обычных» молний – не более 16 километров) и достигают в длину до 60 км и до 100 км в диаметре. Спрайты появляются через десятые доли секунды после удара очень сильной молнии и длятся менее 100 миллисекунд. Чаще всего спрайты распространяются одновременно вверх и вниз, но при этом распространение вниз заметно больше и быстрее.
[3] Ярд (англ. yard ) – старобританская и американская земная единица измерения расстояния. Сейчас метрический ярд равен трём метрическим футам (36 дюймам) или 91.44 см
Глава 14
– Элли!!! – рвался ко мне из последних сил Ингвар, с трудом удерживаемый в боевом захвате Хоситой и Страшилиным, пока Лео гирей висел на его ногах. – Элли!!!
Медузы взмыли в воздух, все так же осторожно и аккуратно удерживая меня и оставляя моих спутников далеко внизу. В окружении сияющих гирлянд я проследовала куда–то.
Передо мной мелькали небеса все такого же глубокого серого цвета с фиолетовыми облаками, которые вскоре сменились пурпурными, а потом стали привычно белыми на фоне яркого синего неба.
Необычные похитители начали спускаться и вскоре уложили меня на зеленую, дурманно пахнущую траву. Она шелестела, как будто переговариваясь еле слышными голосами, обещая забвение и покой.
Но меня все это сейчас до ничтожного мало волновало. Похоже, я перегорела. Мне было даже безразлично, что со мной будет – и сейчас, и потом. Все казалось суетой сует…
Медузы создали вокруг меня плотный неразмыкаемый круг, уплотнились и выгнулись, образуя импровизированную линзу. Поймали необычный солнечный свет и перенаправили его в мою сторону.
Меня пронзило жаром и энергией, неукротимой жаждой жизни. Она потекла по каждой клеточке измученного тела, наполняя его и оживляя. Уходили прочь апатия и безразличие. Им на смену заступали воодушевление и душевный подъем. Но тут ко всем этим прелестям еще прибавилась недоверчивость и подозрительность. Так что я вскочила на ноги и спешно начала искать на себе оружие.
Мало ли какие цели были у этих непонятных похитителей!
Нет, конечно, им большое спасибо за помощь, но кто их знает: может, они любят активных жертв?
Медузы выпрямились, отпустили солнечный луч, вздрогнули и преобразовались в полупрозрачных людей, напоминающих своим видом гуманоидов из древних фильмов. Такие же большеголовые, лысые, с громадными глазами и гибкими безсуставными конечностями.
И вот эти чудики склонились передо мной в глубоком поклоне, приложив одну из четырехпалых рук к сердцу. Ну или к тому месту, где у нормального человека должно быть сердце.
Я застыла в недоумении, хлопая ресницами. Это снова проявились мои непонятные способности? Или медузы–перевертыши выбрали меня объектом своего поклонения?
Сзади раздался едва слышный шум. Я быстро обернулась на источник звука и застыла. Ко мне, не касаясь травы, шел высокий, исключительно красивый, золотоволосый мужчина средних лет с ласковой улыбкой.
И вот улыбка мне особенно не понравилась. С такой ухмылкой мне сейчас непременно должны были рассказать что–то из душещипательной мыльной оперы или, на худой конец, пообещать вырезать сердце на добрую память.
Рука все так же тянулась в несуществующему оружию. Одновременно я пыталась достать зернышко из–под ногтя и сообразить, чем можно нейтрализовать…
– Ну здравствуй, дочь, – сообщил мне на сантали[1] пришелец, останавливаясь в паре шагом и внимательно рассматривая. – Наконец–то мы встретились…
А может, сначала стоит задаться вопросом, насколько я его понимаю?
Понимаю вообще–то, моя мама говорит дома только на нем, но беседовать с незнакомцем буду принципиально на уни. Сантали – язык очень изысканный, вот только очень уж многозначный, беседовать на нем – мука мученическая…
И я сказала свои три волшебных слова, испытывая желание одновременно потереть лоб, почесать затылок, поковырять в ушах и покрутить около виска пальцем:
– Это настоящий пипец!
– И это все, что ты можешь сказать своему отцу? – приподнял золотистую бровь прекрасный обманщик. Цвет его необыкновенных глаз переливался от голубого до черного.
Я честно пыталась разумом и душой принять оглушающую новость, но не смогла. Не получалось. Одно с одним не клеилось.
Вот самозванец!
Если учесть, что моя мама всегда считалась одной из самых красивых женщин нашего района, а я тогда в кого уродилась? Всегда думала, что в папу. А тут, понимаешь, такой папа, что рядом с ним любая «мисска» кажется отстойной, как кудока с одноименной планеты. У них там другие критерии красоты. Чем баба страшнее, тем она привлекательнее. Типа не стырят конкуренты. Все равно, конечно, тырят, чтобы со своими сравнить, но стереотип все же остается.
– Нет, – все же определилась я с желаниями и потерла лоб. – Могу еще спросить: чего тебе надо? Какого рожна ты тут делаешь? И где ты столько лет шлялся?
– Все эти вопросы, – невозмутимо ответил мне самозваный папаша, делая жест рукой в сторону медуз–перевертышей, – требуют определенного времени для ответа. Трудно все двадцать пять лет уместить в нескольких словах.
– Да? – поразилась я, почесывая затылок с короткими волосами и наблюдая, как красиво, чуть ли не журавлиным клином улетают медузы. И с надеждой: – А если попытаться? – Призналась нехотя: – У меня времени нет. Там мои друзья… и парней из второго шара нужно разыскать.
– За ними присмотрят мои помощники, – бесцеремонно перебил меня мужчина, – пока мы будем разговаривать.
– … И муж, – закончила я фразу. И сразу об этом пожалела. Лучше бы молчала себе в скафандр.
Мужика при известии о моем муже так скрючило, что он, блин, моментально взорвался ослепляющим светом и чуть ли не на ультразвуке завопил:
– Какой муж⁈ Какой, протуберанец его дери, муж может быть у моей маленькой дочери?!! Кто посмел надругаться над моей девочкой?!! – А, главное, фальшиво–фальшиво. Как дешевая скрипка в руках ученика, к тому же настроенная не в тон.
– Ну ты и выдал, – поковырялась я в одном ухе, а потом и в другом для порядка, проверяя целы ли мои барабанные перепонки. – Если ты помнишь, то мне стукнуло двадцать пять по галактическому летоисчислению, а, следовательно, я давно совершеннолетняя и могу выходить замуж за кого хочу, когда хочу и столько, сколько хочу. И, кстати: к твоему сведению, моя личная жизнь тебя лично вообще не касается! Если ты и вправду участвовал в моем рождении, то потерял это право, когда бросил меня с мамой!
– Ты совсем не знаешь своих корней? – недоверчиво воззрился на меня мужчина, отступая на шаг. – Мать тебе совсем ничего обо мне не рассказывала?
У меня что–то больно заворочалось в груди. А имя у его, в прошлом любимой, женщины есть? Или забыл за ненадобностью?
– А должна была? – вернула я ему такой же в точности взгляд. – Зачем ей тратить время, чтобы врать, что мой отец – выдающийся космолетчик–испытатель или шпион Галактического Совета, погибший на важном задании? Для такого заурядного вранья она слишком меня любит и очень ценит мое доверие. Мама только украдкой утирала слезы, когда говорила, что по некоторым обстоятельствам ты не можешь быть рядом с нами.
– Это не совсем так, – заволновался мужчина, начиная нервничать. И с чего бы это? – Вернее, совсем не так, но мне нужно время, чтобы тебе все объяснить. Для начала я должен научить тебя пользоваться своим врожденными способностями, пока ты не выжгла себя полностью, как это было при крушении корабля…
– Ты хочешь сказать, – я уже не знала, где тереть или чесать, поэтому потерла в области сердца, – что это именно я сотворила те большие голубые сферы из плазмы, которые удержали воздух в вакууме и не дали нам погибнуть?
В груди разливалась тупая боль.
– Ты, – подтверждающе кивнул собеседник. Непередаваемое движение глазами, не то насмешливое, не то издевательское. – Разрушила корабль тоже ты. Нечаянно. И выжгла бы себя окончательно, если бы я вовремя не вмешался и не притащил вас всех на эту планету.
Сердце колотилось в груди, словно пулемет. Я хватала ртом воздух, не зная, что на это сказать. Так это я во всем виновата⁈ Информация слегка ошеломила, а еще больней ударило чувство огромной вины перед командой и жгучего стыда.
Довольный чужак склонил голову к плечу, искоса наблюдая за моими трепыханиями. Он продолжал:
Ты уже практически выгорала, и тебе была нужна немедленная подпитка. Так нельзя! Ты еще слишком юная солария…
– Х–хто⁈ Кто я? – страдальчески сморщилась я, испытывая практически непреодолимое желание исправить его слишком идеальную внешность на более человеческую. Ну там нос на сторону свернуть, глаз подбить, челюсть вывихнуть… и еще пара пустяков по мелочи. Но пока все же воздерживалась от кардинальных действий. – Как ты меня назвал?
– Ты – урожденная солария, моя дочь, – высокомерно вздернул точеный подбородок красавчик. – И ты займешь место рядом со мной в Галактическом Совете Наций, когда придет твое время. Это так же верно, как меня зовут Ахаз!
– Ты спятил, – это все, что я могла с грустью сказать по этому поводу. Замечу, сказать достаточно мягко. Не то, что этот, блин, нарисовавшийся родственник информационной кувалдой по темечку.
И любите его после этого! Да счас! Только подметки солидолом смажу, чтобы отпечаток красивый оставался!
– Я все же твой отец, – сжал зубы мужчина. – Могла бы проявить уважение.
– Чего проявить? – вытаращилась на него я. В лучшем случае, я могла бы к нему проявить то, что ему бы точно не понравилось, но сдержалась и даже попыталась объяснить: – Поверь, даже если бы моя мама привела тебя за руку и клятвенно подтвердила, что ты мой отец, я бы и в этом случае не намоталась бы тебе на шею с радостным визгом. Ты – сволочь, которая бросила мою маму, беременную мною. Такое не прощают.
Ему это явно не понравилось. Гуманоид скривил породистое лицо и собрался меня оборвать.
Но тут Остапа понесло и…
– Ты кто угодно, только не мой отец! – донесла я до него свою непререкаемую точку зрения. – Разве ты утешал меня с разбитыми коленками? Вытирал мои слезы, когда одногодки и старшие ребята меня дразнили безотцовщиной и шлюхиной дочкой? Или ты гордился мной на выпускном? Волновался, когда я отправлялась на первое свидание? Где был ты в это время?
– Рядом, – тихо сказал Ахаз, не пряча глаз. – Я всегда был с тобой рядом. Ведь во все твои значимые события жизни всегда было солнечно… а значит, я был рядом с тобой, дочь.
– Немедленно прекрати меня так называть! – попросила я, сцепляя руки вместе и глядя на него снизу вверх. – Это меня выбивает из колеи. Зови по имени. И если ты случайно не помнишь, то меня зовут Элли.
– Тебя зовут Эллиасия Соларис Первум! – отчеканил почему–то сильно разобидевшийся родственник, которого я упорно не соглашалась признавать. Ну не лежала у меня душа к этому… этому чуждому для меня существу. Смертельно чуждому.
– Пристрелите меня, – посоветовала я ему, осторожно вставая. Чувствовало мое сердце – просто так мы с ним не разойдемся. – Лучше быть мертвой, чем скончаться от удушья, выговаривая чужое имя.
– Это твое имя! – нахмурился Ахаз, и на солнце начали набегать тучки. Вот оно как. – И ты будешь носить его с гордостью и честью!
Как я не люблю эти пафосные призывы к гордости и чести, кто бы знал! Они ничего не стоят сами по себе, но после них остаются горы трупов, и как раз совсем не тех, кто лоснится пафосом! А уж от левых личностей я таких вывертов и вовсе не спущу.
– Это ты так говоришь, – сообщила ему, украдкой разглядывая все вокруг. Чует моя пятая точка, что пути отступления не помешают. Не отвяжется это маньяк от меня по доброй воле. Решил себе сразу взрослую дочь завести – и баста!
– Это твоя генетика говорит! – не сдавался самоуверенный до зеленых папуасов тип, придвигаясь ко мне поближе. Никак решил заключить в родственные объятия? Ну–у–у–у, я, конечно, обнять могу, но потом кто–то будет совсем мертвый и слегка холодный. – Ты и твоя мать так долго отвергали твою природу, что это стало весьма опасным!
– Маму не трогай! – предупредила я, начиная откровенно злиться. Я вообще никогда не любила переход на личности, а уж упоминание о маме – это запрещенный прием! Карается расстрелом через повешенье.
– Да какая теперь разница? – на голубом глазу выдал этот неприлично называемый родственник. – Сейчас ты пойдешь со мной и будешь учиться, как быть соларией и постигать основы своего будущего!
– Покорно? – поковырялась я под ногтями удачно найденной в нагрудном кармане скафа мини–отверткой.
– Что? – не понял меня Ахаз.
– Постигать, говорю, покорно? – разъяснила я мужчине, слегка отодвигаясь.
– Да! – не подумав, согласился с моим предложением собеседник. Добавил: – И прилежно!
– Не по адресу обратился, – поставила я его в известность, кидая в него зернышко и замораживая в пене, после чего пристроила отвертку на место.
Полюбовалась делом рук своих, еле сдерживаясь, чтобы не ткнуть пальцами в сверкающие яростью глаза, и свесилась со скалы вниз, обозревая путь к спасению. Мужик чуть из шкуры от злости не выпрыгивал.
В общем–то я тоже не полыхала радостью.
– А говорил, что всегда был со мной, врун! Если бы ты был, то знал, что я и покорность – понятия из противоположных концов вселенной. Нет, дисциплину я понимаю, даже приказы по делу признаю, но вот покорной овцой пусть кто–то другой подвизается! – И, кряхтя, полезла вниз, стараясь не соскользнуть с отвесной скалы.
Минут через тридцать (на самом деле, а по мне так через пару веков!), рядом со мной на выступе появился этот чудак, вися в воздухе и брезгливо отчищая с кожаной одежды засохшие кусочки пены.
– То есть ты крутой, – сделала я закономерный вывод, стараясь не вцепиться в скалу зубами, потому что пальцы уже начали дрожать от усталости и напряжения.
Этот пыхающий злостью дракон кивнул.
– Но я честно хочу предупредить, что, несмотря ни на что, я никуда с тобой не пойду, ничего покорно принимать не буду и все в таком же духе.
– Будешь, – заверил меня Ахаз, рассматривая меня огненным взглядом.
Как, блин, горячую сковородку в пятую точку вонзил!
– И ты еще спасибо скажешь! Ты хоть представляешь, что выплески энергии соларианки опасны без присутствия рядом походящей пары-поглотителя? Пока ты не проявляла присущих нашей расе черт, мы не беспокоились, и ты жила среди людей. Но как только они начались… ты должна вернуться к нам! Жить среди гуманоидов прочих рас тебе нельзя, иначе ты одним случайным выплеском наделаешь больше бед, чем ядерная война. Я забираю тебя с собой.
– Да никогда! Я тебе не верю. Двадцать пять лет без вас жила – проживу и дальше, – уверенно донесла я до его сведения, снова начиная медленно ползти вниз.
Но тут случилась неприятность. Одна нога потеряла опору и соскользнула. Я повисла на руках, лихорадочно нащупывая новый выступ и распластываясь животом на скале. Приятного, конечно, мало, но зато все принципы в действии!
– Что за упрямая девчонка! – фыркнул мужчина, спланировал ко мне и отлепил от камня за шкирку. Так за шкирку, как непослушного котенка, и перенес наверх, откуда я с такими усилиями спускалась. Хорошо еще, что носом никуда не натыкал.
– А ты как думал? – нахмурилась я, совсем не ощущая уколов совести. Может, они и пыталась там чем–то колоть, но у меня стала такая твердая шкура, что, кроме штопора, ничего не чувствовала. – Хочешь быть отцом – получай все радости от гадости!
– Эллиасия! – рявкнул Ахаз, отпуская меня и становясь между мной и обрывом. Это он надеется, что я головой вниз прыгну? Зря. Если и прыгну, то сначала его столкну. Для компании. Вместе лететь веселей. Можно по дороге поделиться впечатлениями о прожитой жизни. – Ты взрослая женщина, а ведешь себя как ребенок!
– Вот ты определись, – снова уселась я на камень. Нет, не из протеста. Просто ноги не держали. – То юная, то взрослая. Кризис родителя начался? Замуж всегда рано, а учиться никогда не поздно?
– Я начинаю думать… – медленно сказал мужчина.
– Ёпт! – восхитилась я, изучая ногти. – И есть чем? В смысле, не всё еще серое вещество усохло от тоски по брошенной в младенчестве дочери? Или у тебя на каждой космической станции по ребенку?
– … что мать преступно пренебрегала твоим воспитанием, – не отреагировал на мой выпад Ахаз. А зря. Потому что я подсчитала свои зернышки и решила пожертвовать ещё одним!
И упаковала его с головы до пят в зеленое желе. Очень сюрреалистично получилось. Полюбовалась пару минут на красивый дрожащий куб с застывшим мужиком внутри, тяжело вздохнула и снова полезла вниз.
Повторение – мать прогресса, эволюцию за ногу!
На этот раз мы с ним встретились уже на середине пути. И особых разговоров не вели. Меня просто опять выдернули за шкирку наверх и вперились злобным взглядом, словно рентгеновской установкой просветили. И чего, спрашивается, он там мог найти, кроме отходов жизнедеятельности?
– Ты никогда не сдаешься? – рявкнул Ахаз, начиная чего–то понимать. Или прозревая. – Может, успокоишься и сделаешь так, как я хочу?!!
– Нет, – упрямо покачала я головой. Зато честно сказала, хоть и неприятно. – Во–первых, я тебя не знаю и знать не хочу, а потому слушать не буду. Во–вторых, мне нужно вернуться к своим друзьям, пока они окончательно не спятили от моего отсутствия…
– По–моему, они скорее спятят от твоего присутствия, – пробормотал мужчина, задумчиво накручивая на палец прядь золотых волос, ничуть не пострадавших от пребывания в желе. – Я не рассчитывал, что все будет так сложно… она говорила…
– Кто говорила? – сдвинула я брови, снова опускаясь на камень и давая утомленному телу передышку. – Кто эта «она»? И потом, нельзя быть настолько настойчивым. Я уже девушка взрослая, у меня муж есть…
– Скоро не будет, – как–то очень злорадно сообщил мне Ахаз, улыбаясь во весь рот. – Это вопрос времени. Мне твой муж не нужен, и вообще… ты по нашим законам не можешь выйти замуж без согласия отца или ближайшего родственника по мужской линии, а я своего согласия, насколько помню, не давал!
– И чихала я на это с высокой башни, – пожала я плечами, раздумывая над его словами. Мне все это дико не нравилось. Ну не воспринимала я этого типа ни как отца, ни как родственника, ни как кого–то еще, кроме как оккупанта и захватчика. Не возникло у меня к нему абсолютно никаких родственных чувств. Неприязнь – да. Отторжение – сколько угодно. Желания прибить – хоть лопатой греби, а вот симпатии ни на грош, хоть расстреляйте меня из дротиков!
– Хоть чихай, хоть кашляй, – все так же ехидно улыбался мужчина. – А все одно – твой брак недействителен, а твой муж подлежит уничтожению, как покусившийся на одну из дочерей нашей расы! И я его уничтожу, если ты не выполнишь то, что я от тебя хочу и то, о чем тебе повелевает твой долг!
– Самоубийца, – пожала я плечами, лихорадочно соображая, каким образом я могу обезвредить этого маньяка с правами родственника, которые я не признаю, но которые, вполне возможно, на самом деле существуют. И хрен я ему дам покуситься на Ингвара. Пусть сначала мимо меня пройдет, а потом поговорим… если этот гад выживет. Тоже мне, испорченная батарейка с манией величия! – И чего тебе надобно, старче?
– Эллиасия, – высокопарно начал Азах – ой, Ахаз! – сложив на груди руки и выставив вперед ногу, – ты обязана принять свой долг и следовать ему во благо…
Я поморщилась от новой порции тошнотворной патетики (слишком вяли уши) и швырнула в него зернышко, упаковывая в ловчую сеть. После чего тут же залила желе, сверху залакировала пеной и огляделась. Ага! Совсем неподалеку в горной породе была видна трещина.
Я не поленилась, сгоняла туда и проверила. Небольшая пещера с одним входом, но кое–кто там прекрасно поместится. Прям как по нему вырубали.
С бодрыми многоэтажными пожеланиями бездетности, здоровья и счастья в долгой одинокой личной жизни я с трудом дотащила сверток до трещины, кое–как утрамбовала, залила выход пеной и плюхнулась на задницу.
Если вы думаете, что отдохнуть, то сильно ошибаетесь. Сейчас меня волновала лишь безопасность Ингвара – а, значит, было не до расслабления. Я быстро расшнуровала ботинок и выудила из–под одного и пластырей на стопах зернышко чуть поболее остальных. Жаль, конечно, но… снявши голову по волосам не плачут. И запечатала вход какой–то бурой субстанцией, про которую Страшилин говорил, что ее никакая хрень не возьмет. Будем надеяться, что тот, кто внутри, подходит под определение «хрень» и не сможет вырваться на свободу быстро.
Пока обувалась, полюбовалась делом рук своих. Все же иногда приятно сделать что–то масштабное. Потом вспомнила, что мне сейчас масштабно предстоит добираться до своих. Вздохнула и полезла вниз.
И ведь слезла, блин. Ну почти слезла.
Где–то на полдороги зависла на склоне с матюками и пожеланиями всем и полной мерой, переводя дух. Устала как собака. Мыслей никаких, кроме желания просто спрыгнуть и больше не мучиться. Пальцы стерты до крови, в зубах крошка скрипит. Внизу красота неимоверная, но очень далеко.
«Соларии нужна наша помощь?» – отчетливо раздалось в голове.
– Не знаю, как соларии, – честно призналась я, соглашаясь с глюками сразу и безоговорочно, – а мне бы точно помощь не повредила! Но бескорыстная! А то вон уже один, блин, помог! И сразу в родственники!
«Какая помощь нужна юной соларии?» – поинтересовался голос, не вдаваясь в дискуссии и что, немаловажно, не набиваясь сразу в родственники.
– Если есть из чего выбирать… – Я с трудом удержалась, чтобы не потереть лоб. Это было бы последним, что я сделала в своей жизни. – … то я бы хотела оказаться рядом со своими друзьями.
И тут прямо, можно сказать, из ниоткуда показались медузы–перевертыши в количестве семи штук. Они дружными, слаженными усилиями отлепили меня от скалы, хотя я активно сопротивлялась, чисто на инстинктивном уровне.
А вы бы себя как чувствовали, когда две медузы ласково держат вас щупальцами за задницу, две еще нежнее обнимают за талию и, что характерно, пол у них не определяется. Остальные три пытаются удержать мои руки, лихорадочно ищущие станнер, плазмоган или, на худой конец, камень. Ну, в общем, они со мной всей толпой справились и дружно потащили куда–то.
В сущности, тащили меня медленно и печально. Я даже слегка отошла от первоначального шока и поинтересовалась больше сама у себя, чем у медуз:
– Вот интересно, за каким фигом им это надо?
«Фига нам точно не надо, – раздался у меня в голове спокойный голос, – мы просто оказываем юной соларии необходимую помощь».
Вот не стала я с ними сильно спорить по поводу того, что они ошиблись и я не всякая там солария. Решила: хрен с ними, пускай ошибаются! Лишь бы к нашим доволокли, а то у меня компаса и карты местности нету. Куда идти – не знаю, а на крик, думаю, прискачет кто угодно, только не мои. У них сейчас овса не хватит для галопирования. Хотя, зная Страшилина… он и ядерный реактор на острие иглы соорудит и в кармане хранить будет. На всякий случай. Вдруг понадобиться обед там разогреть или чаю сварганить.
Пока меня медленно перебазировали, я успела слегка вздремнуть. Вот что значит здоровые нервы, крепкий дух и невозмутимость. Хотя, если честно, то тут больше стресс, усталость и наплевательство от глубокого истощения. Но я в этом все равно никому не признаюсь. Пусть будет военной тайной.
«Как юная солария хочет попасть к своим друзьям?» – прошелестел голос.
– Да скиньте меня где–то поблизости, – не подумав, выпалила я.
ДУРА! Сказочная. Всегда стоит помнить, кому что говоришь.
И ведь скинули, заразы. Натурально. Плюхнули вниз с пары метров и, помахав щупальцами, величественно уплыли.
[1] Сантали – земной язык. В данное время относится к ветви мунда австроазиатских языков, вместе с очень близкими языками мундхари и хо и рядом других малых языков образует подгруппу кхервари, а она, в свою очередь, вместе с языком корку объединяется в одну из двух главных ветвей мунда – северные мунда праязыки.
