Текст книги "«Бог, король и дамы!»"
Автор книги: Юлия Белова
Соавторы: Екатерина Александрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 43 страниц)
Беарнец озадаченно взглянул на Гиза, на Анжу, и Жорж-Мишель подумал, что зря ел персик – яблоко раздора его родственников все равно не миновало. Но, с другой стороны, должен же он был подкрепить силы!
– Ну что вы привязались к малышу? – недовольно фыркнул граф. – Он вас обоих красивыми назвал. Вот меня никто красивым не называет…
– Хочешь, я назову? – предложил маленький Бурбон.
– Вот еще! – шевалье Жорж-Мишель передернул плечами. – Мужчина не обязан быть красивым. Мужчина должен быть галантным. Ладно, доедайте скорей и складывайте мусор в корзину. Мне пора.
Когда граф де Лош спустился в ров Лувра, звезды высыпали на небосвод, а в Париже давно был дан сигнал к тушению огней. Юноша рассеянно отшвырнул корзину и отправился мечтать, грезить о «своей Анжелике» и ждать. Ибо ожидание и есть главное испытание любви.
Глава 8
Как хорошо иметь две тетивы на одном луке
Набожная красавица исполнила обещание, и «маленький паладин Ролан» был осчастливлен вторым свиданием. А потом третьим. И четвертым. И пятым. Бывало, дама приглашала Жоржа-Мишеля по два раза на дню, и тогда ему немало времени приходилось выстаивать на коленях, вымаливая у Всевышнего прощение за грех сладострастия, но граф полагал, что молитвы не такая уж страшная расплата за счастье. А молодой человек был счастлив. Счастлив до такой степени, что забыл о короле, королеве-матери, кузенах и экзамене.
Нет, об экзамене шевалье помнил, ибо это был прекрасный предлог объяснявший родственникам, фрейлинам и всем любопытным частое отсутствие молодого человека. Если бы дама позволила, Жорж-Мишель проводил бы у нее дни и ночи напролет, но набожность красавицы неизменно удерживала его от подобной распущенности. Однако когда экзамен все же наступил, юноша отвечал так вяло и рассеянно, что неминуемо угодил бы под замок на хлеб и воду, пребывай королева Екатерина в прежнем гневливом настроении. Нельзя сказать, чтобы Жорж де Лош не знал урок – просто ему очень хотелось спать. Мягко пожурив юношу за недостаточные старания, королева-мать отпустила мальчика восвояси, и шевалье пошел отсыпаться – ночью у него было свидание.
Пока молодой человек спал, совершенно не чуя беды, королева Екатерина созвала фрейлин и строго осведомилась, кому из них пришла в голову мысль отвлечь графа де Лош от занятий. Девицы удивленно переглянулись.
– Но, мадам, – осмелилась заговорить мадмуазель дю Руэ, – эти дни мы вовсе не видели графа. Он посвятил все свое время урокам.
– Пошли вон, дуры, – весьма нелюбезно скомандовала королева и перепуганные, ничего не понимающие фрейлины унеслись прочь.
Екатерина задумалась. Ее забота в отношении графа де Лош не отличалась бескорыстием, а диктовалась интересами любимого сына. Как бы знатен ни был Жорж де Лош, он был сыном младшего сына из младшей ветви прославленного рода и в силу этого мог стать самым верным слугой Генриха, его самым почтительным другом. И все же, чтобы сделать из легкомысленного юнца друга и слугу Анжу, королева должна была знать о молодом человеке все, ибо только знание способно управлять людьми. И вот ведь, несчастье, у юного графа появилась любовница, а она об этом даже не подозревала.
Ее величество не любила придаваться бесплодным сожалениям и через пару часов после злополучного экзамена несколько весьма ловких по мнению королевы-матери особ получили указание разведать имя гадюки, посмевшей пленить графа де Лош. Среди ловких особ оказалась и бывшая супруга Франсуа де Монморанси. С ней Екатерина разговаривала дольше всех, так как была уверена, что соблазнительница принадлежит к прежним подругам Жанны.
– Нет-нет, милочка, это не юная вертихвостка, а женщина зрелая и опытная, а, следовательно, опасная, – твердила королева, беспрестанно расхаживая по комнате, как с ней случалось только в минуты самых сильных душевных переживаний. – Какая-нибудь новоявленная Диана де Пуатье. Что, если она вздумает использовать графа, только чтобы подобраться к дофину?!
– Мадам, Всевышний не допустит подобного коварства! – патетично воскликнула Жанна и склонилась к руке королевы. У красотки подкашивались ноги.
– Прежде всего яэтого не допущу! – с ожесточением объявила Екатерина. – Эту интриганку… Да я ее в монастырскую тюрьму отправлю! Пусть до конца жизни замаливает грехи!
Перепуганная красавица присела в еще более глубоком реверансе и пообещала королеве использовать всю свою хитрость, дабы разоблачить коварную негодяйку. Но не успела Жанна вернуться к себе, как на нее свалилась новая напасть.
– Мадам, ради Бога простите, но там… – глаза камеристки стали большими и круглыми, словно испанские дублоны, – граф де Фоканберж…
Дама в изнеможении привалилась к стене и постаралась собраться с мыслями, но во внезапно опустевшей голове сохранилась лишь одна – никогда более она не свяжется с титулованными юнцами. Пресвятая дева! Да Лувр кишит нетитулованными мальчишками, с которыми у нее не будет никаких хлопот. Жанна пять раз прочитала Ave, добавила три Credo и завершила молитвы двумя Pater Noster. Глубоко вздохнула и уже уверено шагнула в комнату.
Граф де Фоканберж, юноша двадцати лет, некогда весьма любимый Жанной, но теперь не вызывавший ничего, кроме скуки, стоя на коленях дожидался красавицу, а когда та вошла, смиренно протянул ей открытый футляр.
– Что это значит, шевалье? – холодно поинтересовалась Жанна и опустилась в кресло.
– Когда благородная дама идет к алтарю с главой дома Фоканберж, она надевает это ожерелье, – с сиянием во взоре и дрожью в голосе поведал молодой человек. – Жанна, будьте моей женой!
Бывшая супруга маршала молчала. Нет, будь она поглупей, она с восторгом приняла бы подобное предложение, но Жанна никогда не была дурой. Потерять возможность вытягивать из бывшего мужа имения и деньги, рассориться с юным Лорреном и, как следствие этого, рисковать разоблачением перед королевой Екатериной, может быть, закончить жизнь в монастырской тюрьме – и ради чего? Ради возможности получить жалкое состояние Фоканбержа и графский титул, которой у нее и так есть?
От ярости в груди Жанны заклокотало, и она подумала, что титулованные щенки сговорились довести ее до безумия. Следовало избавиться от обоих, пока история не наделала шума, и… Конечно! Жанна с облегчением перевела дух. Возникший план был прост до гениальности.
– Увы, мой благородный Ланселот, это невозможно… – скорбно произнесла дама и сделала вид, будто смахивает с ресниц слезы. – Я не могу навлекать на вас погибель, а на себя позор.
– Вы, должно быть, не поняли, дорогая, – попытался вразумить Жанну граф. – Я говорю не о позоре, а о честном браке.
– Мой прекрасный рыцарь… мой Ланселот… – шептала красотка и слезы одна за другой стекали по ее щекам. – Как вы благородны, как вы великодушны, но – увы! – вы не знаете, сколь коварен и жесток королевский двор…
Его сиятельство с облегчением рассмеялся.
– Боже, да какое нам дело до этого двора? Вы не любите его, я знаю. Я тоже к нему равнодушен. Так что ж? Мы обвенчаемся и я сразу увезу вас в Фоканберж. Там вы будете моей королевой и если захотите, сможете завести собственный двор.
Жанна покачала головой.
– Вы много не знаете, мой Ланселот… О, Боже, Боже мой, как мне признаться?
– Неужели вы меня больше не любите? – побледнел молодой человек.
– Не любить вас! – вскочила Жанна. – Нет, мой Ланселот, я навеки ваша Джиневра, но именно поэтому мы должны расстаться. Я не перенесу, если с вами случиться несчастье.
Юноша испуганно смотрел на плачущую Жанну и, в конце концов, робко попросил объяснить смысл ее слов.
– Так слушайте, друг мой. Мы, женщины, несчастнейшие существа на свете. Нас подстерегают сотни опасностей, сотни ловушек, и я вряд ли ошибусь, если скажу, что нет такой счастливицы, которой бы удалось их миновать. Со всех сторон за нами следят хищные взгляды охотников, злые языки превратно истолковывают каждый наш шаг. Если мы молимся – нас называют лицемерками или святошами, если смеемся – легкомысленными или даже распутными. Надо ли вам говорить, мой Ланселот, что для испорченных придворных женщины – всего лишь игрушки, обязанные исполнять любые их прихоти. Но вы знаете меня – я не такова. Я не пожелала быть забавой развращенного юнца. И вот… Негодяй поклялся убить любого, на кого обратится мой взор, а меня саму – Боже! Как стыдно об этом говорить! – меня он поклялся похитить и взять силой…
Граф молчал, потрясенный словами дамы. Провел рукой по лбу, вскинул голову.
– Назовите мне имя негодяя. Я вызову его на дуэль.
– Нет-нет, мой рыцарь, он прикажет вас убить! Вы не знаете этого человека, а я знаю. Говорят, по вечерам вместе с его величеством он выходит на парижские улицы, чтобы кнутом избивать несчастных горожан, но это далеко не самое страшное его преступление. У него есть отель на улице Бетези, куда его клевреты доставляют похищенных женщин: крестьянок, горожанок, благородных дам – ему безразлично, кого делать игрушками своих нечистых страстей. А потом, когда эти несчастные ему надоедают, он велит топить их в Сене.
Юноша вскочил:
– Ради Бога, Жанна, скажите, кто он, и я всажу клинок негодяю прямо в сердце!
– Ах, нет! – застонала красотка. – Я не допущу, чтобы вы себя погубили. Этот человек негодяй, но он родственник короля, любимец королевы-матери, лучший друг дофина. Они отправят вас на эшафот, а я этого не переживу! Предоставьте меня моей участи… Я удалюсь в какой-нибудь монастырь строго устава, чьи стены надежно защитят меня от преследований подлеца. Я приму постриг… если, конечно, он не похитит меня по дороге…
Жанна заломила руки, подняла к потолку залитое слезами лицо и упала на колени:
– Pater Noster… – еле слышно шептали ее губы. – Прости мои грехи, Господи, но у меня припасен кинжал. Если негодяй посмеет покуситься на мою честь, я пронжу себе грудь клинком…
– Всевышний не допустит вашей смерти… Яее не допущу!
– Ах, мой Ланселот, – укоризненно покачала головой дама, – для благородного сердца честь дороже жизни. Знайте же, мерзавец поклялся увезти меня в свои владения, где он полновластный сеньор… А если… если даже после насилия я не проявлю покорности… – голос дамы задрожал, – негодяй пригрозил изобличить меня перед судьями как падшую женщину…
Фоканберж застонал.
– Назовите его имя, Жанна!
– Нет, мой рыцарь, нет. Этот негодяй слишком могущественен…
– Скажите имя! – крикнул юный граф, более не владея собой.
– Граф де Лош и де Бар… – прошептала дама, бессильно роняя голову на руки. – Любимый племянник кардинала Лотарингского… любимец ее величества королевы-матери… лучший друг дофина… Вы же видите, мой Ланселот, эта безнадежная борьба… Забудьте меня…
– Нет! – молодой человек решительно поднялся. – Я мужчина и я спасу вас, любовь моя. Этот человек вероломен – я тоже буду вероломным. Он забыл о чести дворянина – ради вас я тоже о ней забуду. Он попирает закон – что ж, я не стану обращаться за помощью к правосудию. Я прикажу поступить с ним так же, как его клевреты поступали с его жертвами. Через три дня, Жанна, вы будете свободны.
– Благодарю вас, мой Ланселот, – прошептала бывшая жена маршала, поднимаясь с колен. – Благодарю. Как я буду счастлива назваться вашей супругой и служанкой. А пока… – Жанна протянула молодому человеку футляр с ожерельем и покачала головой: – Вы вручите его мне через три дня. Когда я стану свободной.
Фоканберж низко склонился перед дамой и вышел из комнаты. Утомленная красавица преклонила колени перед распятием и вознесла благодарственную молитву Всевышнему. Графа де Лош можно было считать мертвым. Оставалось отделаться от графа де Фоканберж.
* * *
Шевалье Жорж-Мишель проснулся в семь часов вечера. Вопреки уверениям авторов романов никакие кошмары и дурные предчувствия его не мучили и молодой человек был бодр, весел и доволен собой. Свидание с Жанной было назначено на девять, так что граф де Лош смог с аппетитом поужинать, тщательно одеться и, наконец, с соблюдением всех мер предосторожности пустился в путь.
Прекрасная дама по обыкновению встретила «своего маленького Ролана» у распятия, стоя на коленях, и не поднималась до тех пор, пока не закончила молитвы. Жорж-Мишель терпеливо ждал, хотя искренне не мог понять, почему Жанна не может покончить с этой утомительной обязанностью доею же самой назначенного срока. Каждый раз молодой человек обещал себе задать этот вопрос и каждый раз, когда дама вставала с колен и увлекала его в свой альков, забывал обо всем на свете.
Этот вечер не был исключением. Начисто забыв о своем более чем четвертьчасовом ожидании и невольной досаде, юный шевалье думал лишь о том, как доказать даме любовь, и потому был весьма озадачен ее непроходящей грустью.
– Мой маленький Ролан, – вздохнула Жанна и Жорж-Мишель по обыкновению поморщился. Все-таки он был почти одного роста с дамой и до сих пор продолжал расти. – Если бы вы знали, как я счастлива подле вас, но, возможно, это наше последнее свидание.
Жорж-Мишель рывком сел. Растерянно взглянул на Жанну.
– Я должна покинуть Париж, – сообщила дама, всем своим видом давая понять, что не ее паладин тому причиной. – Королевский двор не создан для таких женщин как я.
Молодой человек молчал. В глубине души он понимал, что эта связь не будет продолжаться вечно, но ему даже в голову не приходило, что все закончится столь внезапно и обыденно. Так что со свойственным всем юнцам самомнением шевалье вообразил, будто дама решила его подразнить или же стала жертвой ревности. Нелепой, ибо, по мнению графа, ни одна из девчонок-фрейлин не была достойна подавать «его Анжелике» даже туфли.
– Уехать… но зачем? – переспросил Жорж-Мишель, нежно обнимая красавицу. – Неужели вы полагаете, я способен думать о ком-то кроме вас?
Жанна грустно улыбнулась.
– Нет, Ролан, дело не в вас. Сегодня я узнала, что в Париже появился мой враг. Человек, которого я боюсь и ненавижу.
– Вам не надо никого бояться, – искренне удивился волнению красавицы Жорж-Мишель, – и не надо никуда уезжать. Вы под моим покровительством. Да стоит какому-нибудь грубияну косо на вас взглянуть – и я вызову его на дуэль…
– Но… моя репутация… – пролепетала Жанна, со страхом представляя себе последствия поединка. – Вы не подумали, что подобная защита только скомпрометирует меня.
– Вовсе нет, – с еще большим удивлением возразил шевалье. Иногда его до глубины души потрясало, как дамы не понимают самых простых вещей. – Есть много способов вызвать человека на дуэль. Господин де Виллекье нам об этом рассказывал. Можно сказать, будто мне не понравились банты того человека или что у него дурные манеры… Да мало ли что можно придумать! Вы только назовите мне имя грубияна и я все сделаю. Вы бы видели, Жанна, как я фехтую! – не удержался от похвальбы Жорж-Мишель. – Меня все учителя хвалят.
– Этот негодяй – граф де Фоканберж, – с прохладой в голосе провозгласила Жанна.
Юноша свистнул:
– Провинциал?.. Кажется, я видел его год назад. Или два? А, впрочем, неважно… Господи, Жанна, бояться какого-то деревенского дворянчика – это же нелепо. Ну, хотите, я пожалуюсь ее величеству, что мне не нравится присутствие при дворе неотесанного чурбана? Клянусь, я уговорю ее величество сослать Фоканбержа в имение.
– И вы так спокойно говорите о человеке, который меня оскорбил? – негодующе воскликнула дама, приходя в раздражение от благодушия мальчишки. – О человеке, который покушался на мою честь?!
Граф де Лош улыбнулся. Жанна похолодела. Кажется, титулованный щенок ей не верил. Господи, неужели юный Лоррен умнее ее прежнего любовника?
– Простите его, дорогая, – снисходительно попросил Жорж-Мишель, и Жанна с ужасом поняла, что мальчишка действительно не верит ни единому ее слову. Возможно, в силу своего возраста юный шевалье и не был умнее графа де Фоканберж, зато, проведя три года при дворе, приобрел опыт, о котором его соперник не смел даже мечтать. При всей своей любви к красавице граф де Лош не мог не догадаться, что счастье досталось ему легко – пожалуй даже слишкомлегко – и не мог поверить, будто к бедняге Фоканбержу красотка проявила большую строгость. Юноша склонен был полагать, что все обстояло как раз наоборот, и что именно граф не ответил на пылкие чувства дамы, а уж в этом случае сердиться на него было и вовсе глупо. К тому же, может быть, провинциал просто не понял, чего хочет Жанна?
– Право, если этот бедняга выразил свои чувства не так, как вам бы того хотелось, он уже достаточно наказан… – с прежней снисходительностью продолжил уговоры молодой человек. – Потерять вашу благосклонность… Утратить надежду на счастье… Но, поверьте, в следующий раз он будет расторопнее…
– Что вы несете, шевалье?! – Жанна поднялась на постели, пронзая юношу грозным взглядом.
Жорж-Мишель прикусил язык и умоляюще сложил руки.
– Простите, моя Анжелика, я несу сам не знаю что, – покаянно произнес молодой человек. – Но я так вас люблю, что одна мысль, будто какой-то… негодяй… посмел на вас покуситься… лишает меня разума, – с запинкой уверял Жорж-Мишель.
Дама мрачно молчала. На этот раз пришел ее черед не верить ни единому слову собеседника, и Жанна могла только молиться, чтобы граф де Фоканберж не опоздал. И чтобы мальчишки не встретились друг с другом.
– Хотите, я пошлю слуг с палками и они его как следуют поколотят? – предложил Жорж-Мишель, искренне досадуя, что так глупо проговорился. – А если это доставит вам удовольствие – вы сможете даже полюбоваться на спектакль…
Жанна быстро отвернулась, желая скрыть краску на щеках. Не заметивший румянца дамы юный граф весьма превратно понял это движение.
– Ну, хорошо, я обращусь к королеве-матери и попрошу… повесить негодяя… – выдвинул новое предложение молодой человек.
При одном упоминании королевы Екатерины глаза Жанны расширились от ужаса. Красавица испуганно всплеснула руками и воскликнула:
– Нет! Только не это!
– Вот и я тоже говорю, не надо, – подтвердил юный граф, обрадованный, что «его Анжелика» оказалась добра и великодушна. – Я видел, как вешают – бр! Вы не поверите, моя дорогая, но повешение так уродует человеческое лицо! Когда я впервые такое увидел, то сразу понял, почему виселица – для простолюдинов и этих… ну тех, кто осужден на позорную казнь…
Жанна заломила руки и опустилась на подушки, лихорадочно пытаясь сообразить, как быть. Она не хотела замуж за Фоканбержа, она не хотела огласки, она только хотела избавиться от двух надоевших ей мальчишек. И прокляни ее Господь, если она этого не сделает!
– Что ж, шевалье, я вижу, вы не желаете меня защищать… – со слезами в голосе произнесла дама.
– Да нет же… я вовсе не…
– Нет-нет, не надо оправдываться, мой Ролан, я ничего от вас не требую, ничего не прошу. Пусть этот человек и дальше разгуливает по Лувру… Пусть он и дальше будет палачом мой чести! – воскликнула Жанна.
– Но я вовсе не ревную вас к прошлому, – попытался успокоить даму шевалье.
– К прошлому? К прошлому?! – почти радостно вскричала красотка. Слова мальчишки неожиданно подсказали ей, как выпутаться из ситуации и дама мягко отстранила Жоржа-Мишеля. Гордо выпрямилась. – Что вы знаете о моем прошлом, Ролан? Да, друг мой, мы, женщины, несчастнейшие существа на свете, – патетично начала Жанна, возвращаясь к монологу уже произнесенному ею перед Фоканбержем. – Вы попрекнули меня мои прошлым, мой паладин, – Жорж-Мишель открыл было рот, дабы опровергнуть скоропалительное утверждение, но Жанна прижала палец к его губам. – Вы меня попрекали, – повторила она, – однако в моем прошлом нет ничего позорного. Сейчас я расскажу вам свою историю и вы сами сможете судить, достоин ли этот человек снисхождения и прощения.
Жанна помолчала, устремив скорбный взор куда-то вдаль и смиренно сложив руки на коленях.
– Четыре года назад, – тихо заговорила дама, – когда мне было столько же лет, сколько теперь вам… – Где-то на задворках сознания шевалье возникла мысль, что если к шестнадцати годам прибавить четыре, то результат никак не будет соответствовать двадцати восьми – возрасту дамы. Однако… Мысль возникла и исчезла. – Я была юна и наивна и даже не предполагала, сколь жестока может быть жизнь. Господин де Монморанси, старший сын коннетабля, добивался моей руки и я дала согласие на брак. Мне казалось, что я люблю Франсуа, хотя теперь я понимаю, что это была не любовь, а только мечта о любви. Боже мой, Ролан, первое движение сердца так наивно, так бесцветно… Я молю Всевышнего, чтобы ваша любовь ко мне была не первой вашей любовью – может быть, тогда я смогу быть уверенной, что вы любите меня хотя бы чуть-чуть…
Шевалье Жорж-Мишель растроганно обнял Жанну. Дама мысленно улыбнулась.
– Франсуа опасался крутого нрава коннетабля и потому предложил мне вступить в тайный брак, уверяя, будто должен постепенно подготовить отца к своему выбору. Я согласилась. Мы обвенчались… и в моей жизни почти ничего не изменилось. Я редко виделась с супругом. Эти злосчастные войны, увлечение Франсуа охотой, обязанности при дворе заставляли моего мужа проводить много времени вдали от дома. Я не жаловалась. Я ждала, пока моему супругу не будет угодно объявить о нашем союзе. Увы! Страх Франсуа перед отцом был не напрасен. Коннетабль узнал о нашем браке и пришел в ярость. Он нанял этого негодяя, графа де Фоканберж… Вы называете его деревенщиной, мой паладин, но к чему этому человеку учиться манерам? Он и так умеет выполнять волю своих нанимателей.
– Что же он сделал? – робко спросил Жорж-Мишель.
– Он приехал будто бы с письмом от Франсуа и сразу же стал оказывать мне знаки внимания, преследовать влюбленными взглядами, делать признания… Я старалась дать ему понять, что подобное поведение неуместно. Поверьте, Ролан, я вовсе не пытаюсь ставить это себе в заслугу. В те времена мне было нетрудно сохранить добродетель. Хотя мой супруг и сделал меня женщиной – он был не тем человеком, чтобы пробудить во мне страсть. Только вы… только вы сделали меня счастливой… – Жанна отвернулась, словно пыталась скрыть краску на щеках. Юный граф, потрясенный сдержанным признанием и явным смущением красавицы, принялся шептать на ухо дамы какие-то глупости, называть ее птенчиком и цветочком. Наконец красавица справилась со смущением и продолжила рассказ. – Я потребовала от графа удалиться и более не тревожить мой покой. Он уехал. Но уехал не с пустыми руками. Негодяй подкупил мою горничную и она выкрала у меня платок, подаренный мужем перстень и бант с моей рубашки. Все это граф предъявил коннетаблю как доказательство моей измены. Он поклялся моему супругу, будто я отдала ему эти вещи на ложе любви… в порыве страсти… И Франсуа… поверил…
Жанна разрыдалась. Растерянный шевалье выбрался из постели в поисках нюхательной соли, в смятении разлил туалетную воду, так что в комнате повис запах ландышей, хотел кликнуть на помощь Сюзон, но дама остановила «своего паладина».
– Нет-нет, Ролан, это еще не все, – со стоном поведала дама. – Франсуа не пожелал меня видеть, не пожелал выслушать мои оправдания, не пожелал разобраться в деле. Он обратился к отцу, дабы тот защитил его честь, и совершил все, что необходимо в таком случае. По приказу коннетабля меня взяли под стражу и моя комната, где я провела столько месяцев в тщетном ожидании супруга, превратилась в тюрьму.
– Поверьте, Ролан, я пыталась объяснить Монморанси, что стала жертвой клеветы. Я не догадывалась, что он и так это знает. Только потом, когда моя бывшая камеристка вышла замуж за дворецкого коннетабля и получила в приданное пятьсот турских ливров, я все поняла…
– Вот ведь предательница! – возмутился молодой человек. – Высечь бы мерзавку!..
– Ах, мой паладин, можно ли ждать верности от простой девчонки, если дворянин мог пойти на подлость, а коннетабль ее оплатить? Бог ей судья, я не держу на нее зла. Я простила даже коннетабля, в конце концов он предстал пред высшим Судией и сейчас держит ответ за все свои деяния. Но Фоканберж…
Дама опять замолчала, а затем заговорила быстро и тихо, словно в лихорадке:
– Пользуясь кражей, коннетабль стал угрожать мне вечным заточением в монастырской тюрьме. Он уверял, будто моя измена дает ему право поступить со мной, как ему угодно, даже убить, лишь бы смыть пятно бесчестья со своего сына… И я… я испугалась… я проявила малодушие и вы вправе меня презирать… Да, мой Ролан, да… Я достойна презрения…
Жорж-Мишель часто заморгал, чувствуя, как на глазах выступают слезы. Пошарил по постели в поисках платка и в конце концов вытер нос рукавом батистовой рубашки. Всхлипнул. При других обстоятельствах – иными словами, в том случае, если бы дама не осчастливила шевалье уверениями, будто именно он сделал ее истинной женщиной, юный граф отнесся бы к этой истории с немалой долей скепсиса, безошибочно распознав в ней всю ту чепуху, что ему приходилось читать в весьма популярных при дворе романах. Однако вовремя произнесенная лесть сделала свое дело, совершенно отбив у шевалье способность рассуждать.
– Я струсила… Я предала самое себя… Я проявила малодушие, – сквозь слезы шептала Жанна. – Я подписала все бумаги, как того требовал коннетабль… Признание, что совершила супружескую измену… Признание, что наш брак с Франсуа так и не был свершен… Боже, Боже, Ролан! Убейте меня, покарайте меня за эту трусость… Я буду счастлива умереть от вашей руки!
Глаза юного шевалье широко открылись, нос сморщился и юный граф расплакался в голос:
– Такая прекрасная… такая несчастная… Нет, Жанна, вы слишком строги к себе… Женщина не должна быть героиней… Женщина должна быть счастливой… Это мужчины должны их защищать… оберегать… Вы… я… Я смогу вас защитить, Жанна… Будьте моей женой…
Красавица вздрогнула и только неимоверным усилием воли удержалась от того, чтобы не выругаться. Постаралась вспомнить, где же находится флакон с нюхательной солью, но так и не вспомнив, рассеянно плеснула себе в лицо остатки ландышевой воды.
– Нет, мой маленький паладин, я не позволю, чтобы мое несчастье коснулось и вас. Достаточно того, что загублена мояжизнь… Коннетабль показал подписанное признание сыну и тот окончательно убедился в моей вине. Надо отдать ему должное, он сжег эту ужасную бумагу – должно быть, для того, чтобы никто не узнал о его позоре. Вторую же бумагу, в которой я признавала, что наш брак не был свершен, Франсуа отправил в Рим вместе со своим прошением о разводе. Вскоре он был свободен, и через месяц после развода женился на Диане де Франс, дочери Генриха II. А я осталась в одиночестве оплакивать свою горькую судьбу. Я обратилась к Богу.
– Прошло не так много времени, и я поняла, что мое положение еще ужаснее, чем я первоначально полагала. Я поняла, что обречена на вечное безбрачие.
– Но почему?! – Жорж-Мишель в отчаянии ударил кулаком по подушке. – Монморанси ведь женился! Почему выдолжны отказываться от счастья?!
– Мой паладин, подумайте сами. В глазах света я была невинна, ведь мой брак так и не был свершен. Подумайте, как бы я объяснила своему супругу… что бы он подумал… если бы…
– Но ведь я знаю правду! – с жаром воскликнул юный граф. – Вам не потребуется ничего объяснять… Вы будете счастливы!
– Благодарю вас, мой паладин, благодарю вас за доброту, но я не могу принять от вас эту жертву, – нежно произнесла Жанна. – Ваши родные наверняка будут против союза с женщиной, чей брак однажды уже был признан недействительным…
Молодой человек, еще четверть часа назад даже не помышлявший ни о каком браке, возмутился. Постарался объяснить красавице, что ради его счастья родственники пойдут на все. Дама печально улыбнулась.
– Я знаю об этом, мой паладин, но именно это и заставляет меня трепетать за вас. Неужели вы думаете, Фоканберж появился в Лувре случайно? Нет, я уверена, он что-то пронюхал про нас и теперь только и ждет случая, чтобы как можно дороже продать эту новость вашим родным.
– Я все объясню…
– Нет, Ролан, это не поможет. Поверьте, меня более не пугает монастырская келья, я знаю, что потеряна для света и счастья, а монастырь… можно ли найти лучшее убежище для женщины? Но вы, Ролан, вы… что будет с вами? Разве вы забыли права опекунов? Да чтобы оградить вас от позорящей связи, опекуны могут отправить вас в монастырь… до самого совершеннолетия… Нет, Ролан… Знать, что вы проведете в монастыре, возможно, в монастырской тюрьме пять долгих лет… Знать, что ваши прекрасные глаза потухнут от слез… Что ваш стан согнется от постоянных молитв и покаяний… Что ваша благоухающая юность увянет, так и не расцветя… Нет, мой паладин, я этого не перенесу!
– Но… они не могут так со мной поступить… Они меня любят… – пробормотал юноша, не в силах поверить в истинность слов дамы, но при этом ни на миг не усомнившись в ее искренности.
– Конечно, они вас любят. Разве можно вас не любить?! – восторженно отвечала Жанна. – Именно любовь к вам толкнет их на жестокость. Что ж, мой паладин, я приняла решение – красавица вскинула голову. – Я не позволю Фоканбержу погубить вас. Лучше я сама вонжу ему кинжал прямо в сердце, лучше я взойду на эшафот, но, умирая от руки палача, я буду счастлива, что спасла вас от ужасной участи…
– Нет, пожалуйста, только не это… – взмолился Жорж-Мишель, стараясь удержать даму, когда она попыталась встать. – Я не позволю… вы и так много страдали… Я что-нибудь придумаю… я подумаю… я решу, что можно сделать…
Жанна рухнула на подушки и разрыдалась, на этот раз совершенно искренне. Кажется, щенок так ничего и не понял. Что ж, она сделала все, что могла, и теперь нуждалась только в утешении.
– Не оставляйте меня, Ролан, мне так страшно, – жалобно попросила дама и юноша с готовностью пообещал охранять ее сон до самого утра.
Когда на рассвете шевалье Жорж-Мишель выбрался из комнаты Жанны, красавица позвала камеристку и отдала ей два распоряжения. Во-первых, заказать в церкви Сен-Жермен-л'Оксеруа мессу за успех задуманного предприятия. Во-вторых, начать собирать вещи. В следующий свой приезд ко двору дама поклялась иметь дело только с нетитулованными щенками.
