Текст книги "«Бог, король и дамы!»"
Автор книги: Юлия Белова
Соавторы: Екатерина Александрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 43 страниц)
Князь-архиепископ Меца, озабоченный затянувшейся печалью племянницы, искал и не находил возможности развеселить Агнесу. Устраивать в Релингене балы, в то время как принцесса не сняла траур по отцу и двум мужьям, было неприлично. Говорить племяннице о молодых людях – преждевременно. Заказывать для девочки новые наряды – бессмысленно. Его преосвященство уже вознамерился пригласить племянницу в Мец, надеясь, что смена обстановки благотворно скажется на настроении Агнесы, когда новое событие заставило прелата отложить поездку. Начальник псовой охоты ее высочества, устрашенный введенной Агнесой экономией, но в еще большей степени обеспокоенный судьбой четвероногих подопечных, героическим усилием воли отбросил страхи перед ее высочеством и горячо призвал госпожу не бросать охоту.
– Нет-нет, – в отчаянии твердил придворный, – если вашему высочеству угодно забросить охоту и забить всех собак, я не стану этому противиться. Лучше прирезать несчастных, чем заставлять мучиться без дела. Только молю вас подумать вот о чем: если вашему высочеству будет угодно отказаться от псовой охоты, в лесах разведется так много зайцев и кабанов, что о будущем урожае можно будет забыть. А ведь есть еще и дикие лошади! Если же ваше высочество не станет охотиться, то охотиться начнут крестьяне. А крестьяне с вилами это… – бедняга беспомощно развел руками, словно был не в силах подобрать подходящее выражение.
Горячность и отчаяние придворного произвели на принцессу столь сильное впечатление, что Агнеса согласилась сохранить в княжестве охоту и даже лично принять в ней участие. Никогда прежде не охотившаяся и даже почти не ездившая верхом – в Испании невеста инфанта передвигалась в носилках или, в крайнем случае, верхом на муле – Агнеса неловко уселась в седло смирной лошадки, ощущая себя бесстрашной наездницей на горячем скакуне.
Нежный шелест листвы и ласковое благоухание ветерка потрясли принцессу. На душу Агнесы снизошел мир и она немало времени стала тратить на новую забаву, предоставляя травлю тем, кому это было предписано обязанностями, а себе оставляя любование природой.
Как ни странно, но известие, что Агнеса Релинген забавляется охотой на кабанов, окончательно уверило всех, что ее высочество – бездушное чудовище. Дамам пристало охотиться на ланей или голубей, – утверждали соседи. Подданные Агнесы предпочитали молчать, не желая становиться главными действующими лицами правосудия государыни. А его величество Карл IX Французский от души забавлялся сплетнями и даже притворно сочувствовал брату Генриху, не имевшему ни малейшего шанса понравиться Агнесе из-за своей изнеженности.
Шутки шутками, но королева-мать испугалась. С детства ненавидевший брата, Карл вполне мог устроить брак Генриха со вдовствующей инфантой, так что Екатерина Медичи предпочла отправить любимого сына на войну с протестантами.
Новость, что принц из дома Валуа может покрыть себя неувядаемой славой, взволновала и Лорренов, и Бурбонов, и католиков и гугенотов. Генрих де Гиз попросил дядю д'Омаля поручить ему полк, дабы он мог доказать французам, что наследник Франсуа де Гиза ни в чем не уступит наследнику Валуа. А Жанна д'Альбре вознамерилась забрать домой четырнадцатилетнего сына, вслух утверждая, будто наследственные должности губернатора и адмирала Гиени настоятельно требуют его присутствия в родовых владениях, а втихомолку рассчитывая, что Анри будет лучшим знаменем для протестантов, чем легкомысленный принц Конде.
Жорж-Мишель, обескураженный внезапным окончанием учебы и решением кузенов разъехаться, ощутил неизъяснимую тоску, развеять которую не смогли даже объятия придворных красавиц. Впрочем приготовления к отъездам и суета свиты кузенов подсказали юноше самый простой способ борьбы со скукой – граф де Лош и де Бар также решил отправиться на войну, для чего навестил королеву-мать, прося ходатайствовать за него перед королем Карлом. Не успел молодой человек докончить речь, как Екатерина с живостью юной девушки выскочила из кресла, и граф почувствовал, как ему в руки суют какой-то патент. Молодой человек собирался было поблагодарить «тетушку» за доброту, но слова благодарности замерли у графа на устах, когда ее величество со слезами на глазах стала умолять юношу не оставлять без попечения ее сына Генриха и навсегда избавить от коротышки Конде. Никогда прежде не видевший королеву-мать в слезах, Жорж-Мишель смутился и пролепетал обещание выполнить все пожелания Екатерины.
Через две недели родственники расстались. Пылкое прощание сопровождалось реками слез, но юности не свойственна долгая печаль, так что вскоре молодые люди преисполнились надежд на победы и славу. Кузены весело ехали навстречу будущему и в юношеском нетерпении забыли, что принадлежат к враждебным лагерям, и, значит, победа одного сулит поражение другим, и наоборот.
В Релингене ли, во Франции или в Беарне, но школьные годы подошли к концу. Принцы стали взрослыми.
Глава 17
Рассказывающая о том, как Агнеса фон Релинген перестала грустить
Юный герцог де Гиз без всяких церемоний направился прямиком в покои князя-архиепископа. Какие церемонии могут быть в доме родственника и союзника после долгого пути? Свита младшего лотарингца уже оккупировала кухню и находилась в тревожном ожидании обеда. Да и как не волноваться добрым католикам в постный день во дворце князя церкви? Напрасно – при дворе князя-архиепископа было довольно священников, чтобы отпустить и более тяжкий грех, чем чревоугодие целой армии.
Молодой человек не испытывал никакого волнения за судьбу своих людей. Не волновался он и о том, как проведет нынешний вечер и ночь, поскольку после торжественного приема бал был неизбежен, а уж отсутствием красоток двор почтенного прелата никогда не страдал. Да и кто мог устоять перед красавцем-принцем? Даже строгий военный наряд не мог скрыть привлекательность юноши, который предпочитал военное облачение шелку и бархату. Конечно, ведь каждый в восемнадцать лет хочет выглядеть взрослее. А уж для чего он понадобился прелату – какая разница – ни войны, ни политики юный принц не боялся.
Молодой человек шел по коридору в самом радужном настроении. Внезапный шорох заставил его остановиться и схватиться за шпагу… «Вот дурак!» – тотчас подумал Гиз, убирая руку с эфеса и сдергивая шляпу. Перед принцем стояла дама, совсем юная, даже моложе него. Дама была одета в простое белое атласное платье, волосы ее были прикрыты газовым покрывалом, а из украшений на незнакомке было лишь небольшое распятие, усыпанное мелким жемчугом. Такие же жемчужинки украшали манжеты и золотую пряжку на покрывале. Дама прятала за спиной книгу и отчаянно краснела. Краснела незнакомка очаровательно, да и было от чего – придворная дама, сидящая на подоконнике. Молодой человек против воли улыбнулся.
– Простите, мадам, я не хотел вас потревожить, – галантно произнес он, ибо несмотря на военный наряд, был истинным придворным.
– А вы меня и не потревожили, а только испугали, – парировала дама. Ответ так не вязался с манерами незнакомки, что юный принц почувствовал, что сам сейчас покраснеет.
– Тысячу извинений, мадам, но разве я такой страшный? – юноша попытался обратить дело в шутку. Дама, похоже, не слишком сердилась.
Незнакомка обошла молодого человека кругом, вновь встала напротив и покачала головой. Герцог был очарован. Смесь наивности, дерзости и лукавства потрясли его до глубины души. Он готов был поклясться, что никогда ранее не встречал эту даму, и она не знала, что он принц. Что ж, незнакомку ждет приятный сюрприз.
– Вы из свиты герцога, – меж тем спросила дама, и Анри де Лоррен улыбнулся – похоже незнакомка была не прочь продолжить знакомство.
– Да, – ничуть не смутившись, солгал шевалье, ибо не хотел ни смущать, ни пугать предмет своих мечтаний.
– Что ж, тогда – приходите на бал. Я там буду, – дама была настроена решительно. – Только никому не говорите, что видели меня здесь, а то…
– Хорошо, я не хочу, чтобы вас наказали… и чтобы вы пропустили бал, – серьезно пообещал принц.
– Меня… – дама неожиданно замолчала. – Ладно, возьмите вот это, – дама отстегнула пряжку, сняла покрывало и протянула небольшую вещицу юноше. – Так я вас узнаю, – пояснила незнакомка. – До встречи, – добавила она тотчас и мгновенно исчезла.
Принц повертел в руках украшение, затем поднял забытую незнакомкой книгу, остановился, глядя в окно.
– У его преосвященства ее высочество, принцесса Релинген, – остановил герцога офицер. Анри де Лоррен уселся на диванчик. При имени принцессы ему захотелось скривиться – репутация правительницы Релингена не предрасполагала к легкомыслию. Она даже не танцует, – подумал герцог… То есть нет, павану она танцевать будет и мне придется открывать с ней бал. Боже, если эта милашка из ее свиты, придется, пожалуй, просить за незнакомку дядюшку и матушку. Неудивительно, что красотка испугалась – с такой-то госпожой.
Меж тем принцесса Релинген действительно беседовала с епископом:
– Он из свиты герцога де Гиза, дядюшка. И на балу он будет, я не знаю, как его зовут – какой-то офицер. Он очень красивый…
– Аньес, но как вы намерены его узнать? Разве нельзя было спросить, как его зовут? – епископ был доволен. Наконец-то племянница обратила внимание на шевалье.
– У него будет моя пряжка, – махнула рукой принцесса. – А мне не хотелось представляться и его смущать.
«Понятно, – усмехнулся про себя прелат. – Очень разумно. На балу он никуда не денется, а так, пожалуй, попросит племянника его отослать, куда-нибудь подальше». Но мысли свои епископ открывать не стал, а вежливо поинтересовался, чем он-то может помочь ее высочеству.
– Ну… вы можете попросить Гиза оставить этого шевалье здесь. Что ему, жалко? – принцесса теребила покрывало, чувствуя, что вновь краснеет.
– Только если он не займет в вашем сердце слишком много места, Аньес, – Лодвейк хотел, чтобы племянница перестала грустить, но вовсе не желал, чтобы она влюблялась всерьез.
– Вот еще, – возмущенно фыркнула принцесса. – Я пока не сумасшедшая.
– Рад за вас, – с иронией отозвался епископ, размышляя о том, что нужно будет, пожалуй, сразу указать молодому человеку его место и оградить Аньес от забот и тревог. – Хорошо. Обещаю.
Принцесса совсем не по этикету бросилась дядюшке на шею, и на этом прощание родственников закончилось.
Анри де Лоррен, герцог де Гиз начал без предисловий. После приветствия согласно этикету сразу перешел к делу.
– Только вы можете мне помочь, – полушутя-полусерьезно заметил молодой человек, опускаясь на стул. – Она в трауре, так что наверняка из свиты тетушки.
– Стоп, кто «она» и что за «тетушка», – епископ посчитал, что просто может остановить поток красноречия, а заодно выяснить причину тревоги племянника.
– Ну… Тетушка – принцесса Релинген. Не хмурьтесь, дядя. Матушка вполне могла бы взять ее себе. Ужасно, такая красотка – и в свите принцессы. Знаете, бедняжка просто умоляла, чтобы я не проговорился, что она читает на подоконнике и не жития святых. Тьфу ты, – молодой человек тряхнул головой, сообразив, что все-таки проговорился.
Епископ склонил голову и посмотрел на юного принца как на человека с сомнительными умственными способностями.
– Ну и что, что она читала? Что в этом дурного? Если ее высочество хочет предаваться молитвенным экстазам, вышивать покровы и читать душеспасительные книги – пусть и занимается этим сама, а не отравляет жизнь другим… Простите, дядюшка, – молодой человек вскочил со стула, уловив укоризненный взгляд епископа. – Я только хочу сказать, что у нее довольно будет времени для этого в старости.
Прелат покачал головой, но усмехнулся. Горячность герцога его забавляла.
– Значит, вы встретились в коридоре, – епископ попытался вернуть разговор в нужное русло. – И вы даже не знаете, как ее зовут?
– Мне не хотелось представляться и смущать ее. А как узнаю… По этому залогу, – поспешил предварить вопрос принц.
Правитель Меца мельком взглянул на безделушку и нахмурился.
– Значит, она была одна? – голос епископа сделался суровым.
– Но дядя, что в этом дурного? В конце концов, мы в вашем дворце, осененном благодатью церкви, – герцог де Гиз был удивлен – по слухам дядюшка был терпим к галантным приключениям. – И красотка была не прочь продолжить знакомство, – в подтверждение своих слов юноша вновь повертел между пальцами сверкающую пряжку.
– Значит, очередная неземная страсть, – протянул епископ.
– Увы, дядюшка, на этот раз – вполне земная. Она, конечно, похожа на ангела, но не до такой степени, чтобы я забыл, что я мужчина, – с горячностью сообщил герцог. – Так что вся надежда – на вас. Поговорите с ее высочеством. Может быть, она согласится…
– На что? – епископ улыбался. Генрих де Гиз прошелся по комнате, попутно заглянул в окно… Повздыхал. Епископ ждал.
– Я понимаю, мадам Аньес – дочь вашего брата. Но право слово, свести бы их с моей матушкой – вот было бы удовольствие для обеих. Ну что вам стоит поговорить с мадам Аньес и определить ее фрейлину в свиту моей матушки?
Герцог выжидательно взглянул на родственника. Князь-архиепископ еще раз бросил взгляд на украшение в руках принца.
Только мальчишка мог не распознать смысл сочетания сапфиров, рубинов и жемчуга в хитроумном сплетении букв «АР». И только юный герцог, не испытывающий нужды в средствах, не понял, что вещица в его руке стоит примерно столько же, сколько хорошо обученная верховая лошадь. И такой залог ни одна фрейлина не оставит в руках кавалера, будучи в здравом уме и твердой памяти. Если она не родилась во времена его величества Франциска I.
– Хорошо, племянник, – ласково произнес епископ, кивая молодому человеку.
Герцог понял, что аудиенция закончена, и радостно исчез.
«Забавно», – подумал Лодвейк. – «Интересно будет взглянуть на малышей, когда они узнают, с кем познакомились в коридоре».
* * *
Придворный парфюмер его преосвященства начинал каждое утро с молитвы, а отправляясь ко сну так же не забывал вознести благодарность Господу. Дело заключалось не в том, что его покровитель был князем церкви и требовал непременного соблюдения правил благочестия от слуг. Напротив, епископ Меца прекрасно знал, кто и чем должен заниматься в его дворце, не переставая повторять известное изречение о Боге и кесаре.
Поэтому парфюмер при дворе Меца занимался всем тем, что составляет обычную заботу придворного парфюмера. Балов было в избытке, галантные дамы и кавалеры в стремлении предстать в наиболее выигрышном виде не жалели ни экю, ни флоринов, ни таллеров.
И теперь почтенный мэтр с удовольствием оглядел кучку монет, с не меньшим удовольствием ссыпал их в кованую шкатулку и вздохнул. Труды закончились – скоро бал, так что ближайший день он проведет без суеты и спешки, как и подобает доброму горожанину.
В этот момент в дверь постучали. Сначала робко, потом более настойчиво. Затем дверь распахнулась и в комнату влетела прехорошенькая служанка. Надо сказать, красота и грация ничуть не мешала ее решительности, ибо на пути к цели юная особа весьма неделикатно оттолкнула молодого человека, одетого в цвета Лорренов.
– Я от ее высочества принцессы, – громко объявила девица, поднимая голову и задирая нос. Красное, синее, белое, золотое – цвета Релингенов, в озадаченности подумал почтенный мэтр. Он уже почувствовал неладное и теперь думал заранее, что, пожалуй, его преосвященство, памятуя о многолетней безупречной службе, позволит ему отправиться в какое-нибудь дальнее паломничество.
– А меня прислал герцог де Гиз, так что я – первый, – слуга решил, что галантность не та роскошь, которую может позволить себе камердинер лотарингского принца.
Служанка окинула юношу презрительным взглядом и протянула мэтру бумагу:
– Мне нужно это и сейчас. Вы же не хотите, чтобы ее высочество сердилась?
Мэтр не хотел, слуга тоже. Однако мысль о том, что сделает монсеньор при промедлении, оказало магнетическое действие на камердинера и он также решительно протянул парфюмеру лист бумаги. Достойный мэтр размышлял лишь миг:
– Вами займется мой помощник, сударь, – с важностью произнес он, передавая лист юному ученику и по совместительству старшему сыну. Успокоенные этим соломоновым решением все участники сцены погрузились в дела. Нахалка начала поглядывать на камердинера, слуга в ответ начал весьма откровенно рассматривать служанку, а отец с сыном погрузились в работу.
Увы, злоключения мэтра на этом не закончились, ибо первый же предмет из списка парфюмер и его помощник взяли одновременно, ибо баночка с белилами осталась всего одна. Равно как и с румянами, помадой, краской для бровей и золотой пудрой для волос. Флакон с ароматной водой тоже был один. Мэтр опустился на табурет, отер испарину со лба. Молодые люди с непритворной тревогой впились глазами в хозяина комнаты.
Мысли о монастыре, галерной скамье или тюремной камере показалась всем столь ужасными, что решение родилось почти мгновенно – поделить.
– Правильно! – сообщила служанка принцессы. – Здесь сказано – по одной баночке, но не сказано, какая она должна быть.
Вожделенные предметы роскоши были поделены, маленькие золотые баночки переданы служанке и камердинеру и все участники неприятностей погрузились в бурную деятельность. Ни принцесса, ни герцог, так и не узнали об этом прискорбном случае, ибо слуги молчали, а сами молодые люди были озабочены лишь тем, чтобы выглядеть безупречно.
Если принц или принцесса чего-то желают, как правило, им это удается. Особенно если принцу или принцессе лет шестнадцать-восемнадцать. Препятствия кажутся незначительными, чужие советы предвзятыми, а доводы рассудка заглушаются чувством. Конечно, не все принцы и принцессы одинаковы, и некоторые даже в столь юные годы отличаются здравомыслием и обстоятельностью суждений. Но не тогда, когда нужно польстить своему тщеславию.
Когда Агнеса фон Релинген и Анри де Лоррен появились на балу, у Лодвейка возникло страстное желание протереть глаза. Правда, его дворяне никогда не ошибались и коль скоро было объявлено о принцессе и герцоге – значит это они и были. Но, Боже, в каком виде! Напудренные, нарумяненные, с волосами засыпанными золотой пудрой, в нестерпимом блеске золота и драгоценных камней, племянники казались дорогими красивыми игрушками, но ничем не напоминали тех молодых людей, что каких-нибудь шесть часов назад просили дядюшку устроить их счастье.
«Господи, да они не узнают друг друга!», – подумал епископ, заметив, как равнодушно принцы взглянули друг на друга и с неожиданной тревогой на окружающих придворных.
Павана.
Герцог де Гиз поклонился и со вздохом протянул руку. Принцесса окинула родственника надменным взглядом и слегка помедлила перед тем, как отдать ответный поклон и коснуться перчаткой руки кавалера.
«Стерва», – подумал герцог, улыбаясь.
«Напыщенный индюк», – решила принцесса, придавая своему лицу выражение абсолютной безмятежности.
– Как ваше здоровье, дорогая тетушка? Осторожнее, не споткнитесь, – с самым любезным видом произнес Гиз.
Выражение лица дамы не изменилось, однако того же нельзя было сказать о ее настроении. Агнеса рассердилась. Она была моложе герцога на целых два года, а он обращался к ней, как будто она была старой развалиной.
– Благодарение Богу, неплохо, мой мальчик, – столь же елейным тоном отозвалась принцесса.
Головы молодых людей были повернуты в разные стороны. И Агнеса фон Релинген, и Анри де Лоррен были заняты поисками своей второй половины.
– Вы что-то потеряли, племянник? – тон принцессы был полон участия.
– Скорее, кого-то, тетушка, вернее, не потерял, а ищу. Я, знаете ли, не привык оставаться на ночь один, – ни мало не задумавшись, ответил герцог. – Кстати, мне кажется, вы тоже кого-то пытаетесь найти?
– Не «кого-нибудь», племянник, отнюдь не «кого-нибудь на ночь», – презрительно фыркнула Агнеса. – А самого красивого мужчину в этом зале.
Герцог надулся. Он искренне считал, что красивого мужчину здесь зовут Анри де Лоррен.
– Да уж, нетрудно выбирать, если ты принцесса, – язвительно заметил молодой человек. – Кто откажет Аньес де Релинген?
– То же самое можно сказать и об Анри де Лоррене.
Молодые люди одновременно вздохнули, вспомнив об утренней встрече и с тоской повернулись друг к другу. Предстояло пройти еще два круга.
– Откуда это у вас? – Агнеса неожиданно заметила затейливую брошь на белом шелке.
«Узнала, гадина!» – с досадой подумал герцог. Теперь, после того, что он наговорил тетушке, она скорее всего отошлет девчонку в монастырь, прежде чем дядюшка хоть слово скажет. Так что… надо выкручиваться.
– А… это… нашел, – стараясь быть небрежным, проговорил герцог.
– Нашли? – тон Агнесы был холоден. – Забавно… И где же? Знаете, Гиз, дело в том, что это моя брошь. И я подарила ее одному офицеру… сегодня утром… Как любовный залог.
Герцог молчал, силясь понять, почему он дурак.
– Что ж… Если этот болван умудрился потерять мой подарок, значит, он вовсе им не дорожил. Ему же хуже! – в тоне дамы явственно читалась досада, и Генрих де Гиз даже не подумал о том, что случилось бы с ним, вздумай он действительно потерять подарок принцессы.
«Дурак!» – повторил он про себя, заново разглядывая партнершу. В гневе она была чудо как хороша. Румянец проступил сквозь белила, глаза сверкают, то ли от ярости, то ли от слез. Подбородок вздернут. Золотистый локон выбился из прически и небрежно струится по виску.
«Идиот! Она! Назвала меня самым красивым… А я!..» – герцог решительно вздохнул.
– Это был я, – голос Гиза прозвучал тихо, так тихо, что его едва можно было услышать.
Сказал и остановился. Агнеса сделала еще один шаг и неминуемо упала бы, не подхвати ее герцог. Принцесса вырвала руку. Встала напротив.
– Вы надо мной издеваетесь! – резко произнесла дама, притопнув ногой.
«Правильно, заслужил…» – герцог был в замешательстве. Сказать правду значило… Господи! Да кто простит такое. Не узнал!
За переживаниями молодые люди не заметили, как в зале стало тихо. Вторая пара остановилась буквально в дюйме от шлейфа Агнесы. Столь резкий маневр привел к тому, что следующие танцоры со всего размаху ткнулись в остановившуюся пару. А потом еще одна пара… и еще… Кто-то упал. Кавалер бросился было поднимать красотку, однако усилия его были тщетны до тех пор, пока шевалье не понял, что дама потеряла туфельку. А каким образом вернуть беглянку на место, не нарушая приличий, никто и представить себе не мог. К несчастью вторая туфелька упорно не желала расставаться с ножкой, так что оставалось одно – хромать. Музыканты замолчали. И танцоры из первой пары вдруг поняли, что слышат каждое слово принцессы и герцога. К своему ужасу они оказались просто прижаты к ссорящимся родственникам и могли только молить всех святых, чтобы их не заметили. В конце концов принцы были настолько увлечены разговором, что вполне могли не обратить внимания на полторы сотни гостей вокруг. На то они и принцы.
– Ради Бога, Аньес, у меня и в мыслях не было… – герцог почувствовал, как в носу защипало. Не хватало еще им обоим расплакаться.
– Ну, что вы молчите?! – Агнеса шмыгнула носом. Герцог говорил что-то, но дама считала, что явно недостаточно.
«Ужасно!» – думал Гиз.
– Я… я просто вас не узнал… я случайно… – речь Анри де Лоррена абсолютно не походила на его обычную манеру разговора.
Агнеса перестала страдать и задумалась. На минуту… Рассердиться? Но ведь и она не узнала герцога!
– Хорошо хоть я догадалась что-то вам оставить, Анри! – гордо промолвила принцесса, решив, что последнее слово должно остаться за ней.
Гиз благоразумно решил не напоминать даме, какона опознала утреннего кавалера.
– А ведь я просила дядю мне помочь, – голос Агнесы окреп и она протянула герцогу руку.
– Я тоже, – с готовностью ляпнул молодой человек, радостно подхватывая даму за руку. Ляпнул и прикусил язык. Неизвестно, как Аньес к такому отнесется.
Лицо принцессы озарилось счастливой улыбкой.
– И ничего мне не сказал, старый пройдоха, – с чувством отозвалась дама. – Идемте, Анри! Я все скажу ему! Все, что о нем думаю!
Дама дернула кавалера за руку с явным намерением направиться прямо к епископу. Герцог, окрыленный мыслью о том, что во-первых – он по уши влюблен в свою тетушку, а во-вторых – твердо знает, где проведет эту ночь, абсолютно не препятствовал даме.
Однако этому маневру не суждено было осуществиться. Лодвейк зорко наблюдал за юными родственниками и догадавшись, что они не только узнали друг друга, но и весьма довольны этим, подал знак играть. Музыканты начали павану сначала.
Кавалеры отвесили положенные поклоны, дамы подхватили шлейфы. Танцоры предпочли не думать о том, свидетелями чего стали. В конце концов принцы бранятся, а у них, простых придворных, одни неприятности. Принцы-то помирятся, а они, бедняги, крайними останутся. Так что лучше порадоваться за их высочеств. И вообще поменьше об этом думать.
Однако, «думать поменьше» не получалось.
Головокружительный роман красавца и чудовища привел в волнение и Три епископства, и Лотарингию, и Релинген, и Францию. Поговаривали о возможной помолвке и свадьбе. Предполагаемый союз юного честолюбца с релингенской щукой не на шутку всполошил Екатерину Медичи. Королеве-матери не раз доносили, как часто герцог де Гиз уверял, будто завоюет себе королевство, и ее величество со страхом спрашивала себя, чье королевство будущие супруги собираются завоевывать? Выбор был невелик. Конечно, королева-мать была бы счастлива, если бы алчность двух честолюбцев заставила их замахнуться на Англию или Испанию, но подобные надежды были нелепы. Оставалось одно – не допустить опасного союза и тем самым спасти Францию от хищников.
Как всегда в подобных случаях, Екатерина решила действовать через женщин. По мнению королевы, особа, которая отвратила бы герцога от Агнесы Релинген, должна была быть молодой, красивой и очень знатной, дабы ни в чем не уступать внучке императора. Оглядев две сотни своих фрейлин, Екатерина осталась недовольна. Лишь одна женщина при дворе могла справиться с поручением – собственная дочь королевы, юная Марго, однако ее величество справедливо полагала, что это средство может оказаться слишком сильным и слишком опасным. К сожалению, другого способа спасти наследие сыновей королева-мать не видела, поэтому поручила дочери написать герцогу парочку нежных писем с маловразумительными обещаниями почестей и вполне недвусмысленными обещаниями любовного блаженства. Письма Марго пришлись весьма кстати, и Генрих де Гиз с радостью покинул Агнесу и Мец.
Удостоившись за два месяца шести свиданий с принцессой, юноша пребывал в состоянии постоянного раздражения. Невинные прогулки под луной, чтение стихов, выпрашивание ленточек и платочков Агнесы вовсе не казались юноше достойным занятием для победителя. Молодой человек не мог понять, что означает подобное кривлянье и все чаще думал, что принцесса над ним издевается. В конце концов, государыня могла позволить себе любой каприз, а вдова, за какой-то месяц загнавшая своими ласками супруга в гроб, не имела права строить из себя недотрогу.
А принцесса Релинген? Неожиданно появились слухи о том, что его католическое величество вновь вспомнил о своей невестке. Три епископства, Релинген и открытый путь к Парижу были неплохим приданным для будущей королевы Испании. Однако если герцог де Гиз был доволен поворотом в своей судьбе, сказать то же самое об Агнесе не рискнул бы никто. Да и как можно сравнивать юную красотку и в третий раз овдовевшего короля?
– Не хочу в Испанию! – объявила Агнеса дядюшке. И чем она займется в этой Испании, ну кроме прямой обязанности королевы – родить наследника? Увы, Агнеса об этом прекрасно знала. «Вы еще вернетесь… И ваши враги будут наказаны…» – так, кажется, говорил ее воспитатель. А когда он по совместительству еще и королевский исповедник… И генерал ордена доминиканцев… И глава Инквизиции… И недавно прислал письмо, где хвалил ее высочество за твердость в делах правления…
– Не хочу в Испанию! – еще раз объявила принцесса свою волю. И епископ задумался. Не в его интересах было отдавать свои земли Инквизиции. И не в его интересах было лишаться привычного покоя. И уж совсем не в его интересах было оставлять бренную суету земной жизни и торопиться на встречу с Создателем. Ибо двух духовных отцов у королевы Испании быть не может. Даже если один из них – ее родной дядюшка.
Думал Лодвейк ровно три дня. Три ночи у него как обычно были заняты. И придумал. Не зря же он в конце концов свел дружбу с кардиналом Лотарингским.
