Текст книги "Убийственная лыжня"

Автор книги: Йорг Маурер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

33

Член совета общины Харригль был ужасно зол. Ему пришлось идти пешком к кондитерской «Крусти», потому что у него уже в третий раз украли велосипед.

– Мы расшибаемся в лепешку для граждан, – сказал член совета общины Тони Харригль в кондитерской «Крусти» и откусил от булочки «Барак Обама» (багет из темной муки, посыпанный белым маком, если кто-то не верит, то может сам съездить туда). – Мы предлагаем гражданам все возможное, а что делает полиция, которая живет за счет наших налогов?

Все за столом согласно кивнули. Полиция никогда ничего не предпринимала. Стекольщик Пребстль, который всегда приходил сюда с супругой, кивнул, небольшой коллектив сотрудников аптекарского магазина напротив, который подслащал послеобеденный перерыв яблочными пирожками, кивнул, отдыхающий, которого никто не знал по имени, но который уже пятнадцать лет проводил свой отпуск на этом курорте, тоже кивнул, и Харригль кивнул особенно усиленно.

– Знаю я этих чиновников, – сказал он. – Знаю их всех – Остлера, Холльайзена, Еннервайна, и этот Еннервайн особенно ленивый пес, если можно так сказать. Я не хочу снова начинать историю с новогодними прыжками, но он ведь затягивает расследование этого дела! И это при том, что я сообщал ему информацию, и не раз. Даже задействовал мои связи с Министерством внутренних дел. Даже раскрыл «горячий» след, который ведет от нашего трамплина для прыжков прямо в Москву. И вы думаете, он пошел по этому следу?

– Нет, ничего, они продолжают дальше свои бюрократические действия, а потом удивляются, когда преступники их постоянно на шаг опережают, – вставил слесарь Большой.

– Что действительно произошло с датчанином, все еще никто не знает, – добавила одна из аптекарш. – Ничего не обнаружилось в ходе следствия, это ведь позор для нашего курорта.

– А теперь представьте себе, – сказал Харригль, – как это будет на Олимпийских играх. Мы их вовсе не получим, если так пойдет дальше. И даже самый последний заметит, что новый трамплин для прыжков на лыжах только выброшенные на ветер деньги! Если бы тогда серьезно подошли к моему предложению…

Вошел Вилли Ангерер. Он слишком поздно увидел, что Тони Харригль, его личный враг, тоже был там и произносил что-то вроде речи – и сейчас он не собирался повернуть обратно.

– Что тут у вас? – спросил Ангерер и как обычно поставил свое охотничье ружье в угол. Он заказал кофе и совершенно простую булочку (он подчеркнул это).

– У нас нет таких, – сказала женщина за прилавком.

– Вы единственная булочная, где булочки нужно приносить с собой, – сказал Ангерер и наконец взял булочку «Уши Глас» (посыпанную сахарным песком) и булочку «40-я годовщина высадки на Луне» (с маленькими кратерами на поверхности).

Вилли Ангерер подошел к высокому столу и принялся молча есть. Дверь распахнулась, впустив немного весеннего воздуха, и вместе с ним запыхавшегося Манфреда Пенка, сельского психолога, как его называли, укротителя упрямых спорщиков, своего рода стекольщика, восстанавливающего деловые отношения.

– Там наверху у Шахена, – с трудом выдохнул он, – там наверху у Шахена…

Пенк не смог договорить, ему нужно было перевести дыхание. Он был интеллигентом, образованным, как говорят здесь, и спортивных достижений от него не ожидали. Может быть, он пробежал двадцать шагов и уже едва переводил дух. И тем не менее. В таком естественном кругу в Баварии обязательно должен был присутствовать человек с высшим образованием, уже первый Виттельбахский правитель Отто I держал при дворе астрологов и писарей.

– Там наверху у Шахена, – сказал Пенк еще раз, тяжело дыша, и сел, глотая комок в горле, – сошла лавина. Много людей засыпало. Мне только что рассказал один горноспасатель.

– Местные? – спросил Ангерер.

– Нет, это люди от этого ненормального агентства организации праздников, «Impossible», или как там его. Больше я ничего не знаю.

– Да. Что-то должно было случиться, – сказали Тони Харригль и Вилли Ангерер почти одновременно.

Ильзе Шмитц неслась навстречу пропасти. Ей нужно было спрыгнуть. Поле было скользким, кое-где торчали пни. Еще тридцать метров. Надо было расстаться с этой проклятой повозкой! Еще двадцать метров. Она крепко обхватила ружье и прыгнула. Когда падала на землю, она опиралась на ствол винтовки и смогла таким образом немного смягчить падение. Она проскользила в опасной близости от торчащих пней, ей как-то удалось упереться стволом в мокрую траву, и, наконец, она остановилась и смогла посмотреть на жуткий спектакль из партера. Рогатые сани неслись к краю горного пастбища и полетели, неуправляемые, без Ильзе, вниз в долину. Сама она замерла всего в нескольких метрах от пропасти и теперь сидела, опираясь на ружье и дрожала всем телом. Она считала двадцать один, двадцать два, потом услышала внизу отвратительный грохот. Дерево по металлу, металл по стеклу. Осколки разлетались, один обитый бархатом подлокотник, взлетев высоко в воздух, снова упал вниз, но все равно она была спасена. Она была жива. Ильзе Шмитц расслабилась, хотя старая солдатская мудрость – не расслабляйся слишком рано. Она все еще держала в руке ружье, свою опору, свой тормоз. Она держала его крепко, судорожно, и когда повернулась в сторону, задела спусковой крючок серебряного ружья. Грохот был ужасный, сильной отдачей ее бросило на землю. И она даже не сразу поняла, что произошло. Она прострелила себе ногу.

34

Он-лайн издание газеты «Цугшпитценкурир»:

– Ваше мнение по поводу происшествий у приюта Шахен? И что вы думаете по поводу «Шахенского дьявола»? – эти вопросы мы задали он-лайн и получили много откликов граждан:

«Праздники с приключениями в Шахене! Теперь мы наконец знаем, на что уходят деньги на фирмах! Вместо того чтобы организовывать для менеджеров курсы, где они могут научиться, в чем состоит разница между брутто и нетто, они выезжают на прогулки и транжирят деньги такими сомнительными мероприятиями. Это просто свинство! Я очень симпатизирую этому „Шахенскому дьяволу“. Продолжать в том же духе!»

Сузанна С. (43, продавщица в сети розничной торговли).

«У этой ненормальной фирмы я больше ничего не буду покупать. Если они там все такие идиоты! Может быть, „Шахенский дьявол“ от их конкурентов?»

Эльке X. (23, работница питомника для животных).

«Ты только посмотри: к этим любителям эксклюзивного туризма горноспасатели тут же прискакали! Когда мы однажды заблудились во время похода, я, мой муж, двое детей и собака, то горноспасатели появились только через два часа. Так любезно относятся горноспасатели к семьям».

Гунди Р. (34, флорист).

Он-лайн издание газеты «Цугшпитценкурир»:

– Ваше мнение по поводу происшествий у приюта Шахен? И что вы думаете по поводу «Шахенского дьявола»? – эти вопросы мы задали вчера он-лайн. Несколько известных общественных деятелей нашего округа также высказали свое мнение. Вначале бургомистр города:

«Прискорбный несчастный случай, который происходит настолько редко, что его нельзя назвать „типичным“ для курорта, как это делается в прессе по всей стране».

Первый бургомистр.

«Это следует рассматривать дифференцированно. Участники подвергались опасности, что собственно и привлекает в таких мероприятиях. Приключение закончилось сравнительно благополучно, и это надо помнить в первую очередь. Кроме несчастной женщины, которую засыпало снегом, все закончилось хорошо».

Манфред Пенк (32, дипломированный психолог).

«Не считая того, что новое слово, которое было образовано в связи с этим свершившимся нападением, по официальным „Правилам немецкой орфографии“ (§ 47 „Сложные слова с одним именем собственным или географическим названием в качестве наименования вида“) пишется не через черточку („Schachen-Teufel“), а слитно („Schachenteufel“), потому что в данном случае это сложное слово с первоначальным географическим названием используется как наименование вида), я все же думаю, что наша славная полиция скоро во всем разберется».

Остр Гундольф Мютценбергер (49, учитель гимназии).

«Повесить их надо, мерзавцев! (Надеюсь, сейчас хотя бы правильно написано?!)»

Губертина фон Роймонд (84, офицерская вдова).

«Подъем в горы – это вам не хальма».

Свен Оттингер (41, Президент Федерации лыжного спорта Верхней Баварии).

35

– Шеф, у вас есть несколько минут для интервью? На улице уже ждут несколько журналистов.

– Пожалуйста, отправьте их в пресс-службу.

– У нас есть пресс-служба?

– Нет, но этим мы выиграем немного времени.

– То есть я их обнадежу.

– Да, сделайте это.

Йоганн Остлер, который только что просунул голову в дверь, снова вышел и терпеливо объяснил журналистам, почему, например, следственную группу во главе с комиссаром Еннервайном называли именно СГ «Куница». Нападение «Шахенского дьявола», как он теперь везде назывался, было у всех на устах, общественность ждала результатов. Йоганн Остлер мужественно удерживал позицию, отвечал на одни и те же вопросы и отбивал атаки журналистской своры. Поэтому в совещательной комнате полицейского участка не было времени для перекуров без курения. Здесь судорожно работали. У каждого из группы были фотокопии предыдущих пяти писем Куницы, каждый знал их теперь наизусть. Николь Шваттке проделала всю работу, выловила первые четыре письма с уведомлением из главных архивов различных полицейских служб. Все были написаны от руки – и именно поэтому их не приняли всерьез.

– Мы придерживаемся нашей прежней линии, – сказал Еннервайн. – Пока мы на сто процентов не будем уверены, что Шахенское покушение связано с новогодним покушением, мы ничего не будем сообщать общественности. А это только для вас, Мария: вы рискнете сделать первый анализ?

– Надеюсь, вы не ждете от меня чудес, – начала Мария, – так как для точного установления профиля личности еще слишком рано. Но то, что при чтении этих писем сразу бросается в глаза – и вероятно, должно бросаться в глаза, – это слишком много информации. Он заваливает нас возможностями, кем он мог бы быть, и именно этим он отводит наш взгляд от его действительной характеристики.

– Есть ли примеры такого рода признательных писем? – спросил Штенгеле.

– Такое мне неизвестно. Он насмехается над нами и над работой полицейских. Наверняка такое бывало и раньше. Но он насмехается над самой спецификой работы. Я не слышала еще ни об одном случае, где бы кто-то так четко очерчивал наши границы.

– Может ли это быть кто-то из полицейской службы? – спросила Николь Шваттке. – Ушедший досрочно на пенсию и поэтому разочарованный бывший коллега? Или уволенный по какой-то причине госслужащий?

– Возможно. Но не стал бы он сообщать еще больше деталей из полицейских будней? Не доставил бы он себе еще больше удовольствия, излагая еще в более смешном свете порой очень скудные результаты работы профайлеров?

– И это говорите вы, фрау доктор? – засмеялся Еннервайн. – А теперь серьезно. Мужчина хочет нас спровоцировать, и это ясно. Но вначале вопрос: что общего между покушениями?

– Может быть, то, что оба покушения можно назвать провалившимися? – сказал Штенгеле. – Они проведены халтурно, и уже с самого начала были обречены на провал.

– Я не знаю, – произнесла Мария, – не было ли в этом больше умысла, чем мы думаем.

– Знаете, как это выглядит с моей точки зрения? – сказал Еннервайн. – Покушавшийся не собирался доводить покушение до конца. Он только хотел показать, что он мог бы нанести удар. При этом в первый раз что-то сорвалось. Поэтому – это только рассуждение! – во второй раз он действовал наверняка и проинформировал горноспасателей и нас по мобильной связи, и при этом сразу же после покушения, так чтобы мы, если бы даже все участники были засыпаны, сумели спасти всех.

– В этом тезисе что-то есть, – заметила Мария задумчиво.

В дверь постучали. Вошел Холльайзен.

– Я как раз иду от Ильзе Шмитц. Ей повезло, это было сквозное ранение ноги. Врачи говорят, что рана заживет.

– Как будто бы нам больше нечего делать, – завозмущался Штенгеле. – Мы разыскивали женщину три часа. Как можно быть настолько глупой, чтобы поехать в долину на рогатых санях! Ее уже можно допрашивать?

– Нет, – продолжил Холльайзен, – она в истерике, кричит и утверждает, что она не добровольно поехала вниз. Я думаю, что ее не стоит воспринимать всерьез. Она говорит, что хотела согреться в карете и что таинственный, молчаливый, совершенно закутанный незнакомец неизвестно откуда появился и насильно увез ее.

– Ага. Обратила ли она внимание на что-то особенное у таинственного незнакомца? – спросил Штенгеле.

– Нет. Только то, что на незнакомце была лыжная шапочка с прорезями для глаз.

– И опять незнакомец. Может быть, в этой истории что-то кроется? – спросил Еннервайн.

– Я не совсем уверен, – сказал Холльайзен. – В конце она мне еще что-то кричала, типа: «Пропасти! В этой местности я все время попадаю в пропасти!»

– А как она еще будет кричать, – сказал Штенгеле, – когда узнает, что рогатые сани в конце полностью разлетелись о новую «альфа-ромео» Джекли Бауера. Очень большие повреждения. Может быть, боится, что ей придется самой за все платить.

– Но главное, что у нее все нормально, – сказал Еннервайн. – Но мы не будем упускать ее из вида.

Штенгеле покачал головой:

– Что вообще могло бы произойти! Что собственно говорит против тезиса взаимосвязи между обоими покушениями?

– Ответ, к сожалению, такой, – сказала Мария, – что мы сможем это оценить только при третьем покушении.

– Хватит домыслов, – заявил Еннервайн. – Мы раскроем оба покушения, кем бы они ни были совершены.

– Может быть, – добавила Николь Шваттке, – мы сможем ограничить круг подозреваемых, если предположить, что между ними имеется содержательная связь. Оба покушения были направлены против спорта, против досуга, против иностранного туризма, против турпоходов, собственно против всего, что имеет большое значение для этого курорта.

– Вы имеете в виду какого-то активиста организации «Гринпис»? – предположила Мария Шмальфус. – Речь может идти о радикальном защитнике природы, представителе экологического Талибана? Например, об охотнике-фундаменталисте, возжелавшем наконец тишины и спокойствия в лесных угодьях? Я вспомнила этого Вилли Ангерера, вы знаете, того, с огромными усами и зонтиком в чехле от ружья. Нам следует проверить его алиби.

– Ангерер? – возразил Холльайзен со смехом. – Старший лесничий Ангерер может быть нашей Куницей? И он после первого покушения со спокойной душой идет к нам в участок и своей теорией о выстреле направляет подозрение на самого себя?

– Может быть, – пробормотала Мария. – В этом нет ничего нового.

– Так как мы уже затронули тему алиби, – сказала Николь Шваттке, показав на стопку лежащих перед ней листков, – я проверила все новогодние алиби участников этого исторического турпохода.

– Давайте угадаю: у всех оно есть.

– Верно. У менеджеров так и так. В новогодний день у них было много разъездов, либо на корпоративные встречи, либо на приключенческие мероприятия, понятно, что они могли назвать массу свидетелей. Сотрудники агентства «Impossible», как, например, этот Пьер Брис, они также участвовали в таких приключенческих походах, разбросанные по всему свету, но всегда со свидетелями. Единственный, кто в новогодний день был здесь, на лыжном стадионе, был – минуточку – Беппи Фишер, цитрист, но он играл в ВИП-зоне, в совершенно отгороженной ложе. – Николь Шваттке удивленно подняла брови. – Когда я его спрашивала о свидетелях, его начало немного заносить. Он сказал, чтобы я позвонила Францу Беккенбауэру или Жаку Рогге – или папе римскому.

– А что вы тогда сделали?

– Стукнула его резиновой дубинкой по башке, и тогда он мне назвал свидетелей.

– Это похоже на знаменитый вестфальский юмор, – заметил Штенгеле.

– Ах да, еще кое-что, – продолжила Николь. – Эта Ильзе Шмитц в новогодний день также была в долине Лойзах. Она, правда, с другой фирмой, участвовала в каком-то другом приключенческом походе, при этом она свалилась в ущелье Хелленталь, и после этого, согласно врачебной справке, у нее был сильный грипп.

– Опять эта Ильзе Шмитц, – сказал Еннервайн. – Мы действительно должны не упускать ее из виду.

– Я бы, чует мое нутро, исключила всех, имеющих дело с «Impossible», – сказала Мария. Все усмехнулись, так как доктор фрау Шмальфус была самая интеллигентная сотрудница в команде. – Это ненормальная публика, – продолжила она. – Но они все хотят сделать карьеру менеджера, а не изображать серийных убийц. Их привлекает игра с экономической властью, а мы, представители государственной власти, для них не соперники. И еще кое-что: они получают кайф от того, что они подвергают опасности самих себя, а не других.

– Но на сто процентов вы не исключаете организаторов или участников этого похода? – спросил Штенгеле.

– Нет, конечно, нет. Но на девяносто процентов. Это как раз проблема при профайлинге. Все время речь идет о вероятности.

– А теперь к вам, Холльайзен, – сказал Еннервайн. – Вы уже составили список местных жителей…

– …которые могли бы иметь отношение к записи в книге посетителей на вершине? – перебил тот. – Примерно двадцать семь тысяч, то есть все. Мы точно также могли просить сделать образцы почерка всех жителей – и опозориться навеки, если это окажется кто-то не из местных.

– Штенгеле, как прошла ваша акция с горноспасателями?

– Горноспасатели все еще находятся на вершине Кротеннкопф. На Шахене с этого времени тоже. Но вы видите, что это дало. Куница не такой глупый, чтобы два раза идти на одну и ту же гору.

Вошел Ханс-Йохен Беккер:

– Никаких отпечатков пальцев, никаких следов на адской машине, так же мало, как и на письме с признанием.

– А что это за адская машина?

– Переделанный кухонный таймер, влагонепроницаемые шнуры зажигания, два стержня гремучей ртути на каждую взрывную скважину – непрофессиональная работа, но и не совсем дилетантская.

– Хорошо, за дело, – сказал Еннервайн. – Если у кого-то будет что-то новое, то сразу же доложить мне.

Еннервайн собирался совершить небольшую прогулку, подышать свежим воздухом, использовать спортивные возможности здесь на курорте, чтобы поразмышлять. Ждать Еннервайн не любил. Итак, он пошел вдоль Брайтенштрасе, мимо маленькой Песткирхе, прогулялся вниз по напоминающему Средневековье переулку и совершенно не случайно вышел на улицу, которая вела к трамплину. Его уже было видно, гигантский спуск, который привлекал сюда массы народа и открывал множество больших и маленьких кошельков. Маленькая, еще не оформившаяся мысль, нерешенный вопрос, засевший в затылке у Еннервайна, не выходила у него из головы. Он пошел в направлении трамплина. Хотя территория уже давно очистилась от снега, но группа Куница решилась не начинать больше подробных поисков правой лыжи Оге Сёренсена и возможной пули. Лыжу взял какой-то фанат, в этом Еннервайн был уверен. Но почему не нашли пулю? Еннервайн еще раз обобщил. Куница хотел показать, что мог совершить покушения. В его первоначальную цель не входило убивать Сёренсена, а превратить мероприятие, которое увидят миллионы людей, в катастрофу. Для этого не нужно было смертельно ранить Сёренсена, он просто хотел, чтобы тот сорвался. А пули не нашли. Потому что никакой пули не было. Потому что, ну конечно, это было оружие без снаряда!

– Оружие без снаряда?! – спросил Штенгеле, когда Еннервайн вернулся в полицейский участок.

– Да, именно так. Сёренсена не хотели убивать, ему хотели просто помешать. И это должна была устроить небольшая, резкая боль посреди полета.

– Если только… ружье с наркотическим средством для оглушения. Маленький укол, обычно для диких животных.

– Задумано очень сложно. Такой шприц с анестезирующим средством имеет снаряд, который где-то лежит и позже может быть найден, в связи с чем возникнут вопросы о происхождении. Процесс прицеливания и выстрела не должен быть узнаваем, видимым и слышимым. И – что очень важно – не должно остаться пули. Но хватит игры в загадки!

– Бесшумно? Бесшумно? Что стреляет бесшумно? Стрела и лук?

– Ба!

– Арбалет?

– Тьфу!

– Рогатка?

– Очень остроумно.

– Аааааааааааа! – заорал вдруг Людвиг Штенгеле и хлопнул себя рукой по лбу. – Конечно, я догадался: свет. Лазер. Гениально: лазерное ружье!

– Точно, – сказал Еннервайн. – Луч, насколько я знаю, для наблюдателя и для обстреливаемого невидим – разве что его ослепляет. Он не может вызвать каких-либо существенных повреждений, боль не сильнее, чем от удара током. Это может вызвать возбуждение, побуждение, которое заставит обстрелянного непроизвольно сделать нервное движение.

Штенгеле свистнул сквозь зубы.

– Беккер сможет сказать нам наверняка, возможно ли это.