Текст книги "Ностальгия по чужбине. Книга вторая"

Автор книги: Йосеф Шагал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

– Вы производите впечатление благоразумного мужчины… – склонившись над Маховичем и не отводя от его жилистой шеи узкое жало стилета, оплетенное серым пластиком и служившее одновременно антенной мобильного телефона, Луиджи говорил полушепотом.

– А вы – наглого лжеца, – прошипел Махович.

– В одном я вас не обманул – я действительно профессиональный врач, сеньор подполковник. То есть, моей квалификации вполне достаточно, чтобы за долю секунды проткнуть вашу сонную артерию и отправить на тот свет. Готов призвать в свидетельницы святую деву Марию, что сейчас я не лгу. Вы мне верите, подполковник?

– Да.

– Тогда, если действительно хотите остаться в живых, делайте только то, что я прикажу. Вы меня понимаете?

– Да, – хрипло откликнулся Махович. – Чего вы добиваетесь?

– Не так быстро. Сейчас все объясню. Где ваш пистолет?

Махович молчал.

Луиджи слегка нажал на стилет и по шее подполковника поползла тонкая струйка крови.

– В ящике стола…

– Только, пожалуйста, подполковник, не играйте со мной в Джона Уэйна, ладно? – пробормотал Луиджи, вытирая носовым платком кровь с шеи американца. – Это ведь не вестерн, а я – не индеец из племени навахо. В данный момент острие стилета отделяет от вашей сонной артерии всего полмиллиметра. Практически, ничего. Так что, еще одно непослушание, сеньор, и вам конец. Неужели вы хотите умереть, даже не узнав, что, собственно, мне от вас надо?

– Хорошо, хорошо!.. – Махович тяжело вздохнул. – Успокойтесь, молодой человек. Чего вы хотите?

– Прежде всего, чтобы вы встали и медленно, очень медленно прошли вместе со мной к столу. Любое резкое движение может стать последним в вашей жизни. Поэтому, очень прошу вас, подполковник, будьте осторожны…

Когда Луиджи подвел Маховича к его рабочему столу, он коротким тычком приказал подполковнику остановиться и спросил:

– В каком именно ящике?

– Левый боковой…

– Вы уверены? – переспросил Луиджи, даже не шелохнувшись. – Второго шанса у вас не будет…

– Я уже сказал…

Придерживая правой рукой стилет у шеи американца, Луиджи левой потянул на себя выдвижной ящик стола и вытащил оттуда тяжелый армейский «кольт» 38-го калибра.

– Браво! – Луиджи улыбнулся. – Кажется, мы начинаем находить общий язык…

Проверив обойму и сняв пистолет с предохранителя, Луиджи толкнул Маховича в его кресло за рабочим столом, после чего устроился напротив.

Подполковник провел пальцами по шее и, увидев кровь, поморщился.

– Что дальше, молодой человек?

– О, нам предстоит насыщенная программа, – спокойно ответил Луиджи, двумя руками держа пистолет у живота. Ствол был направлен в грудь американца. – Давайте, вначале я скажу вам, что мне нужно. Примерно полтора часа назад на вашу базу прибыл вертолет с одним человеком. Этот человек – не американец, он сам напросился к вам в гости, а вы, судя про всему, решили оказать ему гостеприимство. Так вот, подполковник, мне нужен этот человек. Мои друзья не заинтересованы в том, чтобы ваш гость покидал Сицилию. Он наш, подполковник, а не ваш. Вот, собственно, и все…

– Я понятия не имею, о чем вы говорите! – прорычал Махович.

– Жаль! – Луиджи пожал плечами. – А еще говорят, что умирают те, кто много знают. Вы станете первым, кто отправится на свидание с Господом нашим исключительно из-за собственной неосведомленности…

– Я действительно ничего не знаю об этом человеке.

– Так узнайте! – Луиджи кивнул на телефонные аппараты. – Позвоните вашему командиру, и узнайте. А заодно сообщите ему, в какой неприятной ситуации оказался его заместитель, подполковник Джон Махович. Разрешаю также довести до его сведения, что если в течение ближайшего часа я не улечу на вашем вертолете вместе с этим человеком, то он со стопроцентной гарантией останется без своего заместителя…

– На что вы рассчитываете, молодой человек? – голос подполковника звучал устало.

– То есть?

– Вы находитесь на базе ВВС США. Это строго секретный, режимный объект с абсолютно ограниченным доступом. Он полностью защищен от внешнего мира, ему ничего не угрожает, поскольку здесь дислоцировано слишком много всякого рода игрушек, с помощью которых можно растворить в атмосфере не только вашу солнечную Италию, но и всю старушку Европу. То, что вы делаете, молодой человек, – это откровенное и бессмысленное самоубийство. Даже если командир базы примет ваши требования, даже если вам и дадут вертолет, в чем я очень сомневаюсь, вы все равно покойник, труп…

– У вас был всего час, подполковник, – спокойно ответил Луиджи. – Говорили вы только что две минуты. Следовательно, у вас осталось 58 минут. Накиньте еще минут десять на переговоры с командиром, минут десять на подготовку вертолета, еще пятнадцать-двадцать минут на всякого рода формальности… Короче, не будьте идиотом, Махович! В конце концов речь идет о вашей жизни, неужели вы этого еще не поняли?

– И о вашей тоже, – пробормотал Махович.

– Как и все военные, вы ограниченны, – спокойно возразил Луиджи и усмехнулся. – Неужели вы думаете, что если бы я действительно дорожил своей шкурой, то согласился бы делать то, что сейчас делаю, а? У вас осталось 56 минут с несколькими секундами, подполковник Махович. Действуйте, если не хотите чтобы ваша семья получала за вас пенсию уже с сегодняшнего дня!..

Телефонный разговор подполковника с командиром авиабазы был коротким. Судя по спокойной реакции врача-итальянца, его совершенно не интересовали подробности. Он внимательно смотрел на Маховича, не отводя пистолет от его груди.

– …Да, сэр… – отрывисто, по-военному ответил подполковник. – Я считаю, что мы не должны идти ни на какие уступки, сэр… Да… Да, конечно, понимаю… Но… Да, сэр… Есть, сэр…

Махович осторожно, словно эбонитовая трубка была начинена динамитом, положил ее на рычаги и смерил Луиджи презрительным взглядом.

– А вы смельчак, подполковник, – улыбнулся итальянец. – Насколько я понял из разговора, вы готовы пожертвовать собой во имя… Кстати, во имя чего, собственно, вы готовы умереть? Я ведь, между прочим, ничего против вашей страны конкретно не имею. Я не собираюсь взрывать ваши боевые самолеты, минировать подходы к авиабазе или делать что-то такое, что угрожало бы национальной безопасности США. Все, что я прошу, связано с моей страной, с Италией. Будь этот человек американцем, я бы никогда не согласился на эту миссию, вы меня понимаете?

– Вы даже не представляете себе, молодой человек, насколько вы мне омерзительны! – загорелое лицо, мужественное лицо подполковника Маховича скривилось.

– Так и должно быть, – спокойно кивнул Луиджи. – Я здесь не для того, чтобы покорять вас своим обаянием. Итак, на чем вы порешили, сеньор подполковник?

– Командир базы полковник Майлс Теккер готов выполнить ваши требования. Но при единственном условии: час – срок совершенно неприемлемый! Он настаивает на трех часах, поскольку по инструкции не имеет полномочий самостоятельно решать такого рода вопросы. Ему необходимо срочно снестись с Пентагоном и получить соответствующие распоряжения. В случае, если вы примете это условие, полковник Майлс Теккер гарантирует безоговорочное выполнение ваших требований. Это все.

– А если не приму? – Луиджи прищурился и очертил стволом кольта прочертил в воздухе вопросительный знак. – Что тогда?

– Полковник Теккер полагает, что вы – не террорист-камикадзе, а представитель некоей военизированной организации, которому поручено конкретное задание… – Махович вздохнул. Чувствовалось, что возникшая так неожиданно ситуация и весь этот разговор с бандитом в белом халате профессионального врача его унижает. – В ваших руках – всего лишь жизнь одного офицера ВВС США, жизнь заложника. Убийство этого офицера не приведет к выполнению вашего задания и, естественно, ничего вам конкретно не даст.

– Три часа – это слишком много, – возразил Луиджи.

– Возможно, – кивнул Махович. – Тем не менее, полковник Теккер не видит иной возможности удовлетворить ваши требования за более короткий срок… – подполковник решительно мотнул головой, словно подтверждая свое полное согласие с начальником. – Его решение окончательно, молодой человек. Постарайтесь понять: в американской армии не принято торговаться. Здесь или выполняют приказ или не рассматривают его вообще…

Луиджи что-то пробормотал себе под нос по-итальянски, затем откинул большим пальцем левой руки крышку мобильного телефона и набрал комбинацию из девяти цифр. Телефонный разговор на итальянском длился несколько минут, причем врач, преимущественно, слушал, ограничиваясь короткими «да, сеньор!».

– Хорошо… – Луиджи щелкнул крышкой мобильного телефона и спокойно кивнул. – Я принимаю ваши условия. Ровно три часа. Сообщите также вашему командиру, что я знаю в лицо человека, о котором идет речь. Следовательно, вам лучше с самого начала отказаться от затеи подставить вместо него кого-нибудь другого. Если по истечении трех часов вертолет, в котором буду я, этот человек и вы, подполковник, не поднимется в воздух, мы с вами погибнем…

– Сопляк! – медленно процедил Джон Махович. – Фанатичный и глупый мальчишка!..

– В отличие от вас, сеньор Махович, у меня нет серьезных причин испытывать к вам презрение, – сдержанно улыбнулся Луиджи. – А потому сочту за честь отправиться на встречу с Господом в компании с вами, подполковник. В каком-то смысле для меня это даже честь…

8

База Моссада. Нагария, Израиль.

Февраль 1968 года

Спать Николаю дали не больше часа. Ему снились пустыня – вся в желто-волнистых барханах, в точности, как «Белом солнце пустыни». Разница заключалась только в том, что на вершинах барханов почему-то густо росли березы. Совсем молоденькие, словно их высадили только что, специально для Николая. Это было настолько неожиданно, что он, по щиколотки увязая в зыбучем песке, поднялся на один из холмов и, убедившись, что это не мираж, щекой прикоснулся к дереву. Ощущение было неожиданно приятное, с каким-то эротическим вкраплением. Словно его погладила чья-та атласная, чуть влажная ладонь…

– Stand up!

Николай медленно открыл глаза. Оттаявшая бутылка с колой лежала рядом, на подушке, и приятно холодила щеку.

Склонившийся над ним коренастый здоровяк в синей куртке-безрукавке, надетой поверх форменной армейской рубашки, тряс его за плечо.

– What happened? – недовольно буркнул Серостанов и вновь закрыл глаза. Ему хотелось вернуться в прерванный сон. – I'm sleeping!

– Let's go!..

В кабинете Моти Проспера за время его отсутствия ничего не изменилось. Даже клубы сигаретного дыма не утратили своей непроницаемой плотности.

– Хоть немного поспали? – в голосе израильтянина звучала искренняя забота.

– А вы?

– О, я уже старый человек, – улыбнулся Проспер. – В этом возрасте чем меньше спишь, тем меньше хочется.

– Что-то случилось? – Николай недоверчиво посмотрел на израильтянина.

– Случилось! – охотно кивнул Проспер. – Представьте себе. И очень славно, что случилось. Очень даже славно все получается…

– О чем вы?

– Я вот думаю… – Проспер сделал небольшую паузу для процедуры прикуривания очередной сигареты. – А если, господин Серостанов, ваши боссы в ГРУ, все-таки, не имеют отношения к этой операции? Если сирийцы спланировали ее сами, на собственный страх и риск? Технически это вполне реально…

– Отвечу вашим же вопросом, – Николай потер веки, стараясь сбросить с себя последние остатки прерванного сна. – Зачем сирийцам портить отношения с Москвой? Знаете, за такие фокусы в военной разведке…

– А за какие, собственно, фокусы? – Густые брови Проспера резко сошлись на переносице. – Вы же не знаете, как именно сирийцы собираются обставить сцену передачи пленки в лагере «Хезболлах».

– А вы уже знаете?

– Представьте себе на секунду, что именно в этот момент там высаживается десант израильских коммандос. Перестрелка, взрывы, паника… Естественно, несколько убитых, с десяток раненых… По такому случаю, господин Серостанов, в вас и араба, которому вы передадите пленку, всадят по паре очередей из «узи». Так сказать, для достоверности происшедшего, – ухмыльнулся Проспер. – Понятно, что кассета исчезнет, зато трупы и парочка взорванных строений будутсняты на видеопленку, которая уже через сутки будет прокручиваться в Москве. А теперь скажите: какие претензии русские могут предъявить своим арабским союзникам? Какой ущерб они нанесли советской военной разведке? Не уберегли ее агента? Так на войне как на войне, всякое бывает. Не сумели сохранить для советской военной разведки секретную посылку? Все верно, не сумели. Но, во-первых, они о ней и знать не знали, а, во-вторых, ситуация-то – форсмажорная! Причем реальная, невыдуманная. Израильтяне частенько треплют лагеря арабских боевиков. Это, так сказать, наша региональная повседневность, господин Серостанов. Так что, никаких серьезных подозрений эта история в Москве вызвать не должна. Разве что, неприятный осадок…

– Да, но через какое-то время пленка будет использована, – возразил Николай. – Причем с широкой оглаской…

– Опять-таки, прямых доказательств, что это дело рук сирийцев или какого-нибудь другого арабского союзника Москвы, у ваших начальников, Серостанов, не будет. Да и к чему вообще разбираться, если конечный результат этого недоразумения – мощная волна антиизраильских настроений в мире и высокая вероятность полномасштабной войны на Ближнем Востоке – русских в принципе устраивает? Нигде ведь не будет сказано ни слова о советской военной разведке. Все замкнется исключительно на регионе. И последнее обстоятельство окончательно отобьет у ГРУ желание разобраться в причинах…

– Здорово! – Николай покачал головой. – Действительно, красиво получается…

– Ага, – Проспер потянулся и с наслаждением хрустнул пальцами. – Если бы еще знать, что с этой красотой делать…

– О чем это вы?

– У вас есть родители, господин Серостанов? – без всякой связи спросил Проспер.

– Есть, конечно.

– Молодые?

– Ну, относительно… – Николай пристально смотрел на израильтянина, силясь понять, куда он клонит. – Отцу шестьдесят один, матери – под шестьдесят…

– Еще молодые, – улыбнулся Проспер. – А моей маме – восемьдесят восемь. Она практически безвылазно дома – старая, больная женщина, доживающая свой век… Единственная ее отрада на старости лет – это, представьте себе, не дети, не внуки с правнуками, а кроссворды! Она разгадывает их сутками, по двадцать-тридцать штук в день, благо, все родственники и знакомые тащат их ей отовсюду. Так вот, в редкие минуты, когда у мамы бывает хорошее настроение, она победоносно подсовывает мне гигантскую простыню этих черных и белых квадратиков и говорит: «Нет, ты только посмотри, Моти: я решила эту махину всего за двадцать минут! Кому бы рассказать, какая я умная?!..»

– И что? – негромко спросил Николай.

– Я, кажется, впервые начинаю понимать свою маму.

– Вы что-то придумали?

– Ваши боссы не в курсе этой операции, Серостанов, – твердо произнес Проспер. – Абсолютно не в курсе!

– Вы говорите так уверенно…

– Я вовсе не уверен, – покачал головой Проспер. – Просто я НАДЕЮСЬ, что именно так все и обстоит. Ибо практически все в этом кроссворде сходится.

– А если вы ошибаетесь?

– Тогда вам, господин Серостанов, крупно не повезло, – Проспер развел руками. – Очень крупно.

– Мне не повезло в любом случае, – пробормотал Николай.

– А вот тут вы не правы.

– Почему?

– Если ваши соотечественники действительно не в курсе дела, все еще можно изменить, переиграть.

– Любопытно узнать, как?

– Да очень просто, – хмыкнул Проспер и щелкнул зажигалкой. – Вы нарушите инструкцию, и полетите не в Дамаск, а сразу в Москву. Вместе с фотокассетой…

– И как я объясню своему начальству неподчинение приказу?

– Ваши шефы в Би-би-си могут ведь не дать согласия на командировку своего сотрудника в Сирию?

– В общем-то могут.

– Будем считать, что так оно и случилось.

– Но тогда я…

– Все правильно, – Проспер часто закивал головой. – Тогда вы должны срочно выйти на связь, сообщить в центр об изменившихся обстоятельствах и запросить новые инструкции. Но вы же сами сказали, что ваша связь с Москвой носит односторонний характер. Не говоря уже о том, что в течение почти двух лет была полностью законсервирована. А имея на руках вывезенную из Израиля пленку с оперативными агентурными данными, вы не можете до бесконечности ждать, когда в очередной раз появится связной. И, прежде всего, потому, что это противоречит элементарным правилам разведки: «крот» не имеет права держать при себе секретные материалы. И тогда, господин Серостанов, вы принимаете единственно разумное в сложившихся обстоятельства решение – выполняете только вторую часть полученных от связного инструкций и летите в Лондон. То есть, в Москву…

– Мне могут сказать, что, перевозя через несколько границ фотопленку, я переступил грань допустимого риска, – возразил Серостанов и покачал головой. – Не знаю, как у вас, но в советской военной разведке подчинение приказу часто доходит до откровенного дебилизма…

– А вы ответите, что еще рискованнее было держать эту пленку при себе, продолжая сидеть на месте, в Каире, – отпарировал Проспер.

– Почему меня не отпустили в Сирию, но, в то же время, дали разрешение на уик-энд в Лондоне?

– Отказ вашего начальства был мотивирован именно опасностью предстоящей командировки, – казалось, что Проспер заранее знал ответы на все вопросы. – Вы скажите в Москве, что ваш лондонский шеф высказался категорически против командировок своих сотрудников в лагеря шиитских боевиков, во-первых, в силу неспокойной ситуации, а, во-вторых…

Проспер выдвинул нижний ящик письменного стола и, порывшись пару секунд, извлек оттуда толстую газету.

– Что это? – спросил Николай.

– Газета «Аль Хаят», – коротко ответил Проспер и потянулся за сигаретой. – Арабская газета, издающаяся в Лондоне на английском. Знакомы?

– Естественно, знаком.

– Это номер за 14 декабря прошлого года… – Проспер швырнул газету на стол. – В котором целых два разворота посвящены «Хезболлах». Много интервью, идеологии, деталей быта, конкретных высказываний шиитских лидеров и прочее. Поставьте себя на место босса арабского отдела Рейтер: стоит ли возвращаться к этой теме спустя каких-то два месяца?

– Мое начальство обязательно поинтересуется, почему я задержался в Израиле на трое суток.

– Обстоятельства сложились так, что вам необходимо было съездить и в Эйлат, где вы сделали еще один фоторепортаж для своей конторы. На этот раз – о самом известном израильском курорте. Готовый фотоматериал вы получите. Кроме того, в случае проверки выяснится, что вы действительно пробыли в Эйлате почти два дня и жили в отеле «Ренессанс». Продолжайте спрашивать, господин Серостанов, я готов выслушать любые ваши сомнения…

– Реакция сирийцев… – Николай сделал паузу, обдумывая мелькнувшую мысль. – Узнав, что я отказался от поездки в Дамаск, они… они могут заподозрить, что их план разгадан. И тогда…

– Что тогда? – Проспер подался вперед. – Рассуждайте смелее, господин Серостанов, мне важно знать, как вы видите эту ситуацию в развитии…

– Тогда они попытаются отыграться.

– Как отыграться? – Проспер впился взглядом в Николая. – Каким образом? Перешлют в Москву фотографии вашего задержания на тель-авивской автобусной станции? Но тогда сразу же выяснится, что сирийцы или кто-то еще в курсе агентурной деятельности советской военной разведки в Израиле. Причем настолько в курсе, что даже встречу связного ГРУ с внедренным в Израиль агентом фиксировали на пленку. Спрашивается, откуда такая осведомленность? Почему арабы в курсе дела? С какой целью?.. Вы остерегаетесь, что сирийцы передадут ГРУ доказательства, что агент советской военной разведки, работавший на стратегическом объекте в Израиле, провален? Но зачем? Чтобы Москва тут же заподозрила Дамаск в причастности к этому провалу?.. Нет, Серостанов, это совершенно невозможно! Наоборот, они тут же обрежут свои уши, дабы ничто не навело русских на мысль, что их ближневосточные союзники – ни много, ни мало – вздумали использовать Советский Союз в собственных тактических целях. И не просто использовать, а еще и подставляя при этом агентуру своего могущественного патрона…

– Хорошо, допустим… – Николай глубоко вздохнул.

– Не делайте мне никаких скидок! – Моти Проспер затянулся с такой силой, что горящий кончик сигареты ослепительно полыхнул рубиновым сиянием. – От того, насколько СКЛАДНОЙ будет эта версия, зависит ваша личная безопасность, господин Серостанов!..

– Вы считаете, что меня можно вернуть в игру? – тихо спросил Николай.

– Я бы поставил вопрос иначе: вы ХОТИТЕ вернуться?

– Ответьте вначале на мой вопрос.

– В случае корректности нашей версии о том, что руководство советской военной разведки действительно не имеет никакого отношения к этой запутанной истории, у меня нет принципиальных возражений. – Проспер пристально посмотрел на Серостанова. – Теперь ответьте вы.

– Это не просто…

– Мы провели вместе так много времени, что я готов подождать, пока вы подыщите нужные слова.

– Меня еще никогда не перевербовывали… – Николай развел руками. – И мне всегда была глубоко отвратительна любая форма предательства…

– Как и всякому нормальному человеку, – кивнул Проспер.

– Вы можете мне не верить, но я все равно скажу: если бы причиной того, что… случилось, была моя ошибка, собственный промах, я бы отказался от этой затеи. В конце концов, семь или восемь лет тюрьмы – не самая суровая кара за производственный брак. Тем более, если тебе только тридцать пять, и можно когда-нибудь вернуться домой и не бояться смотреть в глаза друзей…

Моти Проспер внимательно слушал, подперев подбородок ладонью. Со стороны могло показаться, что этот человек самым внимательным образом наблюдает за киноэкраном, на котором разворачивается сюжет интереснейшего детектива.

– В камере у меня было время подумать как следует. Я практически не спал двое суток, понимаете? Совершенно очевидно, что меня поимели в задницу самым грубым, варварским способом. От одной мысли, что это могли сделать СВОИ, я готов был перегрызть себе вены. И я вам благодарен за то, что вы, кажется, сумели меня в этом разубедить. А раз так, то…

– Неужели почувствовали себя графом Монте-Кристо? – устало улыбнулся Проспер и потер веки. – Встретили аббата Фариа, который раскрыл вам глаза на механизм интриги? Появилось желание отомстить?

– Вам это, похоже, кажется смешным? – набычился Николай.

– Ничуть… – Моти Проспер энергично покачал головой. – Видите ли, Серостанов, накопленный опыт доказывает: использование двойных агентов – это, как правило, десять процентов конкретного результата и девяносто процентов – постоянной головной боли. Грамотно использовать обстоятельства и заставить работать на себя агента иностранной спецслужбы – задача, поверьте, несложная. А вот превратить такое сотрудничество в стабильный и эффективный контакт удается крайне редко. У агентов-двойников, как правило, нет МОТИВАЦИИ, нет стимула выкладываться и уж тем более рисковать. И это естественно: никто не любит работать из-под палки, никто не прощает обид, ущемленного достоинства и, главное, страха перед разоблачением, под знаком которого существуют все двойники. Поэтому мы стараемся обходиться без их услуг. Что же касается вас, господин Серостанов… – Проспер почти минуту сосредоточенно крошил в пепельнице обгоревший сигаретный фильтр. – Вы влезли в чужую драку. Задачи любой военной разведки, как я понимаю, концентрируются на предотвращении реальной ВОЕННОЙ угрозы, которую представляет для твоей страны армия конкретного государства. В этом плане у нас с арабами свои счеты. Причем не гипотетические, а реальные. А вот то, что делает на Ближнем Востоке ГРУ, диктуется совсем не оперативными задачами военной разведки, а ПОЛИТИКОЙ, господин Серостанов! Израиль никогда не представлял и объективно не может представлять военной угрозы Советскому Союзу. Скажу больше: не Израиль, а именно арабские режимы в достаточно близкой перспективе могут стать реальными врагами вашей страны, почти треть которой заселена мусульманскими народностями. Что же касается союзнических обязательств Сирии, Ливана, Ирака, Ливии, Ирана перед вашей страной, то они мало что значат, если на другую чашу весов положены планы тотального уничтожения еврейского государства. И вы в этом убедились на собственном опыте, не так ли, господин Серостанов?

Николай молча кивнул.

– Думаю, именно на этой почве мы и достигнем определенного взаимопонимания или, как любит говорить ваш генеральный секретарь, консенсуса. Я вовсе не стремлюсь как-то облагородить наше возможное сотрудничество. Вы, Серостанов, умный человек, да и, вдобавок, немало поживший на Ближнем Востоке. И потому понимаете главное: мою страну и, соответственно, мою службу НЕ ИНТЕРЕСУЕТ Советский Союз. Нам нет никакого дела до ваших стратегических секретов, до ваших планов противостояния НАТО или маршрутов ядерных субмарин во всех океанах. С другой стороны, находясь в пределах досягаемости ракет среднего радиуса действия, Израиль никоим образом не заинтересован в конфронтации с державой, сражающейся за мировое господство. Пусть в этой связи болит голова у американцев и их европейских союзников. Нам же вполне хватает региональных проблем, напрямую связанных с обеспечением национальной безопасности Израиля. И вот здесь, господин Серостанов, ваша помощь может оказаться весьма и весьма полезной. Как я уже говорил, нам нет дела до русских, нас интересуют только арабы. Правда, здесь наши интересы более чем обширны…

– Как раз ЭТО меня не смущает, – пробормотал Николай.

– Тогда, договорились? – Проспер прищурился.

– Вы в самом готовы сыграть в эту игру?

– Почему бы и нет? – улыбнулся Проспер. – Тем более, что правила я уже знаю, а реального риска – не вижу…

– Ну, да, – кивнул Николай. – Рисковать буду я…

– Совсем не обязательно, – спокойно возразил Проспер. – Во-первых, вы можете отказаться. Эту возможность я предоставил вам в самом начале нашей встречи.

– Считайте, что я оценил ваше благородство.

– Напрасно злитесь, Серостанов. Я уважаю ваш профессионализм, поверьте. Но то, что вы делали в Израиле, иначе как шпионажем не называется…

– Допустим, вы правы, и мои начальники действительно не в курсе дела… – Серостанов уставился в какую-то точку на стене за спиной у Проспера и, казалось, размышлял вслух. – Допустим также, что в Москве одобрят мои действия и вернут меня к исполнению своих обязанностей. То есть, обратно в Каир…

– Возможно, так оно и будет, – кивнул Проспер.

– Тогда вы должны согласиться, что, работая с одной стороны на вас, а с другой – находясь под колпаком у сирийцев, корреспондент Би-би-си Кеннет Дж. Салливан протянет в своем новом качестве очень недолго. Кто-нибудь да обязательно его уберет и, кстати, правильно сделает…

– И это весьма вероятно, – неожиданно легко согласился Проспер. – Но лишь в том случае, если вас действительно вернут в Каир. Мне же кажется, господин Серостанов, что такое решение – опять-таки, исходя из моего опыта работы в разведке – будет далеко не самым лучшим. Десять лет на одном месте – это слишком много для «крота». Думаю, понимают это и ваши боссы. В противном случае, они бы не держали вас в резерве почти два года. Скорее всего, ГРУ потому и использовало вас в качестве курьера, что намеревалось перебросить Кеннета Салливана в другой регион. Повторяю: все эти рассуждения имеют смысл только в случае корректности нашего посыла, в соответствии с которым советская военная разведка не имеет никакого отношения к этой операции…

– А если вы все-таки ошибаетесь? – Чувствуя, что он уже не в силах органично усваивать этот поток информации и аналитических посылов, Серостанов стал методично массировать виски. – Если в Москве я просто получу новые инструкции и опять вернусь в Египет?

– Тогда и подумаем, как вас понадежнее прикрыть от наших арабских клиентов, господин Серостанов… – Моти Проспер устало откинулся на спинку кресла и с хрустом потянулся. – В конце концов, Каир или даже Дамаск – не Буэнос-Айрес, верно? В этом регионе мы все еще в состоянии кое-что сделать…

– Я согласен, – тихо произнес Николай.

– А я – рад, – улыбнулся Проспер. – Вы хотели спросить меня о чем-то еще, да?

– Да, – кивнул Николай. – Даже если меня перебросят на новое место, сообщение о внезапной гибели человека, с которым я выходил на связь, неизбежно вызовет в Москве подозрения…

– Я не понимаю, о чем вы говорите… – Проспер с нескрываемым удивлением уставился на Николая.

– Ну, тот человек… Который опустил фотокассету в карман моей куртки… Он ведь мертв, так?

– Кто вам это сказал?

– Офицер контрразведки, который допрашивал меня первым.

– Глупости какие! – Проспер решительно тряхнул головой и закурил очередную сигарету. – Вы, очевидно, просто неправильно его поняли. Может быть, в моральном плане этот человек, после того, что он сделал, действительно перестал существовать, образно выражаясь, умер для Государства Израиль. Однако для своей семьи, друзей и коллег он существует по-прежнему. И будет существовать до тех пор, пока это нам нужно. Так что, не волнуйтесь, господин Серостанов: в Москве вас о нем никто не спросит…

* * *

…Сидя за рулем основательно вылинявшего под лучами беспощадного солнца «пежо», Проспер автоматически реагировал на цвета светофоров, осточертевшие тель-авивские «пробки» и мигающие восклицательные знаки на местах ремонта дорог. На его глазах желто-багровый диск солнца, как монета в дырявом кармане, медленно западал за горизонт. А потом вдруг сразу же стало темно.

Проспер возвращался домой после 48-часового отсутствия, думая лишь о двух вещах: горячем душе и абсолютной тишине. К действительности его вернула легкая трель сотового телефона в «бардачке».

– Что еще?! – рявкнул он в трубку.

– Ты где?..

Из всех вопросов этот был самым ненавистным. Может быть, потому, что право задавать его имел только один человек на свете.

– А где я, по-твоему, должен быть?

– У меня. И поторопись, Моткеле…

Резко развернувшись на запрещающем знаке, Проспер выровнял «пежо» и вдавил до пола педаль акселератора. Форсированный двигатель, как застоявшаяся в конюшне скаковая лошадь, отозвался радостным ревом. И в ту же минуту в зеркальце заднего обзора полыхнула голубым полицейская «мигалка».

– Черт! – Проспер включил поворотник и притормозил у обочины. Еще через минуту у окна выросла фигура полицейского.

– Выйди из машины, – коротко приказал полицейский.

Проспер окинул оценивающим взглядом молодого парня в голубой форменной рубашке с аксельбантами и протянул ему через окно пластиковый квадратик с документами:

– У меня мало времени, приятель. Я знаю, что нарушил. Оформляй протокол, только заклинаю тебя, побыстрее! Меня ждут на очень важной встрече…