Текст книги "Сандро, не плачь! (СИ)"
Автор книги: Юлия Монакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
– Родилась ты ясноокой,
И тебя в твоих горах
Я, как звёздочку, высоко
Поднимаю на руках.
На меня ты смотришь смело.
Хочешь, сядем у реки?
Из цветов я неумело
Для тебя сплету венки.
Она сделала крошечную паузу для того, чтобы отхлебнуть немного из своего стакана – видимо, в горле пересохло, и во время этой секундной заминки бармен умудрился тайком заговорщически подмигнуть Белецкому и показать большой палец, точно одобряя его выбор. Он, вероятно, подумал, что Кетеван – его девушка… Белецкий многое отдал бы за то, чтобы это было правдой.
А Кетеван, встряхнув волосами и торопливо облизнув губы, уже заканчивала стихотворение:
– День прошёл. У перевала
Ходит месяц в облаках.
И спокойно задремала
Ты у гостя на руках.
По ущельям мчатся реки.
И тебе в твоём краю
Напевает добрый леки:
«Баю-баюшки-баю».
Когда она замолчала, ей зааплодировали не только Белецкий с барменом – сидящие поблизости посетители бара тоже поспешили выразить своё восхищение, кто-то даже пьяненько выкрикнул: «Браво!»
Кетеван же, точно внезапно обессилев, соскочила со стула и пошатнулась – очевидно, она была куда более опьяневшей, чем казалась со стороны. Белецкий едва успел подхватить её за талию.
– Проводишь меня домой, Сандро? – обдавая его шею горячим хмельным дыханием, попросила она.
– А что скажет тётя, когда увидит тебя в таком состоянии? – немного озадаченно поинтересовался он. Ему было заранее неловко перед милой тётей Нателлой – решит ещё, что это он споил её племянницу… Но Кетеван беззаботно отмахнулась.
– Она на двухдневных гастролях с театром в Питере. Вернётся только послезавтра. Так что, если хочешь, можешь у нас же и заночевать.
Белецкий почувствовал, что у него тоже подгибаются ноги. Но, кажется, это было вовсе не от алкоголя – он и пил-то всего ничего.
– Хорошо, – глухо выговорил он, – я тебя провожу.
___________________________
*Здесь и далее – строки из стихотворения «Леки» Расула Гамзатова.
Когда они оказались дома, немного продрогшая Кетеван по-свойски велела Белецкому поставить чайник и соорудить на скорую руку парочку бутербродов из того, что найдётся в холодильнике, а сама принялась набирать ванну, чтобы погреться. Белецкий намазал хлеб маслом, достал любимый Кетеван копчёный сулугуни, заварил свежий чай… А она всё не шла. В конце концов, парень даже забеспокоился. Ну, что можно делать в ванной комнате столько времени?
Он деликатно постучал в дверь и позвал:
– Кети, ты там не утонула? Чайник вскипел давно. Всё готово, – и, выждав немного, повторил:
– Кети?..
Ответа не последовало. Белецкий не на шутку встревожился. Мало ли, что могло случиться с нетрезвой девушкой в горячей ванне. Поскользнулась на мокром полу, упала и ударилась головой?.. А может, её разморило, она заснула и захлебнулась… Или вены себе перерезала?.. Да ну, бред, с чего бы ей это делать? Однако богатое, как у всех творческих натур, воображение уже подсовывало ему красочные картинки разыгрывающейся трагедии: бездыханное тело Кетеван в окровавленной ванне, хлещущая через край и заливающая пол вода, вызов "скорой", попытки связаться с тётей Нателлой… Тряхнув головой и избавляясь от наваждения, Белецкий толкнул дверь и обнаружил, что она, к счастью, не заперта. Он, не раздумывая, ввалился внутрь (до приличий ли теперь было?!) и сразу же увидел Кетеван. Она полулежала в пене, откинувшись головой на бортик ванны. Глаза девушки были закрыты, а лицо казалось излишне бледным, несмотря на то, что от жары запотело даже зеркало. У Белецкого едва не остановилось сердце. Он рванулся к Кетеван и схватил её за плечо, лихорадочно затряс, громко называя по имени. К счастью, она отреагировала почти сразу: что-то невнятно пробормотала, а затем с трудом разлепила глаза. "Жива!" – только и смог подумать он, чувствуя невероятное облегчение. Она действительно просто уснула. Как хорошо, что не успело произойти непоправимое…
– Сандро?.. – растерянно хлопая ресницами, Кетеван удивлённо таращилась на него. – Ты что здесь делаешь? Что случилось?
– Ты дрыхла, как сурок, спящая красавица, – понемногу приходя в себя, сурово произнёс он и выдернул пробку из слива. – Могла бы утонуть, между прочим!
– Я что, правда заснула? – Кетеван с сомнением обвела взглядом ванную комнату, точно подозревала, что он над ней просто подшутил: перетащил из постели и опустил в воду. – Кошмар… Ужасно голова кружится… Подай мне, пожалуйста, полотенце.
Она, казалось, совсем не смущалась его присутствия, будто бы в том, чтобы сидеть голой перед парнем, не было ничего особенного. Ну, как – "голой"… Белецкий видел только её плечи, остальное скрывала пена. Но само осознание того, что из одежды на девушке ничего нет, заставило его судорожно сглотнуть. К тому же, уровень воды в ванной постепенно понижался…
Белецкий пошарил рукой по стене, нащупал на крючке полотенце и послушно протянул его ей. Только потом он, наконец, отвёл взгляд, но Кетеван на этом не остановилась:
– Сандро, дай руку! Что-то у меня совсем сил нет, не могу подняться…
Похоже, она просто не отдавала себе отчёта в том, что происходит. Белецкий, честно зажмурившись, вытащил её из ванны, распаренную, безвольную и податливую, завернул в огромное банное полотенце и отнёс на руках в спальню. Девушка доверчиво прислонилась головой к его плечу, обвила его шею руками и, кажется, вновь задремала. Идиотская ситуация, как ни крути!
Он осторожно опустил её на кровать, набросил сверху одеяло и, помаявшись несколько мгновений в нерешительности, тихонько вышел из комнаты, выключив свет и прикрыв за собою дверь.
Затем он долго сидел на кухне и в одиночестве пил крепкий чёрный чай, чтобы слегка прийти в себя и отдышаться. Он ужасно злился на Кетеван и на себя – за то, что оказался в такой глупой и неловкой ситуации. Может быть, ещё не поздно уехать домой? Ну а что, уснуть – он всё равно не уснёт, тем более в этой квартире, один на один с Кетеван… Сна не было ни в одном глазу. Слишком много событий и впечатлений за один день, что ни говори. Руки его всё ещё помнили тяжесть тела Кетеван, её нежную кожу, влажный шёлк волос… Как ложиться спать спокойно, зная, что за стеной – она?!
А она вдруг тоже появилась на кухне – возникла неожиданно, как привидение, и он даже вздрогнул поначалу от испуга, когда увидел её фигуру с длинными распущенными волосами. Кетеван стояла в дверном проёме, щурилась от электрического света и машинально плотнее закутывалась в халат. Выглядела она при этом совершенно протрезвевшей и немного смущённой.
– Прости меня, Сандро… Я и в самом деле уснула, какой ужас. Не могу в это поверить!
– Да уж… – хмыкнул он, избегая смотреть ей в глаза. – Я тоже, мягко говоря, обалдел.
– Нет, серьёзно… спасибо тебе. До меня только сейчас дошло, что могло бы случиться, если бы тебя не было рядом. Я так рада, что ты согласился остаться со мной сегодня!
Похоже, его план улизнуть домой накрывася медным тазом…
– Чай будешь? – предложил Белецкий таким тоном, будто бы это он был хозяином квартиры, а она пришла к нему в гости.
– Да, пожалуйста, и погорячее! – радостно кивнула она, присаживаясь к столу. – Я что-то никак не могу согреться…
Видя, как жадно Кетеван обхватила чашку руками, грея замёрзшие пальцы, он обеспокоенно спросил:
– Ты не заболела, часом?
– Не знаю… Там где-то в буфете должен быть мёд, посмотри, пожалуйста, – попросила она.
Некоторое время они пили чай в молчании, просто сидя друг напротив друга.
– И часто тётя вот так уезжает, оставляя тебя одну? – спросил наконец Белецкий.
– Да нет, не очень… За год может, раза три и было. А что, – она улыбнулась, – считаешь, что я такая беспомощная и глупая, что даже пару суток не смогу просуществовать одна, без присмотра?
Он тактично промолчал, никак не комментируя ситуацию в ванной. Если бы он не оказался рядом в нужный момент…
– Неужели в Москве у вас больше никого нет? Ни друзей, ни родных?
– Я же говорила тебе… Тётя уехала из Грузии вместе с мужем, когда ему предложили тут работу. Вся наша остальная родня – там. Тётю и то со скрипом отпустили… Дедушка вообще долго был против её брака с дядей Нодаром. Им тоже пришлось отвоёвывать своё право на счастье. Дядя Нодар увидел тётю в театре – во время антракта, среди публики – и влюбился с первого взгляда, без памяти…
Белецкий вспомнил портрет кисти покойного мужа тёти Нателлы: мать с двумя дочерьми. Удивительной красоты женские лица, столь непохожие друг на друга и в то же время неуловимо близкие.
– Твоя тётя очень красивая, – подтвердил он. – Так что я вполне понимаю, как можно потерять от неё голову с первого взгляда.
– О, там разыгралась настоящая семейная драма! – живо подхватила Кетеван, воодушевлённая его интересом. – Дядя Нодар в те годы был студентом-бессребреником, начинающим художником. Дедушка, разумеется, встал на дыбы: отдать свою старшенькую, любимицу-красавицу, за такого нищеброда?! У которого ни кола, ни двора, ни гроша за душой! Бабушке, наоборот, парень сразу понравился и она пыталась дедушку разубедить, но поначалу на него не действовали никакие уговоры и доводы. Однако дядя Нодар не унывал. Он верил в то, что они с любимой непременно будут вместе. Брал заказы на картины, очень-очень много рисовал, и на все вырученные деньги приносил тёте цветы – каждое утро, в течение года! Представляешь? Всё заработанное тратить на букеты…
– Его не Нико Пиросмани, случайно, звали? – пошутил Белецкий.
– Да-да, истории похожи… – кивнула Кетеван. – Но в случае с тётей Нателлой всё закончилось хорошо. Под напором родных дедушка смягчился и дал согласие на брак.
– Вот видишь, – он попытался её подбодрить, – вода камень точит. Глядишь, и на ваши отношения с Асланом родители посмотрят по-другому…
– Дядя Нодар хотя бы грузином был, – тихонько вздохнула Кетеван.
– И что, после свадьбы тесть изменил о нём своё мнение?
– Конечно. Тётин муж больше не был голодранцем. Ему неожиданно стало везти, появились хорошие богатые заказы, а потом его и вовсе пригласили в Москву, начали устраивать персональные выставки, в том числе и за границей… В общем, дядя Нодар сделался большим человеком.
– А… твоя мама? – помолчав, спросил Белецкий. – У неё тоже были страсти, как в мексиканском сериале?
Кетеван расслабленно заулыбалась.
– Нет, совсем наоборот! У мамы с папой всё случилось спокойно и мирно. Собственно, об этом браке ещё их родители договорились – полушутя, полусерьёзно. Семьи близко дружили, поэтому мама с папой знали друг друга чуть ли не с младенчества. Они привыкли друг к другу. Вместе росли… И как-то само собой получилось, что их будущая женитьба – дело решённое. Они согласились, и живут действительно хорошо, душа в душу… у них очень крепкая семья, этакая "любовь-дружба".
– Странно слышать в наши дни о том, как родители договариваются о браке детей, – недоверчиво покачал головой Белецкий. Кетеван фыркнула.
– О, Сандро, это Грузия! Слушай, если я тебе расскажу, как поженились мои бабушка с дедушкой, ты вообще ума сойдёшь. Бабушку просто похитили!
– Боже, – он закатил глаза. – Как это?
– В общем, бабушку – тогда ещё, конечно, не бабушку, а девятнадцатилетнюю красавицу Тинатин – увидела на улице будущая свекровь. И она решила, что такая девушка непременно должна достаться в жёны её сыну Давиду. Это был Сухуми, сорок девятый год. Впрочем, похищения невест на Кавказе и сейчас случаются, хотя законом Грузии это официально запрещено. В общем, свекровь подговаривает бабушкину соседку, и та обманом заманивает её в дедушкин дом… То есть, похищение – это не мешок на голову и поперёк седла перекинуть, самое главное – чтобы девушка оказалась в доме потенциального жениха. Это же такое пятно на репутации!
– В каком смысле? – не понял Белецкий. – Что в этом неприличного-то? Или жених сразу кидается насиловать невесту, едва она переступает порог его дома?
– Нет, конечно. Дедушка был порядочным человеком и пальцем её не тронул. Но… людям-то не докажешь! Эту фразу можно сделать девизом всего Кавказа… В общем, в дом-то бабушка вошла, а выйти уже сложнее… Ей признались, зачем заманили в ловушку, и она ответила, чтобы позвали её родителей – пусть они и решают. Но свекровь дотянула с этим аж до утра, чтобы наверняка. Расчёт оказался верным: хоть родители готовы были поддержать бабушку и забрать её домой, будто ничего и не случилось, она сама отказалась. Не хотела, чтобы на неё всю жизнь потом показывали пальцем… Так и сговорились о свадьбе.
– Обалдеть, – Белецкий покачал головой. – Что, вот так взяла и вышла за абсолютно чужого человека?
– Дедушка Дато был очень добрым и честным… и красивым, кстати, – она улыбнулась своим воспоминаниям. – Он над молодой женой надышаться не мог. У них родилось трое детей: сын и две дочери. Но мальчик умер, утонул в четыре года. Это случилось по недосмотру дедушки, и мне кажется, что бабушка сердцем так и не смогла его простить, хотя открыто этого не выражала никогда. Она просто очень сильно его любила… У них были удивительные отношения, мне они в детстве казались ужасно смешными. Бабушка постоянно ворчала на него, а он только улыбался в ответ и говорил что-то доброе. Ни разу не видела, чтобы они поссорились, поругались…
Она сцепила пальцы в замок и устроила на них подбородок, задумчиво вглядываясь в темень за кухонным окном.
– Потом, – глухо сказала она, – в девяносто втором, началась война…
Голос был бесцветным, но лицо перекосила страдальческая гримаса. Видно было, что ей тяжело об этом говорить.
– Дедушка с бабушкой до последнего не хотели уходить из дома, который сами построили. Мы с родителями уехали в первый день войны. Позже дедушка отправил бабушку прочь с семьёй друзей, практически силой заставил. Ты знаешь, как они добирались до Грузии? Пешком, через перевал… Пока они шли, мы просто не знали, где они, как, живы ли вообще… позвонить и связаться было неоткуда. Бабушка не любит вспоминать о том, что им пришлось пережить во время того жуткого путешествия. Это был настоящий кошмар… На них нападали, грабили, насиловали женщин… У людей буквально ехала крыша. У одной женщины ребёнок сорвался в обрыв, с ней случилась истерика, а муж заявил ей: "Успокойся, я тебе нового сделаю!"
Помолчав, Кетеван перевела взгляд на Белецкого и спросила:
– У тебя есть сигареты?
Он молча протянул ей пачку и зажигалку. Она затянулась, вновь погружаясь в воспоминания.
– В нашей семье из мужчин остались только папа и дядя Нодар, муж тёти, потому что просто физически в этот момент был в России… Впрочем, он умер в том же году – сердце не выдержало. Тогда-то меня и отправили в Москву, чтобы поддержать тётю. При мне она старается бодриться, не показывает, как сильно тоскует по нему, но… я много раз видела, как она разговаривает с его туфлями, обнимая их при этом… А дедушка… дедушку сожгли в доме.
Он видел, как мучительно ей даются эти слова. Встал, обошёл стол, остановился позади Кетеван и положил ладони ей на плечи в успокаивающем и одновременно оберегающем жесте, который как бы говорил: не бойся, я с тобой, ты в безопасности.
– Не надо… – мягко сказал он. – Не рассказывай, если тебе трудно. Ты не хочешь об этом вспоминать? Лучше иди и поспи. Уже поздно.
Кетеван закрыла глаза, благодарно потёрлась щекой о его руку.
– А ты ляжешь со мной? – просто спросила она.
Поначалу Белецкий решил, что ослышался. Видимо, подсознание услужливо подсунуло ему то, что он сам втайне хотел от неё услышать.
– Что, прости? – проверил он.
– Ты ляжешь со мной вместе? – повторила вопрос Кетеван, спокойно глядя ему в глаза, точно предлагала что-то совершенно рядовое и банальное.
– С тобой… в одну кровать? – он почувствовал, как щёки против его воли опалило жаром.
– Да. Мне просто… одиноко, – сказала она. – Не смогу сегодня заснуть одна. Не думай обо мне плохо, Сандро, пожалуйста. Клянусь, я не стану тебя провоцировать и вообще… ничего такого.
“Ты издеваешься?!” – хотел было спросить он язвительно, но почему-то ничего не сказал. Заколдовала она его, что ли… Не зная, зачем поддаётся на эту дикую провокацию, он всё-таки встал и послушно двинулся вслед за ней в спальню. Там она моментально нырнула под одеяло и на некоторое время затихла, ожидая, когда Белецкий устроится рядом. Идиотская ситуация…
Не раздеваясь, он прилёг прямо поверх покрывала, чтобы не касаться Кетеван. Но она тут же нетерпеливо потянула из-под него одеяло, заставляя тоже укрыться.
Ничего такого…
– Ложись ко мне, – негромко сказала она. – Холодно же…
Он не понимал, игра это или искренняя наивная непосредственность. А может, Кетеван действительно воспринимала его как некое бесполое существо, которому просто можно исповедоваться без опаски?.. Белецкий не хотел даже думать об этом. Впрочем, он не хотел сейчас думать вообще ни о чём. Точнее – не мог… Уж он-то, чёрт возьми, не был бесполым!..
Её руки и ступни действительно были холодными, как лёд. Он непроизвольно сжал её пальчики в своих ладонях, пытаясь согреть. Кетеван благодарно уткнулась носом ему в рубашку, натянув одеяло до самых ушей. Она почему-то постоянно мёрзла в этот вечер. Как бы и впрямь не заболела…
– А что случилось с твоей семьёй дальше? – спросил он внезапно охрипшим голосом, лишь бы только не молчать. Не думать о том, что самая красивая и желанная девушка на свете лежит сейчас в его объятиях и тихонько дышит ему в грудь.
– Они остались жить в Грузии, – откликнулась она после паузы, мысленно возвращаясь к тем невесёлым событиям. – Их приютила семья бабушкиного брата.
– А твоя бабушка… она сейчас…
– Жива, слава богу, – откликнулась она. – У неё была онкология, но как она сама говорит: "Тот, кто меня сделал, сделал меня из камня". Вообще, бабушка у меня классная. Про таких говорят – человек старой закалки. В прошлом месяце её возил в больницу друг семьи, мама была сопровождающей. Рассказывала мне, что посадила бабушку назад, а сама села впереди. Возмущению бабушки не было предела: какого чёрта мама сидит вместе с водителем, она кто ему – жена, что ли?!
Белецкий почувствовал её улыбку.
– Ну, а жевать жвачку для девушки – это просто преступление, – весело продолжала Кетеван. – Как после такого кто-то решится взять её замуж?!
Он не выдержал и расхохотался.
– Действительно, непонятно…
– А ещё бабушка никогда в жизни не стригла волосы. У неё до сих пор они очень длинные и густые, только поседели… Она говорит, что в волосах – вся женская сила. Помню, мне в двенадцать лет захотелось поэкспериментировать и я остригла волосы до плеч, так бабушка со мной потом неделю не разговаривала! Кстати, то ли она оказалась права, то ли это было простое самовнушение… но с той стрижкой я не чувствовала себя защищённой. Мне было некомфортно, как будто это не я. Я даже плакала и полушутя-полусерьёзно просила папу убить всех девочек с волосами длиннее, чем у меня…
Белецкий улыбнулся и осторожно провёл ладонью по её роскошным тёмным волосам, пропуская их сквозь пальцы. Это было самое большее, самое смелое и одновременно самое невинное из того, что он мог себе позволить.
– Я… постоянно боюсь, Сандро, – произнесла вдруг она в порыве внезапной откровенности. – Если бы ты знал, какая я трусиха…
– Чего боишься, например? – удивился он этому резкому переходу.
– Всего! – горячо воскликнула она, чуть отстраняясь и поднимая подбородок, чтобы посмотреть ему в глаза. – Боюсь, что нам с Асланом не дадут быть вместе, что я проживу всю свою жизнь без любви, без сильных чувств и эмоций… Вообще боюсь прожить скучную и неинтересную жизнь. Боюсь стать актрисой второго плана. Боюсь… смерти своих близких. Боюсь войны. Боюсь, что не смогу иметь детей или заболею какой-нибудь неизлечимой болезнью…
– Ну, хватит, – он накрыл её губы ладонью. – Я тебя понял. Трусишка… У тебя всё будет просто прекрасно, не переживай.
– Откуда ты знаешь? – с сомнением и в то же время с надеждой спросила она, точно Белецкий и впрямь обладал даром предвидения.
– Я так думаю! – произнёс Белецкий с явным грузинским акцентом, подражая Кикабидзе в фильме "Мимино". Кетеван рассмеялась, заметно расслабившись.
– Ты будешь жить долго и счастливо, – начал он медленно, нараспев, точно рассказывая сказку. – У тебя будет прекрасный, любящий, заботливый муж, сдувающий с тебя пылинки…
– Аслан? – уточнила она благоговейным шёпотом, как ребёнок, спрашивающий взрослого о существовании Деда Мороза.
– Конечно, Аслан, кто же ещё… Ты родишь ему трёх детей: двух мальчиков и одну девочку. Станешь известной актрисой. Тебя наперебой будут приглашать сниматься в кино, посвящать стихи и песни, дарить цветы… Ты будешь купаться в любви и обожании. А умрёшь ты старой-престарой женщиной, предварительно попав в книгу рекордов Гинесса как долгожитель.
Убаюканная его сладкими речами, точно колыбельной, Кетеван так и заснула – со смутной улыбкой на губах. А Белецкий, в отличие от неё, долго не мог успокоиться. Он просто лежал и вглядывался в полутьме в рисунок этих манящих полных губ, чуть приоткрытых в беззаботной, как у младенца, улыбке. Ему до дрожи, до боли, до звона в теле хотелось прикоснуться к этим губам… вернее, не так – накрыть их жадным поцелуем, задыхаясь, спеша, почувствовать на вкус, исследуя и подчиняя… Но он не мог – просто не смел.
Самое обидное, что в той безмятежной картине счастливого будущего, которую он ей обрисовал, не нашлось места для него самого. Но Кетеван, похоже, ничуть от этого не расстроилась… В её будущем Белецкого просто не существовало.
Он даже не подозревал тогда, насколько хреновым провидцем окажется.
Белецкий понимал, что надолго его не хватит. “Просто дружить” с такой девушкой, как Кетеван, было нереально. А тем более – спать с ней в одной постели, это был уже явный перебор. Он знал, что рано или поздно сломается и всё испортит, попытавшись перевести их отношения в новое русло – он же не железный! Но тогда Кетеван неизбежно его пошлёт… а ему ужасно не хотелось её терять. Пусть хотя бы как друга.
А она, будто назло, продолжала играть с ним и провоцировать. Тот единственный раз, когда они провели вместе ночь, был куда более целомудренным, чем её остальные повседневные "невинные шалости". Тогда она доверилась ему, раскрылась, стала уязвимой и хрупкой… а в обычной жизни ничем не демонстрировала свою слабость, чисто по-женски продолжая упиваться властью над влюблённым в неё парнем и ничего ему не обещая.
Неизвестно, к чему бы это всё привело и когда бы грянул взрыв – а в том, что он грянет, сомневаться не приходилось. Белецкий всё-таки был здоровым молодым человеком со своими здоровыми потребностями, естественными в его возрасте.
К счастью, выход из ситуации вскоре был найден – он обзавёлся девушкой "для тела". Не проституткой, конечно. Просто встретил ту, которую вполне устраивал формат отношений "ничего личного, только секс". Белецкий был благодарен ей за это: реализуя свои физические потребности и скрытые желания, он мог быть спокоен за то, что девушка не станет претендовать, помимо тела, ещё и на его душу. Этого он дать ей не мог, поскольку сердце было до краёв заполнено другой… Партнёршу же всё устраивало в силу занятости, ей некогда было тратить время на романтические свидания и прочую чушь.
Она служила балериной в Большом театре (не прима, разумеется – так, артистка кордебалета), носила нежное имя Лидочка и была старше Белецкого на пять лет. И познакомились они, как ни удивительно, благодаря Кетеван. Точнее, её тете Нателле…
Здание Большого в девяностых совсем обветшало и находилось в крайне плачевном состоянии. За всё время существования театра к нему бесконечно что-то пристраивали, пытались сделать более современным и улучшали. На фундаменте, стенах и даже на отделке интерьеров появились многочисленные трещины. Колонны из белого камня накренились почти на тридцать сантиметров. В конце концов, правительством Москвы было принято постановление о реконструкции комплекса, поскольку тянуть дальше было нельзя.
И всё-таки практически каждый русский человек (да и иностранец тоже!), произнося это волшебное сочетание слов: “Большой театр”, подсознательно испытывал некий благоговейный трепет перед его величием. Белецкий не был исключением.
Не являясь особым поклонником оперы и балета, он, тем не менее, с огромным удовольствием сопровождал Кетеван, если ей нужно было забежать к тёте на работу в Большой – передать ключ или ещё что-нибудь. Ему выписывали пропуск, и иногда он поднимался вместе с Кетеван в костюмерный цех, но чаще просто оставался ждать девушку, неспешно прогуливаясь по фойе театра и любуясь поистрепавшейся роскошью. Блеск, позолота, белый рояль, красные ковровые дорожки на раздвоенной парадной лестнице… Всё здесь дышало стариной и историей.
Как-то раз, поджидая Кетеван, он стоял у подоконника и наскоро перечитывал конспект по истории русского театра, делая там пометки карандашом – готовился к завтрашнему семинару. Невдалеке зазвенел женский смех, и по лестнице легко вспорхнула стайка юных балерин. Мелкие сошки из кордебалета, но все, как на подбор, премиленькие. Белецкий задумчиво и почти неосознанно проводил их взглядом, прежде чем сообразил, что одна из балерин не последовала за подругами, а остановилась прямо напротив него, в упор рассматривая и широко улыбаясь. Зеленоглазая, чуть веснушчатая, с гладко причёсанной головкой, лебединой шеей, точёными плечами и стройными ножками, кокетливо выставленными по третьей позиции – она была прелестна, как весна. Белецкий невольно улыбнулся в ответ.
– Ой, какой мальчик хорошенький, – бесцеремонно заявила девушка то ли себе самой, то ли ему. – Я тебя здесь раньше не видела. Ты новенький? Из балетных?
– Нет, – смутился он, – я… вообще-то, просто кое-кого жду.
– Ну и слава Богу! – выдохнула она с облегчением. – В балете все мужики через одного – голубые. Ты ведь не такой?
Он растерянно и смущённо замотал головой, слегка ошалев от подобного напора.
– Я Лида, – она протянула ему ладошку. – Можно Лидочка. Меня так все зовут, я привыкла.
Ему ничего не оставалось, как тоже представиться. Между тем она деловито отняла у него тетрадку с конспектами и что-то нацарапала карандашом на последней страничке.
– Вот, – сказала балерина, возвращая ему тетрадь. – Позвонишь мне вечером.
– Зачем? – растерявшись, спросил Белецкий. Должно быть, прозвучало не слишком-то вежливо. Но она не обиделась, лишь загадочно улыбнулась:
– Договоримся…
Они действительно славно “договорились”. Практически спелись. Отличный дуэт получился…
Набирая номер Лидочки в самый первый раз, он уже догадывался, понимал, чего она от него ждёт, чего хочет. Явно не стихов под луной и букетов с конфетами… Но почему-то это не вызывало отторжения или протеста. Он признался себе в том, что и сам не прочь… ну, хотя бы попробовать.
Едва заслышав в трубке голос Белецкого, Лидочка, не мешкая, продиктовала ему собственный адрес и велела приезжать.
– Прямо сейчас? – как ни пытался он казаться взрослее и опытнее, чем был на самом деле, а всё же не смог скрыть смущения. – Поздно ведь уже…
Она звонко расхохоталась и подковырнула:
– А что, мама не отпустит?
Белецкий покраснел, злясь на себя и на неё.
– Да нет, – стараясь, чтобы голос звучал как можно более беззаботно, отозвался он. – Просто мне потом ещё обратно пилить через пол-Москвы среди ночи… Не ближний свет, знаешь ли.
– Зачем обратно? – удивилась она. – Приезжай с ночёвкой.
Вот так – сразу.
И дальше всё пошло, как по маслу. Он больше не испытывал в присутствии Лидочки ни смущения, ни неловкости. Всё было естественно, непринуждённо и закономерно. Даже то, что она встретила его практически голая и буквально с порога потащила в постель, промычав ему в губы что-то вроде: “Пока ты доехал, думала – умру от нетерпения!” Это не удивляло, не пугало и не отталкивало. Так и должно было быть. Она – женщина. Он – мужчина. Он даже не представлял себе до этого момента, насколько он мужчина. Судя по тому, как стонала и извивалась под ним Лидочка, как она до боли стискивала пальцами его плечи и в изнеможении откидывалась на подушку, он, фигурально выражаясь, сдал вступительный экзамен и был принят в качестве партнёра на постоянную основу.
Хотя она, конечно, догадывалась о том, что у него мало опыта. Помимо всех прочих признаков – ещё и потому, что он был моложе на несколько лет. Да и очевидно было, что парень из хорошей семьи: такой не станет таскаться по дешёвым шлюшкам или зажимать ровесниц в вонючих подворотнях. Поэтому Лидочка деликатно наставляла и учила его – не грубыми указаниями, а изящными намёками и подсказками, не словом, а делом. Он был безумно благодарен ей за это. Ему нравилось её тело, его влекло к ней. Лидочка была симпатичной и ладненькой – невысокого роста, худенькая – сорок восемь килограммов, с длинными ногами и тонкой талией. У неё была идеальная осанка и грациозная походка. Его завораживало то, как она двигалась. А уж в постели что вытворяла!..
Поразительно, но в эти мгновения он совершенно забывал о Кетеван. Не думал о ней. Всё остальное время в сутках было заполнено ею до отказа: он просыпался с нежным именем “Кети” и с ним же засыпал, по-прежнему считая потерянными те редкие дни, когда они не виделись. Сердце его всё так же замирало от одной только улыбки или вгляда искоса, из-под длинных ресниц, в его сторону… Но в тот момент, когда их с Лидочкой тела сливались воедино, когда их дыхания смешивались, а спутанные волосы переплетались – Кетеван просто переставала существовать. Он и помыслить не мог, чтобы во время секса с Лидочкой представлять на её месте… нет, нет, такое ему даже в голову не приходило. Эти стороны его жизни никогда не должны были соприкасаться друг с другом.
Лидочка не расспрашивала его о личной жизни. Не ревновала и не допытывалась, не обещала сама и не требовала клятв и обещаний от него. Ей действительно с лихвой хватало исключительно телесных отношений. А вот Кетеван, быстро догадавшись о том, что у Белецкого кто-то появился, постоянно норовила выяснить, кто она. Его же почему-то ужасно раздражали эти вопросы.
– Тебе-то что за забота? – злился он. – Какая разница, с кем я провожу время ночами?
– Да вообще-то, никакой… – она терялась под холодностью его взгляда. Сандро казался ей чужим в такие моменты. Он как-то резко повзрослел, не огрубел, но… может быть, просто понял себе цену? Кетеван не ревновала, конечно же, нет – она только расхохоталась бы в ответ на такое дикое предположение. Но в глубине души ей было неприятно, что то безграничное восхищение и обожание, которые прежде Белецкий дарил только ей одной, теперь приходится делить с неведомой девицей, завладевшей его телом и душой.
Кетеван и не подозревала, как глубоко заблуждается. Ни восхищения, ни обожания со стороны Белецкого не стало меньше. Да и душа Сандро по-прежнему принадлежала лишь ей, без остатка. Но, набирая по вечерам его домашний номер и всё чаще и чаще слыша в ответ: “Его нет и сегодня, скорее всего, уже не будет”, она испытывала странное чувство досады и смутного беспокойства. Словно её обкрадывают.
