Текст книги "Гравитация"
Автор книги: Юлия Ганская
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
Трое участников гонки продолжали соревноваться за лидерство. Самый последний из них явно был готов на все ради этого. Он предпринимал попытки оттеснить идущего впереди него Гаспара, но тратил слишком много времени на эти усилия. Именно это и сыграло свою роль, когда на очередном повороте машину снесло вбок, останавливая почти на обочине, а из-под ее капота появились струйки дыма, становящиеся все больше и гуще.
Теперь на трассе оставалось двое. Желтый и темный автомобили мчались почти одинаково, один впереди, второй следом за ним. Не знаю, почему вдруг это стало похоже на охотничий гон, когда хищник загоняет добычу. Но именно такая метафора приходила в голову, когда машины мчались всё в том же порядке. Пилот желтого авто явно испытывал нервозность от этого и пытался вывести противника из себя, совершая резкие повороты и маневры. Но Гаспар продолжал преследование так же упорно, не реагируя на выходки противника.
Те, кто перед началом соревнования разговаривали с Гаспаром, явно испытывали некоторое замешательство его действиями. Тогда как поддерживающие желтую машину все сильней орали, свистели, подбадривая пилота или самих себя. От этого у меня медленно начинали кровоточить барабанные перепонки.
Оставались последние минуты гонки. Выход на финишную прямую начинался с достаточно крутого поворота. Желтая машина еще совершала выезд с него, когда невероятно как темная обогнала ее и оказалась впереди. Пилот явно пытаясь вернуть прежние позиции бросил все силы, пытаясь снова оказаться на первом месте, но Гаспар неизменно оказывался впереди него. Все это время он берег силы для последнего рывка.
Его противник на пару секунд всё же вырвался и оказался почти бок об бок с ним, используя этот момент, чтобы оттеснить его к краю. Но Гаспар резко повернул, отчего из-под колес взмыл фонтан песка и камней, и вернул себе превосходство. Желтая машина словно споткнулась, затем резко завертелась на трассе. Боковая ее часть задралась, и она перевернулась с жутким шумом. Затем перевернулась еще раз.
Тем временем Гаспар приблизился к финишу. Он остановился, пройдя отметку под одобрительные выкрики толпы. Несколько человек побежало к перевернутой желтой машине, которая лежала посреди трассы, явно надеясь помочь пилоту, если тот остался в живых. Когда Гаспар вышел из машины, позади, там, где лежала желтый автомобиль, раздался грохот. Затем взмыл вверх столб пламени, в котором исчез искореженный остов. Люди теперь бежали обратно, подгоняя адским жаром от бушующего огня.
Гаспар шел к толпе, затихшей от неожиданности, а позади него на дороге бушевало пламя, расплавляя метал. На фоне оранжевых языков огня его высокая фигура казалась почти черной, а на лице, я могла поклясться, царило спокойное выражение.
Невысокий мужчина со смесью некоторого напряжения и при этом удовлетворения похлопал победителя по плечу. В этот же момент из его руки в руку Гаспара перекочевал небольшой, но явно увесистый сверток купюр.
Потрепав мужчину по плечу, Гаспар направился ко мне, улыбаясь и с некоторой долей интереса рассматривая выражение моего лица. Словно пытался узнать – как я отреагировала на то, что увидела.
Захватывающий азарт зрелища, разбудивший древний и жестокий голосок внутри, нёс некоторое смятение. Он граничил с чем-то еще более глубоким и опасным, и я не хотела бы выяснить – чем именно это было. Слишком уж оно было полно одурманивающего восторга от вида огня, скорости, смерти и жизни, не стоящей ровным счетом ничего. С другой стороны обычный человек во мне был шокирован легкостью, с которой жизнь каждого пилота стоила нескольких десятков купюр. Пусть даже и в большую сумму. Сверток, ставка в руке Гаспара была равнозначна его телу в искореженном автомобиле, окажись он на месте того парня. У меня на мгновение вышибло дух, когда я попробовала представить Гаспара внутри взрывающейся машины.
Когда мы шли обратно, я вспомнила про телефон, который несколько часов пролежал в машине. Как того и следовало ожидать, бывший звонил и не единожды. Я представила его возмущение, когда он выяснил, что меня нет дома. Он думал, что я побросаю всё и буду ждать его, как рыцаря-избавителя, вернувшегося к своей даме. А вышло наоборот. Гаспар если и заметил, как я удаляю пропущенные вызовы, то не подал виду. Казалось, что тот факт, что я предпочла провести время с ним, заставляет его не обращать внимания на остальное.
Мы распрощались не возле дома, я изобрела отговорку, которая помогла мне убедить его, что сначала я загляну к соседке. Совершенно не хотелось встретиться втроем на пороге. На сегодня мне хватило острых ощущений с избытком.
Глава 5
Город успокоился. Вот уже почти месяц ничего не происходило, сводя на нет панику и нездоровое любопытство. Горожане занимались своими делами, мерное течение которых ничто не нарушало. Жизнь снова возвращалась в прежние берега стоячего болота, чья поверхность не омрачалась никакими событиями.
Мне же все это напоминало странное затишье перед бурей. Странные сравнения и непонятные, размытые образы проходили мимо, оборачиваясь ко мне, но так, что я всё равно не могла их различить. Этому способствовала и атмосфера, накалявшаяся все больше и больше.
Сестра узнала о том, что бывший хочет помириться, скорее всего – от него самого. И теперь меня осаждали долгими разговорами, в котором всё так или иначе сводилось к важности и желательности примирения. Обрывать ее или указывать, что со своей жизнью я разберусь как-нибудь сама, было так же бесполезно, как и учить глухого петь.
– Твоя манера строить из себя рака-отшельника приведет лишь к тому, Ивана, что однажды ты превратишься в абсолютно асоциальную личность, – казалось, что я сижу на приеме у врача, который так и сыплет терминами, от которых посетителю становится не по себе.
Поэтому я стала игнорировать телефон, словно он был неким источником зла. Уходила в гараж, разбирала многотонные завалы всякого хлама. Пыталась сама починить какие-то моторы, механизмы и прочую ерунду. Выходило еще хуже, чем в сломанном состоянии, но зато я чем-то занимала себя.
Трещины на стекле появляются незаметно, да так, что никогда не можешь сказать – что именно привело к первой из них. Было ли стекло уже готово к разрушению, или же сила извне помогла ему перестать быть единым целым, это остается вопросом без ответа.
Когда я поднялась наверх, разыскивая вещи, которые было необходимо отправить в машинку, то отчетливо запомнила вдруг, что на самой верхней ступеньке деревянной лестницы откололась тонкая, длинная пластина. Это так хорошо отпечаталось в мозгу, что я наверно пару минут размышляла о том, как же так могло получиться. Распахнув дверцы шкафа и придирчиво оценив полки, я принялась передвигать вешалки с тем скудным количеством костюмов и платьев, которые назывались моим гардеробом. Внизу, за парой коробок с обувью лежала свернутая комком тряпка. А ведь я знаю, что никогда не бросаю ничего просто так.
Недовольно ворча, я потянулась за вещью, подхватила ее за край. Она разворачивалась вслед за моим движением, словно некий флаг. Говорят, что время кажется замедленным в моменты шока. Нет, время не замедляется. Оно даже не обращает внимания на вас, равнодушно отмеряя секунды.
Мужская рубашка с засохшими кровавыми разводами лежала в моем шкафу, и, судя по состоянию крови, лежала достаточно давно. Я смотрела на нее огромными глазами. Я не могла бы вспомнить всех вещей бывшего, но он не носил такое. Она казалась мне смутно знакомой, эта светло-серая летняя рубашка.
Надо успокоиться. Надо еще раз вдохнуть и выдохнуть, чтобы легкие не скручивало так, словно из них выбили последние остатки воздуха. Надо избавиться от этой вещи как можно скорей. Я смотрела на съежившиеся в огне остатки ткани, а в голове навязчиво вертелась мысль – если эта вещь оказалась в моем доме, не оказывается ли так, что убийца тоже находится неподалеку? Страх заползает острыми иголками под кожу, заботливо укрывая каждый миллиметр. И я долго ворочаюсь ночью, пытаясь уснуть, но все так же дергаюсь от каждого шороха.
Утром я медленно выбираюсь из постели, тоскливо оглядываясь и надеясь, что все это пройдет, и спускаюсь вниз. Пока лучше не думать ни о чем, не позволять себе впадать в удушающую панику, которая еще сильней сковывает тебя цепями.
Кухня молчит, словно ожидая моих действий. Я протягиваю руку за стаканом с водой, будто издали замечая, что пальцы мелко дрожат, и остановить эту хаотичную пляску никак не получается. Я подтягиваю стакан к себе, осторожно и медленно. Глоток холодной воды позволит немного придти в себя, несмотря на то, что в голове всё просто гудит. Затем направляюсь к двери на улицу.
От нагретых досок поднимается тонкий, еще не выветрившийся запах далекого леса, в котором они были когда-то цветущими деревьями. Прислонившись к столбу, подпирающему козырек над дверью, на ступенях сидит Гаспар, как большая горгулья, сторожащая вход на запретную территорию. Мне следовало бы удивиться, но я не удивляюсь. Я неуверенно делаю несколько шагов и опускаюсь на ступени рядом с ним.
Что-то мягкое оказывается поверх плеч, создавая ощущение укрытия, кокона, внутри которого царит безопасность. Гаспар поправляет свою рубашку, которую накинул на меня, оставшись в одной светлой футболке с короткими рукавами. Он сидит рядом, позволяя мне молчать столько, сколько я хочу. Глаза полуприкрыты, словно Гаспар дремлет, но это ощущение обманчиво. Проходит пять минут, а может и все полчаса, когда он поднимается со своего места и поднимает меня, уводя в дом.
Гаспар неторопливо наводит порядок, заваривает чай. Садится напротив, ненавязчиво, но бдительно присматривая за каждым моим движением. После третьего глотка я чувствую, как запахи и тепло проникают под кожу, разливаются по сосудам, вытесняя туман и возвращая голове ясность.
– Почему ты не позвонил? – наконец спрашиваю я, пробуя свой голос как старый заброшенный рояль.
– Я зашел узнать – как у тебя дела, а заодно сказать, что мне придется уехать на несколько дней.
Гаспар чуть наклоняет голову, пристально следя за мной. Обычно уверенное и спокойное выражение его лица сейчас куда-то исчезло, он напряжен и обеспокоен, это читается в его взгляде. Невозмутимый Гаспар явно принимает творящееся со мной близко к сердцу.
– К счастью, ты вовремя вышла на крыльцо, – Гаспар осторожно улыбается, явно пытаясь успокоить меня.
Голова снова начинает болеть, да так сильно, что в глазах плывут зеленые круги. Я стараюсь не подавать виду, но, очевидно, это так заметно, что Гаспар резко поднимается. Он явно сильно встревожен, губы сжаты в одну линию. Гаспар что-то говорит, негромко, но почти ласково, словно стараясь успокоить меня, усаживается рядом и придерживает за плечи, очевидно боясь, что я совершенно не в себе. Тепло его тела окутывает и успокаивает, он проводит рукой по моей голове, явно пытаясь хоть как-то отвлечь и вернуть меня назад, в адекватность. Сильные пальцы погружаются в мои волосы, массируя кожу головы и заставляя кровь вернуться в привычный ритм.
На секунду пальцы замедляют движение, когда под ними оказывается все еще ощутимый след шрама. Он тянется полоской, как безликое напоминание о прошлом.
Этот шрам остался мне на память от одного неудачного свидания. Мы были школьниками, решившими, что жизнь – это куча выпивки и катание на машине. До первого лихого поворота, на котором нас внесло в столб у дороги, и я приложилась головой так, что искры из глаз показались просто сказкой. Не глубокий разрез заливал меня кровью так, что я не могла даже разлепить ресниц, склееных намертво. – Тебе не стоило быть в машине, – негромко произнес Гаспар. Я пожала плечами. Затем подняла голову.
– Как ты догадался, что я его получила в машине?
Он в свою очередь пожал плечами.
– Я видел такие же шрамы у тех, кто участвует в гонках. Всегда много крови и много паники. Да и швы потом вечно чешутся, если верить словам пострадавших.
Я улыбаюсь в ответ на такое утверждение. Вечернее солнце бросает мягкие отблески в окна, окрашивая гостиную в теплые цвета. Солнце косо отражается в глазах Гаспара, словно в затухающих угольках костра пробегают язычки пламени. Я никогда не замечала того, что его глаза меняют цвет в зависимости от настроения или степени заинтересованности. Обычно серо-карие с легкими зелеными вкраплениями, сейчас они стали темными, с теплым, тягучим солнечным отливом, словно глаза довольного, расслабленного зверя, который контролирует все вокруг. Гаспар улыбается, отчего в углах глаз появляются тонкие морщинки, расходящиеся веером. Затем поднимается, оставляя меня в уютном коконе из его рубашки, сохраняющей тепло и защищенность.
Пока Гаспар возится на кухне, постукивая посудой, я закрываю глаза, наслаждаясь ощущением спокойствия и комфорта. Не смотря на то, что ни я, ни Гаспар не остаемся полностью лишенными своих собственных крепостных стен, мы знаем, что пока мы рядом, ничто не нарушит этого установившегося равновесия.
Обратно Гаспар возвращается с подносом, на котором стоит пара чашек и тарелка с аппетитно выглядящими бутербродами. Он протягивает мне одну из чашек, берет другую и, словно и не отходил, отвечает:
– Сегодня тебе стоит принять снотворное и выспаться, – Гаспар придвигает ко мне небольшую упаковку таблеток. Солнце уже почти село, а мы все ещё сидим в комнате, и тихое умиротворение не покидает дом.
Возможно, именно так и должно быть в семье, когда каждый понимает близкого с одного взгляда.
Глава 6
«*** News»
«….Как следует из полученных сведений от источника в департаменте полиции, две предыдущие жертвы могут быть связаны с новым кровавым зверством неизвестного маньяка. Пока нам не известно, какие мотивы руководят им, но новое преступление – еще одно звено в цепи жутких смертей, которые не прекратятся до тех пор, пока стражи порядка не возьмутся серьезно за охоту на убийцу».
Двадцатью четырьмя часами ранее.
Если бы не срочная необходимость поехать на встречу с парой господ, которым требовалось уточнить несколько пунктов моей страховки, я бы так и сидела дома. Было несколько планов, которые в итоге закончились тем, что я, чертыхаясь, влезла в костюм и, сильно надеясь, что выгляжу в нем более – менее убедительно, отправилась на эту встречу. Не очень – то мне все было понятно – что там менялось в страховой компании, но, раз уж я должна приехать, я еду.
Надо сказать, эта поездка пошла лишь на пользу мне. Мало того, что я проверила состояние всех своих дел, так еще и оказалась в центре. Прогулялась по зеленому парку, украшенному римскими фонтанами, почувствовала себя великолепно, когда заглянула в кафе, которое любила еще много лет назад. По дорожкам между деревьев, к которым уже начала слегка прикасаться своей кистью осень, гуляли люди – в большинстве это были пожилые дамы или матери с детьми. Парк лучился изнутри светом и беззаботным отдыхом, который ничто не могло омрачить. Одним словом, жизнь моя действительно становилась все лучше и лучше, а я возвращалась домой отдохнувшая душой, приятно утомленная и в отличном расположении духа.
Пока я сбрасывала с ног удобные, но надоевшие туфли на небольшом каблуке, в голову мне пришла мысль, ранее не казавшаяся удачной. Я подумала, что мне стоит позвонить сестре и проведать ее. Пора самой налаживать мосты, даже если это не является хорошей затеей. На телефоне мигало оповещение о непрочитанном сообщении, и я подумала, что это явно хороший знак. Автоответчик пискнул и неожиданно заговорил высоким голосом Нины: «Я в шоке… Твоя соседка Мария рассказала, что к тебе постоянно приходит какой-то молодой человек… Я все понимаю, мы живем не в средневековье… Говорят, что ты с ним уже давно… Я, как сестра, должна была бы знать первой и не от твоей соседки… И не надо делать этого назло Габриилу, если ты делаешь это ему назло… Не знаю… На твоем месте я бы лучше попробовала… В любом случае… О, я чуть не забыла, мы ждем тебя в пятницу на ужин. Позвони мне».
Очень сильно захотелось постучаться в дверь Марии и преподать ей урок анти – сплетнивости. Но это было так же бесполезно, как и попытки заставить сестру не лезть в чужую жизнь. Я рассеянно поискала календарь и убедилась, что пятница – это сегодня. Набрала номер сестры, мысленно надеясь, что она не начнет с ходу расспросы и нотации. Мне повезло, она была настолько поглощена своими хлопотами, что просто ответила пару раз односложными звуками и напоследок сообщила, что ждет меня к шести часам.
Пока я ехала к сестре, то никак не могла выбросить из головы ее слова о том, что все это делается мной назло бывшему. Была ли она права? Нет. Назло можно переспать с лучшим другом, стать успешной, известной так далее. Но мне не было дела до бывшего, когда появился Гас. В отношениях с ним просто не было места для бывших и нынешних.
Сестра с мужем жила в милейшем белоснежном доме, перед которым располагался бассейн. Вечером, на его дне включалась подсветка, и бирюзовая вода так и манила к себе. Высаженные по четкому плану небольшие деревья всегда были ухожены и подстрижены, ни единых листочка – веточки не выбивалось из фигурной кроны. Сестра не скупилась на садовника, и ее траты окупались полностью.
Судя по тому, что возле дома стояла пара машин, на ужин они пригласили еще кого – то. Я толкнула стеклянную дверь и окунулась в атмосферу другого мира. Состоятельного, беззаботного, вечно занятого обсуждением политики, финансов, романов и похождений известных личностей. Этот мир шелестел дорогими тканями, красиво смеялся отлично поставленным голосом, знал – кому и что нужно сказать, чтобы поддержать беседу на должном уровне. Целое искусство, в котором я совсем не разбиралась.
В гостях, сидящих за изысканно сервированным столом, я тоже не разбиралась. А потому просто приклеила на рот вежливую улыбку и слушала соседа справа и соседку слева.
Наблюдая за сестрой, умело управляющейся с тремя делами сразу, я подумала, что, несмотря на ее бестактность и легкомыслие, она действительно находится на своем месте. Она всегда презирала жизнь ниже, чем требовали ее запросы. Бог наделил ее женской хитростью и очаровательной внешностью, благодаря им она удачно вышла замуж и жила там, где всегда хотела жить. Изредка она бросала в мою сторону взгляды, и я понимала, что это означает – мне не отвертеться от пытки расспросами.
Она добралась до меня тогда, когда я уже просто не могла больше держать рот в состоянии улыбки. Видимо, это было так очевидно, что она поспешила в ту часть ее территории, где установленный порядок очарования и развлечений явно рушился. И вот, уже через пару секунд меня вытянули в другую комнату, полностью отделанную в бежевой расцветке. Час – икс наступил.
– Я так давно тебя не видела, а ты словно нарочно не хочешь приехать и провести с нами время, – сейчас сестра была искренне расстроена, как может быть расстроен ребенок в минуту дурного расположения, – так нельзя. Ты не можешь так дальше избегать всех нас.
– Я не избегаю, – мне действительно не хотелось пускаться в долгие объяснения того, что я просто отсиживалась в собственной норе.
– Ведь ты знаешь, что я и Алан всегда поддержим тебя, ведь мы единственные, кому ты не безразлична, – с жаром продолжала сестра.
Я подавила желание напомнить о том, что когда в наш дом заглянула потеря родителей, мне одной пришлось нести на себе всю ее тяжесть. Ни плакать, ни сидеть в окружении сочувствующих знакомых и случайных встречных, ни ждать, что кто – нибудь сам разберется со всем, тогда как я буду ходить в черном и все время лишь оставаться горюющей – такой роскоши я не могла себе позволить. А потому, пока сестра убивалась за нас двоих, мне оставалось лишь сжать губы и решать все свалившиеся на нас трудности.
– Я понимаю, что у тебя сейчас налаживается жизнь, – сестра уже явно утешилась, медленно, но верно подходя к самой главной теме беседы, – я только рада за тебя.
– Я тоже рада за себя, – отсалютовав ей бокалом с шампанским, прихваченным со стола, согласилась я.
– Ну, так что у вас с Габриилом? – Удовольствие, которое испытывала сестра, наконец-то оказавшись в нужном русле, было просто вселенским.
– Ничего, – пожала я плечами. Сестра подняла тонко выщипанные брови.
– Неужели ты не хочешь пойти навстречу его попыткам все наладить? Мне хотелось сказать, что это ее не касается, но я вновь промолчала.
– Послушай, – сестра постучала острым ногтем с изящным маникюром по тонкому краю своего бокала, – я понимаю, что ты наверно завела интрижку, это весьма бодрит. Тем более, после того, как Габриил так себя повел. Но ведь, рано или поздно все закончится. Тебе нужно думать о будущем.
Тут она явно не привела весомый аргумент. Поняв это по моему выражению, сестра решила зайти с другого фланга. Она пожала плечами и заявила:
– Ты всегда выглядела слишком разумной, чтобы становиться объектом для сплетен. Ваш развод и так был неприятным событием для семьи. А твоё намеренное желание жить в одиночестве где-то, подальше от всех, выглядит для наших друзей странным. Алан полагает, что это может дурно отразиться на репутации семьи.
– Мне кажется, Алан сует свой нос не в свои дела, – если бы я могла, то сказала это гораздо грубее. Но я была не у себя дома, и здесь были чужие люди, при которых не стоило выносить сор из избы.
Сестра поджала губы, на ее лице застыло выражение, ясно говорящее о том, что она считает мои выходки простым сумасбродством. Иногда я действительно думала, что мы с ней не можем быть более чужими друг другу, как двое случайных прохожих на улице. Как бы там не было, но время, когда я терпела ее поучения, закончилось.
Всячески избегая еще и Алана, чья массивная фигура, украшенная начинающей лысеть головой, виднелась посреди гостей, я пожелала сестре доброй ночи и убралась подальше от всех. Я достаточно предвзято относилась к супругу сестры, сумевшему стать состоятельным благодаря своей непревзойденной манере идти вперед по трупам и не страдать приступами укоров совести. Он вместе с Ниной сумел оказаться настолько же чуждым тому миру, в котором растили нас с сестрой, и это раньше тяготило меня более всего. Было сложно понять – отчего мы стали жить в двух разных мирах, не имеющих никаких точек соприкосновения. Каждый раз, когда я оказывалась у нее, меня охватывало тягостное ощущение какой – то собственной неполноценности, на которую они оба постоянно мне указывали, обладая огромнейшим чувством уверенности в правоте высказываний и советов. И ничего поделать с этим нельзя было. Поэтому такси уносило меня от их богатого дома в мою собственную нору, и настроение от этого медленно, но верно поднималось.
Я прошлась по дому. Затем нашла в углу полупустого бара бутылку вина, чудом сохранившуюся, и вышла на крыльцо. Сидя в платье, босиком на ступенях, я пила вино прямо из бутылки и слушала тишину. Относительную тишину, в которой у меня было свое место. Где – то там беспокойно шуршал прибой, набегая на острые зубья скал побережья. Ниже по улице город все еще не спал, тратя ночь на привычные развлечения и заботы. Над всеми нами висело молчаливое черное небо, затканное россыпью звезд, равнодушное и к богатым, и к бедным.
* * *
Вой полицейских сирен приближался очень быстро. Направлялся он явно в сторону нашего квартала, количество сирен в этом хоре говорило о том, что, по меньшей мере, машин там не меньше трех. А ещё раздавались голоса – испуганные и быстрые, словно стайка птиц обсыпала кусты и гомонила без умолку. Кое-как пригладив встрепанные спросонок волосы, я выбралась наружу. Сегодняшнее утро не радовало солнцем, небо было сплошь затянуто облаками, отчего казалось, что на нем разлита серая пелена, сквозь которую едва пробивались тусклые лучи. Люди, живущие рядом со мной, стояли на улице небольшими группами, и было что-то в их фигурах, движениях отдающее страхом. Липким, затягивающим страхом, который полз по улице как тонкий туман, забираясь внутрь каждого, кто встречался ему на пути. Было малопонятно то, что доносилось до меня в виде отрывков слов, фраз. Повинуясь пагубному любопытству и заинтересованности, я пошла вверх по улице, опираясь на то, что чем дальше шла, тем больше было народу, и тем сплоченней он держался, бросая частые и быстрые взгляды куда-то вперед.
Три изуродованных тела, лежащих в небольшой рощице из зеленых кустов акации, растущих на самом гребне холма. Если бы не зловоние, которое просто окутывало тела, ничто бы не нарушало их жутковатой идиллии. Этих несчастных неизвестный психопат выпотрошил как туши на бойне.
Неподалеку вырвало одного из полицейских, подошедших к телам. Он отбежал как можно дальше, и теперь его сотрясало от волн рвотного рефлекса. Я вполне понимала беднягу, мой желудок скручивало такими позывами, что казалось, весь кишечник готов вырваться наружу. Не дожидаясь, пока меня так же вывернет наизнанку, я попятилась, отступая как можно дальше. Те полицейские, что могли держать себя под контролем, быстро натягивали желтую ленту, огораживая тела. Судя по их плотно сжатым ртам и напряженным выражениям лиц, им приходилось весьма нелегко. Происшедшее напоминало брошенный в пруд камень, от которого стоячая вода расходилась круговыми волнами, теряя прежнюю безмятежность. Всё это поднимет такой резонанс в жизни города, что люди долго еще не забудут череду непонятых убийств.
Раздались звуки щелчков фотоаппарата. Стоя как можно дальше от полиции и людей, я видела, как к машине, припаркованной у края дороги, побежал рысцой мужчина в розовой рубашке. Он опередил догонявших его полицейских, запрыгнул в машину и, явно не озадачиваясь правилами дорожного движения, поехал прочь. Завтра то, что он снял, увидит каждый горожанин на прилавках газетных киосках и в колонках новостных сайтов.
Несмотря на нездоровое оживление вокруг, расхотелось быть на улице. Лучше вернуться обратно и постараться стереть всё это из памяти. Бессмысленная и надменная демонстрация убийцы вызывала лишь недоумение. Но осторожность придется увеличить во многие разы. Кто его знает, если все это уже творится рядом со моим собственным домом, то только глупец будет спокойно лежать себе, поплевывая в потолок.
Голоса и вой сирен раздражали, но выйти из дома тоже было не самым лучшим вариантом. В каждом обонятельном нерве словно застрял отвратительный запах человеческих внутренностей, и его не мог выбить даже нашатырь, пары которого я рискнула втянуть в себя, лишь бы перебить эту мерзость. Ровно через полчаса я не выдержала и вышла из дома, собираясь пойти куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Но мысли разбегались, настойчиво возвращаясь туда, где ветер трепал желтую полицейскую ленту.
Телефон в кармане пискнул очередным сообщением. Могу поспорить, оно было от бывшего, этакое милое и почти заботливое сообщеньице. Таких скопилось уже около десятка – непрочитанных конвертиков на экране, пересеченном парой кривых царапин.
Я прошла через парк, этакий оазис смеха и отдыха. Пересекла площадь, где проводила время городская молодежь. Оставила позади квартал с невысокими, богатыми домами, дышащими спокойствием и уверенностью. Где – то впереди тускло блестело море, покачивая острые паруса маленьких яхт. Эта часть города выдавалась над всеми остальными, располагаясь на высоком склоне. Улицы шли терассами, сбегающими вниз, к прибрежной полосе. С того места, где сейчас стояла я, было видно практически все, даже некоторые окраины города были как на ладони.
Под ногами – город, над головой – небо, а перед глазами – беспокойное море, словно рвущийся на свободу зверь. Люди, суматошная жизнь – всё это находится слишком далеко, несмотря на кажущуюся близость, и ты понимаешь то, что остаешься в одиночестве. А может быть, ты всегда находишься в нём, просто сейчас понимаешь это острее, чем обычно. Есть в этой изоляции одиночеством свои плюсы. Она оставляет тебя наедине с самим собой, и уже некуда бежать, приходится смотреть в свое отражение и честно признавать то, что обычно пытаешься обойти десятой дорогой.
Философские мысли, внезапно напавшие на меня, явно были последствием цепи последних малоприятных событий. Я вытащила телефон из кармана и, игнорируя свалку из сообщений, набрала номер Гаспара.
Он ответил не сразу, а когда заговорил, казалось, что либо мужчина только что спал, либо приболел. Был еще третий вариант – что он был с кем – то, когда я бесцеремонно потребовала к себе внимания. Но этот вариант почему – то мне не очень понравился.
– Нет, я не занят, – возразил Гаспар в ответ на мои извинения, – я как раз собирался узнать – как ты.
«Потому, что я знаю, что произошло рядом с твоим домом».
– Я не дома. Не могу там сейчас быть, – было легко просто признаваться в том, что мне тяжело и не по себе. С Гаспаром вообще было легко, как ни с кем другим. И я радовалась тому, что могу быть самой собой и говорить честно с этим внезапно появившимся в моей жизни человеком.
Ровно через десять минут его машина вывернула из-за облицованного мрамором пышного особняка, ограда вокруг которого шла вдоль полосы дороги. Я шагнула вперед, навстречу машине, испытывая при этом мучительные угрызения совести, напоминающей о том, что этот человек и так тратит на меня слишком много времени, отличаясь явным бескорыстием в своих поступках.
Как бы там не было, когда Гаспар вышел из машины, улыбка на его лице была абсолютно искренней. Резкий порыв ветра прошелся по его волосам, слегка растрепав их. Удивительно, но даже небольшой хаос прически не портил его внешности, Гаспар умудрялся в любом состоянии выглядеть только выигрышно.
– Я не хочу оставаться дома, – призналась я, как только он закрыл за мной дверь и вернулся в машину, – у меня разрывается голова от шума, полицейских машин, голосов. Будто они находятся даже в доме, и мне некуда от них убраться.
Гаспар сочувствующе кивнул.
– Думаю, я знаю, как решить эту проблему, – видя моё удивление, смешанное с некоторого рода недоверием, он отъехал от края дороги и добавил, – ничего особенного. Я думаю, что сейчас всем нам нужно немного спокойствия и тишины.
Гораздо проще было поверить на слово человеку, более рассудительному, чем я, и разбирающемуся в водовороте событий. Так я и сделала, а потому просто устроилась удобнее и поняла, что рядом с ним мне гораздо спокойней и комфортней. Не то, чтобы мне нужно было, чтобы кто – то руководил моей жизнью и решал за меня проблемы. Просто он знал меня достаточно хорошо, чтобы понимать с полуслова то, что сложно объяснить даже самой себе.
Когда машина остановилась, было понятно, что мы у Черных скал. Отрезанные от мира мощной завесой скалистые стены, уходящие высоко вверх. Здесь абсолютно тихо, нарушал тишину лишь шорох набегающих на песок волн.