Текст книги "Авантюристы, иллюзионисты, фальсификаторы, фальшивомонетчики"

Автор книги: Ю. Петров

Среди мастеров иллюзионизма XVIII века особое место занимает Пинетти (1750–1803), который был для своего времени, действительно, иллюзионистом высокого класса. Сын итальянского трактирщика, он выступал в согласии со вкусами эпохи под псевдонимом Жан Жозеф де Вильдаль, кавалер Пинетти, маркиз де Мерси. Замечательные актерские данные в сочетании с изобретательностью позволяли ему с успехом играть роль аристократа. В качестве такового он получил доступ к дворам европейских монархов.

Прусский король Фридрих II пожаловал Пинетти титул придворного физика и отдал ему здание театра в Берлине. Это был первый в истории случай, когда иллюзионизм получил «дворянскую грамоту» полноправного вида искусства наряду с оперой, балетом и драмой. Соответственно в театре уже не могло быть и речи о показе традиционных фокусов, многие из которых родились в ярмарочных балаганах. Аристократическая публика желала видеть номера и эффекты, гармонирующие с привычными ей салонными вкусами.

Пинетти появлялся на сцене под звуки клавесина, флейт и мандолины. Одет он был, как подобает кавалеру, в бархатный камзол с кружевным жабо, на голове – парик. Предметы, которыми он манипулировал, были хорошо знакомы титулованным зрителям – кольца, табакерки, шкатулки. Из-под шелковых и батистовых платков вылетали голуби и канарейки. Свой показ артист перемежал изящной светской беседой. В целом Пинетти старательно культивировал модный стиль рококо. Но это все внешняя сторона.

В историю иллюзионизма Пинетти вошел как первый профессиональный артист, автор и блестящий интерпретатор целого ряда фокусов, с той поры связанных с его именем. Трудно даже назвать разновидность Жанра, в которую он бы не внес ценные усовершенствования. В его репертуаре манипуляционные трюки сочетались с действием остроумно сконструированных автоматов.

Вот один из эффектных номеров его программы.

Иллюзионист показывает два куриных яйца. По выбору дамы, приглашенной из публики, разбивает одно из них, предлагая убедиться в том, что яйца настоящие. Однако из второго яйца показывается не цыпленок, а голова мыши. «Ах, мышка!» – удивленно восклицает фокусник. Дама, пугаясь, вскакивает со стула. Пинетти успокаивает ее, обещая, совершить превращение, тотчас вынимает из скорлупы того же яйца живую канарейку и сажает на ладонь дамы. Потом ударяет ногой об пол. Канарейка мгновенно умирает. Дама, естественно, жалеет птичку. Чтобы утешить зрительницу, Пинетти предлагает оживить канарейку. По его знаку начинает играть музыка. Пинетти кладет канарейку на стол под стеклянный колпак, и вскоре она начинает двигаться. Фокусник приподнимает колпак, птичка вспархивает и, сделав поклон зрителям, улетает.

Появление птички и мышиной головки из яичной скорлупы – манипуляционные трюки. Когда же иллюзионист отдавал птичку даме, он незаметно нажимал на сонные артерии канарейки, и через несколько мгновений она падала на ладонь, словно мертвая. Для «оживления» ее клали под стеклянный колпак, куда помощник накачивал кислород.

Удивительны были автоматы, сконструированные Пинетти. «Турок» звонил в колокольчик. Пинетти требовал, чтобы «турок» поклонился ему, но тот отказывался, отрицательно качая головой. Зато в ответ на предложение поклониться публике «турок» отвешивал поклоны направо и налево. Затем автомат угадывал карты, вынимаемые из колоды зрителями, называл число очков на брошенных ими костях. Отвечал на вопросы публики, кивая или отрицательно качая головой.

Особое удивление вызывал механический фазан, насвистывающий любые мелодии по заказу зрителей. Немало дивилась публика и выраставшему на их глазах из ящика с землей лимонному дереву, на котором сначала распускались листья, затем цветы, а под конец появлялись желтые лимоны. Хотя сам трюк имеет давнюю историю (его показывали индийские факиры), Пинетти довел его до совершенства.

Внутри ящика находился металлический шар. В него при помощи поршневого насоса с клапаном накачивали воздух. Росток представлял собой медную трубку, одним концом припаянную к шару. В нее была плотно вставлена другая трубка, запаянная сверху. Под давлением воздуха эта трубка, окрашенная в зеленый цвет, поднималась кверху и, пробивая тонкий слой земли, быстро «прорастала». Внутри полого стебля помещалось 4–5 веток, тоже медных трубочек. Делая вид, что смачивает росток, Пинетти незаметно открывал воздушный кран. Воздух выталкивал ветки через отверстие в стебле. На концах веток были маленькие металлические воронки, издали похожие на набухшие почки. В воронках помещались листья, цветы и плоды из тончайшего плотного шелка, склеенные наподобие мешочков. Наполняясь изнутри воздухом, они вылезали из воронок, расправлялись, и перед зрителями оказывалось распустившееся деревцо.

Очень эффектен был следующий трюк. Пинетти предлагал одному из зрителей вынуть из колоды любую карту и оторвать уголок, сохранив его у себя. Из горстки гвоздей предлагал выбрать один и сделать на нем отметку. Карту с оторванным уголком иллюзионист разрывал на мелкие кусочки и сжигал, пепел смешивал с порохом, заряжал им пистолет, закладывал вместо пули помеченный зрителем гвоздь и целился в стену. Раздавался выстрел – и на стене оказывалась невредимой только что сожженная карта без уголка, прибитая тем самым гвоздем, который был помечен зрителем. Оторванный уголок точно подходил к карте.

Этот сложный фокус проделывался следующим образом. Карту с оторванным уголком Пинетти накладывал на другую и точно так же отрывал уголок. Эту-то вторую карту он и сжигал. Благодаря особому устройству пистолета заложенный в него гвоздь тут же падал на ладонь, где уже была спрятана выбранная зрителем карта. Помощник приносил Пинетти порох, и иллюзионист незаметно передавал ему карту и гвоздь. Перед тем как выстрелить, Пинетти отвлекал на себя внимание зрителей, а в это время помощник за специальным экраном прибивал карту гвоздем к стене и прикрывал ее матерчатым клапаном под цвет фона. Потом экран отодвигался. Пинетти стрелял в стену, а помощник, дергая за длинную нитку, одновременно срывал клапан – и на стене появлялась карта, прибитая гвоздем.

Благодаря изобретательности Пинетти иллюзорное искусство обогатилось мнемотехникой – «угадыванием мыслей на расстоянии». Именно он впервые разработал условный код, с помощью которого артист может передавать ассистенту все необходимые сведения. Афиша 1784 года извещала: «Кавалер Пинетти покажет различные эксперименты с новыми открытиями, в частности, то, как госпожа Пинетти, сидя на одном из последних мест с платком на глазах, отгадает все, что будет предложено ей любым из собравшихся».

Пинетти очень ревниво относился к своим профессиональным секретам. Тем не менее в том самом году, когда афиша обещала публике «совершенно неподражаемые механические, физические и философские представления» в исполнении кавалера Пинетти, в том самом 1784 году во Франции вышла книга Декрана с объяснением профессиональных секретов Пинетти. Она сразу разошлась, была переведена на многие языки и поныне остается одним из лучших руководств по технике иллюзионизма.

Пинетти ничего не оставалось, как выпустить собственную книгу с «разоблачениями» своих фокусов. Но она уже не имела такого эффекта, как книга Декрана, который продолжал наблюдать за Пинетти и выпустил еще четыре книги с описанием его трюков.

Пинетти бежал из Франции в Берлин. Но здесь его опытами заинтересовался профессор Косман, который вскоре выпустил в свет двухтомник «Кавалер Пинетти де Мерси, физические увеселения» с подробным разбором его номеров. Разъяренный Пинетти пригрозил Косману кинжалом. Тот пожаловался королю. Иллюзионисту пришлось бежать и из Германии.

Конец карьеры Пинетти был поистине трагичен. У него появился конкурент – молодой французский аристократ де Гризи (1768–1830), выступавший под псевдонимом Торрини. Он освоил наиболее сенсационные фокусы Пинетти и начал выступать с ними именно в тех городах, где ожидался приезд кавалера. После серии провалов Пинетти решил отправиться в Россию и обосноваться при царском дворе. В пути он и умер.

Между тем Торрини был в зените славы. Он даже выступал в Ватикане перед самим папой Пием VII. Однако вскоре несчастный случай прервал его блистательную артистическую карьеру. Во время исполнения иллюзионного трюка «Сын Вильгельма Телля» Торрини нечаянно убил своего партнера – родного сына (по ошибке пистолет оказался заряженным не холостым, а боевым патроном). Жена иллюзиониста не пережила катастрофы, а сам он, порвав со своим прошлым, с тех пор разъезжал по дорогам Франции, зарабатывая на хлеб выступлениями на базарах.

ГЛАВА 8.
НА ТЕАТРАЛЬНОЙ СЦЕНЕ

«Граждане, я не из тех шарлатанов, которые, подобно Калиостро, претендуют на управление сверхъестественными силами, а опыты мои имеют исключительно научный характер», – так обращался, по свидетельству очевидца, к публике революционного Парижа высокий худой человек с пышной шевелюрой. Его звали Этьен Гаспар Робертсон (1763–1837). Бельгиец, специалист по оптике и воздухоплаванию, он приехал во Францию вскоре после взятия Бастилии и предложил свои услуги в качестве военного изобретателя Комитету общественного спасения. Но его военные идеи не нашли применения. Тогда Робертсон со всей страстью выдумщика предался фокусам. С помощью усовершенствованного волшебного фонаря – фантоскопа, как он назвал его, Робертсон демонстрировал тени великих людей. Его представления пользовались огромным успехом у парижан. Газеты описывали мистерии Робертсона, в которых по очереди появлялись тени Вольтера, Руссо, Марата, Робеспьера.

«Робертсон выливает на горящую жаровню два стакана крови, бутылку серной кислоты, двенадцать капель азотной кислоты и туда же швыряет два экземпляра «Газеты свободных людей». Тут же мало-помалу начинает вырисовываться маленький мертвенно бледный призрак в красном колпаке, вооруженный кинжалом. Это призрак Марата. Он ужасающе гримасничает и исчезает…

Швейцарец просит показать ему тень Вильгельма Телля. Робертсон кладет на горящие угли две старинные стрелы, и тут же тень борца за свободу Швейцарии показывается во всей своей республиканской гордости…» (Цит. по книге: Садуль Ж. Всеобщая история кино, т. 1. – М., «Искусство», 1958, с. 138).

Вызывание «призраков» сопровождалось шумовыми эффектами: громом, похоронным звоном, шумом дождя. В заключение Робертсон показывал «судьбу, которая ждет всех нас», – скелет с косой.

А вот описание одной из пьес, поставленных Робертсоном, в газете того времени «Курье де спектакль»: «Робеспьер встает из могилы, хочет подняться. Его испепеляет молния. Тени дорогих усопших смягчают картину. По очереди появляются Вольтер, Лавуазье, Жан-Жак Руссо, Диоген, который с фонарем в руке ищет человека и как бы ходит по рядам зрителей. Среди хаоса появляется сверкающая звезда, в центре которой написано «18 брюмера». Вскоре облака рассеиваются, и мы видим умиротворителя. Он предлагает Миневре оливковую ветвь. Она ее берет, делает из нее венок и возлагает на чело юного французского героя. Нечего и говорить, что эта ловкая аллегория всегда вызывает восторги» (Там же).

После падения наполеоновской империи Робертсон уехал за границу, где стал выступать с акустическими фокусами, самый знаменитый из которых назывался «Невидимая девушка».

К потолку зала на цепях был подвешен продолговатый стеклянный ящик такого размера, что в нем мог поместиться человек. Глядя через прозрачные стенки ящика, зрители убеждались в том, что он пуст. Над ним висела горящая лампа, к которой была прикреплена труба с рупором, обращенным вниз. Посетитель, говоря в трубу, задавал «невидимой девушке» вопросы и тотчас получал от нее правильные ответы. На самом деле «невидимая девушка» сидела не в ящике, а в комнате, расположенной этажом выше, и видела, и слышала все через отверстие в потолке, замаскированное цепями, поддерживающими ящик и лампу. Голос девушки проходил через свободное пространство между ящиком и потолком, и казалось, что он раздается из ящика – такова была акустическая иллюзия. Этот иллюзион заставлял многих людей ломать себе головы над разрешением его загадки.

XIX век выдвинул целую плеяду незаурядных иллюзионистов. «Фокусник, который заслуживает названия художника!» – так писала пресса об австрийце Людвиге Леопольде Деблере (1801–1864), обладавшем незаурядным талантом и артистическим обаянием. Венский фокусник демонстрировал свое искусство перед монархами всей Европы, а прусский король Фридрих Вильгельм IV пожаловал ему звание придворного артиста.

Сценический образ Деблера – светский господин, которому все удается. Свои номера он показывал в очень быстром темпе, не давая зрителям опомниться, ошеломляя их каскадом трюков.

Занавес поднимался, и иллюзионист выходил на слабо освещенную сцену. Его встречали бурей аплодисментов. Он благодарил зрителей низким церемонным поклоном и оглядывал сцену, уставленную множеством незажженных свечей. Стрелял из пистолета – и все свечи разом вспыхивали.

Выступая в Берлине перед королем Фридрихом Вильгельмом IV, Деблер предложил добыть из воздуха все, что будет угодно.

– То, что мне нужно, вы не добудете, – сказал король.

– Можете добыть мне армию?

– Увидим, – ответил Деблер, подавая королю корзину с куриными яйцами и предлагая выбрать любое.

Выбранное яйцо он положил на стол под стеклянный колпак, который через минуту снял. Затем разбил яйцо, лежавшее на столе, и оттуда полетели вверх гирлянды цветов, среди которых показался помощник, одетый генералом.

– Неужели у вас в каждом яйце по генералу? – спросил король.

– Посмотрим, – ответил Деблер и повторил ту же процедуру с другим яйцом.

На этот раз из яйца вылупился полицейский. Деблер разыграл смущение.

– Простите, ваше величество, – сказал он. – Это яйцо тухлое…

Программа неизменно заканчивалась «дарами Флоры»: иллюзионист показывал пустой цилиндр, а затем вынимал из него бесчисленные букетики фиалок и с изящными комплиментами преподносил дамам-зрительницам. В каждый букетик были вложены стихи.

Восхищенный Гете, которому исполнилось 80 лет, написал в альбом Деблера четверостишие; начинающееся словами: «Ты показал нам невозможное…»

Пожалуй, наиболее яркий след оставил у современников итальянец Бартоломео Боско (1793–1863), прозванный «Паганини фокусников».

 
«Извел бы десть бумаги я,
Чтоб только описать,
Какую Боско магию
Умеет представлять.
Ломал он вещи целые
На мелкие куски,
Вставлял середки белые
В пунцовые платки,
Бог весть куда забрасывал
И кольца и перстни
И так смешно рассказывал,
Где явятся они.
Ну, словом: Боско рублики,
Как фокусник и враль,
Выманивал у публики
Так ловко, что не жаль!»
 

Так описывал Н. А. Некрасов в своей поэме «Говорун» выступление Боско, побывавшего на гастролях в России в 1841 году.

«Рассказывал» Боско, хотя и на достаточно ломаном, но русском языке. Это неудивительно, т. к. в 1812 году, будучи в рядах армии Наполеона, он побывал в русском плену. Вернувшись в Италию, солдат стал профессиональным иллюзионистом.

Какими же чудесами поражал Боско воображение зрителей? Его магия заключалась в поразительно искусном манипулировании мелкими предметами – монетами, шариками, картами и платками. Его излюбленным номером была древнейшая «игра с кубками», причем шарики появлялись и исчезали у него не под тремя, а под пятью сосудами. Это было верхом мастерства. До сих пор еще никто не превзошел Боско в исполнении этого номера, который, по отзывам современников, производил впечатление настоящего колдовства.

По желанию зрителей, платки в руках Боско меняли свой цвет или на них появлялись полосы другого цвета.

Иллюзионист брал у одного из зрителей часы – и они исчезали в его руке. Чтобы утешить зрителя, Боско предлагал ему выпить и наливал бокал вина. Но из бутылки, из которой только что лилось вино, вылетал голубь, на шее у которого висели исчезнувшие перед тем часы.

В программе Боско был и такой номер. Он просил одного из зрителей вытянуть из колоды какую-нибудь карту и показать ее остальным. Сам он стоял в это время отвернувшись. Не глядя, брал из рук зрителя вытянутую им карту и разрывал ее на мелкие клочки. Затем шел через весь зал и вдруг, взмахнув «волшебной» палочкой, останавливался возле кого-нибудь, таинственно говоря: «Опустите руку в левый карман вашего сюртука, там лежит бубновый туз». И зритель, недоверчиво сунув руку в свой карман, действительно находил там бубнового туза – карту, которая в начале номера была вынута из колоды и разорвана.

Или вот еще один трюк. Боско сажал в клетку голубя, вешал ее на стену и стрелял в птицу из пистолета. Потом ощипывал ее, клал в кастрюлю, закрывал крышкой и ставил на огонь. А когда он крышку снимал, из кастрюли вылетал живой голубь.

Итальянский маэстро усовершенствовал и трюк с отрубленной головой. В архиве сохранилось описание того, как Боско исполнял этот номер. Он отрубал головы двум голубям: черному и белому, а затем «приращивал» их так, что голуби вновь начинали ходить по столу и клевать коноплю. Но тут зрители замечали, что Боско сделал «промашку»: белому голубю досталась черная голова, а черному – белая. Фокусник сокрушенно качал головой, простите, мол, за рассеянность, и тут же исправлял «ошибку»: меняя головы местами.

Коронным номером итальянца был собственный «расстрел». Двенадцать гренадеров заряжали ружья пулями и по команде давали по нему залп. Когда дым рассеивался, публика ахала: Боско стоял перед ней живой и улыбающийся, держа на ладони дюжину пуль. Хитрость этого трюка заключалась в том, что артист сам забивал пули в ствол, словно проверяя, плотно ли они пригнаны. Шомпол, которым он это делал, был устроен так, что при вытаскивании захватывал пулю.

В 40-е годы прошлого века Боско стал выступать с оригинальной аппаратурой. Под влиянием эстетики романтизма он появлялся в «демоническом» образе – в костюме, стилизованном под средневекового чернокнижника, с мефистофелевской бородкой. Романтические герои были в большой моде, загадочность «байроновской» личности почиталась весьма высоко, и Боско подхватил этот тон.

Не приходится УДИВЛЯТЬСЯ, – что у него нашлось много последователей и подражателей. На протяжении ста лет на сцене появлялись все новые и новые фокусники, выступавшие под псевдонимом Боско. Имя казалось им залогом успеха, и в определенном смысле это было так. По меньшей мере первоначальный интерес публики гарантировался.

Одним из последователей Боско был иллюзионист Компарс Германн (1816–1887), снискавший почти всемирную популярность. Он также отрастил мефистофелевскую бородку, а на своей афише писал: «Любимец Мефистофеля». Германн знал много языков. Его выступления отличались большой артистичностью. Он придавал им характер каких-то дьявольских операций.

Впервые Германн выступил в Лондоне в 1848 году, объявив себя «первым иллюзионистом Франции». С тех пор в течение сорока лет он показывал свое искусство во всех странах Европы, в США и Южной Америке.

По взмаху его «волшебной» палочки карты превращались одна в другую, исчезали, а потом появлялись в карманах у зрителей. Сама палочка летала по воздуху. Шелковые носовые платки меняли свой цвет. Из «неисчерпаемого цилиндра» появлялись бесчисленные предметы, а из «волшебной» бутылки зрители получали несколько сортов вина. Кольца одинаковой величины свободно проходили одно сквозь другое. Иллюзионист подбрасывал их, они соединялись в цепочку и снова рассыпались в воздухе.

«Любимец Мефистофеля» производил впечатление такого всемогущего человека, что во время одного из представлений в Штутгарте, когда он заставил свою партнершу вдруг исчезнуть, какой-то простодушный зритель совершенно серьезно спросил:

– Господин профессор, а не могли бы вы сделать то же самое с моей женой?

Еще одним представителем династии Германнов был Александр Германн (1844–1896). Подобно Компарсу Александр Германн носил мефистофелевскую бородку. Но это был уже не «любимец Мефистофеля», как Компарс, а сам Мефистофель. В своих афишах он называл себя «великий Александр».

Александр Германн в совершенстве владел французским, английским, немецким, русским, итальянским, испанским и голландским языками, а также хорошо говорил по-шведски, по-португальски и по-арабски. Его саркастический юмор был неистощим. Чтобы интимнее разговаривать со зрителями, легко отвечать остротами на их реплики, Александр Германн часто спускался в зрительный зал. Он подносил к губам бокал, до краев наполненный шампанским, и бокал растворялся в воздухе, а затем иллюзионист обнаруживал его у кого-нибудь из зрителей в кармане и вынимал, не расплескав ни капли. Исчезало кольцо, перед тем надетое на палец одного из зрителей. Серебряная монета в руках иллюзиониста превращалась в золотую. Попутно артист жонглировал, имитировал голоса птиц и животных.

Отлично натренированные руки Александра Германна обладали не только исключительной гибкостью и проворством, но и большой силой. Он бросал со сцены карты так, что их могли ловить зрители в самых дальних рядах.

О сценическом успехе мефистофельских трюков и шуток Александра Германна можно судить хотя бы по тому, что в Лондоне он дал при полных сборах тысячу выступлений подряд.

В 80-х годах прошлого века Александр Германн приезжал на гастроли в Петербург, и журнал «Всемирная иллюстрация» поместил 13 февраля 1882 года следующий отчет:

«Перед там как дать здесь несколько представлений, Германн успел на днях показать свое искусство нескольким лицам, завтракая в ресторане Дюссо.

С первых же минут завтрак принял фантастический характер. Гарсон подал Германну небольшое блюдо с яйцами всмятку.

Профессор провел над блюдом рукой, как бы выбирая яйцо.

– Что вы подаете мне пустое блюдо?! – вскричал он, строго глядя на гарсона.

Яиц как не бывало. Растерявшийся гарсон что-то пробормотал.

Надо было видеть лицо остолбеневшего гарсона. Все яйца возвратились затем на стол из галстука одного из присутствовавших.

Проделав массу фокусов с картами, профессор в довершение всего показал следующее чудо.

– Накройте ваш бокал с шампанским шляпой, – предложил он одному из своих спутников.

Сказано – сделано.

– И ваш бокал под шляпой?

– Конечно.

Он поднял шляпу, и при общем удивлении и смехе вместо бокала с шампанским на столе узрели большой ботинок на толстой подошве.

– Извините, господа! – произнес Германн, взяв ботинок и надев его на свою разутую правую ногу. Бокал с шампанским он достал из-за пазухи» (Кио Э. Фокусы и фокусники. М., «Искусство», 1958, с. 76).

Таким образом, как догадался, наверное, читатель, Германн продемонстрировал свое блистательное владение искусством престидижитации.

Александр Германн демонстрировал свои ошеломляющие трюки весело. Играя, забавляясь. Имея внушительный вид всемогущего мага, он на деле был добрейшим и приветливейшим человеком. Увидев, например, знакомого на другой стороне улицы, он всегда здоровался первым. А знакомых у него было огромное количество: обладая прекрасной памятью, он помнил всех, с кем свела его судьба.

Однажды с ним самим сыграли шутку. Американский сатирик Билл Най, знавший о пристрастии Германна привлекать к своей иллюзионной деятельности окружающих, занял место в ресторане за тем самым столом, где обычно обедал Германн, – как раз напротив его стула. А тот, придя, начал действовать в привычном ему стиле. Взяв тарелку Ная, он с улыбкой накрыл ее листом бумаги, потом снял лист. В тарелке оказалось большое бриллиантовое кольцо. Германн ждал, что со стороны Ная последует обычное в таких случаях изумление, но тот, невозмутимо забрав кольцо с тарелки, спокойно произнес:

– Ах, я всегда что-нибудь забываю… Мисс, это маленький подарок для вас, – и протянул кольцо девушке, сидящей здесь же за столом.

Германн остолбенел. Он растерялся. Такого с ним не случалось. Потом, конечно, все стало на свои места – кольцо было ему возвращено, и он сам, будучи незлопамятным человеком, часто со смехом рассказывал об этой шутке. А с Наем они стали друзьями – неизменное дружелюбие Германна всегда привлекало к нему людей.

Стоит заметить, что, возможно, именно доброжелательность и легкость натуры не позволили ему стать удачливым дельцом. К примеру, здание иллюзионного театра, который он задумал построить в Бруклине, было закончено лишь наполовину – оно рухнуло во время строительства, и Германн перестал о нем думать. Или – стоило ему занять пост директора своего знаменитого «Трансатлантического варьете-представления», как оно стало испытывать финансовые трудности… Однако не организаторскими талантами был знаменит этот человек. Легенды приписывают ему немало эффектнейших трюков. Скажем, эмблемой иллюзионистов многих стран является кролик, вылезающий из цилиндра. До недавнего времени сценические волшебники полагали, будто он изобретен Германном. На самом же деле впервые этот трюк продемонстрировал долговязый лондонский бродяга Джон Хетерингтон (сообщение об этом чуде опубликовала газета «Таймс» в 1796 году). Но сам факт примечателен. Не исключено, что неистово фантазировавший Германн придумал фокус с кроликом самостоятельно, не подозревая о первенстве Хетерингтона, – такое в иллюзионизме случалось.