Текст книги "Убийственная лыжня"

Автор книги: Йорг Маурер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

48

Однако же, господин комиссар!

Это уже что-то ниже вашего уровня, захотеть выманить меня такой хитростью из укрытия. Что я читаю? «Подлое покушение на жизнь честной гражданки городка». Ну не смешите меня! «Мучительно искаженные черты лица, выкатившиеся глаза и соборование, которое еще успел совершить с Крайтмайер священник по дороге в больницу»… Прекрасно, что вы используете, воруете, а может быть, пародируете мой стилистический элемент дезинформации, но в следующий раз должны делать это немного умнее. Я как раз готовлю четвертое покушение, и я вас очень вежливо прошу не тратить попусту свое и мое время на такие проделки. Лучше проверьте уже имеющиеся следы. Запахи, которые я использовал в последнем признательном письме, содержат, если их расположить в алфавитном порядке, важную подсказку: Б – бензин, К – каугумми (жевательная резинка), А – апфель (яблоко)… это была просто шутка, радуйтесь еще, дорогой комиссар Еннервайн. Вы командуете огромной группой, общественное мнение против вас, у вас плохая пресса – я не знаю, можете ли вы позволить себе четвертое нераскрытое покушение. Кстати, вас я выбрал потому, что вы достойный противник. Я навел о вас справки. Кажется, до сих пор вы раскрывали каждое преступление. Не разочаровывайте меня.

Кстати, о четвертом покушении: не делайте слишком поспешные выводы. Я как раз оглядываюсь на мои последние три операции и признаю, что могло создасться впечатление, что я что-то имею против иностранного туризма и баварского образа жизни: прыжки на лыжах с трамплина – турпоходы – белые сосиски. Но впечатление неверно, при следующем покушении я сделаю что-нибудь другое, что-то совершенно другое, оно вообще не коснется никаких баварских настроений.

А как собственно обстоят дела с профилированием? Вы уже определились – пол мужской, за тридцать, высокообразованный, сильные комплексы неполноценности, несостоятельность, компенсация за счет мании величия..? И дальше в том же духе, госпожа психолог Шмальфус! Если у вас возникнут вопросы, спокойно обращайтесь ко мне, через газету «Альтбайрише хаймпост» со мной всегда можно связаться. В газете я прочел, кто входит в вашу группу. Вначале Остлер и Холльайзен: замечательные специалисты, надежные, знающие местность, я их хорошо знаю, предположительно они меня тоже. Шваттке: милая, но слишком молодая и неопытная, я лично никогда не взял бы в свою команду сотрудницу из Реклингхаузена, но это ваше дело. Штенгеле: гипер-чувствительный, слишком консервативен. Беккер: сверхточен, зациклен на данных. И наконец, вы, господин комиссар! Я не собираюсь шутить по поводу фамилии, но ваша охотничья добыча в этом случае слишком маленькая.

С сердечными приветами, до скорой встречи – ваш Штефан Л. (имя преступником изменено).

P.S. На этот раз я прошу коротко подтвердить получение моего признательного письма. При отправке письма в бутылке никогда не знаешь, получится ли все. Для перестраховки я бросил по бутылке во все озера в окрестности.

Была как раз погода для купания, и берега озер были заполнены праздношатающимися, разгадывающими кроссворды и намазанными маслом обожателями солнца. Семьи с визжащими детьми лежали, развалившись, на разноцветных махровых полотенцах. Джессика как раз была таким ребенком, она вскочила вниз с покрывала с изображением из «Биби – маленькая колдунья» и побежала к берегу. Макнула палец в воду и замерла с открытым ртом. Она уже читала об этом, в приключенческих романах, но тут по воде как раз подплывала такая закупоренная бутылка с листочком бумаги внутри. Как бутылочная почта с острова на Тихом океане попала сюда в озеро Риссерзее? Джессика выловила бутылку и принесла ее своим родителям. Спустя десять минут вся семья стояла в полицейском участке.

Риссерзее, Пфлегерзее, Эйбзее, Бадерзее, Шмельцерзее, Ферхензее, Шахензее, Штуибензее – замечательно, в ближайшем окружении было около двадцати озер. Следственная группа Куница потратила пару часов на то, чтобы найти и собрать бутылки в других озерах. Получилась странная картина, когда вся комиссия по расследованию убийств взяла на прокат все лодки на Пфлегерзее, чтобы разделиться на воде и высматривать остальные бутылки с почтой. Из газеты вся группа была известна. Для отдыхающих на озере это могло выглядеть так, как будто здесь искали утопленников, и ни один человек не шел больше купаться.

«А кто мне теперь за это заплатит?» – спросил владелец пляжа, когда и последний посетитель свернул свое полотенце и покинул территорию. Комиссар Еннервайн дал ему адрес баварского Министерства внутренних дел.

«Ответственный некий господин Майзер в отделе Репарационные платежи при побочных ущербах из-за работы полиции, – сказал Еннервайн. – Желаю успеха!»

– Я думаю, сейчас он совершил ошибку, – сказала Мария. – То, что мы сейчас имеем, это образцы почерка писем с одинаковым содержанием. Любой эксперт-почерковед облизывал бы пальчики.

– Почему это? – спросил Беккер, также критически относящийся к графологии.

– Благодаря большему количеству данных можно с большей вероятностью сказать, подделан ли почерк.

Мария передала по факсу копии образцов почерка двум международным корифеям по сравнению почерка. Через полчаса уже пришли ответы, один из Стенфордского университета, а другой из Сорбонны.

– И что? – спросила Николь, когда Мария прочла ответы.

– Интересно. Эксперты считают, что имеющиеся почерки не подделаны. Почти со стопроцентной вероятностью. Не говорите сейчас ничего, Штенгеле.

– Я ничего и не говорю. Но что это нам даст, Мария?

– За последние дни я собрала образцы почерков всех свидетелей, подозреваемых и полуподозреваемых, всех, которые имеют хоть какое-то отношение к этому делу. Иногда я их выманивала хитростью: героического капитана пожарной команды Миргля я, например, попросила написать какое-нибудь изречение в альбом для стихов якобы моей племяннице. Другие образцы я получала прямо с доставкой на дом, как при сочинениях банды Раскольникова. У группы подозреваемых «стол постоянных посетителей вышедших на пенсию полицейских» были старые, написанные от руки протоколы, и – забудьте это сразу – в двух случаях я обратилась в банк и получила образцы.

– Ну и что из этого вышло?

– У меня на данный момент около пятидесяти образцов почерка, от главных и второстепенных фигур, от более или менее подозреваемых. И ни один из них даже близко не совпадает с почерком в признательных письмах. Ни один! Вы знаете, что это значит?

«К сожалению, это значит, что мы не можем завязать мешок. Что наш Куница находится где-то за пределами и без того уже большого круга подозреваемых».

Еннервайн массировал свои лобные доли известным способом. У него было совершенно определенное чувство, что преступник находился внутри круга. Они все считали, что они его уже видели, слышали, разговаривали с ним и, возможно, даже пожимали ему руку. Они были твердо убеждены в том, что петля в скором времени будет затянута. Особенно уверен был в этом комиссар Еннервайн. Все простились подавленно.

Еннервайн попросил Марию отвезти его в гостиницу «Эдельвейс». Он коротко простился и пошел в свой номер. Он не мог избавиться от неопределенного чувства угрозы. Лазерный след он тоже не мог как следует отслеживать дальше. У него просто не хватало сотрудников, чтобы обыскать все балконы в гостиницах и террасы гостевых домиков, откуда можно было обстрелять Сёренсена таким прибором. Он выключил свет.

Посреди ночи Еннервайн внезапно проснулся от испуга. Где-то в номере можно было слышать шум, который сюда никак не подходил. Он уже не помнил, что ему приснилось, но это не было связано с какой-то угрозой, шум ему не снился, он раздался здесь в комнате, кажется, шел от изножия кровати. Не раздумывая, он схватил свое служебное оружие, лежавшее на тумбочке. Поискал его ощупью в темноте, он знал, где оно лежало, и наконец нашел и взял. В номере было совершенно темно, только одно окно было открыто, белая гардина немного вздулась от ветра. Его комната была на первом этаже.

«Кто осмелится залезть к комиссару уголовной полиции!» – пошутил он еще с дамой у регистрационной стойки.

Он попытался дать глазам привыкнуть к темноте. Никакого шанса, ему нужно было полагаться на слух. Правая рука лежала на тумбочке, пальцы ладони крепко сжимали пистолет. При следующем шуме он направит его туда, откуда услышал шум. Одновременно другой рукой включит лампу на тумбочке. Или ему следует сделать и то и другое уже сейчас, чтобы опередить на шаг незваного гостя? Прошло немного времени, после того как он слышал шум, может быть, полминуты. Еннервайн сейчас полностью проснулся. Он попытался подумать о том, что это был за шум. Этот звук он в последние дни уже как-то слышал. Когда он его слышал? Сегодня? Нет: вчера, во время поездки на местном автобусе. Что он тогда слышал? Что он тогда делал? О Господи.

Еннервайн расслабился, снял руку с пистолета и включил лампочку на тумбочке. Он подошел к краю кровати, где висел его пиджак. Он достал мобильный телефон и набрал номер Николь.

– Да, шеф.

– Вы мне только что звонили?

– Да, я сразу же после первого звонка отключилась. Потому что уже поздно. Я вам помешала?

– Нет, это потому, что вчера я загрузил новую мелодию звонка – и он еще непривычный. Есть что-нибудь важное?

– Я вам правда не помешала? У вас такой голос…

– Разве?

– Ладно, хватит. Мы сделали логическую ошибку, вся команда. Это я хотела вам сказать.

– Логическую ошибку? Можете перейти к делу? Сейчас уже полночь.

– Мария уверена, что почерк Куницы не поддельный. Она собрала пятьдесят образцов почерков подозреваемых, которые не совпадают с почерком Куницы. Логический вывод из этого?

– Куницы нет среди пятидесяти подозреваемых.

– Неверно. Как раз это логическая ошибка. Мы как само собой разумеющееся исходили из того, что он пишет признательные письма измененным почерком. Но могло быть иначе. Рукописное сейчас играет только второстепенную роль – когда вы последний раз писали сообщение или письмо от руки! Если Куница уже давно спланировал эти покушения, то он наверняка хорошо подготовился. Мария считает, что он ведет себя как большой ребенок. Может быть, он в повседневной жизни уже много месяцев как изменил свой почерк. Поэтому он мог позволить себе писать признательные письма своим обычным почерком.

– Почему он должен был так делать?

– Для того чтобы наши эксперты-почерковеды обломали себе на этом зубы.

– Я понимаю. Тогда нам нужно проверить, нет ли среди тех образцов почерков, которые собрала Мария, поддельных почерков?

– Точно, шеф.

– Хорошо сделала, Николь.

– Да, и еще одно, шеф: что это за новый звонок?

– Это фраза из моего любимого фильма. Спокойной ночи и до завтра.

49

В то же самое время в кафе «Оксенштюберль» еще кое-что происходило. За одним из задних столиков играли в карты, несколько игроков тупо бормотали что-то себе под нос, один выложил на стол козырь, сразу после этого второй. Но они играли не в дурака, не в ваттен, они играли в свою загадочную игру. Ни одному из наблюдающих за игрой до сих пор не удалось разгадать правила. Может быть, это был баварский вариант древнеримской игры в карты, в которую два легионера играли тогда на Голгофе под крестом.

– Шмак! – сказал один из картежников и бросил свою карту в центр.

– У него шмак! Надо же, – пробормотал второй.

За другим столиком в «Оксенштюберль» было более шумно. За постоянным столом сидел, например, член совета общины Тони Харригль и ораторствовал.

– Полный хаос, скажу я вам. Если бы не Мигрль! Где бы мы сейчас были. Тогда все попало бы в международную прессу. С непредсказуемыми последствиями. Твое здоровье, Мигрль!

Он чокнулся с капитаном пожарной команды, тот слегка наклонился к нему.

– Но скажи-ка, Харригль, тебя я нигде не видел. Где ты был, когда шли поиски?

– Я был занят вне города. Это тоже неправильное решение этого комиссара Еннервайна. Отправить именно знающего местность человека на окраину! Но я принимал участие. Даже был в «Пиноккио».

– Итальянцы сейчас уже тоже продают белые сосиски?

– Со времени расширения ЕС итальянцы кладут все, что только можно, на свою пиццу! В «Пиноккио» подают пиццу с белыми шпикачками, и я вам скажу: мы конфисковали несколько штук.

В «Оксенштюберль» отравитель белой сосиски тематически вытеснил «Шахенского дьявола». Слесарь Большой как раз угощал всех.

– Потому что все опять благополучно закончилось с покушением.

– Ты это можешь говорить вслух, Волли!

Волли Большой был членом Объединения по сохранению национального костюма, и поэтому он, вместе с исполнителем баварского народного танца «Шуплаттлер» Кумпфзайтлем был распределен на первую линию покушения.

– Я иду с Кумпфзайтлем в мясной магазин «Брекль». В задней комнате в котле варятся двести сосисок. «Уничтожить! Уничтожить! – закричал я, – немедленно все уничтожить!» И тут Кумпфзайтль хладнокровно достает одну сосиску и ест ее. «Ты не в своем уме!» – закричал я. Наверняка это не будет отравленная, сказал он, Кумпфзайтль. Тут натерпишься разного в таком рейде при чрезвычайном происшествии! Свят, свят!

Рядом со слесарем сидел сельский медиатор и специалист по исследованию конфликтных ситуаций Манфред Пенк.

– Что ты, как ученый, скажешь на это? – спросил его стекольщик Пребстль. От сверхумного образованного человека ожидали, чтобы он это прокомментировал. Пенк отхлебнул пива и сказал:

– Я знаю ее лично, Марию Шмальфус, еще со студенческих лет. Встретил ее здесь случайно. Она мне рассказала, что сейчас работает в полиции. Это очень типично: те, кто в учебе не особенно разрываются, те идут потом в полицию. Полиция – это сборище…

Пинк как раз хотел сейчас, что было в духе общественного мнения, подвести психологическое обоснование, пройтись по полиции, но тут вошел Вилли Ангерер со своей новой помощницей лесничего и сел за стол.

– Ангерер, а ты где был? – спросил Харригль.

– Когда я где-то должен был быть?

– Да ты ведь знаешь.

– Ничего я не знаю.

– Ничего ты не знаешь. Так.

Бургомистр тоже заглянул на минутку.

– Только ненадолго, – сказал он. – Мне нужно завтра рано уезжать, интервью, поэтому только маленькую кружку светлого пива. Мигрль, как дела с Крайтмайер? Ты какие-нибудь подробности знаешь?

– А Кумпфзайтль хладнокровно достает одну сосиску и ест ее, – сказал Волли Большой, тяжело шевеля языком.

– Нет, я этого не знаю, – сказал капитан пожарной команды Мигрль. – Запрет информации. Из больницы ничего не узнаешь.

– Ага, запрет информации, смотри-ка! – воскликнул Манфред Пенк. – Мы все должны поддерживать полицию, для этого мы достаточно хороши. Но когда хотим знать, как чувствует себя жертва, то они обращаются с нами как с последними дураками.

– Запрет информации да, но как бы то ни было кое-что все же просочилось, – сказал аптекарь Влашек, который переводил с чешского, второй человек с образованием за столом. – В сосиске был ботулин. Ботулин. Так называется яд.

– Откуда ты это знаешь? – спросил Пенк.

– Связи, – подмигнул Влашек. – Ужасная эта штука. Последствия даже невозможно описать. Начинается с покашливания, когда все пристают, что ты так кашляешь. Потом это переходит в подергивание, легкое подергивание…

– А у тебя найдется пара граммов этого ботулина в твоей аптеке? – перебил его Вилли Ангерер.

– Конечно, – сказал Влашек, – у нас все найдется, любая мелочь, если вы это имели в виду.

Разговор вертелся не вокруг него, и это Харриглю не нравилось.

– Я проводил, так сказать, embedded operation, – сказал он так громко, что все сидящие за столом повернулись к нему.

– Что ты делал? – спросил священник, который после вечерней службы любил зайти выпить кружку пива.

– Уничтожить! Уничтожить! – кричал я, а Кумпфзайтль хладнокровно жрет сосиску, – лепетал Волли Большой.

– Пользуясь случаем, немного последил за работой полиции, – продолжил Харригль. – И я скажу вам, об организации там вообще говорить нечего. Они спотыкались, как новички. Одного моего слова было бы достаточно, только один звонок в баварское Министерство внутренних дел…

– Ну ладно, хватит, – сказал капитан пожарной команды Мигрль. – Еннервайн подходящий человек. И его люди тоже. Дайте ему спокойно работать.

– Верно, – сказал аптекарь Влашек и поднял свою кружку. – Каждый делает свою работу. Я мешаю свой ботулин, а комиссар гоняется за своим убийцей!

После двенадцати он часто переходил на чешский, этот Влашек.

– Да, защищайте их, этих чиновников! – С этими словами Тони Харригль поднялся. – Одного-единственного звонка было бы достаточно, – бормотал он, когда проходил, шатаясь, мимо стола с молчаливыми игроками в карты.

50

Некоторое время спустя старушка с двумя пластиковыми пакетами шла теплой, безлюдной ночью по курорту. Она торопилась, насколько это было возможно в ее возрасте. Некоторые полуночники качали головой, видя эту странную старушку, и отпускали ей вслед шуточки. Она улыбалась и не обращала на это внимания. Но потом остановилась и стряхнула пару седых прядей волос с лица. Впереди, в конце поднимающейся вверх улицы показался старый, обшитый деревом дом, большая вывеска со старомодной надписью «пансионат „Альпийская роза“» гордо выделялась на фоне ночного неба. Горела одна лампа, наверху в комнате директрисы. Маргарете Шобер наверняка опять получила новую порцию любовных романов. Старушка приблизилась к дому, замедлила шаг и внимательно осмотрелась. Несколько минут она стояла неподвижно и рассматривала фасад дома. Она здесь живет? Когда фигурка в помятом платке свернула за угол дома, то показалось, что это так и есть. Но за домом она ловко наклонилась и бросила камешек в окно на втором этаже. Старушка с удивительной ловкостью поднялась на штабель дров, спрыгнула оттуда на низенький сарай, который находится под прикрытием раскидистого бука, затем перебралась дальше по пожарной лестнице до узкого балкона. На втором этаже открылось окно, старушка перескочила как кошка на подоконник и проникла внутрь.

Фрау Шобер уже была на сорок шестой странице романа «Сердца горят только по воскресеньям», Вонг попытался подавить зевоту, а Шан сказала недовольным заспанным голосом:

– И что? Разузнал что-нибудь?

– Кое-что, – сказал Свобода, снимая искусственный нос и платок с головы. – В одном вам нужно отдать справедливость, квартира, которую вы здесь нашли, просто великолепная. За всю мою карьеру я не видел операционной базы, в которую можно войти совершенно незаметно и снова выйти.

– Но что он выяснил, господин решальщик проблем?

Можно только удивляться, как быстро Карл Свобода снова превратился в нормального, неприметного мужчину средних лет. То, что составляло старушку, лежало в двух пластиковых пакетах. У Свободы всегда с собой были реквизиты для превращения. Если бы что-то пошло не так во время его рейда по городку, то в туалете или в соседней комнате он моментально мог бы превратиться в другую фигуру. Пару раз такой пластиковый пакетик уже спасал ему жизнь.

– Я узнал кое-что интересное, – сказал Свобода. – Сочувствуют одной старой женщине, поэтому ей кое-что рассказывают. Знали вы, например, что Якоб Швиппингер перед своей женой, Кристиной Швиппингер, делает вид, что у него есть любовница, в действительности же он идет на рыбалку?

Шан вздохнула:

– Нет, мы этого не знали. Для нас это важно?

– Это просто был пример того, что можно узнать. Итак, короче говоря: этот Тони Харригль, местный политик, которого я вначале подозревал, он к покушениям не имеет никакого отношения, это я могу сказать с абсолютной уверенностью.

– Ах, так?

Шан и Вонг делали свои привычные утренние упражнения тай-чи. Шан как раз выполняла упражнение Лев прыгает через горящий куст, Вонг пытался сделать трудное упражнение Течение без цели.

– Единственное, что действительно интересует людей, – продолжил Свобода, – это внимание других людей. Харригль один их тех, кто так или иначе находится в центре внимания, ему такие фокусы не нужны. Наш человек должен быть кто-то из второго ряда, но он хочет попасть в первый. Именно такого мы должны искать и никакого другого.

Доктор Мария Шмальфус была бы в восторге от четко сформулированного Свободой психоанализа. Вонг кивнул, не прекращая свое упражнение. Шан заняла позу Трясунки.

– А как обстоят дела с бургомистром?

– У такого бургомистра заполненный, официально запротоколированный график. Когда ему еще можно незаметно сходить на Шахен – между двумя телевизионными интервью? И где ему взять ботулин – в аптеке на рынке?

– Может быть, у бургомистра есть помощник?

– Нет, я совершенно уверен, что этот покушавшийся работает в одиночку. Он хочет все для себя.

На улице уже светало, первые птички зачирикали, надвигался причудливый восход солнца, когда фрау Маргарете Шобер захлопнула книгу прямо посреди разгорающейся любовной сцены и приняла решение. Приготовление завтрака она должна начать только через полчаса. Сейчас или никогда. Она спустилась вниз на второй этаж и тихонько постучала в дверь гостей, которые при регистрации выдали себя за малайских коммерсантов, приехавших в отпуск покататься на лыжах.

Внутри в комнате уже не реагировали так лихорадочно, как последний раз. Они узнали фрау Шобер по стуку. Хорошо, Свобода, естественно, убрался в соседнюю комнату, но Вонг не стал хвататься за свой стилет, и Шан уже не кралась к двери, а поплелась неспеша.

– Извините, что так рано вас беспокою, – сказала фрау Шобер, когда Шан ей открыла, – но я заметила, что вы уже проснулись. Я хотела с вами кое-что обсудить.

Разумеется, при этом она продемонстрировала Поклон голубой ели в три четверти. Когда она снова выпрямилась, она глянула в комнату в сторону Вонга, который стоял у окна и делал упражнение Обезьяна удивляется падающему снегу.

– С морозильным шкафом что-то не в порядке? – спросила Шан. – Мы постарались его вымыть, насколько это было возможно.

– Нет, с морозильным шкафом все нормально. Есть что-то другое.

Фрау Шобер колебалась. Шан пригласила ее войти. Когда директриса сидела на диване, ее глаза блуждали между Шан и Вонгом туда и обратно.

– Я считаю, вы действительно хорошие гости. Вы платите за проживание вперед, меня вообще не касается, почему вы вначале собирались остаться на неделю, а теперь живете здесь уже несколько месяцев. Я никогда не спрашивала, куда девался серьезного вида молодой человек, который жил здесь тоже вначале. Мне тоже нет никакого дела до того, что вы за это время нашли другого друга.

Шан и Вонг взглянули на нее. Заметила фрау Шобер Свободу? Разгадала она его невероятные трюки с переодеванием и маскировкой?

– Что вы имеете в виду? – спросила Шан. – Мы ничего не знаем, о чем вы говорите.

– Я имею в виду этого другого господина, который не китаец и который любит носить парики. Хорошо, и это меня не касается. Если кому-то нравится носить парики и женскую одежду, пусть носит. Но тут совсем другое дело. Я могла бы вам многое рассказать о наших гостях! О господине министериальдиректоре Време и его супруге, например. Какие у них пристрастия! С вашим другом это еще безобидно. Но я прошу вас быть скромнее. Репутация моего заведения…

– Вы, наверное, ошибаетесь. Мы никого не знаем, к кому относится ваше описание.

Директриса встала и проделала несколько раз, пятясь назад, Поклон голубой ели.

– Конечно, нет. Не буду вам больше мешать. Частная жизнь моих гостей для меня табу, поверьте мне. Женская одежда или нет. Но поскольку я уже здесь, как вам сделать яйца на завтрак? Полторы минуты?

– Конечно. Как всегда. И столик у окна.

После того как фрау Шобер ушла, все были вначале в полной растерянности. Никто не ожидал опасности с этой стороны. Карл Свобода вышел из соседней комнаты.

– Глаза, – сказал он. – Она меня узнала по глазам.

– Постепенно господин решальщик проблем сам становится проблемой, – сказала Шан.

– Цыц! – сказал Свобода. – Фрау Шобер одна из тех, кто смотрит на глаза. Такое встречается редко. Большинство смотрят на то, что им показывают. Им задают стереотип, и они воспринимают стереотип. Они соблазняются внешним видом и не замечают деталей. А эту фрау Шобер я недооценил. Она смотрела мне в глаза! Правда, удивительно.

Шан закончила свои упражнения тай-чи и расслабилась. Из расслабленной позы она сказала резким тоном:

– Мне не нравится, когда непредсказуемые факторы берут верх. А что с врачом, от которого мы с большим трудом избавились? Какой имело смысл неделями придумывать трудоемкую легенду, подделывать документы, переводить деньги, если этот комиссар Еннервайн не найдет лазерное ружье!

– Почему он его не нашел, я тоже не могу объяснить. Иногда что-то действительно не ладится.

– У господина решальщика постепенно тоже многое не получается.

– Можете говорить сколько угодно. Я могу в любое время уехать. Тогда ничего не получится с Чаоянем-2018. И тогда у вас обоих действительно будет проблема. Очень опасная для жизни проблема.

– Успокойтесь.

– Ну ладно, хорошо. Раз мы не сможем свалить на доктора Штайнхофера новогоднее покушение, тогда мы должны свалить его на кого-то другого. И у меня твердое чувство, что это будет Симулянт. Но для этого нам нужно его сначала поймать, друзья.

Шан и Вонг согласились и стали терпеливо слушать.

– У меня этот парень, этот Симулянт, прямо перед глазами. Перед глазами – это не совсем верное выражение – я не знаю, как он выглядит, но я знаю, как он устроен. Он местный, в этом я уверен. Сейчас мне нужен кто-то, кто знает всех жителей поселка назубок. Мне нужен кто-то, кому я покажу мое представление, мой силуэт, и тот мне тогда скажет: Да, так как ты его описываешь, это может быть тот-то или тот-то.

– И кто это должен быть?

Карл Свобода знал, кто это мог быть. Или вернее сказать: какие два человека это могли быть.