Текст книги "Гравитация"

Автор книги: Юлия Ганская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Глава 14

Чем сильнее становилась осень, тем больше казалось, что в воздухе сгущается невидимое напряжение. Холодный воздух проникал под одежду, солнце больше не согревало даже тогда, когда светило на высоком и по-зимнему голубом небе. Молчание и тишина вокруг не напоминали подготовку природы ко сну, казалось, что что-то ожидается, что-то произойдет. Не могла стереть этого ощущения даже работа над проектом, которая отнимала у меня достаточно времени, чтобы не отвлекаться на ненужные размышления. Я искала нужные решения, проводила подсчеты, а мой затылок сводило от неясного шепота предупреждений, который был слишком тихим, чтобы его понимать, и чересчур очевидным, чтобы не замечать.

Дом молчал, наблюдая за тем, как я хожу от работающего сутками ноутбука к столу, на котором лежала куча листов, исписанных вдоль и поперек. Работа в тишине позволяла мне держать себя в железных рамках, не давая отвлекаться или уходить в сторону. Но это не означало, что все осталось в прошлом и больше не вернется на первый план. Это был тайм-аут.

Ожидание не продлилось слишком долго. Все произошло в день, когда выпал первый снег. Земля выглядела невинной под легким покрывалом, и все вокруг замерло в удовлетворенном молчании. Даже птицы не щебетали громко, перекликаясь между собой почти шепотом. Снежную белизну не нарушало ничто. Под телом, подвешенным на толстых канатах на остове рекламного щита и раскинувшем руки в приветственном жесте, не было крови, несмотря на то, что убитый был превращен в хорошо выделанный экспонат для анатомической выставки, а его кожа лежала внизу, прямо под его ногами. Он улыбался, и эта улыбка была настолько естественной и радостной, словно человек не испытывал боли. Возможно, он умирал с этой улыбкой. Из всего, что было, убийца не забрал ничего, почти ничего, кроме указательного пальца.

* * *

Кажется, что вид подобного уже перестал вызывать тошноту. Только отвращение и тянущее под ложечкой ощущение ненависти. Он настолько открыто показывал свое превосходство, смеясь в глаза всем, что казалось – это даже не игра в кошки-мышки, а банальное надирание задницы полиции. Во всяком случае, лицо Бьёрна сохраняло каменное выражение всё время, пока он смотрел на экран, где захлебывались от сенсации новости.

– Он играет с нами, – подытожила Тагамуто, и ее лицо на мгновение отразило хорошо скрываемое негодование. Они вдвоем с Бьёрном стояли около телевизора и смотрели в экран. Само собой, место происшествия и тело оба уже увидели, а сейчас в их головах шевелились все детали механизмов, нацеленных на поимку убийцы.

– Что мешает вам его поймать? – Я развела руками. Сидеть тут, в странной роли полуподозреваемой-полусвидетеля было очень некомфортно.

– Отсутствие четких доказательств и ДНК на теле жертвы, – отозвалась Анна. – Он работает хорошо и чисто.

Бьёрн ничего не сказал, лишь скептически пожал плечами. Он вообще предпочитал больше молчать, чем говорить. Анна еще несколько мгновений изучала мелькающие на экране новости, затем обратила свое внимание на меня:

– Единственный вариант, который мы можем использовать, это попробовать спровоцировать его.

– Я не понимаю, – раздраженно заговорила я, – то вы практически высмеиваете моё утверждение, что убийца знаком мне и спокойно расхаживает по городу, то подталкиваете к тому, чтобы разозлить его и вывести на чистую воду.

Тагамуто явно не испытывала никаких проблем с совестью, она знала свою цель, и это было важнее всего. Поэтому моё возмущение кануло в пустоту, и Анна, как ни в чем не бывало, продолжила:

– Мы попробуем такой вариант развития событий, естественно, если Вы по-прежнему согласны нам помочь.

Она знала, что я не захочу стоять в стороне, и умело манипулировала этим. Дождавшись моего кивка, Анна нажала на кнопку, выключая телевизор, и так же невозмутимо попрощалась, направляясь к двери. Мы остались в небольшой комнате одни. Что-то вроде конспиративной квартиры, где Анна провела нашу встречу, смахивало скорее на пустынную студию, в которую привезли мебель, наскоро её поставили в разных углах, чтобы создать эффект обжитого помещения, и так и оставили всё как есть. Одним словом, вроде и комфортно, но неуютно. Бьёрн казался тут слишком большим, уменьшая размеры и без того крошечного пространства.

– Вы имеете хоть малейшие навыки самообороны? – Казалось, что ему этот вопрос доставляет столько же удовольствия, сколько доставляет обычно мозоль на ноге. Я пожала плечами.

– Немного.

– Можете продемонстрировать?

Он направился прямо на меня – огромная, смертоносная махина, и я едва успела увернуться от удара. Затем, неведомо как, моя шея оказалась в захвате его ручищи, и я запрыгала на месте, пытаясь вдохнуть и не сломать себе позвоночник.

– Так Вы не переживете и пары секунд, когда наш убийца захочет добраться до Вас, – голос Бьёрна звучал так же спокойно, будто он не удерживал моё дергающееся тело. В глазах становилось всё темнее и темнее, и я из последних сил изловчилась и ударила ногой его по голени, почти под коленом. Я помнила, что там всегда больнее всего удары, да и синяки заживают слишком долго. Бьёрн охнул, ослабляя захват, и я выбралась на свободу.

– Я научу Вас паре приемов, – с шумом выдыхая, произнес Бьёрн. Очевидно, я засадила ему ногой слишком сильно, но жалости почему-то не чувствовала. Не я втягивала всех в это, не мне и печалиться.

– Кто был на этот раз? – Спросила я, потирая онемевшую шею.

– Не думаю, что Вам он известен. Занимался нелегальными гонками и поставлял тем, кто платил, специалистов по выбиванию долгов и получению желаемых результатов. Если мы не поймаем нашего красавца, то ему придется плохо, когда его поймают расстроенные мафиози.

Делая вид, что мне понадобилось заправить брюки в сапог, я присела, пряча лицо. Человек, ставивший на Гаспара во время гонок в каменной чаше и выглядевший его хорошим знакомым. Поставлявший вышибал желающим. Не его ли людьми были те громилы в сарае?

Иногда мне казалось, что существует какой-то определенный план, некая закономерность, которой убийца руководствовался, выбирая свою следующую жертву. А иногда казалось, что единственное, что им руководит – простая прихоть. Они хотят проверить – окажусь ли я такой же прихотью, и смогут ли Гаспара поймать в тот момент, когда он потеряет контроль?

Я разгладила и без того узкие джинсы и поднялась на ноги. Бьёрн смотрел на меня сверху вниз, как огромная каменная статуя с острова Пасхи.

– Великолепно, – заявила я, – значит, будем делать так, как предложила Анна.

* * *

Ни один предложенный Тагамуто вариант не подходит, более того – каждый из них выглядит так нелепо и искусственно, что я заявляю – если они хотят результатов, то пусть дадут мне самой решать. Высказываюсь я конечно очень грубо, но зато спустя некоторое время Анна вынуждена согласиться и отдать поводья в мои руки.

Из головы не выходит приветствующий своих зрителей труп, с которого снята чулком кожа, словно огромная змея скинула прежнюю одежку. Я снова и снова возвращаюсь к этому сравнению, беспокоящему как ноющий зуб. Сидеть на жестком, ровном полу не очень приятно, я подтягиваю ноги, усаживаясь по-турецки. Когда мои ноги скрещиваются в более приятной позе, я наконец-то понимаю – чем меня зацепила эта мысль. Это же так очевидно, так понятно и всегда было на виду. Костоломы. Трое выпотрошенных.

Каждая жертва оставалась охотничьим украшением, с приложенным к нему посланием, рассказывающим о том – кем был трофей до своей смерти. Боюсь, что если придет мой черед, то Гаспар отрежет мне язык и вылущит мой мозг, как ядро грецкого ореха, вполне очевидно намекая на то, чем я заслужила его гнев. Как же до сих пор не поняла этого Тагамуто, не увидела приложенных к телам своеобразных записок?

Мои мышцы успевают так затечь, что я с трудом шевелюсь. Сколько прошло времени – не знаю, каждая связка ноет, но я не собираюсь отсюда уходить. Облокотившись на прямую поверхность, я успеваю даже немного подремать – будто провалилась в ватное небытие. Выныриваю оттуда я так внезапно, что, кажется будто глаза закрылись всего на пару секунд. Однако, сгущающиеся сумерки опровергают это, прошло гораздо больше времени. Как бы там не было, я продолжаю сидеть на месте в ожидании.

Даже если он удивлен, то этого не прочитать по его лицу. Гаспар стоит прямо передо мной, рассматривая мою съежившуюся под его дверью фигуру, и, лишь спустя некоторое время, протягивает руку, предлагая помочь подняться. Это весьма кстати, так как мои ноги словно окаменели, и разогнуть их не так-то просто.

– Что случилось, Ивана? – Я не сомневалась, что голос его будет полон неподдельного участия. Рука Гаспара, которую я отпустила с чуть большей поспешностью, чем нужно, еле заметно дергается, словно он хочет возобновить тактильный контакт, но останавливает себя.

Я опускаю глаза, мысленно хлещу себя по лицу, призывая собраться, затем немного хмуро, что вполне соответствует моим мыслям и образу, произношу:

– Нам нужно поговорить.

Лицо Гаспара отражает почти торжество, вперемешку с удовлетворением. Словно он ожидал, что я приду, не смогу оставаться в стороне и приду. Он открывает дверь своей квартиры, придерживает её, пропуская меня вперед.

Я даже останавливаюсь на месте, оглядывая совершенно новое помещение. Прежней квартиры нет, сейчас на полу лежит мягкий ковролин персикового цвета. Большой диван тянется вдоль стены, рабочий стол и несколько плетеных стульев стоят у окна. На небольшой этажерке в углу поблескивает гранями ваза. И в ней рассыпаются пурпурными каплями розы. Я не узнаю прежнюю квартиру Гаспара.

– Проходи, – он кивает на диван, а сам направляется за стеклянно-металлическую перегородку, разделяющую студию и кухню. Осторожно опускаюсь на край дивана, здесь, в этой обстановке, сменившейся как по мановению волшебной палочки, я ощущаю себя немного растерянно. Мои джинсы слишком дешево выглядят на мягкой ткани обивки, а я сама кажусь залетевшей в роскошные хоромы вороной.

Гаспар возвращается, неся поднос с парой чашек. Это своеобразный ритуал, который мы проводили каждый вечер, когда он заглядывал ко мне домой. И сейчас его действия – это тонкий намек, своего рода напоминание о наших встречах. Белый флаг перемирия на момент переговоров.

Мужчина придвигает к дивану стул, располагаясь напротив меня. Он сохраняет между нами дистанцию, давая мне личное пространство и при этом оставаясь в зоне диалога. От предложенного кофе я отказываюсь, этот жест показывает, что я знаю подтекст, но прикидываться, что всё – как прежде, не буду. Гаспар же делает небольшой глоток, осторожно откладывая в сторону, на поднос кофейную ложечку. Он скинул пальто и сидит передо мной, демонстрируя уязвимость, отсутствие угрозы и готовность к диалогу. При этом он ждет, ждет моей инициативы, что я заговорю первой. Я знаю, что Гаспар может ждать своего достаточно долго, если это ему нужно.

– Ты внес за меня залог, – почему я произношу именно это, понятия не имею. Слова выходят наружу мучительно и напряженно, я ненавижу себя за то, что говорю и как веду себя. Но все же помню, что если лгу я, то и мужчина напротив меня – далеко не ангел, и не обычный человек, обманывать которого и медленно пытаться увести за собой в нужную сторону мерзко. Передо мной тот, кто убивает других и не испытывает угрызений совести. Эти мысли помогают мне, но совсем немного. Гадкий, мутный осадок всё равно не оседает.

– Я не хотел, чтобы ты находилась в полиции. Это не самое лучшее место для пребывания там, – Гаспар пожимает плечами так, словно я сообщила ему, что вода – мокрая.

– В любом случае спасибо. Я верну тебе долг, – выходит гораздо более резко, чем должны звучать слова благодарности.

– Мы друзья, Ван, – напоминает мне он.

– Уверена, что мы никогда не были по-настоящему друзьями, – это не то, что должно было сорваться с моих губ, но такие слова не позволяют мне переигрывать в разворачивающемся акте нашего спектакля.

– И поэтому ты хотела убить меня, пыталась перерезать мне горло – голос Гаспара звучит с укором, и я не обманываюсь мягкостью его взгляда. Он наблюдает за мной.

– Да, – я киваю, – хотела. И не уверена, что не хочу этого больше.

Моё заявление не заставляет его, как любого нормального человека, выставить меня за дверь. Гаспар не улыбается, но и не меняет мягкую интонацию голоса, когда интересуется:

– Ты хотела обсудить это?

– Не совсем. Я хотела сказать, что, несмотря на это, с тобой я не ощущаю себя одиноко. Я живая, – каждое слово заставляет мои связки кровоточить.

Ощущение, что я наелась грязи, прямо таки въедается в кожу, и мой жалкий, озлобленый вид соответствует моим словам. Гаспар молчит, очевидно просчитывая варианты того, что я лгу. А затем протягивает руку, чтобы провести по моему лицу так же невинно и без двусмысленного подтекста, словно успокаивает меня.

– Я хочу предложить небольшую сделку, Ван, – моё имя, сокращенное до прозвища и произнесенное его голосом, хлещет меня как плеть, оставляющая багровые полосы. Я не дергаюсь, когда Гаспар касается меня, но с большим трудом заставляю себя подавить желание отодвинуться и спрашиваю:

– И что ты хочешь?

Пауза, заполненная самыми омерзительными предположениями, тянется слишком долго.

– Ты вернешь мне свой долг, рассказав то, о чем я буду тебя спрашивать.

Я смотрю на ровную линию шеи мужчины, где маленький розовый след еще напоминает о том, что произошло в прошлый раз. Скоро он пропадет, стирая все то, что я пыталась сделать. Как скоро провалится этот раунд игры? Боюсь, что очень скоро.

Хочется сжать пальцы рук так, что побелеют костяшки суставов. Я киваю, глядя прямо в лицо Гаспару. Очевидно, он понимает, что мне некомфортно, и отодвигается назад, на прежнее расстояние.

– Кто ушел из твоей жизни и изменил этим её?

Когда я согласилась на его условие, я ожидала совершенно иного, вопросов, касающихся чего-то более поверхностного и грязного. Поэтому я мысленно спотыкаюсь. Ищу подвох и не нахожу пока.

– Родные.

– Расскажи мне, – Гаспар облокотился на плетеную спинку стула и наблюдает за мной. Его слова выводят меня из равновесия, хотя бы потому, что мне никто никогда не предлагал рассказать, произнести вслух то, что я никак не могла забыть долгое время.

– Перед тем, как все это произошло, мы сильно повздорили. Они уехали. Стоял поздний вечер, зима, и на дороге был гололед. Они умерли не сразу, какое-то время еще пробыли в реанимации. Потом всё.

Это неправильно. Неправильно рассказывать такое человеку, преспокойно убивающему людей и играющему с полицией в кошки-мышки. Неправильно и то, что после того, как я произношу всё это, мне внезапно становится легче. Невероятно легче, чем было все эти годы. И я испытываю еще большую злобу, понимая, что Гаспар – единственный, кто заставил меня выпустить своих демонов наружу, а теперь еще и освободил от давящего груза. Я ненавижу его потому, что понимаю – каждый шаг его имеет определенный расчет, ничего просто так он делать не будет. И это еще более отвратительно – получить помощь из тех рук, которым в другое время не дала бы приблизиться к себе.

Я уверена, Гаспар мог заметить какие-то отблески моих эмоций, но не подал виду. Вместо этого он поднялся со стула и произнес:

– Насколько я понимаю, ты еще не ела. Поужинай со мной.

Этот вечер не похож на те, что были раньше. Несмотря на то, что я хочу есть, кусок в горло не идет. И я чуть ли не давлюсь превосходной рыбой с ломтиком лимона и зелеными оливками. Но ем, ради своих целей и ради того, чтобы хозяин, сидящий напротив меня, не заподозрил моего нежелания воздать должное ужину. Повисшее молчание так же не помогает ситуации. Когда Гаспар отходит, чтобы поставить тарелки возле небольшой мойки, встроенной в цельный комплекс его кухни, я долго смотрю ему в спину. Он весь вечер демонстрирует мне возможность выбора – напасть или играть в согласие. И я до сих пор борюсь с желанием выбрать такой очевидный, но совершенно проигрышный вариант. Именно поэтому я отрезаю себе путь к ошибке, когда произношу, сначала не очень громко, а затем более отчетливо:

– Я думаю, что не права.

Гаспар останавливается на мгновение, отчего его фигура кажется замершей в ожидании. Затем он продолжает свои действия. А я договариваю:

– Мы можем быть друзьями.

Глава 15

После того, как агент Бьёрн едва успевает в очередной раз уклониться от моего кулака, пролетающего перед ним, он довольно хмыкает.

Каждый раз, как мы встречаемся в необжитой полупустой квартире, он заставляет меня снова и снова демонстрировать ему те приемы боя, которым он избирательно меня учит. Я уже догадалась, что они, в большинстве, направлены на отражение нападения. Не на атаку. И это меня раздражает. Нет, безусловно, я однозначно проиграю любому, кто повыше и посильнее меня, но это всё лишний раз напоминает о том, что меня рассматривают как червяка, который скачет перед щукой и может только извернуться и двинуть ее в глаз, когда она попытается его съесть. Тагамуто видит во мне только пешку, она легко спишет меня со счетов, если всё провалится, и я стану мертвой или бесполезной для неё. Я для неё – вещь. Думаю, что и все остальные тоже, и этот холодный расчет заставляет инстинктивно держаться настороже, когда оказываешься частью её плана. Поэтому я с большим удовольствием стараюсь доставить Бьёрну как можно больше моментов драки, где я могу выиграть за счет его массивности.

– Как продвигается ваше расследование? – Я наблюдаю за тем, как он выдыхает и надевает снятый перед побоищем пиджак.

– Никак. Пока никак, – в отличие от Тагамуто, Бьёрн более откровенен. И я пользуюсь этим, когда понимаю, что меня держат в стойле слишком долго. Я сама не откровенна с ними и не собираюсь рассказывать того, что считаю важным.

– Вы продолжаете поддерживать отношения с нашим объектом?

В последнее время такая фраза заставляет меня приходить в необъяснимое раздражение. Слово «отношения» звучит оскорбительно для того, что происходит. Ложь, паутина лжи, игра в прятки в густом тумане. Общение. Видимость общения. Но уж всяко – не отношения. Я уже собираюсь резко ответить, но вовремя спохватываюсь и как можно более спокойно отвечаю:

– Да. Я думаю, что он начинает доверять мне.

– Анна не верит в то, что он – убийца, – напоминает мне Бьёрн.

– Однажды поверит, – я слишком устала доказывать правду. Всё, что мне остается, это ждать. Играть в игру Гаспара и ждать. Рыба ловится долго, но если рыбак умеет ждать и сливаться с берегом, то она сама с удовольствием заглотит наживку.

В этот раз Бьёрн не позволяет мне в одиночку добраться до дома. Он провожает меня до кодовой двери, затем шагает рядом всё время, словно огромный молчаливый зверь. Видя то, как я начинаю озираться, стараюсь держаться от него как можно дальше, чтобы не выдавать себя на тот случай, если Гаспар следит за мной, Бьёрн снисходительно замечает:

– Не стоит так волноваться, он улетел сегодня утром.

Я недоверчиво смотрю на агента, недоверчиво потому, что я ничего не знаю об отъезде Гаспара. А Бьёрн знает.

– Мы получили данные о его регистрации на рейс.

Место, куда улетел Гаспар, агент не называет, видимо не сочтя это нужным. Я почти раздосадована, и противный голосок внутри уточняет, что меня злит тот факт, что Гаспар ничего мне не сказал.

В этот раз Бьёрн сопровождает меня до порога дома. Очевидно, что отсутствие Гаспара в городе позволяет ему открыто перемещаться в компании со мной. Он слишком профессионально оглядывает периметр, и я уверена, что ни одна деталь не ускользает от взгляда агента. Возможно, что все происходит как раз так, как надо. Открыв дверь, я предлагаю ему заглянуть в дом и выпить чего-нибудь. На улице уже достаточно холодно, и горячее – отличный предлог, против которого весьма сложно устоять. Бьёрн не исключение, и его согласие весьма предсказуемо.

* * *

На мгновение я понимаю, что мой дом требует капитальной уборки. Хлам на столе в гостиной, стопки книг и бумага. Не то, чтобы слишком грязно, но все таки работа отняла слишком много времени, безмолвно захватив всё моё пространство.

* * *

Пока варится кофе, я объясняю Бьёрну где находится ванная комната.

Тик-так. Тик-так.

Он аккуратным движением вешает свой пиджак на стул, расправляет складки. И неторопливо поднимается по лестнице.

Как только Бьёрн скрывается, и слышно, как с легким скрипом открывается дверь ванной, я срываюсь с места. У меня есть две минуты для того, что я планировала всю последнюю неделю. Правый карман пиджака. Телефон. Слава богу, на нем нет блокировки экрана. Подключение телефона к ноутбуку через шнур занимает больше, чем я планировала, и я начинаю испытывать легкую панику. Рабочий стол, папка с названием «Разное». Когда я репетировала происходящее, больше всего времени у меня уходило именно на то, что было в папке. Я отстаю от графика. На мониторе появляется полоса загрузки, и я ощущаю, как сердце начинает колотиться где-то в висках и почти под челюстью, угрожая выпрыгнуть наружу. Только сорок процентов установлено, а моё время уже истекает. Кажется, я где-то просчиталась. Семьдесят процентов. Я почти слышу скрип открываемой Бьёрном двери, и меня прошибает холодный пот. Девяносто девять процентов. Бьёрн закрывает за собой дверь. Отсоединение телефона и почти прыжок через всю комнату – полторы секунды.

Агент Гис выходит на кухню, и на столе стоит чашка ароматного кофе.

– Молоко? Сахар? – Я поворачиваю к нему голову, покачивая в руке бутылку и удерживая дверцу открытого холодильника.

– Спасибо, но я обойдусь только кофе.

Оказывается, Бьёрн умеет улыбаться, и это заставляет меня невинно ухмыльнуться ему в ответ. Когда он уходит, я запираю дверь и возвращаюсь к ноутбуку. Если его телефон имеет синхронизацию с домашним ноутбуком, то программа проникнет и туда, а дальше кейлоггер автоматически сообщит обо всем, что будет делать Бьёрн. Если мне повезет, то я смогу узнать гораздо больше.

Если повезет.

Почти четыре часа напряженного ожидания, во время которого я срастаюсь с ноутбуком как сиамские близнецы. Кажется, что в глазах начинает рябить, и медленно подступает головная боль, но я не покидаю своего поста. За окном давно стемнело, и я передвигаюсь по дому, закрывая шторы и держа в одной руке ноутбук. Очевидно, что судьбе очень нравится моё движение вниз по наклонной дорожке, нарушающей все законы и пункты конституции. Потому, что через какое-то время малютка-программа начинает демонстрировать то, что делает Бьёрн. И я не верю своим глазам, не верю в такое огромное удачное совпадение. Агент Гис заходит в систему. Все, что мне надо – повторять его действия. Очевидно, что используемый им пароль – не токен, одноразовый ключ, но я не рискну воспользоваться им снова даже при том, что теперь на моем стареньком ноутбуке стоит программа, прячущая меня от чужих глаз. Глаза тех, кто контролирует эту систему, легко увидят меня за пару секунд, обойдя все доступные человеку, вроде меня, защиты. Поэтому я просто иду за агентом, держась в его виртуальной тени.

У меня нет времени на удивление и недоумение. Нет возможности обдумывать всё прямо сейчас. Есть только шанс делать скриншоты и скачать то, что в достижимых пределах. Я отдаю себе отчет, что это уже второе преступление, которое я совершила за последние шесть часов. Когда я открою файлы, являющиеся, по сути, личными документами, если не документами, имеющими значение для следствия, то это будет третьим нарушением закона. И, кажется, что они будут далеко не последними. Я до сих пор делаю свои грязные дела, имея на чаше весов лишь желание выжить назло всем и узнать правду о происходящем.

Я отключаю ноутбук, надеясь, что все прошло без проблем. Для подстраховки всё, что я получила, скопировано на флэшку, а оригиналы удалены с компьютера. Настало время мне идти за большой чашкой кофе и чем-то съедобным, чтобы затем, с новыми силами вернуться к тому, что ожидает меня в виде нескольких фотографий.

Гаспар Хорст смотрит на меня с фотографий, сделанных наблюдением, и кажется, что он прекрасно знает о своей «свите». Он словно целенаправленно поворачивается к камере, предоставляя ей возможность запечатлеть его лицо. На первой фотографии его закрывают темные очки, на второй – Хорст снимает их одной рукой и смотрит куда-то рядом с фотографом. И его необычные, серым с карим глаза посмеиваются, пряча где-то на своем дне за этой смешинкой холодную оценку ситуации.

Ничего. Только фотографии. Вернувшись обратно к столу с новой чашкой кофе, от которого у меня скоро будет передозировка, я сажусь и продолжаю смотреть в экран, с которого взирает на мир Гаспар.

Пока я продолжаю бессмысленно смотреть в монитор, в каком-то углу звонит мой телефон, похороненный заживо под горой газет. Помяни черта, он и явится. На экране высвечивается имя Гаспара, и я медлю, решая – отвечать на звонок или нет. Затем нажимаю на зеленую клавишу.

– Как твои дела? – Интересуется он так, словно ему действительно важно это знать.

«Отлично. Я знаю, что ты жестокий и опасный убийца, которого никак не могут поймать. И я знаю, что пляшу наживкой между тобой и не менее жестокой Анной Тагамуто с ее другом из бюро безопасности».

– Все нормально, – я смотрю на морщины, разбегающиеся веером от глаз мужчины на фотографии.

– Прости, что не позвонил раньше, я был вынужден уехать по делам, – вероятнее всего, он сейчас сидит в мягком кресле, расстегнув ворот рубашки и наслаждаясь вечером. Неважно, что он делал перед этим – убивал или вел непринужденную беседу и строил новые ходы в своих хитроумных планах.

– Не стоит так волноваться о том, что я не в курсе твоих перемещений, – я действительно не могу понять – почему он так ведет себя, словно ему нравится изображать заботу обо мне.

– Позволь мне заметить, что это звучит не слишком вежливо, – голос его смеется, он смеется надо мной, как взрослые смеются над детскими причудами, – завтра обещают сильный дождь, так что не выходи на улицу без нужды. В такую погоду слишком легко заболеть.

Эта банальная фраза звучит так, что спустя секунду я напрягаюсь, понимая, что где-то глубоко под словами о дожде спрятан другой смысл. Возможно, это предупреждение о том, что он знает о моих встречах с Тагамуто и Бьёрном.

– Когда ты вернешься? – Последнее, что мне нужно, так это лишиться своей головы из-за нелепого прокола.

– Как только улажу все дела. Не беспокойся, Ван, всё будет хорошо.

Всё будет хорошо, Гаспар. Но я сама в это не верю.

* * *

Бессонница и редкие провалы в кошмарные сны не способствовали тому, чтобы на утро я была способна соображать. Вопреки предсказанию Гаспара, которого я старалась вспоминать как можно меньше, на улице не было дождя. И это лишь способствовало тому, что я испытывала самые неприятные эмоции.

В полдень мне пришлось уехать, чтобы решить некоторые проблемы, связанные с тем, что по моим подсчетам на проект требовалось гораздо большие затраты, чем было заявлено. Работать же с тем минимумом, который предложили, было неудобно как мне, так и будущим хозяевам проекта. А моё начальство упорно не хотело обратить внимание на такую мелочь, как недочеты в составленном плане. Затем вернулась домой, оглядываясь по сторонам. Мне казалось, что за мной следят внимательные и цепкие глаза, и я готова была шарахаться от каждого куста.

Не знаю, чего хотелось больше – того, чтобы Гаспар был тут, и можно было знать наверняка, что это именно он ходит за спиной, как неумолимая Смерть. Или же хотелось сбежать куда глаза глядят, как можно дальше, чтобы больше не сталкиваться с всеми монстрами из чересчур глубокого омута. Я наверно предпочла бы убежать. На какой-то момент мне не хотелось больше разбираться в том, во что я ввязалась, даже то, что Гаспар пытался меня убить, уже не казалось стоящим того, чтобы жертвовать всем ради истины.

Почти возле дома меня окликнули по имени, заставив вернуться к реальности из мрачных размышлений. Старый Саул выпускал редкие кольца дыма и покашливал, его легкие уже давно были пропитаны табаком, и теперь старика мучал хронический бронхит. Впервые за весь день я улыбнулась, помахав ему.

– Как дела, девочка? – Только Саул называл меня так, и это было приятно. Словно я возвращалась в далекое прошлое, где еще не было ни монстров, ни мрачных будней жизни.

– Неплохо, – я направилась к старику.

– Заглянешь ко мне? У меня есть коньяк.

Когда вокруг одно сплошное дерьмо, низкое качество алкоголя перестает играть какую-то роль. Но об этом я не сказала вслух. Я не интересовалась никогда – как живет Саул, а он в свою очередь никогда не интересовался тем, что происходит в моей жизни. Поэтому я была достаточно сильно удивлена, когда он налил мне стакан и неожиданно произнес:

– У тебя дома есть оружие?

Я чуть не поперхнулась и удивленно воззрилась на Саула.

– Зачем оно мне?

– В наше время никогда не знаешь – когда понадобится постоять за себя, – как-то уклончиво ответил Саул, – тебе бы не мешало чем-то защищаться.

Я подумала, что при тех событиях, которые разворачивались вокруг последние несколько месяцев, мне не поможет то, что стреляет и режет. Только то, что лежит в моей черепной коробке и может мыслить, находя выход из положения.

– Не беспокойся, дядя Саул, – я пожала плечами, – что такого может случиться, что не изменит хороший удар в пах или в глаз?

Саул хохотнул. Звук, который он издал, походил скорее на сипловатый короткий лай.

– Было бы так всегда, девочка, было бы так всегда, – Саул покачал головой.

* * *

Вероятно, что я становилась параноиком, так как весь вечер мне не давало покоя размышление над словами Саула и Гаспара, когда я вернулась домой. Я называла Гаспара тем именем, каким знала, но заставляла себя привыкать к тому, что этот человек на самом деле является другим. Однажды я и это знание станем одним целым, но сейчас мне было сложно соединить всё воедино.

Возможно, хоть этой ночью мне удастся поспать нормально и долго. Я обложилась подушками, такими мягкими и уютными, что казалось, будто я очутилась в большом гнезде. Подтянула одеяло, подтыкая его по краям, как в детстве, когда веришь, что подворачиваешь его, чтобы под него не забрались чудовища. Кажется, это сработало, и я заснула. Крепко, глубоко и без сновидений.

Первым проснулось обоняние. Оно ощутило отвратительный, тяжелый запах дыма, вползающего как рептилия в комнату. Затем завопил дыхательный центр мозга, когда в легких оказалась оседающая на стенках бронхов и будто бы закупоривающая их вязкая гарь из втянутого носом дыма. После этого все тело полностью проснулось, подчиняясь воплям всех нервных окончаний об опасности. Я вскочила с кровати так резко, что, и без того, задурманенная голова закружилась, и на меня почти бросился пол. В комнате стоял такой плотный дым, что, когда я включила маленький ночник, его серую массу можно было почти потрогать наощупь. Кашляя и закрывая рот и нос, я выглянула вниз. Где-то потрескивало пламя, не так интенсивно, чтобы подумать о бушующем костре, но достаточно для того, чтобы источать тонны дыма и угара.