Текст книги "«Бог, король и дамы!»"
Автор книги: Юлия Белова
Соавторы: Екатерина Александрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц)
Глава 18
В которой граф де Лош встречает старинного друга
Никогда еще граф де Лош не въезжал в Париж в таком скверном расположении духа. Солнце казалось ему тусклым, небо хмурым, Лувр мрачным, дамы некрасивыми. Шевалье готов был на стены лезть от тоски, а между тем королева-мать встретила его ласково и благосклонно, его величество процедил пару милостивых слов, кавалеры наперебой жаждали выразить юноше свои дружеские чувства, дамы – завлечь в свой альков. Нельзя сказать, будто графа де Лош мучили угрызения совести. Смерть Конде была необходима для короля, друга, мадам Екатерины и спокойствия Французского королевства, однако облик, который приняла эта смерть, нагнал на молодого человека уныние. Если бы не многолетняя выучка обитателя Лувра, его сиятельство мог бы наговорить окружающим кучу дерзостей, в результате чего непременно получил бы не менее дюжины вызовов на дуэль (возможно, после пары-тройки поединков меланхолия шевалье и прошла бы). А так Жорж-Мишель мог только радоваться – если в данном случае слово «радость» уместно – что всю честь избавления Франции от неугомонного коротышки двор приписывал не ему, а непосредственному исполнителю деяния – капитану де Монтескью, в силу чего шевалье оставался в глазах обитателей Лувра остроумным, галантным и при этом совершенно безобидным юношей.
Только Жорж де Лош не был уверен в том, что остался прежним. Прогуливаясь по Лувру, молодой человек спрашивал себя, не утратил ли он способность видеть и ценить красоту. Без этой способности жизнь казалась графу блеклой, как могла бы показаться блеклой без любви и дружбы. Устрашенный перспективой подобного существования, шевалье решил как можно скорее испытать свои чувства, ради чего вознамерился устроить турнир любви и красоты среди фрейлин «летучего отряда», изобразить победительницу турнира в виде вечно юной Гебы, а затем задать работу мэтру Клуэ.
Окрыленный подобными планами, шевалье направился было в сторону покоев мадам Екатерины, когда новая встреча изгнала из сердца графа всякую меланхолию.
* * *
– Мадам, какая встреча! – Жанна де Пьенн вздрогнула. Молодой человек лет двадцати, окруженный целой свитой разряженных пажей и самодовольных офицеров, поклонился столь учтиво и улыбнулся столь любезно, что сердце любой красотки должно было растаять, как тает под лучами солнца редкий весенний снег. Но не сердце Жанны де Пьенн. Некоторые утверждали, что у нее вообще нет сердца. Однако это было не так. Графиня прижала руки к груди отчасти, чтобы унять сердцебиение, отчасти, чтобы поза ее приняла вид наибольшего раскаяния.
– Ваше сиятельство, я так рада видеть вас в добром здравии, – Жанна была сама кротость. Вот уже несколько лет она благополучно избегала встреч с графом де Лош и де Бар, но надеяться на бесконечную милость Создателя дама не могла. Вероятно, в последнее время графиня была небрежна в молитвенных бдениях.
– А почему это я не должен был бы пребывать в добром здравии? – почти искренне поинтересовался шевалье Жорж-Мишель. Жанна де Пьенн вздрогнула во второй раз, сообразив, что только что по глупому проговорилась, причем на виду всей свиты молодого вельможи.
Дама пролепетала что-то о войне, на которую ушел молодой человек, и о молитвах, которые она возносила за его здоровье. Граф де Лош продолжал улыбаться, ожидая, пока дама выговорится.
Жанна посмотрела на графа де Лош взглядом Лукреции. Его сиятельство поморщился. Оба прекрасно понимали, что чуть не погубившая когда-то графа красотка сейчас была в полной его власти, и ни один человек при дворе и пальцем не пошевельнул бы, чтобы заступиться за Жанну.
Молчание затягивалось.
– Я хотела принести вам извинения, ваше сиятельство, – тон, которым были произнесены эти слова, должен был заставить графа де Лош и де Бар пасть на колени, вознести молитву и разрыдаться. Но граф рассмеялся.
– К чему извинения, дорогая, кто я, чтобы ревновать вас ко Всевышнему? – Жорж-Мишель принял решение, которое должно было удовлетворить его некогда уязвленное самолюбие и не оставить без наказания вероломную красавицу. Впрочем… граф с удовольствием отметил и мелкие морщинки вокруг глаз, и слегка желтоватый оттенок кожи, и платок, закрывающий грудь. Подумал, что поступает правильно, так как не мог быть безжалостней, чем время.
Жанна стояла в ожидании. Свита графа не давала ей пройти. Нельзя было сказать, будто путь даме молодые люди преграждали намеренно. Однако коль скоро шевалье Жорж-Мишель никуда не спешил, его пажам и офицерам и вовсе не было нужды торопиться. Все они от шевалье Ланглере до самого юного из пажей догадывались, что их сеньор затеял весь этот разговор неспроста. Видно, бывшую жену маршала и впрямь угораздило как-то задеть его сиятельство. Теперь оставалось ждать, какое решение примет граф. Господа не сомневались, что вельможа сумеет славно наказать зарвавшуюся стерву.
Его сиятельство оглядывался по сторонам, будто рассчитывал прочитать ответ на мучившие его сомнения на портьерах, стенах или полу. Еще раз оглядел Жанну с ног до головы, рассеянно скользнул взглядом по офицерам и пажам. И тут шевалье осенило. Готье де Шатнуа был единственным из людей графа де Лош, не находящим ничего особенного в беседе сеньора с Жанной де Пьенн. Взор офицера, разглядывавшего резные балки потолка, был столь же рассеян, как минуту назад взгляд его господина. Фортуна, сдернувшая молодого человека с подножия виселицы и забросившая сразу ко двору, с попутным получением офицерского патента и дворянства, действовала столь стремительно, что Готье до сих пор не мог прийти в себя. Конечно, фортуна в лице его сиятельства вряд ли была бы к нему столь благосклонна, если бы шевалье Жорж-Мишель случайно не узнал, что Шатнуа его сводный брат.
Граф де Лош щелкнул пальцами, привлекая внимание новоиспеченного дворянина.
– Мадам, позвольте вам представить моего офицера Готье де Шатнуа. Он только что из Бар-сюр-Орнен и еще не освоился в Париже, так что на правах старинного друга я попросил бы вас принять в нем участие.
Жанна побледнела. Отказать графу было невозможно. Пажи захихикали, Ланглере и Ликур заулыбались. Появление шевалье де Шатнуа наделало немало шума при дворе. Хотя многие сходились во мнении, что молодой человек не иначе, как побочный сын кардинала Лотарингского и даже находили в его чертах сходство с Лорренами, происхождение Готье было все же слишком темным и туманным. И вот теперь ей, графине де Пьенн, предлагают «принять участие» в человеке, который и дворянином то стал каких-то пару дней назад. Это после графов, герцогов и принцев.
Шевалье де Шатнуа склонился в поклоне, выпрямился, щеки его порозовели. Вид молодого человека был столь смущенным, что граф де Лош и де Бар пожалел было о своем решении.
– Да не волнуйтесь вы так, Готье, мадам де Пьенн само очарование и обожает просвещать юных дворян из провинции.
Шатнуа стал пунцовым:
– Ваше сиятельство, не нужна мне дуэнья! Я уж как-нибудь сам разберусь, я вас не подведу!
Предположение, что ему, главному повесе графства Барруа, может не повезти с дамой, показалось Готье столь ужасным, что весь налет робости и провинциальности разом слетел с него, как осенний лист под порывом ветра. Он даже решился возразить сеньору, чего не позволял себе уже три месяца, с той злополучной ночи, когда принял шевалье Жоржа-Мишеля за соперника-школяра.
Жорж-Мишель расхохотался. Пажи захихикали. Шевалье де Ликур хмыкнул. Ланглере улыбнулся.
– Браво, Готье! – с трудом выговорил граф де Лош, отсмеявшись. – Что ж, мадам, – продолжал он, вновь обращаясь к Жанне, – я могу приказать своему офицеру умереть за меня, но его чувства не в моей власти. Так что ваши услуги мне не нужны. Не смею более отнимать ваше время.
Несколькими минутами ранее графиня де Пьенн готова была стать новой Лукрецией и уже сочиняла мысленно жалобу на вольность графа де Лош, теперь же готова была умолять шевалье Жоржа-Мишель сделаться хотя бы и Тарквинием. Однако подобно лотовой жене, обратившейся в соляной столб, не смогла вымолвить ни слова. Граф де Лош торжествующе улыбнулся и обошел графиню де Пьенн так, как и положено обходить неподвижные колонны. А уже к вечеру по Лувру начали гулять слухи о том, что «святоша» пыталась соблазнить красавчика Готье де Шатнуа, да только молодой человек, не будь дураком, не захотел связываться со старухой. О большем шевалье Жорж-Мишель и не мечтал, а Готье де Шатнуа получил сразу с полдюжины любовных посланий, и на все записки дал ответ, вполне достойный офицера и дворянина.
Только Жанна де Пьенн неистово рыдала у распятия и молила Всевышнего то поразить графа де Лош и его офицеров молниями, то послать ей вечную любовь. Но, должно быть, Господь отвернул от Жанны свой лик, ибо вместо грозы на землю пролился слабый дождичек, а придворные поглядывали на графиню с нескрываемым пренебрежением. Наконец, отчаявшись обрести нового любовника, Жанна мысленно поклялась выйти за возлюбленного замуж, удалиться от двора и жить в тиши и покое, наслаждаясь молитвами и любовью. На этот раз ее мольбы были услышаны.
Королевский паж был красив, как ангел, доверчив, как щенок, и наивен, словно ребенок. Строго говоря, Александр де Бретей и был ребенком, и его юная красота приводила Жанну де Пьенн в состояние восторженного умиления. В один миг были забыты графы и герцоги, бывший муж и Жорж де Лош. Жанна могла думать и мечтать только о юном Амуре. При виде золотых кудрей и синих глаз пажа, графиня забывала об осторожности, вечном страхе перед оглаской и гневом королевы-матери. Ей было абсолютно все равно, что подумает или скажет о ее любовной лихорадке бывший муж – она вообще никого и ничего не замечала. Граф де Лош и де Бар получил от дядюшки Шарля письмо и спешно покинул двор – Жанна была занята только тем, как завлечь пажа в свой альков. В первый раз она велела мальчику подать оброненный ею платок – он не понял. Во-второй, принести забытый веер. В третий – четки. Паж старательно выполнял поручения графини, но его взгляд оставался по-прежнему чистым и невинным. Жанна ставила свечи в церкви Сен-Жермен-л'Оксеруа, заказывала бесчисленные мессы – все было напрасно. Наконец, графиня решила быть смелее, приказала слугам накрыть к ужину стол, постелить постель и призывно откинуть полог, и передать Александру, чтобы он принес в ее комнату оставленный в луврской часовне молитвенник. Жаркие объятия и поцелуи должны были разбудить спящего принца. Жанна помолилась и стала ждать жениха.
Глава 19
Как важно выбрать правильное окно
– Ваше преосвященство, позвольте вам представить: Жорж-Мишель-Ролан-Готье-Ален де Лоррен, граф де Лош и де Бар.
Епископ Меца оглядел молодого человека с ног до головы – среднего роста, темноволосый с живым лицом, он поклонился с изяществом хорошего танцора и фехтовальщика. Поклонился и замер, ожидая.
– Присаживайтесь, граф, – доброжелательно произнес епископ, указывая на табурет, – вы ведь и мой племянник тоже.
Молодой человек сидел, ничем не выдавая своего волнения и не обнаруживая усталости. А ведь епископ знал, что Жорж-Мишель трое суток провел в седле… и полученное им письмо было весьма странного свойства.
– У меня для вас радостная новость, племянник, – кардинал Лотарингский, переодел перстень с одного пальца на другой. Епископ Меца не отрываясь смотрел на гостя.
– Завтра вы женитесь, Жорж, – мягко произнес кардинал. Полено в камине треснуло, епископ вздрогнул.
– Ваше преосвященство, дядя… но я еще не готов, – с непринужденной улыбкой отозвался граф де Лош, оглядывая прелатов безмятежным взглядом. Он начал догадываться, зачем его заманили в Релинген, но хвататься за шпагу было слишком рано, а пытаться сбежать – уже поздно.
– Вот как? – почти натурально удивился кардинал, оглядывая племянника. – А мне казалось, что вы созрели для брака достаточно давно… уже лет шесть… или семь?
Молодой человек развел руками.
– Но у меня были планы, дядя, – начал было он, становясь серьезным, как будто его тон мог заставить кардинала Лотарингского отказаться от своих планов.
Две свечи погасли от сквозняка, но в комнате не было слуг, чтобы их вновь зажечь. Князь-архиепископ впился взглядом в молодого человека.
– Что ж, теперь ваши планы переменятся, только и всего, – столь же доброжелательно продолжал прелат, понимавший чувства племянника, но не желавший ссориться с релингенским чудовищем. – Этот брак – просто блестящая партия для вас. Нашей семье повезло, что ее высочество приняла наше предложение.
– Ее высочество приняла предложение? – граф де Лош медленно встал с табурета. Это было уже слишком! Гиз набедокурил, а теперь ему придется становиться безмолвной ширмой для галантных похождений кузена и этой твари. Ему, потомку Валуа, сыну принцессы Блуасской, ближайшему родственнику короля Франции, почти принцу!
– Вы хотите сказать, – он бросил мимолетный взгляд на епископа, – что моя невеста… выбрала… – впервые за свою жизнь граф де Лош понял, что голос у него сорвался и он не может вымолвить ни слова.
– Жорж, вы самый умный из моих племянников и самый любимый, – кивнул кардинал и наградил молодого человека улыбкой. – Вы правы. Завтра граф де Лош и де Бар обвенчается с Аньес Хагенау, принцессой Релинген.
При последних словах кардинала молодой человек выпрямился еще больше, сделал шаг вперед, рванул душивший его воротник и произнес всего три слова:
– Ни за что!
– Граф! – одновременно возмущенно произнесли князь-архиепископ и кардинал. Но молодой человек перебил прелатов.
– Ни за что! – повторил он, делая еще один шаг. Граф де Лош был бледен. Руки его сжались в кулаки. – На этом чудовище!.. – продолжил он яростно.
– Шевалье! Сядьте! – скомандовал преосвященный Лодвейк, пять месяцев назад подписавший десять смертных приговоров своим родственникам.
Граф сел, но говорить не перестал:
– Да об этом все говорят! Все! Она даже родственников…
– Государям следует карать изменников, – холодно произнес кардинал. – Это их долг перед Богом и подданными. И здесь не имеют значения узы родства!
– Кажется, эти узы не имеют значения вовсе, – вскинул голову шевалье. Еще несколько свечей погасло, когда он вновь вскочил, взмахнув плащом.
– Вы не правы, Жорж, – продолжил увещевания кардинал Лотарингский, – у меня ведь много племянников…
– И кузен Генрих, – граф закусил губу. – Разве он не хотел бы этого брака?
Епископ Меца сидел неподвижно. Так вот в чем дело. Все эти громкие слова о «чудовищности» принцессы просто ревность. Что ж графа ждет приятный сюрприз. Строптивец начинал нравиться преосвященному Лодвейку, и он даже немного сочувствовал юноше, помня о том, как сам чуть было не отправился с Аньес к алтарю. Но зачем жениху об этом знать? Чем меньше он будет стремиться остаться в Релингене, тем лучше. Епископ Меца уселся поудобнее, с интересом наблюдая за дядей и племянником, и размышляя о том, что некоторые статьи брачного контракта надо поправить, дабы вознаградить графа де Лош за настоящие и будущие неудобства.
Меж тем кардинал Лотарингский не собирался сдаваться:
– В отличие от вас, граф, ваш кузен знает, что такое долг. И вступит в брак с той, на которую укажет семья.
– Семья? Вы, дядя, – с сарказмом продолжил юноша. – Какая радость для ее высочества… от того, что Генрих так верен долгу… Ведь она так любит кузена…
– Любить родственников – долг каждого христианина. Ее высочество, ваша тетушка, без сомнения, в полной мере обладает этой добродетелью, – перебил племянника кардинал, также поднимаясь с места. – А что касается брака… Что ж, кузина не в восторге от завтрашней церемонии. Но она знает о своем долге – подарить Релингену наследника.
– А мне в этом отводится роль племенного быка! – возмущенно выдохнул молодой человек, делая еще один шаг. К двери.
– Лучше было бы сравнить себя с ослом… по крайней мере – у него нет рогов, – бесстрастно произнес епископ Меца. Граф остановился. – Да, Шарль прав. Моей племяннице вряд ли понравится идея семейной жизни вдвоем. Более того, думаю, ни один мужчина, ставший ее мужем, не сумеет добиться ее благосклонности, – тон епископа оставался ровным. – Так что, скорее всего, жить вы будете раздельно и вести тот образ жизни, который вам более всего по душе. Никто не станет удерживать вас в Релингене, граф. Мы не чудовища, – с легкой иронией заметил он. – Я бы на вашем месте согласился. В конце концов – быть консортом не так уж плохо. А вашсын, если выпостараетесь, конечно, будет истинным принцем Релинген. Вот брачный контракт. Вы получите к свадьбе сто тысяч экю, годовое содержание, еще сто тысяч экю, если родится девочка и двести – если будет мальчик. Ознакомьтесь и подпишите.
Кардинал Лотарингский удивленно хмыкнул. Такой щедрости от Релингенов он не ждал.
Епископ протянул бумагу молодому человеку. Шевалье взял лист, просмотрел его (в подсвечнике остались всего две горящие свечи, так что в комнате царили сумерки) и аккуратно разорвал на две части, а потом швырнул обрывки в камин.
– Я не шлюха, – процедил он, окидывая прелатов надменным взглядом. – Раз уж отказаться от этого брака у меня не больше шансов, чем получить чепчик от принцессы Релинген… так ведь, кажется, говорят?.. что ж, я готов. Ради семьи, – горько усмехнулся он, – дядюшки.
– Рад, что вы проявили благоразумие, Жорж, – кардинал отер испарину со лба. – Скоро я приду принять вашу исповедь.
Епископ Меца открыл дверь. На пороге показался офицер.
– Теперь у вас будет своя охрана, племянник.
Жорж-Мишель на миг прикрыл глаза.
– Мне сдать шпагу? – тихо спросил он, склоняясь над рукой епископа.
– Идите с миром, сын мой, – князь-архиепископ благословил молодого человека. – И, кстати, ваша невеста посылает вам свой портрет.
Если бы граф посмотрел прелату в лицо, то заметил бы улыбку.
– Как же глупа эта молодежь, – довольно громко добавил он, пока жених поневоле шел к двери. – Бедное дитя так любит цветы… кукол… поэзию…
Если граф де Лош и слышал последние слова епископа, по его виду сказать это было невозможно. Ни шаг, ни дыхание не сбились. Молодой человек держался неестественно прямо, будто шел не в спальню, а по меньшей мере в тюремную камеру.
– Ну, вот и все, – вздохнул кардинал.
– Осталось уговорить принцессу, – отозвался епископ, открывая бутылку.
* * *
Меж тем граф де Лош и де Бар не смирился со своим положением. Мысли, что ему придется делить ложе с чудовищем и прикрывать шалости кузена Гиза, не давали покоя, жгли словно овод и побуждали к немедленным действиям. Подойдя к двери и убедившись, что стал пленником, шевалье, недолго думая, сдернул с кровати простынь и покрывало и начал кинжалом кроить из них широкие ленты. Связал лоскутья и удовлетворенно вздохнул. Он верил в свою звезду, провидение и не собирался дожидаться свадьбы…
Под окном шумел поток, так что вылезть из своего окна граф не рискнул. К счастью, парапет был широк, а башенка в углу просто создана для веревки. Несколько окон светились ниже парапета. Граф де Лош с легкостью кошки преодолел расстояние до башенки и надежно привязал веревку. «Черт», – прошептал он, сообразив, что конец простыни обрывается на уровне второго этажа. «Придется лезть в окно», – подумал он, проверяя, как выходит из ножен кинжал.
В первом окне за столом сидела кучка офицеров. Во втором – перед шевалье предстала любовная сцена.
– Смерть Христова! – выругался граф, когда камень под его ногой обвалился. Шевалье перехватил веревку, попутно поймав рукой что-то мокрое, вроде травы. Дождь, превращающийся в ливень, не способствовал удачному спуску. Пережидая порыв, шевалье прижался к третьему окну. И вздохнул… Наконец-то ему повезло!
В комнате, в кресле у камина сидела дама в робе и читала. Жорж-Мишель вгляделся. Дама была юна, ее светлые волосы были зачесаны и убраны в косы. Что было лучше всего – больше в комнате никогда не было видно. Шевалье постучал в окно…
* * *
Принцесса Релинген вернулась от родственников, испытывая противоречивые чувства. Спать не хотелось. Она безропотно позволила себя раздеть, отослала камеристок и взяла в руки книгу. Смысл прочитанного не доходил до сознания принцессы, ибо все мысли ее высочества были заняты утренней свадьбой и при том весьма далеки от всего того, что обычно занимает невест. Принцесса Релинген размышляла, что ее судьба, ее любовь и долг – это ее княжество, а любовь к мужчине – не более, чем химера. Мужчины непостоянны, Релинген – вечен, герцог де Гиз со всей убедительностью это доказал. К счастью, рассуждала принцесса, ее новый жених ни на что не претендовал, мог подарить ей сына, не имел родных братьев и сестер, а также отца, который захотел бы вмешаться в дела Релингена, и, значит, ничто не могло препятствовать ей выполнить долг перед княжеством. Но все-таки жаль, что в ее жизни никогда не будет Ланселота, или Тристана, или Амадиса…
Как раз на этой возвышенной мысли даму прервали. Нет, никто бы не решился потревожить ее высочество накануне свадьбы. И стучали вовсе не в дверь. А в окно. Ничего странного в этом бы не было, если бы спальня не располагалась на третьем этаже. Стук повторился. Принцесса встала и отложила книгу.
– Карл! – верный охранник боком вошел в комнату, сжимая кинжал.
– Я открою, – бросила Агнеса, беря пистолет. Карл укоризненно покачал головой, но встал с другой стороны. Окно распахнулось.
Граф де Лош увидел даму, целящуюся из пистолета и офицера с кинжалом в руках. И чуть не выпустил веревку из рук. Он узнал даму с портрета.
– Боже!
Офицер мгновенно метнулся вперед, удерживая его за плечи.
– Кто вы? – резко произнесла дама.
– Я… Жорж де Лош, ваш жених, – сбивчиво произнес граф. – Я могу войти?
– Нет, лезьте обратно, – Агнеса просто растерялась. Такой… наглости… нет, сумасшествия… она не ждала. В окно к ней женихи пока не лазили.
– Не могу… вверху парапет, а веревка короткая, – обиделся граф и чихнул.
– Отпустить его, фройлен? – бесстрастно осведомился телохранитель. Слова офицера вывели даму из оцепенения.
– Ты что, с ума сошел! – возмутилась невеста, осознав вдруг, что может в очередной раз овдоветь, так и не став женою. – Помоги ему влезть!
– Цветы!.. – радостно воскликнула Агнеса, роняя пистолет и хватая мокрый куст, занесенный в комнату вместе с графом. Пистолет выстрелил. Шевалье Жорж-Мишель вздрогнул и вновь чихнул. Таким идиотом он себя чувствовал второй раз в жизни. Тогда он тоже пытался влезть в окно.
– Ой, вы же совсем промокли, – Агнеса бережно уложила мокрые ветки в кресло и резко дернула пуговицу дублета. – Карл, помоги сейчас же… А то он простудится… Сырой…
Несколько минут спустя граф с удивлением обнаружил на себе лишь роб принцессы Релинген.
– Вы сумасшедший! – восхищенно произнесла она, оглядывая дело рук своих – на полу лежала куча одежды, рядом кинжал и пистолет, в кресле – охапка цветов.
– Сейчас же ложитесь под одеяло! – скомандовала дама.
– Но… – попытался что-то сказать шевалье.
– Сейчас я вам вина дам – горячего, – принцесса подошла к жаровне и сняла с нее серебряный кувшинчик. – Иди, Карл, – распорядилась она, переливая горячий напиток в серебряный же кубок. – Вот, – с гордостью произнесла Агнеса. – А то заболеете, будете завтра на меня чихать.
Мысли о том, что жених, рискуя жизнью под проливным дождем, принес ей цветы, что этот настоящий мужчина, ничуть не похожий на сумасшедшего Карлоса, пьяного Иоганна-Бурхарда или надутого Гиза, станет завтра ее мужем, опьяняли Агнесу не хуже бокала вина.
В голове графа зашумело. Как зачарованный шевалье Жорж-Мишель наблюдал, как его невеста ставит кубок и забирается под одеяло.
– А… – протянул он.
– Что? – удивилась дама. – Не могу же я отправить вас на пол… вас и так теперь отогревать придется, – с упреком добавила она, придвигаясь ближе.
– Что это? – граф де Лош неожиданно почувствовал под рукой что-то жесткое.
– Это, – дама смущенно замолчала, – моя кукла… вы смеяться будете?
– Нет, мой котеночек, – машинально ответил граф. – Хорошая кукла… А она может спать на полу?
– Угу, – ответила принцесса, сталкивая игрушку вниз.
«Действительно, кукол любит», – подумал граф, не ощущая более под рукой ничего жесткого и холодного.
