Текст книги "Спаси меня от себя (СИ)"

Автор книги: Юлианна Орлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Глава 4

ЕСЕНИЯ

Только на парковке университета по чуть-чуть отпускает шлейф грусти, смешанный с гневом и безысходностью, если это в принципе можно назвать так.

Не успеваю толком и выйти из машины, как меня сносит смерч под названием «Маруся» с огромной охапкой гелиевых шаров в одной руке и приличной коробкой в другой. «19 не 91», «А кто у нас на пенсии?», «Баба ягодка опять», «На год ближе к смерти», «Шальная императрица» можно прочитать на них.

И вишенка на торте – огромный единорог из фольги в центре. Картина настолько непередаваемая, что я уже вовсю лопаюсь от смеха.

– А кто это у нас тут вылупился? С днем Рождения, подружка, пусть циферка 19 зажжет твою жизнь ярким огоньком безумства и безбашенности, – подруга виснет у меня на шее, все так же пытаясь удержать в руках шары и коробку.

– Ты у меня всегда самая оригинальная!

Маруся забавно кривится, а стремительный поток ветра сдувает непослушную челку набок, делая из девушки лохматое нечто, ведь ее безумные кудри всегда торчат в разные стороны.

– Это потому, что я бесценное сокровище, так что люби, цени и уважай. Корми и чеши пузико.

– Ой, этого в избытке у тебя и так. Я посмотрю, – мило киваю на коробочку, хоть и помню, что не очень хорошо сразу открывать подарки, но сдержаться – выше всяких имеющихся сил.

– Она еще спрашивает! Как вам это нравится, люди добрые?! Я ж не себе, а тебе выбирала. Между прочим, потратила пару дней на поиск именно того, что хочу.

– Вау, значит это точно сразит меня наповал, – продолжаю смеяться и нетерпеливо открываю коробку, но открыв ее, резко закрываю и осматриваюсь по сторонам. Это ох-ох как нельзя открывать у всех на виду.

– Скажи, круто?! – радостная улыбка озаряет лицо, и Маруся нетерпеливо переминается с ноги на ногу, будто бы от моего вердикта что-то поменяется в ее жизни.

– Ты ограбила секс-шоп? – кривлюсь и с опаской заглядываю под крышку снова. – Куда я это носить буду? Что ты творишь?

– А я как всегда, хочу творю, хочу – вытворяю и отмачиваю, – улыбается словно чеширский кот.

Прозрачный пеньюар черного цвета и трусики, хотя насчёт трусиков сомнительно, потому что они показывают больше, чем скрывают, – явно не для того, чтобы спать дома под толстым одеялом, это надо показывать.

Радовать глаз, так что подарок явно не для меня. Волна смущения лёгкими волнами проходится по телу и остановивается аккурат на щеках, что сейчас явно полыхают всеми оттенками красного.

– Ладно, подарок для Кости, – толкает меня локтем в бок и загадочно ведёт бровью.

– Мы поругались, так что подарок откладывается до лучших времён.

Сказав фразу вслух, ощущаю неприятный укол в сердце, незначительно– тонкий, но очень болючий. Я аккуратно складываю коробку в багажник, а шары в салон (как с ними доехать домой?) и поворачиваюсь к Марусе. И вот что мне делать?

– Говорить об этом не очень хочу, просто повторяется старая ситуация.

– Наш Беня опять набубенился?

Сдавленно смеюсь, но киваю и двигаюсь в сторону пошарпанного старого здания корпуса микробиологии, на ходу махая знакомым. Столько радости и веселья, а я все как-то отрешённо воспринимаю, хотя должна чувствовать, как минимум позитивные эмоции.

– И благополучно забыл обо мне, оставив в компании пьяных мужиков. Один из них прямо совсем навёл на меня страху, – в горле пересохло от мелькающих перед глазами картинок, а живот стянуло тугим узлом от всколыхнувшего меня переживания.

– Едрено коромысло! Ну слушай, может ты неправильно поняла? Если что, я всегда готова устроить ему за тебя вырванные годы.

Я негодующе смотрю на подругу и закатываю глаза.

– Даже если и так, но он опять переступил черту. Считай, что дальше будет пара недель пьянки. И не надо никому ничего устраивать. Немаленькая.

– Дай нашему малохольному время реабилитироваться, ну парень так долго добивался тебя. Видно же, что любит, Есень, ну сложилось так – попробуй мудростью взять ситуацию под контроль. Он и так изменился благодаря тебе, может в этот раз обойдется.

Он изменился благодаря мне. А изменился ли? Мы познакомились на первом курсе университета, когда жизнь набирала обороты с новой силой.

Подружки и знакомые быстро сменяли друг друга, ведь порой ты не замечаешь, как люди могут умело манипулировать твоей добротой ради корыстных целей.

Группа изначально была не дружная, а отсюда и своеобразные проблемы, что могут возникнуть исключительно в женском коллективе, особенно, если в нем было всего несколько парней, а самый красивый из них положил глаз на меня.

До сих помню шальные взгляды девочек, когда Косте все же удалось сломить мою непреступную крепость нежностью, вниманием и бесконечным терпением спустя год ухаживаний, несмотря на мой дешераздирающий страх перед мужчинами.

Мягкой поступью он приблизился к замкнутому сердцу и щепетильно подобрал ключик, пусть позже несколько раз я пожалела об этом и даже хотела уйти, когда он в порыве опьянения замахнулся на меня, но слава Богу, не ударил.

Спустя время, когда в очередной попойке перебрал настолько, что загремел в больницу, – валялся в ногах и молил прощения, лишь бы я не уходила. И казалось бы, все наладилось пару месяцев как. Казалось, мы вместе все перебороли, ведь я по-настоящему дорожила и дорожу им.

Но после вчерашнего, что наконец-то оборвало последнюю ниточку терпения, я перестала быть стойким оловянным солдатиком, превратилась в один миг в девушку, которая захотела жить спокойно. Какие бы чувства ни испытывала к нему, это не может больше продолжаться.

Я не могу биться о стенку безразличия и упрямства всякий раз, когда говорю о «кодировании», ведь и правда вижу в этом выход, но, к сожалению, только я.

Дело было в том, что когда он пьет, то обязательно не помнит ничего, это тот редкий случай, когда человеку воспрещается брать даже каплю в рот. Он становится невменяемым животным, которое не разбирает, что творит и как.

А последствия всегда оборачиваются ошеломительно болезненными для родных и близких. Сколько его мать слез пролила и как благодарила меня просто за то, что я появилась в их жизни в самый темный период и смогла отразить пагубную привычку, разогнать серые тучи беспробудного пьянства? Не счесть.

И не сказать, что отношения складывались по-особенному страстными. Нет, просто ты как будто чувствуешь себя дома, в тихой и спокойной гавани, мы понимали друг друга во многих аспектах, он стал своеобразным стимулом для меня быть открытой для окружающих, стать чуточку общительнее.

Капля в море моей скрытности и замкнутости, положившей свое начало исключительно благодаря одинокому детству, проведенном в бесконечных группах продлённого дня. Ведь папа должен был работать. Много.

А я сидела одинокими вечерами и бездумно смотрела в окно детского садика, наблюдала за семьями, что приходили за детьми. Как матери и сестры забирали моих друзей домой, как весело они после тех самых моих одиноких, а их наполненных бесконечным весельем, выходных приходили и ярко рассказывали свои незабываемые впечатления.

Что могла рассказать я? Что папа пытался, но бывало, что прямо посреди семейного дня, его срывали на работу, потому что сынок высокопоставленного чиновника попал в аварию? И его 12 часов собирали потом по частям, пока я плакала на руках у няни?

И засыпала в слезах поздно ночью, а на утро обязательно заставала уставшего отца на полу возле моей кроватки? Разумеется, став старше, перестала обижаться, и я бесконечно люблю своего мапу, но детские обиды наложили отпечаток на мою жизнь.

Скрытность и желание оставаться незамеченной же развились вследствие одного-единственного случая, заставляющего до сих пор кровь стынуть в жилах всякий раз, когда кто-то незнакомый нарушает личное пространство и касается меня хотя бы пальцем.

Мой личный триггер к безумию.

Который не сработал лишь с одним человеком, воспоминания о котором странно будоражат сердце.

Глава 5

Есения

Работа в лабораториях, наполненных родным химическим запахом реактивов, смогла отбросить меня к началу этого дня.

Я будущий вирусолог, но, возможно, еще буду колебаться и между “инфекцией” и “эпидемиологией”, и очень надеюсь, что однажды стану достойным представителем этой профессии, нужно лишь не растерять свою немыслимую тягу к обучению.

Незамысловато и нежно любимое дело прорисовывает яркие узоры в моей душе, несмотря на скопивший негатив на затворках.

Добравшись домой с охапкой шариков и подарков, могу наконец-то приступить к праздничной подготовке. Мой праздник? Мой!

И вроде ничего особенного не планировали, лишь вечер в ресторане с друзьями под живую музыку, но неброский макияж в композиции с нежным бежево-розовым платьем, свободным до колена, обтягивающим фигуру в нужных местах и скрывающий все недостатки, смогли сделать из меня…

– Принцесса. Ты просто красавица, дочь, – восхищенный возглас отца звучит настолько удивленно, что я понимаю – вау-эффект достигнут.

Поворачиваюсь и смущенно улыбаюсь.

– Нравится?

– А то, боюсь тебя теперь выпускать в таком виде, – папа морщится и как бы прикидывает масштабы катастрофы. – А платье не сильно…открытое?

Я удивленно таращусь в зеркало в попытках понять, что именно означает “открытое”, грудь плотно скрыта, несмотря на аккуратный вырез, обрамленный пайетками и бисером. Вполне прилично…

Спина открыта до середины, смотрится не пошло, а именно нежно. Легкие кудри на пышный волос с легкостью скроют молочную кожу, над которой отец нередко подшучивает. “Живет у моря, а белая как сметана”.

– Знаешь, мне кажется, тебе пора заглянуть в современные клубы и сравнить мое платье с имеющимися там..

– Мне достаточно видеть лишь тебя. Костя скоро заедет?

Я замолкаю и отрицательно качаю головой, что не остается незамеченным, но предвосхищая все вопросы, целую отца в щеку и тихо шепчу.

– Мы встречаемся там, – в чем я, разумеется, не уверена ни на йоту, потому что мы не связывались и не договаривались ни о чем.

– Повеселись от души и много не пей, не заставляй меня нервничать, – приобнимает и забавно хмурится. – Не забудь загадать своё главное желание.

– Никогда, мапа, – большим пальцем разглаживаю морщинку между мощных бровей, а в душе загадываю самое главное желание «чтобы папа нашел свое счастье». Наивное, но до трясучки нужное. – Я на такси, чтобы ты был абсолютно спокоен.

Цокающий звук серебристых босоножек резонирует на фоне оглушительной тишины, и моя яркая фигура неуверенно движется по темному коридору навстречу приключениям. Как позже окажется, не столько приятным, сколько волнительным и опасным.

*********

Ресторан “Park Residence” находится в живописнейшей части нашего прекрасного города – у самого Черного моря в Аркадии, и едва-едва подступающее лето вовсю дарит тот самый аромат теплый ночей, наполненных звуками сверчков и морского бриза.

Я глубоко вдыхаю этот запах и от восторга прикрываю глаза.

– А вот и она! – стоит только войти в главные ворота, как со всех сторон на меня посыпались блестки и конфетти.

Немногочисленные друзья детства, двоюродная сестра с племяшом наперевес, ее муж, и пара одногруппников – вот и вся компашка.

Взгляд нервно оглядывает ребят и не может зацепиться за еще одного человека. Не пришел. Секундная боль все же дает о себе знать.

– Не сметь грустить ни по какому поводу, – сестра умело ловит мои изменения в настроении, и подойдя ближе, шепчет эту фразу в самое ухо.

– С днем Рождения, – толпа ревет и вновь звуки взрывающихся хлопушек разрезают пространство, а содержимое этих самых хлопушек укрывает меня новой партией блестящих бумажек.

– Спасибо вам, ребят. Мне очень приятно, что вы все пришли.

Мы усаживаемся в огромном зале ресторана под звуки изумительного джаза. Яркие огоньки гирлянд дарят щемящий душу покой.

Реки шампанского и столько же сока, ведь в нашей компании не пили двое – я и моя сестра, плещутся в бокалах присутствующих.

И нет ни капли печали, мне просто не дают опечалиться, пока в очередной раз рассматривая зал, мой взор не цепляется за слишком знакомые мертвецки бледные глаза. Холодные, способные одним лишь взглядом, погрузить человека в вековые льды.

Артем снисходительно кивает мне и приподнимает заполненный до краев стакан с янтарной жидкостью, а затем махает рукой в сторону выхода. Но я делаю вид, что ничего не замечаю, и лишь слегка поддергивающийся глаз, и внезапно выпавшая из рук вилка, выдают волнение.

Он же вальяжно восседает в компании нескольких девушек и уж точно не испытывает трудностей в достижении внутреннего равновесия.

Жжение. Отвратительное жжение кожи не дает мне просто расслабиться. Ну что с того, что он тоже оказался тут? Он в компании людей, до меня ему точно нет дела. Вообразила себе невесть что, тьху.

– Я пойду узнаю насчет горячего, – шепчу Марусе на ухо и улыбаюсь всем присутствующим.

Уверенно прохожу в знакомую дверь, за которой скрывается администратор, но внезапно меня толкают в проход и сильные холодные руки зажимают рот, от чего паника сковывает мое тело, что я даже двинуться не могу. Отвратительный, противный шепот в ухо окончательно добивает:

– Попалась, птичка!

Холодный пот прошибает тело похуже разряда тока, однажды я уже испытала подобное и зареклась сделать все от себя зависящее, чтобы никогда вновь не оказаться в подобной ситуации.

Но я не делаю ничего. Руки безвольно болтаются вдоль тела, и лишь сковавшее напряжение в мышцах может указывать на сопротивление.

– Мы сейчас с тобой выходим вооон в ту дверь, – тонкий палец указывает на аварийный выход. – Даже отпущу тебя, если не будешь кричать, – но делает ровно наоборот, сцепляет мои руки за спиной. – Но ты будешь, потому идем так.

Панический ужас. Больше ничего. Я вся – сгусток страха, животного и беспощадного. Невесть откуда взявшиеся слезы мешают обзорности, но Артем слишком сильный и может меня понести, если я вдруг заартачусь.

Мысль о настолько близком контакте вынуждает меня до боли сжать зубы и упрямо идти вперед несмотря на трясущиеся конечности.

– Хочешь знать, почему так?

Но я не произношу ни звука. Лишь вдыхаю ненавистный запах, исходящий от холодной руки. Не зря все моё естество ещё в первый раз вопило об опасности, интуиция.

– Ты мне понравилась, очень, – опускается носом к яремной вене и жадно вдыхает. Ничего, кроме отвращения и ненависти я не испытываю.

Господи, Есеня, ты можешь побороться, можешь. Ты сильнее, чем думаешь. Просто отключи чертову панику и сделай хоть что-то!

– И еще мне нравятся жертвы, нравится догонять. А в твоих глазах плещется такой неприкрытый ужас, что грешно не воспользоваться. Да и плюс, твой парень, когда выпьет, даст добро даже на то, чтобы маму родную убить, а тут телка, – хриплый смех звучит настолько отвратительно, что ужас пробирает до костей. – Считай, что у меня официальное разрешение.

И когда первый шок сходит, до меня доходит весь смысл сказанного, что становится причиной разрушительного взрыва в моей грудной клетке. Только что сердце разлетелось на ошметки.

Он усаживает меня в высокий внедорожник, предусмотрительно прикрывая голову от возможного удара. А я вся сжимаюсь изнутри словно пружина. Щелчок замка. Я не сбегу. Не за тот крошечный промежуток времени, что он обходит машину.

– Тебе понравится, – массивная фигура усаживается на переднее сидение, и только сейчас до меня доносится аромат алкоголя вперемешку с крепкими сигаретами и сладким женским парфюмом.

Машина с визгом трогается с места, а мои губы наконец-то шевелятся.

– Отпусти. те ме. ня, пожалуйста.

– Деточка, ты получишь максимум удовольствия, но главное потом молчать об этом счастье, – мужчина пахабно хватает меня за коленку и ведет вверх.

Возможно это становится последней каплей, потому что я дергаюсь и бью его по этой руке, а ногой цепляю руль. Машина вмиг подскакивает, а встречный свет фар неприятно режет глаза. Но все это ничто, по сравнению с сокрушительным лобовым ударом и нескончаемой болью во всем теле.

Сколько прошло времени, пока я плыла в бессознанке?

Обрывки незнакомых голосов острыми иглами впиваются в немощное тело.

– Возраст около 20, документов при себе нет, лобовое столкновение. Предположительно подозрение на повреждение шейного, сотрясение мозга.

– Бачинский, я что, Ванга?

– …9 по Глазго.

…

– Андрей, прекрати!

….

– Я сам займусь ею!

Теплые руки на холодной коже – последнее, что подарило мне связь с реальностью.

Глава 6

АНДРЕЙ

Весь оставшийся день мой опухший от пьянки мозг не отпускает прекрасная незнакомка, да так, что я даже набрался наглости и позвонил знакомому, владельцу того бара, и чуть ли не как слезливая баба просил записи с камер наблюдения. Чтобы что? Понять, куда она ушла после? На чем уехала? Потом думал подежурить у дома, где видел ее. Пинкертон на выезде.

Ну не конченный? Совсем уже очумел под сраку лет, но ничего поделать не могу.

Кондратий хватает всякий раз, стоит мне представить ее в объятиях этого остолопа с веночком на похороны, надеюсь, что на его собственные. Потому что я их ему устрою пышнее некуда.

– Ты с мозгами поссорился, Бачинский? Найди себе новую блядь и отымей ее во все дыры, но меня оставь в покое, я не буду людей дергать ради сиеминутного желания твоего члена потыкаться в теплое местечко.

В смысле «блядь»? От одной мысли о ней в подобном роде внутренности жаряися словно на дымящейся сковородке. Какого черта?

– Она не блядь, так что выбирай выражения!

В трубке слышится утробный смех, пробирающий до нутра и заставляющий меня вскипать как чайник, повизгивая на всю квартиру.

– Протрезвеешь – наберешь, мачо ты наш.

– Да пошел ты! – но в трубке меня ждут противные короткие гудки.

Ну все нахуй, я уже с хожу с ума с этой девчонкой. Ну красивая, ну тронула, да в конце концов, что мало других, чтобы так изводиться?

Мало.

Подсознание насильно подкидывает увиденные ранее кадры, в носу щекочет ее сладкий аромат, на что член в штанах сразу же становится по стойке «смирно». Ну спасибо, друг, большое!

Не проходит и пары секунд, как телефон оживляется, но радость смеянеется кислой миной.

– Привет, дружище, если ты не звонишь мне для того, чтобы дать отпуск на месяц, то даже не вздумай продолжать.

Боря шумно выдыхает, и я с ужасом осознаю, что, кажется, мне сегодня крышка.

– Андрей, выйди сегодня на дежурство, пожалуйста. Сегодня день Рождения Миши должен был быть, и Аня немного не в себе. Не могу оставить ее одну, даже не так – не хочу оставлять ее одну.

И сразу же сдуваюсь, как только что проткнутый шарик из жарких фантазий на этот вечер. Я, рука и больное воображение. Эх, ну вот надо было так вляпаться Боре, что дальше Ани не видит ничего? По-хорошему, конечно, я ему завидую, но прямо сейчас радость как-то не плещет из каждой дырки. Совсем нет.

– А что взамен? Гарем из восточных красавиц?

– Для тебя хоть два.

И как-то мой дорогой дружок внизу не слишком оживляется на такую перспективку, а вот стоит мне воскресить, да, что греха таить, просто моргнуть лишний раз и увидеть ту девчонку, как он снова дергается. Сидеть, я сказал!

Профессионально дрессирую член, ве-ли-ко-леп-но. Если дела в клинике пойдут тяжко, буду как Куклачев только с писюнами.

– Борь, без вопросов. Я твой раб на эти сутки, буду спасать жизни в поте лица.

– Ага, одеяло у меня на верхней полке, подушка на нижней. Бывай.

Настоящий друг всегда зрит в корень моих проблем и с полуслова понимает.

И раз дальше заниматься страдашками у меня не выйдет, я пытаюсь преобразить свою «морду лица», как говорил мой дедушка, до умопомрачительного состояния, чтобы больные воскресали от одного лишь взора, а я лишь тянул лыбу. Мечты.

****************

7 часов вечера, суббота, а я еду на дежурство. Есть в этом мире еще что-то более несправедливое? Думаю, только то, что на самом деле мне чертовски нравится моя работа. Так нравится, что я до трясучки готов проводить время в операционных. А почему?

А потому что несмотря на то, что я тот еще пиздюк, свою работу делаю хорошо. В университете не пас задних, а с большим желанием впитывал любую информацию, и несмотря на случавшиеся тусовки, на парах был как штык. О чем, конечно, многие слагали легенды обо мне – как такой расхлябанный пацан мог быть настолько талантливым и вытянуть на повышенную стипендию. И это в меде и без связей!

Фотографическая память да, но были еще титанический труд и желание не стать первым слоупком курса. А может и моя педантичная семейка сыграла тогда свою роль, кто там сейчас скажет наверняка.

– Андрей Андреевич, а вы… – Маша шокированно рассматривает мою помятую рожу и странно улыбается, – разве на дежурстве?

– Машенька, сегодня я весь твой, так что радуйся. Расслабишь булки немного, а то Боря затянул ошейник у вас на шее, хрен распустишь.

Девушка сдавленно смеется и пытается прикрыть этот казус рукой, ведь где это видано – смеяться над начальством с начальством.

– Я у себя, бахну кофейку, иначе мозг вытечет через ухо.

Но не успеваю ступить и шагу, как звук сирен вонзается в мою многострадальную голову.

Знакомые лица врываются в распахнутые двери и в клинику ввозят тяжелораненых на ходу вопя:

– Авария, лобовое столкновение на малой скорости, все живы. Девушка, возраст около 20, документов при себе нет. Предположительно подозрение на повреждение шейного, сотрясение мозга. Множественные незначительные травмы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мой взгляд приковывается к девушке, и глаза мгновенно наливаются кровью, потому что в этой пострадавшей я вижу ту самую девушку из бара, ту самую, что видел на улице сегодня утром. Дыхание перехватывает – таких совпадений не бывает.

Разбитая губа и бледная кожа, настолько бледная, что смахивает на мертвеца.

Но какая она красивая. Разве законно быть такой красавицей? Даже в таком состоянии девушка представляет собой неземное божество. Глаз цепляется за слегка порванное в районе груди, полной и сочной, сногсшибательное платье. Это замечаю не только я.

Сам не понимаю, как оказалось, что я подхожу вплотную. Не замечаю и не хочу анализировать.

Отчего один лишь гнев далее руководит мной и заставляет укрыть девушку по самую шею. Злобно пялюсь на медбрата в желании выколоть ему глаза.

От злости за то, что она могла пострадать, кровь стынет в жилах. Спокойствие и шуточки вмиг испаряются из приемного.

– 9 по Глазго, – добавляет второй врач скорой, пока мы перекладываем девушку на носилки.

– Кто второй?

Кто эта падаль? Чувствую, что виноват во всем он, мужик на соседней койке.

Она слишком светлая…слишком.

– Бачинский, я что, Ванга? Не было документов при них, так что дальше разговор исключительно с полицией.

Бригада из реанимации уже на месте, но я даю отмашку главному.

– Я сам займусь ею, второго забирай, Саш.

– Андрей, прекрати, это мое дежурство!

– Я сказал, что беру больную на себя, – вызверяюсь окончательно. Сиди на попе смирно, твою мать.

Не отдам я тебя теперь никому, девочка.