Текст книги "Гравитация"

Автор книги: Юлия Ганская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

– Те, кого мы считаем друзьями, и кто нам близок, являются исключением. Исключением, на которое не распространяются общепринятые правила, – Гаспара явно развеселила моя фраза, – так что, я выслушаю всё и пообещаю, что дальше этой комнаты сказанное никуда не уйдет.

– Хорошо, – я держу в руках чашку, раздумывая, затем осторожно ставлю ее на стол. Так осторожно, как если бы она была сделана из тончайшего хрусталя. Эта чашка – словно та часть меня, которая остается позади, за пределами поля пустоты, на котором нас только двое. Я и он, сидим друг напротив друга.

Глубокий вдох, прогоняющий кислород по артериям. Гаспар смотрит на меня, чуть прищурив глаза и ожидая.

Расскажи, как бы ты его убила.

Не знаю. Я не думаю, что я способна на такое.

Я выныриваю из своих мыслей и сталкиваюсь с взглядом Гаспара. И слабая улыбка, не доходящая до его глаз, не может скрыть напряженного ожидания, которым пронизана вся его фигура. Интересно, он понял, почему я спрашиваю его или же полагает, что мои слова связаны с чем-то другим? Мы смотрим друг на друга, и мир вокруг затихает, словно отступает как можно дальше, оставляя нас наедине с потрескивающей электрическими разрядами тишиной.

– Не думаю, что я способна кого-то убить, – криво усмехаясь, я вновь принимаюсь за чай. Гаспар, словно ничего не произошло, так же спокойно пожимает плечами.

– В таком случае тебе надо просто отдать все в руки баланса. В мире все находится в равновесии, и рано или поздно, но баланс восстанавливается.

Сегодня Гаспар одет просто, рубашка с завернутыми рукавами слегка измята тем, что поверх нее была надета куртка. Он выглядит на удивление превосходно во всем, что носит, и ни разу мне не удавалось увидеть его в чем-то, что ему не шло. Я не знаю, что сильнее заставляет испытывать холодное желание обыграть его и привести к расплате – обманутое доверие или желание справедливости для других. Иногда кажется, что и то, и то. Иногда, когда я смотрю на его осторожные движения и проявляемую заботу, кажется, что я начинаю его ненавидеть за то, что он позволил мне поверить ему, а потом подтолкнул Габриила и Алана к решению убить меня.

Тем временем Гаспар чуть отодвигает штору на окне, позволяя лучам заката пробраться в дом. Облака не закрывают солнца, медленно наползая со всех сторон, и освещаются снизу еще не спрятавшимся светилом.

– Не составишь мне компанию? – Я стою у двери, ожидая его ответа.

– С удовольствием, – то, как могут отражаться на его лице чувства, сопровождаемые богатой на оттенки улыбкой и невероятным отблеском эмоций в глазах, повергает в восхищение. Особенно, когда вспоминаешь, что половина из них, если не больше, являются игрой.

Мы выходим из дома, и я привычно поднимаю руки, чтобы надеть капюшон, скрывающий раскраску на лице. Но Гаспар перехватывает их на середине движения и удерживает, не давая коснуться ткани.

– Не надо, – объясняет он мне так, словно я – маленький, несмышленый ребенок, – никогда не надо прятаться от мира. Носи с гордостью то, что принадлежит тебе – не важно, что их оставило.

– Я должна демонстрировать всем разбитое лицо? – недовольно возражаю я.

– Нет. Демонстрируй миру то, что тебя ничто не может лишить достоинства и превосходства, – с этими словами Гаспар опускает одну мою руку на сгиб своего локтя и шагает вперед, увлекая меня за собой.

Облака становятся красного цвета, отблески заката, обещающего наутро ветреную погоду, заставляют их превращаться в гигантские багровые перья, разбросанные по небу. Словно кто-то взял кисть и разукрасил небосклон яркими мазками. Солнце еще видно над горизонтом, небольшая полоска его сияет как кусок рубина.

Непривычно идти по улице вот так, вместе с кем-то. Я отвыкла от этого, и осторожно пробую вновь ощущение чужого присутствия рядом. Бросив пару косых взглядов на Гаспара, замечаю, что он как обычно спокоен. Каждое движение точно и размеренно, и большая фигура словно источает ауру достоинства и уверенности. И они медленно, но верно окутывают меня, заставляя неожиданно ощутить справедливость его слов. Сохранять достоинство и независимость. Я снова кошусь в его сторону и сталкиваюсь с направленным на меня взглядом. Гаспар смотрит ободряюще и с выражением в полной уверенности во мне. Я чуть сжимаю пальцы на его плече, давая понять, что оценила поддержку, и отвожу глаза.

Мы возвращаемся уже тогда, когда рубиновая полоска почти ушла за горизонт. Еще светло, но уже начинает смеркаться, и тени становятся длиннее, протягивая свои тонкие щупальца из всех темных закоулков.

– Не думай о плохом, – Гаспар позволяет моим пальцам выскользнуть из захвата его согнутой руки. Я открываю дверь и поворачиваюсь к нему.

– Попробую, но не думаю, что получится.

– Тогда постарайся дистанцироваться от тех, кто является причиной всего.

Я смотрю в дышащее искренним участием лицо, словно надеюсь заглянуть внутрь и увидеть то, что он прячет за ним. – Это будет еще сложнее. Ведь обычно шрамы нам оставляют те, кто был ближе всех.

Тишина возникает всего лишь на короткий миг, но она слишком глубокая, холодная и мрачная, чтобы сойти за простую паузу. Затем Гаспар качает головой, соглашаясь со мной, и уходит, пожелав доброй ночи и посоветовав не забыть принять лекарства. Закрыв дверь, я стою в темной тишине дома, осознавая снизошедшее откровение – он знает гораздо больше о моих мыслях, чем я предполагаю. Или же догадывается о них, почти так же, как если бы мог знать наверняка.

Глава 12

Если можно собрать воедино усталость от несколько бессонных ночей, острый взгляд слегка покрасневших глаз, похожий на ощущение метки от прицела снайпера и добавить к этому совсем немного от женщины в деловом костюме, то именно так получалась Анна Тагамуто. Она сидела расслабленно и непринужденно, но в каждую минуту была готова превратиться в бойца, готового отражать нападение. Единственное сравнение, приходившее в голову при виде нее, было – текучая, меняющая форму ртуть. Мы сидели в небольшом кафе, куда она пришла, согласившись на мою просьбу встретиться в месте, которое могло быть хорошо просматриваемо и, с другой стороны, не позволяло никому незаметно наблюдать за нами.

– Значит, Вы полагаете, что знаете, кем является Художник, – Тагамуто выглядела вполне доброжелательно, но это не могло ввести меня в заблуждение. Она была настороже, но я не могла не понять ее. Когда я позвонила и попросила связать меня с тем, кто ведет дело по серии последних убийств, подозрительность источал даже телефон полиции. Они не могли выйти на убийцу, «Художника» – так называли его полицейские вслед за прессой. А тут им звонят и говорят о нём. Нечего сказать, прямо в точку и вовремя.

Я кивнула.

– У Вас имеются какие-то сведения о нём? – Тагамуто ободряюще улыбнулась мне, считая, что я боюсь говорить. Я не боялась, я не знала – как правильно рассказать обо всем. – Вы можете доверять мне, – подтвердила она мои подозрения о ее мыслях.

– Тогда Вам придется просто поверить мне, – предупредила я.

Когда я закончила, умолчав о половине деталей, казавшихся лишними или слишком личными, лицо Тагамуто было непроницаемо как камень. Она не улыбалась, ее глаза оценивали меня как два детектора. И я не знала – поверила ли она в ту абсурдную историю, которую я ей изложила.

После недолгого молчания она положила перед собой обе руки, сцепив их в замок, и заговорила:

– Вы считаете, что мужчина, которого знаете несколько месяцев, является тем самым серийным убийцей, которого мы разыскиваем. В таком случае я могу предположить два варианта – либо он делает Вас соучастницей, либо Вы можете находиться в опасности. То, что Вы описали, очень сильно похоже на психологический портрет, составленный нашим специалистом, потому я все же предполагаю, что Ваш знакомый может оказаться Художником.

– Есть небольшая проблема, – я кашлянула, – теперь он подозревает, что я знаю правду о нем. Поэтому я попросила о встрече именно здесь.

Тагамуто пристально смотрела на меня, и мне все меньше нравилось ее молчание.

– Мне придется взять Ваши показания, – она предупреждающе подняла руки, – разумеется, полностью обезопасив Вас, если всё подтвердится. Возможно даже, что Вам придется оказаться в программе защиты свидетелей.

– Я не хочу прятаться. Если он поймет, что я поделилась с Вами своими подозрениями, то ляжет на дно. А я хочу, чтобы Вы поймали его.

Я абсолютно не разбиралась в тонкостях дел следствия, но интуитивно понимала – это правильное решение. Тагамуто вновь молчала, обдумывая все. Я видела, что она готова рассматривать любые варианты, чтобы поймать не дающегося в руки полиции убийцу.

– Думаю, что это будет лучше, – наконец согласилась она, – но Вы никоим образом не должны провоцировать его. Я обеспечу Вашу безопасность, а Вы поможете мне поймать его.

Я кивнула. Ради поимки своей цели Тагамуто рассмотрит любые варианты охоты, даже с участием живца в человеческом обличии. Жестоко, но выбирать не приходилось.

Я уже уходила, когда Тагамуто остановила меня вопросом:

– Насколько вы с ним близки?

До сих пор я никогда не осознавала того, что отношение Гаспара было исключающим более близкий интерес. Забота – да. Внимание – да. Остальное выпадало. Что удивительно, я поняла, что это меня даже немного задевает. Проклятая часть натуры, склонная всегда искать подтверждение своей привлекательности, явно была сейчас некстати. Я пожала плечами, глядя на Тагамуто.

– Мы не близки.

– Понятно, – Анна была явно не удовлетворена ответом, но не могла же я врать, чтобы создать другую реальность, более подходящую под ее ожидания.

Если Гаспар появится, веди себя как обычно, не показывая настороженности или намеренно избегая его. Вот такие инструкции дала мне Тагамуто, но я все-таки рассчитывала на что-то более определенное.

По счастливому стечению обстоятельств мне даже не приходилось применять инструкции в деле, так как я находилась в одиночестве, и компанию мне составляли мои мысли и тишина дома. Уже неделю Гаспар оставлял вежливые сообщения, которые рассказывали мне его неторопливым голосом о том, что происходит вокруг. О ночных огнях на площади, о скульптурах, украшающих стены средневекового собора. О том, как блюдо, которое готовят в двух районах города абсолютно одинаково, подается при этом под разными названиями. Гаспар вел себя так, словно не находится в поездке за несколько тысяч миль, а стоит рядом, рассказывая о том, что привлекло его взгляд.

Хотелось бы мне не думать о нем, но это было сложно. Привычка всегда видеть его, ощущать его присутствие, пускай даже неискреннее участие, стала самым сложным препятствием. Он врос в мою жизнь, во все ее части, и куда я не смотрела, всюду натыкалась на него. Позволив Гаспару стать больше, чем случайным знакомым, позволив ему проявлять внимание, заботу, я попала в мягкий, но цепкий капкан. Сейчас было слишком поздно разбираться и анализировать, слишком уж было очевидно то, что в какой-то момент жизнь разделилась на куски с Гаспаром и без него. Та часть, где я была одна, походила на нарисованный комикс, ненатуральный, неживой, лишенный красок. И сама я в нём была сломанным роботом, запрограммированным доказывать всему миру, что могу идти против всех и шагать в одиночестве, волоча ноги и теряя детали. А там, где был Гаспар, мир оставался настоящим. Цельным. И всегда дающим мне крепкую веру в то, что в любой момент, если споткнешься, тебя подхватят и помогут устоять.

Теперь оказывалось, что каким-то неведомым образом всё перевернулось наоборот. Правда стала выглядеть ложью, а ложь – правдой.

И это еще больше распаляло бессильную злобу, которая полыхала как хороший столб пожара.

* * *

В конце недели мне позвонила Тагамуто и предложила встретиться. Мы снова сидели в кафе, на этот раз в другом месте, и всё это могло бы выглядеть смешной игрой в шпионов, но оно так не выглядело. Был вечер, и народу было достаточно много. Анне приходилось говорить достаточно громко, чтобы я ее могла услышать. Сегодня женщина была в спортивном костюме, словно вышла на пробежку, но только невнимательный наблюдатель мог не заметить того, что она опасна даже в таком мирном обличии.

– Мы проверяем информацию, но пока всё выглядит малоутешительно, – она отстраненно посмотрела на бутылку пива, стоящую перед ней, – ничего такого, что могло дать зацепок.

Я молчала. Этого и следовало ожидать, Гаспар должен был быть слишком осторожен, чтобы не оставить ни единого следа, ведущего к нему. Но он не совершенен, и всё равно где-то сделает ошибку.

– Это он, – я была в этом уверена, и мне было важно только одно – Тагамуто должна найти эту ошибку в его поступках.

– Вы понимаете, что мы не можем просто так предъявить обвинение человеку, без улик, без подтверждений?

– А те убийства? Должно быть что-то, что объединяет их, ведь полиция сама признает, что их совершил один человек, – я не собиралась сдаваться. Тагамуто сжала рот в тонкую линию, явно не одобряя мою яростную речь.

– Вы хотите, чтобы я пришла и потребовала ордер на арест человека без доказательств? Вы знаете, что у него есть алиби в виде ряда встреч, – она осеклась на мгновение, – и лиц, которые могут подтвердить то, что были с ним?

Я криво ухмыльнулась, вспоминая рыжеволосую женщину. Не моё дело – моральный облик Гаспара, но Анна, по всей видимости, сочла, что меня это может как-то задеть.

– Возможно, он что-то говорил Вам или рассказывал какие-то детали? – Тагамуто была похожа на бульдога – несмотря на то, что все ее слова показывали безрезультатность расследования, она все же держалась мертвой хваткой, пока не вытаскивала сведения до конца.

– Нет, – я покачала головой. Анна разочарованно вздохнула.

– Я не беру Ваши показания в офисе потому, что понимаю – насколько высок риск. Но скорей всего Вы заблуждаетесь. Мы взяли образец ДНК у господина Хорста, но это пока не дало никаких результатов. Он не убивал или же убивал, но хорошо заметал следы. В любом случае – у нас по-прежнему нет ничего.

Я не заблуждалась, черт возьми. Я не была уверена. Анна Тагамуто хотела доказательств, а их у меня не было.

* * *

Этот вечер явно захотел бы не наступать, если бы знал – каким ужасным он будет. Я сидела на кухне, опустошая бутылку коньяка так, словно это была обычная вода. Позади меня, на столе стояла еще пара бутылок, ожидающих своей очереди. Вчера, сходя с ума от того, что не получается никак распутать клубок нити, затягивающейся петлей на шее, я зашла в ближайший магазин и купила все это алкогольное добро. Обычно я не страдала склонностью к алкоголизму, но сейчас заливала коньяк в себя и думала. Пыталась думать, точнее. Казалось, что я ищу выхода из комнаты без двери. Но дверь есть, она просто спрятана слишком хорошо и незаметно. И я мечусь вдоль стен в поисках секретного рычага.

Зазвонил телефон, я подпрыгнула на стуле от неожиданности. Коньяк из чашки плеснул на светлую футболку, теперь его ни смыть, ни оттереть. Я поднесла трубку к уху и поморщилась от высокого, громкого голоса. Если проблемы приходят, то явно – все и сразу.

– Как дела, дорогая? Ты совсем не жалеешь мои нервы и не ценишь нас! Пропасть опять на месяц – это уже совсем эгоистично! Разве сложно просто взять и позвонить своей единственной сестре, чтобы сказать пару слов?

Я прислонилась лбом к стене, отодвинув трубку подальше, чтобы не подскакивать от каждого виража голоса сестры.

– Для начала ты сама мне звонишь, раз в два месяца и то, чтобы проверить – не сдохла ли я, и не придется ли вам тратиться на похороны, – огрызнулась я, собирая воедино разбегающиеся слова и складывая из них предложение. Сестра потрясенно замолчала, явно не ожидая такой откровенной грубости. Обычно я никогда так не разговаривала, но сейчас в моей голове мозг блаженно утопал в коньяке и махал всем правилам приличия ручкой.

– Что случилось? С тобой всё в порядке? – Нина даже стала говорить гораздо тише, что свидетельствовало о том, что она явно растеряна.

– Я в полнейшем порядке, – заявила я, отодвигаясь от прохладной стены, – и чтобы ты могла сама в этом убедиться, я завтра загляну к вам.

Не слушая ответ окончательно сбитой с толку Нины, я повесила трубку. Ещё бы, её сестра, которую невозможно затащить к ним в гости больше, чем раз в полгода, вдруг собирается сама навестить всех.

Завтра я сильно пожалею об этом, но сейчас мне всё равно. Бросив взгляд на бутылки и небольшой разгром на кухне, я бреду наверх, сшибая по дороге всё, что попадается под ноги.

Утро действительно дало мне почувствовать всю бессмысленность того, что я сделала накануне вечером. Болела голова, тоскливо ныла поджелудочная железа, и тошнило от всего, более-менее съедобного. Одним словом, было самое подходящее время для того, чтобы лежать и ощущать себя попавшей под каток собственной глупости. Когда я, с трудом одеваясь, вспомнила про свое идиотское обещание приехать к сестре, то мне совсем стало плохо. Но деваться было некуда, сама сказала – сама отвечай. Проклиная свою глупость, я залила внутрь чашку кофе, проглотила аспирин и попыталась привести себя в более-менее приличный вид и вызвала такси.

Мы въехали на территорию, где каждый метр просматривался видеокамерами, и ничто не ускользало от наблюдения охраны. Раньше я не понимала смысла в таком параноидальном страхе, но, побывав в старом сарае, теперь осознавала весь тот кошмар, который не давал хозяевам этих мест спать спокойно и крепко. Если мой небольшой дом обернулся таким злом, то, что говорить о шикарных дворцах, сияющих своим достатком. И мне даже стало жаль Нину, жить заложником своего комфорта – что может быть хуже?

Подходя к стеклянной двери, вокруг которой висели кашпо с какими-то цветами, я все же не забывала ни на минуту о том, какую роль играл муж моей сестры в моей истории. И я собиралась продемонстрировать то, что меня будет сложно просто так убрать со счетов. Это не могло не вдохновлять, и даже назойливая тяжесть в голове немного отступила в сторону.

Если сестра и была не готова к моему визиту, то не подавала вида. Она болтала и болтала безумолку, засыпая меня всякими сплетнями и новостями, а я ее слушала и периодически вставляла пару слов, чтобы изобразить участие в беседе.

Когда же она остановилась, взяв передышку, я поинтересовалась:

– Как дела у Алана?

– Отлично, он сейчас занимается серьезным проектом. Представляешь – он хочет открыть сеть супермаркетов в районах, где люди очень нуждаются в фиксированных ценах, – оживление Нины заставило меня подумать о том, что Алан явно хочет сорвать большой куш. Видя, что суть идеи до меня не дошла, Нина пояснила, – в некоторых районах среднего уровня Алан планирует выкупить земельные участки и построить супермаркеты эконом-класса.

Вот оно что. Теперь понятно, почему так волновал Габриила мой дом, точнее земля, на которой он стоит. После того, как она перешла бы в его руки, бывший передал бы деньги Алану. А тот построил бы на месте дома супермаркет, куда сбрасывали бы всякое третьесортное дерьмо, рассчитывая, что те, кому не приходится выбирать, не страдают большими запросами и возьмут то, что им кидают.

Сейчас мне почему-то перестало быть жалко не спящих ночами от беспокойства богатых обитателей домов на этой улице.

– Действительно, хорошая идея, – согласилась я, глядя на сестру. Уложенная стрижка, ухоженная кожа, поблескивающие в ушах небольшие серьги с настоящими камнями. Как мы могли быть с ней родными и при этом абсолютно чужими? В чем скрывался секрет? Вроде мы жили в одной семье, нас воспитывали одинаково – одни правила, одни законы и одни устои для нас обеих. Как каждая из нас выросла разным человеком, живущим в разных мирах, не имеющих ничего общего между собой?

Неожиданно я поняла одну вещь, которую не замечала раньше. Что ей, что мне – нам неудобно находиться рядом. Словно мы служим друг другу немым напоминанием о том, что для нее является неудобным прошлым, не вписывающимся в рамки Нины, а для меня – очередным взглядом в то, что когда-то соединяло нас всех, а потом разбилось вдребезги и исчезло.

Посидев с сестрой еще немного, я решила, что пора заканчивать свой визит. Нина стала сетовать, что я вечно тороплюсь поскорей уйти, но на самом деле она была втайне рада окончанию нашего общения. Когда мы шли через ряд комнат к выходу, она продолжала еще что-то рассказывать, но уже с меньшим энтузиазмом, чем прежде. Сделав вид, что горячо обнялись на прощание, мы оглядели друг друга в неловком молчании. В этот момент дверь отворилась, пропуская широкую фигуру Алана, похожую на детский волчок. Нина разом позабыла о неловкости, превращаясь в себя настоящую. Она расцеловала мужа, держа его лицо так, что казалось, будто оно съехало вперед складками, как морда шарпея. Алан снисходительно позволял себя тормошить, и я подумала, что они вполне подходят друг другу – оба никогда не поступятся своим комфортом и знают, чего хотят для себя. – Дорогой, смотри, кто у нас сегодня, – вспомнив про меня, защебетала Нина. Алан растянул полные губы в улыбке, приветствуя меня. Я улыбалась ему, а сама с интересом смотрела в холодные, цепкие глазки, похожие на непрерывно работающий калькулятор. До них улыбка никогда не доходила.

Дверь за спиной Алана отворилась, и он отодвинулся в сторону, позволяя всем лицезреть еще одного сегодняшнего гостя. Не будь я почти готова к такому, наверно дурацки захихикала бы, восхищаясь тем, какой злой иронией обладает то, что мы называем «стечением обстоятельств». Вместо этого я просто улыбалась и смотрела на человека, чьи глаза были похожи на две плошки. Если Габриил и знавал плохие дни, то сегодня как раз был один такой.

– О, боже, какой сюрприз, – воскликнула Нина, всплескивая руками, – проходи, не стой у дверей!

Габриил сейчас явно мечтал оказаться не просто у дверей, а где-нибудь на другом континенте. Желательно, с чужими документами.

– Действительно, какая встреча, – я не скрывала издевки в голосе. Кажется, я считала, что должна встретиться со всеми ними лицом к лицу? Ваш заказ готов, мадам.

Габриил что-то вяло пробормотал, Алан снисходительно кивнул ему, призывая ободриться.

– Жаль, что уже ухожу, но я рада всех вас видеть, – я посмотрела на Нину, сладко улыбающуюся мужу и не замечающую одеревеневшей физиономии Габриила. Все трое горячо, и от того еще более фальшиво попрощались со мной нестройным хором. Я была уверена – двое из них провожали совсем недобрыми взглядом мою спину, пока я удалялась по направлению к воротам за которыми меня ждало такси, и была в пределах видимости из окон дома.

Где-то на середине дороги, когда мы проезжали старый парк в центре города, я попросила таксиста остановиться и пошла дальше пешком. Листва медленно опадала вниз, на землю, и тишина была наполнена слабым шорохом. По привычке натянув на голову капюшон, я брела между высоких рядов деревьев и наслаждалась ощущением свободы. Никаких стен – ни реальных, каменных, ни искусственных, в виде придуманных клеток-решеток. Если отмести в сторону все, что превращает людей в слаженную массу, то остается лишь человек и вселенная. И тут уже не свалишь ответственность за свои действия, решения на кого-то другого.

Большой лист плавно слетел с низкой ветки и упал мне прямо на ладони. В желтеющей ткани виднелись тонкие сеточки-прожилки, делающие его похожим на старое кружево, выцветшее от времени. Я опустила руку и позволила ему лететь дальше, к земле.

Парк не был слишком большим, где-то через пару поворотов уже виднелись в просветах деревьев дома улицы, пролегающей возле аллей. Я дошла до дома за какие-то полчаса. Оставалось пройти дорожку через газон, и я была бы у двери.

В кармане тихо запищал телефон, и я вытянула его из куртки, чтобы ответить на звонок.

– Если ты остановишься и обернешься назад, я буду очень признателен, – могу поспорить, что произнося это, Гаспар посмеивался. Несмотря на то, что я обдумывала всю неделю, несмотря на все мысли, я поймала себя на желании разъехаться в улыбке. Остановилась и оглянулась назад, задаваясь вопросом – как так получается, что он появляется, и в моей голове словно переключается какой-то рычаг?

Я ненавижу этого человека. Я знаю, что он желал мне смерти. Но сейчас я вижу улыбку, которая оставляет сеточку морщин в уголках глаз, вижу волосы, прядь которых выбивается и падает на широкий лоб. Меня раздирает на части то, кто передо мной и то, как он почти искренен сейчас.

Затем я вспоминаю то, что планировала все это время. Будь самой собой и не проявляй глупость. Поэтому я улыбаюсь во весь рот и шагаю Гаспару навстречу. Лгут все, в большей или меньшей мере, почему бы и мне не воспользоваться их же оружием?

В руке у Гаспара небольшой продолговатый сверток. Сам он выглядит как всегда – уверенным, с толикой лоска, но при этом немного усталым. Это видно по тому, как под глазами кожа темнее, чем обычно, словно он не спал достаточно долго.

– Я только вернулся в город, – отвечает он на мой вопрос, – пришлось провести несколько часов в самолете.

Мы заходим внутрь, и я на мгновение задаюсь вопросом – как часто Гаспар размышляет о моем убийстве, находясь здесь, ходя по комнатам дома? И направляюсь на кухню, ведь наши совместные посиделки уже превратились в своеобразный ритуал с чашкой горячего чая или кофе.

Пока чайник начинает потихоньку разогреваться, я возвращаюсь к Гаспару, явно над чем-то раздумывающим. Он протягивает мне сверток, и сейчас я слышу в его голосе немного деланное безразличие:

– Я подумал, что это может тебе понравиться.

Пока я вожусь с нежно-лиловой подарочной бумагой, которая придает свертку праздничный вид, Гаспар смотрит в окно. Если я правильно понимаю, то он в некотором напряжении ждет момента, когда я доберусь до прячущейся под бумагой вещи. Невероятно, он что, волнуется?

Это альбом. Красивый альбом в переплете, внутри которого собраны виды самых красивых мест мира, потрясающие своей трехмерной реалистичностью фотографии. Когда-то в школе я мечтала о таком, но это была именно мечта, стоящая чересчур дорого. И сейчас она покоится в моих руках. Сказать, что у меня перехватывает дух, значит не сказать ничего. Я могу только восхищенно таращиться на альбом, пожирая его глазами.

Затем, с большим усилием заставляю себя оторваться от созерцания воплотившейся мечты всего детства и протягиваю ее Гаспару. Да, моё сердце обливается кровью, но разум холоден и способен адекватно оценивать происходящее.

– Я не могу принять его. – Я могу его принять, но не от тебя. Не от того, кто скоро окажется за решеткой и не сможет больше играть со мной, с полицией, со своими жертвами, – Это дорогой подарок. Очень уж дорогой.

– Он не настолько дорогой, – Гаспар выглядит немного снисходительно, пытаясь переубедить меня. Но я помню, что абсолютно всему в нем нельзя верить. И потому отрицательно качаю головой, показывая, что остаюсь при своем мнении. Если Гаспар и испытывает обиду, то не показывает ее никоим образом. Он берет альбом у меня из рук, несколько секунд смотрит на него, размышляя. Затем подходит к шкафу с книгами возле камина и кладет альбом на одну из полок. Не давая мне открыть рта и продолжить отказываться, он оборачивается и кивает на шкаф: – В таком случае я даю его, чтобы ты могли полистать на досуге. А затем вернешь альбом мне.

Я молчу, его довод таков, что, продолжив стоять на своем, я буду выглядеть и глупо, и подозрительно. А еще, втайне, я порабощена его подарком. Позорная слабость, которую Гаспар умело облекает в такую форму, что она не выглядит больше опасной и постыдной.

Все время пока он здесь, Гаспар периодически словно уходит в свои мысли, почти не слушая меня. При этом он выглядит так, словно часть него здесь, рядом со мной, а другая часть погружена внутрь, в размышления. Обычно он всегда невероятно вежлив и почти обостренно реагирует на каждое движение или смену выражения на лице. А сейчас его взгляд мельком касается меня и вновь фокусируется где-то там, в глубине себя.

– С тобой всё хорошо? – Я уже несколько минут исподволь наблюдаю за Гаспаром, – тебе стоило бы отдохнуть после перелета, поспать.

Улыбка его выглядит почти натянутой, и неприятный коготок беспокойства начинает царапать меня.

– Все нормально, просто смена часового пояса и большой объем работы – не то, на что хочется тратить время.

Три часовых пояса – не такая уж большая нагрузка, но я могу ошибаться. Чай с мятой и чабрецом, чей аромат заполняет кухню, способствует тому, что постепенно Гаспар расслабляется и все реже уходит куда-то в дебри своих размышлений.

– Вам хотелось бы уехать отсюда? Бросить все и изменить жизнь?

Я вздрагиваю от неожиданности.

– Иногда – да, хотелось бы.

– И ты готова к переменам? Не боишься, что они могут оказаться кардинальными?

Я не могу понять – в чем подвох, что он хочет узнать этими вопросами.

– Любые перемены – это шанс напомнить себе, что ты жив.

Гаспар наклоняется вперед, через стол и, глядя мне прямо в глаза, спрашивает:

– Ты так сильно хочешь почувствовать себя живой?

Передо мной оказывается тусклый свет, освещающий грязные деревянные полы. Я снова чувствую вкус своей крови на губах, и мои руки вновь немеют, стянутые веревкой. А за дверью раздаются мерзкие хрустящие и хлюпающие звуки.

– Да, хочу, – я смотрю прямо в лицо Гаспару.

Гаспар прикрывает глаза, затем поднимается со своего места. Я направляюсь за ним к дверям, провожая своего гостя. Он действительно выглядит уставшим. Утомленным. Это чувствуется в том, как он двигается – более скованно, медленно, не тратя впустую силы. Гаспар в хорошей физической форме, и его мало что может так измотать. Я стираю мысль о паре новых трупов, боясь, что она легко может отразиться на моем лице. Это не моя забота. Теперь этим должна заниматься Тагамуто.

У двери Гаспар поворачивается ко мне. Но вместо того, чтобы произнести банальное прощание, он молчит. Молчит, а затем осторожно поднимает руку и смахивает с моих волос какую-то пылинку. Этот жест выглядит настолько интимно, словно за ним прячется что-то гораздо большее, чем знак внимания. Я не успеваю отстраниться, и запоздало думаю, что так-то оно и лучше. Не провоцируй.

– Если ты действительно хочешь ощущать себя живой, то должна быть всегда готова к переменам, – Гаспар наклоняет голову, вглядываясь в моё лицо, – каждую секунду, в любой момент.

Почему-то мне кажется, что он выглядит таким необычно не от долгой утомительной работы. В его глазах светится отблеск усталости, которая сопутствует тяжелому решению или переживанию. Я не знаю его мыслей, но всё же замечаю то, что в этот раз он явно чем-то озабочен слишком сильно. И не старается этого скрыть.