Текст книги "Убийственная лыжня"

Автор книги: Йорг Маурер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

36

– Я сконструировал и собрал это оружие, – скакал Вонг гордо Свободе. – Мы несколько месяцев испытывали в Чаояне лазерный пистолет, даже стреляли в настоящих прыгунов на лыжах. Оно сработало. И эта часть плана в итоге удалась.

– Удалась? Ну да, я всего до конца не знаю. Вред, причиненный датчанину, очень существенный.

На улице стояла прекрасная погода, даже директриса пансионата «Альпийская роза» вышла прогуляться, но при этом у нее в сумке была книжка «Жадные взгляды», она время от времени доставала ее и читала об «алых, как роза, губах, которые, двусмысленно хрустя, выпячивались под маской младшего ординатора». Глуховатые вюрттембергские секретари министерств и бывшие мекленбургские пасторы пошли на курортный концерт, и только Карл Свобода и Вонг остались в комнате, чтобы обсудить дальнейшую стратегию: как преследовать Рогге? Как не привлечь внимания к Чаояну? Как отвлечь полицию? Шан была в городе, чтобы разведать, где будут проходить намечающиеся мероприятия по парапланеризму. И где предположительно будет находиться президент МОК во время представления. Так как в телевизионном интервью Рогге уже сказал, что он собирался приехать, дабы посмотреть соревнования по военному планеризму. На интернет-портале курорта даты соревнований были указаны очень подробно, brezlbroad, как говорят в Баварии.

– Мы планируем неожиданно напасть на Рогге прежним способом, – произнес Вонг.

– Опять, – сказал Свобода. – Вы никогда не научитесь, друзья. Чтобы шантажировать кого-то на его должности, мне не нужно шприц-оружие. Такого легче припугнуть щепетильной информацией.

– А если у него незапятнанная репутация?

– Такой нет ни у кого. Мне по крайней мере ни один не встречался. Я собирал информации обо всех.

– И о Рогге тоже? Давай, выкладывай.

– Минуточку: наизусть я, конечно, не помню. Это уже совсем другой заказ. И стоить он будет совсем других денег.

– Тогда мы сделаем по-своему.

– Как хотите.

– Нам и на этот раз потребуется отвлекающий маневр. Не может ли господин решальщик проблем взять это на себя?

– У меня есть другие дела, вы у меня не единственные заказчики, – сказал Свобода. – Но я предлагаю сделку. Ты мне дашь точную схему твоего лазерного ружья. Это меня интересует, как эффективное оружие.

– Господин решальщик так спрятал оружие, что его сначала нужно найти. Но до сих пор его не нашли!

Свобода не выказал никаких эмоций.

– Иногда что-то просто срывается. Это уже включено в смету. Тогда я хочу знать еще кое-что: откуда ты стрелял? За это я, в свою очередь, помогу вам с повторным наступлением на генерал-лейтенанта фон Гуггельсбергера.

– С каким наступлением?

– Отвлекающее покушение, по методу лейтенанта Непомука фон Гуггельсбергера, 1823 года в битве при Брюнне. Непосредственный удар нанес штирийский фельдмаршал Лукачек, а у Гуггельсбергера была задача устроить только небольшую суматоху. Вы в школе это не проходили?

– Я ходил в школу в ГДР. Такой отвлекающий маневр там назвался – наступление Макаренко.

– Дай-ка я угадаю: по знаменитому отвлекающему нападению Юрия Макаренко…

– Алексея.

– Хорошо, я начерчу схему моего лазерного оружия, за это господин решальщик поможет нам в последний раз, – сказал Вонг. – Мое предложение для отвлекающего маневра: один из этих военных парапланеристов свалится на глазах Рогге.

Свобода закатил глаза:

– Опять он со своими насильственными акциями! Нет, мы этого делать не будем. Во-первых, я противник таких вещей. И во-вторых, мы не будем делать второй раз то же самое. Полиция любит искать образцы. Я прямо вижу перед собой одного такого профайлера. Если он найдет образец, то будет доволен. А мы не хотим видеть довольную полицию. Мы хотим видеть совершенно растерянную полицию.

– Как господин решальщик собирается действовать?

– Это я еще должен обдумать. На это еще есть пара дней.

Сильный стук в дверь вспугнул двух интриганов. Вонг бросился к двери и спросил пароль дня.

– Парапланеризм, – послышался торопливый ответ снаружи. Вонг открыл, и вошла Шан.

– Какой-то идиот совершил покушение здесь совсем недалеко, – сказала она, запыхавшись, по ней было видно, что последние несколько сот метров она бежала.

– Где? – спросил Свобода спокойно.

– Я не все поняла. Группа местных жителей стояла рядом, они об этом говорили. Они говорили на сильном диалекте, но я уловила, что они говорили о Шахене, об искусственно организованном сходе лавины и о пятидесяти заваленных снегом.

– А что в этом плохого? – проворчал Свобода. – Я имею в виду, для нас? Мне очень жаль заваленных снегом, но чем больше покушений будет происходить здесь в городе, тем лучше для нас и вашей заявки. Чем больше пострадает репутация этого места, тем больше станут ваши шансы.

– Я не знаю, – сказал Вонг. – Больше покушений означает большее присутствие полиции. А это болезненно затрагивает наши планы с Рогге. Тогда нам будет совсем не подобраться к нему.

– Совсем наоборот, – сказал Свобода. – Чем больше присутствие полиции, тем спокойнее можно действовать. Полиция ведь всегда думает, что она одним только своим присутствием парализует активность. Это логическое заблуждение нужно использовать, друзья.

– Дорогая Шан, – произнес Вонг на диалекте минь-ю. – Этот австрияк мне уже действительно начинает действовать на мозги.

– Мне уже давно, – сказала Шан, тоже на диалекте минь-ю.

Она сказала это таким тоном и с улыбкой, как будто произнесла: «Дорогой, не хочешь ли еще чашечку чая?»

Карл Свобода знал людей. Именно когда эти двое говорили на минь-ю и так любезно обращались между собой, они слегка переигрывали со своей любезностью. Они преувеличивали, они не были хорошими актерами. Осторожно, подумал Свобода, будь особенно внимательным.

37

– Господин бургомистр, вы все время говорите об Экологических играх. Что вы под этим подразумеваете?

– В 2018 году мы установим экологические нормативы, нормативы, скажу я вам, так что Федерация охраны природы в итоге внесет предложение, чтобы Олимпийские игры устраивались каждый год.

(Смех в публике.)

– Господин бургомистр, вы говорили также о Зеленых играх. Вы имели в виду, что в ходе изменения климата в 2018 году, может быть, вообще не будет снега?

– Во-первых, мы и так используем искусственный снег…

– А это экологично?

– Более чем экологично. Мы благодаря искусственному снегу не расходуем природные ресурсы.

(Продолжительный смех, аплодисменты, выкрики «Браво!».)

– Потепление климата пройдет мимо вас?

– Конечно! Температура в ближайшие сорок лет повысится на 0,4 градуса. Для нас в олимпийском городе это означает только, что граница выпадения снега будет лежать на сто метров выше. О Господи, тогда снег будет начинаться не у первой опоры канатного подъемника для лыжников, а только у второй!

(Рокот одобрения, выкрик:

– Ну и собака ты, бургомистр!)

Бургомистр на сей раз затеял что-то еще более хитрое. Он давал интервью, не втиснувшись где-то между дерзкими гражданами, он участвовал в настоящем телевизионном круглом столе, где участники с соответствующими позициями уже заранее были известны. Кроме нарушителя хорошего настроения Георга (Жоржа) Хакля, который с сияющими глазами вставлял время от времени анекдоты из санного спорта, сидели обычные политики с обычными аргументами. Модератор с узкими губами храбро сражалась с немецкой грамматикой, так что бургомистр мог полностью сконцентрироваться на молодой представительнице экологического фронта, отчаянной четырнадцатилетней горячей оппонентке, которая как раз сделала ошибку, вызвав народный гнев фразой, «нужны ли вообще» такие игры. Да, если она, конечно, захочет лишить миллиарды людей огромного удовольствия, возразил сквозь слезы Жорж Хакль, если она хочет поставить под сомнение то счастье, ту гордость, встречу между людьми – да. В студии раздались теплые аплодисменты, оппонентка отступила.

– Но потепление климата, – изменила модератор направление. – Что будет, если снег не выпадет?

(Выкрик:

– Жорж, объясни ей!)

– Смотрите сюда, – сказал Жорж терпеливо. – Тут на этом курорте пару дней тому назад одна ненормальная, сумасшедшая, съехала на рогатых санях от Шахенского приюта до самого низа в долину. Вначале был снег, потом снег кончился, просто было зеленое поле. И что, это ей помешало? Вовсе нет! Это значит, что снег для зимнего спорта не так уж важен. Важна сплоченность, огромное удовольствие, которое ты испытываешь, миллиарды людей, которые на это смотрят…

Юсуф выключил телевизор в своей комнате в отеле. Сейчас он опять попал в город зимнего спорта, с которого все началось. Этого случая он ждал четыре месяца. Его объект Калим аль-Хасид через два часа встречается со спонсором, личный телохранитель которого хотел сам взять на себя охрану обоих объектов. У Юсуфа была назначена встреча. Калим аль-Хасид поселился в большом номере рядом с Юсуфом, оттуда он слышал, как в ванну лилась вода. Сейчас он тихонько постучал в дверь. ТАК ТАК ТАК. Юсуф был в крайнем напряжении. Это не был условленный сигнал с Калимом.

Бесшумно Юсуф сполз с кровати и двинулся тихонько ко входу. Он встал у двери и достал свой миниатюрный пистолет. Медленно снял его с предохранителя, так что при этом было слышно не больше, чем «ффлюпп» взлетающей маленькой птички.

38

Оглушительный колокольный звон от четырех до пяти часов утра в небольших поселениях обычно связывают со страшными катастрофами. Такой неожиданный трезвон может означать, что наступил конец света, что Чингисхан или один из его потомков стоят у Пассау или что горела гостиница – именно такого рода катастрофы. Такой колокольный звон во внеурочное время на курорте уже случился пару лет тому назад. Тогда роскошную церковь в стиле барокко восстанавливали как раз на период карнавала, и в «Зеленый понедельник»[7]7
  День карнавального шествия. – Примеч. пер.


[Закрыть] утром вдруг накачавшийся вина весельчак влез через наружные подмостки наверх и стал беспорядочно дергать за веревки увесистых языков. Было несколько десятков рассерженных прихожан, которые проснулись от колокольного звона, автоматически встали и побрели в церковь, как полуживые зомби и оказались в четыре часа утра перед закрытой дверью церкви. Все ворчали и, грозясь выйти из общины, поплелись обратно домой.

На этот раз (церковь была, как и тогда, обнесена наружными подмостками, на которые было легко взобраться) колокола зазвенели задолго до восхода солнца, еще более гулко, чем тогда, но на этот раз проснулся только пономарь и чертыхнулся про себя. Да, верно, вы правильно прочли: он чертыхнулся, пусть даже и в душе. (Больше двух раз Аве-Мария все равно не получилась.) Светало, он оделся и побрел к церкви, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Автоматическая колокольная установка была выключена, тут было все в порядке, наверное, опять кто-то залез наверх. Он взял на всякий случай массивный канделябр с алтаря и исполнил для пробы удар в воздухе. Вооружившись, таким образом, пономарь медленно поднялся вверх по лестнице, но там никого не было видно. На полулежало письмо. Он вскрыл его. Почерк был прямой и строго направлен вверх, по верхним краям он был дрожащим, как будто бы собирался загореться. Пономарь испугался до смерти.

Глубокоуважаемый господин комиссар Еннервайн!

Вначале я подумал о том, чтобы засунуть мое письмо в кошель для сбора денег в церкви – это тоже было бы новшеством в длинной истории мест для оставления признательных писем. Но не хотел портить некоего общего впечатления. До сих пор при наших прежних покушениях мы действовали на высоте, следующее покушение тоже должно состояться высоко наверху, и поэтому такой способ оставления письма мне показался особенно подходящим. И это при том, что я боюсь высоты! Я уже даже лечился от этой «акрофобии», но у меня это не поддается никакому лечению, не помогают ни таблетки, ни терапевтические сеансы, ни висячие канатные парки. (Хотя это не совсем так, с боязнью высоты, но, пожалуй, нам уже не стоит притворяться.) Сейчас самое время прояснить парочку важных пунктов:

1. Нельзя не заметить: и это письмо я написал от руки и положил его в реальное место. Вам не нужно искать в этом какого-то особого смысла, причина очень простая, такой старомодный способ аналоговой коммуникации снова стал самой надежной из всех форм передачи сообщений. E-mail? Интернет? Bluetooth? Мобильник? Тогда у меня за спиной будет штук двадцать ваших специалистов, наступающих друг другу на ноги. Местонахождение всех цифровых устройств можно определить, расшифровать, отследить – дай технические возможности идентифицировать по Интернету отпечатки по байтам и битам становятся все более изощренными, но мне ли вам это говорить. Но почерк, напротив, я могу совершенно классически изменить. У вас вообще есть под рукой графолог или специалист по почеркам? Если есть, то подключите его. И вы увидите: он представит только одно заключение, что этот почерк с вероятностью более чем на девяносто процентов изменен. Фантастический вывод! Но он не продвинет вас ни на шаг!

2. Коммуникация между нами двумя, дорогой господин комиссар, это путь с односторонним движением. Работает таким образом: я пишу письма – вы их читаете. Не утруждайте себя поисками контакта со мной. Мы поговорим с вами в первый раз, когда вы меня схватите. А возможно, и никогда.

3. А теперь перейдем сразу к распределению ролей. Оно очевидно: я совершаю покушения – а вы пытаетесь мне в этом помешать. Но не пытайтесь поучать меня, что мои действия бессмысленны или деструктивны, беззаконны или представляют угрозу для окружающих. (Я ведь тоже в вашу работу не вмешиваюсь.) Не натравливайте на меня ваших великолепно образованных психологов, ваших специалистов по коммуникациям и заумных начальников, это ничего не даст. Первого же профайлера, которого я увижу, застрелю.

4. Игра будет продолжаться до тех пор, пока я не сделаю ошибки. Это может произойти уже при следующем покушении, при седьмом или при тридцатом. Подумайте: я не психопат с тяжелым детством, не ослепленный фундаменталист с запутанными посланиями, не хочу спасать или изменять мир, я серьезный игрок, работающий в полную силу.

5. Это, правда, замечательно болтать так с вами (хотя односторонне), господин комиссар, но на сегодня мне пора заканчивать. Я немного тороплюсь, я установил себе срок для следующего покушения, но для этого мне нужно еще кое-что поискать в Google. Например, где можно найти быстро действующий яд, но чтобы он не сразу по вкусу напоминал яд? Как долго человек может выжить в холодильнике? Как ездить с перерезанным кабелем тормозного привода – даст это что-нибудь? Сколько отчетов, столько и вопросов.

С дружескими приветами – вашей команде тоже – ваш очень занятый серийный убийца.

P.S. Следующее покушение произойдет очень скоро и решительно – итак, открывайте глаза!

39

Юсуф прижался ухом к стене, оружие он все еще держал на изготовку. Так он стоял полностью сконцентрированным несколько минут. Просто ухом ничего не было слышно. Он осмотрелся. На серванте рядом со входом стояла бутылка минеральной воды с двумя стаканами. Он взял один из них и приложил его отверстием к стене. Затем он прижал ухо к донышку стакана. Любознательные (или скорее любители подслушивать) знают: таким образом шумы в коридоре слышны в пять раз громче. Юсуф слышал уличный шум, где-то, кажется, открыли окно. Он услышал тихое, повторяющееся скрипение, но он не мог его определить. ОИНК. ОИНК. Больше ничего не шевелилось. Шум воды крана в ванной в соседнем номере люкс вдруг прекратился. Не послышалось ли ему там в коридоре дыхание какого-то человека? ОИНК. ОИНК. Или ему это только мерещилось? Юсуф посмотрел на часы: меж тем прошло более десяти минут. Он глубоко вдохнул, затем рывком открыл дверь и изготовился.

Его пистолет был нацелен на человека в спецодежде голубого цвета, который как раз отжимал швабру в ведро с грязной водой. Мужчина стоял к нему спиной и начал сейчас медленно и тщательно мыть стекло находящегося напротив окна. ОИНК. ОИНК. Лицо мужчины нечетко отражалось в стекле, и Юсуф смог уловить его на мгновение взглядом. Его краткий анализ: Безобидный. Степень опасности: бледно-голубой.

– Извините, вы никого не видели? – спросил он мужчину из службы по уборке. – Кого-то, кто постучал в мою комнату?

Он поставил осторожно на пол стакан, который все еще держал в руке.

– Возьмите деньги из своего номера, – сказал человек в спецовке, не поворачиваясь и не прекращая работы. – Положите их в пакет для грязных вещей, который висит на уборочной тележке. Затем вернитесь в номер и примите ванную, примерно в течение получаса.

Это был приличный пакет долларовых купюр, Юсуф взял его в своей комнате. Но он хорошо зарабатывал. Не оглядываясь и не поворачиваясь, мужчина в голубой спецовке показал на стакан, который все еще стоял на полу.

– Хороший трюк, – сказал он. – Но я его уже знал.

Когда человек в голубой спецовке услышал, что дверь закрыли, он прекратил свои ОИНК, ОИНК и покатил тележку для уборки в подсобку. Через некоторое время он снова вышел, наблюдатель мог бы поклясться, что это был совершенно другой человек. Совершенно другой человек покинул отель и пошел в сторону пансионата «Альпийская роза».

– Где он опять был так долго, господин решальщик? – сказала Шан.

– У меня тоже другие дела. Я не рассчитывал на то, что заказ здесь продлится так долго.

– Нам нужно еще ликвидировать лишний бетон, – сказал Вонг. – Есть уже на это какой-то план?

– Четыре корыта бетона, – сказала Шан, – мы можем их просто закопать.

– Мне это кажется не слишком безопасным, друзья, – сказал Свобода. – Если их кто-нибудь найдет, то он задаст себе вопрос: Кто это так постарался закопать четыре корыта бетона?

– А как насчет романтической прогулки на лодке в полночь? Сбросить четыре раза балласт посредине озера Вальхензее?

– Опять вы со своей прогулкой на лодке! Я совсем не хочу, чтобы за мною наблюдали, как я буду загружать четыре корыта бетона в лодку, на которой потом уедут мужчина и женщина. Как это будет выглядеть!

– А что тогда?

– Мы растворим бетон и выльем его, к чему рисковать. Я уже написал список, что нужно купить. – Свобода дал каждому по записке, на которых было по несколько примесей.

– Гидрат алюмината кальция? – сказал Вонг. – Что это такое? В магазине я, вероятно, не могу об этом спросить.

– Конечно, нет. Вы просмотрите все чистящие вещества и купите то, в котором большее содержание гидрата алюмината кальция. А теперь подъем.

В дверь постучали. Свобода прокрался к окну, Вонг схватился за свой стилет, Шан пошла к двери и встала у косяка.

– Кто там? – спросила она.

– Маргарете Шобер, – ответили из-за двери. Свобода исчез в соседней комнате, Вонг спрятал свой стилет обратно, Шан открыла дверь:

– Что вам угодно?

– Фрау Шан, я не хотела бы вам мешать, у меня только один вопрос: Вам все еще нужен морозильный шкаф? Знаете ли, приближается лето, и будет очень практично иметь еще одну морозилку.

На фрау Шобер был один из тех цветных рабочих халатов, которых магазин Вулворт заказал примерно пять миллиардов штук. Из кармана, конечно, торчал роман, название которого невозможно было прочесть.

– Нет, – сказала Шан, – нам он больше не нужен. Мы его еще вымоем и сегодня отнесем к вам. Хорошо?

Маргарете Шобер пыталась заглянуть в комнату. Шан была не уверена, может быть, у директрисы еще что-то на уме. Она решила понаблюдать за этой женщиной.

40

– Сильная штука, – сказал Людвиг Штенгеле. – Он делает с нами, что хочет.

Пономарь чуть свет поспешил с письмом в полицейский участок и передал его в руки дежурившему в утреннюю смену Остлеру.

– Вы открывали его? – спросил Остлер.

– Нет, что вы!

– А почему тогда принесли письмо сюда? Если вы его не открывали и не читали, тогда не можете знать, что…

– Хорошо, хорошо, я признаюсь. Я открыл его и прочел.

– Разве так можно делать?

– Читать?

– Лгать.

– Нет, так не делают, мне уже стыдно.

– Три раза Аве-Мария, – сказал Остлер.

– Два раза Аве-Мария. За мелкую ложь читают два раза Аве-Мария, и не больше.

– Вам лучше знать.

– Я это сделаю сразу же на обратном пути.

– Да, сделайте это. И еще кое-что.

– Да?

– Ни слова никому. Обещаете?

– Обещаю.

После того как Остлер всех обзвонил, следственная группа Куница немедленно была в сборе. Эксперты-криминалисты были уже на месте, когда Еннервайн и его команда появились в участке. Худой как щепка человечек работал кисточкой с листом бумаги и конвертом, женщина в толстых очках рассматривала письмо дополнительно с лупой и делала записи.

Затем Ханс-Йохен Беккер поднял помятое письмо пинцетом, рассмотрел его, качая головой, и положил в пластиковый пакет.

– Относительно дактилоскопических следов я вряд ли смогу вас обнадежить, – сказал он.

– Мы так и думали, – вздохнул Еннервайн. – Но есть ли какая-нибудь зацепка, с которой мы что-то можем начать?

– Я с ходу нашел десять различных отпечатков пальцев, – сказал человек с кисточкой. – Предположительно их даже больше.

– Куница дал потрогать бумагу по возможности большему числу людей, – произнес Штенгеле.

– Но это еще не все, – сказала женщина в очках. – Он еще дополнительно окунул письмо в воду, искомкал его, сбрызнул жиром и еще бог знает что. Видите, на одной стороне оно даже немного подпалено. Настоящая путаница следов на узком пространстве. Как из учебника.

– Просто захватывающее зрелище, – добавил Беккер с восхищением. – Это письмо займет нас на долгое время.

– На что это похоже! – воскликнула Николь. – Кто-то имеет право нас провоцировать? Этот Куница наверняка достаточно уверен в своем деле.

– Это наш шанс, – сказал Беккер. – Будем надеяться, что когда-нибудь он будет слишком уверен в своем деле. Что в своем цирке со следами здесь он, например, сделал ошибку. Если нет, то тогда это с позволения сказать произведение искусства.

– То есть все-таки бывший сотрудник полиции? – заметил Остлер. – Может быть, даже, криминалист? Потому что он так хорошо разбирается в этой области.

– Сейчас не требуется большого труда, чтобы найти информацию, – сказал Беккер. – Книжные магазины завалены специальной научно-популярной литературой, каждый день целые классы школьников водят по полицейским участкам – иногда это настоящее мучение.

– На тему школьные классы попозже еще будет, – сказал Остлер. Все наблюдали за маленькой немой сценой, как Беккер, дама в очках и человек с кисточкой по очереди обнюхивали письмо.

– Это все указывает на возврат к инфантильности, – произнесла Мария, когда люди Беккера разложили свои сокровища и ушли.

– Вы думаете, он большой ребенок? – спросил Штенгеле.

– Так можно сказать. Большой, опасный ребенок, да. С огромной криминальной энергией…

– …и имеющий много свободного времени, – прервал его Еннервайн. – Чтобы все это подготовить, нужно иметь временной запас.

– Пенсионер? Подросток?

– Пенсионеры и подростки – это группы населения, у которых сегодня меньше всего свободного времени, – сказал Еннервайн.

– Я бы сказала, что свою патологическую потребность подвергать людей опасности он перекрывает различной галиматьей и, таким образом, легализует, – рассуждала Мария.

– Историями о лошади, так сказать, – сказала Николь Шваттке.

– Да, верно. Он устраивает так, как будто играет в игру, но хочет только одного: власти. Он хочет иметь власть над людьми, он должен быть важным, ему нужно внимание многих людей. Рассказывает нам истории, и тем самым хочет отвлечь нас от одной истории, а именно от своей. Насколько я знаю, существует такое выражение: мифомания. Это нарцистическое нарушение личности. Мифоман – это такой тип, который вместо одного ответа дает десять ответов. Я приведу один такой пример.

Мария встала и прохаживалась взад и вперед, что придавало ей вид профессора.

– Ребенок тайком таскал сладости из кладовки. Родители приходят домой, видят по ребенку, что тот в чем-то провинился. Ребенок ищет стратегию. Вместо того чтобы либо отвергнуть, либо признать проступок, ребенок рассказывает, что он выпустил золотистого хомячка, пролил чернила на ковер, жег спички в сарае, и все, что угодно. Он полагает, что сможет спрятать истинную историю среди многих выдуманных. Но когда-то это, конечно, вскроется, но на данный момент стратегия срабатывает. Если такое детское поведение сохраняется до взрослого возраста, то мы говорим об инфантильной мифомании. Это теория.

– Теория, да, конечно, – сказал Остлер. – Но в этом поселке есть человек, к которому это описание подходит.

Остлер коротко рассказал о цитристе Беппи и его невероятных историях. Все в этой комнате его уже один раз видели, он был наверху на Шахене при сходе лавины.

– Это как раз соответствует профилю мифомании! – воскликнула Мария в восторге.

– Он так и так в списке подозреваемых, – сказал Еннервайн. – Мы им потом сразу же займемся.

Мария встала и наклонилась над столом, чтобы достать кофейник, Еннервайн рассеянно смотрел в ее сторону. Вдруг он схватился большим и средним пальцами за височные доли и начал их массировать. Он облокотился на стол и глубоко дышал, опустив голову вниз.

– С вами все хорошо, шеф? – спросил тихо Штенгеле, наблюдавший за ним.

– Да, все в порядке, – пробормотал Еннервайн, не выпрямляясь. – Мне кое-что пришло в голову. Продолжайте, я слушаю.

– Преступник хочет что-то скрыть. Мне кажется это приемлемым, – сказала Николь Шваттке посреди возникшей паузы. – Мы имеем дело с серийным преступником, который дважды наносил удары, и заявляет о новых покушениях. Если своими утверждениями он только играет и его привлекает лишь приключение, не собирается ли он скрыть действительно хладнокровное убийство, которое либо уже произошло, либо еще предстоит в будущем?

– Это возможно. Такие прецеденты имеются, – сказала Мария и бесшумно помешала кофе в своей чашке. – Например, убийство Мак-Кензи в Оклахома-Сити. В девяностые там была целая серия убийств полицейских. Профайлеры предполагали, первоначально, конечно, извращенного ненавистника полицейских. Но это был сознательно устроенный ложный след. Феба Мак-Кензи, одна из вдов, убила своего мужа, чтобы получить страховку. Она отвела от себя подозрение, совершив еще несколько убийств полицейских, имитируя, таким образом, серийное убийство. Полиция годами не могла об этом догадаться.

Еннервайн снова поднялся. Штенгеле бросил искоса в его сторону быстрый взгляд. Ему показалось, что комиссар немного побледнел.

– Тем не менее я исхожу из того, что это игрок, – сказал Еннервайн. – Я не вижу в Кунице преступника, которого побуждают такие мотивы, как кровожадность, алчность, политический фанатизм и другое. Холльайзен и Остлер, вы подумали о кандидатах из местных?

Оба участковых полицейских встали и повернули «флипчарт» (магнитно-маркерная доска), на которой можно было увидеть листок:

1. Один из сотрудников агентства «Impossible»

– Эти сотрудники в большинстве своем не местные, – сказал Остлер, – но они все очень хорошо ориентируются в окружающих горах. Наш Куница должен иметь больше, чем просто основы альпинистских знаний.

– Мотив? – спросил Еннервайн.

– Никакого настоящего мотива. Может быть, просто предлагалось суперсобытие, невиданные острые ощущения для совершенно очерствевших топ-менеджеров: серия покушений.

– Гм, – проворчал Еннервайн.

2. Вилли Ангерер, старший лесничий.

– Ангерер лгал, – сказал Холльайзен. – Он не смотрел прыжки с трамплина по телевизору. Он был там на лыжном стадионе, свидетели это наблюдали. Он поднялся на возвышение и смотрел на прыжки в бинокль. Кто знает, что у него там было в чехле от ружья.

– Мотив?

– Он против того, чтобы курорт расширялся в мировую спортивную площадку зимнего спорта. Он всегда возражал против подачи заявки на проведение зимних Олимпийских игр, о которой без конца говорит бургомистр. Он личный враг бургомистра и члена совета общины Харригля.

– Гм, – хмыкнул Еннервайн.

3. Член совета общины Тони Харригль.

4. Бургомистр.

5. Йозеф Фишер, известный как «цитрист Беппи».

– Почему?

– Они были на месте происшествия.

– Там было еще двадцать шесть тысяч других.

– Соответствуют эти трое моему профилю инфантильной регрессии? – спросила Мария. – Во всяком случае, каждый из них считает себя пупом земли. Один, президент клуба, утверждает, что он является голосом региона, другой, заклинатель снега, видит себя уже в учебниках истории. А третий, цитрист, якобы на ты с самим папой римским.

– Гм, – пробурчал Еннервайн.

6. Защитники окружающей среды.

– Конечно, парочка таких здесь на курорте найдется, – продолжил Остлер. – Бургомистр всегда называет их «обычные».

– Да, – добавил Холльайзен, – существует всего три гражданских инициативы против Олимпийских игр…

– Но защитники окружающей среды, – прервала его Мария, – не пишут тайные признательные письма. Я не думаю, что Куница из защитников окружающей среды.

– Мгм, – проворчал Еннервайн.

7. Вышедшие на пенсию полицейские, вышедшие в отставку военные, уволенный персонал службы безопасности.

– У вышедших на пенсию полицейских есть даже свой постоянный столик. Каждый четверг после обеда в кондитерской «Крусти».

– Эта кондитерская и без того кажется мне местом встречи интересных людей, – сказал Еннервайн. – Если бы у нас было больше сотрудников, мы могли бы заслать тайного агента.

– Кондитерская меня тоже интересует, – сказала Мария. – Меня здесь в местечке мало кто знает. Я с удовольствием могу поприслушиваться к разговорам.

– Гмгм, – проскрипел Еннервайн.

8. Научный семинар «Проект Альпшпитце».

– Какое отношение имеют школьники к списку подозреваемых лиц? – спросила Николь Шваттке. – Но семинар – это ведь научный семинар по пропедевтике. Раньше он назывался просто курсом для исследования физических нагрузок.

– Это как раз самый заковыристый пункт, – сказал Холльайзен, – но и самый интересный и многообещающий. Здесь в гимназии работает дама – старший преподаватель по фамилии, минуточку, Ронге. На своем семинаре она раздала темы рефератов. Она дала также несколько криминологических тем и побудила учащихся к тому, чтобы они занялись серийными убийцами и их мотивами. Как специально!

– Когда это было? – спросил Еннервайн.

– В прошлом году. Учащиеся разработали семинарские занятия и прочли рефераты, из которых просматривается некая симпатия к серийным убийцам. Некоторые из них могли даже себе представить, я цитирую: «Когда-нибудь тоже что-то подобное сделать».

– Заезженная тема, – сказал Еннервайн задумчиво, – но тем не менее нам следует сходить туда и поспрашивать ребят. Я сейчас разделю группу, каждый получит специальное задание. Мария, вы продвинулись за это время с профилем?

Мария все размешивала свой кофе.

– Куница. Мужского пола, не старше сорока, образованный, но без диплома о высшем образовании, живет один. Интеллигентен, но у него такое чувство, что он предназначен к чему-то более возвышенному. В этом городке он до некоторой степени известен и сравнительно связан, но на него не обращают того внимания, как ему хотелось бы. Он не иностранец, не посторонний, он местный.