Текст книги "Авантюристы, иллюзионисты, фальсификаторы, фальшивомонетчики"

Автор книги: Ю. Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

– Не волнуйся, мой мальшик, – шепнул он Мите. Спокойно работай! Иначе нам будет очень плохо…

Сознавая всю ответственность своего выступления перед возбужденной толпой, паренек пошире раскрыл рот, Лионелли привычным театральным жестом, показав шпагу толпе, легко всунул ее в горло мальчику по самую рукоятку. Урядник и крестьяне ахнули, застыв от удивления. Вытащив шпагу, Лионелли снова показал ее «почтеннейшей публике» и стал раскланиваться вместе с мальчиком.

Зрители стояли в молчании. Никогда они не видели подобного зрелища и просто не знали, как на него реагировать. Тогда старый итальянец, чтобы закрепить эффект, произведенный этим трюком, вытерев шпагу, снова засунул ее в горло Мити.

– Ваше превосходительство, – почтительно произнес Лионелли, вытащив шпагу и обратившись к уряднику, – это трюк старого факира. А теперь его делает мой сын Митенька. Зачем мне его резать?

Урядник рассмеялся. Стали смеяться и крестьяне, пришедшие в себя после необычного представления.

После сытного обеда артистов уложили спать. На другой день, обласканные, с полными сумками различной снеди, они простились с урядником и отправились в Александровку на открывавшуюся там ярмарку.

Лионелли подрядился показывать фокусы в самом большом балагане. Оберегая мальчика, еще только-только начавшего овладевать искусством шпагоглотания, итальянец разрешал ему исполнять этот трюк не больше трех – четырех раз в день. Наблюдательный и пытливый мальчик, помогая старому артисту во время его работы, настолько изучил ее за время скитаний с Лионелли, что уже и сам мог исполнять многие фокусы. А трюк с глотанием шпаг он делал так легко и артистично, что приводил в восторг не только зрителей, но и самого строгого судью – своего учителя.

Подзаработав на ярмарке в Александровке, артисты отправились дальше. Снова полуголодная, полунищая жизнь. Так бродили они года три из села в село, из города в город.

Однажды в каком-то уездном городке, расположившись спать на голодный желудок, Лионелли стал рассказывать Мите о красотах родной Италии, которую покинул в поисках счастья. Вспоминая родину, итальянец с горькой иронией говорил о тех унижениях и оскорблениях, которым он подвергался здесь, на чужбине.

– Ничего я не заработал себе на старость. И сейчас голодный валяюсь в холодном сарае, вместо того чтобы отдыхать в теплой постели. Но в тебя я верю, Митенька. Ты станешь артистом. Только работай, трудись… Спасибо тебе, что ты не оставляешь старика!

Вскоре он заснул. Утром Митя тихонько встал и, захватив свой скромный реквизит, побежал на базар. Заработав немного денег, он, радостный, прибежал к своему учителю. Но старый артист не подавал признаков жизни. В мечтах о своей родной Италии он заснул и тихо умер во вне.

Митя остался один – без близких, без учителя, с которым он сроднился за несколько лет бродяжничества. Парень уже хорошо знал и умел показывать много фокусов, был неплохим акробатом и шпагоглотателем. Ему исполнилось 14 лет. Для него начиналась новая трудная жизнь.

Странствуя по России, Митя хлебнул немало горя. Где только ни побывал он за эти годы. Юг России, Средняя Азия, Крым, Кавказ – все теплые края вдоль и поперек были исхожены молодым артистом. За тарелку похлебки и кусок хлеба он выполнял в балаганах самую грязную работу, лишь изредка удостаиваясь чести выступать в качестве фокусника и акробата. Стиснув зубы, Митя терпел, продолжая работу. Он дал себе слово, что «выбьется в люди», станет большим артистом.

Шли годы. Дмитрия Лон-го уже знали хозяева многих балаганов. Видя, что с каждой ярмаркой он работает все лучше и лучше, а количество фокусов у него становится все большим и разнообразным, его заранее стали приглашать на предстоящие ярмарки. А вслед за балаганщиками он начал получать приглашения и от владельцев цирков. Платили ему немного, но выступления в цирках уже означали для артиста переход в иную, более высокую по квалификации категорию.

Приветливого и обаятельного парня артисты очень любили. Некоторые из них в знак благодарности за разные услуги старались помочь юноше и в часы особого расположения показывали ему свои заветные фокусы и делились секретом их исполнения, что в то время было редкостью.

Так, работая в Бухаре с приехавшим туда цирком Юматова, Лон-го встретился с шейхом Бен-Али. У старого факира случилось несчастье: жулики украли у него два больших чемодана, в которых находилось все имущество бродячего артиста. В поисках воров Лон-го остался со стариком Бен-Али, рассчитывая на то, что жулики начнут торговать ворованным после отъезда цирка. Предположения молодого артиста оправдались. Через несколько дней после окончания гастролей юматовской группы на базаре в Бухаре стали продаваться халаты и другие вещи, украденные у факира. Лон-го удалось выследить жуликов и припугнуть их при помощи околоточного. Воры вернули старику почти все его имущество.

Растроганный факир знал, что Лон-го из-за него не уехал из Бухары и остался без ангажемента. Тогда старик предложил юноше переехать к нему на квартиру. В благодарность Бен-Али начал обучать Лон-го разным иллюзиям и факирским трюкам. Дервиш научил его ходить босыми ногами по горячим углям, насыпанным на железный противень. А чтобы ноги не были чувствительны к огню, заставлял держать их в тазу в специальном растворе, состоявшем из квасцов и вяжущих масел. Конечно, несмотря на секрет, при показе этого трюка от артиста требовалась большая сила воли, сноровка и быстрота.

Бен-Али научил Лон-го заглатывать три разноцветных шарика – красный, черный и белый – и показывать зрителям любой из них. Этому помогали «зарубки», сделанные на шариках. Митя чувствовал их языком и безошибочно «выдавал на-гора» требуемое публикой. Заглатывались и разноцветные шелковые платочки, отмеченные тончайшими узелками, легко распознаваемыми языком.

Шпагоглотателю Лон-го, у которого был расширенный пищевод, ничего не стоило научиться выпивать несколько литров воды и даже керосина с бензином и выпускать эту жидкость струей в специально подставленный стеклянный сосуд. Пить керосин с бензином было, конечно, очень противно.

Прикрывая лицо мокрым полотенцем, чтобы не обжечь губы и брови, старый факир Бен-Али учил Лон-го стремительно выпускать изо рта струю керосина, направляя ее на палку, обмотанную паклей. Создавалось полное впечатление, что огненная струя бьет фонтаном. Также не очень «вкусным» было и заглатывание золотых рыбок и даже крошечных лягушек, которых потом вместе со струей воды Лон-го научился выпускать изо рта. Этот трюк назывался «человек-аквариум».

Но этого мало. В течение нескольких месяцев, проведенных в Бухаре вместе с Бен-Али, молодой артист научился и другим факирским трюкам. Так, на манеж выносили раскаленную печку и ставили ее в центре. Хорошенькие ассистентки, наряженные в восточные костюмы, опахалами из павлиньих перьев раздували огонь в жаровне и плавили на нем олово. Деревянной русской ложкой Лон-го, словно борщ, зачерпывал олово и как бы случайно проливал несколько капель на мокрый поднос. Капли металла шипели и пузырились. Артист, подойдя к первому ряду партера, чтобы публика могла убедиться, что трюк исполняется без обмана, подносил ложку ко рту и на секунду капал раскаленное олово себе в рот. Секрет трюка состоял в том, что перед его показом факир незаметно для зрителей вставлял за зубы крошечную ванночку, куда и попадал раскаленный металл.

Однажды в Ташкенте какой-то подвыпивший и подозрительно настроенный субъект усиленно придирался к факиру и пытался разоблачить Лонго, пользовавшегося большим успехом. Этот зритель стал кричать на весь зал, что фокус – не что иное, как шарлатанство и обман. Он потребовал повторения трюка. Возбужденная публика загудела, затопала, поддерживая скептика, Лон-го пришлось повторить опыт с раскаленным металлом. Но зритель все же не унимался, утверждая, что артист якобы проводит незаметную подмену металла воском. Он требовал, чтобы факир вылил несколько капель олова на его, зрителя, ладонь. Лон-го трудно было отговорить разбушевавшегося скептика от его просьбы. Но на этом уже настаивал весь цирк. Делать было нечего, предупреждения не подействовали, и Лон-го капнул металл на руку настойчивому зрителю. С диким воплем тот убежал с арены, проклиная и артиста и всю публику. На другой день хозяину цирка пришлось дать солидную взятку полицейскому приставу, чтобы замять этот неприятный инцидент.

Примерно таким же способом исполнялся и трюк с откусыванием от раскаленной железной пластинки заранее подпиленного небольшого кусочка. Факир раскрывал рот, и пластинка попадала на острый маленький гребешок, также незаметно вставленный в зубы. Тут важно было не обжечь губы.

Старый Бен-Али щедро делился с Митей всеми своими секретами. Он показал ему, как демонстрировать «опыты анестезии» – прокалывать в разных местах иглами щеки и надбровье, находя для этого всегда одни и те же участки тела с наименьшей сетью кровеносных сосудов. Прокалывая щеки большим крючком, Лон-го оттягивал их вниз и к каждому крючку подвешивал десятифунтовые гири!

Он проделывал и другие факирские трюки, рекламируемые в афишах «зверствами инквизиции»: голыми ногами прыгал на битом стекле, ложился спиной на доску, утыканную гвоздями. В первом случае факир заранее подбирал и складывал в специальный мешок такие осколки бутылок, острые края которых предварительно стирались. Высыпанные из мешка на лист фанеры и подсвечиваемые прожекторами, стекла переливались в свете огней и являли собой устрашающее зрелище, когда человек становился на них ногами и даже приплясывал… И ложе из гвоздей, острия которых были искусно затуплены, тоже не доставляло особой радости исполнителю. Но когда худой, поджарый Лон-го ложился на них, то на каждый из этих гвоздей приходилась ничтожная часть веса тела. Правда, было больно, но не настолько, чтобы нельзя было терпеть одну-две минуты.

Все эти «чудеса» окутывались таинственностью, специально подобранная музыка и освещение, нарочитая медлительность в подготовке трюка и мгновенность его исполнения, тонкая, продуманная театрализация – все было рассчитано на то, чтобы усилить «волшебные чары» и могущество факира. Этому способствовали и особая обстановка на манеже, и выразительная пластика всех движений артиста, и десятки поддельных золотых медалей, внушительно красовавшихся на халате. Этими наградами факир якобы был удостоен при дворах различных восточных властителей. И не случайно Лон-го на афишах именовался «факиром при дворе шаха персидского, эмира бухарского, хана кокандского, эмира афганского, несравненным доктором магических наук, выдающимся спиритом».

Все эти титулы, сногсшибательная реклама и, конечно, артистизм, мастерство и ловкость Лон-го способствовали тому, что цирки провинции наперебой приглашали популярного «доктора магии», «загадочного и таинственного факира». В тех случаях, когда в цирке не было сборов, за повышенный гонорар Лон-го демонстрировал свой самый жуткий трюк. По этому случаю в городе расклеивались специальные афиши, и билеты раскупались в течение нескольких часов.

Такие представления обставлялись с особой помпезностью. После большого и разнообразного репертуара, состоявшего из многих факирских трюков, Лон-го показывал свой «коронный», редко исполняемый номер. Перед его демонстрацией на манеж выходил шпрехшталмейстер. и в наступившей тишине четко, приподнято объявлял: «Факир в могиле».

Во дворе летнего цирка днем вырывали яму метра полтора глубиной и в метр ширины. Вечером, после окончания представления, все зрители выходили во двор и плотным кольцом становились вокруг «могилы», ожидая «погребения». Афиши, украшенные черепом с двумя перекрещенными костями, обещали небывалую сенсацию – чудо знаменитого индийского факира. Под звуки мрачной похоронной музыки целая процессия выходила во двор. Лон-го ложился около своей «могилы», и три ассистента надевали на него халат, обматывая потом белой тканью. Факира осторожно опускали в яму и засыпали землей. Наиболее рьяные и «требовательные» зрители пытались даже ногами утрамбовать могилу, которую уже и так, правда, больше для вида, утаптывали униформисты. Приглашался врач, из публики выбирались наблюдатели. Они засекали время и ждали 30–40 минут, пока Лон-го не дернет бечевку, давая знать, чтобы его откапывали…

Как же исполнялся этот трюк? Всегда предпочтение отдавалось черноземной почве. И когда копали яму, старались вынимать землю большими пластами и комьями. За день они немного подсыхали и затвердевали. Униформисты укладывали комья, оставляя между ними просветы. И когда вечером заваливали землей «заживо погребенного» факира, комья земли ложились неплотно, оставляя небольшой приток воздуха. Конечно, от Лон-го требовалась длительная тренировка, исключительная сила воли, самообладание для выполнения этого страшного и жестокого опыта. Обычно перед закапыванием Лон-го брал в рот небольшой боб и сосал его, стараясь сосредоточить все свое внимание и силу для выполнения такого трюка. По сигналу, поданному из могилы, Лон-го быстро откапывали, и он, сохраняя внешне независимый вид, напрягал последние усилия, чтобы раскланяться перед публикой. Его уводили за кулисы, и артист отлеживался два – три дня.

Гастролируя в Екатеринославе, Лон-го несколько раз с успехом показывал там этот жуткий трюк. После одного из удачных представлений он отправился отдыхать. Неожиданно к нему в гардеробную вошел знакомый борец. Он заявил, что внимательно наблюдал за всей процедурой «погребения» и в ближайшие дни думает повторить ее. Дмитрий Иванович стал отговаривать коллегу от подобного эксперимента, советуя ему сначала хорошенько потренироваться и лишь потом попробовать исполнить этот страшный опыт.

Через неделю Лон-го уехал из Екатеринослава. Чемпионат борьбы не давал сборов. Тогда хозяин договорился с борцом о показе аттракциона «Факир в могиле». Но, не зная всех тонкостей и хитростей его исполнения, которые обычно применял Лон-го, борец едва не погиб. «Горе-артист» предупредил своего ассистента, что возьмет с собой в могилу тонкую, черную, под цвет земли, резиновую трубку и, когда его засыпят, будет дышать через нее. Так наивный борец думал пролежать в могиле минут сорок и перекрыть рекорд длительности пребывания под землей. Были заключены даже пари. Но трубку придавили пласты земли, воздух не поступал в могилу. Борец не подавал никаких сигналов, и хозяин цирка уже торжествовал. И лишь перепуганный ассистент, с тревогой следивший по часам за опасным опытом, настоял, чтобы через тридцать пять минут начали откапывать неудачливого новоявленного «факира». Еле живого, почти задохнувшегося, его вытащили из могилы и с большим трудом, при помощи врачей, вернули к жизни… Правда, хозяин выплатил обещанную повышенную сумму за исполнение этого, действительно, смертельно опасного трюка, из-за которого несчастный чуть-чуть не поплатился жизнью…

Из чисто иллюзионных номеров в репертуаре Лон-го были «Отрубание головы ассистенту», знаменитая в то время «Реторта доктора Фауста». На арену выносили большую стеклянную колбу. Публику просили убедиться в том, что она действительно пуста. Затем Лон-го вливал в нее прозрачную жидкость и ставил на подставку, под которой горела спиртовка. Жидкость быстро испарялась, а на дне колбы появлялся человеческий зародыш, быстро выраставший до размеров годовалого ребенка. Тогда Лон-го разбивал колбу и демонстрировал зрителям живого, да к тому же еще и громко ревущего младенца.

В 1911 году Лон-го гастролировал в Тифлисе в цирке Гамсахурдия. Артист к тому времени обзавелся превосходным реквизитом, расшитыми панно и богатыми халатами, различными факирскими аксессуарами. Все его представление было обставлено необычайно пышно и эффектно. И Лон-го преподносил свои трюки с необходимым по тем временам налетом загадочности и таинственности.

На одно из представлений приехал известный в странах Ближнего Востока персидский импресарио и владелец цирков Шамбей. В Тегеране он слышал о том, что в Тифлисе выступает замечательный чародей-факир, показывающий множество труднейших трюков.

Хозяин Тифлисского цирка Гамсахурдия предупредил Лон-го о приезде богатого импресарио, посоветовав показать ему весь арсенал факирских трюков. Ловкость, с которой работал молодой Лонго, и его порой страшные опыты понравились Шамбею. В тот же вечер после представления в духане состоялась его встреча с артистом. Перс торговался. Но «чародей и волшебник» понимал, что он нужен этому восточному дельцу, и заломил огромный по тем временам гонорар в сто золотых туманов за выступление. Сделка состоялась, и вскоре Лон-го приехал в Персию.

Гастроли «российского дервиша и факира» в Тегеране проходили с колоссальным успехом. Представления давались под открытым небом на импровизированном манеже – большой дворовой площадке, с четырех сторон огороженной квадратом невысоких домов. Публика сидела прямо на земле на циновках и коврах. Для особо почетных посетителей было установлено несколько рядов кресел.

На «манеж» Лон-го выходил в старинном халате дервиша и колпаке, держа в руке длинный посох. По требованию Шамбея гастролер придавал своим выступлениям сгущенную мистическую окраску, гораздо большую, чем на представлениях в цирках России. Персидские зрители, в большинстве своем наивно-простодушные люди, воспринимали «чудеса» Лон-го как проявление его необычайной волшебной силы и могущества. Но особенно неизгладимое впечатление на зрителей производили опыты Лон-го с ядовитыми змеями. В дни юности на постоялом дворе в одном из кишлаков Туркмении Лон-го укусила гадюка. К счастью, она оказалась неядовитой. Но врач, к которому обратился молодой артист, установил его природный иммунитет и невосприимчивость к змеиному яду. И с тех пор Лон-го ввел в свой обширный репертуар и демонстрацию ядовитых змей. Лон-го рассказал об этом Шамбею, и тот немедленно решил обыграть это драгоценное на Востоке качество своего гастролера. В афишах появились строки, приглашавшие зрителей приносить с собой в цирк ядовитых гюрз. «Российский дервиш, бесстрашный повелитель змей будет демонстрировать свою волшебную силу против смертельного яда гюрз». Показ этих опытов в Тегеране производил потрясающее впечатление, и молва о необыкновенных свойствах и чудесах Лон-го распространилась далеко за пределы Персии.

Предприимчивый импресарио возил Лон-го по большим городам Персии, а затем организовал его гастроли в Турции, Египте и Сирии. И в этих странах Ближнего Востока выступления факира и чародея Лон-го проходили с колоссальным успехом.

Прошло много-много лет. После голодной и нищей жизни счастье улыбнулось Дмитрию Ивановичу Лон-го. Сбылись предсказания старого итальянского фокусника и музыканта Лионелли, который первым дал «путевку в жизнь» бездомному мальчику – будущему факиру Мите Лон-го. Он стал большим артистом, мастером иллюзионного жанра.

Лон-го вернулся на родину с Ближнего Востока в самом начале первой мировой войны. В дальнейшем он отказался демонстрировать многие факирские трюки и перестроил свой номер, сохранив в нем лишь иллюзии и фокусы.

ГЛАВА 11.
ДИНАСТИЯ ИЛЛЮЗИОНИСТОВ КИО

Пожалуй, ни один из артистов иллюзионного жанра не сделал для его развития столько, сколько Эмиль Теодорович Кио (1894–1965). Он облагородил, если так можно выразиться, искусство фокусников, придал ему аттракционный характер, масштабность, превратил это зрелище в обаятельное «волшебное» ревю, по-карнавальному красочное и эффектное. В творчестве Кио есть что-то от волшебного, вечно меняющегося киноэкрана. Не случайно, видимо, звонкое имя Кио подсказано выпавшей буквой на вывеске «КИНО». Кио первым наполнил фокусы содержательной мыслью, первым в мировой практике ввел клоунов в свои программы, первым стал создавать средствами иллюзионного искусства бытовые сюжетные сценки.

Эмиль Теодорович Кио появился на арене цирка в 20-е годы. Свыше двадцати лет он выступал в образе загадочного индуса. Появлялся в чалме и пестром халате, сопровождаемый пышной свитой из лилипутов и очаровательных девушек. Кио лицедействовал на фоне резной арки в стиле «ориенталь» с полной верой во все совершающиеся магические чудеса. Позднее он создал иной образ – респектабельного концертанта. Безукоризненный фрак, на носу изящные очки без оправы, – он казался не то ученым, не то дипломатом, знающим нечто такое, о чем неизвестно другим…

На первых порах выступлений Кио о его прошлом ходили самые невероятные слухи. Говорили, что он йог, заклинатель змей и даже отпрыск индийского жреца. Все это, конечно, далеко от истины. Прежде чем стать иллюзионистом, Кио прошел трудный путь. Он был билетером, униформистом, служителем при слонах, берейтором на цирковой конюшне, воздушным акробатом…

А начал он с театра. Ученик московского реального училища Эмиль Ренар (такова настоящая фамилия иллюзиониста) увлекался драматическим искусством. По соседству с их домом в Москве находился театр миниатюр «Одеон», где он тайком от родителей пропадал чуть ли не каждый вечер, мечтая о хотя бы самой пустяковой роли. И вот однажды, в начале 1917 года, во время болезни одного из актеров театра он заменил его на сцене. Дебют оказался успешным, и его включили в состав труппы, с которой он и выехал на гастроли.

Выступления начались с Киева. Поначалу дела в театре пошли хорошо. Однако вскоре началась гражданская война, а с нею – голод и разруха. Людям стало не до театра. Режиссер театра Гриневский решил повезти «Одеон» на гастроли в Варшаву, но и здесь дела пошли неважно. Труппу распустили.

Положение Эмиля в это время было отчаянным. Оказавшись на чужбине один, без денег и жизненного опыта, он метался по городу в поисках хоть какой-нибудь работы. Однако начинающий актер был никому не нужен. С огромным трудом он устроился билетером в цирк, принадлежавший Александру Чинизелли – потомственному дрессировщику и владельцу отличной конюшни. Частенько «по совместительству» он надевал голубую с галунами униформу, помогал артистам, ухаживал за животными.

Все свое свободное время Эмиль проводил в цирке. Атмосфера манежа захватила его. Эмиль сам начал пробовать свои силы в акробатике. После нескольких репетиций он занял место в номере воздушных гимнастов, выступавших под руководством Краузе. А вскоре ему удалось подготовить собственный, «смертельный» номер – «Десять минут между жизнью и смертью». Однако в результате несчастного случая едва не закончившегося трагедией, он не смог больше работать под куполом цирка.

Эмилю пришлось стать администратором. Дела в цирке, в то время переехавшего в Вильно, шли не очень хорошо. Надо было срочно искать выход из создавшегося положения. И тогда Эмиль вспомнил о Бен-Али – факире, с которым он познакомился в Варшаве, и отправился на его поиски. Станислав Янушевский (такова была настоящая фамилия Бен-Али) согласился на предложение Эмиля выступить в Вильно. После первого же его представления все заговорили о могущественном «чародее». Через два – три вечера цирк был уже заполнен до отказа, появился и аншлаг.

Трюки Бен-Али, хотя и построенные на немудреной выдумке, производили большое впечатление. Работал он четко, ловко и очень профессионально. Его коронным номером было «распятие на кресте». На манеже устанавливался деревянный крест, и униформисты «приколачивали» к нему Бен-Али. И вскоре «распятый», раскинув руки, повисал вроде бы на гвоздях, всем своим видом демонстрируя готовность вознестись на небо. Секрет трюка заключался в том, что гвозди забивались в широкие рукава рубахи факира, а висел он на скрытом крюке, закрепившись за него продетыми под одеждой лямками.

Был в репертуаре Бен-Али и ходовой трюк многих псевдогипнотизеров. Он заключался в том, что артист укладывал зрителя-добровольца головой на спинку одного стула, а ногами – на спинку другого. И человек, вытянувшись в струнку, замирал в горизонтальном положении, а фокусник даже становился на него. Секрет этого трюка заключался в следующем: под костюмом добровольца – постоянного партнера Янушевского – находилась тонкая металлическая пластина. Эффект был потрясающий.

Однажды Станислав Янушевский предложил Эмилю пойти к нему учеником. Перспектива стать фокусником не очень-то прельщала молодого артиста. Однако постепенно он заинтересовался работой Бен-Али отчасти потому, что просто соскучился по манежу, согласился на это предложение. А после того, как поглубже вник в историю жанра иллюзии, его уважение к этой профессии значительно повысилось, и он решил посвятить свою жизнь иллюзионному искусству.

Скопив немного денег, Эмиль в 1919 году приехал в Берлин, где и решил приобрести необходимую для иллюзиониста аппаратуру. Правда, денег у Эмиля хватило только на то, чтобы купить один-единственный аппарат – «волшебный» ящик. Кое-какие навыки в пользовании иллюзионными аппаратами он приобрел в «Адской академии» (своеобразном учебном заведении, где обучали азам иллюзионного искусства), которую он закончил в Берлине. Однако сюжет первого номера, с которым он выступил на варшавской эстраде, придумал сам.

В «волшебный» ящик входила старуха, после чего он закрывался. Артист прокалывал ящик со всех сторон шпагами и затем открывал его: вместо старухи там оказывалась девушка. Потом трюк был усложнен: Матильда, дочь Чинизелли, исполнявшая роль старухи, выходила из него в нарядном платье, в шляпе с широкими полями и страусовыми перьями, с зонтиком и даже с собачкой. Номер этот назывался «Омоложение» и долгие годы оставался в репертуаре артиста. Позже вместо старухи из ящика выскакивали два лилипута: изображая старуху, они, входя в аппарат, становились друг другу на плечи и надевали длинное платье.

Подражая Бен-Али, Эмиль купил парчовый «звездный» халат, надел атласную чалму. В это же время он взял себе артистический псевдоним Кио, который более полувека не сходил с цирковых афиш.

В 1921 году Эмиль вернулся из-за границы в Россию. В те годы работу в Москве было найти нелегко, но молодому артисту повезло – его пригласили выступать сначала в «Аквариуме», потом в «Эрмитаже». А затем неожиданно пришел вызов в Тамбов от директора городского сада, и Кио направился в этот город.

Первое же выступление в Тамбове едва не прервало в самом начале карьеру артиста. А произошло вот что.

Во время демонстрации номера «Омоложение» только было Эмиль проткнул ящик шпагами, как из рядов выскочил шустрый мальчишка, и не успел Кио остановить его, как тот поднял крышку, засмеялся и тут же вернулся на место.

В публике раздался громкий хохот. И хотя ничего страшного не произошло, трюк не был разоблачен. Эмиль очень расстроился: нарушилась драматургия номера, его настрой, а для впечатлительного молодого артиста это казалось чуть ли не трагедией. И он в порыве отчаяния отказался от дальнейших выступлений в Тамбове. «Бегство» из города дорого стоило артисту. Без денег, без ангажемента он очутился в Козлове. С трудом удалось ему договориться с директором местного городского сада на несколько выступлений.

Два года проработал Кио в провинции. За это время он подготовил новые номера, среди которых был и «Человек-молния». Во время этого номера зрители-энтузиасты укладывали Кио в мешок, предварительно связав его. Затем мешок завязывался, запечатывался сургучом, укладывался в сундук, который, в свою очередь, запирался на замок. После этого Кио, улыбаясь, выходил из… зрительного зала, а из сундука вылетала девушка, рассыпая зрителям цирковые улыбки.

Кроме «Человека-молнии», демонстрировался еще и номер «Свечка». На глазах зрителей Кио укладывал в футляр свечку и просил кого-нибудь из зрителей подержать его. Потом брал пистолет, набрасывая на него яркий платочек, и стрелял. Платочек исчезал. Зритель, находившийся на манеже, открывал футляр. Внутри лежал платочек, а свечки не было.

– Отдайте свечку, – делая сердитый вид, говорил Кио зрителю.

– Но я ее не брал, – смущенно оправдывался тот.

– Свечка у вас в кармане, – уверенно говорил артист.

Зритель нерешительно лез в карман и под смех всего зала доставал оттуда свечку.

В 1923 году Кио приехал в Петроград, где стал работать в дивертисментах (небольших концертах, проводимых перед началом сеансов в кинотеатрах города).

В ту пору в иллюзионном жанре подвизалось немало артистов, в большинстве – зарубежных гастролеров. Среди них был и Данте. Он делал, например, такой трюк: ставил посреди сцены палку, надевал на нее нарядное платье – и она мгновенно превращалась в красивую девушку. Стоило ему дотронуться до кончика носа одной ассистентки, как оттуда начинала фонтанчиком бить вода, у другой – из уха, у третьей – изо рта…

У «загадочного индуса» Линга-Синг был свой «фирменный» фокус, который назывался «Любой песок из воды». Заключался он в том, что на глазах у публики окрашенные в разные цвета кучки песка ссыпались в бидон с водой и размешивались в нем. Затем фокусник по заказу зрителей доставал из бидона песок любого цвета: красный, зеленый или синий. Секрет этого фокуса заключался в том, что обычный песок заранее смешивался с воском и сплавлялся в огне. Обработанный таким образом, он терял способность смачиваться водой. Опуская песок в воду, иллюзионист сжимал его в окрашенный комок, имевший форму шара, который он потом, доставая из воды, разминал и разрушившийся шар пропускал между пальцами. При этом казалось, что струится обычный песок.

Огромное впечатление на зрителей производил американский иллюзионист То-Рама (на санскрите – повелитель). За все время своего выступления он не произносил ни слова. То-Рама прокалывал себе предплечье длинными иглами и в таком виде проходил между рядами зрителей. Одним взглядом он укрощал льва, крокодила и удава.

Были и другие замечательные мастера. Знакомясь с их достижениями, Кио творчески осваивал лучшее из их трюков и приемов, внося в них новые элементы, разрабатывая свои конструкции. На основе всего этого он придумывал оригинальные фокусы.

До 1932 года Кио попеременно выступал то на эстраде, то в цирке. Однако манеж ему больше импонировал. Здесь ничто не мешает полному слиянию артиста с публикой, их не разделяет ни занавес, ни оркестровая яма. Все действие и даже частично приготовления к нему происходит на глазах у зрителей. Да и размеры арены и сама конструкция циркового здания дают простор для постановки иллюзионных номеров.

В 1932 году Кио окончательно расстался с эстрадой и перешел в цирк. В это время он уже получил всеобщее признание. Публика волом валила на его представления. Кио тогда уже очень умело строил свою программу, поддерживая в аудитории нервное напряжение, от номера к номеру усиливая атмосферу чуть ли не мистической загадочности. Каждый последующий номер становился все менее объяснимым.