Текст книги "Убийственная лыжня"

Автор книги: Йорг Маурер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

63

– Его замечательно похоронили, цитриста Беппи! – сказал Вилли Ангерер в кондитерской «Крусти». – Тут действительно ничего не скажешь. Я даже встретил внучку Рууд Биргера.

– Рууд Биргер? Так это же тот норвежец, – предположил стекольщик Пребстль. – Который выиграл Олимпийские игры-1936?

– Неподражаемый стиль прыжка. Смотрите-ка…

Изобразить Рууд Биргера с вытянутым вверх задом было одним из высших достижений искусства Ангерера. Ему аплодировали. Затем снова все помянули покойного.

– За цитриста Беппи!

– За величайшего Верденфельского музыканта после Рихарда Штрауса!

Все чокнулись, в булочной было полно народу, здесь был священник, бургомистр заглянул ненадолго на маленькую кружку пива, Харригль, конечно, тоже был здесь, старший преподаватель Ронге купила себе булочки Highway-to-hell (в форме маленькой цитры), слесарь Большой тоже был здесь; а аптекарша, магазин которой находился напротив, закричала:

– Это была очень хорошая надгробная речь, господин священник. Такая положительная и духовно возвышенная, как никогда. Честно вам скажу – такую прекрасную проповедь я от вас никогда не слышала!

Священник кисло-сладко улыбнулся.

– Если честно признаться, – сказал он, – проповедь писал не я, а полицейский психолог.

– Ах, очень жаль, господин священник.

– Кстати, о психологе, – сказал капитан пожарной команды, – а где собственно Манфред?

– Да, я уже не видел его несколько дней.

– Может, у него большая очередь в его практике?

Все прыскали от смеха. Знали, что у Манфреда Пенка в его вновь открытом кабинете медитации по прошествии уже больше одного года вообще не было ни одного клиента. Даже расставшаяся по-доброму супружеская пара не завернула к нему, ни один наивный глупец, имевший проблемы в отношениях, или упрямый спорщик не обратился к нему за профессиональной помощью. (И это было неудивительно: на этих широтах все запутанные дела решались в своих четырех стенах, здесь держали занавески задернутыми и не ходили по домам со своими проблемами.) Все знали, что Пенк никогда не был специалистом по конфликтным ситуациям, консультантом по вопросам катастроф или психологом бундесвера, как он всегда рассказывал. Каждому в кондитерской и в городке было ясно, что он никогда ничего не улаживал. Его принимали – О великодушная Бавария! – как симпатичного фантазера, какие встречаются в каждом городе. Каждый знал, что он зарабатывал себе на жизнь тем, что помогал то одному, то другому крестьянину в хлеву или какой-нибудь хозяйке на кухне.

Но в данный момент Манфред Пенк находился в штрафном изоляторе маленькой австрийской жандармерии сразу же после границы. Он показал на стену перед собой. Комиссар Еннервайн – помогите мне! – можно было прочесть там четко и драматично. Потом он медленно повернулся. Он был небрит, у него были круги под глазами и растрепанные волосы. Пенк выглядел плохо.

– Что ты делаешь здесь? – спросила Мария растерянно.

– Вы знаете этого человека? – спросил Еннервайн.

– Да, конечно. Это мой сокурсник. Я знала, что его забросило в курортный город. Но я не знала, что… – Она обратилась непосредственно к Пенку. – Скажи-ка, ты в своем уме! Ты заставляешь нас мчаться сюда, в то время как мы…

– Мария, возьмите себя в руки!

– Но это ведь правда! У нас в данный момент много других дел, чем заниматься этим чокнутым!

– Прошу, господин комиссар! – закричал Пенк. – Помогите мне! Кто-то преследует меня. Я в большой опасности. Я играл с огнем, но сейчас не могу его погасить.

– Почему это вы в большой опасности? – спросил Еннервайн спокойно. – Вы здесь в участке дали пощечину полицейскому. Почему?

– Меня не воспринимают всерьез!

– Какое вы имеете отношение к покушениям?

– Прямое! – кричал Пенк. – Прямое! Прямое! Я могу вам все доказать! Поэтому я и просил позвать вас.

– Так, он просил нас позвать, – иронизировала Мария. – Как милостиво с его стороны!

– К покушению на цитриста я не имею никакого отношения. Я не тот человек, который совершает убийства. Но сейчас это случилось, поймите! Женщина мне угрожала…

Еннервайн терял терпение. Он резко выдохнул и сделал взволнованное движение рукой.

– Знаете, сейчас все это звучит как-то слишком запутанно. Сначала вы отрицаете то, что вы совершили убийство. Но в следующий момент вы говорите, что вы его совершили…

– Женщина-азиатка…

Мгновенно Еннервайн и Мария насторожились.

– Она лежит у меня в квартире на полу. Она мертва. Я несу за это ответственность. Но есть подстрекатели. Китайская мафия. Защитите меня, комиссар!

– Китайская мафия, ага. Знаете что, – сказал Еннервайн, – только по старой дружбе с фрау Шмальфус. Давайте все трое поедем сейчас на вашу квартиру, господин Пенк. И если эта история окажется выдумкой, то вам это даром не пройдет! Тогда вам придется отвечать за препятствие расследованию. Параграф 258 УК.

– Я знаю! – воскликнул Пенк. – Я когда-то был полицейским психологом.

– Дерьмом ты был, – сказала Мария.

Они поехали к Пенку на квартиру. Пенк сам открыл дверь. Квартира была пуста. На полу не было трупа женщины, никаких следов борьбы не было заметно, не говоря уже о следах крови на ковре. Две блестящие кочерги висели чистыми и невинными на крючках. Письменный стол выглядел чистым и убранным. Железная печка тоже была вычищена, зола была аккуратно сложена в ковш для золы.

– Но следы крови! – кричал Пенк. – При обследовании с люминолом они должны обнаружиться, следы крови!

– Вы слишком много кричите, – заметил Еннервайн.

– Мне очень неловко, Губертус, – сказала Мария тихо.

– Успокойтесь, – ответил Еннервайн тоже тихо, – этот человек кажется мне непохожим на надоедливого воображалу. Он действительно боится.

– Что вы со мной сейчас сделаете? – крикнул Пенк слезливо.

– За пощечину полицейскому вы получите уведомление, – сказал Еннервайн. – И это будет не дешево, сразу могу вам сказать. Но нет причины сажать вас под арест. Мы уходим.

– Нет! – запричитал Пенк отчаянно. – Посадите меня под арест!

Он кричал так отчаянно, что Мария и Еннервайн согласно кивнули.

Они поехали с жалобно скулившим Пенком в участок, там за ним захлопнулась дверь камеры.

– Я действительно здесь в безопасности?

– Нет, есть тайный ход, который ведет прямо к доктору Мабузе, – сказала Мария.

– Ах, не смейся надо мной!

Когда они снова остались одни, Еннервайн сказал:

– Что вы о нем думаете, Мария?

– Тщеславный человек, таким он всегда был. Но ему нужна психологическая помощь.

– Психологу нужна психологическая помощь?

– Собственно почти всем психологам нужна психологическая помощь. Я об этом позабочусь. И потом почерк. Почерк на стене и образец почерка, который нам прислал австрийский жандарм, очень похож на почерк нашего Куницы, я это проверю…

Вошли Беккер и Холльайзен, не постучав, они разложили на столе совещательной комнаты фотографии. Через некоторое время уже вся группа стояла вокруг стола. Куница Манфред Пенк был забыт.

– Первая партия фотографий относится, вероятно, к новогодним прыжкам с трамплина, – сказал Холльайзен. – Фотографии ВИП-ложи, прилегающих подъездных путей, но также и фотографии фитнес-центра «Оазис здоровья», где мы были, и связанные с этим фотографии лазерного аппарата. Вторая партия фотографий – это ландшафтные снимки, все из окрестности Шленггерер-Хютте, которая находится недалеко от вершины Остерфельдеркопф.

– Шленггерер-Хютте, никогда не слышал. Что это за изба?

– Эксклюзивный ресторан на высоте тысяча метров, вход только для суперважных персон. Нечто похожее на ВИП-салон на лыжном стадионе, просто там не так холодно. И потом еще третья партия фотографий нижней опоры канатной дороги Эйбзе, которая ведет на вершину Цугшпитце.

– И больше ничего? Никаких фотографий Шахена, дома старушки Крайтмайер, американского гарнизона? Или дома цитриста?

– Нет, ничего подобного.

– Во всяком случае, фотографии были для него крайне важными, – сказала Николь, – настолько важными, что он даже хотел меня вырубить, когда я потребовала положить фотоаппарат на землю.

Все замолчали и задумались. Никто ничего не мог понять из фотографий.

– Ах, вот что я забыл, – сказал Холльайзен. – Есть одна фотография с людьми. Одна-единственная.

Он порылся в куче и достал наконец портретный снимок загорелого и спортивного мужчины лет шестидесяти.

– Кто это? – спросил Еннервайн.

– Вы его не знаете? Это же Жак Рогге, президент МОК. Один из суперважных. Он отвечает за решения о месте проведения Олимпийских игр.

И в головах завертелось, замелькали мысли, сейчас серые клетки мозгов членов группы заработали, и, наконец, они посмотрели друг на друга, и то один, то другой жадно хватали воздух. Никто ничего не говорил, каждый пытался установить взаимосвязи. Каждый судорожно размышлял, что тут было разложено на столе: документация совершенного покушения, затем планирование следующего покушения. Общее связывающее звено: Жак Рогге. Только вершина канатной дороги не совсем вписывалась в картину. Тем не менее сигналы тревоги пронзительно завыли. Каждый знал, что сейчас нужно было предпринимать.

– Мы разделимся, – вдруг сказал Еннервайн. – Штенгеле, вы пойдете с Холльайзеном и Николь к этой опоре и посмотрите там все. Мария и Остлер, вы пойдете со мной к этой избе. Как она называется? Да, Шленггерер-Хютте.

– Но сегодня тут у нас кое-что происходит, – сказал Холльайзен.

– А что?

– Я полагаю, что несколько крупных спортивных деятелей смотрят новую спортивную дисциплину парапланеризм.

– Да, возможно, и так.

Небо было уже усеяно цветными парапланами, Еннервайну пришлось, наверное, две тысячи раз показывать свое служебное удостоверение, пока он не оказался в зале ресторана Шленггерер-Хютте, в котором наливали Frozen Strawberry Margaritas («Маргариту» с мороженой клубникой) и Singapur Sling (сингапурский слинг). Взгляд вокруг: нигде нет Рогге.

– Опять вы? – услышал он от нескольких телохранителей и от нескольких видных личностей.

– Уголовная полиция. Промедление опасно, – сказал он одному бугаистого вида сотруднику безопасности, который перекрыл ему дорогу. – Где Рогге?

– Снаружи, на террасе. Но вы сейчас не можете…

Еннервайн мог. Он шел через зал ресторана. Многие знаменитости из предстоящих новых сериалов, спортсмены, спортивные комментаторы, бывшие спортсмены, бывшие спортивные комментаторы были увлечены беседой, показательные полеты на улице почти никто не смотрел. Это Рогге и без того решал самостоятельно. Военный парапланеризм, какая ерунда! Некоторые поднимали угрюмый взгляд от тарелок с семгой, когда приближались полицейские. Снаружи на террасе: также нет Рогге. Никто не знал, куда пошел президент МОК. Еннервайн посмотрел высоко в небо: нашествие цветных парапланов. А как удобно было бы оттуда сверху выстрелить вниз из снайперской винтовки! Небольшое решетчатое заграждение, которое вело с террасы, препятствием не было.

– Продолжайте искать Рогге здесь, – сказал Еннервайн остальным, – не забудьте туалеты и кладовки.

Для дальнейших указаний не осталось времени. Еннервайн перескочил через маленькое заграждение, откуда дорожка вела к маленькой избушке. Пригорок, холмик, расстояние около пятисот метров. Он мчался изо всех сил. Пятьсот метров рывком и потом еще в гору. Уже на половине пути он еле дышал. Подбежав поближе, он увидел, что это была закусочная, которая привлекла несколько десятков туристов, желавших тоже посмотреть шоу военного парапланеризма. У многих в руках была какая-то еда.

– Восемь евро за тюрингскую жареную сосиску? Какая наглость, – услышал он одного из гостей.

– Что вы хотите, сейчас самый разгар сезона! – сказала женщина за буфетной стойкой.

Еннервайн обежал вокруг двора усадьбы. Это был типичный альпийский крестьянский двор, с жилым домом и хлевами. Все строения были разукрашены. Из одного особенно красочного расписного окна с зелеными ставнями выглядывала корова. Вначале можно было подумать, что это была нарисованная корова, но она болтала ушами и втягивала пряный воздух, она была настоящей. Но здесь на курорте в действительности никогда нельзя точно знать, что настоящее, этому Еннервайн как раз научился. А потом он увидел президента МОК Жака Рогге. Тот стоял в некотором отдалении на лугу, один, в хорошем настроении смотрел в воздух и с наслаждением откусывал от специальной большой тюрингской сосиски. Он представлял идеальную цель. Еннервайн поспешил к нему.

64

Штенгеле был заядлым любителем ходить в горы, поэтому он скоро оставил Холльайзена и Шваттке далеко позади. Он держался трассы канатной дороги, которая вела от Эйбзе к Цугшпитце. Опора, по которой проходили мощные проволочные канаты, возвышалась громоздко и своенравно в полуденное небо.

Штенгеле, как старый службист, как бывший член Альгойского саперного батальона, имел смутное понятие о том, что могло означать фотографирование такой опоры. Еще один подъем трассы, еще один поворот, и он увидел ее во всем великолепии, она монументально вырастала из земли, фундамент выглядел солидно, как бы сделанный навечно. На красных и белых стальных подпорках извивались тонкие разноцветные провода и кабели. Штенгеле с любопытством подошел поближе.

Когда Еннервайн находился еще на расстоянии метров двадцати от Рогге, взрыв разорвал в клочья идиллию. Все началось с гудящего низкого рокота, который разросся в металлический визг. Многочисленные усиливающиеся по темпу и громкости последующие взрывы заставили всех присутствующих непроизвольно уйти в укрытие. Большинство бросились плашмя на землю, другие присели на корточки, все зажали уши. Только два человека на озелененной площади альпийского пастбища более или менее ожидали взрыва и не испугались до смерти. Один из них был Еннервайн, финишировавший гаупткомиссар, который подбежал к озадаченному, смотрящему в небо президенту МОК. И еще была изящная маленькая женщина, которая стояла в сторонке у ограды для скота. Она тоже не стала прятаться в укрытие. Если бы она это сделала, то Еннервайн, возможно, и не обратил бы на нее внимания. Комиссар был убежден в том, что опасность подстерегала где-то там наверху, где-то во флотилии разноцветных воздушных кораблей. Теперь он понял, что опасность для Рогге исходила от этой женщины. Она не могла скрыть своего восточного происхождения. И она как раз клала маленькую, темную коробочку обратно в свой рюкзак. Это был не контейнер для бутербродов, не ноутбук, не транзисторный радиоприемник, не заполненный до края дневник с вершины – эта коробочка выглядела чертовски похожей на самодельный пульт управления взрывом. Пеленгаторная антенна, большая ручка настройки, перекидной выключатель, все это Еннервайн успел разглядеть до того, как аппарат исчез в рюкзаке. Наверняка эта женщина инициировала взрыв – покушавшиеся действительно взорвали опору горной дороги. А теперь азиатка бежала через альпийский луг в направлении Рогге. Тот присел на корточки, тюрингскую сосиску все еще держал в руке и как раз собирался лечь на землю. Все снова и снова слышались взрывы, многочисленные небольшие шумовые каскады, отвратительные щелчки, хриплый лай детонирующей взрывчатки. Группа Штенгеле опоздала, подумал Еннервайн, наверняка ей не удалось обезвредить зажигательное устройство. Рогге лежал сейчас на животе. Женщина находилась метрах в пятнадцати от него, Еннервайн изменил направление бега. Он побежал сейчас к женщине, которая его еще не видела. Что она собиралась делать? Он не обнаружил никаких признаков наличия у нее оружия. Десять метров. Женщина казалась уверенной, она даже не оглядывалась, очевидно, полагая, что все в окрестности двух миль лежат на земле и ждут, пока все пройдет. Пять метров. И только когда Еннервайн приготовился к заключительному рывку и кинулся на нее, она заметила. Но было уже поздно. Этого она не ожидала и не смогла увернуться. Шан часто видела лицо Еннервайна в газетах. Тот, которого она всегда обзывала провинциальным придурком, навалился на нее, на этот маленький изящный цветок лотоса, опрокинул ее, покрыл своим телом, подмял под себя. Но прежде чем он смог схватить ее руки, чтобы окончательно прижать к земле, она успела сунуть себе в рот маленький, размером с почтовую открытку, кусок бумаги.

Жительница равнинной местности Николь Шваттке и неторопливый Франц Холльайзен не были особенно хорошими туристами, и в какой-то момент они не смогли следовать за решительно шагающим впереди Людвигом Штенгеле. Но тут прогремел оглушительный взрыв, и они вначале поспешили укрыться. И только через пару секунд они подняли головы: никаких летающих вокруг предметов. Оба были целы и невредимы.

– Нам не надо было отпускать его, – закричала Николь. – Нам нужно было оставаться вместе.

– Опора! – прорычал Холльайзен. – Они взорвали опору!

Опору можно было различить между облаками тумана. Казалось, что она качалась.

– Она в любой момент может обвалиться! Она движется на нас!

Еннервайн лежал на изящной женщине. Она барахталась и кричала, но он схватил ее за руки и прижал своим телом к земле. Она пыталась ударить его ногой, и оба возились еще какое-то время, при этом они немного скатились вниз по небольшому склону, подальше от Жака Рогге, который, вероятно, ничего и не заметил из происшествия и жадно кусал тюрингскую сосиску – тоже своего рода преодоление страха. Еннервайн глянул вверх на ВИП-террасу. Она казалась безлюдной, но он знал, что все бросились на пол. Каждый из телохранителей наверняка прикрыл своим телом свой объект. И только один, кайзерского происхождения, не имевший охраны (разве кто-нибудь осмелился бы?) стоял прямо на террасе.

– Давай, пошли. Нам нужно позаботиться о Штенгеле! – кричала Николь Холльайзену, и оба побежали по лесной тропинке вверх, которая вела к фундаменту опоры. На обоих все еще были тяжелые защитные жилеты, и вот наконец они их сбросили с себя. Еще один поворот, еще один подъем, тогда они предположительно увидят картину разрушения, во всяком случае, они этого опасались. Взрывы все еще продолжались, но, странным образом, никакие осколки не летали в воздухе, не сыпались как дождь сорванные ветки, никаких кусков бетонного фундамента, никаких железных осколков, никаких расплавленных проводов. Ничего. Они свернули за угол. Штенгеле лежал на земле.

А где же Мария и Остлер, подумал Еннервайн. Женщина под ним барахталась и кричала, а у него с собой не было наручников. Если вскоре никто из команды не подойдет, то ситуация может быть понята двусмысленно. В конце концов готовые прийти на помощь граждане схватят его и освободят женщину. Женщине, кажется, тоже пришла в голову такая мысль. Она сейчас целенаправленно звала на помощь на нескольких языках. Еннервайн глянул вверх, в сторону ВИП-террасы. Никого не было видно. Ни Марии, ни Остлера, спешивших на помощь. Только сочно-зеленый, с мягкими возвышениями холм, окруженный столетними буками, над ним светло-голубое небо с мозаикой бумажных змеев. Еннервайн кое-как зафиксировал женщину на земле. Она больше не могла двигаться, а только кричать. Он повернул голову и посмотрел в сторону Рогге. Никакого Рогге, только сочно-зеленый, с мягкими возвышениями холм, окруженный столетними буками, над ним светло-голубое небо, покрытое мозаикой бумажных змеев. Он посмотрел женщине прямо в лицо. Сочно-зеленый, с мягкими возвышениями холм, окруженный столетними буками, над ним светло-голубое небо с мозаикой бумажных змеев. Проклятье! У него снова был приступ акинетопсии.

Николь и Холльайзен неслись вверх по холму, там наверху лежал Штенгеле на спине, недалеко от фундамента опоры.

– Я еле дышу, – сказал Штенгеле. – Но в остальном я чувствую себя хорошо. Смотрите, там наверху гондола.

Они посмотрели вверх, на высоте тридцати метров раскачивалась заполненная пассажирами гондола, она двигалась сверху, с вершины Цугшпитце в сторону опоры. Было видно несколько человек, которые были в панике и отчаянно махали руками. Из тягового механизма вверх поднимались густые, черные клубы дыма. У пассажиров, вероятно, создалось впечатление, что опора горит. Штенгеле поднялся.

– Я уже при самом первом взрыве подумал, если бы это была взрывчатка, то она была бы размещена слишком далеко наверху у опоры. Или это начинающие дилетанты – или для них важен был только эффект.

– Это только фальшивка?

– Похоже на это. – Штенгеле принюхался. – Вы что-нибудь улавливаете?

– Конечно. Жутко воняет, – сказала Николь.

– Так не пахнет ни тротил, ни гексоген, так пахнут только пиротехнические средства.

– Что ты сказал?

– Хлопушка, дымогенераторы. Размещены повсюду на опоре. Предположительно их поджигали с дистанционного управления. Они должны были создать огромный шум и имитировать опасное распространение дыма.

Террорист был очень предусмотрительный. Одним покушением без человеческих жертв и материального ущерба Свобода проделал прекрасную работу.

– Все в порядке, мисс?

Еннервайна грубо схватили за плечо и приподняли вверх. Потом его снова толкнули на землю. Он моментально открыл глаза. Сочно-зеленый, с мягкими возвышениями холм. Он снова закрыл глаза и прокричал в сторону голоса, который услышал:

– Это подозреваемая в убийстве! Послушайте. Я комиссар уголовной полиции…

Он получил пинок в лицо.

– Благодарю вас за помощь, – услышал Еннервайн слащавый женский голос.

– Были рады помочь, мисс, – снова сказал первый голос.

– Суньте руку в мой правый задний карман, – крикнул Еннервайн, – там мой…

И снова он получил пинок, еще сильней, чем первый, на этот раз в грудную клетку.

– Какая свинья! – усердствовал женский голос. – Он нагло использовал ситуацию здесь. Вы стали моим спасителем. Я вам премного благодарна. Но сейчас я справлюсь сама. До свидания.

– Мисс, подождите. Я из службы безопасности сверху.

Вероятно, он сейчас показал в сторону Шленггерер-Хютте.

– Позвольте посмотреть ваши документы, мы должны записать это происшествие. Не бойтесь, о нем я позабочусь позже.

Еннервайн еще раз почувствовал пинок.

– Не стоит, я чувствую себя нормально, – сказал слащавый женский голос.

– К сожалению, я буду на этом настаивать.

Еннервайн вел себя спокойно, он делал вид, будто последний пинок отправил его в глубокий обморок. Он судорожно размышлял. Он не мог рисковать и использовать свое оружие, поскольку сейчас ничего не видел, нельзя исключить, что будет представлять угрозу другим. Когда же наконец появятся Остлер и Мария!

– Послушайте, я безобидная туристка. Отпустите меня.

– Покажите мне…

Еннервайн услышал, как мужчина осекся на полуслове и вздохнул. Но это был не вздох, а скорее стон. Затем Еннервайн услышал, как тело упало в траву. После этого шаги удалились. Еннервайн рискнул. Он достал свой пистолет и направил его в сторону шагов и выстрелил на высоте ног.

– Что будем сейчас делать? – спросила Николь.

– Здесь уже больше опасность не грозит, – ответил Штенгеле.

– Мы должны дать сигнал отбоя тревоги. – Николь уже поднесла мобильный телефон к уху. – Вот черт, здесь наверху нет связи.

– Тогда пойдем вниз к Шленггерер-Хютте.

– Вы знаете дорогу?

– Конечно, знаю, – сказал Холльайзен.

Шаги, быстрые шаги двух человек.

– Алло, шеф! Все в порядке?

Всего в двух метрах от Еннервайна: шум от тела, которое переворачивают на спину, разрывают рубаху, испуганное втягивание воздуха, бормочущее проклятье Остлера.

– Все в порядке, шеф?

Голос Марии успокоил.

– Что с телохранителем?

– Укол в сердце, – сказал Остлер. – Уже ничего нельзя сделать.

Еннервайн показал в сторону, в которую побежала Шан.

– Бегите за ней. Черные как смоль, длиной до плеч волосы, азиатские черты лица. Рост сто шестьдесят пять, изящная. Светло-зеленая спортивная куртка, кепка для гольфа. Она бежит в сторону ущелья Хелленталь.

Еннервайн услышал быстрые шаги в траве, которые удалялись.

Шан уже издали слышала рев ущелья Хелленталь. Подойдя поближе, она вдохнула влажный воздух, как в прачечной. Массы воды прорывались, бушуя, сквозь узкую, зазубренную щель скалы. Брызги взлетали вверх, и ледяной, злой пронизывающий ветер свистел по ущелью. Это был очень опасный спуск вниз к безопасному туристическому маршруту, ей нужно было смотреть в оба, чтобы не оступиться на скользких камнях. Но она пришла этим путем, и она пройдет этот путь обратно. Хотя при подъеме у нее не было простреленного колена.

– Остановитесь, – закричал Остлер. – У вас нет шанса! Все выходы ущелья Хелленталь перекрыты!

Ни одно слово из этого не было правдой.

– Вернитесь!

Шан видела мужчину там наверху, он находился совсем недалеко. Он достал пистолет. Если она пойдет по дороге дальше, пройдет дальше только несколько метров, она исчезнет из его поля зрения. Это был не Еннервайн, хитрый лис, этот был старше и не такой шустрый, он не сможет преследовать ее так быстро. Шан собрала все силы и попыталась хромать дальше. Еще несколько метров, и ей это удастся! Она схватилась рукой за бедро кровоточащей, адски болящей ноги и выдвинула ее вперед. Она еще раз оглянулась назад. Человек стоял там наверху, держал пистолет на изготовку, но не стрелял. Трус. Еще один шаг. Раненая нога начала дрожать, она больше не могла справиться с судорогами. Шан поставила больную ногу твердо на землю и перенесла часть веса на нее. При судорогах икроножных мышц это помогает. Мужчина убрал пистолет, он, видимо, собирался тоже спускаться вниз. Дрожание постепенно прекратилось, и она увеличила нагрузку на эту ногу. Затем она попыталась двигаться дальше и решила встать на другую ногу, при этом местом опоры оказался покрытый мхом влажный валун – она поскользнулась. Она потеряла равновесие, схватиться было не за что, и она с пронзительным криком полетела в двадцатиметровое ущелье Хелленталь. Вонг попытается еще раз, подумала Шан. Вонг доведет до конца нашу почетную операцию.