Текст книги "Ключи от королевства (СИ)"
Автор книги: Юлия Львофф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
– Верно! Мы сможем убивать дикарей из засады! – поддержал Эберина старший сын Двана, молодой великан по имени Акв.
– Из-за каждого дерева вылетит с песней смерти фризская стрела и пронзит вражеское сердце! – подхватил другой юноша, Метт, верный друг Аква.
Эберин покачал головой:
– Так бы всё и было, если б враг не был столь многочисленным! Но кочевников – тьма, и нам их не одолеть, убивая поодиночке из-за деревьев.
– Но ведь у нас есть священное пламя из Долины вулканов! – вскричал кто-то из старейшин. – Пусть оно нам поможет!
Но Эберин отверг и это предложение, пояснив:
– Нам нельзя рисковать: ведь священное пламя, коль нам придётся использовать его, вместе с полчищами врагов уничтожит лес.
– Что же вы предлагаете, маршал? – спросил Метт.
– Мы позволим князю Гримберту привести дикарей прямо сюда, в Туманные Пределы. Побережье Холодного моря здесь достаточно широко. Мы заставим противника дать бой там, где выгодно нам, а не ему.
После этих слов лицо Эберина озарил свет: так воодушевляли его надежда и вера в победу. Эта уверенность, словно искра, проникла в сердца собравшихся у очага фризов: их лица сияли, их взгляды были полны решимости.
Серьёзность положения, чреватого опасностями, подтолкнула фризов к немедленным действиям. Одни из них отправились в оружейный склад, где хранились боевые топоры, дротики и мечи; другие пошли проверять запасы продовольствия и собирать женщин, детей и стариков: их всех следовало укрыть в надёжном месте.
Отдав последние распоряжения, Эберин наконец остался наедине с Адальриком: он пригласил трева к столу, и тот с жадностью принялся за еду.
Заметив, что Эберин разглядывает его, юноша смущённо засмеялся:
– Я три дня не ел. А может, и больше.
– Вы отчаянный храбрец, мессир Адальрик, – улыбнулся в ответ Эберин. И прибавил: – Маркиз Гундахар гордился бы вами…
Оба замолчали.
– Вы обещали рассказать мне, как вам удалось добраться до Туманных Пределов раньше меня, – напомнил графу Адальрик, первым нарушив молчание. – У меня такое ощущение, что здесь не обошлось без магии или…
Он не договорил – в эту минуту на пороге Большого дома появилась Ирис.
Адальрик узнавал и не узнавал любимую девушку; это была она и не она… Где та озорная девушка с любопытными глазами, всегда готовая подшучивать над ним в ответ на его колкости? Едва он подумал об этом, как в памяти всплыла одна из их первых словесных перепалок:
«– …А о тревских воинах вам доводилось слышать? Или я их тоже выдумал?
– Одного легендарного тревского воина я уже вижу перед собой…
– Чего не скажешь о вас, мадемуазель! Я ведь тоже ожидал увидеть королеву легендарных фризов, а вижу лишь монастырскую послушницу – кроткую невзрачную девчонку. Трудно представить, как бы вы правили суровыми упрямыми фризами!..»
Сейчас ни она, ни – тем более – он сам уже не осмелились ли бы поддразнивать друг друга, да и неуместно это было бы. И как же он ошибся тогда! «Кроткая невзрачная девчонка» не только превратилась в величавую красавицу: она и вправду стала королевой легендарных фризов…
Приветствую вас, мадемуазель Ирис, – начал Адальрик и тут же запнулся. «О боги, что я говорю, как я к ней обращаюсь! Вождя Альбуена больше нет: теперь эта девушка – правительница Фризии!». Вскочив, он преклонил колено: – Приветствую вас, ваше величество!
Но Ирис как будто не обратила внимание на его оплошность.
– Мне сказали, что к нам прибыл гость из Аремора, – сказала девушка, настороженно присматриваясь к Адальрику. – Тревожные вести вы привезли, маркиз!
Адальрик невольно вздрогнул от её обращения: прежде она называла его только «благородным рыцарем», а теперь… Да, теперь он будет для всех маркизом Адальриком – он, первенец правителя Тревии, унаследовал высокое положение отца и его титул.
Словно прочитав его мысли или уловив его скорбь, Ирис поспешила прибавить:
– Примите мои искренние соболезнования, мессир Адальрик. Маркиз Гундахар был отважным человеком, не лишённым рыцарского благородства. Уверена, вы станете его достойным преемником…
Девушка выдержала паузу и затем произнесла изменившимся, неожиданно строгим и даже жёстким голосом:
– Мессир, я хочу, чтобы вы честно ответили на мой вопрос. Скажите, вы принимали участие в сражении с фризами? Были ли вы среди тех, кто обнажил мечи против моих соплеменников, защищая интересы короля Рихемира?
– Клянусь священной Троицей Богов, что готов говорить вам, ваше величество, только правду! – воскликнул Адальрик, приложив к сердцу правую ладонь. – Я не обагрил свои руки кровью фризов! Меня не было на поле битвы…
Он вдруг умолк и затем, опустив глаза, тихо прибавил:
– Потому что король Рихемир лишил меня рыцарского звания…
Ему было и стыдно от своего признания и вместе с тем именно в этот момент он испытал невероятное облегчение: если бы не королевский приказ, сейчас в глазах Ирис он выглядел бы как предатель и кровный враг.
Большие чёрные глаза девушки озарились радостным светом: признание Адальрика сняло камень с её сердца.
– Это тот случай, когда говорят: всё, что ни делается, – к лучшему, – сказала Ирис, добродушно улыбаясь, и подала Адальрику деревянную чашу, наполненную вином: – Выпейте из чаши дружбы, маркиз! Вы – желанный гость в Туманных Пределах!
Из чаши дружбы поочерёдно отпили все трое: Адальрик, Эберин и Ирис.
Когда после этого Ирис ушла, снова оставив мужчин наедине, Эберин, прикрыв глаза рукой, неожиданно произнёс:
– Как странно, мы оба полюбили одну и ту же девушку.
Адальрик бросил на графа взгляд, в котором удивление смешалось с ревнивым недоумением, и тут же, смутившись, опустил глаза.
Придя в отведённые для него покои, Адальрик прямо в одежде и сапогах бросился на постель и, пытаясь забыться, зарылся лицом в подушку. Им овладела глухая печаль. В голове эхом проносились слова графа Ормуа: «Мы оба полюбили одну и ту же девушку». Как Эберин узнал о его чувствах к Ирис? Догадался или, может, она сама ему всё рассказала? Они оба любили её, а она… Кого выбрала она?..
«Ясно же, кого», – ответил себе Адальрик, вспомнив, каким взглядом одарила Ирис маршала, когда принимала из его рук чашу дружбы. Такими глазами – полными нежности, загадки и откровенного девичьего кокетства – смотрят не на друзей…
Перевернувшись на спину, Адальрик сквозь ресницы долго разглядывал колеблющееся пламя светильника. Постепенно на него тёплой волной нахлынуло блаженное безразличие. Фризы собираются сражаться до последнего человека, каждый – до последнего вздоха… К чему, если поражение неизбежно? Им не одолеть дикарей – ни в лесу, ни у моря, ни с помощью какого-то священного огня, о котором они говорили. Кочевники – это смерч, который сметает всё на своём пути; это смертоносный сгустившийся воздух пустыни. Фризия, как, впрочем, и всё Ареморское королевство, обречена на гибель. И в предстоящей битве защитникам королевства не суждено выжить…
Адальрик закрыл глаза. Но разве не счастье, что перед смертью он увидел любимую девушку?..
Глава 34
Войдя в земли Фризии, армия кочевников двигалась почти без отдыха. Бескрайние леса казались безлюдными: как будто те, кто в них прежде обитал, вдруг все разом вымерли. На самом же деле лесные племена фризов, узнав о чужеземном вторжении, покинули свои жилища и отправились к берегам Холодного моря. Там им предстояло объединиться с другими фризcкими племенами, чтобы вместе дать отпор дикарям.
Кочевники, которых вёл фризский князь Гримберт, двигались уверенно, быстрыми переходами. Жирное, лакомое мясо оленей и кабанов дымилось за ужином на кострах; ягодное вино и хмельной медовый напиток лились из бочек, которые дикари находили в брошенных фризских жилищах. Гогот и пьяные песни не умолкали до поздней ночи, нарушая привычный покой лесных зверей. Поход в Фризию казался кочевникам приятной лёгкой прогулкой.
И вот перед ними раскрылось побережье Холодного моря, край, издавна заселённый фризскими племенами, а в центре его поселение Туманные Пределы, сердце и опора свободолюбивого народа.
Тем временем Эберин, обсудив с фризами план военных действий, послал дозорных в лес выяснить обстановку.
Несколько часов спустя дозорные примчались сломя голову и принесли тревожное известие – рассказ о том, что от вражеской армии отделился большой отряд, который двинулся на запад в сторону гор.
Полученным известиям Эберин не удивился: он считал, что так и должно было произойти. В то время, пока основные силы кочевников должны были атаковать фризское ополчение, Ки-ррах отправил к Проклятой горе отряд с целью найти могилу колдуна.
О невероятной мощи древнего мага из пустыни, которого фризы много столетий назад одолели с помощью дракона, Эберину поведал Хэйл. Монастырский истопник и Хранитель магической реликвии оказался настоящим кладезем полезных знаний и другой, мало кому известной стороны истории фризского края. Благодаря цепкой памяти Хэйла, в которой остались сказания, передаваемые в клане Хранителей из поколения в поколение, Эберин узнал, что прародиной его семьи была Фризия. Предки графа Ормуа, которые в те далёкие времена ещё не имели ни титула, ни своих земельных владений, ни места при королевском дворе, жили общиной в Долине вулканов. Их называли Всадниками, эквитэмами, потому что с помощью родовой магии они умели оседлать драконов и управлять ими в полёте и в бою. Но неожиданно некий загадочный мор обрушился на жителей Долины вулканов как проклятие: их магия начала слабеть, их дети рождались всё реже, – клан эквитэмов был обречён на гибель. Им пришлось уйти из Долины вулканов, и те, кто уцелел, сначала поселились в пещерах Проклятой горы, а потом и вовсе покинули Фризию. Гистерийский шаман, который умел говорить с духами, узнал, что семья последних из эквитэмов добралась до берегов Прозрачного моря, где впоследствии возникло графство Сантонум. Как оказалось, это были предки Эберина, а Всадник, призванный фризами и победивший колдуна из пустыни, приходился ему родным пра-пра-прадедом.
– Веры в свою победу у фризов тогда было мало, – рассказывал Хэйл, сидя в пещере перед костром, а Эберин и Ирис внимательно слушали его. – Всадник вернулся в Долину вулканов, но он долго не мог отыскать своего дракона. Все решили, что драконы – носители священного огня вымерли, а, значит, никто не сможет уничтожить колдуна. Однако Всадник не терял надежды: денно и нощно он бродил среди вулканов, родовыми магическими заклинаниями призывая своего дракона. И наконец, к счастью для фризов, они встретились. Что было потом – вы уже знаете…
– Не всё, – возразила Ирис, вскинув голову. – Куда подевался дракон после того, как помог фризам одолеть дикарей? Что с ним стало?
– Ох, детка, если бы я знал ответ! – вздохнул Хэйл (даже после того, как Ирис стала правительницей Фризии, он по-прежнему называл её «деткой»). – Единственное, что мне известно наверняка, так это то, что то была драконица. Перед тем, как исчезнуть, она успела отложить яйца, из которых, вероятно, уцелело одно. А может, оно и было только одно. Из него чудесным образом – и очень своевременно – и вылупился наш друг Тайгет…
– Послушай, Хэйл, – с задумчивым видом обратился к Хранителю Эберин, – ты сказал, что Всадники подчиняли драконов своей воле, применяя родовую магию. К сожалению, я не владею такой магией и текст заклинаний мне тоже неизвестен. Когда мадемуазель Ирис прилетела за мной в лагерь Рихемира, Тайгет позволил мне оседлать себя только потому, что доверяет ей. Но как он поступит, когда нам будет нужна его помощь? Полагаю, нам придётся взбираться к нему на спину всегда только вдвоём. Однако я не хотел бы рисковать жизнью мадемуазель Ирис, если вдруг врагам удастся подстрелить дракона в полёте.
– Твои опасения справедливы, – Хэйл кивнул лохматой головой. – Когда начнётся сражение, Тайгетом должен управлять один человек. И этим человеком должен быть эквитэм, потомственный Всадник.
Ирис повернула голову к Эберину, взяла его за руку и, добродушно улыбнувшись, сказала:
– Пойдёмте со мной, маршал Ормуа. Я познакомлю вас с моим другом Тайгетом поближе.
Тайгета они нашли без труда в одной из пещер Проклятой горы. В свете костра обозначались линии громадного тела дракона, который сидел как человек и глодал тушу кабана, держа её обеими лапами. Еда сопровождалась хрустом, чавканьем и довольным урчанием.
Ирис крикнула издалека:
– Тайгет! Ты не очень занят, друг мой? Можно с тобой поговорить?
Дракон перестал есть и, бросив наполовину обглоданную тушу на пол, посмотрел прямо на людей.
Эберин, не успев в прошлый раз толком увидеть существо, которое все считали мифическим, сейчас разглядывал его с жадным, почти детским любопытством. От всей фигуры дракона веяло мощью, опасностью, колоссальной первобытной силой, но силой, управляемой разумом. Морда у него была довольно выразительной, как-то по-человечьи выразительной, и от этого ощущения возникало желание назвать её лицом. Когда же Тайгет посмотрел на Эберина, тому показалось, что на него смотрят глаза человека – таким изучающим и пристальным, пронизывающим насквозь был взгляд этих янтарно-жёлтых с узким вертикальным зрачком глаз. Ничего подобного этому крылатому исполину с разумом человека Эберин и вообразить не мог и теперь, глядя на него, даже не пытался скрыть своё восхищение.
– Тайгет, – торжественным голосом обратилась Ирис к дракону, – я хочу представить тебе маршала Эберина Ормуа. Человека, которого ты помог мне освободить из плена и от которого ныне зависит судьба Фризии. Впрочем, я не совсем верно выразилась… Судьба Фризии и всего Ареморского королевства целиком и полностью зависит от вас обоих. И я бы очень хотела, чтобы вы подружились: ведь взаимное доверие обеспечивает будущий успех…
Эберин потом часто вспоминал тот разговор в пещере. Он хотел понять, испытывают ли драконы какие-то чувства? И пришёл к выводу, что, если они вообще способны любить людей или привязываться к ним, то Тайгет, несомненно, очень любил Ирис. И разве не была подтверждением тому фраза, которая прозвучала у Эберина в голове: «Если мы оба на стороне Ирис, то вы, граф, можете считать себя моим другом»? Фраза, которую произнёс твёрдый, уверенный, спокойный голос разумного существа…
Размышления Эберина были прерваны тревожным криком дозорного:
– Кочевники!.. Тьма-тьмущая! Скоро будут здесь!
Эберин вскочил на ноги. Тотчас по его распоряжению фризов подняли по сигналу тревоги.
То, что зависело от предусмотрительности и воинского таланта полководца перед битвой, он сделал. Всё остальное зависело теперь от воинов – от их напора, ярости и натиска, которые им предстояло проявить в бою. А ещё от того, сработает ли его хитрый план. И, разумеется, от удачи.
– Ваша задумка, маршал, может, и удастся, – с сомнением в голосе проговорил Адальрик, подпоясываясь мечом. – Но что можно сделать с такими ничтожными силами против тьмы кочевников? Почти ничего…
– Самое главное – выманить их к морю! – сказал Эберин. И затем, смерив молодого маркиза с головы до ног оценивающим взглядом, спросил: – Вы готовы удерживать утёс Проклятой горы и не позволить дикарям войти в могильник их колдуна?
Адальрик кивнул:
– Я их задержу. Если можно привлечь удачу на нашу сторону открытым отчаянным боем, то я сделаю всё возможное, чтобы сбросить врага с утёса.
– Постарайтесь продержаться до подхода гистерийцев, – сказал ему Эберин и, обращаясь к фризам, воскликнул:
– Готовы ли вы к сражению, друзья?
– Мы готовы, – за всех ответил Акв, отряд которого должен был из засады обстреливать врага, чтобы не дать ему пробраться в тыл.
Эберин повернулся лицом к Ирис, заглянул ей в глаза. В них, чёрных, бездонных, искрились лучики солнечного света, а в уголках блестели слёзы.
– А вы, моя королева? – нежным тихим голосом проговорил он, борясь с желанием прижать девушку к своей груди.
– Я? Моё место рядом с вами, маршал Эберин Ормуа. Я готова отправиться за вами всюду, хоть в море, хоть под облака! – пылко сказала Ирис.
Однако Эберин не разделял её рвение. Он всё же позволил себе обнять девушку и прошептал ей на ухо:
– Милая моя, если бы вы знали, как мне грустно расставаться с вами! Но ваше место здесь, а ваша помощь может понадобиться на земле.
Эберин понимал, что на войне как на войне: с каждым может случиться беда и эта их встреча может оказаться последней, но он не мог не утешить любимую, видя тоску в её глазах.
– Не тревожьтесь, сердце моё, – я не погибну: ведь у меня есть мой личный хранитель, который будет оберегать меня в бою.
– Ваш личный хранитель? – удивилась Ирис. – И кто же это?
– Вы, моя королева! И лучшего хранителя я не желаю!
Эберин ощутил у себя на груди взволнованное горячее дыхание девушки и, уже не владея собой, губами нашёл её мягкие трепетные губы. С трудом оторвался от них и, больше не произнеся ни слова, твёрдым шагом направился к дракону.
Ирис тут же обратила свой взор на молодого трева и громко, чтобы её мог услышать Эберин, спросила:
– А вам, мессир Адальрик, нужна моя помощь?
Не дожидаясь ответа, она прибавила:
– Я не собираюсь сидеть сложа руки и гадать, добрались ли дикари до своего проклятого колдуна. Когда я ещё жила в Туманных Пределах – до того, как оказалась в монастыре, – дедушка учил меня стрелять из лука. Я буду удерживать утёс вместе с вами, маркиз!..
***
Кочевники вынырнули из леса внезапно. С гиканьем, свистом, с дикими криками «йарра!» тёмная лавина покатилась на фризское ополчение. Не подозревая об опасности, передний ряд дикарей с разгона нарвался на устроенную для них западню. Несколько десятков всадников вместе с конями тут же упали на землю. Потом начали падать и другие – и те, чьи кони копытами попадали в вырытые ямки, и те, кто налетал на них сзади. Немедля фризские лучники по команде Аква выпустили сотни стрел, и почти каждая нашла свою жертву. Выдумка Эберина оправдала цель: враг понёс большие потери, а, главное, атака кочевников, которая должна была смести всё на своём пути, неожиданно захлебнулась.
Бой закипел, забурлил по всему берегу. Скрежет мечей, треск копий, конский топот, крики, проклятия – всё это гудело и ревело, будто на эту часть суши у Холодного моря обрушилась могучая буря. Фризы стойко удерживали врага, надеясь на помощь гистерийцев, к которым был послан гонец. Но силы противников были не равны. На месте погибших или раненных кочевников сразу появлялось вдвое больше.
Наконец наступил момент, когда фризы подались назад, к морю, и, отступая, один за другим входили в воду.
Во вражеском стане раздались ликующие крики: кочевники решили, что их победа близка.
И вдруг небо потемнело, будто приближалась гроза. Сначала никто не обратил на это внимание, однако, сумерки становились гуще, а всадников окутывала какая-то тьма. То тут, то там испуганно ржали кони.
Испуг на лицах дикарей становился сильнее, он искажал их черты, точно кочевников накрыла какая-то багряная, с медным отблеском тень, точно на них упал отсвет далёкого ночного пожара. Но тень приближалась, и отчётливее становились её очертания: голова змея, увенчанная рогами, исполинские перепончатые крылья, как у летучей мыши, длинный чешуйчатый хвост, мощные когтистые лапы.
– Что это? – спросил Ки-ррах у князя Гримберта, концом плётки указывая в небо.
– Этого не может быть… Крылатое чудовище, носитель священного огня… Это… дракон, – запинаясь проговорил Гримберт, во взгляде которого отражался ужас.
В груди у него как будто заледенело, язык одеревенел. Глаза его не обманывали: к ним приближалось крылатое чудовище из древних фризских сказаний…
Густой солёный туман окутал побережье Холодного моря. Стоя на краю утёса, Ирис вглядывалась в даль пристально и тревожно. Вдруг в темноте взвился огненный язык; ещё мгновение – и весь берег вспыхнул ярким пламенем. Ирис затаила дыхание, улыбнулась. Она поняла, что значит этот огонь.
Девушка побежала вниз, где остались фризы с Адальриком, и громко закричала, с торжествующим видом обращаясь к ним:
– Победа, победа! Видите – огонь. Это Тайгет! Он признал Эберина своим Всадником, эквитэмом! У них получилось!
Едва фризы успели порадоваться вести о победе, как увидели кочевников. Отряду дикарей удалось овладеть подступом к Проклятой горе и теперь они карабкались к её вершине, намереваясь найти вход в пещеру-могильник. Двум из них удалось таки взобраться, но их тут же сбросили подоспевшие фризы. Однако кочевники не собирались отступать и, словно стая чёрных воронов, устремились на последнюю отчаянную схватку.
А в это время Эберин, припав к мускулистой шее Тайгета и ощущая колоссальную силу дракона, кружил над берегом. Он не сразу привык к полёту, зато когда привык, его охватил восторг. Он летит верхом на драконе! Он управляет им, он его слышит! Он – настоящий Всадник, эквитэм!
«Защитникам утёса не выдержать натиск врагов», – в мысли Эберина ворвался уже знакомый спокойный голос.
– Ирис! – прошептал Эберин, и вся кровь прихлынула к его сердцу.
Ни мгновения не раздумывая, он направил дракона прямо на утёс Проклятой горы.
«Ирис, уводи своих людей с утёса! – Теперь Эберин слышал, как Тайгет говорил с девушкой. – Спускайтесь вниз, бегите так быстро и так далеко, как только сможете! Бегите скорее! Оставьте гору нам!»
Убедившись, что фризы вместе с Ирис покинули утёс, Тайгет подлетел к нему и изверг пламя. Затем, сделав плавный круг, вернулся – и снова засверкали длинные огненные языки. Пучки сухой травы, выбивавшиеся из-под камней, вспыхнули, пламя охватило редкие кусты и карликовые деревья, побежало во все стороны. Вскоре клубы густого дыма окутали вершину Проклятой горы, и всё вокруг озарилось багровым отсветом.
Сила огня, который фризы называли «священным огнём из Долины вулканов», была настолько мощной, что камни от него плавились, как воск. Объятая пламенем, скала пылала сверху донизу.
Мерно вздымая и опуская крылья, Тайгет удерживался в воздухе на одном месте; в лицо Эберина веял жар, как из печи. Дракон ждал приказаний своего эквитэма, своего Всадника, друга и повелителя. Но приказывать было нечего: Эберин уже понял, что Проклятой горы больше нет.
В это мгновение, внутри пылавшего утёса, раздался оглушительный треск – камни, сплавившиеся в одну глыбу, обрушились на полости потайного хода и пещеры, в которой был погребён кровожадный колдун из пустыни. Искры огненными снопами взлетели к тучам. Рваная вершина Проклятой горы пошатнулась и, являя собой потрясающее зрелище разрушения, со скрежетом склонилась и упала на землю. Рухнув, пылающий утёс задавил тех дикарей, которые, будучи тяжело ранены в сражении, не успели бежать.
Кочевники, те, кто остался на берегу, те, кому повезло уцелеть в сражении, теперь хотели одного – бежать отсюда как можно дальше. Охваченные ужасом и желанием во что бы то ни стало спастись из этого пекла, они мчались к лесу, стремясь укрыться в зелёной прохладной глуши. Но там их ждала засада.
Князь Гримберт бежал вместе с дикарями, однако вскоре отстал. Конь под ним хрипел, спотыкался, едва не падал. Гримберт уже добрался до соснового бора, как крепкая петля обвилась вокруг тела, вырвала его из седла и бросила наземь. Потом чьи-то сильные руки подняли его и поставили на ноги. И Гримберт увидел себя в окружении своих земляков из Туманных Пределов. Он смертельно побледнел, опустил голову и вдруг заплакал, как ребёнок.
– Простите меня, братья! Простите, что привёл вам на погибель этих нелюдей! Я виноват перед вами!.. Знаю, что заслуживаю смерти – за предательство, за злость мою, за зависть и ненависть… Боги, отчего я не погиб в бою как воин! Отчего меня не поразили меч или стрела!..
– Да, вы виноваты, князь! Вы виноваты перед своими земляками, перед Фризией, перед Аремором, – сказал Эберин, выйдя из толпы фризов и останавливаясь перед пленником. – Вы перед ними в неоплатном долгу! Совет старейшин вместе с королевой Ирис решит вашу участь. А перед тем, как вас уведут, чтобы судить, ответьте мне на один вопрос. Где Рихемир?
– Уже в последнюю минуту, когда мы были готовы выступить в поход, король Рихемир заявил вождю Ки-рраху, что изменил своё решение, – с угрюмым лицом начал отвечать князь Гримберт. – Он сказал, что не сомневается в победе союзников, что кочевники разобьют фризов и без него и его рыцарей и что будет разумнее, если он вернётся в Аремор. Сказал, что ему нужно время, чтобы подготовиться к празднествам по случаю победы и нового разделения королевства.
– Вот как! Стало быть, Рихемир готовится делить королевство, которое ему не принадлежит, – сказал Эберин с усмешкой. И, повернувшись к фризам, воскликнул: – Пришло время показать самозванцу, где его истинное место!
Глава 35
Король Рихемир не спал вторую ночь. К нему в ареморский дворец один за другим являлись гонцы, принося тревожные вести. Из их донесений следовало, что, во-первых, кочевники разгромлены, а их вождь Ки-ррах убит; во-вторых, что мятежные сеньоры, во главе с Розмундой Монсегюр и Бладастом Маконским, узнав о поражении Ки-рраха, снова восстали. И, в-третьих, что победившее дикарей ополчение направляется в Аремор, и ведёт фризов не кто иной, как непобедимый маршал Эберин Ормуа.
Отпустив последнего гонца, Рихемир, став мрачнее грозовой тучи, призвал канцлера Вескарда.
– Объявите моим рыцарям, чтобы они не покидали стен цитадели и не убирали далеко свои мечи. Моя война ещё не закончена: изменники и смутьяны никак не могут отказаться от желания испытать на прочность мою волю и мою беспощадность к ним. Розмунда и Бладаст, несмотря на свои титулы и близость к трону, не только не хотят помочь мне в моих планах, но оказывают сопротивление самым наглым образом. Проклятие, мне надоели их бунты! Они уже проиграли мне сражение и вот снова, не имея настоящей силы, хотят запугать меня. Знаю я этих людей!.. Вчера они с позором бежали от меня, вырядившись монахами, а сегодня делают важный вид, потому что уверены, что я не одолею их без помощи кочевников. Они снова хотят запугать меня! Глупцы! Но когда я занесу над ними свой железный кулак, они смирятся и упадут мне в ноги, моля о пощаде… Только пощады больше не будет! Никому!
Произнеся последние слова, Рихемир даже причмокнул от удовольствия. Да, всё верно, именно так он и поступит со своими мятежными вассалами! Он казнит их всех: Бладаста Маконского, брата и сестру Монсегюров, мастера-приора Тарсиса, графа Ормуа, девчонку-бастарда…
Вескард, слушавший угрозы короля, хотел возразить ему, напомнить, что страна, разорённая междоусобицей и чужеземным вторжением, сейчас нуждается в спокойствии. Что было бы разумнее искать пути примирения с мятежными сеньорами, а не доводить их до крайности. Но потом подумал, что спорить с Рихемиром столь же бесполезно, как с безумцем. Впрочем, в последнее время канцлер всё больше убеждался в том, что король и вправду сошёл с ума. Если бы не верность клятве на священной Орифламме, Вескард уже давно присоединился бы к графу Сантонума. По крайней мере, Эберин Ормуа обладал не только здравым рассудком, но и благородством истинного ареморского рыцаря…
Канцлер отвлёкся от своих раздумий и нацепил на лицо столь привычную ему маску учтивого внимания – снова заговорил Рихемир:
– Ещё я хочу, чтобы для черни устроили большой шумный праздник. Наймите разносчиков еды и вина – пусть всех угощают даром. Если кто-то спросит, почему не берут платы, пусть отвечают, что его величество король Рихемир угощает своих подданных от чистого сердца. Да-да, именно так: от чистого сердца! Пусть разносчики говорят людям, что подлые сеньоры бунтуют против своего короля и даже хотят убить его за то, что он благоволит простому народу. Вы слышите меня, Вескард? Я хочу, чтобы на Дворцовой площади, перед цитаделью, на всех улицах было полно народа.
Рихемир задумался на мгновение и уточнил:
– Чтобы там бродили такие толпы, что яблоку было бы негде упасть!
Канцлер в недоумении поднял брови.
– Для чего вам это нужно, сир?
– А вы не догадываетесь? – хитро прищурился на него король. – Когда мятежники подойдут к крепости, они увидят, как веселится простой люд. Разве они станут прерывать народный праздник и нападать на безоружных? И потом… В толпе всегда легче затеряться! Неужели вы об этом не подумали, Вескард?
– Да, конечно, – поспешно согласился канцлер, разгадав план Рихемира. – Будет так, как вы приказываете, ваше величество, хотя…
Рихемир поднял кверху палец, давая понять, что не хочет слушать никаких возражений. Затем воровато огляделся по сторонам и, понизив голос, продолжил:
– Распорядитесь также подготовить к отплытию «Чёрную лебедь». Ни Бладасту, ни Розмунде неизвестно о существовании этого корабля, поэтому никто не сможет догадаться, что я сбежал на нём. Но!.. Вескард, вы же понимаете, что мой побег это самая крайняя, вынужденная мера?
– Разумеется, сир, – с невозмутимым видом ответил канцлер и поджал губы.
Рихемир удовлетворённо кивнул и, взявшись за резные позолоченные подлокотники трона обеими руками, порывисто встал.
– А теперь мне нужно закончить одно важное дело!
Тут же по зову короля явился камердинер, с помощью которого он надел доспехи и затем отправился в темницу, где томился граф Раймунд Блокула. С тех пор, как брата бывшей королевы обвинили в нападении на Великого мастера-приора Тарсиса, Рихемир впервые собрался лично поговорить с пленником.
Заскрежетали ключи, стража распахнула дверь перед королём, и тот вошёл в тёмную келью, брезгливо прижимая к носу надушенный шёлковый платок.
Раймунд услышал шаги вошедшего, но даже не повернул голову в его сторону. Он сидел в углу на соломенном тюфяке и с тоской смотрел в зарешечённое окошко под самым потолком.
– Раймунд Блокула, граф Монсегюр, к вам пожаловал сам король! – не выдержав такого безразличия к своей особе визгливо вскричал Рихемир.
– Где? – спросил Раймунд, незряче уставившись на вошедшего.
Рихемир оторопел:
– Что значит: где? – Он подумал, что граф, должно быть, ослеп, находясь в постоянной темноте.
Однако он ошибся.
– Где здесь король? – Раймунд презрительно хмыкнул. – Я вижу перед собой лишь ничтожного шута, который напялил корону на свою пустую голову!
Рихемир едва не задохнулся от гнева. Но взял себя в руки и назидательно заметил:
– Недостойно отпрыску благородного семейства говорить так с королём! Не подобает мыши выпячиваться перед львом.
– Я хотел только сказать, ваше так называемое величество, что на моей голове корона Аремора держалась бы крепче, – с тем же высокомерным видом заявил граф.
