Текст книги "Сандро, не плачь! (СИ)"
Автор книги: Юлия Монакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Постояв ещё немного рядом у его постели, Кетеван тихонько ушла. Он уловил осторожный звук закрывающейся двери.
Он так наделся, что вместе с температурой прошла и его зависимость от девушки. Прошла его одержимость, желание постоянно быть рядом, дышать с ней одним воздухом, дышать ею… Он и сам уже бесконечно устал от своей больной, неистовой любви и мечтал только об одном – чтобы её запас, наконец, исчерпал себя. И сейчас, всего на несколько мгновений почувствовав Кети рядом с собой, он только с отчанием понимал, что эта болезненная зависимость никуда не делась, она по-прежнему с ним. Понимал и в страхе задавал себе вопрос: сможет ли он когда-нибудь исцелиться – или эта любовь исчезнет только, когда его самого не станет?..
2019 год, Москва
В день встречи выпускников с самого утра Белецкого начали одолевать сомнения. Возможно, тому способствовала погода – дождливая, пасмурная… Так и подмывало всё отменить к чертям и остаться дома. К тому же, это был его единственный на неделе выходной день… Однако, нехорошо было подводить однокурсников, а также Мастера, который тоже обещал приехать.
Галинка рассеянно, вполглаза, наблюдала за его сборами и с виду казалась вполне спокойной. Лежала на кровати с планшетом и лениво просматривала френдленту в фейсбуке.
– А ты всех своих женщин любил по-разному? – спросила вдруг она.
– В каком смысле? – опешил Белецкий.
– Ну, к примеру, меня… и Кети. С ней же у тебя всё иначе было, ведь так?
Он присел рядом с ней на кровать и задумчиво уставился себе под ноги, всерьёз осмысливая этот внезапный вопрос.
– Мне сейчас кажется, что её я даже не любил, а просто сгорал, – сказал он наконец. – День за днём, медленно, но верно. Еле спасся и соскочил… это была какая-то наркотическая зависимость, настоящая одержимость. Наверное, я любил даже не саму Кети, не реальность, а свою мечту о ней. Своё представление: как бы оно всё было, если бы мы… – он не договорил.
– И неужели даже не тянет проверить, вот ни капельку, как оно всё-таки вышло бы в реальности? – поддела она.
– Я кого-то сейчас выпорю, – пообещал он, нахмурившись.
– А я? Меня ты как любишь? Ведь от любви ко мне ты никогда не горел, не страдал, не мучился особо.
– А ты хотела бы, чтоб мучился? – Белецкий улыбнулся. – Понимаешь, у нас с тобой всё изначально получилось более спокойно, без шекспировских страстей. Но это абсолютно нормально. Нас ведь сразу потянуло друг к другу, возникла симпатия. Не было отторжения, привыкания, никто не бегал от другого, сломя голову… если не считать того момента, когда ты удрала от меня в Крым, – он укоризненно взглянул на жену.
– Я тогда просто испугалась, – вздохнула Галинка. – Ты мне так нравился, точнее, я уже была влюблена в тебя по уши, и мне казалось, что ты не способен ответить на мои чувства с такой же силой. Ты ведь был настолько… известный, настолько недоступный, будто житель из другого мира, и я долго не могла поверить в то, что ты мной всерьёз заинтересовался.
– Ну, в общем, оба слегка порефлексировали, куда ж без этого, – хмыкнул он.
– Ты-то разве рефлексировал? – усомнилась она.
– О, ещё как! Это был буквально "мильон терзаний". Ты была такая молоденькая и красивая, что я всё время думал: ну на фига портить этой девочке жизнь? Зачем ей сдался такой старый и больной человек, как я?
– Ох, опять это твоё кокетство, – фыркнула Галинка, любуясь мужем – в простой белой футболке и голубых джинсах он казался почти студентом, и улыбка у него сейчас была юношеская – обаятельная, открытая, излучающая тепло и свет.
– Поезжай на свою встречу, старый и больной человек, а то опоздаешь!
Он наклонился, чтобы поцеловать жену. Платье её немного задралось, и Белецкий немедленно засунул руку под подол, задумчиво поинтересовавшись у висящей на стене картины:
– А может – ну её к лешему, эту встречу выпускников?..
– Вали уже, – засмеялась Галинка. – У меня вечером тоже встреча.
– С кем это? – насторожился он.
– С Верой. Она меня введёт в курс дела… так сказать, в неформальной обстановке.
В августе Галинка поступала на службу в театр Мюзикла – вместо ушедшей в декретный отпуск солистки Веры Громовой, которая была известна публике под сценическим псевдонимом Вероника Мендес. Вера исполняла главные партии в самых знаменитых музыкальных спектаклях театра, и Галинка должна была постепенно, шаг за шагом, заменить солистку в каждом из них. Официальный договор был давно подписан, первые репетиции позади, но Галинке всё равно хотелось порасспрашивать певицу поподробнее обо всех тонкостях будущей работы, особенно о коллективе.
– Вере привет, – отозвался Белецкий, тут же расслабившись. Прошлым летом они снимались вместе с Громовой в далёкой северной деревушке на реке Мезень и здорово сдружились за время съёмок. – Передай, что я скучаю. Надо бы собраться как-нибудь всем вместе, затусить, как в старые добрые…
– Ей сейчас не до тусовок, – усмехнулась Галинка. – Малышке всего полгода, она у Веры всё время отнимает…
– Слушай, – внезапно спросил он. – А может, нам тоже ребёночка завести?
Галинка выронила планшет.
– Ого. Неожиданно… – пробормотала она в замешательстве.
– Чего неожиданного-то? Мы третий год женаты.
Она расстроганно заморгала, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Это предложение и обрадовало, и испугало её.
– Ну… просто я не думала, что ты хочешь. У тебя же уже есть дети.
– Во-первых, я хочу не просто детей, а детей от любимой жещины. И больше не хочу, чтобы мой ребёнок рос отдельно от меня. Хочу быть рядом с самого первого дня его жизни. Нет, даже раньше… хочу видеть тебя беременной!
– Вообще-то, мама тоже давно намекает, что мечтает о внуках, – призналась Галинка, краснея. – Но ты представляешь, что скажут в театре?! Только пришла, чтобы заменить ушедшую в декрет артистку – и тут же сама упорхнула в декрет… Хотя, конечно, не факт, что у нас получится быстро, с первого раза, – она ещё больше смутилась.
– Роди мне дочку, пожалуйста, – попросил он. – Такую же красотку, как и ты, – его руки уже бесстыдно забрались ей под платье, заскользили по спине, а затем переместились на грудь.
– Предлагаешь заняться этим немедленно? В смысле, начать делать детей прямо сейчас? – не удержалась она от шпильки.
– Чёрт, – он с сожалением оторвался от неё и взглянул на часы. – Надо ехать. Но обещаю, что всерьёз приступлю к выполнению плана по деторождению сразу же после возвращения! Готовься.
– Трепещу, – игриво откликнулась она и многообещающе поцеловала его в губы. – Постарайся не задерживаться.
Перед тем, как выйти из комнаты, Белецкий вдруг приостановился и обернулся.
– Я люблю тебя, – произнёс он и добавил, будто оправдываясь:
– Почему-то, знаешь… захотелось именно сейчас тебе это сказать.
– А я тебя – больше, – Галинка показала ему язык.
– Как там у вас, девочек, говорится – до луны и обратно? – пошутил он.
– Бери выше – до самого Марса!
Он снова улыбнулся ей напоследок – так, как она любила, когда вокруг его синих-синих глаз собирались милые морщинки – и вышел за дверь.
Вдруг у Галинки неприятно ёкнуло в груди. Образовавшаяся в комнате пустота вмиг оглушила её, а затем волна иррационального страха окатила с головой. Галинка испуганно и торопливо глотнула ртом воздух, точно тонущий человек, чья голова внезапно оказалась над поверхностью воды. Сердце колотилось, как бешеное. Это походило на внезапную паническую атаку, хотя прежде Галинка никогда не жаловалась на подобное.
Она сидела на кровати, пытаясь как-то отдышаться, успокоиться, и боролась с желанием выскочить за дверь, догнать мужа… чтобы не позволить ему уехать.
Услышав внизу звук захопнувшейся входной двери, Галинка, дрожа, медленно перевела дыхание, и только затем почувствовала боль в ладонях. Опустив взгляд вниз, она с трудом сообразила, что непроизвольно так сжала пальцы в кулаки, что ногти впились в кожу до крови.
1995 год, Москва
Тем же летом Белецкий предпринял малодушную попытку уйти из училища. Просто вдруг понял, что будет не в силах постоянно находиться рядом с Кетеван. Всё это время он старательно избегал девушку, чтобы её власть над ним хоть немного ослабла. Но куда там!.. Она снилась ему ночами, и днём он не мог удержаться от того, чтобы не думать о ней. Это уже напоминало психическое расстройство, что всерьёз его пугало.
Он заехал в Щуку в июле – как раз в разгар свежей абитуриентской гонки за поступлением. Идя по коридору училища, он с некоторым оттенком зависти наблюдал за молодняком, мечтающим об актёрской карьере: это были обаятельные мальчишки и девчонки, хохочущие, счастливые, взволнованные, без оглядки влюблённые в жизнь… Один черноволосый паренёк выразительно, несколько напоказ читал любовное стихотворение, отчаянно кося глазом в сторону прехорошенькой блондинки с двумя косичками. Ясно было, что чернявый влип по уши. Белецкий лишь усмехнулся про себя.
Одного он не ожидал, дурак – что встретит Мастера.
– Саша, – удивился Самойлов, увидев своего студента в стенах училища во время каникул. – Ты что здесь делаешь?
– Я… мне нужно было… – растерялся Белецкий, но всё же взял себя в руки и смело взглянул на Мастера. – Рубен Константинович, я хотел бы написать заявление на отчисление по собственному желанию.
Несколько секунд Мастер молчал, всматриваясь в его лицо, а потом кивнул:
– Пойдём-ка со мной. Сейчас я не могу задерживаться, меня попросили провести прослушивание у абитуриентов, заменить заболевшего педагога… Посидишь со мной. Поприсутствуешь. Посмотришь. А потом мы с тобой поговорим.
– Но мне надо… – запротестовал было Белецкий.
– Всё равно на факультете сейчас никого нет. Заперто, – пожал плечами Мастер. – Кому ты собираешься подавать своё заявление? Пойдём, пойдём, – и потянул парня за собой ещё более решительно. Белецкому ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
Прослушивание растянулось до самого вечера. Белецкий смотрел, как читают стихи и басни все эти симпатичные мальчишки и девчонки, которые жаждут стать актёрами. Мечтают, что этот волшебный мир приоткроет для них хоть краешек своей завесы…
Кто-то был откровенно бездарен, кто-то явно подавал надежды, а в ком-то с самого первого взгляда угадывался талант. Среди поступающих не было одинаковых или похожих. Все – личности…
Та самая блондинка с косичками бойко затараторила Агнию Барто: “Что болтунья Лида, мол, это Вовка выдумал…”
– Так, подождите, стоп, – прервал её Мастер, – вам сколько лет?
– Восемнадцать… – пискнула та, оробев.
– А что ж вы нам детский сад какой-то читаете? Давайте что-нибудь… – он покосился в сторону Белецкого, – ну, хотя бы про любовь. Вот, видите юношу? – он кивнул на своего студента. – Представьте, что вы влюблены в него по уши, страдаете, умираете от этой любви, а он вам взаимностью не отвечает. Итак?..
Девчушка залилась краской и вдруг, неожиданно глубоким и чувственным голосом, начала читать пушкинское “Письмо Татьяны к Онегину”, вперившись в Белецкого взглядом ясных серых глаз:
– Я к вам пишу – чего же боле?
Что я могу ещё сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня…
– Посмотри на этих ребят, – негромко сказал Мастер, наклонившись к уху Белецкого. – Они все верят, ждут и надеются на то, что пройдут. Тебе они сейчас страшно завидуют. У большей части из них сегодня рухнет последняя надежда. А ты… ты счастливый человек, просто не догадываешься об этом.
Белецкий понуро молчал. Он понимал, что Мастер прав. В самом деле, брось он училище – ему будет дико не хватать вот этого всего. Неповторимой сумасшедшей атмосферы, окружающей обстановки, стихов и выступлений на публику, чтений и показов в учебном театре…
Последний абитуриент давно покинул зал, где проходило прослушивание. Самойлов и Белецкий остались вдвоём.
– Соберись, Саша, – произнёс Мастер спокойно. – Не будь жалким. Я же вижу, что с тобой… с вами обоими происходит. Я всё понимаю и не осуждаю. Когда и любить, как не в восемнадцать – двадцать лет… Но не позволяй этой любви полностью завладеть твоей жизнью, править ею. Используй свои переживания и страдания в актёрской игре. Реализуйся в творчестве. Учись на собственных ошибках и ранах. Всегда дыши полной грудью. Даже несчастная любовь бывает прекрасна, если не превращать её – и себя заодно – в посмешище…
Белецкий молча, с жадностью внимал каждому его слову.
– У настоящего актёра все жизненные драмы и трагедии идут в дело, как у хорошей хозяйки на кухне все имеющиеся в холодильнике продукты – в салат, – продолжал Мастер. – Полюбил – запоминай. Анализируй. Ты потом обязательно воплотишь это на сцене. Да так, что у зрителя будет рваться сердце от твоей игры. Понял?
– Понял, – кивнул Белецкий. – Спасибо вам, Рубен Константинович. И простите меня… – ему уже было стыдно за свой глупый необдуманный порыв.
Мастер приобнял его за плечи, показывая, что всё в порядке.
– Поезжай домой, Саша. Отдохни, наберись сил за лето. И – до встречи в сентябре.
2019 год, Москва
И всё-таки Белецкий немного припозднился, хотя в принципе ненавидел опаздывать и был крайне пунктуальным человеком. Крепко застряв в пробке за пару кварталов до ресторана, он уже всерьёз подумывал о том, чтобы оставить машину где-нибудь здесь и дойти пешком. А может быть, судьба просто намекала ему, что не стоит и вовсе идти на эту встречу… Жил же он как-то без своих драгоценных однокурсников больше двадцати лет, и ещё столько же проживёт, если, конечно, здоровье позволит. Может, стоило вообще развернуться и отправиться домой?
Перед глазами до сих пор стояло лицо Галинки. Это непередаваемое выражение, когда он заговорил о детях… Белецкий улыбнулся. Возможно, он и ведёт себя как последняя сволочь и эгоист, заставляя беременеть и рожать двадцатичетырёхлетнюю девчонку, чтобы ещё крепче привязать её к себе… но ему очень этого хотелось. И, кажется, она была явно обрадована его идеей, хоть и смущалась.
Наконец, движение на Красной Пресне потихоньку восстановилось. Зато погода снова начала стремительно портиться, как это было всю последнюю неделю: на небе сгустились тяжёлые тёмные тучи, обещая скорый дождь.
Так оно и вышло – когда Белецкий парковал машину, на лобовое стекло упали первые нерешительные капли воды. А едва он ступил на порог ресторана, буквально за его спиной разверзлись хляби небесные, и он торопливо вошёл внутрь.
Как выяснилось, местом встречи бывшие однокурсники избрали караоке-бар. В небольшом и довольно уютном зале имелась профессиональная сцена для выступлений, и прямо сейчас там с микрофоном в руке оглушительно надрывался, подражая Лепсу, какой-то здоровенный мужик:
– Толька-а-а рюмка водки на столе, ветер плачет за окно-о-ом.
Тихо болью отзываются во мне этой молодой луны-ы-ы крики…
Белецкий поискал взглядом своих. Вообще-то, он не был уверен, что с лёгкостью их узнает. К счастью, он быстро заметил Анжелу, а следом за ней разглядел и другие знакомые лица.
Пока он шёл к столу, где расселись его бывшие однокурсники, то успел заметить, что бывшая жена сегодня в ударе. Она явно солировала, что-то оживлённо рассказывая и жестикулируя.
В этом окружении Климова, несомненно, чувствовала себя звездой. Да она и была ею, если сильно не придираться. Кто бы мог подумать каких-то три года назад, что из неудачницы, малоизвестной актрисы крошечной труппы захудалого театра она превратится в знаменитость! И всё с лёгкой руки Белецкого – это он посоветовал её кандидатуру режиссёру, у которого тогда снимался. Одна-единственная, но яркая трагикомическая роль моментально вознесла Анжелу на вершину славы и зрительского обожания. Её стали наперебой приглашать в сериалы и “большое” кино, в основном в комедии. Климова даже умудрилась найти себе мужа среди поклонников. Глядя на эту полную, румяную, пышущую энергией и задором женщину, мало кто догадывался, что за её внешним добродушием и широкой приветливой улыбкой прячется личина истинной интриганки…
– Саша пришёл! – заметив Белецкого, радостно ахнул кто-то. Анжела моментально была забыта. Все радостно загудели, приветствуя вновь прибывшего – всё-таки, из всех них он оказался в итоге самой большой звездой. Мужчины жали Белецкому руку, женщины взвизгивали и бросались на шею обниматься, и через пару минут у него голова пошла кругом от запаха всевозможных духов. С удовольствием отметив, что во главе стола сидит Мастер, Белецкий двинулся к нему, чтобы поздороваться. И только потом, опустившись на свободный стул рядом с Рубеном Константиновичем (словно специально оставленный для Белецкого), он, наконец, увидел Кетеван, сидевшую через два человека от него.
Она была сегодня красива. Очень красива. Высокая причёска открывала стройную изящную шею, длинные серьги покачивались и звенели при каждом повороте головы… Перехватив его взгляд, Кетеван спокойно улыбнулась – без тени фамильярности, никак не афишируя их недавнюю встречу. Он сдержанно кивнул в ответ.
– У-у-у, какой ты стал! – галдели между тем однокурсники.
– Саня, тебя что, заморозили? – укоризненно поинтересовался Генка Огурцов, похлопывая себя по объёмному пивному животу. – Мы все толстые, лысые и морщинистые, а ты как будто мальчик двадцатилетний…
– Это на него так ностальгия по юности действует, – многозначительно протянула Анжела. – Романтические воспоминания и всё такое…
Вот же язва, подумал он мимолётно, впрочем, не особо удивляясь – это было вполне в её репертуаре.
– Саша, – волновалась рядом Катюша Мельникова, – а ты дашь автограф для моей дочки? Она твоя безумная фанатка. Все мои студенческие фотки, где есть ты, по сто раз на дню пересматривает.
– А сколько лет дочке? – улыбнулся Белецкий.
– Шестнадцать… Зовут Лиля, – подсказала она, торопливо подсовывая ему ручку и блокнотик. – Напиши что-нибудь тёплое, искренннее… она с ума сойдёт от счастья. Она же мне дома сегодня истерику закатила, тоже хотела на эту встречу прийти. Я еле отмазалась. А можно ещё и селфи с тобой сделать?..
– Ой, нет, пожалуйста, только не селфи, я это ненавижу… – начал было он, но, заметив её жалобно захлопавшие ресницы, со смехом сдался.
– Ну ладно, делай, бог с тобой. А с дочкой приходите на любой мой спектакль. Я с ней с удовольствием пообщаюсь.
– Ой, правда? Было бы здорово…
Приехать на встречу смогли далеко не все. Многие и вовсе покинули Москву сразу после выпуска, и разыскать их не удалось даже через соцсети. Очень хотелось верить, что они блистали сейчас где-нибудь на подмостках в родном Саратове или какой-нибудь Вологде…
В целом, если не считать лёгкого, едва уловимого дискомфорта от близкого присутствия Кетеван, вечер намечался вполне приятный. Белецкий даже искренне развеселился и завертел головой, разыскивая дражайшего приятеля своих студенческих лет.
– А где Жорка? – спросил он. – Не приехал?
– Да вон же он, – хмыкнула Анжела, – в караоке надрывается, весь репертуар Лепса уже перепел..
Ничего себе. Он ведь видел старого друга, но не узнал его! Впрочем, и немудрено было не узнать – роскошную шевелюру Жорки сменила не менее роскошная, будто отполированнач лысина. Дождавшись паузы между куплетами, Белецкий махнул рукой, привлекая его внимание.
– Саня!!! – взревел Жорка прямо в микрофон, сбившись с ритма, и едва не свалился со сцены. Через пару мгновений он уже сжимал друга в крепких медвежьих объятиях.
– Ты совсем не изменился, гад, – радостно воскликнул он. – Я-то думал, это просто фотошоп… А ты и вживую красавец. Вот же с-с-скотина!..
– Где твои златые кудри, Иванов? – засмеялся Белецкий. Тот довольно погладил себя ладонью по лысине и пояснил:
– Играю бандитов в сериалах про ментов и братков из девяностых. Это моё пожизненное амплуа. Приходится и внешне соответствовать…
Что ж, Иванов, по крайней мере, нашёл себя в профессии. Странно, что они с Белецким никогда не пересекались на съёмочной площадке… но, впрочем, мало ли снимают сериалов!
Остальные однокурсники оказались не так удачливы. Кто-то совсем оставил актёрское дело, занявшись бизнесом или даже работая в офисе. Хранившие же верность полученному образованию реализовывали себя по-разному. Одни выступали в телевизионных ток-шоу, играя в искренность и рассказывая всякие скандальные истории якобы из жизни, а на самом деле заранее прописанные в сценарии. Другие работали аниматорами на праздниках. Кое-кто, вроде Генки Огурцова, и вовсе подвизался в кукольном театре.
– Я – звезда культового спектакля “Теремок”, неужели ты не слышал обо мне? – с плохо скрываемой грустью поделился он с Белецким, маскируя шутливой фразой всю ничтожность и никчемность своего положения. – Блистаю в роли Зайчика-побегайчика и срываю овации от четырёхлетней сопливой публики… На что просрано полжизни, х… знает, – добавил он с досадой.
– А ты, Сашка, у нас везунчик, – вздохнул кто-то с тщательно завуалированной завистью. – Как попал в кино во время учёбы – так и продолжаешь сниматься… Ты же с того исторического сериала взлетел, верно?.. “Петербургские трущобы” – ну, где ты корнета играл?.. Первая роль – и сразу знаковая…
– Нет, – улыбнулся Белецкий, – до этого ещё реклама жвачки была.
– Точно! – вспомнила Оля Савицкая. – Я на ютубе пару месяцев назад наткнулась на рекламные ролики девяностых годов. Там и твоя реклама тоже есть! Ты там такой молоденький, хорошенький… И песня эта, помнишь? Привязчивая, зараза! “Нежность дыхания, свежесть дыхания…”
– Припоминаю, как ругал тебя за эти съёмки, Саша, – усмехнулся Мастер. – Очень боялся тогда, что ты растратишь свой талант на подобные коммерческие поделки… К счастью, ты умудрился избежать соблазна лёгкой наживы. Я горжусь тобой, мальчик, так и знай!
Самойлов, конечно, сильно сдал за эти годы. Ему уже исполнилось семьдесят пять. Но он старался держаться молодцом, сохраняя ясный ум и трезвую голову. К сожалению, пробыл он вместе со своими бывшими студентами недолго – через несколько часов улетал в Италию на какой-то кинофестиваль. Но за это время Мастер умудрился очень тепло пообщаться с каждым из них. Постарался сказать всем что-то ободряющее и вдохновляющее… Даже если он и был разочарован тем, что далеко не все птенцы его гнезда пошли по актёрской стезе – то виду не подавал. Они все были равны для него – равно-ценны, равно-дороги. Даже Нижарадзе, одна из самых талантливых его студенток… хоть она и бросила училище незадолго до диплома.
На прощание ученики подарили ему именные часы на цепочке – в память об этой встрече. Кто знает, когда в следующий раз им удастся вновь увидеться… да и удастся ли?
– Рубен Константинович, я за рулём, давайте отвезу вас в аэропорт? – предложил Белецкий, поскольку единственный в этой компании не пил, и к тому же, уже подумывал о том, как бы потихоньку слиться: хорошенького понемножку… Но Мастер покачал головой, сообщив, что уже заказал такси.
– Оставайся, Саша, – сказал он. – Пообщайся с друзьями… я думаю, многим из вас есть, что вспомнить и что рассказать друг другу. На все вопросы должны быть получены ответы, – добавил он многозначительно. – Не стоит тащить непосильный груз прошлых лет за собой…
Пока Белецкий ломал голову над тем, что могли изначать эти слова, на освободившийся рядом с ним стул пересела Кетеван. Сама, без приглашения. Он мог не поворачивать головы, она могла не произносить ни слова – всё равно он угадал бы её присутствие. Белецкий ощущал его буквально физически. Вся лёгкость, всё то оживление и приподнятое настроение, что владели им до этого, моментально испарились. Отмалчиваться и дальше делать вид, что не замечает её, не представлялось возможным. Мастер прав – нужно получить, наконец, ответы на все мучающие его вопросы…
Белецкий медленно, с огромным усилием, заставил себя повернуться и посмотреть ей в глаза.
– Галь, я тут! – Вера весело помахала ей рукой из-за уже облюбованного столика. Галинка махнула в ответ и поспешила в заданном направлении. Они тепло обнялись.
– Классно выглядишь, – сказала Вера.
– Ты тоже, – искренне отозвалась Галинка.
– Ох, куда там, – отмахнулась певица со смехом. – Я и так набрала за беременность двенадцать килограммов, никак не могу их сбросить, просто кошмар… Рома уверяет, что мне идёт, но… – она страдальчески закатила глаза.
– Да нет же, ты правда потрясающе выглядишь, – заверила Галинка.
Несмотря на довольно существенную – пятнадцатилетнюю – разницу в возрасте, ей всегда было легко и приятно в компании этой красивой обаятельной женщины. Обе быстро нашли общий язык и, хотя знакомство их состоялось благодаря Белецкому, они спокойно продолжали общение уже без него. Пригласить Сашину жену в свой театр было именно Вериной инициативой, с которой она пошла к главрежу, и тот поддержал её.
– Спасибо огромное, что нашла время для встречи, – с признательностью произнесла Галинка.
– Да ну, ерунда. Для меня это за счастье – хоть иногда вырваться из дома! – засмеялась Вера, намекая на своё материнство. Однако Галинка знала, что она чуть-чуть лукавит. Вера была известной и востребованной певицей, так что вполне могла себе позволить нанять для ребёнка няню – даже не одну – и продолжать преспокойно жить в своё удовольствие. Она могла даже не бросать работу! Однако Вера предпочла вкушать все прелести материнства сама, с первого дня жизни младенца.
Словно прочитав мысли Галинки, Вера улыбнулась.
– Нет, конечно, я не жалею. Но… иногда просто немного устаю. Хочется развеяться, понимаешь? А то порою забываешь о том, что мир вовсе не сосредоточен в четырёх стенах детской комнаты… Хотя поначалу я тоже думала: вот рожу, посижу пару месяцев дома и вернусь в театр и на эстраду. Но поняла, что не могу доверить своего ребёнка чужому человеку. Просто не могу! И пусть недосып, ночные кормления, плач, колики, зубы… я хочу всё это испытать и пережить сама.
– Но ведь муж тебе помогает? – спросила Галинка.
– Конечно, – кивнула она. – А кто сейчас, думаешь, остался сидеть дома с Анжелинкой? Конечно же, Рома… Теперь уже полегче стало, потихоньку начали вводить прикорм, а вот прежде… полная зависимость ребёнка от сиськи, шаг вправо или влево расценивается как побег, – она счастливо засмеялась.
Галинка улыбнулась с вежливым интересом. На самом деле, она пока весьма смутно представляла себе всё это, и хотя Белецкий буквально сегодня завёл с ней разговор о ребёнке – она ещё не могла примерить на себя роль матери даже теоретически. Это был совсем другой мир, иные заботы и отличные от прежних проблемы.
В меню Вера сразу же принялась искать что-нибудь лёгкое, диетическое, дозволенное кормящим мамам.
– Дико трудно не сорваться и не налопаться каких-нибудь вредных, но ужасно вкусных вещей… – вздохнула она. – Веришь, нет – мне даже ночами снится, как я пожираю сочный гамбургер с кетчупом и майонезом, вприкуску с копчёной скумбрией… Мечтаю, как запиваю всё это литрами кофе, или нет – лучше шампанского!
Галинка лишь сочувствующе кивнула.
Пока они дожидались своего заказа, Вера постаралась как можно доходчивее, но не слишком длинно, морально подготовить Галинку к предстоящей работе в театре Мюзикла. В принципе, коллектив там мало отличался от любого другого театрального коллектива – были и свои подводные камни, куда без них. Вера рассказала, как с кем себя стоит вести: с кем держать ухо востро, ни в коем случае не открывать душу и не откровенничать, а кому, наоборот, можно довериться. Поделилась она также некоторыми полезными знаниями и практическими умениями, в том числе – как незаметно удрать от толпы поклонников, ожидающих артистов после каждого спектакля.
– Ну, эти ценные сведения мне пока без надобности, – усмехнулась Галинка. – Я ещё не в том статусе, чтобы у меня были свои поклонники среди зрителей вашего театра.
– Не скажи, – покачала головой Вера. – В инстаграме у тебя приличное количество подписчиков. Да и "вконтакте" мне встречались фан-группы и паблики, посвящённые тебе и твоим песням…
– Фан-группы – это отголоски моего участия в "Голосе России" три года назад, – она отмахнулась. – А вот в инстаграме… если честно, я не верю, что это именно мои поклонники, – Галинка выделила голосом слово "мои". – Такое ощущение, что в основном Сашины фанатки понабежали… просто пытаются к нему поближе подобраться. И это несмотря на то, что у меня в инсте даже нет ни одной фотографии с ним! Мне кажется, они и добавляются-то ко мне только из-за него… Концертов и выступлений у меня пока мало, да и те – по клубам… Большинству моё имя ни о чём не говорит. Ну, или только в многозначительном контексте: "Кто это?.. А, жена Белецкого? Ну, тогда всё поня-а-атно".
– Ну, не принижай себя, – улыбнулась Вера. – Ты – личность. Талант, а не просто "жена Александра Белецкого". Иначе я не стала бы хлопотать за тебя.
Галинка опустила голову.
– Хотелось бы в это верить…
Обе немного помолчали.
– Как Сашка? – мягко спросила Вера.
– Нормально. Привет тебе передавал. Вот, поехал сегодня на встречу выпускников Щукинского училища… – тон получился какой-то совсем уж невесёлый.
– Тебя это расстраивает?
– Да нет. Почему?.. – возразила она.
– Я… видела фото в интернете, – призналась Вера. – Ну, те… из кафе.
Галинка заметно напряглась.
– Вот как…
– Ты из-за этого такая потерянная? – осторожно поинтересовалась Вера. – Я же вижу, тебя гнетёт что-то. Вроде улыбаешься, а глаза – как у побитой собаки.
– Я… наверное… просто… – выдохнула Галинка и внезапно сорвалась:
– Боже, как я устала от всего этого! – она закрыла лицо ладонями. – Мне даже поделиться не с кем, потому что все близкие, даже мама, сразу скажут: ты ведь знала, за кого замуж выходила. Да, я знала… но это не означает, что мне не может быть тяжело, что я не имею права ни на усталость, ни на отрицательные эмоции… Я должна всё время быть в маске "молчи и терпи".
– Ты вовсе не должна терпеть, – возразила Вера. – Кто тебе такое сказал?
– Ну, как же – “не должна”… По мнению моих знакомых, я просто с жиру бешусь. Сама себе выбрала такого мужа, никто меня насильно в этот брак не тянул.
Вера задумчиво побарабанила пальцами по столу.
– На самом деле, мой Ромка бы тебя понял. Он тоже ужасно страдает из-за того, что я – певица. Вернее, не так: ему нравится мой голос, он радуется моим успехам на сцене и в кино, просто… терпеть не может ту часть моей жизни, которая связана с публичностью и известностью. Понимаешь?..
– Да, это я как раз очень понимаю, – вздохнула Галинка. – Саша – талантище, и я, конечно же, тоже безумно радуюсь его успехам в карьере. Но одно неизбежно влечёт за собой другое… Все эти… фанатки, папарацци, скандальные статьи на тему “изменяет или не изменяет”… Меня это достало, честно. Просто бесит! – она нервно смяла бумажную салфетку.
– Старайся закрывать глаза на все эти вбросы, – посоветовала Вера. – Трудно, но вовсе не невыполнимо. Иначе никаких нервов не хватит. Помни главное: Сашка тебя очень любит…
