Текст книги "Спаси меня от себя (СИ)"

Автор книги: Юлианна Орлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 39

АНДРЕЙ

Во рту пересохло, не могу глотнуть ни капли слюны. Адская жажда расположилась в гортани. Приоткрываю глаза и вгрызаюсь сознанием в острый яркий свет. Он режет глазные яблоки по диагонали. Блядь, что за черт! Зажмуриваюсь и ощущаю боль во всем теле. Каждая мышца ноет, причем так противно и гадко, что конечности наливаются свинцом при этом.

Не могу пошевелиться, не испытав при этом все муки геенны огненной.

– Клиент очнулся, – голос доносится как будто рядом, но при этом сквозь вязкую пелену.

Пытаюсь облизать такие же пересохшие губы шершавым языком, и на кончике ощущаю горечь. Вкус настолько отвратительный, что хочется рвать.

– Что происходит? – не узнаю свой голос, пытаюсь поднять руку, но внезапное покалывание в вене мешает.

– Лежи спокойно, герой, откапаться надо.

Голос начинает приобретать знакомые нотки. С трудом поворачиваю раскалывающуюся на миллион частей голову и аккуратно пытаюсь приоткрыть глаза. На стуле в метре от меня сидит Борис в больничном халате, рядом Аня перебирает листки на столике с кипой лекарств.

Ни черта не понимаю. В голове информационный вакуум, пытаюсь припомнить последнее событие…и ничего. Помню бокал. Пил. Немного выпил. И все.

– Что вчера случилось? – перевожу потерянный взгляд на Борю.

Еся. Где Еся? Что я мог сделать такого, что ничего не помню? И хоть бы не наломал дров. Главное, чтобы ей вреда не причинил. Остальное. Да плевать уже на остальное.

Друг замирает и кивает как будто самому себе, нежели мне. В глазах читаю какой-то немой шок. Проходит секунда, вторая, мои нервы натягиваются канатом.

– Позавчера, Андрей. Я увез тебя из клуба два дня назад.

Каждое слово наждачной бумагой проходится по слуху. Боль отдается в голове с такой силой, что хочется закрыть уши ладонями. Но я и пошевелиться не могу.

– Что значит два дня назад?

– То и значит, ты ничего не помнишь, да? – наклоняется ближе и беспокойно оглядывает.

– Борь, надо сделать повторную кардиограмму, – Аня говорит тише, это можно терпеть…Наждачка проходится легче.

Хоть рисуй наскальную живопись, чтобы так больно не было. Что за чертовщина вообще?

– Сначала давай общий анализ до завтрака и пусть посмотрит невролог. Мне не нравится реакция.

– Я вообще-то здесь и тоже врач, так какого черта тут происходит, Боря, – воплю и морщусь. Садомазохизм какой-то. Изощренный. Пытками сам себя довожу.

– Сейчас ты пациент, Андрей. И будешь беспрекословно выполнять мои требования.

Аня утешительно улыбается мне и уходит, оставляя нас наедине. Набираю полные легкие воздуха и пытаюсь заставить мысленно боль уменьшиться. Самовнушение – штука сильная ведь, да?

– Рассказывай, – стискиваю зубы и готовлюсь к боли. – Только тише, пожалуйста.

Поток свежего воздуха с улицы приносит запах лета. Удивительно. Такая простая вещь, но так ярко ощущается с закрытыми глазами. Свежесть напоминает Есю. Она мне везде уже чудится и видится. Выйду отсюда и первым делом к ней. Даже дышать легче становится от мыслей о моей красавице. Господи, ну какой же я дурак. Больничный запах перебивает мою свежесть. Жадно веду носом, пытаясь ухватить последнее упоминание и мимо.

Разочарованно пялюсь в белый потолок.

– Твоя сестра позвонила мне в панике, заявила, что ее подружка видела тебя в компании каких-то шлюх со стеклянным взглядом. Она знает, что они те еще поблядушки, известные охотницы за наживой. Первым делом накачивают мужиков, чтобы обобрать как липку, – тяжело выдыхает и умолкает. Молчание в палате угнетает. – А потом ищи свищи, кого-то потом вообще найти не могут неделю, – изрекает напоследок и вертит мою карточку в руках.

Какие бабы? Я ничего не помню. Не было…стоп. Осознание вдруг осеняет ярким светом больную голову. Я говорил с Лерой, а она была не одна…

Я нетерпеливо ворочусь в кровати, чтобы уже специально почувствовать боль. Ничего из услышанного мне не нравится.

– Продолжай, – хотя я уже догадываюсь о дальнейшем. Наверняка все это было слито под нужным соусом Есе. Она меня теперь ненавидит пуще прежнего. А я, сука, нихуя не помню.

– В общем, мы приехали достаточно быстро, застав тебя с Лерой в одной из випок…

– Только не говори, что…

Выворачивает наизнанку. Хочется размозжить череп каждой шмаре, причастной к этому. Противное предчувствие бьет обухом по голове. Нет.

– Ты был очень даже за, но нет, был одет. Правда не знаю, долго ли был бы одет, приди мы чуть позже. Кстати, твоя сестра мастерски выдернула часть волос, включая нарощенные, твоей бывшей. Такого крику не слышал очень давно, так что я скорее пытался не дать Миле покалечить Леру, чем спасать тебя. А вот с этим между тем надо было спешить.

Моя сестрица просто золото. Ну надо же Бог создал такую булочку сладкую, мозговитую и боевую. Надо отправить ее в Париж в знак благодарности.

– Отлично, Мила спасла мою честь. Я хочу спросить другое, где была в этот момент Еся?

И судя по бегающему взгляду Бориса, мне не хочется знать ответ. Нет. Не может быть.

– Она все видела до нас, Андрей. Я смотрел записи с камер, чтобы понять, как все случилось. Есения была с каким-то парнем, Лера ей ляпнула что-то, слово за слово. В общем, все выглядело так, как будто ты отжигал с компанией баб легкого поведения, а она увидела это живьем.

Кровь застыла в жилах моментально. Тварина! Ну до чего же наглая тварина, надо было нахуй ее по телефону послать, а не ехать разбираться! Доразбирался на свою голову! Гениальный решала! И что теперь, как теперь доказать, что я не спал с ней?! Дважды! Дважды на одни и те же грабли, молодец! Справился…

–Твою налево…что же делать теперь…

Противное отчаяние вспарывает грудную клетку. Оголенные нервы искрят от возбуждения, это же конец всем планам, она меня пошлет с порога и правильно сделает. Взашей бы гнал на ее месте, не слепая же она в конце концов. Видела все своими глазами.

Жар настигает каждую клеточку бренного тела. Откуда такая вселенская слабость?

– Я не помню, чтобы много пил, Борь.

– А ты и не пил. Тебе подмешали бензодиазепин, а вот реакция твоего тела стала очень неожиданной. Андрей, мы еле пульс в порядок привели, ты чуть к праотцам не отправился, так что очень тебя прошу, в ближайшее время никакого алкоголя.

Резко выдает и становится темнее тучи. Не видел особо, чтобы Боря когда-то переживал слишком открыто. А тут прямо волнение льется через край. Неужели и правда все так плохо было?

Оглядываясь назад, понимаю, что другого пояснения быть и не может. Я выпил стопку, меня от стопки повести не могло, да чтобы с такой силой. Вот же падаль!

– Сука, я сотру ее в порошок.

– Мила уже все документы подготовила для иска. Записи с камер изъяли, тут светит угроза жизни и здоровью, она вцепилась в это мертвой хваткой. И кстати, ты должен гордиться такой сестрой. День и ночь тут в перерывах между поездками в полицию…

Я горжусь, еще как. Безумно. О родителях ни слова, очевидно, они не в курсе, а если и в курсе, то чихать хотели с высокой колокольни. Я ведь снова испортил репутацию семьи…Справился по всем фронтам.

– А Еся? Дай я позвоню ей.

– Давай ты сначала выйдешь отсюда, а потом продолжишь гастролировать с концертами, – злобно отвечает Боря и выходит.

Провожу в больнице еще долгих три дня, за которые мне разрешают разве что дышать самостоятельно и без конца проверяют сердце. Больничная обстановка режет без ножа, потому что я рвусь совсем в другое место, где мне хочется сейчас быть больше всего на свете.

На мои регулярные вопросы о Есе молчат все, включая сестру. Неоднозначно водит плечами и говорит, что ситуация ждет. Нихрена она не ждет, ситуация эта. Если я от тоски готов лезть на стенку и рвать на себе волосы. Зарос что чудовище. Видел свою обросшую рожу в зеркале и испугался. Черные кругли под глазами дополняют образ закоренелого бомжа с «задрипанного» района города.

Миллионный раз прошу Борю набрать Логвиненко, чтобы тот передал трубку моей девочке. Меня кроет. Идеи одна бредовее другой. Боря, разумеется, отказывается. Говорит, чтобы сам решал.

Окидывает меня каким-то подавленным взором. Интуиция шепчет, что «пизда котенку».

Они что-то знают, чего не знаю я. И от этого кости ломает. Да и физическое состояние на самом деле очень плохое, но я стараюсь не замечать ничего.

Бесит, что я без связи. Хотя нет, меня больше бесит, что я без своей Еси. Мне срочно надо увидеть ее. Обнять. Нет, просто увидеть. Потом обнять. Пусть ударит, но я должен видеть ее. Иначе просто загнусь, как нарик без дозы.

Мой телефон ушел в утиль, а новый Мила не подогнала, предпочитая держать меня в неведении. Так что я буквально лезу на стены от безысходности и отсутствия информации.

Стоит «откинуться», первым делом несусь в универ, понимая, что период сессии не окончен. Прямо так. Страшный Робинзон Крузо. Но внешний вид не может и не волнует меня в принципе, а сейчас и подавно. Рвение остается без ответа, потому что Еси здесь нет. Люди муравьями выползают из здания, но не ее группа.

Я долбанную прорву времени провожу возле универа, пытаясь выхватить хоть одно знакомое лицо, и как назло, нет ни ее подружек, ни бывшего. В админкорпусе меня узнаю не сразу, а даже узнав, с улыбкой сообщают, что Есения Логвиненко все давно закрыла на круглые пятерки. Моя девочка. Как иначе…

Целый день я мотаюсь к дому, по всему местам, где она обычно бывала и снова возвращаюсь под знакомый подъезд, следя за неосвещенными окнами нужной квартиры. Никаких признаков жизни. Попытки рассеиваются словно дым на сильном ветру.

В полночь, когда терпение заканчивается, и я, сидя в машине, начинаю клевать носом, боковым зрением замечаю знакомую фигуру.

Александр Павлович уставшей тяжелой походкой двигается в сторону дома. И стоит мне выйти из машины и показаться во всей красе, огонь в глазах загорается ярко, как костер инквизиции. Что-то мне подсказывает, что сжигать будут меня, а не ведьму.

– Давай так, чтобы я тебя через секунду не видел, – цедит отец Еси и продолжает идти. Видно, что слова даются ему через силу.

– Александр Павлович, это все не то, чем кажется на первый взгляд, – пытаюсь догнать.

– Прости, дочь, я правда не лез, – кидает на пол сумку и без предупреждения дает мне по роже. Это было резко и неожиданно, шо понос, честное слово. Отлетаю на асфальт моментально, не сгруппировался. Снизу вверх смотрю на разъяренного Логвиненко и прикидываю в уме, как много он может знать. Взгляд режет без ножа.

Да, удар сильный даже несмотря на возраст. Скула ноет адски, но я даже рад. Хотя бы такая боль отрезвляет, да и я бы поступил ровно так же само. А может и хуже, так что мужик еще держится.

– Слинял отсюда быстро, чтобы я больше не видел и духу твоего.

Сплевываю кровь и поднимаю руку.

–Послушайте, я все могу пояснить…

– Ты собрался пояснять что?! Что ты трахал баб, а потом потрахивал мою дочь, а после чего твоя шалашовка показывает ей ваши развлечения без прикрас?! ДА? Это ты собрался пояснить, вонючий ты кусок дерьма! Я всякое ожидал, но чтоб вытирать ноги о мою дочь – НЕТ. Запомни, я за каждую слезинку заставлю тебя страдать. Пусть и обещал, что не трону тебя. Мать Тереза нашлась тут. «Папа, не трогай, папа, не надо». Папу слушать надо!

– Это монтаж, Александр Павлович, дайте мне просто все пояснить.

– Нет.

– Я просто поговорю с ней…

Но договорить не дают, потому что мужчина пригвождает меня к стенке и обезумевшим взглядом скользит по лицу. После чего непринужденно выдает:

– Я вот не пойму, ты самоубийца или как? Если я узнаю, что ты хоть на метр к ней приблизился, готовь место на кладбище.

Отпускает меня и уходит, зацепив сумку с пола. Я впервые отчетливо вижу всю глобальность проблемы. Она просто феерически масштабна. Настолько, что я дышать уже не могу от сдавливающей плиты на груди. Сука. Ну что за жизнь?!

И почему я не могу сделать как обычно: положить свой детородный орган на все и жить в свое удовольствие. Почему петля на шее сдавливается с каждым вздохом все сильнее?

*******************************************************

Три недели я не видел и не слышал Есю. Настолько озверел за это время, что, найдя рубашку, в которой она спала, уснул, плотно уткнувшись носом в ткань, от которой еще исходил слабый аромат.

Я псих. Долбанный и конченный придурок. Каждый вечер я приезжал под окна слишком знакомой квартиры и ждал. Терпеливо и иногда озлобленно. Так не должно быть, черт возьми!

Логвиненко приходил и уходил, порой не приезжал и вовсе, но однажды он заметил меня. Изучающий взгляд лазером прошелся по лицу, после чего он сделал вид, что мы не знакомы.

Дни суматошно сливаются в единую бессвязную цепь. День сурка. Я пытаюсь найти Есю и не могу. Она словно сквозь землю провалилась, и самое паршивое, я даже не знаю толком, у кого ее искать. С друзьями знаком не был, знал только про какую-то Марусю. Но как она выглядит и где живет – без понятия.

Поднял на уши всех, но все что удалось узнать, – она покинула страну. Люди пообещали найти мне концы, но только пока воз и ныне там.

– Андрей, я понимаю, конечно, что ты не в себе сейчас, но завтра суд. Мне нужно, чтобы ты был предельно собран.

– Мне все равно, – откидываюсь на спинку кожаного кресла и прикрываю глаза. Как же мне все равно.

Пусть хоть планета остановится.

– Слушай, ты мне не помогаешь вообще ни разу! – Мила жалобно стонет и кидает на стол бумаги.

Она золото. Без прикрас открыто заявляю это, такого трудолюбивого человека нужно еще поискать. Я уже молчу про то, что она единственная из нашей семьи, кто не отвернулся, когда скандал набрал обороты. Ох, как же он набрал обороты. Каждая газета считала своим долгом поведать о сыночке знаменитого политика. Сыночек и правда подпортил малину своим звездным родственникам. Ну что поделать. Повторюсь: мне все равно, а вот мать довольно красноречиво вопила в трубку, что рейтинги у отца сместились из-за меня.

Ой ли. Они давно рухнули вниз из-за его беспорядочных половых связей, о которых не слышал разве что глухой.

– Он приехал, – Мила подскакивает на месте и загорается как новогодняя елка от множества гирлянд на ней.

Мы долго ждали, слишком. Я все еще верил в адекватность этого человека, потому что не мог он оказаться таким же, как и дети.

Одно предложение, а сколько силы оно придало мне.

– Выезжаю.

Первая новость за долгое время, которая вселяет в меня призрачную надежду.

– Андрей, – окликает меня сестра. – Все наладится, будь уверен.

Я смотрю в широко распахнутые глаза и понимаю, что мне несказанно везет с ней. Пожалуй, я бы бухал без просыху еще неделю назад, если бы не она. Может даже проснулся бы уже с судимостью.

Наладится. Я тихо умираю внутри, а каком положительном исходе вообще может быть речь?

Глава 40

ЕСЕНИЯ

Странное ощущение того, что жизнь проходит мимо. Вот я сижу на берегу курортного города рядом с Марусей и Святом, но радости нет. Как будто выжали и выкинули на обочину жизни. Сразу же после инцидента, друг завернул меня вместе с быстро собранным чемоданом и за пару часов вывез из страны. После чего к нам присоединилась Маруся, которую он вызвонил на утро. Так быстро мы еще никогда не собирались. С отцом он тоже переговорил сам, оставив мне возможность не испытывать боль еще раз. Только она и так со мной.

Единственное, что я попросила отца, не трогать Андрея. Я не хочу, чтобы он причинял ему боль. Наши дела – это наши дела. Моя боль – это моя боль. Но без рукоприкладства.

Плавно веду пальцем по мокрой коже, наблюдая за переливами на заметно загоревшем теле. Мне уже не больно дышать, почти не больно наблюдать за влюбленными парочками. Совсем нет неприятных ощущений от того, что вижу в отражении зеркала. Я почти перестала себя винить во всех смертных грехах и начала дышать с колом внутри.

Почти, потому что отголоски невыносимой агонии догоняют со спины и бьют со всего размаху по кровоточащей груди, откуда с корнями вырвали сердце.

Я абсолютно не понимаю, как жить дальше. Вернее, глубоко в душе осознаю, но до конца не воспринимаю реальность. Стараясь абстрагироваться, глушу в себе боль, замыкаясь за семью замками в себе.

– Еся, мы идем купаться, – Свят недовольно косится в мою сторону и пытается мягко намекнуть, что мне бы тоже не помешало бы освежиться.

На моем лице ни грамма радости или воодушевления. Маруся же честно целую прорву времени пыталась вытянуть меня хоть куда-нибудь, но каждый раз сталкивалась нос к носу с бетонной стеной.

– Идите, – отрешенно отвечаю и опускаю темные очки на переносицу. Мой щит на месте. Так меньше видно следы ночной печали, которые даже толстым слоем тонального крема уже не скрыть.

– Если ты не перестанешь, я позвоню отцу, – коротко выдает Маруся, пуская в ход последний снаряд. Она резво встает с лежака и под восторженные взгляды украдкой от соседей двигается к морю. За короткий промежуток времени он разбила сердце минимум троим парням.

– Хорошо вам поплавать, – игнорируя угрозы, продолжаю лежать и наблюдать из-под полуопущенных век за наполненным пляжем.

Мягкий морской бриз приятно щекочет кожу, а кричащие вдалеке чайки создают атмосферу курорта даже больше, чем запах моря, оседающий на языке солоноватым привкусом.

Боковым зрением замечаю, что слева от меня кто-то садится, бессовестно нарушая мое личное пространство. Ежусь от неприятных ощущений, но стараюсь делать вид, что ничего сверхъестественного не происходит.

– Наблюдаю за тобой уже пару часов, – звучит настойчивый голос, припрвленный несколькими рюмками алкоголя. Пары спирта доносятся до носа в считанные секунды.

Смазанные эмоции страха скользят по телу. Иррационально.

Цепляю свой простой хлопковый сарафан и натягиваю через голову. Горячая ткань с трудом опускается по вспотевшей коже. Неприятно. Мысли роем проносятся в голове, я не люблю такие ситуации не только из-за прошлого, а и потому, что прямо сейчас точно не настроена на романтическую волну. Когда ты хочешь выплюнуть внутренности от душевной боли, тебе не до знакомств. Очки спадают, и я их тут же укладываю в сумку.

– Нууу, давай познакомимся.

– Я замужем, – кратко и жестко звучу в ответ на кажущуюся любезность. Я все еще не повернулась к собеседнику, так что могу лишь вообразить его внешность. Но по голосу могу сказать одно – противный и гадкий, сальный, звучание пошловатое и развязное, вызывающее отвращение. Перекидываю маленькую сумочку через плечо.

– Нет, милая, я уже здесь и с пустыми руками уходить не собираюсь.

Толчок и рывок, после чего моя полураздетая фигура оказывается на жирном потном теле, а бедро ощущает каменный стояк сквозь ткань плавок. Спина полностью оголпена в пляжном платье, и это такое раздолье для похотливых рук.

Если до этого я испытывала лишь пренебрежение, то сейчас по венам пускается чистый ужас. Неприкрытый страх пронзает тело тысячью иголками.

Не надо меня касаться, пожалуйста. Не надо!

– Отпустите меня, – начинаю стучать по груди кулаками, пока мой мозг окончательно не отключился. Мысленно готовлюсь к тому, что паническая атака накроет с минуты на минуту, и тогда я буду во власти ужаса с головой.

– Люблю строптивых, – жадно ведет носом по щеке. Я стараюсь вырваться, и начинаю оборачиваться в поисках помощи. Вокруг десятки людей, и никто не замечает нас.

– Помогите! – кричу в пространство, и спустя секунды стальной захват рук ослабляется, потому что мужичок напротив отскакивает от меня как пробка из-под шампанского.

– Дама сказала, что не хочет, что не ясно? – этот голос я узнала бы из миллиона других. Даже если бы не видела человека, в любом состоянии, при любых обстоятельствах.

Тело моментально покрывается потом, а волоски на теле электризуются, настраивалась на один-единственный объект в радиусе полуметра от меня. Я вся становлюсь похожа на флюгер, развеваемый на ветру, улавливаю направление своего порыва ветра. Что вполне в состоянии снести мне голову.

– А ты кто? – развязный парень пытается встать, но удается ему из рук вон плохо. Раз попытка, два попытка, и он так и продолжает лежать на спине, бестолково шевеля конечностями. Совсем как таракан, только в пару десятков раз больше последнего.

– Муж, – холодно кидает Андрей, подхватывая мою потную ладошку. Разворачивает к себе и прижимается головой в шее. Мой собственный путь к безумию, потому что я не могу оттолкнуть или испытывать отвращение. Я чувствую себя дома.

Сжимая зубы, чтобы не выдать ничего, беззвучно глотаю слезы и наслаждаюсь моментом. Это мазохизм чистой воды. Мои руки самопроизвольно покоятся на прикрытой тонкой тканью груди. Наблюдаю, как моя загоревшая кожа контрастирует с белой футболкой. Осторожно поднимаю поплывший от слез взгляд выше, натыкаюсь на мужественный подбородок, поросший трехдневной щетиной. Я знаю, какая она у него наощупь. Покалывания в пальцах красноречивее всего вопят о моем желании коснуться. Но я терпеливо сношу свои идеи, одергивая снова и снова. Не унижайся.

Рваные вдохи наполняют мою голову излишним кислородом. Отчего она начинает кружиться, вращаться.

Замечаю осунувшееся лицо, впалые щеки и огромные синие пятна под глазами. Сами глаза наполнены волоком проблем, как будто случилось что-то по-настоящему плохое.

Приставучий парень как-то очень быстро отходит на десятый план…Мы не слышим больше ничего.

Андрей неотрывно смотрит, впитывая каждый сантиметр моей кожи в себя. Это ощущается, пусть он только и держит меня за талию. Крылья носа раздуваются, вся реальность сужается до пересечения взглядов. Боль и отчаяние у нас общие. У каждого свои.

– Что ты здесь делаешь? – мне надо прекратить эту вакханалию. Пытаюсь отойти, но Андрей так же держит меня.

– Ты сбежала, я нашел, – полуулыбка окрашивает лицо, но делает из него не уверенного самца, как обычно, а загнанного в угол зверька. Он храбрится, но что-то в глубине его невозможного цвета глаз говорит о жуткой панике.

Горячие пальцы держат меня, но я ощущаю вибрацию, снующую по коже. Нас обоих трясет, оно и не мудрено.

– Я ушла от боли, – выдыхаю и делаю шаг назад, но меня рикошетит в стальную грудь. – Отпусти, пожалуйста, – шепчу у самого сердца.

– Мы поговорим, даже подсудимому в зале суда дают сказать последнее слово, Еся.

Шепчет так, что волоски на загривке встают дыбом. Нет, Еся, это билет в один конец. Ты не сможешь отказать. Но все это блажь. Его. Твоя. Слишком много проблем и того, что, по сути, простить нельзя.

– Ты не подсудимый, я не судья, – закрываю глаза и делаю еще одну попытку отстраниться.

Пальцы на пояснице впиваются сильнее, вдалбливаются в меня, причиняя боль. Мне она сейчас нужна. После моральной смерти.

Любимые губы что-то шепчут мне, но я не осознаю реальность. Уши закладывает от эмоций. Кого я обманываю? Я сейчас впервые спокойно глотнула кислород с того самого раза. Он мое лекарство или яд. Все зависит от дозы, моя слишком велика.

Капелька пота скатывается по спине, оседая у замка купальника. Жара становится невыносимой.

– Мы поговорим, а потом ты сама решишь, – доносится сквозь вату.

Слишком жарко, я без шляпы, и ощущения такие, что солнце настроилось исключительно на мою голову.

Киваю, не в силах разговаривать.

Андрей не отпускает меня, обеспокоенно оглядывает мою слабую фигурку и между делом выдает:

– Ты бледная и худая, – на этих словах я горько усмехаюсь. Еще бы, я ем только тогда, когда на меня наседает Свят. Или когда Маруся закатывает жуткий скандал и грозится всеми муками ада, а в частности, отправить меня домой под присмотром отца для принятия капельниц.

– Плевать, – искоса кидаю взгляд на Андрея, напарываясь на хмурый настрой. Он резко потемнел. Морщинки собрались у глаз – злится, но пытается не показать.

От меня не скрыть, я слишком долго и часто рассматривала его, слишком хорошо понимаю проявления его эмоций, хороших и плохих. Знаю, когда он хмурый из-за проблем на работе, чувствую, когда рад, а когда эта радость напускная, защитный механизм от окружающих.

Могу отличить искреннюю улыбку от обольстительного оскала.

И мне хочется вырвать эти знания из своей головы, а чувства отдать первому встречному, чтобы не было так больно. Заберите от меня все.

– Мне не плевать.