Текст книги "Горелом"

Автор книги: Юлия Сергачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Сыщик колебался несколько мгновений, изучающе присматриваясь к Яну сквозь прищур воспаленных век, потом отрицательно качнул головой:

– Нет, пожалуй, не сегодня… – и даже поднялся из-за стола, обозначая конец беседы, и позволил подняться Яну, на пару минут вселив надежду на то, что ничего неприятного тот больше не услышит. А потом добавил словно невзначай:

– Да, кстати… Есть еще один момент. Вы наверняка слышали, что вас предшественник был убит здесь же, возле Замка, около десяти лет назад.

А это тут при чем? – захотелось завопить Яну, но Максимилиан Гбор снова неосознанно подался вперед, так явно дожидаясь от собеседника этой фразы, что с несказанным удовлетворением Ян не поддался искушению открыть рот.

– …Казалось бы, какое отношение имеет убийство такой давности, да еще и мужчины средних лет, к нынешнему расследованию? – вынужден был сам задаться вопросом сыщик. И соответственно самому отвечать: – Дело в том, что чуть раньше, тем же вечером, в Замке была убита девушка по имени Альбина Влас… Самый знаменитый эпизод, который связывают с феноменом Замка, с так называемым первым «вздохом». Обе жертвы были убиты разными способами, они не были знакомы и не имели друг к другу никакого отношения, и… В общем, тогда все попытки связать эти два убийства друг с другом сочли неуместными.

– А сейчас? – все же не удержался Ян.

– А сейчас… Я думаю! – веско заявил сыщик, сломав и без того истерзанную сигарету и ссыпая крошки бумаги и табак в урну за столом. – Не покидайте, пожалуйста, город.

И они разошлись.

* * *

…Выбравшись из залитой электричеством сверху донизу башни, Ян словно окунулся в банку с прохладными чернилами, густыми и горькими. Давно уже стемнело. Ветер лениво тащил по мостовой листву, обертки от мороженого и перекатывал алюминиевую банку. Качался фонарь, гоняя по земле лоскут света, попадая в который одиноко поблескивал кругляш оброненной сувенирной монетки.

– Эй! – в первый момент Яну померещилось, что со скамейки, притаившейся в зарослях недалеко от Караульной, поднялась Дина. Он даже успел обрадоваться.

Но это была Ева, а за ней замешкавшийся Пьетр.

– А вы что здесь забыли? – с досадой осведомился Ян.

– Хотели узнать, не пора ли искать нового работодателя, раз тебя посадят за решетку, – угрюмо пояснила Ева.

– Ч-что он-ни хот-тели? – продрогший Пьетр звучно лязгал зубами.

– Что хотели, то и получили, – Ян отвернулся, сунув руки в карманы. – Тебя дочки не заждались?

– Я хотел только убедиться…

Ян не дослушав, зашагал прочь. Ветер подхватил и унес остаток фразы. И звуки шагов он тоже скрадывал сразу же, поэтому Ян не сразу заметил, что идет не один. За ним по пятам следовала насупленная Ева.

– Что тебе?

Она остановилась так же резко, уставилась на Яна глазищами, которые в темноте замерцали по-кошачьи зеленым. А потом негромко произнесла:

– Я утром не только твой телефон нашла.

Ян молчал выжидающе. Она слегка улыбнулась краешком бледных губ. Глаза разгорались все ярче.

– Я пошла по твоему следу до самого Замка. Я видела ее.

– Кого? – голос предательски упал до хрипа, хотя, казалось бы, теперь-то уж скрывать нечего.

– Девочку.

– Обращалась бы в полицию.

– Пришлось потратить немало времени, чтобы убить все твои следы и замести свои… – словно и не заметив Яновой реплики, продолжала Ева. – Но как оказалось, старалась я напрасно. Как они вышли на тебя?

– Нас видел ее брат. Да я и сам подставился, – Ян не стал отпираться. Потом невольно поинтересовался: – Ты прятала следы? Зачем?

– Я привыкла к городу, – хмыкнула она. – Не хочется переезжать. А если тебя посадят, то и нам не поздоровится… – Ева помолчала, потом недовольно добавила: – К тому же я знаю, что не ты ее убил. Ты, конечно, тот еще монстр, но не убийца. Там пахло чужим… Не знаю. Собаки такой след не возьмут, а для меня он слишком странен… Изломанный какой-то. Думаю, это он разбил тебе голову.

– Запах?

– Не смешно. Там был кто-то еще, и он убил бедную девочку.

Наверное, день оказался слишком длинным и тяжелым. И привычная защита дала трещину. Слова неконтролируемо стремились наружу. Неприятные, как рвота.

– Может быть, – кивнул Ян мрачно. – Только все равно это я ее погубил.

– Как?

– Я с ней разговаривал.

Ева мельком иронично усмехнулась, обнажив заострившиеся клыки:

– Ну, вынуждена признать, что на некоторых экзальтированных особ ты производишь сильное впечатление, но я бы не стала преувеличивать его убойный эффект.

– Я сломал ее проклятие и ушел. Она осталась без защиты.

– Как это?

– Оно вернулось к ней. В другом облике.

– Чушь. Не ты ее убил, а та тварь, что шла за вами. У тебя мало своих грехов, чтобы взваливать на себя еще и чужие? Не вздумай ныть. Иди лучше выспись.

Это было что-то новое… Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза. Не ясно, что видела Ева, но в ее мерцающих, изумрудных без тени желтизны глазах царила спокойная уверенность.

– Ева, – произнес Ян медленно и с чувством, – если я тебе улыбнусь, то дай мне в нос.

– С радостью, – немедленно согласилась она. – Это все?

– Хотелось бы мне так думать.

* * *

Деревьев на Ольховой улице немного, а ольха и вовсе растет единственная, как раз возле дома номер восемь. Старое, кряжистое дерево подрагивало узловатыми ветвями и сыпало легкой взвесью листвы. Стоило приблизиться, как оно застыло неподвижно, внимательно уставившись на Яна.

– Привет, – произнес он, проходя мимо.

В сплетении ветвей обозначилось шевеление. Дерево дрогнуло, словно здоровенная птица, теряя еще несколько перьев-листьев.

– Добрый в-вечер, – с запинкой донеслось из гущи ветвей.

Скосив глаз, Ян разглядел Инека Пустеца, худого стриженого парнишку лет двенадцати, который угнездился на ольхе. А если он там, то значит… Все верно. Дом был полон напряжения, как перекаленного стекла. Тронь – разлетится крошевом ранящих осколков. Пока царила хрупкая тишина, но темноту словно прошивала колючая проволока отзвучавшей брани. И еще к привычному запаху сгоревшей можжевельника примешивалась вонь перегара.

– Ты! – донеслось глухо сквозь закрытые двери на хозяйскую половину. – Ты всю жизнь мне испоганила!

Ну вот. Конец перемирию…

– Гадина склизкая! Гадюка старая! Все из-за тебя! – язык пьяного хозяина дома уже заметно заплетался, так что слова не столько звучали, сколько угадывались.

Но прожившим в этом доме не один год, подсказок не требовалось. Ни Аглае, ни Инеку. Ни Яну.

Послышался звон разбитой посуды. Ян сделал было шаг к дверям, но за звоном ничего не последовало. Скорее всего пьяница сбил посуду со стола. Да и какое ему дело? И без того хлопот хватает, и голова трещит…

Словно в ответ послышался грохот и коротко вскрикнула женщина.

С другой стороны, отличный повод сорвать раздражение! Ян развернулся и с силой стукнул кулаком в дверь.

– Кого еще несет? – отозвалось хриплое и невнятное. – Н-ну? – в дверях появился пошатывающийся Рамон Пустец собственной персоной. В вытянутых на коленях спортивных штанах, с совершенно осоловевшим взглядом и в облаке клубящегося перегара такой насыщенности, что поднеси спичку – полыхнет.

Мгновение он тупо таращился на Яна, надменно выпятив губу и выкатив тощую грудь, вдруг узнал и сдулся. Глаза пьянчуги слегка прояснились, а хребет распрямился:

– А! Гос-сподин Хмельн! Шумим мы? Ну так щас потише будет, вы не серчайте…

Из-за спины мужа показалась бледная Аглая Пустец.

– У нас все хорошо, господин Хмельн. Вы уж простите, – она осторожно оттеснила супруга, впившегося в распахнутую дверь корявыми пальцами.

Рамон поддался не сразу – дверь служила ему опорой, – но все же отклеился и убрел вглубь дома.

– Вам не нужна помощь? – спросил Ян устало.

– Нет-нет, у нас все хорошо, – повторила Аглая, усердно поворачиваясь к гостю теперь уже другим боком, чтобы Ян не заметил разодранный рукав халата.

Вот так обитатели дома номер восемь на Ольховой продуктивно общаются. Боком. С самого удачного на данный момент ракурса. Потому что остальное показывать чужим не следует.

– Я постараюсь, чтобы он не шумел.

– Послушайте, если вам…

– Нет, нет, – она не позволила закончить. – Не беспокойтесь, у нас все нормально.

Что еще можно сделать? Ян всего лишь постоялец, а не служба психологической поддержки. Остается только развернуться и сделать вид, что все и впрямь хорошо.

– Господин Хмельн! – Аглая, торопливо оглянувшись, выскользнула в холл, забыв о разодранном рукаве. На предплечье, выше запястья отчетливо проступал покрасневший отпечаток руки. – Вы Инека там на улице не видели?

– Сидит на дереве.

Она с явным облегчением кивнула и скрылась на своей половине кошмара. А Ян продолжил путь к своей. Снизу донеслось приглушенное, но явственное негодование Рамона:

– Чего приперся? Думает, самый умный? Нос дерет! Да кто он такой? Поселился тут на моей шее, жизнь мою грызет и что-то о себе воображает!..

Ян зажмурился на мгновение, пережидая вспышку лютой неприязни. Почувствовал, как вновь пришли в движение незримые силы, непокорные его воле. Криво усмехнулся, принимая очередное поражение… Не можешь научиться безразличию, а значит, тот, кого ты не выносишь, завтра даже не вспомнит про похмелье. Счастливчик.

* * *

…Часы в комнате отбили семь раз. Обе стрелки смотрели в стороны, рассекая циферблат надвое. Что за часы, а? Бьют семь, показывают без пятнадцати три, а за окном часов десять. Или одиннадцать?

В углу тлел зеленью ночной светильник. Ян не помнил, чтобы включал его, но какая, в принципе, разница? Пакет с ужином, купленным по дороге, упал на пол, да там и остался. Закрыв глаза, Ян с блаженным выдохом повалился на диван. Не раздеваясь, не думая, прижавшись к шерстяному пледу щекой.

…Ступени, ступени, ступени… По спирали вверх. Туда, где горгульи, горбясь, держат на каменных спинах крышу Колокольни. Молчит, покачиваясь и тускло поблескивая желтым краем, колокол без языка. Между пестрыми камнями затекла темная, густая кровь, а рядом сжалось хрупкое тело в светлом платье. Висок рдеет глубокой раной, волосы слиплись. В широко открытых пустых глазах дрожат тени.…

«Я здес-сь… здес-сь…» – шипит тьма. Тьма резко пахнет мускусом.

Из тягучего, насыщенного сна Яна выдернули, словно из топи. Запах мускуса никуда не делся. Как и мерное, едва слышное шуршание, сводящее с ума своей непрерывной монотонностью. Словно ползла увесистая змея длиной в тысячу шагов.

Темнота выродилась в зыбкие, обманные предутренние сумерки. Сероватый свет лился во все окна, наполняя пространство туманной дымкой. В углу болотным огоньком мерцал забытый светильник. Прямо напротив дивана в кресле расположился худощавый человек и, не мигая, смотрел на Яна огромными желтыми глазами с вертикальным зрачком.

Ян рывком сел.

Человек немедленно заговорил, не размыкая длинного, почти безгубого рта:

– Приветс-с-ствую тебя, Изменяющий.

Странное чувство – перед Яном сидит человек, а все равно кажется, что вокруг дивана обвил кольца чудовищных размеров полоз. Дернешься – тяжелая спираль вмиг затянется.

– Приветствую, Змеиный царь.

– Долгая ночь с-сегодня. Долгая и холодная. С-с-скоро зима, время с-сна и с-с-смерти. Нынеш-шняя ночь должна была с-стать с-счас-стливой. Ночью с-свадьбы. Ночью обещания будущей жизни…

Ян молчал. Змей не сводил с него прозрачных, золотых глаз. Взгляд его был страшен в своем безжалостном холоде. Не за соболезнованиями он явился.

– Теперь моя невес-с-ста мертва.

– Она просила о помощи, – облизнув губы, ответил Ян. И добавил хмуро: – Я не жалею о том, что совершил. Жалею, что это так кончилось.

– Ты думаешь, она была бы нес-счастна с-с нами?

– Она так считала. Она боялась.

– Вс-се невес-сты с-страшатс-ся с-с-свадьбы.

– Не все.

Змей не шевельнулся, но по комнате потекло мерное, долгое шуршание, словно невидимые кольца начали сложный танец. Воздух сильнее запах мускусом и листвой.

Удивительно, но отвратительным сидящий напротив визитер, не казался даже Яну. Иным, пугающим, но не мерзким. Было в нем нечто чужеродное, но при этом по человеческим меркам он мог считаться привлекательным – большеглазый, с точеным аристократическим лицом, хорошо сложенный.

А если бы Эльза его увидела?

– Ей нечего было боятьс-ся. Я ис-с-сполнил бы вс-се, что она пожелает. Как и мои подданные. Она с-стала бы моей царицей. Она забыла бы, что такое жизнь человека, но узнала бы великую крас-соту Лес-с-са. А вот это позволило бы ей вс-споминать о том, что ценят только люди…

Змей вытянул руку вперед, разжал пальцы, обронив на пол нечто тускло и тяжело звякнувшее, блеснувшее в свете ночника зелеными искрами. Увесистое золотое ожерелье с камнями.

– Я хотел подарить его жене в брачную ночь… И еще тыс-сячи тыс-с-сяч украш-шений из с-своих с-сокровищ. Теперь же это холодное с-сокровище не с-согреть никому.

Ожерелье – сложная, изумительной работы плетенка с бриллиантами и изумрудами – валялась на пыльном полу рядом с нетронутым ужином в пакете.

– Она просила о помощи, – повторил Ян упрямо.

– Вы, Изменяющие, вс-сегда приходите на помощь, когда вас-с прос-с-сят, но ваш-ша помощь – это тоже проклятие.

– Я не хотел, чтобы она умерла. И не я убил ее.

– Я знаю. Именно поэтому ты вс-се еще жив. Но ты виновен и должен ис-с-скупить то, что произош-шло по твоей вине.

– Ничего я не должен, – огрызнулся Ян невольно.

Чувство, что вокруг ребер смыкается пружина влажных, гладких колец оказалось таким явственным, что Ян лишь неимоверным усилием воли остался на месте. А может, просто поддался цепенящему ледяному взгляду желтых глаз и не мог пошевелиться.

Только говорить.

– Я… ничего вам не… должен, – повторил он, с усилием вдыхая остро пахнущий воздух и с трудом выталкивая его, облекая в слова. – Но я должен… ей!

Витки ослабли, дышать стало легче. Змей, помедлив, кивнул.

– Прош-шу прощения… Я поддался эмоциям.

Откуда у рептилий эмоции? Ян незаметно повел плечами, пытаясь вернуть подвижность измятому телу. И почувствовал, что смертельные петли все еще очень близко.

– Вы знаете, кто ее убил?

– Нет. Мои с-стражи, охранявш-шие невес-с-сту, утратили с-с ней с-связь, как только обещание было наруш-шено…

– Обещание? Ах да. Проклятье!

Глаза Змея ярко сверкнули. Отраженный свет или снова эмоции?

– Они потеряли вас-с из виду с-сразу же, а пока разобралис-с-сь, что произош-шло и обыс-скали окрес-с-стности, было уже поздно.

– А они бы стали спасать ее, если бы успели вовремя?

– Нет. Она больш-ше не царс-ская невес-ста.

– Зачем же искали?

– Узнать, что с-случилось. Как она с-с-смогла наруш-шить обещание. Мы должны знать вс-се, что проис-с-сходит на наш-шей земле.

– Вот и узнайте, кто ее убил.

– Ес-сли бы мы могли это с-сделать с-с-сами, я не приш-шел бы к тебе, Изменяющий, – заявил без экивоков змеиный владыка. – Но эта тварь непрос-ста. Мои подданные не с-слыш-шат ее, она во влас-с-сти иных с-сил. Ты найдеш-шь его. Или мы найдем тебя, куда бы ты не с-скрылся.

– Снова угрозы? – почти безразлично осведомился Ян.

– Нет, – так же равнодушно возразил Змей. – Обещание. С-смерть невес-с-сты должна быть отомщена. Ес-сли нельзя найти ис-стинного виновника, ис-с-скупление пос-стигнет того, кто пос-смел изменить ход с-событий.

– Как всегда, – пробормотал Ян. Беспокойство, брезжившее где-то на уровне подсознания, внезапно оформилось внятным вопросом:

– Ты избегаешь называть мое имя. Это случайно?

– Твое человечес-ское имя неинтерес-с-сно мне, Изменяющий.

То есть, если он перестанет быть «Изменяющим», змеям до Яна не добраться… Любопытно. Призрачная, но лазейка.

Исполинские кольца – невидимые, однако ощутимые, – упруго потекли вокруг, размыкая захват. Золотоглазый поднялся с кресла – очень высокий, даже выше Яна, широкоплечий, но при этом пластичный и гибкий. Он не встал – перелился из одного положения в другое. Взгляд его завораживал, тянул, сводил с ума.

Гость протянул руку для пожатия. Кисть была сухая, не холодная, но и не теплая.

– До заморозков. До времени с-с-сна. Или твоей с-смерти.

Ответить Ян не успел. Он вообще ничего не успел, потому что предрассветные сумерки вдруг снова обратились непроглядной ночью, проколотой лишь одиноким зеленым огоньком светильника, на который Ян уставился, сонно и ошалело моргая.

Приснилось? Ничего себе! Торопливо перекатившись на край дивана, он осмотрел пол. Лежал пакет с едой, из которого выкатился апельсин, рядом – скомканный плед. Ожерелья не было.

Точно приснилось. Облегчение встрепенулось краткой вспышкой и тут же исчезло, задавленное усталой злостью. От таких снов недолго и до инфаркта. Часы громогласно возвестили наступление полуночи. Ян, пошатываясь, добрел до ванной, где долго глотал пахнущую ржавчиной воду. Часы в комнате все били и били, раздражая равномерным звоном. Да когда ж они заткнутся?! Как же все это надоело… Плевать на данное Еве слово, плевать на угрызения совести, с него хватит. Утром же собирает вещи и уезжает из этого проклятого города с его безумными чудесами.

Врешь, приятель, – злорадно усмехнулся некто внутри. – Из города уедешь, от себя не сбежишь!

Вот разве что забраться в Замок и разыскать легендарную могилу ведьмы, хранящую душу первого горелома. И тогда, если легенда не врет, можно обрести свободу…

Плеснув напоследок в лицо холодной водой, Ян поднял глаза и застыл, заметив в зеркале неясную темную фигуру за спиной, занесшую руку в замахе. А в кулаке что-то продолговатое и блестящее… Нож?! Ян невольно метнулся в сторону, рывком разворачиваясь… Никого. Только полотенца. И часы проклятые все звенят! Вот сейчас пойти и, наконец, разбить их…

Темная комната показалась огромной и гулкой, как пещера. Бой часов заполнял ее многосложными отголосками. А воздух мерцал, переливаясь от густо-черного до искристо-черного. Возле дальнего массивного шкафа с книгами стоял некто сутулый и перелистывал взятый с полки том. Тьма с незнакомца соскальзывала, как вода с масла.

– Эй!

Человек у шкафа оглянулся. Лицо размыто в белесое пятно.

…И тут заверещал телефон. Сон лопнул, как мыльная пленка. Солнце лилось во все окна. Яркий, режущий свет ударил по глазам так, что Ян завыл, закрываясь руками. И все равно красноватое сияние сочилось между пальцами, обжигая сетчатку. Вслепую нашаривая телефон, он вскочил, наступил сначала на острое и твердое, потом на круглое и откатившееся, чертыхнулся, с трудом удержавшись на ногах, и нащупал вопящий мобильник.

– Что?!

– Разбудила? – приятно удивилась Ева.

– Что тебе? – тоном ниже осведомился Ян, смиряясь с белым светом вокруг и пытаясь сообразить, который час.

– Ты знаешь, сколько сейчас времени? – словно прочитав мысли, осведомилась Ева.

– Потеряла часы? Ничем не могу помочь. Я не служба точного времени.

– Тогда взгляни на солнце, – свирепо посоветовала Ева.

– Очень смешно, – холодно отозвался Ян.

– Уж куда смешнее. Сколько тебя можно ждать?

Ян попытался сосредоточиться. Евин голос сверлил ухо:

– …договор, что ты участвуешь в зачистке. Битый час тебя ждали, а теперь начали без тебя.

– Вот и отлично. Пожелай им удачи. И пусть себе продолжают то, что так успешно начали без меня.

– Ты должен быть здесь, иначе будут неприятности. Ты обещал!

– Обещал… – тупо повторил Ян, почти не слушая Еву, потому что взгляд, наконец, прояснился и первое, что он заметил, так это тускло блестевшее золотое ожерелье, валявшееся на полу возле дивана. Это на него Ян наступил, вставая. И у него все еще болела пятка от колючего зубца застежки.

– Забыл? С тебя станется забыть свое обещание!

Забудешь тут, когда несколько раз по сути обещаешь одно и то же. Остаться в этом чертовом городе.

«…Твое сердце должно быть холодным. И оно станет холодным вопреки твоей воле. Даже если ты осмелишься любить – ты будешь раз за разом терять близких и однажды не заметишь, как привыкнешь к этому. Сердце твое очерствеет и остынет. Нет иной участи для тех, кто рожден гореломом…»

9.

Темное дерево двери покрыто лаком, отливающим густым, винным багрянцем. Зато низ створки иссечен белесыми царапинами, словно разгневанная кошка пыталась когтями проделать себе ход. Может, вон та самая полосатая кошка, что сидит поодаль, наблюдая?

– Чисто! – сказали с другого конца лестничной площадки.

Егерь у лаковой двери размашисто изобразил на ее поверхности замысловатый знак. За тонким фонариком, зажатым в ладони, по двери тянулся расплывающийся, тусклый след. И вдруг полыхнул насыщенно-синим.

– Есть!

Резко запахло озоном и тухлой гарью. Кошка поодаль неодобрительно зашипела и прыснула с сторону. Из-за двери мерзко засипело.

– Егерский патруль Белополя! Открывайте! – дежурно воззвал егерь.

В ответ изнутри страшно закричали на два голоса.

– Вот сейчас только тапочки наденут… – проворчал другой егерь и скомандовал: – Посторонись!

Все отступили. Тонкий фонарик обежал дверь по периметру, оставляя черный след, будто лазерный резак. Дверь ввалилась внутрь квартиры, из дыры дохнуло затхлостью. В сумраке длинного коридора корчилась изломанная фигура. Чуть дальше цеплялась за стену вторая. От беззвучного повторного вопля заложило уши. По всему дому разом взвыли невидимые собаки. Этажом ниже заорала кошка.

Егеря один за другим нырнули в квартиру, окружая бьющиеся в судорогах фигуры. Блеснули извлеченные серебряные кинжалы. Закрутились призрачные восьмиспицевые колеса…

Ян отвернулся, мимоходом сожалея, что не курит. Отбить мерзкий гнилой привкус мог только крепкий табак. На двери напротив дотаивал уже едва различимый егерский знак. Щелкнул замок, высунулся любопытный пористый нос:

– Что здесь происходит?

– Егерский дозор! – строго сообщил один из оставшихся снаружи спецов.

– Да вы что? – поразился «нос». Щель расширилась, показав ухо и блестящий глаз. – Нашли, что ли, кого?

– Не кого, а что, – поправили любопытного. – Давно тут живете?

– Всю жизнь.

– Неужто не заметили, что соседи ваши – вымры?

«Нос» обзавелся парой удивленных глаз, острыми скулами и озадаченно приоткрытым ртом:

– Вымры? Вот значит как… Ну, а мы что? Мы в чужие дела не лезем. Да и то сказать – с виду они люди, как люди.

«Нос» жадно косился внутрь вскрытой квартиры, где нарастал мерный звон металла и поблескивало серебром. Потом вдруг позеленел, попятился и юркнул внутрь своего жилища. Дверь поспешно сомкнулась.

– Слыхал? – егерь со строгим голосом усмехнулся. – «Люди, как люди»… У них под носом нечисть плодится, а они даже не замечают.

– Да пусть себе. Их дело по норам сидеть, наше – хищников ловить.

Вот именно. Городские егеря со своими егерскими делами по охоте и зачистке домов от поселившейся в них нечисти. А Ян тут что делает?

– Ну, ладно бы еще один-два случая. А ты заметил, сколько стало вымров? И ведь верно, с виду все больше на обычных людей похожи. Или люди – на вымров? – егерь удрученно покачал головой. – Ты позавчера не дежурил?

– Не, мы до того три смены подряд на пристани отпахали, так нам выходной выделили. А что?

– Поймали того самого «велосипедиста». Никакой оказался не вымр, а вполне себе человек. Мы его сразу в полицию передали.

– Что значит «не вымр»?

– А то. Студент один из Инженерной академии. Механик, твою мать, изобретатель. Пока у нас сидел в участке, весь соплями изошел от переживаний… Не за покалеченных, а за себя любимого.

– Да зачем же… – собеседник явно растерялся.

– Видишь ли, у него школяры уже два велосипеда украли. «Достали», говорит. Так он им решил отомстить. Специально купил три велика, под седло шип стальной на пружине исхитрился приладить и по городу расставил… А мы на вымров грешили, когда первый сработал. Не повезло вору, но мужик взрослый, обошлось. А второй пацан покататься захотел… Четырнадцатилетний идиот, – егерь с досадой сморщился: – Ведь твердят же им, не брать ничего чужого!

– Так ты кого из них перевоспитывать бы взялся? – хмыкнул ехидно собеседник.

– Вымров, – буркнул обладатель строгого тона. – Толку будет больше.

– И клиентов больше, – подсказали ему.

– Смейтесь, – одобрил егерь. – Да только на улицах эти твари почти не скрываются, в домах гнезда вьют. Никогда столько не было. Ближе к центру почитай в каждом третьем доме селится вымр. «Падальщиков» полно… Не к добру.

– Кто ж спорит, что не к добру… А вы что скажете?

Ян не сразу сообразил, что обращаются они к нему. Уставились с вежливым любопытством и ждут ответа.

– Вымры множатся там, где им позволяют, – выдал Ян, не подумав. Ему как-то не пришло в голову, что егеря примут это на свой счет. Вон, насупились.

А он, собственно, имел ввиду, что вымры размножаются, когда люди становятся настолько безразличны, что уже не видят разницы между теми, в ком есть душа, и теми, в ком ее давно нет.

– Вы их сами не чуете?

– Я не служебная овчарка.

– Но как же… Они ж, вроде, угроза для людей, вы должны…

– Я могу отвести только непосредственную угрозу. Да и то, если меня об этом попросят. Можно защитить кого-то от нападения вымра, но обычно, жертвы не успевают мне позвонить накануне.

Ага. Как всегда в ответ на очевидные факты на лицах разочарование. Сейчас начнут снисходительно пожимать плечами.

– А вообще ищите потенциальных вымров в очереди, перед Четырехглавым Дворцом три раза в месяц. Там у половины души давно уже нет.

Егеря переглянулись. Тот, что со строгим голосом, задумчиво прищурился. Полосатая кошка осторожно кралась снизу, напряженно вытянув хвост.

…Еще одна дверь на первом этаже зияла черным провалом. На паркетном полу сквозняк затирал пепельные разводы. А снаружи вкусно пахло солнцем. Маленькая кривоугольная площадь, о которую будто разбивались три улицы, пустовала. Обступившие ее пятиэтажные дома скучно глазели темными окнами. Каждое окно обрамлено сложной каменной резьбой.

– Последнее парадное, – деловито сообщил сильно веснушчатый егерь. – Там, вроде тихо, но проверить надо.

Ян задрал голову, разглядывая каменную химеру, пристроившуюся на вершине водостока. Химера позеленела от времени и обросла известковыми наростами. Вид у нее был унылый.

В очередном подъезде пахло сыростью и котлетами. Пол, выложенный мозаичной плиткой, был влажен и нарядно переливался красками. Протопавшие по нему егеря оставили пыльные следы. Фонарик пополз по двери, рисуя плывущие линии, словно чернильная ручка по промокашке. Те беззвучно и бесследно таяли. Одна дверь, вторая… Шестая. Линии тлеют тускло, ловя отсветы солнца, пробивающегося через пыльное стекло. Обычные люди ничего не замечали. Если внутри затаился вымр, то знак Егерского дозора прямо через дверь пришпиливал его к полу или стенам, не давая сбежать.

Верхний этаж… Егерь только занес руку с фонариком, как изнутри душераздирающе заорали. Знак так и остался недорисованным, зато дверь вышибли в один момент.

– Э! – изрядно ошарашенный и не сильно трезвый мужчина застыл посреди комнаты, вылупившись на ввалившихся в его дом чужаков. На руках мужик держал неодетую женщину, тоже изрядно навеселе.

Оба обитателя квартиры явно были живыми.

– Егерский патруль Б-белополя, – несколько неуверенно представился веснушчатый.

– Вы чего? – мужчина выпустил из рук вякнувшую от неожиданности женщину, и она грохнулась пятой точкой о пол. – Отдыхаем мы…

– А чего орете? – смущенные егеря пятились прочь.

– Ну… от чувств. Э! – мужик обнаружил выбитую дверь. – А это кто мне починит?!

С меня достаточно, подумал Ян, ссыпавшись по лестнице. Нервный смех вперемешку с раздражением раздирал физиономию на части, борясь за право на соответствующие гримасы.

– Господин Хмельн! – оклик поскакал по ступенькам следом.

Ян резко развернулся, наконец, совладав с лицом и немедленно ощетинившись. Ну только попытайтесь задержать!

– …простите, – веснушчатый егерь лихо прыгал через половину пролета разом. Добежал, запыхавшись. – Совсем забыл вам передать… – он покопался за пазухой и вынул продолговатый небольшой сверток.

– Мне? – поразился Ян.

– Да, сегодня утром один мой коллега попросил передать вам это. Сказал, что вы поймете.

– Какое еще коллега? – все больше изумляясь, Ян развернул не слишком свежий носовой платок, высвобождая серебряный кинжал. Практически точная копия клинков егерей, но меньше в несколько раз. Размером чуть длиннее ладони. Зато покрыт изысканной, хотя и заметно потертой резьбой.

– Он нашел его там, в Замке, хранил у себя, да видно решил, что вам нужнее.

– Кто?! – Ян озадаченно разглядывал кинжал.

– Да Дан же… – машинально ответил егерь, спохватился и огорченно скривился: – Тьфу, болван, проболтался. Он просил имя не говорить, мол вы сами догадаетесь.

А кинжал и впрямь древний. Даже серебро заметно потускнело, утратив внешнюю яркость, но взамен обретя внутреннее свечение, присущее только старому металлу.

– Нет, – с сожалением произнес Ян. Красивая игрушка, жаль отдавать. – Кажется, ваш друг Дан не понял о чем мы разговаривали при последней встрече. Он мне ничего не должен.

– Угу, – покивал веснушчатый. – Вот потому я и не должен был называть имя… В общем, он велел обратно это не приносить. Придется выбрасывать.

– Сдайте в музей. Разве не так должны поступать егеря, если находят в Замке ценные предметы?

– Именно так, – подтвердил веснушчатый, криво усмехнувшись. – Я прочту Дану лекцию на эту тему. А вы все же возьмите. Не нужно ему быть вашим должником. Избавьте его от… – он умолк.

Теперь настала Янова очередь криво усмехаться. Серебряный кинжал перекочевал в его карман. Растопырился неудобно, как недосказанные слова. Они разошлись с егерем, не прощаясь. О том, чтобы Яну задержаться, никто даже не заикнулся.

– Ты куда? – на повороте его догнала Ева.

– Спать. Надоело изображать из себя полезного идиота.

– А мне казалось, что ты давно привык.

– Во мне там нет ни малейшей необходимости.

– Ты формально участвуешь в очистке города.

– Тогда пойду лучше метлу одолжу и стану мести листья.

– Я смотрю, ты уже пришел в себя после вчерашнего. Зализал душевные раны? Ах да, извини, у тебя же нет души.

– Вялая попытка. Хочешь чего-то от меня добиться, бей сильнее.

– По голове?

Ян остановился и внушительно развернулся к ней.

– Что ты суетишься, Ева? Я не отказываюсь выполнять свое обещание. Но слоняться за егерями больше не буду. Это бессмысленно.

– А я все ждала, когда же ты не выдержишь. И на такой случай у нас припасен новый список… Вот!

– Что это? – Ян отвращением уставился на тетрадный лист, исписанный знакомым аккуратным почерком.

– План твоей жизни на ближайшую неделю, – мстительно пояснила Ева.

– А где… этот? – только увидев остренькие, каллиграфически выписанные буковки, Ян вспомнил об отсутствующем члене своей команды.

– Этот, – с нажимом произнесла Ева, – сказал, что неважно себя чувствует. Еще сказал, что к нему наведались из полиции по твоей рекомендации. И это очень огорчило его и супругу.

– Надо же, какие впечатлительные особы.

– Пьетр на сегодня взял отгул.

– Радость-то какая… – пробормотал Ян, со скукой пробегая взглядом список. – Кто бы мне дал отгул?