Текст книги "Сандро, не плачь! (СИ)"

Автор книги: Юлия Монакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Извини, но раньше никак не получится. Мой врач сейчас в командировке в Риге.

– Да это неважно, неважно… – горло её перехватило спазмом. – Ты уверен, что нас будут там ждать? То есть… они действительно согласились?

– Уверен, – подтвердил он, виновато улыбнувшись. – Прости ради бога ещё раз, я заставил тебя ждать и нервничать. Просто, понимаешь… был тяжёлый день. Я, конечно, по-любому перезвонил бы тебе позже, но… понимаю, как ты волновалась.

– Спасибо, – выдохнула она дрогнувшим голосом. – Спасибо тебе…

– Послушай, – он вспомнил о том, что со вчерашней ночи не давало ему покоя. – Тот поцелуй в ресторане… он был заранее спланирован? Ты предварительно обсуждала это с Анжелкой?

Она даже отшатнулась.

– Нет, конечно! С чего ты взял?.. Это вообще спонтанно получилось. Анжела тут совсем ни при чём. В смысле… она не знала, что я это сделаю. Не могла знать.

– Тогда я вообще ничего не понимаю, – он растерянно потёр виски. – Кто-то ведь должен был успеть заснять тот недолгий момент, словно был предупреждён о нём заранее…

Белецкий был уверен, что Галинка получила именно фото. Она не поверила бы простым словам.

– Ладно, забудь, – махнул он рукой, заметив, что Кетеван выжидающе смотрит на него. – С этим я сам как-нибудь разберусь…

Увидев, что они закончили разговор, Антон немедленно пустился в наступление:

– Саня, может, ты нас познакомишь, а? Такая очаровательная женщина… я сражён в самое сердце.

Кетеван взглянула на него в некотором испуге, удивлённая столь откровенным напором. Годы жизни с Асланом заставили её совершенно забыть о том, что такое прямолинейные мужские комплименты.

– Это Кетеван. Антон, наш режиссёр. Ну, а это Дашка… моя дочь, – послушно представил их друг другу Белецкий.

– Дочка Анжелы? – Кетеван вежливо улыбнулась. Дашка и Белецкий обменялись понимающими взглядами.

– Моя дочь, – с нажимом повторил он.

– Кетеван… Вы, должно быть, грузинка? – неожиданно поинтересовался Антон.

– Да, – коротко отозвалась она. Тот закатил глаза и буквально застонал в экстатическом восторге:

– О-о-о… Я влюблён в вашу страну, ваш народ, вашу кухню и ваше гостеприимство!

– Очень рада за вас, – сдержанно откликнулась Кетеван.

– И кинематограф, кинематограф!.. Как вам фильмы Левана Когуашвили? Особенно “Слепые свидания” и “Прогульщики”… А “Мандарины” Зазы Урушадзе?

– Я их не видела, – призналась Кетеван в некотором смущении.

– В самом деле? – поразился Антон. – А вы из какого театра?

Кетеван с растерянностью оглянулась на Белецкого.

– Я не играю в театре.

– Да ладно? – не поверил он. – С такой-то внешностью и статью? По вам плачут театральные подмостки! Или вы звезда экрана? То-то я смотрю, мне ваше лицо будто бы знакомо…

– Я вообще не актриса.

Принялся накрапывать дождь.

– Я сегодня один за рулём? – подходя к припаркованной неподалёку машине, поинтересовался Антон, окидывая взглядом компанию. – Что ж, давайте развезу вас всех по домам, пока я добрый…

– Спасибо, Тоха, мы на такси доберёмся, – отказался Белецкий.

– Тогда вы, Кетеван? – галантно предложил он.

– Не стоит беспокоиться, – категорически отклонила она его предложение. – Я на метро.

– Да перестаньте. До метро ещё дойти надо, незачем вам под дождём мокнуть… Что же вас муж не встречает?

– Если это такая неуклюжая попытка выяснить, замужем ли я, то сразу говорю – нет, – сухо отозвалась Кетеван. – А сейчас извините, мне некогда с вами болтать. Меня дома сын ждёт.

Она торопливо попрощалась со всеми и скользнула в арку, ведущую из внутреннего дворика театра на улицу.

– Антон, что это сейчас было? – озадаченно спросил Белецкий. – Ты что, пытался кадрить Кети?

– Ты же видишь, она не оставила мне ни малейшего шанса… – с досадой застонал режиссёр. – Какая женщина, а! Слушай, она действительно не замужем?

– Не замужем. Но ей сейчас, мне кажется, не до знакомств…

– Нет, я всё-таки не могу её упустить!.. Такая красавица! Может, у меня любовь с первого взгляда, а?! Погоди, Сань, а ты давно её знаешь?

– Очень давно. Ты даже не представляешь, насколько.

– Ну и как она… вообще? Что ты можешь о ней сказать? Какая она?

– Стопроцентная женщина, – усмехнулся Белецкий. – И этим всё сказано…

– Ну, она же не твоя бывшая, надеюсь? – усомнился вдруг Антон. – А то как-то… неэтично получится.

– Вот тут можешь быть абсолютно спокоен. У нас с ней никогда ничего не было.

– Ну тогда руки у меня развязаны. Извини, Саня, но я поехал за ней! Я должен её догнать!

С этими словами Антон прыгнул в машину и был таков.

– Удачи, – скептически хмыкнул Белецкий ему вслед.

Такси для отца Дашке пришлось вызывать самой, поскольку его телефон не работал. За ней же, как и планировалось, должен был приехать Женя.

– Слушай, пап, – сказала вдруг она, пока они сидели на лавочке под козырьком у служебного входа, прячась от моросящего дождика, и ждали каждый свою машину, – а что всё-таки случилось на этой вашей встрече однокурсников?

– А с чего ты взяла, что там непременно что-то должно было случиться? – осторожно ответил он. – Из-за статьи?

– Да нет, – она пожала плечами. – Просто я вчера у матери ночевала, так она тоже с этой самой вечеринки явилась, как пыльным мешком по голове трахнутая…

– "Тоже"?

– Ты себя в зеркало-то видел? И с Галей вы как-то очень подозрительно в это же время рассорились… молчу, молчу, – торопливо добавила она, зная, что отец не любит обсуждать свои личные проблемы.

– Вот и молчи. Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – он ласково нажал на кончик её носа.

– Мне так хорошо сейчас, пап, – призналась она, привалившись к нему боком и устроив голову на его плече. – Будто в детстве… помнишь, как ты забирал меня на все выходные? Я их целую неделю ждала… Мне подружки и одноклассницы так завидовали. Их-то по субботам и воскресеньям водили в парк аттракционов, максимум – в цирк, а ты меня постоянно то в театр с собой таскал, то на киностудию… Мне всё это было та-а-ак интересно! – она даже зажмурилась от нахлынувших воспоминаний.

Однажды во время летних каникул Даша провела с отцом целый месяц на съёмках в детском оздоровительном лагере – он тогда был занят в фильме о славном пионерском прошлом, играл вожатого старшего отряда. Снимали в настоящем лагере на морском побережье, и для Дашки эти каникулы стали счастливейшими в её жизни. Реальные отдыхающие – дети и подростки – с удовольствием принимали участие в массовых сценах, а вся женская половина лагеря, по традиции, поголовно была влюблена в Белецкого – поварихи в столовой, уборщицы, вожатые… Все они старались подружиться с Дашей, осторожно выпытывая у неё подробности о привычках и пристрастиях отца, а эта хитрюга, прекрасно понимая подоплёку столь внезапного дружелюбия, только посмеивалась да несла всякий вздор: да-да, папа у меня замечательный, по утрам, к примеру, он два часа стоит на голове, а потом натощак выпивает три литра кефира, закусывая его солёными огурцами, и ещё непременно любит распевать оперные арии, принимая ванну… Случайно узнав впоследствии о её выдумках, Белецкий не рассердился, а долго ржал.

– Знаешь, – Дашка взяла его руку, прижала к своей щеке, точно заранее смягчая резкость того, что собиралась сейчас сказать, – а с Галей всё-таки надо поговорить. Ты только не обижайся, может, я лезу не в своё дело, но… играть в молчанку – самый тупой на свете способ решения проблем. Вот честно. Надо говорить друг другу открыто, в чём раскаиваешься и о чём сожалеешь. Лучше в лицо, но если не можешь сделать этого прямо сейчас – значит, звони. Ну, или отправь ей сообщение, в крайнем случае!

Белецкий помолчал.

– Она попросила меня ни звонить, ни писать ей, – откликнулся он наконец.

– И ты послушался? – Дашка укоризненно покачала головой. – Как ребёнок, ей-богу… Ты что, никогда раньше не слышал выражения "Спроси, чего хочет женщина, и сделай наоборот"?

– То есть, это следует воспринимать буквально? – усмехнулся он.

– А как же иначе! Если мы, к примеру, поссоримся с Женькой и я скажу, что не хочу его ни видеть, ни слышать, и пусть даже не пытается вымолить у меня прощение, и подарков мне от него никаких не надо – это значит, что я как раз жду от него подарков о мольбы о прощении!

– Обалдеть, какое коварство.

– Это не коварство, а женская логика. Нет, ну правда… Галя, наверное, думает, что тебе по барабану её отъезд.

– Это вряд ли. Я звонил её матери, спрашивал о ней… То есть как минимум она должна быть в курсе, что мне не всё равно. Да и как мне может быть всё равно?! – он начал раздражаться.

– Тс-с-с, не заводись, психопат, – она шутливо пихнула его в бок. – Я просто диву даюсь, каким ты иногда бываешь упёртым тупым бараном!

– Спасибо, дочь, – с чувством вздохнул Белецкий.

– Ты просто не привык, чтобы женщины от тебя бегали, поэтому избаловался, – безжалостно резюмировала Дашка. – И так ни черта и не научился понимать нашу, “девочковую”, психологию… Галя же сама, наверное, совершенно измучилась из-за своего ультиматума, сидит там сейчас и ждёт звонка…

– "Страшна их месть! Но, уверяю вас, они страдают сами, муча нас…"* – пробормотал он задумчиво.

– Всё-таки позвони ей, – настаивала дочь. – Я не думаю, что ты сделаешь хуже, чем есть.

– Ладно, – вздохнул Белецкий. – Вот доеду до дома, реанимирую телефон и…

– Хочешь, позвони с моего! – Дашка с готовностью протянула ему свой айфон.

– Нет уж! Чтобы ты тут уши грела… – засмеялся он. – Я позвоню, Даш. Сегодня же, обещаю.

___________________________

*Строки из поэмы Джорджа Байрона «Дон Жуан»

Попрощавшись с дочерью и её женихом, Белецкий, наконец, дождался собственного такси. Правда, уже садясь в машину, он вдруг решил изменить план передвижения.

– Едем на Кутузовский проспект, – обратился он к водителю. Тот скривился поначалу из-за внезапной смены маршрута, но рассмотрев, кем является его пассажир, расплылся в добродушной улыбке.

– А вы что, вот прямо здесь и работаете? – кивнул он на здание театра.

– Вот прямо здесь и работаю.

– Лет двадцать уже не был в театре… – признался таксист. – Я вас больше по кино знаю, по сериалам военным… Этот, как его… "След истребителя"! Как раз недавно повторяли по телеку… А автограф дадите? Для жены…

Почему-то мужчины, обращаясь к Белецкому с просьбой об автографе, всегда прикрывались жёнами, детьми, тётушками или двоюродными племянницами.

– Дам, конечно. Только, пожалуйста, поехали побыстрее.

Разумеется, он сильно рисковал: Анжелы могло не оказаться дома, и тогда он остался бы, как дурак, без связи и возможности вызвать такси. Как бы он добирался к себе? На общественном транспорте? То ещё развлечение…

Но Климова была на месте. Открыла дверь и округлила глаза.

– Какими судьбами? – выдавила она после небольшой заминки. Но ему вдруг показалось, что не так уж бывшая жена и удивилась его приходу…

– Поговорить.

– До утра это никак не могло подождать? – Анжела с досадой передёрнула плечами. – Первый час… И вообще, у меня муж на рыбалку уехал, что соседи скажут? Что ко мне бывший ночами шастает? – она пыталась иронизировать, скрывая свою растерянность, но Белецкий не обратил внимания на эту плоскую шуточку.

– Дай-ка мне свой телефон, – произнёс он, и по тону это была вовсе не просьба. Она захлопала ресницами.

– С какой радости?

– А то ты сама не догадываешься… Ну давай, Анжел, не тяни, я всё равно получу то, что хотел, просто иначе придётся применить силу… Я же знаю, от кого моя жена получила "добрую весть". Так что теперь просто хочу полюбопытствовать, в какой форме это было сделано.

– Вот у неё бы и поинтересовался… – немного струхнув, отозвалась Анжела.

– Скажи, ведь ты не могла знать того, что Кети вдруг полезет целоваться… Как тебе удалось уловить этот кратковременный момент? У меня это со вчерашнего дня из головы не выходит… Не знала ведь?

– Конечно, не знала, – откликнулась она, помедлив. – Поэтому я просто сняла ваш танец на видео… от начала до конца. Начала снимать, даже не подозревая, до чего вы в итоге “дотанцуетесь”.

– Вот как… И затем ты отправила этот видеофайл моей жене?

– Я поступила умнее. Просто заскринила момент с поцелуем, это было легко сделать – нажать на паузу в нужном месте и… – она не договорила. Всё и так было ясно, как день.

– Дай телефон, – повторил Белецкий. Анжела, уверенная в том, что терять ей больше нечего, послушно протянула ему трубку.

В мессенджере моментально отыскалось нужное сообщение среди "отправленных"… Фото, запечатлевшее объятия Белецкого и Кетеван, их соединённые губы… всего лишь миг, но какой красноречивый, если не знать, не видеть и не понимать контекста!.. Фотографию Анжела сопроводила язвительной припиской: «Юношеская наивность и безграничное доверие – это прекрасно, деточка. Но быть слепой глупо и унизительно».

Вот и всё. Вот так, собственно, оно и случилось. Белецкий несколько раз перечитал этот короткий текст, затем поднял глаза на Анжелу и очень тихо спросил:

– Почему?

– Кети моя подруга… – залепетала она неуверенно. – Я просто хотела, чтобы она была счастлива…

– Да чушь это всё, Климова, – быстро, со злостью, перебил он её. – Никогда она не была тебе настоящей подругой. Ты же никого в жизни не любила и не любишь, кроме самой себя. Так что на чувства Кети тебе плевать. На мои – плевать, никакого счастья ты нам с ней не желаешь, ты никому не можешь искренне его желать. Просто ты ненавидишь Галю и мечтаешь разрушить наш брак. С самого начала ты её терпеть не могла, я же помню… Вот только за что? За то, что она моложе и красивее? За то, что искренне меня любит, как и я её?.. Хрена с два Кети твоя подруга! – повторил он в ярости. – Она-то, может, и считает тебя таковой… А ты просто тупо используешь её в своих целях – ну как же, ведь такая прекрасная возможность рассорить меня с женой, не правда ли?! О самой Кети ты думаешь в последнюю очередь.

– А почему я должна о ней думать? – зло прищурилась Анжела. – Ты прав, меня раздражает эта роковая красотка, на которую ты, как полоумный, пускал слюни столько лет. Всегда раздражала. Подумаешь – звезда курса, любимица Мастера! Только и умела, что жопой крутить, ни мозгов, ни особого таланта… Ты порядком утомил всех своими страданиями по этой выскочке. Ах, у Сашеньки личная драма! Ах, у него такая большая и трагичная любовь!.. Ну прямо-таки рыцарь печального образа.

Он замер, поражённый этим открытием.

– Ты ведь… просто ненавидишь нас всех, да? В особенности – меня?

– Да, тебя я больше всех ненавижу, – со свистом выплюнула она ему в лицо. – Ты с самого начала меня бесил. Этакий мажорчик, которому всё дано по праву рождения. Это нам нужно было карабкаться, пробиваться куда-то, набивать шишки и ломать кости… Ты же сразу, одним махом, получил всё: внешность, московскую прописку, талант, а потом и славу…

– По-моему, это достаточный повод для ненависти?

– О, мой дорогой, ты не давал мне расслабиться – постоянно подкидывал всё новые и новые поводы! – расхохоталась она. – В особенности, когда предложил мне фиктивный брак… Как же ты раздражал меня тогда, весь такой порядочный, благородный, разочарованный… облагодетельствовал по полной, ничего не скажешь!

– Могла бы не соглашаться. Смешно выходить замуж за человека, который тебя так бесит. Тем не менее, после нашего развода ничто не помешало тебе крыть меня во всех интервью на чём свет стоит и называть подлецом за то, что я бросил тебя одну с ребёнком, – напомнил он.

– Да потому что ты просто не оставил мне выхода! – она уже почти кричала. – Ты… унизил меня этим браком, а затем и разводом, ты ещё больше меня растоптал… Ты же совершенно не интересовался мной, как женщиной.

– Но ведь и ты меня не любила…

– При чём тут любовь?! – завизжала она. – Ты готов был трахать любую особь женского пола, встретившуюся на твоём пути, но при всём этом я тебя не привлекала вообще. Мы и переспали-то с тобой в первый раз только с моей подачи… сколько у нас всего было? Три раза за целую супружескую жизнь? Это дикое оскорбление для любой женщины, удар по самооценке…

Невыносимо было выслушивать этот поток обвинений, замешанный на лютой ненависти, смотреть на перекошенное лицо бывшей жены. Белецкому хотелось заткнуть уши и закрыть глаза, а лучше – поскорее вернуться домой и принять душ, чтобы смыть с себя весь этот негатив, давивший буквально на физиологическом уровне. Но, похоже, Климова ещё не высказалась до конца. Её несло.

– Потом ты пошёл в гору, стал сниматься всё чаще… Твои поклонницы дежурили под окнами и круглосуточно названивали по телефону, мне даже пришлось отключать его, чтобы звонки не потревожили Дашку… А я всё глубже и глубже увязала в болоте. В этой трясине! В довершение всего, ещё и дочь в тебе души не чаяла. Это стало просто насмешкой судьбы… Дашка любит тебя, всегда любила больше, чем меня, свою родную мать! Ты всегда был ей ближе и пользовался её безграничным доверием и обожанием… Даже когда она узнала правду о том, что ты её усыновил, и пережила первый шок, всё равно ты навсегда остался для неё на первом месте. Ты отнял у меня моего собственного ребёнка, слышишь, Белецкий?

– Ты сама её у себя отняла, – произнёс он почти с жалостью. – Вместо того, чтобы постараться хотя бы раз выслушать Дашку и понять, ты постоянно настраивала её против меня, обвиняя во всех смертных грехах…

– А потом, – перебила его Анжела, практически не слушая, что он говорит, – ты сосватал мне эту роль в российско-американском проекте…

– Да здесь-то что тебе не так?! – воскликнул он. – Наоборот, ты стала после выхода фильма вполне успешной и узнаваемой…

– И всё равно вчера в ресторане, когда ты соизволил явиться, – её губы искривились в злой презрительной усмешке, – всё внимание сразу переключилось на тебя… ты же у нас – главная звезда! – добавила она язвительно.

Его вдруг осенило.

– Эта статья от лица “бывшего однокурсника”, пожелавшего остаться неизвестным… тоже твоя работа?

Она с сожалением покачала головой.

– Нет… я понятия не имею, кто её автор. Им мог быть любой из нас. Но лично я согласна с каждым словом этой статьи.

Некоторое время Белецкий молча вглядывался в лицо бывшей супруги, словно в лицо незнакомки. Этот человек, оказывается, тайно ненавидел его столько лет подряд… и только встреча выпускников стала, наконец, последней каплей, которая переполнила чашу этого безумного, больного, жестокого саморазрушения.

– Что? – вызывающе спросила Анжела. – Не нравлюсь?

– Мне-то казалось, что это я идиот, – он покачал головой. – Растратил половину своей жизни впустую, прежде чем начал потихоньку забывать о несчастной любви. Ты же превзошла меня: полжизни упиваешься не любовью, а ненавистью…

– Вот только мораль мне не надо читать! – она вскинула подбородок.

– Я не читаю. Просто хочу предупредить… – и тут вдруг Анжела поняла, что недооценила противника. Ей казалось, что он вполне спокоен и контролирует себя… а сейчас он приблизил к ней лицо, и она со страхом осознала, что он разъярён до безумия. В его глазах полыхало такое пламя, что она всерьёз испугалась, что он может её убить.

– Не дай бог ты когда-нибудь ещё возникнешь в моей жизни, – шёпотом, чтобы не сорваться на крик, предостерегающе произнёс он и с силой, крепко сжал её плечо – так, что Анжела не могла ни дёрнуться, ни отшатнуться.

– Не дай бог затронешь Галю – хоть прямо, хоть косвенно. Я не стану повторять дважды. Малейшая осечка с твоей стороны и… я сделаю так, что тебя больше вообще никогда и никуда не будут приглашать сниматься. В момент скатишься на то же дно, где была. В то самое болото, которое тебя так пугает!

Он брезгливо оттолкнул её от себя, борясь с желанием вытереть руку. Анжелка, обессиленная и потрясённая, сползла по стеночке на пол. Её колотила крупная дрожь.

– Телефон я у тебя конфискую, – заявил он, опуская мобильник в карман джинсов. – Мне он сегодня ещё понадобится. Прощай, Анжела. Надеюсь никогда в жизни больше тебя не увидеть.

5 июня 2019 года, Ялта

В эту ночь Галинке удалось ненадолго заснуть. После бессонных суток, вымотавших ей всю душу, наполненных нечеловеческой болью и диким напряжением, после того, как был выплакан целый океан слёз и ей казалось, что она выжата досуха, как бельё в стиральной машине – она, наконец, обессиленно упала головой на подушку и уплыла в спасительный сон.

На удивление, ей снилось что-то лёгкое, радостное и беззаботное, и в первые неосознанные мгновения на границе между сном и пробуждением Галинка даже смутно улыбалась. Но едва её ресницы, задрожав, приоткрылись, она увидела перед собой в тусклой утренней дымке интерьер ялтинской спальни… и моментально всё вспомнила.

Её словно окатило ледяной водой. Галинка зажмурилась, пытаясь убежать от неумолимо накатывающей на неё волны острой, невыносимой боли и жалея о том, что проснулась. Как хорошо было бы вообще никогда не просыпаться…

Она потянулась за телефоном, чтобы взглянуть, который час. На экране высветился значок непрочитанного сообщения… Дрожащими пальцами Галинка открыла мессенджер, стыдясь признаться самой себе в том, что дико боится и в то же время ужасно ждёт весточки от одного-единственного человека в целом мире… А на всех остальных ей было просто плевать, кто бы ей там ни написал.

Однако адресат заставил Галинку сначала удивлённо округлить глаза, а затем невольно напрячься. Сообщение было от Анжелы Климовой, первой жены Белецкого.

Эта женщина пугала её. Галинка не могла понять, чего она так упорно добивается. Именно Анжела прислала ей вчера то злополучное фото, на котором её муж целовался со своей бывшей однокурсницей. Что на этот раз?!

В сообщении не было текста, только вложение. Видеофайл.

Галинка несколько минут сидела, борясь с желанием удалить его, не открывая. Что там могло её ожидать? Хоум-мейд порно с её мужем в главной роли? С Анжелы станется…

Поняв, что если она всё-таки удалит видео, то потом и вовсе никогда не обретёт покоя, Галинка, затаив дыхание, нажала на значок воспроизведения.

Снова её муж и Кети. То же место и, похоже, тот же час. Ресторан. Они танцуют…

Голосов не было слышно из-за музыки, но танцующие явно о чём-то спорили. Практически ссорились. Муж не выглядел ни романтичным, ни влюблённым – уж она-то знала все его эмоции, мимику и жестикуляцию. А потом случилось невероятное – Кетеван сама потянулась к нему, чтобы поцеловать. Это продолжалось не более секунды. Затем Белецкий оттолкнул её и, кажется, принялся сердито отчитывать.

Он. Оттолкнул. Её.

Потом Кети убежала куда-то с самым несчастным выражением лица, и на этом видео оборвалось.

Галинка дрожала, как в ознобе. Что это?.. Зачем это?.. Как это всё понимать?.. То есть, сначала ей посылают фото поцелуя как свидетельство мужниной неверности – а потом отправляют ей же полную версию, раскрывающую совершенно иной, прямо-таки противоположный контекст ситуации? Типа, “саечка за испуг”? Нет, это решительно не поддавалось ни пониманию, ни объяснению…

Да, наверное, в том, что муж пошёл танцевать с Кети, тоже не было ничего хорошего. Это не добавляло очков в его пользу, хоть, в общем-то, и не являлось таким уж серьёзным проступком. Но поцелуй… тот самый, который она себе навоображала… из-за которого так себя накрутила… этого поцелуя просто не было, он существовал лишь в её воображении.

Он не целовал её. Это Кети попыталась, причём безуспешно.

Галинка сморгнула набегающие слёзы и улыбнулась. Ей хотелось одновременно и плакать, и хохотать во всё горло. Главным ощущением было невероятное, моментально нахлынувшее облегчение, как будто с сердца разом сняли огромный тяжёлый камень. Но в следующий момент осознание того, что она натворила, накрыло Галинку, как цунами. Она поступила, как законченная, капризная, эгоистичная идиотка, удрав без внятных объяснений и просто не оставив мужу ни малейшего шанса оправдаться.

– Боже… – она с силой укусила себя за руку, не зная, как справиться с чувством жгучего, всепоглощающего стыда. – Дура… Дура, дура, дура!!! Подлая, трусливая дура! – и в отчаянии замолотила кулаком по подушке.

Слёзы, наконец-то, хлынули из глаз. А ей-то казалось, что после вчерашней истерики, опустошившей её до донышка, она никогда больше не сможет плакать…

Не раздумывая ни секунды, Галинка схватила телефон и немедленно набрала номер мужа. Она ещё не знала, даже не представляла, что будет ему говорить, но ждать больше не было сил – буквально ни мгновения! Они и так потеряли слишком много времени…

Вызываемый абонент оказался недоступен.

Галинка поняла, что не может оставаться в доме, иначе просто начнёт визжать от переизбытка самых противоречвых эмоций. Мама испугается, она и так переживает за неё… Галинке нужно было отправиться на берег, чтобы хоть немного привести мысли в порядок.

Ещё девчонкой она привыкла каждое утро приходить к морю. Оно неизменно успокаивало Галинку, умиротворяло и помогало найти ответ практически на любой мучающий её вопрос.

Когда погода была ясной и тёплой, Галинка встречала рассвет прямо в воде, совершая продолжительные заплывы до отдалённых скал, смело ныряя по пути на опасную глубину и чувствуя себя если не рыбой, то, как минимум, русалкой. Взобравшись на самую высокую скалу, чтобы обсохнуть, она могла сидеть так часами, наблюдая за резвящимися неподалёку дельфинами или распевая во всё горло свои любимые украинские песни, но чаще всего – просто о чём-нибудь мечтая… А если было пасмурно, то она оставалось на берегу. Сидела и всматривалась в постепенно розовеющий горизонт. Это была её личная медитация… Её собственный маленький рай.

Сегодняшнее утро выдалось именно таким – пасмурным и промозглым. Небо было затянуто серыми тучами, скрывающими солнце, а с моря дул неприятный пронизывающий ветер. Но Галинка, поёживаясь от холода и обхватив себя за плечи, всё равно встала у самой кромки воды, и море время от времени касалось её ног своим влажным языком. Лёгкие босоножки промокли в момент, но Галинка, продолжая дрожать, упорно вглядывалась в неспокойные синие волны, так напоминающие ей всегда глаза мужа, словно старалась разглядеть в них своё будущее.

Время от времени она пыталась снова дозвониться Белецкому, но он по-прежнему был вне зоны доступа. С каждым безуспешным прозвоном росло и усиливалось её беспокойство. Время перевалило за восемь утра. Даже если он всё ещё спит, телефон всё равно должен работать, у мужа не было привычки отключать его на ночь.

Ей вдруг вспомнился их первый поцелуй… Он случился именно здесь, в Крыму, пусть не в Ялте, но на берегу этого самого моря. Он тогда приехал к ней из Москвы, приехал сюрпризом, не предупредив, и самые главные слова ещё не были ими друг другу сказаны. Галинка страшно боялась, что её чувства не взаимны, что он просто благодарен ей за заботу и участие в его судьбе. Глупая наивная девчонка, размечтавшаяся о большем… Да, она ужасно боялась – но, тем не менее, нашла в себе силы первой признаться ему в любви… и чуть не умерла от счастья, услышав тогда в ответ: “Милая моя, маленькая, славная девочка… Я тоже тебя люблю, родная”.

Она до сих пор помнила его интонацию, его взгляд, его губы – впервые на своих губах, осторожные, деликатные, неторопливые, тёплые и нежные… Галинка почувствовала, как глаза снова наливаются предательской влагой. Как она могла вообразить, придумать, убедить себя в том, что сможет прожить без него хотя бы несколько дней?!

Она развернулась, собираясь вернуться в дом, и вдруг увидела чуть поодаль собственного мужа.

Галинка не могла ошибиться.

Он медленно шёл ей навстречу вдоль берега и смотрел прямо на неё.

Белецкий подошёл к Галинке совсем близко и остановился в паре шагов. Она с трудом пыталась справиться со сбившимся дыханием, всё ещё не осознавая до конца, что это не мираж, не бред и не галлюцинация. Нервная дрожь, бившая Галинку всё утро, ещё больше усилилась. Он скользнул взглядом по её лёгкой кофточке и юбке, по мокрым ногам, а затем молча снял с себя пиджак и, сделав шаг вперёд, накинул ей на плечи. Расстояния между ними больше не было, он оказался к ней почти вплотную.

Задержав свои ладони на плечах жены, Белецкий чуть надавил и притянул её к себе. Она уткнулась лицом ему в грудь и затихла, блаженно вдыхая родной, любимый, самый лучший на свете запах и боясь поверить в то, что это реальность.

Некоторое время они оба молчали. Наконец, она робко поинтересовалась:

– Тебе мама сказала, что я здесь?

– Сам догадался. Я знаю, что по утрам ты всегда на море… В дом я ещё не заходил.

– А как же твоя премьера? – спросила она нерешительно, всё ещё не осмеливась взглянуть ему в лицо.

– Я ещё успеваю вернуться… ну, подумаешь, прогуляю репетицию, не уволят же меня из-за этого, – беззаботно отозвался Белецкий. – Им тогда вечером на сцену будет некого выпускать. Просто есть вещи и поважнее, – он приподнял её лицо за подбородок и заставил, наконец, посмотреть себе в глаза.

– Я знаю, что ты не целовал Кети, – пробормотала она, краснея. – Анжела прислала мне видео…

– Это не Анжела прислала, а я.

– Ты?.. – она непонимающе распахнула глаза. – С её номера?.. Да, кстати, что с твоим телефоном? Я не могла тебе дозвониться…

– Это всё ерунда. Всё пустое. Потом… – он с досадой махнул рукой и снова обнял её. Галинка прижалась к его груди, блаженно потёрлась щекой о рубашку, как кошка.

– Прости меня, Саша. Я очень перед тобой виновата. Если уж я сказала, что доверяю тебе – значит, нужно было сохранять это доверие до конца, а не психовать и сбегать без откровенного разговора. Признаю, что это было глупо… и непоследовательно… Ты очень злишься?

– Злюсь?.. – переспросил он. – Да у меня буквально целый мир пошатнулся, когда ты уехала.

– У тебя он пошатнулся, – невесело вздохнула она. – А у меня – и вовсе рухнул…

– "Мы наш, мы новый мир построим…" – шутливо пропел он строчку из “Интернационала”. Галинка недоумевающе вскинула брови. Он засмеялся и щёлкнул её по носу:

– Эх, молодёжь…

Галинке было плевать, что она не знает, откуда эти – видимо, очень известные – строки. Её беспокоило другое.

– Так ты правда не сердишься?

– Надо бы, – усмехнулся Белецкий, – ведь ты опять от меня сбежала.

– А ты опять за мной приехал…

– Да, – серьёзно кивнул он. – Но это было в последний раз.

Галинка испуганно взглянула ему в лицо.

– В каком смысле?

– В прямом, – и тут она поняла, что муж смеётся. От его глаз лучиками разбегались её любимые добрые морщинки. – Сбежать я тебе больше не позволю. Никогда.

Она заплакала и тут же засмеялась сквозь слёзы.

– Так прямо и не позволишь?

– Ага, – он ладонью вытирал слёзы с её лица, осушал их осторожными и бережными поцелуями. – Если надо, даже на цепь посажу. Прикую к батарее… голую… – шепнул он. – Будешь сидеть дома, варить борщи и рожать мне детей, одного за другим.

– "Босая, беременная и на кухне"? – нашла в себе силы пошутить она.