Текст книги "Ностальгия по чужбине. Книга вторая"

Автор книги: Йосеф Шагал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Грацио, сеньор, мучо грацио!..

Через десять минут сотовый телефон Луиджи разразился почти непрерывными звонками.

– Алло! – крикнул итальянец, по-прежнему не сводя взгляд с пленников. – Да, я вас очень хорошо слышу!.. Понял… Хорошо… До связи!..

Луиджи приподнялся с откидного сидения и боком, не выпуская из поля зрения пассажиров, сделал несколько шагов к пилоту. На какую-то долю секунды, занеся ногу над переборкой, итальянец опустил тяжелый кольт чуть ниже пояса. И в то же мгновение Сергей Неделин, резко сгруппировавшись, пантерой бросился в ноги Луиджи. Конечно, беглый майор КГБ сильно рисковал, однако накопившееся отчаяние вкупе с предчувствием, что живым из этой переделки ему все равно не выбраться, сыграли решающую роль. Потеряв равновесие от неожиданного броска в ноги, итальянец стал медленно валиться набок, но каким-то образом ухитрился сгруппироваться и направить пистолет в голову Неделина. Уже падая, Луиджи нажал на спусковой крючок. По счастливой для Неделина случайности именно в это мгновение вертолет как следует тряхнуло. В результате пуля, которая должна была снести Неделину как минимум полголовы, впилась в ключицу Сергея, пробила насквозь плечо и, визжа, заметалась по дюралевой обшивке геликоптера…

Вскрикнув от страшной боли, Неделин потерял сознание и рухнул, обливаясь кровью, на итальянца. Луиджи брезгливо отпихнув от себя бесчувственное тело и крикнул пилоту:

– Курс 17–30!.. Выполняйте!..

Обернувшись, пилот сразу же сориентировался в ситуации, молча кивнул и заложил резкий вираж.

Тем временем, подполковник Махович склонился над Неделиным. На месте выхода пули, над правой лопаткой Сергея, толчками фонтанировала кровь. Махович оглянулся.

– Перевяжите его! – крикнул Луиджи и швырнул Маховичу стерильную упаковку с бинтом.

– Вряд ли это что-то даст! – крикнул подполковник, зубами разрывая пакет. – Надо вначале наложить жгут или что-нибудь вроде этого… Иначе он может истечь кровью!..

– Ничего с ним не будет… – Итальянец презрительно поджал губы. – Часа три проживет в любом случае…

– Вы же врач, молодой человек!

– Но только не сейчас, подполковник! – отрезал Луиджи, с ненавистью смотря на поверженного Неделина.

– Вы что, не понимаете?! Этот парень истечет кровью, – повторил Махович. – Причем довольно быстро!..

– Это его проблема, а не ваша, подполковник…

* * *

…Охваченные ужасом глаза юноши с тонкими бакенбардами стали совершенно круглыми, как у филина. Не мигая, он спросил сдавленным голосом:

– Что вам нужно, сеньор?

– Два кода, – спокойно произнес мужчина. – Первый, с помощью которого ты связываешься с вертолетом. Второй, на котором ты передаешь донесение и ретранслируешь команды. Вот и все, mia piccolo. Считаю до пяти. Команду «шесть» ты не услышишь, клянусь честью твоей непорочной девы Марии! Раз… Два…

– Кто вы? – пролепетал юноша. – Откуда вы взялись?

– Сказал же – ангелы. Опустились с небес. Три… Четыре…

– Подождите, не стреляйте! – закричал парень.

– Я и не стреляю, – успокоил мужчина. – Осталась секунда…

– Я все скажу, только не стреляйте, пожалуйста, ради Бога!..

– Все не надо, парень, – сдержанно улыбнулся мужчина. – И Бог тут совершенно не при чем. Ответь только на мои вопросы…

– Значит так… – Дрожащей рукой парень отбросил назад мокрую прядь волос.

– Погоди! – Мужчина, используя пистолет, как указку, показал стволом на рацию. – Садись за стол, мальчик. Ну, не копайся, садись, так, хорошо… Теперь связывайся со своим приятелем в вертолете. Живо, живо, счетчик включен!..

Оскар крутанул шкалу настройки, затем взял в руки один из «уоки-токи» и набрал комбинацию цифр.

Из внешнего динамика раздались длинные гудки.

– Он на связи, сеньор. Сейчас ответит…

– Запомни цифры: квадрат 51–17.

– Запомнил.

– Скажешь ему, что это и есть место приземления…

В ту же секунду в комнату ворвался визг вертолетного двигателя и осевший от крика голос Луиджи:

– Алло, слушаю?

– Это Пабло! – прокричал Оскар, не отрывая от дула пистолета завороженного взгляда. – У тебя все в порядке?

– Пока да.

– Место твоего приземления – квадрат 57–17 [1]1
  Так в книге.


[Закрыть]. Там тебя будут встречать. Как понял?

– Хорошо! – Голос Луиджи почти целиком поглощали эфирные шумы. – Я тебя понял…

– До встречи, брат!..

И Оскар отключил линию.

– Теперь, Оскар, ты должен сделать еще одну вещь. Лично для меня… И сохранишь себе жизнь. Понимаешь?

Юноша молча кивнул. Его взгляд был по-прежнему прикован к черному зрачку пистолета, а зубы выбивали неровную дробь.

– Ну же, соберись! – Мужчина ободряюще потрепал Оскара за плечо. – Самое страшное уже позади! Все будет нормально, поверь мне… Ты готов?

Юноша послушно кивнул.

– Хорошо… – Мужчина, словно обдумывая задание, поскреб затылок рукояткой пистолета и выразительно посмотрел на своего напарника, прилаживавшего на коленях какое-то устройство. – Сейчас ты наберешь номер, по которому тебе сообщали курс для вертолета и скажешь буквально следующее: «Я находился на связи, когда услышал две автоматные очереди… А потом связь внезапно оборвалась. Сколько я ни пытался, восстановить ее не удалось…» Запомнил?

– Да, сеньор, – чуть слышно ответил юноша.

– Запомнил…

– Включи аппарат на внешнюю связь.

– Уже включил.

– Начинай, парень, времени у нас в обрез!

Юноша набрал девятизначный номер. После паузы в несколько секунд помещение котельной прорезали длинные позывные зуммера. На третий сигнал трубка ожила:

– Двенадцатый слушает!

– Это Оскар! – прокричал юноша. – Только что был на связи. Потом там прозвучало две автоматные очереди… И все… Связь прервалась! Алло? Вы меня слышите? Алло?!..

– Не ори, слышу тебя, – спокойно отозвался голос. – Восстановить связь пробовал?

– Да. Несколько раз… Ничего не получается. Никто не отвечает…

– Ты уверен, что это были автоматные очереди?

– Конечно, уверен! Что я, пистолет от автомата отличить не могу?!..

– Хорошо, передай трубку Гремио…

Юноша растеряно посмотрел на своего начальника, связанного по рукам и ногам, и тут же перевел взгляд на мужчину. Тот сделал рукой выразительный жест в сторону двери.

– Гремио вышел… Только что…

– Как вернется, пусть немедленно свяжется со мной! Понял?

– Да, конечно!

– До моего сигнала ничего не предпринимать и всем оставаться на месте!..

Зазвучали короткие сигналы отбоя.

– Ну что? – мужчина посмотрел на напарника.

– Есть! – коротко ответил тот, оторвав взгляд от черной коробочки. – Они его засекли.

– Ты уверен?

– Да. Подтверждение получено.

– Тогда сматываемся!..

Юноша с косыми бакенбардами обреченно посмотрел на мужчину.

– Я сделал все, о чем вы просили, сеньор…

– Не совсем так, – возразил мужчина и приложил глушитель пистолета к уху юноши. – Ты забыл поздороваться со мной, когда я вошел. Со старшими по возрасту так не обращаются. Прощай, mia piccolo!..

Хлопок пистолетного выстрела отдаленно напоминал легкий треск разрываемой простыни. Через минуту его напарник, уложив в холщовую сумку аппаратуру и оружие, проделал ту же процедуру с тремя связанными итальянцами, которые отправились в мир иной, так и не приходя в сознание после взрыва гранаты.

В метре от двери котельной лежало грузное тело священника Луки. Склонившись над ним, мужчина с сумкой замер на секунду, после чего повернул голову к своему напарнику:

– Представляешь, еще дышит, свинья.

– Так помоги ему! – коротко бросил напарник и пошел вперед. – Здесь такой затхлый воздух!..

Через секунду за его спиной раздался легкий треск разрываемой простыни…

* * *

…«Сикорски», издавая пронзительный, ревущий свист, завис над небольшой поляной в десяти километрах к югу-востоку от городка Мадзара-дель-Валло. Подобно гигантской стрекозе, принюхивающейся в поисках затаившейся жертвы к траве, вертолет висел в семи-восьми метрах над чахлыми кустиками полыни. В стороне, где поляна плавно переходила в редкий перелесок, стоял, чуть задрав нос, синего цвета джип «чероки» с выключенным мотором и откинутым брезентовым верхом. На капоте, по-турецки скрестив ноги, сидел рослый итальянец в черных очках и джинсовом жилете, из-под которого выглядывал ворот армейской рубашки цвета хаки. Итальянец молча курил, периодически косо сплевывая в траву. На капоте, по левую руку от него, лежал советский автомат АК-47 со сдвоенным рожком, прикрученным синей изоляционной лентой. За спиной итальянца, на заднем сидении «чероки», непринужденно развалились трое мужчин, наблюдавшие за маневрами вертолета. Один из пассажиров, прижимая плечом к уху сотовый телефон, что-то кричал в трубку, периодически кивая в знак согласия…

Наконец «Сикорски» стал медленно опускаться и, подпрыгнув несколько раз на покатом склоне поляны, замер. Бешено вращавшиеся лопасти стали постепенно сбавлять обороты. Визг двигателя, от которого, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки, постепенно перерос в мерный, смолкающий рокот.

Пассажиры «чероки» молча наблюдали за тем, как из вертолета вначале выпрыгнул коренастый мужчина в синем мундире американского офицера. Потом в проеме двери появился Луиджи с пистолетом и что-то крикнул офицеру. Американец потянулся к проему, вытащил оттуда светловолосого парня в армейской куртке и трусах, не без усилий перекинул безжизненное тело через плечо, после чего, пошатываясь, отошел со своим грузом метров десять в сторону от вертолета, осторожно уложил светловолосого на траву и побежал обратно к геликоптеру. Луиджи выразительно махнул пистолетом – мол, сматывайтесь побыстрее! – и не поворачиваясь, стал пятиться. В ту же секунду «Сикорски» с новой силой взвизгнул двигателем. Лопасти, набирая обороты, стали вращаться все быстрее и быстрее, пока не превратились в сплошную серую окружность. Тяжелый армейский вертолет дернулся, как-то нехотя оторвался от земли, после чего, резко накренившись, стал стремительно удаляться на северо-запад.

Луиджи, не отрываясь, наблюдал за вертолетом до того момента, пока он не исчез за невысоким бурым холмом. В то же мгновение, рослый итальянец в черных очках спрыгнул с капота, небрежно прихватил автомат, сел за руль, зажал АК-47 между ног и коротко повернул ключ зажигания. Мягко переваливаясь сбоку на бок, «чероки» медленно выполз на поляну и направился к Луиджи, стоявшему возле тела светловолосого парня с пистолетом в опущенной руке.

Через минуту машина притормозила в нескольких метрах от Луиджи. Оставив автомат на сидении, водитель лениво выпрыгнул из джипа и направился к врачу.

– Стой где стоишь! – Луиджи поднял «кольт» подполковника Маховича. – А своим дружкам передай, чтобы они не выходили из машины…

– Что с тобой, приятель? – Мужчина в черных очках послушно остановился и с искренним изумлением уставился на Луиджи. – Мы свои, друг! Ты что, не видишь?

– Мало ли, что я вижу!.. – Луиджи выглядел абсолютно спокойным, его рука, сжимавшая тяжелый пистолет, была прижата к бедру. Светловолосый Сергей Неделин, распластанный за его спиной на траве, не подавал ни малейших признаков жизни. Даже на защитном фоне куртке было видно, как медленно расползается огромное черное пятно крови. – Скажи мне, друг, что-то приятное, тогда, возможно, я и поверю, что ты и пассажиры – свои…

– Это тот самый? – спокойно поинтересовался мужчина в очках и кивнул в сторону тела.

– Так как насчет пароля?

– Надеюсь, он жив, дружище?

– Кто вы такие, ребята? – голос Луиджи, хоть и прозвучал очень тихо, не мог скрыть откровенной угрозы. Тонкие пальцы хирурга, сжимавшие пистолет, побелели от напряжения. – А ну-ка, руки на голову! Быстро!..

Почувствовав, что его загнали в ловушку, Луиджи отступил на шаг, стремясь держать под контролем одновременно и очкастого, и трех мужчин в джипе. – Я же сказал, руки на голову! Ну?!..

– Только не психуй, парень, ладно? – Мужчина в очках, недоуменно пожав широкими плечами, стал медленно поднимать руки над головой. Когда его правая рука достигла воротничка рубашки, он неожиданно резко выбросил ее вперед. Само движение заняло не более тысячной доли секунды. И чуть больше времени понадобилось, чтобы узкий стилет с тяжелой металлической рукояткой преодолел в воздухе расстояние в пять с половиной метров и по самую рукоять вошел в левую глазницу Луиджи.

Смерть наступила мгновенно, поскольку семисантиметровое лезвие стилета, пройдя сквозь глазницу Луиджи, пронзило его мозг. Молодой доктор вообще не успел отреагировать. Обе его руки повисли безжизненными плетьми. В правой был по-прежнему зажат «кольт». Итальянец стал медленно оседать и опустился на колени. Еще две-три секунды молодое, крепкое тело Луиджи, сохранявшее инерцию недавнего напряжения, держалось строго вертикально. А потом, словно здание, в фундамент которого заложили мощный заряд взрывчатки, тяжело рухнуло в траву…

Мужчина в черных очках, бесстрастно наблюдавший за короткой агонией Луиджи, даже не шелохнувшегося после того, как стилет достиг цели, как-то боком, очень осторожно подошел к итальянцу, разжал пальцы его правой руки, вытащил «кольт», внимательно осмотрел оружие, потом заснул его за пояс, повернулся к джипу и коротко бросил:

– Быстрее!

В ту же секунду трое мужчин стремительно повыскакивали из «чероки». Один подбежал к Неделину, опустился возле него на колени и, сняв с плеча небольшую сумку, вытащил перевязочный пакет. Второй подхватил под мышки отяжелевшее тело Луиджи и поволок его к машине. Третий, пристроившись за багажником джипа, стал быстро монтировать компактную спутниковую антенну. Тем временем, мужчина в черных очках взял с водительского сидения АК-47, передернул затвор и, прислонившись к капоту, стал молча наблюдал за действиями своих товарищей, периодически поглядывая на часы.

Один из пассажиров джипа, колдовавший над Неделиным, вдруг резко поднял голову.

– Что? – нетерпеливо спросил мужчина в очках. – Неужели опоздали?

– Необходимо срочное переливание крови!.. – эту фразу он произнес сквозь зубы, как ругательство. – Как можно быстрее! Иначе он загнется…

– Ты что, ничего не можешь сделать?

– Нет. Он потерял не меньше двух литров крови. Непонятно, благодаря чему этот парень вообще дышит…

– Гай?

– Что тебе? – откликнулся парень, наводивший диск спутниковой антенны.

– Долго еще?

– Сейчас… Еще минуту…

– Люк, сколько он, по-твоему, может продержаться? – мужчина в очках перевел взгляд на распластанное тело Неделина и с досадой сплюнул в траву.

– Я вколол ему почти полный шприц камфоры… – ответил Люк и, приподняв Неделина, подсунул ему под голову свернутую армейскую куртку. – Хоть как-то поддержать сердце… Но это вряд ли поможет надолго. Минут двадцать, может быть, двадцать пять… Понимаешь, из него вытекла почти вся кровь. Вдобавок к этому, он еще и переохлажден…

– Есть связь! – раздался крик из-за джипа.

– Передай, что клиенту очень нездоровится. Нужно переливание крови. Как можно скорее…

– Они будут через семь минут! – крикнул радист. – Ты слышишь?

– Передай, что без аппарата для переливания крови, они могут вообще не торопиться! – мужчина в очках пожал плечами, после чего взял запястье раненого. – Что толку, если он загнется в дороге?!..

– Они говорят, что у них есть!

– Хорошо, – кивнул мужчина в черных очках и закинул автомат за спину. – Тогда ждем…

…Через сорок минут от одного из причалов рыбацкого порта в Мадзаро-дель-Валло отчалила «Артемида» – прогулочный пассажирский катер на подводных крыльях. Над косо срезанной кормой катера вяло шевелился флаг Туниса. Его пассажирами было четыре молодых тунисца, согласившихся сопровождать на родину своего соотечественника, перенесшего в Италии сложную хирургическую операцию, и теперь нуждавшегося в пристальном уходе семьи. Все необходимые документы, включая паспорта граждан Туниса и свидетельство о выписке пациента из хирургического отделения сицилийской больницы в Агридженто, пассажиры и перевязанный пациент получили непосредственно в каюте капитана «Артемиды» бородатого мужчины средних лет и сомнительной внешности, с янтарными от никотина зубами и в ослепительно белом морском кителе, больше подходившем для капитана огромного океанского лайнера, чем для одного из трех членов экипажа обычного прогулочного катера.

Едва только белоснежный бок «Артемиды» коснулся дощатой обшивки причала тунисского порта Бизерта, все четыре пассажира, как хорошо сработавшаяся команда опытных санитаров, бережно снесли носилки с раненым в поджидавший их у причала минибус «форд» с изображением красного полумесяца на капоте и запыленных боках. Через двадцать минут, без задержки миновав открытый шлагбаум, санитарная машина, не снижая скорости, въехала на взлетное поле крошечного аэропорта размером не больше чем две волейбольные площадки, и резко притормозила у шаткого дюралевого трапа старого двухмоторного «Дугласа», принадлежавшего по документам некоему частному лицу, большому оригиналу, известному в Тунисе тем, что он коллекционировал все, что имело малейшее отношение к истории Второй мировой войны. Зафрахтованный самолет, ожидавший своих пассажиров с уже работающими двигателями, тут же вырулил на взлетную полосу, отчаянно тарахтя, взмыл в бело-голубое небо Туниса и взял курс на восток. Через два с половиной часа, смешно подпрыгивая, «Дуглас» приземлился на посадочной полосе частного аэроклуба в семи километрах южнее Хайфы…

* * *

А спустя еще три часа все до одной вечерние итальянские газеты вышли с гигантскими заголовками: «Трагическая гибель сенатора Джанкарло Парини!», «Ужасная автокатастрофа на подъезде к Милану!», «Почтенный Джанкарло Парини и его водитель скончались на месте после того, как сенаторский „бентли“, потеряв управление, врезался в бетонную опору моста», «Назначена специальная парламентская комиссия по расследованию причин трагедии»…

10

Рим. Отель «Мэриотт».

Февраль 1986 года

Самым верным доказательством того, что женщина действительно была у парикмахера, является вовсе не красиво уложенная прическа или свежий маникюр, а выражение ее лица. Если отсутствовавшая два часа дама действительно провела все это время в удобном кресле дорогого мастера, то, покинув его, она ничего кроме блаженства вкупе с ощущением собственной неотразимости испытывать не может. Вот почему, стоило мне только перехватить короткий, взъерошенный взгляд эффектно уложенной и совершенно неотразимой в своем черном пиджачке и до неприличия короткой юбочке Паулины, как внутри у меня что-то по-совьи ухнуло и стремительно опустилось. Испытать подобное ощущение можно, разве что, в скоростном лифте.

– Что случилось?.. Юджин?..

– При чем здесь Юджин!.. – Паулина недовольно пожала плечами и направилась к своей дорожной сумке. – Ты же утром разговаривала с врачом, Валечка. Прошло не больше двух часов…

– Тогда что случилось?

– Ничего особенного: просто мы уезжаем…

– Слава Богу! – пробормотала я и в изнеможении опустилась в кресло.

– Не могу понять, чему ты радуешься… – Паулина начала доставать из платяного шкафа свои аккуратно развешанные пятисотдолларовые пиджачки всех цветов радуги и бережно, как урны с прахом ближайших родственников, укладывать одежду в объемистую сумку. – Мы ведь только что прилетели…

– Совсем обленились на пенсии, да?.. – Как только до меня дошло, что экстренные новости, повергнувшие Паулину в дурное расположение духа, никак не связаны с моей семьей, настроение сразу же улучшилось. – Не удается вам погулять всласть за счет многострадального американского налогоплательщика…

– Никогда не отделяй себя от общества, дорогая! – процедила Паулина, резко задергивая «молнию» на сумке. – И не будь снобкой. Мы с тобой – такие же многострадальные американские налогоплательщики, как все остальные. Так уж устроена эта долбаная жизнь: всегда есть кто-то, гуляющий за твой счет…

– Это как раз я понимаю.

– А чего не понимаешь?

– Причину вашей злости, Паулина.

– Не люблю панику! – Она резко выпрямилась. – Ненавижу хаос! Не терплю распоряжения типа «как можно быстрее»! Терпеть не могу, когда новости застают меня в кресле у парикмахера и вынуждают поторапливать мастера!..

– Кажется, я начинаю понимать, почему вы так и не вышли замуж, – проворчала я себе под нос.

– Что ты сказала, Валечка?

– Вы даже не представляете, как я вас понимаю… – К счастью, она не расслышала мою реплику. Или сделала вид, что не расслышала. – Это просто ужасно!..

– Моей признательности не было бы предела, милочка, если бы ты подтвердила свое понимание конкретными действиями! – прошипела Паулина и, став в позу древнеримского сенатора, нетерпеливо скрестила руки на груди. – Потому, что фраза «как можно быстрее» относится и к тебе, Валечка. Собирайся, у нас мало времени!..

– Куда мы едем, Паулина?

– Ты будешь приятно удивлена, дорогая.

– Странное название географического пункта.

– Жаль, что ты так и не увидела Рим.

– Я опять задала ненужный вопрос?

– Да нет…

– Так куда мы едем? – С ненавистью запихнув туфли в боковой карман сумки, я выпрямилась и пристально посмотрела на свою наставницу. – Только не говорите, что в Москву, хорошо?

– Как раз наоборот, – как-то вяло обронила Паулина и, сняв телефонную трубку, потребовала у администратора не терпящим возражения тоном богатого постояльца счет, носильщика, утренние газеты и такси.

– Наоборот, это куда? – В самом деле не сомневаясь в добрых намерениях многоопытной Паулины, я, в то же время, не ждала от нее ничего хорошего. – В Вашингтон?

– В Израиль, Валечка…

Подчиняясь неведомой тяжести – словно кто-то за спиной вдруг без предупреждения положил мне на плечи штангу – я беззвучно опустилась в кресло.

– Что с тобой, девочка? – едва заметная тень беспокойства легла на мраморное лицо Паулины. Впрочем, уже через секунду этот шедевр многолетних стараний щедро оплачиваемых косметологов вновь приобрел свой ослепительный, ТОВАРНЫЙ вид. – Ты ведь, по-моему, никогда не бывала в Израиле, верно?

– Не бывала, – вяло согласилась я, силясь разобраться в нахлынувших ощущениях. – Как и в Италии…

– Тогда почему такая грустная улыбка?

– Это не улыбка, Паулина.

– А что это?

– Гримаса.

– Ты чем-то недовольна?

– Зачем мы туда летим?

– Все как обычно: просто изменились обстоятельства.

– Вам бы, Паулина, в школе тригонометрию преподавать.

– Почему именно тригонометрию? – хмыкнула Паулина.

– Самый доступный предмет. В смысле восприятия.

– Милочка, прибереги иронию для более подходящего случая.

– Короче, подробностей не будет?

– Я заказала свежий номер «Нью-Йорк Таймс», – язвительно улыбнулась Паулина. – Может быть, там что-то почерпнешь. В новостях светской хроники…

– Такое впечатление, Паулина, словно вы провели два часа не у парикмахера, а в гинекологическом кресле. Трудно представить себе, что вы еще помните эти мерзкие ощущения…

– Валя, не хами!

– Тогда перестаньте темнить и объясните на любом из доступных вам языков, что происходит!

– Все подробности по прибытии на место, Валечка.

– Вы сами провоцируете меня на хамство!

– Неужели ты будешь и дальше оскорблять меня?

– Ладно! – Я глубоко вздохнула и встала. – Черт с вами! В Израиль так в Израиль…

– И все-таки, почему так невесело?..

Внезапно Паулина нависла надо мной в угрожающей позе памятника белорусскому партизану с занесенной над головой противотанковой гранатой. Будто не она только что выталкивала меня из номера, словно засидевшаяся в девушках проводница – пьяных пассажиров на конечной станции. Только сейчас я поняла, что явно погорячилась, упомянув всуе злосчастное гинекологическое кресло, однако остановиться уже не могла.

– Мало того, что командуете мной как бандерша в публичном доме, так вам еще нужно, чтобы я прыгала от восторга?

– А почему бы и нет, черт тебя подери, Валентина! – вдруг заорала моя опекунша.

Это было так непохоже на неизменно холодную и бесчувственную, как мрамор, Паулину, что я даже опешила.

– За сравнение с бандершой тебе огромное спасибо! – продолжала наливаться гневом Паулина. – Но ведь я, милочка, между прочим, тебя не клиенту сдаю на два часа! И не забираю себе восемьдесят процентов комиссионных!..

– Господи, откуда такое глубокое знание предмета? – пробормотала я, театрально закатывая глаза.

– А ну-ка, молчать! – вконец разъярилась Паулина. – Немедленно закрой свой паршивый рот и прекрати меня оскорблять! Я тебе не девочка!..

– Да уж! – удовлетворенно кивнула я и тут же поняла, что продолжать в том же духе опасно для собственной жизни.

Беломраморное лицо Паулины внезапно побагровело, глаза сверкали так, словно их подключили к мощным аккумуляторам, нижняя губа наставницы нервно подрагивала, а пальцы судорожно вцепились в ни в чем не повинную перламутровую пуговичку на блузке с подсознательным желанием вырвать ее вместе с моим мерзким языком.

Кожей чувствуя, что напряжение достигло критической отметки, я пошла на попятный:

– Паулина, вы уже уложили в сумку свою косметичку?

– Что? – Паулина замерла, словно пограничник, потерявший след нарушителя.

– Извините меня, пожалуйста, это все нервы…

Все-таки, профессиональная выучка кадровой шпионки в сочетании с неистребимой женской природой, требующей в любой ситуации знать, как именно ты выглядишь со стороны – великая вещь! Мгновенно оценив в зеркале свой растрепанный внешний вид, Паулина делала глубокий вздох и… тут же предо мной предстала прежняя античная красавица без возраста – холодная, надменная и недоступная. Как сиамская кошка с пронзительно синими глазами, которая только что, задрав хвост трубой и сверкая глазами, была готова вцепиться в мою руку мертвой хваткой, она вдруг свернулась ласковым пушистым клубком и промурлыкала:

– Если ты хочешь подкраситься, я могу ее достать.

– Да нет, я, пожалуй, уже не успею.

– И все-таки, – как ни в чем не бывало, продолжала Паулина, – твоя реакция на предстоящую поездку меня удивляет.

– Почему же? – Стараясь не спровоцировать вторую волну скандала, я тщательно выбривала из своей речи тончайшие волоски язвительности.

– Насколько я помню иудейские законы, Израиль, дорогая, и есть твоя доисторическая родина…

– Ага, – я постаралась вложить в это согласие как можно больше оптимизма. – В Советском Союзе мне об этом время от времени напоминали… Причем очень тактично, Паулина. Очевидно, просто не хотели меня обижать…

– Но ты им не верила, верно?

– Не верила во что?

– В то, что они хотели тебя обидеть.

– Иногда мне казалось, что они сами обижены…

– Кем обижены? Тобой?

– Богом.

– Не любишь бывшую родину?

– Знаете, Паулина, я что-то совсем запуталась в последнее время в этих своих родинах… То ни одной не была нужна, то вдруг – сразу трем.

– Но по разным причинам, – уточнила Паулина и сурово нацелила мне в грудь указательный палец.

– Простите за непарламентское выражение, Паулина, а не один хрен?

– Не кощунствуй, Валентина!

– Да Бог с вами!.. – Меня аж передернуло от вопиющей несправедливости и толстокожести моей опекунши. – В конце концов, я ведь не выбросилась из окна, не устроила истерики, а послушно возвращаюсь на родину! Причем, обратите внимание, без каких-либо личных просьб о защите в адрес правительства США. Я возвращаюсь в строгом соответствии с традициями моего несчастного и гонимого народа…

– То есть, как это?

– Кружным путем, с подложными документами, в рубище хронической неудачницы и посыпав голову пеплом.

– А последнее ты когда успела?

– Когда подписывала обязательство работать на Моссад…

– И все-таки на родину, – примирительно пробормотала Паулина, аккуратно поправляя ресницу ногтем указательного пальца.

– Неужели завидуете? – усмехнулась я.

– А что, заметно?

– А чему тут завидовать, Паулина?

– В этом вся ты, Валечка, – вздохнула Паулина, укоризненно покачав идеально уложенной прической. – Всего одним вопросом ты умудрилась влезть в самую суть неразрешимых противоречий славянской души!

– Вы в самом деле считаете себя славянкой?..

Погасив скандал, я подсознательно прибегала к отчаянным мерам, лишь бы оттянуть неизбежный финал этого никчемного препирательства. К тому моменту я уже отчетливо понимала, что НЕ ХОЧУ лететь в Израиль. Даже не сомневаясь в том, что ритуал посыпания головы пеплом официально аннулирован представителем ЦРУ. Я просто не хотела туда лететь. Без всяких причин. Как грязнуля, который отказывается от мыла и мочалки не потому, что ему не нравится быть чистым – просто мысль, что отныне его станут ПРИНУЖДАТЬ регулярно принимать душ, кажется ему невыносимой…

– Мы еще вернемся к вопросу о моей национальной самоидентификации, – негромко обронила Паулина и шагнула к двери. – Возможно, даже в самолете. Если, конечно, он не улетит без нас, милая Валечка…

Я еще раз вздохнула и, преодолевая внутреннее сопротивление, взялась за кожаные ручки саквояжа.

Родина настоятельно звала меня к себе. И при этом просила мраморными устами Паулины на свидание не опаздывать…

* * *

По мере того, как произвольно, время от времени и без какой-либо системы пополнялся мой опыт ВЫНУЖДЕННОГО общения со шпионами разных национальностей, вероисповеданий и политических убеждений, я, по всем законам этого бессмертного жанра, должна была постепенно превратиться хоть в какое-то подобие профессионала. Впрочем, вывод этот, во-первых, поверхностный, а, во-вторых – сугубо теоретический. Поскольку на практике ничего подобного со мной не происходило и произойти не могло. Конечно, чему-то меня учили. Мало того, я даже извлекла для себя кое-какие уроки. Но их примитивность была настолько очевидной, что особенно гордиться мне было нечем и не перед кем. С таким же успехом, человек, который едва не утонул на диком пляже, дает себе слово плавать впредь только в специально отведенных для этого местах. Из чего, кстати, вовсе не вытекает, что на этом самом специально отведенном месте его не подстерегает угроза угодить в воронку или вследствие тривиальной судороги превратиться в рыбий корм.

Короче, если и был один стоящий вывод, извлеченный мною из теневой стороны жизни, то заключался он в следующем: никогда не стремись преуспеть в деле, для которого ты НЕ РОЖДЕНА! Естественно, если отвязаться от этого дела тебе не дают. Мысль самая что ни на есть заурядная, претендовать на включение в сборник избранных фраз и афоризмов, естественно, не может. Зато она моя и, главное, ВЫСТРАДАННАЯ. Только, пожалуйста, без этих глупых подозрений в намерении мифологизировать профессию шпиона! Ничуть не бывало! С равным успехом можно заподозрить женщину в любви к абортам. Просто, шпионское ремесло – слишком уж объемное и многомерное понятие, оно как бы на стыке сразу нескольких профессий и увлечений. Нечто вроде занятий шахматами, которое с одинаковым успехом можно отнести и к спорту, и к искусству, и к науке. Но ведь никто же не ставит под сомнение тот очевидный факт, что профессиональным шахматистом надо родиться. В шпионаже, очевидно, происходит то же самое. Так что, передо мной, волею обстоятельств попавшей в компанию одаренных от природы и умудренных опытом гроссмейстеров и международных мастеров шпионажа, открывалось две возможности: либо возомнить о себе черт те что, увлечься этим ремеслом и практически сразу же остаться без головы, либо понять свою профессиональную КОПЕЕЧНОСТЬ и внимательно – опять-таки, во имя сохранения все той же головы – приглядываться к ходам профессионалов. При этом, презирая шпионов за цинизм, судьбу – за коварство, а себя – за неспособность справиться с собственными проблемами без их помощи. Впрочем, моя любимая подруга выразила эту мысль задолго до описываемых событий, а, главное, намного проще. Рассказывая о своем очередном ухажере, она как-то обронила: «Гвоздя в стену вбить не может, деньги зарабатывать не способен, для карьеры – вообще конченый человек… Но как трахаться – золотые руки!..»