Текст книги "Гравитация"

Автор книги: Юлия Ганская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Новый Орлеан.

Здесь везде на путника смотрят сотни глаз, и, порой, пустота не является собой. Вот почему уезжая отсюда люди уносят с собой легенды и шепот. И, кто знает, что было правдой в окутанном бурбоном и наркотиками воспоминании, а что всего лишь привиделось.

От международного аэропорта до города не так уж далеко. Поэтому я оказываюсь у пункта своего назначения через час после того, как мой самолет приземлился. Я рассчитываю, что смогу закончить все и попасть на вечерний рейс обратно. Сейчас я стою у невысокого дома, построенного очень давно и отремонтированного несколько лет назад в рамках восстановления города после катастрофы. Постучать изящным молоточком по импровизированной наковальне я не успеваю, хозяин дома открывает дверь. Он высок, широк в талии, и, могу поклясться, выглядит так, словно его высекли из обсидиана. На черной коже свет теряется и исчезает без следа. Вместе с этим великан выглядит так же добродушно, как и угрожающе одновременно.

– Я Ивана, – нарушаю я первая тишину. Черный великан улыбается и отходит в сторону, показывая мне жестом, что я могу войти.

Здесь тихо. Большие напольные часы, видевшие не одно поколение хозяев дома, медленно отсчитывают секунды. В доме время явно остановилось, смешав колониальную роскошь и современную технику. Молчаливый обитатель дома идет вперед по коридору, который снизу и до плеч мне украшен деревянными панелями. Открыв дверь, мужчина снова улыбается мне и машет рукой, указывая внутрь.

– Надеюсь, что Вы простите мне наш беспорядок и гробовую тишину, – раздается старческий голос. В инвалидной коляске возле окна сидит пожилой мужчина. Его волосы абсолютно белые, а когда-то голубые глаза выцвели до ледяной прозрачности.

– Артур не говорит с рождения, – коляска отъезжает от окна. Старик протягивает мне руку, и я осторожно пожимаю длинные, тонкие пальцы, похожие на хрупкий фарфор. Темная одежда подсказывает, что передо мной священник. – Выпейте с дороги чаю, – он кивает Артуру, и тот бесшумно, при всей своей массивности, исчезает в дверях.

– Спасибо, отец, – мне немного неудобно, я никогда не общалась со священниками так близко. Они казались мне всегда слишком серьезными людьми, чтобы обсуждать с ними обычные земные заботы. Глаза цвета льда на солнце вопреки моим предубеждениям выглядят понимающими.

– Вы сказали, что нам необходимо поговорить, – я осторожно приближаюсь к цели своего визита.

– Да, именно так, – кивая белоснежной головой, соглашается старый священник, – только сначала я хочу показать Вам одну вещь. Возможно, она поможет мне сделать наш разговор более понятным при всей его странности.

Кресло подъезжает к книжному шкафу, сделанному из красного дерева. Священник оглядывает полки, затем достает картонную папку. Подъехав к небольшому овальному столу, он аккуратно развязывает завязки своими почти прозрачными пальцами и достает небольшой альбом для рисования.

Открываю слегка испорченные временем страницы. Плотная бумага, подходящая для набросков и зарисовок пряталась под темной обложкой. Листки скрепляла свернутая в кольца пружина серого цвета. У каждой вещи остается лицо её хозяина, и этот альбом – не исключение. Пустые страницы, одна, другая, третья. Словно их не захотели оживлять изображениями. И лишь на четвертой темным карандашом набросаны черты лица, аккуратно наложенные тени, складки на воротнике рубашки – всё это выглядело как превосходная копия фотографии. Я превосходно знала эту фотографию потому, что она очень нравилась моей матери и стояла у нее в комнате. Именно мать настояла на том, чтобы я улыбалась, глядя в объектив камеры, когда закончила старшую школу. Мне же хотелось как можно скорее убраться подальше от шумной толпы выпускников и их родителей.

На этом рисунке я выглядела совсем иначе, чем на фото. Каждую линию художник наносил карандашом так, будто модель стояла прямо перед ним. И он видел её иначе, разбавляя реальность внешности своим домыслом.

Я пролистала все страницы до самой последней. Затем закрыла альбом и осторожно положила на стол. На обратной стороне обложки альбома стояла дата изготовления – год, в который я закончила школу и сфотографировалась для матери.

Старый священник всё так же смотрел на меня, и я не могла разобрать выражения его светлых глаз.

– Я полагаю, что это и было причиной нашей встречи, – мне казалось, что тишина в доме стала более густой.

– Отчасти, – священник благодарно улыбнулся Артуру, который поставил на стол поднос с чашками.

– Вы хотите сказать, что всё это имеет отношение к тому, что произошло, – я смотрела на то, как бледные пальцы осторожно удерживают тонкий фарфор.

Сделав глоток, старик поставил чашку на поднос. Он явно не торопился объяснять свои мысли.

– Вы знаете его гораздо дольше, чем я, насколько мне понятно. Показав его рисунки, Вы хотите заставить меня бояться или жалеть его? И первое, и второе невозможно.

– Я могу догадываться о многих вещах, даже не смотря на то, что меня в них он никогда не посвящал, – священник показался мне внезапно не таким уж старым, слишком ярко вспыхнули огоньки в его глазах, – но мне хватило времени, чтобы понять – его нельзя переделать или загнать в рамки.

– Вряд ли кто-то решился бы на такое, – я покачала головой, – сомневаюсь, что он позволял кому-либо приблизиться к себе так близко.

– Но Вам он это позволил, – от этого замечания, сделанного мягким голосом, мне стало некомфортно, – настолько, что Вы даже смогли влиять на него.

Я осторожно дотронулась до альбома, лежащего передо мной.

– Это не так.

– Есть люди, живущие так, что мир работает только для них и их желаний. Но они глубоко одиноки, настолько, что нуждаются в ком-то, кто станет их другом. И если они его находят, то не уже не готовы им делиться ни с кем. В какой-то мере это можно сказать и про него, если бы я мог описать всю его историю понятным для Вас языком. Обычно он вычеркивает людей так же легко, как если бы они были песком на подошве его обуви. И до сих пор я думал, что никто не был настолько близок к нему.

– Выходит так, что в убийствах есть доля моей вины?

Священник покачал головой, словно я отказывалась понять очевидное.

– Каждый раз он делает это не ради ощущения власти, не для подавления комплексов. Вы сделали его жестокость не скрытой чертой характера, а собранной и мощной силой.

Я не испытывала страха от всего услышанного, несмотря на то, что оно полностью соответствовало моим догадкам. Мне хотелось понять сущность Гаспара, заглянуть туда, куда раньше не получалось. И сейчас, когда передо мной находился человек, знающий его лучше меня, и я могла попытаться понять хоть что-то.

– Никто не может обвинять кого-то, – священник улыбнулся мне, – есть то, что происходит независимо от нашей воли.

– Но Вы знали о том, что с ним творится, – я не могла понять – как этот человек мог спокойно рассуждать о том, что происходило с его подопечным. Он наблюдал и ничего не предпринимал для того, чтобы его изменить. Остановить.

Священник бросил взгляд в коридор, туда, где занимался своими делами немой Артур.

– Я сделал то, что мог и что должен был сделать, – возразил старик.

Священник подъехал к другому шкафу, на полках которого стояли фотографии в разнообразных рамках, и протянул мне одну из них.

Мужчина в черном костюме, здоровая версия старого священника, стоял вместе с двумя другими перед объективом. Не составляло большого труда понять – кто из них наш общий знакомый. Я моргнула, прогоняя внезапно возникшее ощущение того, что мне не хватает этого взгляда Гаспар, способного понимать и видеть всё насквозь.

Несмотря на мягкое выражение лица, священник выглядел так, будто знал мои мысли.

– Вы понимаете, что однажды его поймают, – я перевела взгляд с фотографии на альбом, хранивший на каждой странице разнообразные изображения того, что окружало Гаспара.

– И если так получится, то Вы будете этому очень рады потому, что хотите увидеть его на электрическом стуле, – старик кивнул.

– Возможно.

Великан Артур снова появился в комнате, чтобы забрать поднос. Когда его фигура исчезла в темном коридоре, священник закашлялся судорожным и глубоким кашлем. Приступ прошел так же внезапно, как и начался, спустя пару минут. Но я успела заметить, что на розовом платке, который старик приложил к губам, остались темные пятна.

– Вы умираете, – спокойно заметила я, встретившись с ним взглядом.

– Да, – согласился священник, – поэтому я и позвонил. Хотел побеседовать с Вами, чтобы понять – кто Вы на самом деле.

– Надеюсь, что встреча оправдала ожидания.

Священник улыбнулся снова, но улыбка не дошла до голубых глаз.

– Вы пытаетесь понять его, но всё равно не можете, Вас пугает мысль о том, что он легко убил кого-то, сочтя это нужным в своих и Ваших интересах. Вы хотите избавиться от него, по-вашему, но боитесь, что он врос корнями слишком глубоко. Я бы хотел, чтобы Вы взглянули на всё с другой стороны. Правда иногда находится гораздо глубже, чем мы думаем.

– Мне это не нужно.

Священник больше не улыбался. Он смотрел на меня, и его взгляд становился всё более острым и пронзительным. И на дне его отчетливо плескалась осуждение.

Я взяла альбом со стола, не желая оставлять эту вещь здесь.

– Прощайте, отец.

Глава 24

Я выехала на двадцать восьмое шоссе в девять утра. Солнце нагрело металлический корпус машины так, что весь салон исходил жаром, как большая духовка. Конец августа был теплым, и сложно было понять – от жары или от приближающейся осени начинает тускнеть зелень вокруг. Время от времени я сверялась с навигатором, который убеждал меня в том, что я еду в нужном направлении. Судя по его данным, мне оставалось колесить по шоссе еще минут сорок.

Спустя полтора часа я всё еще продолжала трястись по дороге, уходящей в сторону от шоссе. Асфальт тут явно был положен во времена динозавров, и к концу пути от покрышек останутся только клочья. Жаркий воздух отдавал гарью – в соседнем графстве горели леса. Туманные клочья дыма были видны в просветах между деревьями, когда я была на шоссе. Ненасытный бог смерти упивался огнем в диких местах.

Впереди наконец замаячили светлые пятна домов. Навигатор пискнул и сообщил, что машина уже на месте. Он явно врал, или же врали данные спутника – до точки назначения оставалось еще несколько добрых сотен метров.

Небольшие домики с невысокой оградой, разделяющей их территории, выглядели очень мило. Со всех сторон поселок окружал лес, и он подступал к домам небольшими кустарниками и молодыми деревцами. Лет через десять, если люди не будут бороться за свои владения, деревья вытеснят их и будут спокойно расти там, где сейчас зеленела трава и росли какие-то поздние цветы на маленьких клумбах.

Старый трейлер стоял особняком почти на самой границе поселка и леса. Возле него было пусто, росла похожая на сорняки трава. Я припарковалась на обочине, вылезла из машины и направилась к трейлеру. Когда-то светлая дверь была теперь покрыта грязными серыми и желтыми разводами. Ручка висела вбок, держась на двух шурупах из положенных четырех. Я постучала, не думая о количестве дверной грязи, которая останется на руке. Никакого ответа не последовало, и я постучала снова. Дверь вздохнула и подалась назад.

Внутри был такой же печальный вид, как снаружи. Грязные, рваные занавески на одном окне. Мусор, окурки, обрывки бумаг, газет на полу. В небольшой раковине лежала груда разнообразной посуды – начиная с тарелок и небольших кастрюль и заканчивая одноразовыми стаканчиками, вилками. И повсюду, где только можно было, стояли и лежали бутылки. Пустые, покрытые паутиной, недавно опорожненные и совсем старые. Хозяин трейлера лежал на низкой постели, которая не видела свежего белья очень давно. Даже на ней находились бутылки, словно трейлер принадлежал только им одним. Мужчина выглядел неопрятной кучей одежды, сваленной на покрывало. Да и запах, стоящий в помещении, явно мог потравить всё живое, решившее заглянуть сюда.

Прислонившись к небольшому столику напротив постели, я оглядела спящего. Потом осторожно пнула ботинком одну из бутылок, заставляя её с дребезжанием покатиться в сторону и рассчитывая разбудить мужчину этим звуком. Нулевой эффект.

Ругаясь и кашляя, он подскочил лишь тогда, когда я вылила ему на голову воду из пластиковой бутылки, взятую из машины. То, что находилось в трейлере, я не рисковала трогать. Мужчина отплевывался и стряхивал воду с лица, а я ждала, когда он, наконец, придет в себя, и крутила в руках пустую бутылку. Наконец, он поднял на меня голову, щурясь, словно у него болела голова.

– Привет, Бьёрн, – я помахала ему бутылкой и лучезарно улыбнулась.

Он явно был мне не рад. Но я подозревала, что скорее всего сперва его одолевает дикое похмелье, а уж затем – абсолютное нежелание встречаться со мной взглядом. Я дотянулась до пакета, стоящего на полу возле моих ног, выудила банку пива и бросила её мужчине. Сколько бы он не пил, с координацией у него не было проблем, и банку Бьёрн поймал моментально.

Пил он жадно, неряшливо, и я поняла, что в этом трейлере он гниет морально и социально уже давно. Из города он уехал почти сразу, как выписался из больницы. Так мне заявил очень общительный полицейский из управления, которому я сказала о своём желании поговорить с Бьёрном.

Мы оба, я и Бьёрн, сбежали подальше от происшедшего, и я отдавала себе отчет в том, что он может выкинуть меня в любой момент из своего трейлера, если я скажу что-то не то.

– Спасибо, – хрипло произнес он, опустошив банку. Затем в его глазах блеснуло раздражение, – зачем ты приехала?

– Это чересчур грубо, агент Бьёрн, – заметила я, – после того, как я тащилась в это забытое всеми место три часа.

– Я больше не агент, – судя по тому, как звучал его тон, это его задевало. Бередило что-то внутри.

– Агенты бывшими не бывают, – дурашливо заявила я. Бьёрн явно протрезвел достаточно, чтобы разозлиться, но начать говорить я ему не дала.

– Ты задолжал мне. Не скажу, что это приятно, но, все-таки я думаю, что пора отдавать долг.

Он коснулся давно не бритого подбородка, на котором росла уже небольшая борода, и покачал головой.

– Ты ведь знал, что творит Тагамуто. А если не знал, то догадывался, но закрывал глаза.

– Я пытался остановить её, – слабо сопротивляясь, возразил Бьёрн.

– В тот момент, когда было уже слишком поздно, – согласилась с ним я, – ты фактически подставил меня, зная, что Анна невменяема.

– Она проходила все психологические проверки с успехом.

– А я умею вскрывать замки и еще делаю парочку вещей, которые неприличны для законопослушного гражданина, – видя удивление на лице Бьерна, я развела руками, – Господь Бог только знает, кто из нас на самом деле маньяк, преступник, а кто – невинный одуванчик. А вот ты – кто ты?

– Что ты хочешь? – Он начал испытывать дискомфорт. Кажется, половина дела сделана.

– Я хочу, чтобы ты помог мне, – заявила я.

Присутствие Бьёрна делало машину меньше, а салон – теснее, но я не обращала на это внимания. Сообщив мужчине, что сперва мы приведем его в порядок, я направила автомобиль по шоссе к ближайшему мотелю. Душ, еда и нормальная кровать – вот три лекарства в рецепте от доктора Иваны.

Создающий впечатление огромного и опасного мужика, который может одним ударом сломать челюсть, Бьерн был сейчас молчалив и угрюм. Если первое было его чертой, то второе явно относилось к моему появлению. Но если я смогла перешагнуть через всё, то и он сможет. Нам было ради чего объединить усилия.

Горячая вода и бритва явно послужили с пользой. Вытираясь полотенцем, мужчина был доволен, как не пытался это скрыть. С него словно сбросили лет десять, и миру явился вновь прежний Бьёрн Гис. Я сидела на ручке старого кресла, щелкая каналы такого же старого телевизора, когда бывший агент вышел из ванной комнаты.

– Пицца, кофе, картошка, – я махнула рукой на стол, где стояли коробки с едой, и продолжила искать какую-нибудь интересную программу. Солнце, падающее прямо на меня в окно, нагревало джинсы, и ноги начинали плавиться от жары.

– Так что же ты хочешь? – Бьерн держал пластиковый стаканчик с кофе и выглядел совершенно по-человечески. Я отложила пульт в сторону и повернулась к нему:

– Хочу поймать Гаспара Хорста. Если не получится, то – остановить.

Бьерн медленно поставил стакан на стол.

– Нет.

– Что «нет»? – Я не могла не заметить, как его лицо напряглось.

– Я не буду в этом участвовать, – судя по тому, как заходили желваки на его скулах, он не шутил.

– Проблема в том, что отказаться ты не можешь. Обелить твоё имя, доказать его вину, восстановить справедливость, отправить его за решетку, – я продемонстрировала ему загнутые пальцы. С Бьерном явно творилось неладное, его лицо пошло красными пятнами.

– Остановить – значит…

– Остановить, – закончила я за него фразу. Бьерн нервно потер лицо.

– Ивана, ты зря решила, что я помогу тебе.

– Я знала, что ты так скажешь. На этот случай я подумала, что сообщу о твоем соучастии в делишках Тагамуто, – пожала я плечами, – не думай, что я глупа. Ты можешь придушить меня и избавиться от проблем. Но ты – полицейский до глубины души, и твоё тайное желание – найти Гаспара. Так что, думаю, что ты согласишься.

– Даже не представлял, что ты настолько хитра, – эти слова можно было расценивать как фактическое согласие. Я улыбнулась ему:

– Быстро учусь.

* * *

Умение исчезать необходимо лишь тогда, когда на кону стоит слишком много. Мы не прячемся. Небольшая квартира, снятая на последнем этаже дома, где большинство жильцов – такие же иностранцы, как и мы, это наше логово. Неприметное, обычное и безопасное настолько, насколько может таковым быть.

По утрам я слышу, как Бьёрн качается и заставляет мышцы вернуться в прежнюю форму. Тяжелое ритмичное дыхание сопутствует каждому движению. Я закрываю глаза, переворачиваюсь на другой бок и сплю еще полчаса. Бьёрн – наша силовая и стратегическая часть. Я – помощник на подхвате. Мы тратим много времени на изучение карты города, всплывающих в Сети сведений и отслеживаем новости. Забираем у разных неприметных людей – школьников, студентов, бодрых стариков сделанные фотографии. Всё это – работа Бьёрна на темной стороне нашей задачи. Я прихожу в банк, снимаю наличные, решаю вопросы, связанные со всем самым, что ни на есть, обыденным. Кроме того, я догадываюсь, что Бьёрн задействует и свои ресурсы, ведь у него предостаточно всевозможных знакомств и связей.

К концу месяца мы получаем достаточно сведений, чтобы быть готовыми к следующим шагам. Бьёрн ворчит, что для его работы это омерзительно долгие сроки, ему удавалось находить всё, что требуется за неделю. Я напоминаю ему о том, что обычно полиция чаще проваливает дела, чем раскрывает, торопясь закончить расследования в короткие сроки. Он возмущенно фыркает, но соглашается.

Когда я остаюсь одна, то могу уделить время своим тренировкам. Бьёрн настоял на том, что я должна знать приемы, способные поразить цель на близких дистанциях. Больше всего мне нравятся ножи. Сбалансированные и острые, они сами ложатся в руку. И я раскраиваю раз за разом мягкое чучело, заставляя лезвие попадать в цель. Вначале ножи просто брякались на пол, а теперь я с удовлетворением наблюдаю, как они подрагивают в фантоме.

Остановить – значит убить.

Осень начинается так незаметно, что границу между ней и туманным, нежарким летом сложно заметить. Бьёрн всё чаще выходит на охоту, а по возвращении подолгу стоит возле стены, на которой развешана карта, прикреплены разнообразные фотографии и газетные вырезки.

Мы сидим в тишине, а за окном идет дождь. Я не отвлекаю Бьёрна от его мыслей, просто сижу по-турецки напротив и просматриваю новостные сводки.

– Он больше не убивает и не появляется на виду, – произносит неожиданно Бьёрн. Эта фраза требует продолжения, и я молчу, прокручивая вниз страницы.

– Я долго пытался понять, что связывает вас двоих. Мне казалось, что простого объяснения всему происходящему тут недостаточно.

– Иногда самые запутанные вещи на самом деле очень просто объясняются, – я знала, что однажды нам придется это обсудить. Бьёрн смотрит на меня, и его тяжелый взгляд выдает происходящую в нём борьбу мыслей и предположений. Я заметила её уже давно, еще тогда, когда нашла его в старом трейлере. Бьёрн болен своими тайными демонами, и они не останавливаются ни на секунду, разрушая его. Он знает, кем была Анна Тагамуто, но никогда не признает этого. Она мертва, а Гаспар Хорст – нет. И Бьёрн не остановится, подстегнутый моими словами о справедливости, чтобы найти более подходящую цель для своего внутреннего хаоса, который требует от него действий.

Проснувшись далеко за полночь, я слышу, как в другой комнате Бьёрн отжимается от пола. Старый пол под линолеумом неопределенного цвета скрипит, и я сбиваюсь со счета, попытавшись понять – сколько раз Бьёрн уже проделал это упражнение.

А за стеной продолжают напрягаться мышцы и выпирать рыбацкой сетью вены на руках Бьёрна, всё ещё надеющегося обрести покой. Наши демоны молчаливы и сдержаны. Но когда они открывают свои пасти, они так пронзительно кричат.