Текст книги "Ключи от королевства (СИ)"
Автор книги: Юлия Львофф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
– Фризов против Аремора? – возмутился Эберин. – Никогда!
– Выхода нет, – отрезал мастер Тарсис. – Или мы Рихемира, или он нас, а заодно и всё Ареморское королевство. На кого нам ещё надеяться?
– Чего вы ждёте от меня? – после короткого раздумья спросил Эберин.
– Наследнику короля Фредебода нужны защитники. Нам необходимо объединить все силы в одних руках, избрать военачальника, привезти наследника во дворец и продиктовать его права Рихемиру. Я верю вам, Эберин, больше никому я не доверил бы столь важное поручение. Вы, прославленный маршал Аремора, станете во главе армии союзников – рыцарям и солдатам нужно имя. Но сначала вам нужно отправиться за наследником. – Тарсис выдержал паузу и, глядя графу прямо в глаза, сказал: – Эберин, друг мой, дайте свой ответ сейчас же: вы принимаете моё предложение?
– Вы сказали, что Фредебод совершил ошибку, потому что у него не было выбора. К счастью, у меня выбор есть. Мастер Тарсис, я выбираю Аремор.
– Благодарю вас, мессир, – подавив вздох облегчения, произнёс старик и склонил голову перед Эберином, графом Ормуа.
Когда мастер-приор уходил, Эберин протянул ему меч:
– Вы забыли «меч правосудия»!
– Оставьте его себе, – ответил Тарсис, не оборачиваясь.
Глава 6
Ирис хорошо запомнила тот день.
Щёлкнул замок, лязгнул запор, и скрипя на ржавых петлях открылась тяжёлая дубовая дверь.
– Помнишь мои слова, детка? – раздался в сыром полумраке голос Хэйла, в котором звучали радостные нотки. – Вот и пришёл твой час покинуть эту проклятую темницу...
– Скоро ли утренняя служба? – вскочив на ноги, первым делом спросила истопника Ирис; сон слетел с неё в одно мгновение.
– Колокола зазвонят через час, – не подозревая ничего дурного, ответил Хэйл и – тут же был вынужден посторониться, пропуская Ирис к выходу из кельи.
– Успею! – на бегу крикнула девушка, выскочила из подвала, а оттуда – стрелой, как была босая, в одном подряснике, на двор.
Мысленно Ирис уже была за стенами Приюта Разбитых Судеб, в лесной чаще, с забавным и неуклюжим Тайгетом. Девушка и сейчас представляла птенца таким, каким оставила его в тот день, когда за опоздание к обеду была наказана десятидневной пыткой в подвале.
– Куда ты?! Опомнись! – кинулся за девушкой растерявшийся поначалу Хэйл. Потом остановился, махнул рукой и вдогонку лишь напомнил ей: – Вот за это тебе от матушки настоятельницы так попадёт, что и знать не будешь, на какую половинку сесть!
Но Ирис уже не слышала его: девушка бежала к монастырской ограде, зная, что ворота откроют только после полудня. Она увязала в рыхлых сугробах, падала, поднималась и снова бежала под свист ветра в ушах.
Вскоре она перелезла через серую каменную ограду и упала по ту сторону в пористый подтаявший сугроб. Хотя солнце с каждым днём припекало сильнее, и снег на открытом ровном пространстве плавился под его горячими лучами, как воск от пламени, земля была ещё мёрзлой. Но босая Ирис не чувствовала холода. Она стрелой помчалась к лесу, над которым стояла, точно прозрачная пелена, синеватая мгла...
Теперь перед ней расстилались холмы, куда она так любила ходить гулять и где однажды нашла своего Тайгета. В этот ранний час здесь стояла необыкновенная тишина; местами из-под снега выглядывали, радуя глаз, пучки первых весенних цветов. Ирис бежала знакомой дорогой. Лиловые крокусы брызгали капельками растаявшего снега на её ноги, синие, белые и розовые пролески осыпали их своими трепетными лепестками, но девушке было не до цветов. Она не могла думать ни о чём другом, кроме как о Тайгете.
Как только Ирис вошла в лес, суровые колонны сосен тотчас обступили её со всех сторон, замкнулись за её спиной, точно безмолвные стражники. Жёлтая лисица, распушив хвост, стремительно пронеслась мимо; два худых серых волка вынырнули из чащи и тоже исчезли. Они пробежали так близко, что Ирис, спрятавшись за стволом сосны, слышала их тяжёлое дыхание.
Страх, который девушка испытала от встречи с хищниками, прошёл и уступил место тревоге и растерянности. Случилось то, чего Ирис боялась больше всего на свете. Гнездо под кустом можжевельника, которое она вырыла и обустроила для Тайгета, было пусто. Девушкой овладело отчаяние – неужели птенца всё же сожрали дикие звери: та же лиса или волки, которые повстречались ей на пути? Неужели она больше никогда не увидит своего друга? Сердце сжалось, тяжёлая слеза сбежала по щеке.
В следующее мгновение Ирис вздрогнула от удара шишки, которая свалилась ей на голову. «Тайгет!» – обрадовалась девушка, отчего-то решив, что её пернатый друг мог каким-то образом забраться на верхушку сосны. Она быстро вскинула голову, но увидела высоко над собой на ветке забавную серую белку.
– Может, ты видела моего Тайгета? – сказала Ирис, обращаясь к зверьку, и с сожалением подумала о том, что не обучена языку животных.
Белка продолжала деловито вылущивать орехи, держа в передних лапках шишку и останавливаясь, чтобы чёрными бусинками глаз наблюдать за человеком под сосной.
Девушка бросилась искать Тайгета, заглядывая под каждый куст, громко звать его по имени, а вокруг царила всё такая же глухая тишина. Иногда её нарушал лишь стук дятла или шорох шишки, сбитой озорной белкой.
Ирис вдруг поняла, что все её усилия напрасны, что Тайгета, скорее всего, уже нет в живых. Обессиленная, она упала на землю, нечаянно примяв кустик нежных белых колокольчиков – подснежников, и заплакала. В потоке горячих слёз девушка изливала свою печаль, отчаяние, своё горе. Сердце её горело пылающей болью: Тайгет исчез из её жизни – и точно лопнула, порвалась струна в прежде звеневшей от радости, как лютня, душе девушки.
Колокола стихли, началась утренняя служба, когда Ирис подошла к ограде. Только оказавшись в монастырском дворе, девушка вдруг разом ощутила и холод во всём теле, и слабость. Неожиданно послышались шаги, и перед послушницей предстала суроваясакристинаКатрин, правая рука матушки настоятельницы. Катрин отвечала за сокровищницу, а кроме того, в её обязанности входило поддерживать в монастыре порядок, наливать в лампы масло, зажигать свечи, принимать у мирян дары. Ирис догадалась, что монахиня, должно быть, шла из расположенной поблизости свечной мастерской.
– Ты как здесь оказалась? – набросилась Катрин на девушку, которая от холода стучала зубами и дрожала всем телом. – Почему не на службе вместе со всеми сёстрами? Я не потерплю распущенности и непослушания в святой обители. Я доложу о тебе матушке настоятельнице.
– М-матушка К-катрин, – отбивая зубами мелкую дробь, начала Ирис, – н...не надо...
– Это ещё почему?! Виновата – отвечай! – прикрикнула на неё монахиня, резко повернулась и ушла.
Ирис не знала, пожаловалась на неё Катрин или нет, но первые несколько дней после той встречи у ограды, она была сама не своя. Встречаясь с настоятельницей, девушка внимательно приглядывалась к ней – знает ли матушка о том, что её не было на службе? А если знает, то почему же тогда молчит?..
Проходили унылые однообразные дни, и только приближение весны вселяло в девичье сердце надежды на светлое чудо. С далёких неведомых полей, из лиловых лесов во двор Приюта Разбитых Судеб залетал тёплый шаловливый ветерок, но послушницы сидели в учебной комнате с наглухо закрытыми окнами. Воздух в комнате был душный, как в подземелье – тяжёлый, пропитанный запахом воска, гарью лампад и ладаном, исходившим от одежды наставницы. Невзирая на потепление, старица Берта по-прежнему зябко куталась в шерстяную шаль и больше всего на свете опасалась сквозняков.
В тот день наставница рассказывала послушницам о жизни королевского двора.
Перед глазами Ирис проносились огни бессчисленного множества свечей огромных люстр, свисающих на толстых цепях, необозримые купола расписанных фресками и украшенных лепниной потолков, сверкающие паркетами огромные залы, и среди них – толпы роскошно одетых людей. Гремела музыка; ярко одетые девушки кружили в танце, словно мотыльки, трепеща крылышками под ослепительным сиянием огней; галантные рыцари вели их под руку, двигаясь в такт мелодии, и дарили их преданными взорами.
– Матушка наставница, а откуда вы всё это знаете? – не удержавшись, спросила поражённая всем услышанным Ирис.
Старица Берта положила на голову девушки свою костлявую руку и, приглаживая упрямые пепельного цвета вихры, ответила:
– Из книг, моя щебетунья, из книг... В них ведь не только кладезь мудрости заключена. Есть такие книги, в которых описаны деяния правителей, и такие, в которых рассказано о происхождении королевских династий и рыцарских родов, а ещё: кто кому кем приходится...
– Как это, должно быть, интересно! – восхитилась Ирис. – А я могу читать эти книжки?
– Почему же нет? Грамоту ты знаешь, усидчива и любознательна в пример другим сёстрам, – с одобрением отозвалась обычно скупая на похвалы старица Берта. – Завтра после заутрени приходи в библиотеку – я дам тебе такую книжку. Но читать её будешь только по праздникам и в часы досуга – сначала работа, а уж потом чтение.
Обещание своё наставница исполнила. Она дала Ирис даже не одну, а несколько замусоленных, растрёпанных книжек. Тут были и «Хроники Аремора», и «Жизнь и смерть короля Клодина», и «Хождение доблестных ареморских рыцарей к берегам Холодного моря».
Был праздничный день – Почитание Великой Троицы Богов. Вернувшись в свою келью после службы, Ирис взялась за книжки. Начала с «Хождения рыцарей», потому что в этой книжке было много рисунков. Рассматривать картинки Ирис очень любила: в них можно было увидеть неведомые сказочные миры, совсем не похожие на тот, в котором она жила. Порой девушка задавалась вопросом: на самом ли деле эти чужие миры так отличались от её привычного мира или тот, кто рисовал все эти чудные картинки, сам придумывал их такими? Но потом, когда она вспоминала Тайгета, своего исчезнувшего питомца, всё казалось ей возможным и правдоподобным. Ведь если те диковинные создания, которых она прежде видела только в книгах, существовали в её мире, то почему по соседству с ним не могло быть иных, на свой лад устроенных миров?
Разглядывая рисунки и попутно восхищаясь храбростью рыцарей, без оглядки ринувшихся на завоевание чужих суровых земель, Ирис всё больше углублялась в книжку. В описании прибытия рыцарей на побережье Холодного моря она узнавала родные места: земли Фризии простирались до горной гряды, где находился монастырь, но сердце страны находилось именно там, у Холодного моря. И тогда девушка с щемящей тоской вспоминала мать: как будто наяву видела родные глаза и где-то совсем близко как будто звучал родной голос.
Эти воспоминания глубоко ранили девичье сердце. Ирис всё больше становилась тихой, задумчивой. Всё её существо как бы окутала незримая пелена грусти. Сквозь эту пелену всё реже прорывалось весёлое слово, улыбка... Жгучую тоску по родным местам усиливало ощущение одиночества и вины: она не смогла найти Тайгета, своего единственного друга, не уберегла его, и теперь, как бы ни пыталась успокоить свою совесть убеждением, что птенец каким-то чудом выжил в морозном лесу, облегчения не испытывала.
И однажды, не выдержав тяжести этой вины, решила снова отправиться в лес на поиски. Только в этот раз она намеревалась углубиться в чащу так далеко, как никогда прежде ещё не заходила.
С этой мыслью Ирис устремилась уже к воротам, как вдруг неожиданно ей заступила дорогу сама настоятельница.
– Ты куда это разогналась?
Послушница была застигнута врасплох. Ведь она тайком ушла из вышивальной мастерской, где ей было велено подмести пол, и теперь нужно было найти этому какое-нибудь оправдание. Но, похоже, настоятельница вовсе не собиралась выслушивать Ирис. Она тотчас кликнула Гертруду, рослую монахиню, которая усмиряла непокорных послушниц, и приказала ей, ткнув в Ирис пальцем:
– Уведи её!
– Куда изволите, матушка? – прогудела, как из бочки, Гертруда.
– Пусть вымоет все мастерские, все: каждый угол, каждую щель! Да проследи, чтобы трудилась не разгибаясь, пока с неё семь потов не сойдёт!
Гертруда крепко и больно взяла девушку за плечо:
– Пойдём.
Во дворе монастыря уже толпились послушницы, со страхом наблюдая за наказанной сестрой Ирис и грозной матушкой настоятельницей.
Но тут стряслось что-то необычайное. Чёрные глаза Ирис загорелись гневом, и она, посмотрев на матушку в упор, воскликнула:
– Не буду больше выполнять ваши приказы! Я вам не крепостная!
Настоятельница, оцепенев, поводила выпученными, как у рака, глазами то на Гертруду, то на непокорную послушницу. Подобного бунта хозяйке монастыря ещё никогда на своём веку не доводилось наблюдать.
Когда миновал приступ оцепенения, когда настоятельница увидела, что девушка не собирается уступать ей, тем самым подавая пример бунтарства другим послушницам, она крепче сжала свою трость. Лицо у неё покраснело от гнева, в глазах появился опасный блеск. Неожиданно трость с грозным свистом рассекла воздух; ещё мгновение – и её удар обрушился бы на голову Ирис. Но девушка ловко увернулась от удара.
– Ты больше никогда не выйдешь за стены монастыря, – сдерживая себя от нового приступа ярости, ледяным голосом сказала настоятельница. – Никогда!
Она медленно успокаивалась, однако в зрачках не погасли зловещие огоньки, которых больше всего на свете боялись послушницы. Они знали, что спасения сестре Ирис не будет и ждали, какое наказание придумает для неё матушка: ведь она никого никогда не прощала.
Матушка настоятельница ещё раз посмотрела на Ирис и процедила сквозь зубы:
– Я велю надеть на тебя оковы.
Глава 7
Ночью главная резиденция короля Аремора блистала огнями, особенно во внутреннем, парадном, дворе и в покоях. Перед лестницей у входа во дворец, озаряя вымощенный камнем портал, пылали светильники, раздуваемые ветром. Смолистая копоть расстилалась клубами с факелов, вставленных во вбитые в стену чугунные подсвечники. Порою раздавался протяжный оклик часовых, железный скрежет ржавой цепи подъёмного моста.
Весь день до поздней ночи король Рихемир был завален делами. Полдень он провёл в скучных разговорах с главным казначеем Теофилем Бюрреем и придворными секретарями, в проверке счетов за военные припасы, осадные машины, снаряжение; затем велел герольдам созвать военный совет, проверил списки вассалов, готовых выступить с ним в поход, и задумался над тем, кому из них вручить маршальский жезл.
Поскольку его предшественник, король Фредебод, последнюю войну – отражая нашествие кочевников – вёл больше семнадцати лет назад, ареморская армия ныне испытывала нехватку чинов командного состава. Бывшие военачальники, ветераны, кто умер, а кто сидел в своих феодах, ссорился с вилланами из-за земельной межи или украденных овец и, тоскливо поглядывая на покрывшиеся пылью доспехи, вспоминал боевую молодость. Конечно, любой из этих старых вояк был готов с гордостью принять маршальский чин из рук короля, однако Рихемир, снова и снова перечитывая их имена и послужные списки, хотел выбрать самого достойного. Он ещё помнил времена походов при славном короле Сиагрие: в последние годы его правления командующим ареморской рыцарской конницы был назначен граф Эберин Ормуа, сын известного победителя мятежных графов Маконы. Эберин служил также Фредебоду, но после того, как тот взял в жёны Розмунду из дома Монсегюр, отказался от маршальского чина и удалился в свои владения. Собственно, король Фредебод больше не нуждался ни в самом маршале, ни в коннице, ни в рыцарях: он заключил мир со всеми соседями и подписал договор о перемирии даже с графом Бладастом, позволив Маконе выйти из-под власти ареморских королей. А незадолго до смерти Фредебода пришла весть о том, что гистерийские племена захватили устье Брасиды, грозя отрезать Аремор от Холодного моря. И Рихемир, едва завладев троном, первым делом отдал сеньорам приказ готовиться к большой войне. Он был твёрдо намерен подчинить своей власти Бладаста Маконского и разгромить гистерийцев или же потеснить их на крайний север. Сейчас король решал две важных задачи: собрать мощную армию и найти опытного военачальника, который возглавил бы конницу. Попутно ему предстояло также распутать старые и изобрести новые узлы той бесконечной сети тайн и заговоров, без которых был немыслим ни один королевский двор...
Закончив дела, Рихемир взошёл на подвесную галерею, над одним из рвов цитадели. Облокотившись на каменную кладку ограды, король вгляделся в голубовато-серебристый лунный туман, который местами – меж грозными бойницами и башнями – заползал, клубясь, во двор перед дворцом. Что скрывалось там, за этой туманной завесой, какое будущее его ждало? Головокружительные успехи или позорное бесславие?
За спиной Рихемира скрипнула дверь и из проёма высунулась голова камердинера Жиля. Почтительно согнувшись, он подошёл к королю и подал бумагу.
– Что это? – спросил Рихемир, не скрывая своего недовольства.
– От мессира Бюррея. Он произвёл расчёты по провизии, которые вы ему поручили выполнить как можно скорее. Мессир Бюррей просит прощения, что вынужден вас беспокоить. Но на бумаге должна быть ваша печать, государь: обозы в деревни выезжают уже на рассвете...
Рихемир схватил бумагу, скомкал и швырнул её за ограду, прямо в воду:
– Я же велел не лезть ко мне ни с какими делами после ужина! Неужели целого дня вам было недостаточно? Вы что, и ночью в постели не дадите мне покоя? Будете лезть со всякими бумажками ко мне под одеяло?!
Жиль, не разгибая спины, пятясь к двери задом, произнёс тихим голосом, так чтобы король мог не расслышать, если не пожелает:
– Маркиз Гундахар.
– Что? – резко спросил Рихемир. – Он здесь?
– Да, государь, – ответил камердинер, робея от сердитого взгляда короля. – Ждёт...
– Так что ж ты сразу не сказал?! – набросился на него Рихемир. – Зови!
Вскоре на галерее появился мужчина, шея и тело которого были как у быка, руки как у борца, а ноги так огромны, что, казалось, едва вмещались в сапоги. Крупную голову венчала высокая шапка с опушкой из соболя и красным, затканным золотом верхом, а из-под неё выбивался клок чёрных волос, в которых блестела седина. Квадратное лицо жёсткое, помеченное несколькими старыми шрамами; очевидно, один глаз у маркиза был выбит: его скрывала повязка, а другой, невредимый, маленький чёрный, глядел свирепо из-под низкого насупленного лба. Внешность маркиза полностью оправдывала его прозвище – Чёрный Вепрь: изображение этого могучего зверя украшало знамёна и герб Тревских правителей испокон веков.
Имя маркиза Гундахара когда-то было хорошо известно в Ареморском королевстве. Да и кто не слышал о властителе тревов, которые сидели в своих холодных каменных замках, чьи вершины упирались в небеса? Тревы были храбрые воины и пламенные сердца, но невежественные люди, ибо любым учёным занятиям предпочитали конские ристания и охоты. Слава о Гундахаре как о неизменном победителе турниров и бесстрашном воине летела впереди быстрых копий тревских рыцарей. Копыта его коня не раз топтали дорогу до Эльгитского Тракта, за которым лежали бескрайние пески Злодейской пустыни, откуда огненными смерчами налетали на мирные поселения кочевники. Впрочем, в последней войне с кочевниками, когда Фредебод был вынужден обратиться за помощью к фризам, потери тревов были очень велики. Гундахар, тогда ещё молодой предводитель рыцарей, возвратился в Тревию, чтобы сохранить оставшееся войско и дать своим воинам заслуженный отдых. После этого маркиз почти никогда не покидал своих владений –марки– пограничной провинции Ареморского королевства.
Когда маркиз Гундахар приблизился к королю, тот в нетерпении от долгожданной встречи заламывал руки.
Мгновение маркиз как будто колебался: преклонить колено или нет, но Рихемир опередил его, положил руки ему на плечи и заглянул в лицо.
– Здравствуй! Давно мы с тобой не виделись. На твоём лице прибавилось морщин, а в бороде – седых волос. Сколько же лет прошло, сколько воды утекло?.. Как поживаешь, старый друг?
– Двадцать лет прошло с той поры, как вы, сир, сделали Чёрного Вепря Одноглазым Вепрем, – не отвечая на приветствие, ответил маркиз королю; в его низком хрипловатом голосе не было ни обиды, ни мстительного припоминания – он звучал ровно, почти безучастно.
– Но ты ведь не держишь на меня зла? Тот рыцарский турнир был устроен в честь обворожительной Бланки, которую мы с тобой не могли поделить, тогда как она раздавала недвусмысленные обещания нам обоим. В том, что щепка откололась от моего копья и вонзилась тебе в глаз, моей вины не было. Поверь, я очень сожалею, что тот несчастный случай стал причиной нашей размолвки!
– Всё это уже неважно, сир. – Гундахар небрежно махнул своей огромной ручищей. – В конце концов после того турнира Бланка досталась мне: и не только в качестве победного трофея – она стала моей женой.
– Вот как! – Рихемир был изумлён. – Я и не знал, что ты женился на этой вертихвостке!
– Позвольте заметить, сир, – прервал его маркиз, – что женщина, о которой вы соизволили так нелестно выразиться, была дочерью канцлера графа де Преля, управителя графства Кокань. И кроме того, она стала матерью моего первенца.
Выдержав короткую паузу и тайно испытывая наслаждение от того, какое впечатление произвело на друга юности, а ныне короля, его заявление, Гундахар прибавил:
– Кстати, мой старший сын прибыл ко двору вместе со мной. Не угодно ли государю познакомиться с ним?
Рихемир вскинул на него глаза, в которых вспыхнула не то тревога, не то сомнение. Потом он решился и дружески выразил желание немедленно увидеть одного из наследников Гундахара, возможно, будущего маркиза Тревии.
На вид юноше, вошедшему на зов маркиза, было лет двадцать, не больше. Несмотря на невысокий рост, он был отлично сложён. На широкие плечи был накинут плащ, подбитый мехом; на голове – такая же, как у отца, шапка, опушенная соболем; на ногах – сапоги из мягкой кожи с высоким голенищем. Безбородый, затянутый в узкий полукафтан, молодой человек ничем не отличался от своих ровесников из дворянского сословия. И всё же было в нём что-то такое, что сразу привлекало к нему внимание, – чёрные, как смоль, кудри падали волнами почти до плеч, и на смуглом скуластом лице выделялись светлые, напоминавшие расплавленное серебро, глаза под чёрными, вразлёт, бровями.
– Знакомьтесь, сир, это Адальрик, мой старший наследник, – Гундахар представил юношу королю, который тут же, как бы между прочим, уточнил:
– Сын нашей прелестницы Бланки?
От внимания Рихемира не укрылось, как взметнулись в недоумении брови юноши и как он, будто ища ответа, быстро взглянул на маркиза.
Было видно, что Гундахару также не понравилось столь вольное высказывание короля, намекавшего на свою близкую связь с матерью юноши. Маркиз помрачнел сильнее обычного и спросил более резким, чем допускался в беседе с коронованным сюзереном, тоном:
– Зачем позвали, сир?
Рихемир только и ждал этого вопроса: он тут же взял маркиза под руку:
– Лучше пойдём в мои покои: здесь говорить опасно – ветер слова далеко разносит. А то, что я собираюсь доверить тебе, мой друг, не предназначено для чужих ушей.
Они вошли в малые приёмные покои короля. Пол здесь был паркетный, зеркально гладкий, но застланный толстым расшитым ковром; стены также были занавешены коврами, на восточный лад, а не привычными глазу гобеленами; под стенами стояли широкие, но не очень длинные скамьи с узорчатыми пурпурными покрывалами.
Велев Адальрику ждать за дверью, маркиз принял приглашение короля занять место на скамье рядом с ним и приготовился слушать.
– Только тебе, мой старый друг, я могу довериться, только тебе, – понизив голос, начал Рихемир. – Недавно я был огорошен вестью, которая показалась мне невероятной: оказывается, мой дядя, король Фредебод прижил бастарда с дочерью фризского вождя Альбуена. И теперь этот бастард при выгодных для него обстоятельствах может претендовать на трон. Намойтрон! Перед своей смертью Фредебод долго шептался с мастером Тарсисом наедине, но моему человеку удалось, благодаря одному занятному устройству, подслушать кое-что из их разговора. Фредебод обязал мастера найти бастарда и, доставив в Аремор, объявить его наследником престола.
Рихемир рассказывал, а маркиз слушал его с жадным напряжённым вниманием. Перед тем, как посвятить Гундахара в детали того поручения, которое он намеревался ему доверить, король сказал:
– Мне нужен верный человек, такой, чтобы он не был особенно на виду и чтобы он мог поехать в Фризию и выполнить там весьма важное поручение. Важное и тайное. О тебе, мой друг, в Ареморе мало кто помнит: ты не вызовешь подозрение у людей мастера-приора, которые, я уверен, следят за всеми моими приближёнными.
– И какая мне выгода от этого тайного и столь важного для вас поручения? – после короткого раздумья спросил маркиз.
– Как какая? – воскликнул Рихемир. – За выполнение этого деликатного задания ты можешь просить себе в награду всё, что пожелаешь. В пределах разумного, конечно.
– Ах так! – пробормотал Гундахар. И тут же выпалил: – Что вы скажете, сир, если я попрошу отдать в моё владение графство Макону? Вы же собираетесь идти войной против Бладаста?
– Тебе нужно графство Макона? Ты его получишь! – не задумываясь ни на мгновение, ответил король с самым простодушным видом: как будто раздавать направо-налево земли, некогда принадлежавшие ареморской короне, было для него привычным делом.
Он лгал и мог лгать без зазрения совести – точно ловкий купец, на торгах съевший зубы. Гундахар, Чёрный Вепрь, пусть помогает, – думал Рихемир, – пусть служит своему королю и мечтает о плодородных землях Маконы. Пусть надеется до поры! Стоит ему подарить завязку к мешку, набитому золотом, а весь мешок можно оставить себе!.. Рихемир усмехнулся про себя, представив, какое лицо будет у маркиза, когда он узнает, что ему кроме маконской межевой полосы не причитается ни одного города.
– Надеюсь на вашу милость, сир, – поверив королю на слово, ответил маркиз и, встав со скамьи, склонился перед ним в поклоне.
Пояснив Гундахару, чего он ждёт от него, король снова дружески взял его под руку и повёл к двери.
– Отныне моё правление в какой-то степени зависит от твоего умения хранить тайны, мой старый друг, – заключил Рихемир, мысленно потирая руки в предвкушении успеха. А в том, что Чёрный Вепрь сделает всё, как надо, он нисколько не сомневался.
– Вы ошибаетесь, сир, – сдержанно возразил Гундахар, – это я завишу от вас. Я верю только в целостность феодальных земельных владений, в их неприкосновенность и в того, кто наделяет меня правом собственности. Моя преданность принадлежит вам, государь.
– Тогда в путь! Мешкать не время, – с затаённой радостью отозвался Рихемир и на прощание крепко обнял маркиза.
Глава 8
Около громадного, похожего на мавзолей, камина, где дотлевали обугленные поленья, стояли два кресла, на которых лежали – для удобства – небольшие подушки, обшитые красным бархатом. В одном углу комнаты блистал медью тяжёлый окованный ларь, в котором хранились бесчисленные баночки с духами, притираниями, цветочной водой для умывания и зубными порошками из толчёного жемчуга, а в другом – обильно украшенный рельефной резьбой сундук с принадлежности для письма. К сундуку было пристроено бюро – высокий стол на изогнутых ножках с поднимающейся крышкой, под которой находились маленькие ящички и секретные отделения. Стены комнаты были задрапированы тканью с пёстрым цветочным орнаментом; в покрытых позолотой подсвечниках трепетало пламя оплывавших толстых жёлтых свечей.
Розмунда и граф Раймунд Блокула сидели в дворцовых покоях бывшей королевы, друг против друга и, глядя на завитки дыма в камине, неторопливо вели беседу – почти как в старые добрые времена в родительском замке. Несмотря на несхожесть характеров, брат и сестра были одного поля ягоды – два осторожных хищника с неутолимым аппетитом, изощрённым коварством по отношению к своим союзникам и беспощадностью к своим жертвам.
– Ты вправду веришь в то, что Бладаст Маконский станет помогать нам только лишь из ненависти к Рихемиру, который грозит ему войной? – спросил Раймунд, глядя на сестру с усмешкой, дрожавшей в уголках его тонких губ.
– Не только, – не отводя задумчивого взгляда от поленьев в камине, отозвалась Розмунда, – я обещала отдать ему в награду за верность Вальдонское герцогство.
– Щедрая плата наёмнику, который так и норовит залезть в твою постель! – не сдержавшись, фыркнул граф Блокула. И прибавил с пренебрежением: – Разве его не удовлетворит положение твоего любовника?
– Ты же знаешь, что мои любовные посулы мужчинам это всего лишь приманка, – начала отвечать, точно оправдываясь, Розмунда, но брат тут же сердито прервал её:
– Что за вздор! Как будто я был слепым, когда на приёме в замке Бладаста ты всем своим видом давала ему понять, что вовсе не против любовного приключения! Тебе должно быть стыдно, Розмунда, за все эти нелепые заигрывания! Лучше бы подумала о деле; ведь Рихемир набирает армию, а с ней и серьёзную силу. Ещё немного – и он заставит нас считаться с его властью! Ты понимаешь, что мы уже не сможем его не одолеть?!
– Рыцарской коннице – главной ударной силе королевской армии – нужен толковый маршал, а его у Рихемира нет, – спокойно произнесла Розмунда. – Единственный человек, который в предстоящей войне способен добыть победу для Ареморского престола, это граф Эберин Ормуа. Но, насколько мне известно, получение маршальского жезла из рук Рихемира не входит в его планы на ближайшее будущее.
– Кто знает? – возразил Раймунд Блокула, хмурясь. – Эберин отказался служить Фредебоду, но ведь на Рихемира он обид не держит... Послушай, Розмунда, я удивляюсь твоей самоуверенности: ты отказываешься видеть опасность у себя под носом и не желаешь признать шаткость нашего положения, ты всё твердишь, что власть будет в наших руках. Но не лучше ли нам раз и навсегда отречься от всех наших замыслов, чем постоянно пресмыкаться перед ублюдками из злодейского рода Клодина, зависеть от аппетита продажных наёмников, заискивать перед вассалами? И так всю жизнь, сестра, подумай только, всю жизнь мы ждём, когда ареморским троном завладеет дом Монсегюров! И ты всё ещё веришь, что однажды власть окажется в наших руках!
– Говорю тебе: это случится. Рано или поздно...
– Да, жди, – проворчал граф Блокула в ответ на заверения сестры, – вот уже девятнадцать лет, как ты повторяешь эти слова с завидным упрямством...
Они замолчали, очевидно, думая об одном и том же.
– Всё обстоит гораздо хуже, чем ты представляешь себе, – первым, нарушив тишину, заговорил Раймунд. – История с нападением королевских слуг на гонца, который вёз моим вассалам приказ собирать и вооружать людей, ещё полбеды. Во время своей коронации Рихемир в открытую, перед всеми сеньорами, обвинил нас обоих в заговоре и измене королю.
