Текст книги "Ностальгия по чужбине. Книга вторая"

Автор книги: Йосеф Шагал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– А меня что, готовили к другому?

– Много лет прошло с тех пор…

– Ну и что? – Серостанов равнодушно пожал плечами. – Ты ведь все равно проверишь, верно, Эдик?

– Считаешь, нужно?

– Нужно, – коротко кивнул Николай. – Обязательно проверь. Потому, как есть разговор к тебе. Очень серьезный разговор. Если бы речь шла не о тебе, этой встречи не было бы. И быть не могло, ты понимаешь?

– Честно говоря, не очень.

– Видишь ли, со своим начальством я встречался сегодня вечером… Впервые, кстати, за последние четыре года.

Горюнов какое-то время молчал.

– И что?

– Мне важно, чтобы у тебя не оставалось никаких сомнений на мой счет.

– У меня есть время?

– Для бесед со мной? – уточнил Николай.

– И для этого тоже..

– Боюсь, этот разговор – первый и последний! Завтра днем убываю на место постоянной службы. Когда еще свидимся – не ведаю. Если вообще свидимся. Так что, проверять будешь уже без меня, Эдик.

– А что так печально, друг?

– Не знаю… – Серостанов потер веки и оглянулся. Вокруг стояла мертвая тишина. – Устал, наверное. Да и ситуация мне не нравится…

– Говори, я слушаю.

– Тебе известно, где я работаю?

– Имеешь ввиду регион?

– Именно.

– Нет, неизвестно. Но это нетрудно узнать…

– Не напрягайся попусту: Ближний Восток. Потом проверишь.

– Ох, не повезло тебе, друг, – улыбнулся Горюнов. – Жарища небось?..

– Об этом – в другой раз, – отмахнулся Серостанов. – Официальная крыша – сотрудник одного западного информационного агентства. Очень серьезного, между прочим…

– Кажется, я догадываюсь, какого именно, – пробормотал Горюнов и внимательно посмотрел на Серостанова. – Надеюсь, работаешь не арабом?

– И даже не израильтянином! – отрезал Серостанов.

– Упреждаешь мой следующий вопрос? – усмехнулся Горюнов.

– Постарайся не спрашивать лишнего! – Николай перешел на сдавленный шепот. – Во-первых, ты не мой начальник, а, во-вторых, у нас мало времени…

– Извини, – пробормотал Горюнов.

– Ничего. Кстати, я уже много лет подданный Ее Величества королевы Великобритании.

– Ишь ты! – ухмыльнулся Горюнов.

– Так вот, у меня есть один контакт. Там, в Каире… – Николай говорил отрывисто, словно ему было неприятно признаваться в этом. – Долгое время я был уверен, что он связан с арабскими спецслужбами. И использовал эти связи. Причем довольно результативно. Это контакт выполнял мои отдельные поручения – на за просто так, как ты понимаешь. Естественно, эта связь была санкционирована Центром… На прошлой неделе мы встретились. По его просьбе. И этот контакт начал с того, что в прямо лоб задал вопрос о тебе…

– Обо мне? – изумление в голосе Горюнова было неподдельным.

– Именно, – кивнул Николай. – Сказал он мне буквально следующее: что, КГБ готовит покушение на Горбачева, которое намечено на ближайшее время; что специально для этой цели люди КГБ выкрали в Копенгагене одного беглого офицера советской внешней разведки; что в рамках этой подготовки, хотя и по неустановленной причине, непосредственно в Москве был заминирован самолет, на котором возвращался в Штаты ответственный чиновник американского госдепа и который взорвался где-то над Альпами. Но главное, что ко всему этому непосредственное отношение имеет заместитель начальника Первого главного управления КГБ генерал-майор Эдуард Горюнов, с которым я когда-то учился в Высшей школе КГБ…

Серостанов сделал паузу и внимательно посмотрел на Горюнова. Эдуард молчал. Выражение его лица было ошарашенным.

– Контакт сказал мне также, – продолжил Серостанов, – что ситуация находится под полным контролем некоторых спецслужб – правда, не уточнив при этом, каких именно, – и что им необходима личная встреча их представителя с тобой, Эдик для конкретного предложения. Мне также было передано, что тебе будет гарантирована не только полная безопасность, но и серьезное продвижение по службе. В том случае, естественно, если ты согласишься на встречу и выслушаешь, что они хотят тебе сказать. Это все, Эдик…

Горюнов молча стоял, засунув руки в карманы дубленки, и, медленно покачивался, словно кряжистое дерево под порывами ветра.

Серостанов терпеливо ждал.

– Н-да, Коля, – негромко произнес наконец Горюнов. – Ты передал мне информацию спецслужбы, а не частного лица, добытую частными методами. Надеюсь, ты это понимаешь?

– Думаю, что понимаю.

– И попасть именно к тебе СЛУЧАЙНО она не могла.

– Очевидно, так оно и есть, – кивнул Серостанов.

– Тогда почему же она попала именно к тебе, друг мой? Откуда твоему таинственному контакту известно о нашей дружбе в период совместной учебы? Не говоря уже о том, почему твой контакт обращается по делам КГБ к «кроту» советской военной разведки?

– У меня есть только один ответ, – Николай виновато улыбнулся и развел руками. – Возможно, тебе он покажется абсолютно идиотским…

– Ну, говори.

– Я не знаю!

– На кого ты работаешь еще, Коля? – неожиданно жестко спросил Горюнов. – Говори как есть, я постараюсь тебя понять…

– Ты спрашиваешь, на кого я работаю? – Серостанов широко раскинул руки, словно решил обнять старого друга. – Еще на две спецслужбы, плюс к тому консультирую третью. Причем так успешно, что сегодня Евсеев сообщил мне при личной встрече о присвоении очередного звания и представлении к ордену Красной звезды…

– Это еще ни о чем не говорит, – отмахнулся Горюнов.

– Говорит, тупица! – вдруг взорвался Серостанов. – Еще как говорит! Ибо расскажи я сегодня вечером эту увлекательную историю своему шефу, я бы тут же догнал в звании тебя, счастливчик, а к Красной Звезде получил бы впридачу Звезду Героя Советского Союза.

– Почему же ты этого не сделал? – тихо спросил Горюнов.

– Послушай, Эдик! – Серостанов резко выпрямился. – По-моему, ты чего-то не понял. Я ведь разговариваю сейчас только с тобой, верно? И только тебе сказал то, что сказал. За мной нет хвоста и я без прослушки – можешь проверить. Если эта информация туфта, – забудем о ней и поговорим о подружках нашей с тобой молодости. И об этой встрече тоже забудь – так будет спокойнее и тебе, и мне. Но если это правда, Эдик… Тогда ты не до нашей следующей встречи – до послезавтра можешь не дожить! Просекаешь, приятель? Меня ваши лубянские интриги никак не касаются – я в другой конторе и у меня другие проблемы. Но мы были друзьями, хорошими друзьями, и ты – один из немногих порядочных людей, сохранившихся в моей памяти о прошлой жизни. То, что я сейчас делаю – кстати, с риском угробить не только свою карьеру, но и голову, – я делаю во имя нашей дружбы. Дальше – твои проблемы и твой выбор. У меня все, дружище. И давай выбираться из этой глуши, а то и впрямь замерзнем…

– Звучит очень даже искренне, – кивнул Горюнов. – Если только именно такой сценарий не является твоим конкретным заданием…

– Ты мне не веришь?

– А почему я должен тебе верить? – неожиданно вскипел Горюнов. – Может быть, тебя специально для этой встречи и отозвали на родину, а? Получил от своего руководства инструкции и теперь разыгрываешь тут доверительную встречу двух старых приятелей, чтобы завтра, получив от меня подтверждение, твои начальники стали дырявить мундиры для новых орденов?

– Господи, а Евсеев-то здесь при чем? – искренне изумился Николай. – Да знай он хоть крупицу из этой информации, Лубянка была бы уже оцеплена Таманской дивизией!

– Ну, да, конечно… – не обращая внимания на монолог Серостанова и уставившись на носки собственных ботинок, пробормотал Горюнов. – Евсеев тут действительно не при чем! И, главное, как все удачно совпало! Просто взяло и сложилось, как в примитивном пасьянсе для домохозяек. Ты встречаешься с неким контактом, потом сразу же прилетаешь в Москву, – впервые, кстати, за много лет. Причем прилетаешь всего на сутки, но, тем не менее, успеваешь встретиться со мной глубокой ночью, чтобы наутро убраться восвояси…

Эдуард поднял голову и неожиданно улыбнулся.

– Чему ты радуешься? – сухо поинтересовался Серостанов.

– Озарению, друг мой! – с неестественной живостью откликнулся Горюнов. – Профессиональному озарению! А ведь тебя используют, Коля! Причем я даже не хочу размышлять над тем, вслепую или в светлую – сейчас это уже не имеет принципиального значения…

– Значит, все это – правда? – очень тихо, почти шепотом, спросил Серостанов.

– Что, «это»? – механически переспросил Горюнов. Его мысли, казалось, унеслись далеко от глухого места встречи двух старых друзей.

– Я говорю о покушении на Горбачева. Это правда?

– Правда, неправда! – Горюнов прищелкнул языком. – Представляешь, Коля, сколько миллионов долларов тебе отвалили бы в твоем информационном агентстве за такую информацию, а?

– Что ты будешь теперь делать?

– Я? Ты спрашиваешь, что я буду делать? – Горюнов невидящим взглядом окинул Николая. – Еще не знаю. Все довольно неожиданно, и, главное, очень много вопросов без ответов. Откуда ты вообще свалился на мою голову, Серостанов?

– Из Каира… – Николай положил руку на его плечо. – Послушай, Эдик, а, может, это совсем не так плохо, что свалился именно я?

– Ты в этом действительно уверен?

– Знаешь, я не хочу лезть в твои дела, но если эта информация хотя бы на треть соответствует действительности, то ты – в дерьме по уши, Горюнов! Скорее всего, ты скажешь, что это не мое собачье дело, и, тем не менее, я хотел бы знать: почему бы тебе не принять это предложение?

– Потому, что это вербовка, Коля, – спокойно произнес Горюнов. – Классическая вербовка высокопоставленного офицера совсем не хилой спецслужбы. Одной рукой мне действительно помогут вылезти из дерьма, но другой – в него же и затолкают. Да так основательно, что я не выберусь оттуда до конца жизни… – Он резко стряхнул руку Серостанова. – Судя по всему, с тобой это уже произошло, верно? И, очевидно, не так давно?..

Николай молчал, не отводя взгляд.

– Ну же, Коля! – в голосе Горюнова звучала болезненная, неестественная бодрость. – Смелее! Уж меня-то бояться тебе не стоит, друг мой! И что вообще происходит в безлюдной ночной глуши на тридцать пятом километре шоссе Москва-Ленинград? Встреча двух старых друзей, которые почему-то не могут просто так, ни от кого не прячась, распить на радостях бутылку? Или, все-таки, разговор двух предателей, двух заурядных изменников родины – одного реального и другого – перспективного? Ну, Коля, ответь с трех попыток!..

– Я своей родине не изменял! – голос Серостанова звучал глухо. – У тебя нет ровным счетом никаких оснований так говорить! И тебя к измене я тоже не призываю!..

– Да ты что, Коля, в самом деле обиделся? – удивление Горюнова казалось совершенно искренним, не наигранным. – Да брось ты, в самом деле, старый дружище! Я действительно верю: все, что ты сделал – сделано из самых лучших, приятельских побуждений. В то же время, друг Коля, не тебе объяснять, что рано или поздно любой человек нашей с тобой профессии оказывается в подобной ситуации. Вопрос лишь в том, когда именно это случится и как на это реагировать?..

– Что ты собираешься делать?

– А что мне делать? – наигранное возбуждение вдруг разом покинуло Горюнова. Взгляд его стал угрюмым и настороженным. – Выбор, скажу откровенно, скудный: либо стенка, к которой, кстати, меня поставят заодно с тобой, дружище, либо – измена присяге, предательство.

– Ну, да, конечно, – пробормотал Серостанов и косо сплюнул в сторону. – Участие в подготовке покушения на жизнь главы собственного государства изменой родине и предательством не считается. Все это так, ерунда, невинные тактические занятия на местности…

– А ты хоть знаешь, почему я сделал этот выбор? – набычился Горюнов. – Ты хоть потрудился задать себе такой вопрос?..

– Не знаю и знать не хочу! – отрезал Николай. – Вот уж что меня действительно, не касается!

– Ты рассуждаешь так, словно речь идет не о судьбе твоей страны!..

– Я слишком долго прожил за бугром и слишком глубоко влез в другую оболочку, чтобы задумываться сегодня над тем, что действительно хорошо или плохо для страны, во имя которой я все это делаю. Если честно, Эдик, я вообще утратил способность что-либо ощущать или чувствовать. Тебе, возможно, трудно это понять, но я уже много лет являюсь стандартным и запрограммированным на все случаи жизни биороботом, выполняющим чужую волю в чужой стране и под чужим именем…

– Мы сознательно сделали свой выбор, – негромко, но твердо произнес Горюнов. – И нас никто не заставлял…

– Когда-нибудь, если мы сумеем уцелеть, я объясню тебе, Эдик, в чем ты заблуждаешься… – Серостанов глубоко вздохнул и посмотрел на часы. Фосфоресцирующие стрелки показывали половину пятого утра. – Нам пора возвращаться в Москву…

– Где и с кем я должен встретиться? – в голосе Горюнова вдруг вообще исчезли интонации – в них не было ни горечи, ни любопытства, ни страха. Просто звук…

– Тебе позвонят домой, – отрывисто произнес Серостанов. – Если трубку возьмешь ты, то попросят принять заказ на вызов такси. Ты скажешь, что ошиблись номером. Ко времени вызова нужно будет прибавить ровно семнадцать часов. Встреча с их человеком на нашем с тобой месте. Это все…

– Пароль?

– Без всяких паролей.

– Как я его узнаю?

– Ты с ним знаком.

– Лично?

– Заочно.

– Даже так?

– А что тебя удивляет?

– Собственная популярность.

– У меня к тебе просьба.

– Да? – Горюнов с неожиданным интересом посмотрел на Николая и ладонями стал оттирать замерзшие уши. – Неужели ты хочешь обняться на прощанье?

– Я по-прежнему считаю тебя своим другом… – Николай говорил очень тихо, словно боясь, что кто-то в этой глуши может их услышать. – Несмотря ни на что. Повторяю: я бы не сделал этого, если бы речь шла о каком-то другом человеке… Так вот, по возвращении я должен дать слово, что тому, кто встретится с тобой на нашем месте, абсолютно ничего не угрожает. Абсолютно ничего, понимаешь? В противном случае пострадаем не только мы с тобой – без головы останется человек, который, собственно, ни в чем ни перед кем не провинился…

– Господи, сколько лирики! – вздохнул Горюнов. – Ты что, действительно веришь в существование ТАКИХ людей? И вообще, такое впечатление, будто речь идет о школьном преподавателе родного языка и литературы, а не о таком же, как мы, профессионале…

– Это не совсем так… – Николай покачал головой. – И вообще, многое тебе еще предстоит понять…

– Николай, ты ведь знаешь, о ком идет речь, да?

– Это неважно, Эдик. Мне просто нужно твое слово. И этого будет достаточно. Если ты не уверен, скажи мне сейчас. А то, знаешь, с годами мне перестала казаться симпатичной одна наша народная пословица…

– Какая именно?

– Лес рубят – щепки летят.

– Ну, хорошо! – Горюнов кивнул и медленно, скрепя снегом, направился к «жигулям». Потянув на себя дверцу, он посмотрел поверх кузова машины на Серостанова, который по-прежнему стоял на месте. – Я даю тебе слово, что этому человеку нечего бояться. Но это все! Остальное зависит от того, что именно я услышу, и на каких условиях мне предстоит предать своих товарищей и отказаться от задуманного… Короче, в этом никаких гарантий я давать не стану, понял?

– Меня это устраивает, – коротко кивнул Николай и направился к машине. – Ты вправе распоряжаться собственной головой. Особенно сейчас, когда она может слететь с плеч в любую минуту…

14

Израиль. Вилла в районе Кейсарии.

Февраль 1986 года.

Огромная двухэтажная вилла, сложенная из тесаного пористого камня, с голубым бассейном в форме скрюченной инфузории и белыми, похожими на операционные столы, шезлонгами, напоминала голливудский павильон, в котором вот-вот начнутся съемки фильма о жизни миллионеров, которым обрыдла мирская суета. Ни одна деталь вокруг даже отдаленно не напоминала об индивидуальности хозяев этого роскошного строения. Быстро завершив осмотр величественного и бескрайнего как пустыня Калахари холла с классическим набором мягкой мебели, а также десятка комнат и санузлов, где буквально все – от идеально заправленных постелей до бритвенных станков и пластиковых бутылок с шампунями – выглядело девственно нетронутым, я поняла, что дом, в который привезли меня с Паулиной, был НИЧЬИМ. То есть, не принадлежащим какой-то конкретной семейной паре или человеку. В таких домах люди не живут – они лишь ПЕРЕЖИДАЮТ здесь какие-то жизненные передряги, чтобы затем уехать отсюда.

И никогда не возвращаться…

Как когда-то давным-давно, в Майами, мы с Паулиной развалились в креслах-шезлонгах на балконе второго этажа и молчали минут десять, что уже само по себе было фактом тревожным. Каждая из нас делала вид, что всецело поглощена созерцанием идеально ровных рядов высоченных и стройных, как балерины, пальм, окаймлявших со всех четырех сторон мое очередное убежище на пути в никуда. Гордые часовые низких широт выросли именно в этом месте и в ТАКОМ порядке, естественно, не по воле природы – их посадил человек, хорошо разбиравшийся в законах фортификации. А потому ряды пальм выглядели так плотно и НЕПРОНИЦАЕМО, наглухо закрывая обзор как извне, так и изнутри, что никаких сомнений по поводу изначальной функции благородных растений – декоративно оформленные ряды колючей проволоки – не вызывали.

– Как вы думаете, Паулина, а ток между пальмами пропущен?

– Вряд ли… – несмотря на наброшенную ангоровую кофту, Паулина все время ежилась. Солнце, правда, светило вовсю, тем не менее, было довольно прохладно. – Насколько мне известно, Валечка, дерево не проводит электричество… Ты о чем-то беспокоишься?

– Считаете, не о чем?

– Не заводись! – Паулина с таким неподдельным любопытством созерцала ряды пальм, словно видела перед собой шеренги мужчин, каждого из которых надо во что бы то ни стало соблазнить.

– Вы хоть знаете, о чем со мной говорили и что вообще меня ждет?

– Естественно, знаю… – Паулина повернула в мою сторону как всегда идеально уложенную голову. – Мы же с израильтянами – партнеры в этом деле. А почему ты спрашиваешь, Валечка?

– Значит, дальше я поеду одна?

– Господи, что за девичьи метаморфозы?!.. – не отвечая на вопрос, Паулина пожала плечами. – Это же входило в твои планы с самого начала! Джон Уэйн в гордом одиночестве выезжает на тропу войны против племени белокурых индейцев с «Калашниковыми» вместо томагавков! Всего несколько недель назад ты и слышать ни о ком не хотела и вообще собиралась все сделать одна!..

– Неправда, я рассчитывала на помощь.

– А разве ты ее не получила?

– Ага, – кивнула я, испытывая уже знакомое желание окунуть идеально уложенную голову Паулины в тазик с соляной кислотой, чтобы вместе с макияжем с него навсегда сползло это мерзкое выражение самодостаточности. – Вместо защиты мне, бабе, собираются вручить заминированный конструктор типа «Сделай сам и попробуй не взлететь на воздух». Ну, не сволочи?!..

– А вот и наш храбрый и носатый рыцарь Ланселот! – Паулина выразительно повела подбородком в сторону аллеи, на которой появился Дов. С балкона второго этажа седая голова израильтянина напоминала движущийся одуванчик. – Кстати, милочка, один из авторов твоего конструктора…

– Утро перестает быть томным, – пробурчала я, чувствуя как сразу отяжелели мои ноги.

– Точно, – поддакнула Паулина. – Повстречать с утра еврея – значит испортить себе весь день.

– Вы действительно антисемитка, Паулина? – я почти реально ощущала рядом тазик с соляной кислотой.

– Я американка, милочка.

– Вы меня уже почти убедили, что это – одно и тоже.

– Господи, до чего вы все похожи! – улыбнулась Паулина. – Стоит вам только сделать один шаг по этим мерзким пескам, как в вас сразу пробуждается национальное самосознание! Это уже что-то из области биохимии…

– А почему, собственно, вас это злит?

– Наоборот, меня это радует, милочка, – возразила Паулина. – Евреи – соль земли. Жизнь без них была бы чрезвычайно пресной. С другой стороны, когда пища постоянно пересолена, это, согласись, раздражает…

– О чем спорим, уважаемые дамы? – с шумом отодвинув раздвижные стеклянные двери балкона, Дов стоял в проеме как проводник на пороге спального вагона.

– Теперь уже ни о чем, – улыбнулась Паулина, кивком приглашая израильтянина присесть. – Коль скоро вы явились сюда не обуглившись, эти пальмы действительно не проводят ток…

– Совсем не обязательно, – хмыкнул Дов, усаживаясь в кресло напротив. – Просто я знаю одно волшебное слово…

– Неужели, «пожалуйста»? – вяло съехидничала я.

– Почти угадали, мисс Спарк, – совершенно серьезно произнес израильтянин. – При входе я сказал «шалом», то есть, «мир». И, как видите, электрическая цепь разомкнулась. Она смыкается только при слове «война»…

– Может быть, от темы войны и мира перейдем к делу? – Паулина поежилась в своей ангоровой кофте. – Здесь становится прохладно, да и времени у нас не так много…

– Уже перехожу, – спокойно ответил Дов. Ни один мускул на его волевом, изрезанном морщинами лице, даже не дрогнул. Хотя я видела, что демонстративная бестактность Паулина была неприятна израильтянину. – Послезавтра утром, Вэл, вы вылетаете в Москву…

– Эту новость мне уже сообщили… – Я прикоснулась пальцем к кончику носа и даже ужаснулась от того, насколько он был холодным. – Мне было не очень удобно вступать в дискуссию с вашим боссом, Дов… Да он, собственно, и не дал мне такой возможности… Тем не менее, позвольте поинтересоваться: а почему, все-таки, именно я?

– Три соображения, Вэл, – сразу же откликнулся израильтянин, явно ждавший этого вопроса. – Во-первых, в такого рода заданиях у женщины очевидное преимущество перед мужчиной – ей проще реализовать намеченное, она вызывает меньше подозрений…

– А что, в Моссаде нет подходящих женщин?

– Дайте мне, пожалуйста, закончить, Вэл!..

Я ощутила на себе укоризненный взгляд Паулины и молча пожала плечами.

– Во-вторых, – продолжал Дов, – мы не можем быть уверенными до конца относительно срока вашего пребывания в Союзе. Возможно, несколько дней, но не исключено, что несколько недель… Стало быть, в расчет берется ваше прекрасное знание советской среды – язык, ментальность, круг знакомых, друзей и прочее. Ну, и в-третьих, что самое главное… – Дов вытянул указательный палец, словно призывая к повышенному вниманию. – Человек, с которым вам необходимо встретиться и установить тесный контакт, знает о вас буквально все. Скажу больше: он в числе весьма узкого, ПОСВЯЩЕННОГО круга лиц в руководстве КГБ, в котором, собственно, и родился приказ о вашей физической ликвидации…

– И тут как раз появляюсь я, собственной персоной! – меня даже передернуло от этого проявления типично мужского эгоизма. – Явка с повинной, ясное дело, значительно облегчит мою участь. И вместо пыток с последующим колесованием, меня просто пристрелят. Так сказать, приведут приговор в исполнение…

– О каком приговоре вы говорите? – Израильтянин досадливо отмахнулся. – Вы же умная женщина, Вэл, что вы такое несете?! Операция просчитана до мелочей, процент риска мизерный и чисто теоретический…

– Тем не менее, он существует, – я упрямо гнула свою линию, осознавая в то же время, что ничего изменить уже нельзя. Скорее всего, я подсознательно хотела услышать все до единого опровержения своим паническим страхам перед предстоящей поездкой.

– Но не больше, чем риск попасть под машину, пересекая улицу!

– С моим-то счастьем! – я выразительно посмотрела на Паулину. Моя наставница не реагировала. Ее мраморное лицо абсолютно ничего не выражало.

– Поймите, Вэл: если вам удастся установить контакт с этим человеком, мы получим в руки ключ от решения всех проблем – и ваших, и наших! Пакет предложений, который мы делаем с вашей помощью этому человеку, сродни мафиозному…

– Я вас не понимаю, Дов!

– Короче, речь идет о предложениях, от которых он не сможет отказаться… – Дов улыбнулся. – Теперь вы понимаете, что я имею в виду?

– С трудом! – Я сжала кулаки с такой силой, что почувствовала, как ногти впиваются в ладони. – Если все так просто, о каком риске вы говорите?

– Я хочу, чтобы вы знали все, Вэл… – Израильтянин пододвинул свое кресло-шезлонг поближе, словно подчеркивая доверительность именно этой части разговора. – Единственный риск заключается в том, что в этом человеке может проснуться инстинкт самоубийцы. И тогда он потащит в могилу и вас… Но это вряд ли случится. Личность вашего контрагента изучена досконально. Поймите, вас выводят на него не просто так, а потому, что он представляется нам наиболее подходящим субъектом для этой операции. Он не фанатик, не одержим эфемерными идеями, не склонен к психопатизму… По своему психологическому складу этот человек уравновешен, имеет аналитический склад ума… Одним словом, он должен сделать корректные выводы, и это в итоге даст нам желаемый результат.

– Мое появление будет для него неожиданностью?

– В определенной степени. Но мы рассчитываем, что речь идет о неожиданности со знаком «плюс».

– Как я попаду в Москву?

– Рейсовым самолетом «Аэрофлота» Белград-Афины-Москва. Подданная Ее Величества королевы Великобритании госпожа Гортензия Лоуренс продолжает путешествовать по миру, соря на каждом шагу средствами мужа…

– Вы, кстати, не забыли, что паспорт у меня поддельный?

– Паспорт у вас превосходный, – улыбнулся Дов.

– А каким еще он должен быть аж за десять тысяч баксов? – огрызнулась я.

– Нам бы хотелось познакомиться с его изготовителем, – небрежно обронил израильтянин. – Поверьте, ему ничего не грозит, интерес сугубо профессиональный…

– Это не ко мне! – я посмотрела на Паулину. – Обратитесь к вашим союзникам, Дов. Думаю, если как следует пошерстить их сейфы, там можно обнаружить и мои кровные десять тысяч долларов..

Паулина сделала каменное выражение лица.

– Ладно, об этом позднее, – понимающе кивнул израильтянин.

– Я могу надеяться на вашу помощь там, в Москве?

– Да, конечно… – Дов знал ответы на все мои вопросы. – Правда, я бы не торопился называть ЭТО помощью – речь идет всего лишь о контакте. На случай, если возникнут непредвиденные обстоятельства или экстренные, не терпящие отлагательств, вопросы, имеющие непосредственное отношение к операции. Точнее, к изменениям в плане… Это только связь, Вэл, постарайтесь понять. Речь идет о человеке, услугами которого мы пользуемся исключительно редко. Можно сказать, практически не пользуемся, если вам понятно определение «стратегический резерв». Так что, не переоценивайте, пожалуйста, эту помощь, хорошо? И не злоупотребляйте ею. У вашего контакта в Москве нет волшебной палочки, взмахом которой он может в течении секунды перенести вас из опасного места в безопасное…

– Короче, речь идет об одиночном десанте в выгребную яму, – уточнила я. – А вся помощь заключается в том, что я могу связаться с вашим «стратегическим резервом», чтобы сообщить ему, как глубоко я в этом дерьме увязла… Я все правильно поняла, Дов?

– В целом, да, – кивнул израильтянин и виновато развел руками. – К сожалению, Вэл, наши возможности не безграничны. Тем более, в Москве. Так что, давайте считать, что помощи вам ждать не от кого. Вы действуете в одиночку и полагаетесь только на собственные силы и четко разработанный план операции, от которого нельзя отступать. Ради собственной же безопасности. Помните: только четко следуя инструкции, вы вернетесь домой, к своей семье, не в цинковом гробу. А теперь поговорим конкретно.

– Господи, так это было только введение?..

* * *

Гениальный замысел моих соотечественников по материнской линии заключался в том, что паспортный контроль в Шереметьево я должна была пройти по документам и с внешностью таинственном образом появившейся на свет Божий англичанки Гортензии Лоуренс. В случае удачного завершения моего похода на Москву (во что не верила не только я, но, как мне казалось, сами начальники Дова), по этим же документам я должна была вылететь из Союза. Раздумывая в самолете над столь простеньким и таким незамысловатым решением самой сложной для любой спецслужбы задачей – проникновение агента на территорию вражеского государства – мою душу занудливо точил червь сомнений. Возможно, свою негативную роль сыграло отношение Паулины к Богом избранному народу, но я никак не могла отделаться от мысли, что израильтяне, предложив мне воспользоваться старым паспортом, попросту решили сэкономить на мне несколько тысяч долларов. Подозрение было настолько ужасным, что поначалу я даже устыдилась собственного цинизма. Впрочем, вскоре я напрочь забыла об этих мелочах…

Все до одной из мучительных пяти минут, в течение которых я стояла перед окошком таможенника в Шереметьево в ожидании долгожданного въездного штемпеля на паспорт, меня не покидала единственная мысль: какое счастье, что молоденький советский пограничник в фуражке с зеленым околышем видит в проеме стеклянного окошка исключительно мое старательно нарисованное, ЧУЖОЕ лицо, а не ноги, которые вне поля зрения пограничника дрожали от страха с такой пугающей интенсивностью, словно их подключили к гидромассажеру…

Конечно же, Дов не из праздного любопытства интересовался именем изготовителя моего паспорта – фальшивый британский картон выдержал проверку и в Шереметьево. А, может быть, он, в отличие от верного Бержерака, вовсе и не был фальшивым?..

Прихватив свою сумку с ленты багажного транспортера, ползшую ленивым удавом между пассажирами, я вышла в зал прилета и, стараясь не смотреть по сторонам, направилась к стоянке такси. У меня был четкий, разработанный не мной, план действий, каждый шаг был выверен, каждое действие – продуманно. То был тот самый редкий случай, когда никому – и, в первую очередь, мне самой – не нужны были импровизации. Нельзя сказать, что я была рада этому обстоятельству, однако определенное чувство уверенности оно вселяло. Во всяком случае, уже садясь в такси, я непроизвольно отметила, что ноги перестали дрожать…

В гостинице «Союз» я заполнила формуляр, заскочила на несколько минут в довольно элегантный номер, состоявший из двух небольших комнат, разбросала везде, где только смогла, типичные следы женского присутствия – от косметики до нижнего белья – и, прихватив с собой только сумочку со всем необходимым, спустилась на лифте вниз.

За стойкой регистрации восседали сразу несколько стройный девиц в белых блузках, одинаково черных пиджачках (я сразу же представила себе скептическое выражение лица Паулины, которую этот покрой поверг бы в глубокий шок) и выражением полнейшего наплевательства на весь окружающий мир.

Подойдя к одной из них, я спросила, говорит ли мадам по-английски. Мадам снисходительно кивнула, после чего я – опять-таки, строго по инструкции – затараторила:

– Видите ли, милочка, мне необходимо срочно навестить свою старую приятельницу в британском посольстве. Мы с ней не виделись очень много лет, так что, боюсь, наша встреча может затянуться надолго. Не исключено, что у нее я и переночую. Убедительно прошу вас, милочка, проявить повышенное внимание к моим вещам в номере. Знаете, мне такое рассказывали о России, такое!.. Короче, я надеюсь, вы не забудете о моей просьбе…