Текст книги "Ключи от королевства (СИ)"
Автор книги: Юлия Львофф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Гундахар, услышав угрозы короля в сторону своей бывшей любовницы, невольно вздрогнул.
– Не следует забывать о том, что эта женщина была супругой вашего дяди, сир, и королевой Аремора, – сказал он в защиту Розмунды.
– Я не говорю, что её нужно казнить или до смерти замучить, – ответил Рихемир, при этом бросив на маркиза недовольный взгляд. – Пусть живёт! Но я больше не потерплю её присутствия ни в моём дворце, ни в Ареморе! Пусть уезжает в свой замок и сидит там тише мыши: я больше не желаю слышать ничего, что связано с родом Монсегюр!
Уловив сомнение в угрюмом лице Чёрного Вепря, король, чтобы успокоить его, поспешил подкрепить свои слова клятвой:
– Клянусь Священной Троицей Богов: кровь Розмунды не будет пролита! Я возьму её в плен, заставлю отречься от честолюбивых надежд, изгоню её из своего королевства, но жизнь ей сохраню!
Какие бы чувства ни испытывал Рихемир к маркизу-изменнику, какую бы ярость ни вызывал у него подлый поступок друга юности, в начавшейся войне ему дорога была любая помощь. И втайне он был очень рад тому, что тревы пришли, чтобы встать под его знамёна, а не на подмогу мятежникам. Его даже не волновал вопрос, по какой причине маркиз столь неожиданно переметнулся из лагеря Розмунды на его сторону.
И он сделал вид, что поверил объяснению Гундахара, когда тот с убедительным видом заявил:
– Я здесь, потому что Аремор в опасности. Я не сторонник междоусобицы, но в войне с мятежными сеньорами буду твёрдо стоять на вашей, сир, стороне. Разве я могу оставить своего короля одного в столь тяжёлое для страны время?
Несколько мгновений они молча смотрели друг другу в глаза.
Видя, что король колеблется, хмурит лицо и как будто, не простив его измены, ищет новые обвинения, маркиз решительно повторил:
– Сир, я не могу вас теперь покинуть. То, что я снова стою перед вами как ваш покорный вассал, есть не что иное, как воля провидения.
Рихемир долго не отвечал. Когда же ответил, словно камень свалился с души Чёрного Вепря, дождавшегося наконец-то желанных слов.
Король и маркиз разошлись, внешне миролюбиво, как старые друзья, а внутренне – без доверия друг к другу. У Рихемира, впрочем, для этого было куда больше оснований. Хотя Гундахар тоже не забыл, что король и прежде не слишком доверял ему: человек, который напал на Ирис в лесу, был подослан Рихемиром на случай, если маркиз не выполнит поручение своего сюзерена.
На следующий день пёстрая, сияющая доспехами королевская армия начала осаду крепости, в которой укрывались, понеся большие потери в первом сражении, мятежники. Бладаст Маконский, опытный вояка, оставаясь под защитой крепостных укреплений, решил измотать Рихемира длительным сопротивлением и потом выскользнуть из окружения. Гундахар, не менее проницательный рыцарь, читал его мысли, как свои собственные, и вынужден был предпринять какой-то шаг, чтобы уничтожить главные силы мятежных сеньоров. Собрав военный совет, Чёрный Вепрь в кратких словах призвал короля действовать решительно, не давая противнику времени на передышку, и вскоре катапульты были придвинуты к стенам крепости.
Огненные стрелы, подобно роям больших злых ос, по единому приказу полетели в осаждённый город. То в одном месте, то в другом вспыхнули пожары. Воины союзников и жители крепости бросились гасить огненные снопы, взметнувшиеся в небо, которое очень скоро закрыли тяжёлые дымные тучи. Пользуясь смятением защитников крепости и паникой среди горожан, Чёрный Вепрь, которому король передал командование армией, приказал подкатить к воротам таран.
Раздался удар, подобный глухому удару грома – предвестнику ужасающей своей сокрушительной силой бури… потом ещё один, и ещё и ещё… Удары раскачиваемого бревна из громадной сосны сыпались всё чаще, бодрее, злее; стены содрогались, земля гудела, будто из неё рвались наружу неведомые мощные и сердитые духи. Вдруг послышался страшный треск – ворота не выдержали упорного натиска тарана…
Маркиз Гундахар, сверкая доспехами, в облаке пыли и дыма, устремился в крепость, увлекая за собой тревских рыцарей и воинов короля.
В эти минуты маркиз думал не о победе, которую он добыл для Рихемира, и даже не о собственной славе. Злорадное и почти сладостное чувство мести росло, как буря, и наполняло душу Гундахара. Он думал о своей попранной любви, об изменах коварной любовницы, о её чёрной неблагодарности. В предвкушении их встречи, когда он представлял Розмунду в унизительном для неё положении пленницы, сердце Чёрного Вепря билось сильно и радостно. Это и было для него настоящей победой: насладиться позором той, которую он когда-то любил, но которая предпочла ему неудачника Бладаста, графа Маконского.
Маркиз Гундахар летел на своём коне сквозь тучи дыма; полы его плаща, развевающиеся по ветру, полыхали зелёным пламенем, в котором металось ожившее изображение чёрного вепря. И хотя сражение на улицах города продолжалось, отовсюду уже неслись восторженные крики королевских воинов: «Победа! Победа!»…
Да, в тот день чаша весов склонилась в пользу короля Рихемира. И Бладаст и Розмунда поняли это.
Глава 27
Ночью у Эберина внезапно наступил кризис. Боль в ране была острее и мучительнее, чем прежде; жар, охвативший всё тело мужчины, – сильнее, и ему самому уже казалось, что он сгорит в этой неожиданной лихорадке. Наутро он проснулся хотя и слабый, но с ясной головой. Ансварт как и прежде хлопотал возле него, заставлял пить травяные настои и ещё какое-то целебное варево. Затем, оставив раненого отдыхать и набираться сил, старик вместе со своим псом отправился добывать еду.
Его не было весь день; не возвратился Ансварт и к вечеру, когда на горы обрушился ливень, и Эберин не на шутку встревожился, не случилось ли со стариком какой беды на охоте. Горы ведь не всегда благосклонны к людям, даже к тем, которые с ними дружат, и не всегда отвечают взаимностью на любовь. Ловушки в ущельях, оползни, да мало ли какие неприятности поджидают человека среди скал?..
Когда тревога и ожидание стали слишком тягостны, Эберин, надеясь, что сумеет помочь старику, решил отправиться на его поиски. Граф Ормуа не мог допустить, чтобы человек, который спас ему жизнь, погиб из-за того, что не дождался помощи.
Напрягая все мускулы тела, Эберин встал и, как в прошлый раз держась за стену, направился к выходу из пещеры. Ливень лил не переставая, и завеса из хлёстких упругих струй скрывала то, что творилось снаружи. А там непогода разыгралась так, будто начался всемирный потоп. Вода, обрушившаяся с неба на горы, гудела; воздух сотрясали удары грома.
Когда Эберин добрался наконец до выхода, раздался невероятно мощный удар, расколовший небо, и из этого раскола в землю ударила гигантская молния. Удар пришёлся на скалу, наполнив пещеру ужасающим грохотом. В то же мгновение на голову Эберина посыпалась каменная крошка, а потом на него рухнул отколовшийся обломок скалы…
– А вот и укрытие! – громким голосом, стараясь перекричать шум ливня, сказала Теодезинда. – Ирис, поторопись!
– Няня, постой! Кажется, я видела там человека! – отозвалась девушка, но сама тут же, без страха и колебаний, устремилась следом за Теодезиндой.
Войдя в пещеру, женщины огляделись по сторонам. Казавшаяся поначалу кромешной темнота отступила, и в слабом отблеске факела они увидели лежавшего под обломками мужчину. Не раздумывая ни мгновения, женщины принялись отбрасывать каменные осколки.
Теодезинда опустилась на колени рядом с мужчиной, наклонилась, осторожно ощупывая его голову, плечи, ноги.
– Что с ним? Он жив? – с тревогой спросила у неё Ирис, тоже склонившись к незнакомцу.
– Голова задета обломком камня, но, – хвала Великой Троице! – цела. – Теодезинда посмотрела на девушку и едва заметно улыбнулась. – Будет жить! Мужчина он крепкий и ещё молодой, так что быстро на ноги поставим!
Эберин дышал слабо, неровно и прерывисто, хотя в себя не приходил. Он словно забылся в тяжёлом, глубоком сне. Губы у него были стиснуты, пряди каштановых, с серебристыми нитями, волос, слипшиеся от крови, закрывали лицо.
Убедившись, что смертельной угрозы нет, Теодезинда убрала волосы с лица мужчины и принялась врачевать рану. Прежде всего она промыла её каким-то отваром, который нашла в пещере среди запасов Ансварта, а потом посыпала порошком из кожаного мешочка (такие мешочки во множестве висели у неё на поясе). Однако от порошка рана начала как будто ещё сильнее кровоточить. Теодезинда наложила на неё повязку, пропитанную какой-то мазью.
– В монастыре нам говорили, что знахарские средства от лукавого и что только молитвы и лекарства, семикратно освящённые Великой Троицей Богов, всегда действуют наверняка, – шёпотом заметила Ирис, внимательно наблюдавшая за няней.
– Я училась искусству врачевания у настоящей лесной колдуньи, старухи, столь древней, что она и сама не помнила свой возраст, – тоже тихим голосом ответила ей Теодезинда. – Она говорила, что врачевание травами и плодами, которые родит мать-земля, это не знахарство, а настоящая наука со своими законами… Ирис, милая, положись на меня и доверяй мне, как делала до этих пор. Самое большее, что мы можем сделать для раненого, – это остаться здесь, с ним, пока он не окрепнет. Ливень смыл наши следы, не оставив маркизу Гундахару ни малейшей надежды отыскать нас, и ещё… Знаешь, мне отчего-то кажется, что Чёрному Вепрю сейчас совсем не до нас…
Ирис молча кивнула, соглашаясь со словами няни, и перевела взгляд на незнакомца.
Его лицо было искажено болью, но и за этой болезненной гримасой проступали, словно скалы в тёмном ущелье, черты благородной мужественности и достоинства. Ирис долго изучала это лицо, привлекательное даже в страдании, и вдруг её охватило странное чувство. Ей показалось, что она где-то его уже видела, но где, не могла вспомнить.
Вдвоём с Теодезиндой они, намучившись с тяжёлым, неподвижным телом, перетащили раненого на соломенный тюфяк, который, как они догадались, служил ему постелью.
Тем временем ливень почти прекратился, шум дождевых струй стал едва слышным. Где-то в скальных нишах заворковали в своих гнёздах голуби, им вторили стрижи, обрадовавшиеся зарозовевшему в лучах восходящего солнца небу.
– Ну что ж, всем нам не мешало бы подкрепиться, а в этой пещере, как я поняла, съестных припасов не найти, – заявила Теодезинда, оглядевшись. – Зато я вижу здесь охотничьи снасти и слышу голоса птиц: я отправляюсь за дичью. А ты, Ирис, останешься присматривать за мессиром графом. Мне придётся поручить его твоим заботам…
– Графом? – удивлённо переспросила Ирис. – Так ты его знаешь, няня?
– Доводилось встречаться, – улыбнулась Теодезинда. И прибавила: – Это он настоял на том, чтобы продолжить поиски, когда другие уже были готовы поверить в твою гибель. Тайный голос сердца сказал ему, что ты жива.
Женщина подобрала с пола сеть, похожую на рыболовную, запаслась горстью каких-то семян и вышла из пещеры.
Эберину казалось, что он погрузился в сон, в тот сон, который зовут вечным. Повсюду царила глубокая, ничем не нарушаемая тишина. Но вот незнакомый нежный запах пахнул ему в лицо, чья-то тёплая ласковая ладонь коснулась его лба. И от этого прикосновения, от волнующего терпкого аромата, напоминавшего весеннее разнотравье, умытое дождём, у Эберина перехватило дыхание. Значит, он всё-таки не умер!
Эберин открыл глаза и увидел рядом с собой юную девушку: она исподлобья внимательно рассматривала его, а, встретив его взгляд, смущённо улыбнулась.
– Кто вы? – спросил Эберин и сделал попытку сесть на своей постели. Его лицо тотчас исказилось от стучащей молотом в виски головной боли.
– Вам ещё рано вставать. – Девушка принудила его снова лечь. – Больно? – спросила она и осторожно потрогала повязку на его голове.
– Рыцарям не принято жаловаться на боль от удара камнем. Впрочем, настоящие рыцари никогда ни на что не жалуются.
Эберин усмехнулся, выдержал паузу и, с теплотой в голосе и взгляде, прибавил:
– Благодарю вас, мадемуазель, за то, что нашли меня и спасли. Прежде я не слишком верил в магию и чудеса, но теперь мне кажется, что эти горы заколдованы: всякий раз, когда я попадаю здесь в беду, меня кто-то находит и спасает.
Их взгляды снова встретились – и Ирис вдруг вздрогнула. Точно молния проскочила между ними, и её ударило прямо в сердце. Карие глаза мужчины такого необыкновенного оттенка, что казались зелёными, на мгновение вспыхнули, и Ирис поняла, что и он испытал нечто подобное.
– Поблагодарите за это мою няню, когда она вернётся, – пробормотала девушка и, смутившись ещё сильнее, поспешно отвернулась. – Она ушла на охоту.
– Вашу няню?
– Это она вернула вас к жизни. Она – целительница.
После этих слов Ирис подала раненому чашку с горячим настоем. Эберин послушно выпил и почти сразу крепко уснул. А когда проснулся, головная боль прошла; он чувствовал себя обновлённым, родившимся заново и слабым, как дитя.
– Всё-таки вы мне не приснились, милая фея! – воскликнул Эберин, увидев девушку и не сдержав радости от новой встречи; глаза его оживились и весело заблестели.
Ирис по-прежнему сидела рядом с ним и лёгкими прикосновениями влажным лоскутом протирала его лицо. И вновь он ощутил тот особый запах, который издаёт молодое девичье тело, и чуть не задохнулся от нахлынувшего сладостного желания.
Правда, в этот раз девушка была не одна: чуть поодаль некая женщина ощипывала тушку дикого голубя.
Вероятно, это и есть целительница, о которой упоминала девушка, подумал Эберин. А внимательно разглядев женщину, удивлённо воскликнул:
– Теодезинда? Вот так встреча! Стало быть, это тебе я обязан спасением своей жизни? Но как ты здесь оказалась? Что привело тебя в Тревию?
– Я слышала твой разговор с Дваном, – начала отвечать Теодезинда, при этом не отрываясь от своего занятия. – Как только фризы покинули мой дом, чтобы отправиться в Аремор, я пошла по твоим следам. Ты же помнишь, граф, кто я такая и каким даром обладаю? Прорицателям дано увидеть и предугадать то, что скрыто от обычных людей. Провидение ведёт нас по пути, где настоящее пересекается с прошлым и будущим. А боги порой бывают так милостивы к нам, что позволяют даже вмешиваться в будущее, чтобы предотвратить беды, несущие гибель целым народам. Бывает, несчастье, случившееся с одним человеком, так или иначе влияет на судьбу целой страны. Твоя гибель, граф Эберин Ормуа, была бы невозместимой утратой для Аремора.
Эберин был из тех, кто верил, что незаменимых людей не существует, и всякий раз, когда речь заходила о его жизни, он лишь пренебрежительно усмехался. И теперь, выслушав ответ прорицательницы, граф не замедлил возразить:
– Ничего бы не случилось. Ничего непоправимого.
– Такие люди, как ты, Эберин, должны жить, а не умирать, – возразила ему Теодезинда, вскинув на него суровые глаза. – Ты нужен Аремору! Ты нужен тем людям, которые идут за правдой и хотят мира и благополучия в своей стране. Бессмысленная война, которую развязали тщеславные алчные вельможи, должна закончиться, иначе обескровленное Ареморское королевство станет лёгкой добычей для чужеземного врага. Помнишь, каким было пророчество, когда ты спросил меня о смертельной опасности для Аремора?
Эберин кивнул:
– На мой вопрос ты ответила, что это случится, когда король призовёт чужаков.
– Борьба вокруг престолонаследия раскручивается вовсю, – продолжала Теодезинда, – она стала причиной войны, от исхода которой зависит судьба королевства. Тем сеньорам, которые видят в Рихемире зло и которые не пожелали встать под его знамёна, следует объединиться и остановить его, пока не погибли тысячи мирных людей. Их единственной опорой сейчас можешь стать только ты, граф Эберин Ормуа, маршал короля Фредебода! Знай: перед тройственным алтарём я просила Великих Богов укрепить твой дух, ниспослать тебе силу и мужество, чтобы спасти Аремор от гибели и разрушения. Доверься зову своего сердца, как я доверилась видению, которое мне открыли боги, – и следуй своему предназначению!
– Моё предназначение… – задумчиво повторил Эберин. И потом, вспомнив что-то, вдруг спросил: – Если ты знала, что, кроме меня, больше некому возглавить сеньоров, которые не признали Рихемира своим королём, отчего молчала до этих пор? Отчего, услышав мой разговор с Дваном, не призвала меня возвращаться в Аремор, чтобы я смог собрать войска?
– Провидение ведёт нас к цели, но не всегда прямыми или короткими путями, – ответила Теодезинда со свойственной ей загадочной улыбкой. – Ты хотел найти внучку вождя Альбуена – и вот она, Ирис, перед тобой! Вы встретились, и это главное. Твой час настал, граф Эберин Ормуа! И разве ты не разглядел знак Судьбы?
Эберин в изумлении воззрился на прорицательницу. Он хотел спросить, откуда ей известно о таинственном голосе, поведавшем ему о некоем знаке Судьбы, но благоразумно промолчал. В конце концов, Теодезинда обладала даром провидения, и её проницательность имела объяснение. Но вот о знаке Судьбы он хотел бы узнать подробнее. Голос сказал ему, что он почувствует его сердцем… Могло ли оказаться знаком Судьбы странное беспокойство, охватившее его с того момента, как он увидел Ирис, и не отпускавшее его даже теперь, когда он как будто свыкся с её присутствием?
Но свыкся ли?.. Эберин чувствовал, что с ним творится неладное. Он вдруг усомнился в своей твёрдой воле, в своих собственных силах. Тем не менее он противился мысли, что его сомнения связаны с Ирис, видя в ней не очаровательную молодую женщину, а скорее дар, ниспосланный судьбой. Если Ирис была знаком Судьбы, то ему следовало бы удержаться от этого неожиданного соблазна: ведь она – наследница короля Фредебода и его будущая королева. Он сделает всё, чтобы возвести её на престол Аремора, и затем будет служить ей, как преданный вассал…
Когда Эберин принимал из рук девушки чашу с целебным питьём, то вдруг подумал, что готов поцеловать её, и тут же рассердился, отгоняя мятежные мысли. Он сделал последний глоток и, перед тем как уснуть, спросил, не встречала ли Теодезинда во время охоты старика с собакой. И снова прорицательнице удалось удивить его, когда он услышал её ответ: «Ансварт – хозяин этих гор, дух ущелий, пещер и гротов. Не тревожься о нём: здесь он везде у себя дома»…
Наутро Эберин всё ещё выглядел утомлённым, но рана на голове, как и ссадины на лице, начала подсыхать и затягиваться коркой. Он сумел встать с постели и, шатаясь, выйти из пещеры.
На фоне голубого неба в рассветных лучах багровели вершины гор. Воздух после ливня казался звонким, хрустальным; остро пахло мхами и мокрым камнем.
– Рада видеть тебя на ногах, мессир граф, – радостно приветствовала Эберина прорицательница. – Как ты себя чувствуешь?
– Немного дрожат ноги, а в остальном – хоть сейчас в битву! – бодро отозвался Эберин, но тут слабость на мгновение качнула его в сторону.
Ирис, которая сидела у костра, вскочила на ноги и помогла ему опуститься на бревно. И Эберин, помимо своей воли, улучил момент и как будто случайно прижался щекой к её щеке. Ирис ничем не выдала своего возмущения, и граф успокоился, решив, что девушка не заметила его уловки. Зато его самого прикосновение к тёплой нежной коже заставило на время забыть обо всех своих ранах.
Усевшись на бревне, рядом с Ирис, Эберин скосил глаза на её изящные щиколотки. Затем, сделав над собой усилие, перевёл взгляд на пламя костра.
На огне кипел котелок, в котором вместе с кусками мяса варились какие-то странные плоды и коренья. Теодезинда продолжала суетиться у костра: готовила съестные запасы, заворачивала их в сухие листья и перевязывала травой.
– Мы куда-то собираемся? – наконец спросил Эберин.
– Да.
– Куда?
– В долину Брасиды. – Голос Теодезинды звучал решительно. – Там нас ждут фризы во главе с вождём Альбуеном и остатки разбитых войск союзников. Туда мастер-приор Тарсис ведёт сеньоров, готовых сражаться за истинную наследницу ареморского престола. Там мы дадим бой армии Рихемира…
– Может, сначала всё же стоило бы попробовать с ним договориться? – высказал своё мнение Эберин, вспомнив о своей находке в монастырском архиве.
– Ты благороден и честен, граф Ормуа, – отозвалась Теодезинда с тихим вздохом, – такой же честности ты ищешь в других людях. Ты ищешь справедливости…
И потом прибавила с горькой усмешкой:
– Но ты заблуждаешься насчёт Рихемира: он не станет слушать тебя.
Глава 28
Ареморские сеньоры, присягнувшие Рихемиру в день его восшествия на престол, поздравляли его с победой. Все знали, что мятеж союзников, которых возглавили Бладаст Маконский и Розмунда, подавил Чёрный Вепрь, тем не менее лавры победителя достались королю.
Разгневанный король в отмщение за измену и бунт отдал замок господина Маконы на разграбление своим сеньорам и их солдатам. Жители замка, кто мог, спасались бегством в деревни или леса соседней Вальдоны. Среди тех, кто успел оставить крепость до того, как в неё ворвались солдаты королевской армии, были также граф Бладаст и графиня Монсегюр. Ходили слухи, будто главари мятежа бежали, облачившись в монашеские рясы.
В первую же ночь после падения Маконской крепости – оплота мятежных вассалов в замке было устроено грандиозное пиршество.
Солдаты притащили всё, что нашли в кладовых замка: куски вяленого окорока, колбасы, круги сыра, сушёную рыбу, мочёные яблоки, солёные грибы, пшеничный и ржаной хлеб; из разграбленного погребка графа Бладаста выкатили несколько бочек вина. Всеми овладело разнузданное веселье.
Рихемир восседал за столом, в тяжёлой мантии из пурпурного бархата, с венком из золотых листьев лавра на голове, держа в руках священный скипетр, некогда принадлежавший королю Клодину. Высокомерно поглядывая на перепившихся буйствующих сеньоров, Рихемир втайне упивался своим долгожданным могуществом.
Рядом с королём, по правую руку от него, озарённый мерцанием факелов, сидел маркиз Гундахар. Зрачок его единственного глаза отливал зловещим багровым блеском; воспалённое веко было красным от недосыпания и длительного застолья, сопровождавшегося обильными возлияниями. На сердце у маркиза было тяжело и смутно. Каждый раз, когда он думал о том, что Розмунде удалось выскользнуть из его рук, что она бежала из осаждённого замка вместе со своим любовником Бладастом, его охватывала ярость. Он уже не спрашивал себя, как они встретятся, что он ей скажет, как сделает, чтобы заставить её унижаться, мучиться и раскаиваться. Ему хотелось одного – только бы свидеться с ней снова.
Король, как будто угадав причину его невеселья, склонился к маркизу со словами:
– Если хочешь, чтобы возмездие свершилось, оставь всякую печаль и все тревоги, кроме злости. Злость, как и ненависть, лучшая подруга мести: пусть они сопровождают тебя вместо уныния и тоски.
– Злость, ненависть… они выжгут мне душу прежде, чем я смогу наконец утолить свою жажду мести, – отозвался Гундахар, не глядя на собеседника.
– Потерпи, друг. – Рихемир покровительственно и вместе с тем снисходительно улыбнулся ему. – Всё будет в своё время. Потом…
– Потом! – повторил маркиз сквозь стиснутые зубы. – Отчего же не теперь? Отчего мы медлим и не преследуем тех, кто изменил своему королю? Или вы забыли, сир, что Розмунда – истинная дочь своего отца и что Гослан Монсегюр не прекращал борьбу, пока не достигал своих целей?
Не дождавшись ответа, Чёрный Вепрь одним духом выпил кубок вина, которое показалось ему чрезвычайно кислым, плюнул и выразил на своём лице отвращение.
Неожиданно послышались вопли, ругательства, топот быстрых шагов по лестнице. Дверь распахнулась, и в неё вбежал один из часовых, которые несли ночной дозор на крепостной стене.
– Союзники возвращаются! – заорал он, вытаращив глаза, взгляд которых наконец остановился на короле. – Я видел среди них полумесяцы боевых топоров фризов, а также знамёна Аремора!
– Тарсис… – прошипел Рихемир, от злости сжав скипетр Клодина с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев.
– Можно было догадаться, сир, что мастер-приор выступит против вас, как только получит поддержку вождя Альбуена, – сказал, пожимая плечами, канцлер Вескард, который сидел по левую руку от короля.
– Я должен был казнить Тарсиса сразу после того, как умер Фредебод! – взвизгнул король, и глаза его сверкнули праведным гневом. – Почему я не сделал этого? Для чего вы, мессир Вескард, уговорили меня помиловать этого подлого предателя?
– Сир, вы помиловали Тарсиса к вашей же выгоде, – отозвался канцлер с самым невозмутимым видом. – Если бы в первые дни вашего правления вы не проявили снисходительность к Великому мастеру-приору, вы бы потеряли доверие народа, да и трон в придачу.
– Что ж, второй раз я таким глупцом уже не буду! – ворчливо пообещал ему Рихемир.
Тут же был созван военный совет. Рыцари, из голов которых ещё не выветрился хмель, отчаянно спорили. Мессир Рамнульф, кузен короля, бил себя в грудь и уверял, что победа неподалёку: стоит двинуться на союзников – и они одержат верх несомненно. Он предложил разделить армию на две части. Одна должна покинуть замок до рассвета, чтобы обойти лагерь противника и ударить по нему с тыла, другая – дать сражение при первой же атаке. Герцога Рамнульфа поддержал король, движимый нетерпением обрушить на мятежных подданных всю свою ярость.
Однако такое решение не понравилось маркизу Гундахару. По его мнению, делить войско значило ослаблять его. Поэтому Чёрный Вепрь предлагал, испытывая намерения и возможности неприятеля, держать оборону крепости, используя помощь горожан. Маркиз опасался, что перепившиеся рыцари и солдаты не сумеют достойно сражаться на открытом пространстве. Ему хотелось выиграть время: когда они окончательно протрезвеют, он сам поведёт их на битву. Предложение Чёрного Вепря вызвало у короля и его сторонников целую бурю возмущения. Рихемир заявил, что отстраняет маркиза от командования королевской армией, и на его место назначил кузена Рамнульфа.
К тому времени как поднялось солнце, герцог Рамнульф, не колеблясь, вывел пехоту и конницу в долину Брасиды, придвинул их к войскам мятежников и стал вызывать их на битву. Те ничуть не смутились. В свою очередь командиры союзников выстроили своих солдат в боевой порядок.
Упорное сражение длилось в течение нескольких часов. Недавние друзья, приятели, товарищи по оружию и даже родственники, ныне вставшие по разные стороны, не уступая друг другу, с бешенством резали друг друга. Знатные рыцари яростно рубились мечами наряду с простыми солдатами. Фризы, ведомые вождём Альбуеном, сошлись в схватке с вассалами короля, среди которых оказались фризы князя Гримберта.
В самый острый, переломный момент сражения (Рамнульф уже надеялся, что ему удастся опрокинуть врага ещё одним сильным натиском) на горизонте неожиданно появился во главе конницы маршал Эберин Ормуа. Повинуясь его властному слову и личному примеру, воспрявшие духом союзники вновь сомкнули ряды и стали яростно отражать натиск врага. Не в силах сдержать страшный напор, воины королевской армии шаг за шагом пятились назад.
В это время король взволнованно шагал по шатру. Рихемиру было не по себе: с тех пор, как ему донесли об участии в битве бывшего маршала и друга Фредебода, дурные предчувствия не покидали его.
Неожиданно у входа в шатёр послышалось фырканье лошади, топот копыт, заглушённые голоса. Спустя мгновение король увидел человека в высоких кожаных сапогах, забрызганного грязью; это был Антуан де Бри, один из рыцарей Чёрного Вепря.
– Ч… что с…случилось? – спросил Рихемир, от испуга начав заикаться.
– Сир, мы не устояли, – отдышавшись заявил де Бри. – Наши войска опрокинуты превосходящими силами противника… Те, кто уцелел, обратились в бегство… Ваш кузен, герцог Рамнульф, пал в сражении; маркиз Гундахар, пытавшийся безуспешно удержать бегущих рыцарей, был ранен и взят в плен…
– Проклятие! – прорычал король вне себя от гнева и стыда: мог ли он подумать, что война будет закончена столь позорно для него, наследника славного Клодина?.. Проклятый Эберин Ормуа!.. Неужели маршал в самом деле непобедим, как всё ещё говорят в Ареморе?..
Больше в тот день он не произнёс ни слова.
А поздно ночью Рихемир призвал к себе канцлера Вескарда и надиктовал ему послание, которое велел тайно отправить Ки-рраху, вождю кочевых племён, обитавших за Злодейской пустыней. Изобразив свои бедствия, король умолял Ки-рраха прийти на помощь и одолеть вместе с ним мятежных подданных, взамен обещая земли Эльгитского Тракта.
– Эльгитский Тракт испокон веков принадлежал Аремору – это важный стратегический пункт, – напомнил королю Вескард, решив, что тот что-то перепутал.
– Ну не Вальдону же ему обещать! – прикрикнул на него Рихемир, топнув ногой в высоком сапоге из тиснёной кожи. – Пишите скорее!
Письмо было дописано; канцлер аккуратно присыпал песком невысохшую бумагу и подал её королю.
– Осуждаете меня, Вескард? – зыркнул на него Рихемир.
Умудрённый государственным опытом канцлер задумчиво поднял брови, сморщил кожу на лбу.
– Конечно, с одной стороны, с волками жить – по-волчьи выть, ну а с другой… Сир, может, следует подождать?
– Ни за что! – вскричал Рихемир голосом слезливой старой бабы. – Я и так полжизни ждал, когда Фредебод уступит мне трон! Я покажу им… покажу им всем, что право короля остаётся неизменным и равным для всех его подданных! Когда королю угрожают и мечами отнимают у него трон, кто дерзнёт осудить его, если он обратится за помощью к дикарям?
– Но, сир, осмелюсь предостеречь ваше величество, – вкрадчиво произнёс Вескард, – что нашествие кочевников на Аремор может иметь неприятные последствия для всего королевства.
Рихемир разгладил ладонями свои длинные, спадавшие на уши волосы.
– О Вескард, неужели вы думаете, я этого не предвидел? Да я согласился бы сотню раз умереть злой смертью, чем причинить какой-либо вред моему королевству!.. Вы ещё не знаете всех моих замыслов, – сказал он с хитрой и хищной усмешкой. – Одно скажу вам: дикари Ки-рраха – только орудие в моих руках. Придёт пора – и я уничтожу кочевников, истреблю их всех до последнего!..
Ничего не ответив, Вескард, с потемневшим лицом, уныло потупил глаза. Его терзали стыд, отчаяние, сожаление.
«Плох, – подумал он о короле, – совсем плох! Заигрался во власть, столько крови пролил и сколько прольёт ещё!.. Размечтался о своей бессмертной славе: ни чести, ни совести не осталось!»
С болью в сердце канцлеру пришлось унять своё запоздалое раскаяние. Если бы только он мог вернуться в прошлое, в тот день, когда, стоя на крепостной стене королевской цитадели, назвал Рихемира правителем Аремора!.. Если бы Судьба вдруг подарила ему такую возможность, он сделал бы всё для того, чтобы корона, скипетр и трон Ареморского королевства принадлежали другому потомку легендарного Клодина…
