Текст книги "Ностальгия по чужбине. Книга вторая"

Автор книги: Йосеф Шагал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– Что ж, наверное, вы правы, – кивнул Тер-Ионесянц и, вытащив из кармана потертого коричневого пиджака дешевенькую «Приму», закурил. – Не знаю, Самвел-джан, о чем вы подумали, но на самом деле объяснение предельно простое: я хочу УСКОРИТЬ поступление оружия в наши края. Максимально ускорить, понимаете, Самвел-джан? И потом, моего собственного риска в предложении практически нет. Дорога для груза безопасна – нами все уже подготовлено. Деньги, которые я буду платить вам в качестве аванса, все равно вернутся на мой счет. Зато вы не будете дожидаться, пока груз достигнет Степанакерта, не будете терять драгоценного времени, а тут же отправитесь обратно, за следующей партией оружия… Вот, собственно, и все мои резоны.

– Значит, если я соглашусь на ваше предложение, вы заплатите мне сейчас 180 миллионов долларов? – Как ни стремился Автандилян сохранять серьезное выражение лица, на губах его мелькнула тень улыбки.

– Почему сейчас? – черные глаза карабахского лидера тревожно блеснули. – Разве груз уже в Сухуми?

– Груз… прибудет в порт назначения через… – Автандилян взглянул на золотой «Луи Патек» с массивным браслетом. – Через три с половиной часа…

– Сколько времени займет у вас обратная дорога в Париж?

– А разве я уже улетаю? – улыбнулся Автандилян.

– Вполне возможно, Самвел-джан.

– Примерно, четыре с половиной часа.

– Отлично! – Небритое лицо золотозубого просияло. – Сейчас вы передадите мне все документы на груз. Потом своей рукой напишите номер счета, на который надо перевести всю сумму. Если груз в назначенное время действительно прибудет в Сухуми, вы, по возвращении в Париж, можете прямо из аэропорта ехать в свой банк. К тому моменту деньги будут на вашем счету. Все 180 миллионов. Ну, что, по рукам?

– По рукам, – кивнул Автандилян.

– Тогда не будем терять времени, Самвел-джан: я сейчас же выезжаю в Сухуми, а вы – в аэропорт.

– С вами весьма приятно работать, Сурик-джан, – пробормотал Автандилян и встал.

Поднялся и золотозубый.

– Последний вопрос… Заранее извиняюсь, если он покажется вам э-э-э… нескромным… – Самвел Автандилян тщательно притушил сигару. – Зачем вам столько оружия?

– Вы спрашиваете, зачем?.. – Тер-Ионесянц направился к вешалке и стал натягивать кожаное пальто. Потом повернулся к гостю. – Очень скоро в Карабахе начнется война. Не бунт, уважаемый, не мятеж, а самая настоящая война. С линией фронта, окопами, тактическими операциями… Понимаете, Самвел-джан? Армения должна выбить турков, она обязана освободить свою землю и помочь карабахским братьям! И в этой войне мы не имеем права проиграть. Мы обязаны ее выиграть, ибо второго такого шанса у нас, возможно, уже никогда не будет. А как это сделать без оружия?…

– Так, может, уже сейчас позаботиться, чтобы – естественно, в перспективе – сюда можно было бы перебросить и боевую технику? – Глаза Автандиляна блеснули. – Самоходные орудия, боевые машины пехоты, возможно, даже танки?..

– Нет смысла, Самвел-джан!.. – Золотозубый вздохнул и натянул на лоб кожаную кепку. – Технику можно купить, во-первых, дешевле и, во-вторых, намного быстрее.

– У кого?

– У русских…

– Вы в этом так уверены?

– Конечно, уверен, иначе зачем бы я стал говорить об этом!

– Но почему? – Удивление на тонком лице Автандиляна выглядело неподдельным, искренним. – Разве Советский Союз уже разделился на суверенные государства? Разве перестали существовать Политбюро, армия, КГБ, военная разведка? Кто даст вам делать то, что вы хотите, уважаемый Сурик-джан? Кто осмелится в обход центральной власти продать вам военную технику? Я сам живу на родине революций, мне кажется, я понимаю природу бунтов и заговоров, однако то, что вы сейчас утверждаете выглядит, – уж простите меня за откровенность, Сурик-джан, – просто безумием каким-то!..

– Это долгая история… – Тер-Ионесянц хмыкнул в густые усы и внимательно посмотрел на гостя. – Как-нибудь мы поговорим на эту тему и мне кажется, что я смогу убедить вас в своей правоте. А пока… Москве, центральной власти сейчас не до нас, Самвел-джан. Не до Армении и уж, тем более, не до маленького и незначительного Нагорного Карабаха! Неужели вы не видите, что Советский Союз медленно разваливается? Именно это и составляет наш исторический шанс, понимаете? Армения в любом случае станет суверенным государством. Но мы должны уйти не с пустыми руками – древняя земля Арцаха не может остаться под пятой турков. И не останется! Пока есть патриоты Великой Армении. Такие, к примеру, как вы, дорогой Самвел-джан! Возвращайтесь спокойно в Париж и готовьте новые партии оружия. Это единственное, что сейчас необходимо вашему народу! И не беспокойтесь о деньгах – слава Богу, армянская диаспора никогда не отрывалась от своих исторических корней. Свою независимость мы завоюем своими же руками. В добрый путь, Самвел-джан!..

12

Каир.

Международный аэропорт Халилья.

Февраль 1986 года.

События последних нескольких дней развивалась именно в том направлении, которое, собственно, и предсказывал Моти Проспер. Вернувшись в Каир и получив от своего босса разрешение провести уикэнд в Лондоне, Серостанов ровно на полчаса заехал на свою квартиру, толком даже не глядя, побросал какие-то вещи в дорожную сумку и заказал такси. На серию из двух долгих, настойчивых телефонных звонков, пронзительно возвещавших о себе в течение этого получаса, Николай не откликнулся, предоставив это автоответчику. Скорее всего, звонил кто-то из его приятелей и, наверное, Николаю следовало ответить. Но он этого не сделал. Даже самому себе Серостанов не хотел признаваться, что вот уже третьи сутки испытывает давно уже забытое, жалящее чувство непроходящего страха.

Страха перед абсолютной неизвестностью…

В такси, по дороге в аэропорт, Николай несколько раз проверился, и хотя ни одна из нескольких десятков следовавших за ними машин не вызывала подозрений – привычный каирский автобардак с нетерпеливыми гудками, визгом тормозов и отчаянными проклятьями – тревожное ощущение беспокойства продолжало свербить душу…

Без осложнений пройдя таможенный контроль и оказавшись в свободной зоне, Николай с облегчением вздохнул и посмотрел на часы – до посадки оставалось чуть меньше сорока минут. Купив в киоске свежий номер «Таймс», Серостанов уселся в углу бара, заказал немолодому официанту с роскошными, как у маршала Буденного, усами светлое пиво и, развернув газету, углубился в статью о кризисе в британской угольной промышленности. Из великого множества проблем, свалившихся на него за последние несколько дней, бедственное положение шахтеров Манчестера волновало Серостанова в самую последнюю очередь. Тем не менее, он заставил себя прочитать статью до последнего абзаца. Это была своеобразная и неоднократная проверенная форма аутотренинга – необходимо было во что бы то ни стало успокоиться.

– Послушай, чувак, ты не против, если я приземлю здесь свою задницу?..

Николай медленно положил газету на столик и поднял глаза. Перед ним стоял длинноволосый юнец в пестрой ситцевой «гавайке» и до неприличия драных джинсах. За плечом у парня висел грязный рюкзак, на шее – губная гармошка, а к губе прилипла дешевая сигарета без фильтра. Выговор молодого бродяги не оставлял никаких сомнений относительно места его появления на свет божий – лондонский Ист-Сайд.

Серостанов брезгливо поморщился, коротко кивнул и вновь уткнулся в «Таймс».

– Послушай, дядя, может угостишь пивком? – развязная манера разговора парня усугублялась врожденным дефектом речи – он все время пришепетывал. – А то я легонько поиздержался среди этих черножопых обормотов с белыми тряпками на голове…

Николай опустил газету и вздохнул:

– А может, тебе ремни от рюкзака погладить? Так я мигом…

– Не лезь в бутылку, папаша! – обезоруживающе улыбнулся длинноволосый. – Ты не похож на человека, который пьет на последние. Стало быть, монета у тебя есть, не отнекивайся! Так как насчет пива? Угостишь? Или прочитаешь воскресную проповедь о неблагодарных детях?

– Что, совсем на мели?

– Да нет, какая-та мелочь осталась. Но…

– Решил сберечь? – улыбнулся Николай. Он вдруг почувствовал, что молокосос перестал его раздражать. – Копишь на «бентли»?

– На автобус.

– Зачем тебе целый автобус?

– Не пешком же мне из Хитроу домой добираться!

– Значит, в Лондон?

– Ага!

– А в Каире что делал?

– Осваивал Африку.

– Как Ливингстон?

– Кто такой? – встрепенулся длинноволосый. – Почему не знаю?

– За «Лидс» играет. В полузащите.

– Подкалываешь, папаша? – Парень укоризненно покачал головой. – Имеешь меня за придурка?

– Не лезь в бутылку! – Серостанов ухмыльнулся и жестом подозвал официанта.

– Что будешь пить?

– «Хейнекен».

Араб с буденновскими усами молча кивнул и направился к стойке бара.

– А Ливингстон – это тот парень, который Южную Африку осваивал, верно?

– А ты грамотный, оказывается, – хмыкнул Николай.

– А то! – довольно улыбнулся длинноволосый. – Знаешь, кого я сейчас читаю?

– Ну?

– Мериме!

И в ту же секунду Николай почувствовал, как внутри у него что-то словно оборвалось. Длинноволосый не обращал на него внимания и, казалось, с головой ушел в созерцание жестяной банки пива, которую торжественно, словно Кубок наций, поставил перед ним усатый официант.

– Ты имеешь в виду Проспера Мериме? – вполголоса спросил Николай, когда официант отошел.

– А что, есть другой? – улыбнулся длинноволосый, вдруг сразу же перестав пришепетывать. – Я лично знаю только Проспера.

– Что-то случилось?

– Да. – Парень отхлебнул пиво из банки и поморщился. – Господи, если бы только голландцы знали, что делают арабы из их благородного напитка!..

– Так что случилось?

– У нашего общего друга возникло несколько дополнительных вопросов…

– Так быстро? – Серостанов недовольно покачал головой.

– У нас в Ист-Сайде все делается быстро! – улыбнулся парень. – Вам что-нибудь говорит имя Эдуард Горюнов? Генерал-майор Эдуард Горюнов?

– Уже генерал-майор? – пробормотал Серостанов. – Время летит!..

– А вы помните кого?

– Я помню капитана.

– Вы учились с ним вместе, так? В одном специфическом учебном заведении, да?

– Не совсем вместе… – Серостанов отпил из кружки и промокнул губы салфеткой. – Он был на два курса старше.

– Но вы дружили?

– Можно сказать, что так.

– Когда вы его видели в последний раз?

– По-моему, в семьдесят третьем.

– А потом?

– Что, «потом»? – нахмурился Николай и посмотрел на часы. До посадки оставалось десять минут.

– Ну, вы поддерживали с ним связь, обменивались приветами через общих друзей…

Выражение лица длинноволосого по-прежнему оставалось развязным и даже нагловатым. Изменилась лишь манера разговаривать. Парень с губной гармошкой на шее, вдруг начисто позабыв свой кокни, перешел на телеграфный стиль – отрывистый, четкий и конкретный.

– Внеслужебные контакты между работниками наших э-э-э… контор начальством не поощряются.

– Он что-нибудь знает про вас?

– Что-нибудь, наверное, знает.

– Вы думаете, он в курсе того, чем именно вы занимались после семьдесят третьего года? – продолжал допытываться длинноволосый, явно преследуя какую-то цель. Николай никак не мог понять, куда он клонит, и это его потихоньку начало раздражать…

– Может быть, не будем зря тратить время? – предложил Серостанов. – Объясните толком, что именно вы хотите узнать от меня?

– Насчет времени не беспокойтесь, – усмехнулся длинноволосый. – Вы в любом случае успеете на свой рейс. Что же касается остального, то, простите, я действую по инструкции…

Серостанов вдруг понял, что ошибся, решив поначалу, что развязному битнику не больше двадцати трех. На самом деле ему было как минимум тридцать…

– Я слушаю вас.

– Вы можете встретиться с Горюновым?

– Дискретно?

– Абсолютно дискретно.

– Только теоретически.

– Что так?

– Плохо представляю себе, как можно организовать такую встречу.

– Тем не менее, допустим, что вам это удастся…

– Допустим, – не без внутреннего сопротивления кивнул Николай.

– Предположим, вы передадите ему кое-какую конфиденциальную информацию…

– Ну, предположим.

– Как вы думаете, Горюнов отнесется к ней серьезно?

– То есть, поверит ли он мне?

– Да.

– Трудно сказать… – Николай на секунду задумался. – Все это довольно неожиданно… С другой стороны, наши отношения были очень тесными, даже доверительными. Так что, не исключено… Все зависит от того, о какой информации идет речь, понимаете?

– Речь идет о ДОСТОВЕРНОЙ информации.

– Все равно рискованно.

– Почему? – быстро спросил длинноволосый.

– Какую должность занимает сейчас Горюнов?

Длинноволосый испытующе посмотрел на Серостанова:

– Вы – действительно – не знаете?

– Сказал же: когда я видел его в последний раз, он был капитаном в Первом главном управлении КГБ.

– Он продолжает работать там же, – медленно произнес длинноволосый. – Только уже заместителем начальника Управления.

– Ничего другого я от него не ожидал, – пробурчал Николай и отпил пиво.

– Он действительно настолько умен? Или просто удачливый карьерист?

– И то, и другое. Комплект.

– Так почему рискованно? – повторил вопрос битник.

Серостанов пожал плечами:

– Много лет не виделись… Работаем в конкурирующих и практически не связанных между собой службах… Я – нелегал, о существовании которого знает не больше трех-четырех человек. Он, если ваша информация точна, – большая шишка на Лубянке. Что между нами сегодня общего? Кроме того, за эти годы его характер, взгляды, отношение к старым друзьям могли сто раз перемениться… И тут вдруг сваливаюсь я. Невесть откуда взявшийся, спустя почти восемь лет полного молчания, да еще с конфиденциальной информацией, в которую он должен поверить…

– Именно так, – кивнул парень.

– И, естественно, об этом ничего не должны… знать в моей конторе?

– Естественно.

– Его ведь, кстати, запросто может не быть на месте…

– Он сейчас в Москве, – спокойно возразил битник.

– А если он решит проверить эту информацию?

– Мы ЗАИНТЕРЕСОВАНЫ в том, чтобы случилось именно это.

– А если при этом он засветит меня?

– Риск, конечно, существует, – согласился битник. – Но наш общий друг считает, что он минимален.

– Очень уж все абстрактно, – вздохнул Николай и откинулся на спинку стула.

– Возможно, вы измените свое мнение, когда ознакомитесь с самой информацией.

– А если я скажу «нет», что тогда? – Николай положил локти на стол и, подперев ладонью щеку, пристально посмотрел на парня. – Вытащите из своего рюкзачка «узи» и расстреляете меня прямо здесь, на месте?

– Наш общий друг очень просил вас ответить «да», – сдержанно улыбнулся длинноволосый. – Очень! Потому что это нужно не только ему, но и вам…

– Мне?

– Так он велел передать.

– Послушайте, молодой человек, вы вообще…

– Ивините, – битник прервал Николая и кивнул на часы, вмонтированные в стену бара. – До посадки на ваш рейс осталось две минуты. И опаздывать вам ни в коем случае нельзя. Я охотно выслушал бы ваши соображения, но это, простите, не мое дело. Я задал вам все вопросы, которые мне было приказано задать. Теперь вам нужно в туалет…

– Что? – окрысился Николай. – Куда мне нужно?.

– В туалет… – лицо битника выражало олимпийское спокойствие. – Под вашей газетой лежит конверт. В нем – все необходимые инструкции, касающиеся вашего предстоящего контакта с Горюновым. Вам надо ознакомиться с ними здесь, в аэропорту. Так что, миновать туалет вам в любом случае не удастся. Кроме того, там есть сливные бачки. Используйте, пожалуйста, один из них по прямому назначению…

– Хорошо, – покорно кивнул Серостанов. – Именно это я и сделаю…

– Надеюсь, не до, а после того, как ознакомитесь с инструкцией, – примиряюще улыбнулся длинноволосый и встал. – Спасибо, папаша, за пиво! Всегда приятно встретить богатенького землячка!

– Откуда вы узнали о моей дружбе с Горюновым? – спросил Николай, скрестив руки на груди.

– Я же вам сказал, КОГО я сейчас читаю… – Длиноволосый небрежно перекинул рюкзак через плечо и неожиданно провел губами по гармошке. Хриплое, расстроенное глиссандо неприятно резануло слух. – Мужик он, конечно, старомодный, но умный – не голова, а просто-таки читальный зал Британской библиотеки! Все знает, представляешь?!.. Ну, прощай папаша! Будешь в Ист-Сайде – спроси Харви Леннокса, меня там каждая собака знает…

С минуту Николай продолжал сидеть за столиком, наблюдая за тем, как постепенно сливается узкоплечая спина длинноволосого парня с фигурами бесчисленных пассажиров, хаотично перемещающихся по гигантскому залу…

– Внимание! Объявляется посадка на рейс 412 Каир-Дубай. Просим пассажиров этого рейса пройти к стойке восемнадцать для посадки в самолет…

Уже выслушав сообщение, Николай сообразил, что говорили по-английски – настолько чудовищным был акцент местной дикторши. Он тяжело вздохнул, положил на стол пять долларов и незаметно просунул ладонь под распластанный на столе «Таймс». Николай так и не заметил, когда именно и каким образом длинноволосый умудрился оставить конверт с инструкциями…

Через десять минут он вышел из туалета, поправил на плече ремень дорожной сумки и неторопливым, уверенным шагом респектабельного пассажира зашагал к восемнадцатой стойке, где уже заканчивалась посадка. «Слишком много событий для каких-то трех дней, – думал Николай, автоматически протягивая билет и направляясь по телескопическому трапу к „боингу“. – Может быть, им показалось, что это слишком легкое наказание за шпионаж – засадить меня в тюрьму на восемь лет и избавить от всех проблем как минимум на этот срок? И тогда они решили угробить меня более изощренным, иезуитским способом? Кто этих евреев вообще разберет! Может быть, они задумали какую-то грандиозную пропагандистскую пакость. Например, решили с моей помощью отыграться на КГБ? Или я действительно показался Просперу такой выдающейся личностью, что он принял меня за героя научно-фантастического романа, наделенного способностями телепата, невидимки и демона-искусителя?.. Ладно, хрен с ним, может быть, как-то и выкручусь. В любом случае, один плюс в этом кошмаре, безусловно, присутствует: если я все-таки долечу до Москвы, и шлепнут меня уже там, родители будут точно знать место на кладбище. Хоть какое-то утешение…»

Закинув сумку в багажный ящик и сев на свое место в бизнес-классе у прохода, Серостанов закрыл глаза и усилием воли заставил себя хоть какое-то время вообще ни о чем не думать. И тут же ощутил на плече чью-то тяжелую ладонь.

«Все, приехали!..» – подумал Николай, не oткрывая глаз. Он чувствовал себя настолько вымотанным, что был готов безропотно, не сопротивляясь, принять любой финал.

– Господин Салливан! Простите…

– Что? – он с трудом размежил веки и увидел склонившегося стюарда в черном кителе с золотыми буквами. – Что вам нужно?

– Что вы предпочитаете на обед: индейку или ростбиф?

– Две таблетки аспирина! – рявкнул Николай, чувствуя, как по спине медленно стекает струйка холодного пота. – С минеральной водой! И поскорее, черт бы вас подрал!..

* * *

– А ну, подъем, бля!..

Мишин открыл глаза. Гигантская круглая ряха Гены Кузина располагалась по левую сторону и нависала, как дисковая пила, которая вот-вот вопьется в обреченное на разделку бревно. Острые, редко расставленные зубы сержанта только усиливали это мерзкое сходство.

Мишин с трудом вытащил из-под головы руку и взглянул на часы. Стрелки показывали четыре утра.

– Что ж тебе не спится, крейсер «Аврора»? – выдохнул Витяня, даже не думая подчиняться приказу. – Поллюции замучили, Кузин?

– Че?

– До подъема ведь целый час между прочим. Что б тебе, остолоп, не поспать еще немного, а?..

– Сказано же, бля, подъем! – голос сержанта гудел от едва сдерживаемого напряжения, как трансформаторная будка. – Построение в одежде через десять минут! Живее, бля! А насчет поллюций, бля, я с тобой еще разберусь, потрох…

Перед крыльцом домика прерывисто фырчал мотором армейский «уазик» без окон и номерных знаков. Задние двери были настежь распахнуты. Два бугая в теплых армейских бушлатах и серых ушанках, положив руки на короткоствольные десантные «Калашниковы», сделанным безразличием наблюдали за Витяней, появившемся на пороге в легком тренировочном костюме…

Все вокруг было покрыто ослепительным саваном снега и напоминало заброшенное кладбище, над которым оглушительно каркали огромные вороны, похожие на черные трупные пятна. Мишин непроизвольно поежился от порыва морозного ветра и перевел вопросительный взгляд на бугаев в бушлатах.

– Ну, залезай, бля, чего уставился! – прогудел за его спиной Гена Кузин и легонько подтолкнул Витяню в спину. – Забыл, как родной «уазик» выглядит? Или, может, ждешь, что за тобой, бля, «мерседес» с индивидуальным обогревом жопы пришлют?! Щас, бля!..

Мишин безразлично сплюнул себе под ноги и направился к машине. Бугаи подхватили его под руки и легко, как пушинку, забросили в кузов «уазика». Потом забрались сами, захлопнули дверцы и приказали Мишину сесть спиной к узенькому окошку, отделявшему кузов от водительской кабины. Витяня молча выполнил приказ. Оба конвоира демонстративно направили «Калашниковы» на пленника и почти синхронно сняли автоматы с предохранителей.

– Смотри, земеля, – омерзительно затягивая гласные, произнес один из бугаев. – Мы тебя не знаем и знать не хотим. Но имеем приказ: ежели только дернешься – получишь по торцу сразу из двух магазинов. То есть, будешь как тот дуршлаг на кухне. Понял, земеля?

Мишин пожал плечами, вздохнул и закрыл глаза…

Ехали они почти два часа. С закрытыми глазами Мишин пытался было сообразить, в какую сторону движется «уазик», но потом, поняв все бесполезность этой затем мысленно махнул рукой и задремал. Он сидел, вытянув ноги, на промасленном полу, однако машина обогревалась, так что, холода Мишин не чувствовал. Ему казалось, что он провалился в глубокий черный колодец, из которого его выдернул резкий толчок. Мишин вздрогнул и открыл глаза.

– Вылезай, земеля! – приказал один из конвоиров.

Машина находилась в скупо освещенном помещении. Оглядевшись, Мишин понял, что, скорее всего, это подземный гараж. В подвале было сыро и очень холодно. По привычке подталкивая Мишина в спину, Гена Кузин довел своего подопечного до второго этажа, потом ногой толкнул одну из дощатых дверей и приказал:

– Заходи!

Витяня оказался в небольшой мрачной комнатке метров в двадцать, не больше. Единственным источником света служила узенькое, похожее на бойницу, оконце, плотно забранное толстыми металлическими прутьями. Все убранство помещения составляли обшарпанный стол посередине и несколько металлических стульев, наглухо привинченных к полу. В торце стола, неподвижно, как гранитный мемориал в натуральный рост, стояла, скрестив руки на плоской груди, невысокая женщина лет сорока в мундире капитана внутренних войск. Русая девичья коса была аккуратно уложена в корону. Белое, без признаков косметики, лицо капитана ВВ украшали аккуратный, чуть вздернутый нос, пара невыразительных серых глаз, густые русые брови и совершенно не подходящая к этому пуританскому облику вульгарная черная родинка над пухлой губой.

– Садитесь, – низким голосом приказала женщина. Дождавшись, пока Мишин выполнит приказание, женщина сдержанно кивнула и сообщила металлическим тоном диктора вокзального радиоузла, на память знающего расписание движения поездов:

– Я буду присутствовать при встрече…

– При встрече с кем?

– Будете говорить, когда разрешу! – сухо оборвала капитан. – Ведите себя пристойно и сдержанно. Разглашение любой информации в ходе встречи абсолютно недопустимо. В случае невыполнения условий, встреча будет прервана немедленно…

– Но… – начал было Мишин и неожиданно запнулся, увидев в проеме двери Ингрид. Вернее, вначале появился ее живот – остроконечный, чуть вздернутый – и уже потом Витяня увидел бледное, осунувшееся лицо жены.

Мишин вскочил с места.

– Сидеть! – рявкнула над его ухом капитан с девичьей косой. – Без моего разрешения никаких самостоятельных действий! Иначе свидание будет немедленно прекращено!..

Увидев в комнате Мишина, Ингрид непроизвольно сделала шаг навстречу мужу, но, настигнутая окриком надзирательницы, сжалась в комок и замерла.

– Это моя жена, капитан, – стараясь не броситься на женщину в мундире, сквозь зубы процедил Витяня. – Законная супруга, понимаете?!..

– Мне это известно, – равнодушно кивнула женщина.

– Тогда объясните толком порядки в вашем зверинце – что можно делать и чего нельзя?

– А без оскорблений можно? – густые брови капитана нахмурились.

– Постараюсь, – вздохнул Витяня и посмотрел на Ингрид. – Моя жена может сесть рядом со мной?

Капитан, помедлив секунду, кивнула.

– Виктор! – Ингрид бросилась к Мишину и уткнулась головой в его плечо. Не в силах что-то сказать, Витяня гладил ее волосы и беззвучно шевелил губами.

– Почему ты молчишь? – спросила Ингрид по-датски и приподняла голову. – Они тебе что-то сдела…

– Разговаривать только по-английски, – вновь напомнила о себе капитан внутренних войск. На ее белом лице, словно намертво приклеенное, застыло выражение брезгливости, словно под ее наблюдением находились не люди, а две принюхивающиеся друг к другу омерзительные крысы, выползшие наружу невесть из какой ямы.

– А как насчет русского? – Мишин повернул голову к женщине в мундире. Лицо его побагровело от ненависти.

– В каком смысле?

– Ну, на русском разговаривать можно?

– Да, по инструкции можно.

– Тогда пошла ты, кошелка драная, знаешь, куда? К е…

– Это твое последнее хамство, дебил! – пронзительно взвизгнула женщина, угрожающе выставив указательный палец с обкусанным, ненаманикюренным ногтем. – Попробуешь еще раз, – и я сразу же прикажу увести твою ненаглядную! И больше ее никогда не увидишь! Понял, кретин?! И учти: больше предупреждать не буду!

– Что она говорит? – по-английски спросила Ингрид.

– Господи, какое счастье, что ты не русская! – пробормотал Витяня и взял жену за руку. – Как и значительная часть русской народной лексики, это непереводимо. Лучше скажи мне, как ты?

– Все в порядке милый… – Ингрид прижалась к плечу мужа и прерывисто вздохнула. – Все в полном порядке…

– Да уж, – буркнул Витяня и с ненавистью покосился на надзирательницу с девичьей косой. – В полном порядке…

– Знаешь, я все равно верю, что в итоге все образуется, – тихо сказал Ингрид. – Что они хотят от тебя, милый?

– На этот вопрос отвечать нельзя! – вмешалась надзирательница.

– Извините… – Ингрид едва заметно вздрогнула и подняла голову, пытаясь заглянуть в глаза мужа. – Ты хорошо выглядишь, дорогой. Посвежел и цвет лица просто замечательный…

– Это все дым Отечества, – с ненавистью поддакнул Мишин и нежно погладил жену по плечу. – Когда вдыхаешь его без противогаза, молодеешь на глазах. Видишь ли, меня готовят к олимпийскому рекорду. Это…

– Немедленно прекратить! – встряла надсмотрщица.

– С тобой нормально обращаются, дорогая?

– Да, не беспокойся… – Ингрид быстро закивала. – Я получаю все необходимое. Питание хорошее, врач постоянно возле меня. Кстати, очень добрый и участливый человек…

– Ты вернешься домой, Ингрид, я обещаю тебе!

– Мы оба вернемся, Виктор!

– Вспомнила, что Ганс-Христиан Андерсен – твой соотечественник? – улыбнулся Мишин.

– Запомни, милый, без тебя мне никто не нужен! – Ингрид решительно мотнула головой. – Никто и никогда!

– Ты не подумала о нем, – Витяня осторожно прикоснулся к огромному животу.

– О ней, – мягко поправила Ингрид и вымученно улыбнулась.

– Откуда ты знаешь?

– Женщины чувствуют такие вещи.

– Прости меня, дорогая…

– За что я должна тебя прощать, Виктор? В чем ты виновен передо мной?

– Во всем. Я же предупреждал…

– Перестань немедленно! – Ингрид схватила руку Витяни и прижала ее к своей щеке. – Я ни о чем, слышишь, ни о чем не жалею! Я люблю тебя, дорогой мой! Люблю больше жизни, больше Бога! И теперь даже не представляю, как я вообще могла жить столько лет без этого чувства! Я каждый день, каждое утро благодарю судьбу за то, что она привела меня к тебе!..

– Все наоборот, – улыбнулся Мишин и вздохнул. – Меня к тебе.

– Какая разница?

– Действительно, никакой.

– Скажи мне что-нибудь…

– Во всем виноват только я… – Мишин притянул к себе голову Ингрид и глубоко вдохнул родной аромат волос. – Я знал, что будет так. И должен был что-то сделать. И вот, видишь, не сумел…

– Перестань себя винить!

– Если бы я только мог, Ингрид…

– Время свидания окончено! – бесстрастно сообщила надзирательница. – Больше ни слова!..

Они даже не успели попрощаться – в комнату решительно ворвалась коренастая деваха в кителе лейтенанта внутренних войск и увела Ингрид. Затем, смерив Витяню напоследок уничтожающим взглядом, из комнаты вышла капитан с родинкой…

Когда Мишина привезли обратно, «уазик» остановился не у его домика, а напротив трехэтажного строения, в котором размещалось начальство. Следуя строго позади, Кузин довел Витяню до третьего этажа и кивнул на обитую коричневыми дерматином дверь:

– У тебя, бля, сегодня, прямо день свиданий!..

– Завидуешь, урод? – Мишин безразлично пожал плечами.

– Ох, бля, отведу я на тебе душу, земляк! – прогудел Кузин, припечатывая двухпудовый кулак в раскрытую ладонь, похожую на маленькую копию экскаваторного ковша. – Пусть только команду дадут! Уж я бы, бля, постарался от души…

– Не расстраивайся, шкаф, – пробурчал Витяня и толкнул дверь. – Будет хлеб, будет и песня…

В комнате, где несколько недель назад с ним разговаривал генерал Карпеня, сидел Юлий Воронцов и, скептически усмехаясь, смотрел на Мишина.

– Какие люди! – хмыкнул Витяня и, не дожидаясь разрешения, сел на стул.

– Ну, Виктор, как ты нашел супругу? – снимая очки и небрежно засовывая их в нагрудный карман пиджака, спросил начальник ПГУ.

– Издеваться изволите, Юлий Александрович?

– Я так понимаю, это мне вместо спасибо?

– Ну, что вы! – Мишин рывком откинул со лба прядь соломенных волос. – Для моего персонального спасиба время еще не пришло…

– Никак угрожаешь? – ухмыльнулся Воронцов.

– Нет, – совершенно серьезно возразил Мишин и внимательно посмотрел на своего бывшего большого начальника. – Просто тешу себя иллюзиями. Чтобы окончательно не свихнуться мозгами…

– Помнится, в прошлый раз ты говорил о каких-то гарантиях, – подчеркнуто безразличным тоном процедил Воронцов. – Верно?

– Было такое дело.

– Ну и как? Сформулировать можешь?

– А какой смысл? – Витяня покорно сложил руки на коленях. – Мы же не верим друг другу, Юлий Александрович. Стало быть, никогда не договоримся. Патовая ситуация.

– И что будет?

– Ей-Богу, не знаю.

– И, все-таки, Виктор?

– Чего вы хотите от меня?

– Допустим, я отпущу твою жену?

– Вы это серьезно? – Мишин резко подался вперед.

– Я давал основания считать себя шутником?

– Ответьте на мой вопрос, Юлий Александрович!

– Нет, это ты скажи мне: что я буду иметь, если отпущу твою жену на все четыре стороны?