Текст книги "Звездные Морпехи"

Автор книги: Йен Дуглас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Человеческие колонии в космосе были основаны главным образом для проведения археологических экспедиций и научных исследований. Когда на Иштаре обнаружили колонию Анов, земляне и там основали свое поселение с целью развития торговли и дружеских отношений. Немалое число колоний основали в ближайших звездных системах, на планетах с условиями жизни близким к земным – на Хироне, на Тау Кита, на Эпсилоне Эридана, даже в таком адском месте, как Волк-359, и в других мирах.

Однако социальные порядки на Земле постепенно менялись. Кризис Всемирного банка, разразившийся в 2145 году, вызвал к жизни невиданную доселе централизацию власти. То и дело раздавались призывы покончить с ‹межзвездным авантюризмом›, как тогда называли колонизацию миров за пределами Солнечной системы. В результате землянам пришлось покинуть несколько колоний – уж слишком разорительно стало искусственно поддерживать их жизнеобеспечение. Осталось лишь несколько колоний, в которых работали ксеноархеологи, однако и эти получили статус научно-исследовательских станций. Таким образом, планам создания межзвездной империи с центром на Земле был положен конец.

Как ни парадоксально, часть землян встретила эти меры с одобрением. Земля перенаселена, ресурсы истощены, а между отдельными странами то и дело вспыхивали военные конфликты… И все-таки это был дом, и большая часть людей предпочитала бороться за существование в обжитом мире, нежели переселяться невесть куда. Кто скажет, что ждет в новых мирах бесстрашных колонистов – невиданные монстры, наполненная ядовитыми газами атмосфера, перепады температур и прочие ‹прелести жизни›, к которым среднестатистический землянин никогда не привыкнет.

Однако, как и во все времена и в любом человеческом сообществе, всегда найдется горстка тех, кто не вписывается в существующий социальный порядок, кто не может или не хочет в него вписываться, кто, не желая уподобляться толпе, настаивает на своей индивидуальности, кто не хочет растворяться в безликой массе других, кто отказывается подчиняться диктату общества, которое решает за своих членов, что является нормой, а что нет. Это неисправимые индивидуалисты, изгои, бунтари, и как и в любой другой предшествующий период истории именно они готовы бросить вызов неизвестному, причем любой ценой, чтобы на новом месте создать новое общество и испробовать новые средства создания социального порядка.

Хотя правительства Земли не могли позволить себе такую роскошь, как содержание колоний, они не противились исходу их основателей, более того, поощряли его. Оно даже к лучшему. Пусть все эти бунтари и недовольные проводят свои эксперименты подальше от Земли, где-нибудь за пять-шесть, а то и двадцать световых лет от родной планеты. Главное, чтобы они не вносили смуту в головы законопослушных граждан, которые безоговорочно принимали спускаемую им сверху идею стабильности и социального порядка. Если принять во внимание перенаселенность планеты, шестнадцать миллиардов ее населения, то исход недовольных стал тем предохранительным клапаном, который позволил устранить экстремистские элементы, постоянно грозившие сокрушить шаткое общественное равновесие.

В 2158 году первая свободная колония отбыла к Посейдону, планете, где когда-то располагалась научно-исследовательская археологическая станция, правда, давно заброшенная за отсутствием средств к ее содержанию. Корабль переселенцев назывался ‹Новая надежда›. Это был списанный военный транспорт, приобретенный на средства активистов партии ‹зеленых› из Калифорнии. Пассажиры в кабинах для киберсна на его борту – общей численностью более тысячи человек – придерживались принципов Зеленого фундаментализма. Навсегда покидая Землю, они надеялись создать в своем новом месте обитания общество, которое будет жить в полной гармонии с природой.

Колония процветала на протяжении тридцати семи лет, однако затем была стерта с лица планеты безжалостным ураганом. На Посейдоне с его безбрежным Мировым океаном и высокими температурами такие катаклизмы – обычное дело и по своей разрушительной силе сравнимы с тем, что обрушился на восточное побережье Америки после падения астероида.

Тем не менее партии колонистов продолжали покидать Землю, исполненные решимости обрести новый дом и лучшую жизнь в иных мирах. Что вполне объяснимо, поскольку большинство таких колоний основаны приверженцами различных религиозных взглядов либо социальных доктрин, которые надеялись претворить свою утопическую мечту в жизнь. В 2175 году группа неокоммунистов отбыла на Рианнон, находящийся в системе Эпсилон Эридана. Реформированные католики обосновались на Янусе в системе Дракона, а представители Первой Церкви Серого Искупителя в качестве места обитания выбрали Дагду в системе Эты Кассиопеи А. Исламские фундаменталисты, которые не могли смириться с сокрушительным поражением джихада в 2140 году, также приобрели космический транспорт и отбыли на Идун, переименованный ими в Джанни, в системе ДМ+6398.

А в 2250 году представители доктрины Основание Разума отбыли на Эостре, исполненные решимости построить там новое общество, основанное на принципах строгой научной рациональности и евгеники.

Виктор Эдельштейн, социальный психолог из Института развития человечества в Берне, убедительно продемонстрировал, что космические колонии, эти новые форпосты земной цивилизации, чаше всего заселялись небольшими, однородными группами приверженцев той или иной идеологии либо философской или религиозной доктрины. Как правило, взгляды этих людей имели крайне мало точек соприкосновения с традиционными, хотя и довольно пестрыми, воззрениями, разделяемыми теми, кто предпочел остаться на родной планете. В большинстве случаев это были маргиналы, или, как их вскоре стали называть, ‹свихнувшиеся›, те, кто занимал в своих убеждениях крайние экстремистские позиции. Изолированные от остальных, избегающие контактов с миром, они в соответствии с доктриной Эдельштейна, известной как Математика Хаоса Социальной Динамики, подчас преподносили немало сюрпризов.

По крайней мере лучшего объяснения тому, что произошло на Эостре, пока еще никто не предложил.

И Гарроуэй, и Кроум были на Эостре четырнадцать объективных лет назад в 2300 году, до того как их передислоцировали на Марс для прохождения учебных сборов. Тогда их экспедиционная часть получила назначение в систему Эпсилон IV Индейца – разобраться с представителями Основания Разума и их ‹евгенически чистыми› избранными. Обычно свободная колония жила – и выживала – собственными силами, полагаясь только на себя, однако в данном случае правительство Эостре во имя достижения расовой чистоты начало целенаправленное уничтожение жителей Куей Ху, китайской колонии, расположенной на южном континенте планеты. Поскольку в конфликт оказалась вовлечена делегация союза мировой торговли, для восстановления порядка пришлось срочно откомандировать туда морпехов. К моменту когда десант прибыл на место назначение, то есть через тринадцать лет, большинство китайцев уже погибло… зато порядок был восстановлен.

– Знаешь, – обратился он к Кроум, – надо в первую очередь подумать о том, кто будет говорить от нашего имени. Если Земля погибнет, если ксулы проглядят существование каких-то колоний, как они в свое время проглядели Аханну на Иштар, то выживут и начнут плодиться и размножаться в первую очередь такие ублюдки, как монстры из Основания Разума. Скажу честно, от одной только этой

мысли мне становится не по себе. Что касается ‹крачек›, они тоже превратятся в маргиналов – что им еще остается? Бюрократы, политиканы, законники – любой из них в состоянии зарезервировать себе кабину с капсулой киберсна. И никаким представительством всех социальных групп здесь не пахнет. Даже не надейся, ведь на борт возьмут всего несколько тысяч человек! – Гарроуэй на мгновение умолк, а потом попытался перевести все в шутку. – Противно подумать, какое у них по прибытии на место возникнет общество.

– Но при чем тут мы с тобой, Тригг? Зачем нам взваливать на себя эту ответственность?

– Затем, что люди на Земле заслуживают того, чтобы вновь встать на ноги.

– Брось! Откуда нам знать, что эти усилия снова не навлекут на наши головы ксулов?

Кроум даже передернуло от ужаса и омерзения, но уже в следующее мгновение она разрыдалась и бросилась в его объятия.

Что касается Гарроуэя, то он, по правде говоря, не знал, как ответить на этот ее вопрос.

Глава 17

30 сентября 2314 года, Палуба младшего офицерского состава, Межзвездный транспорт ‹Джон А. Лежен›, 14:30 по Гринвичу

Цепляясь за поручни на переборке, Трэвис Гарроуэй вплыл в свою каюту. Их корабль все еще находился в режиме невесомости. Это позволяло ускорить процесс погрузки снаряжения и погруженного в киберсон личного состава.

Вот уже четыре недели на пункт сбора прибывали морпехи – кто с перевалочной базы на Луне, кто с Марса, все как один упакованные и герметически запечатанные в коконы жизнеобеспечения. Это делалось для того, чтобы свести к минимуму потребление невосполнимых запасов воды и продуктов. Операция ‹Морской огонь›, которая, как первоначально предполагалось, потребует участия лишь нескольких сотен морпехов, сопровождающих пару космических транспортов, за последнее время разрослась до невообразимых размеров. Число погруженных в киберсон морпехов, которым предстояло проделать космическое путешествие на борту ‹Лежена› и второго судна ‹Арчибальд Гендерсон›, теперь достигало тысячи восьмисот человек и продолжало неуклонно расти. Поскольку вращение обитаемых зон корабля было отключено, невесомость давала возможность оперативно загрузить капсулы с телами в соответствующие ячейки, где их пассажиры проведут в глубоком сне десять объективных лет, пока корабль не прибудет в район Сириуса.

В отличие от других морпехов Гарроуэй прибыл на борт транспорта в полном сознании. Ему предстояло проконтролировать ряд организационных моментов, а также исполнить такой бюрократический анахронизм, как заполнение разнообразных бумажек, необходимых тем не менее, чтобы рота ‹Альфа› в составе первого батальона первой штурмовой группы предстала боеспособной боевой единицей, по крайней мере в глазах начальства. Каждые несколько лет поступали предложения, чтобы корпус наконец отказался от всей этой бумажной канители, чтобы все формы, справки, рапорты, планы и запросы оформлялись только в электронном виде. На сегодняшний день попытки претворить в жизнь это предложение вылились в заполнение еще большего числа бумаг. Поклоняющиеся бумажному богу бюрократы теперь со злорадством доказывали, что Армагеддон подтвердил их правоту. Когда рухнула глобальная сеть, вместе с ней погибло и огромное количество переведенных в электронную форму данных, зато архивы, в которых хранились бумажные документы нескольких предыдущих столетий, практически не пострадали.

Один из плюсов назначения на службу за пределы Солнечной системы, по крайней мере для Гарроуэя, заключается в том, что там не придется заполнять никаких бумаг, хотя бы потому, что каждый кубический дециметр пространства на борту транспорта ценится на вес золота.

К счастью, большую часть бумажной работы можно исполнять виртуально, в том смысле, что заполнять формы можно и через ментальный интерфейс. Гарроуэй потому и прибыл на палубу офицерского состава, чтобы подключиться к виртуальному офису. Он подтянулся в кресло, сел, пристегнулся и провел ладонью по контактной панели. Это обеспечило ему моментальный доступ в базу данных корабля, в частности, к файлам, касающимся личного состава их штурмовой группы.

– Привет, комендор-сержант Гарроуэй! – отозвался в его мозгу голос Квинси, как только был установлен контакт. – У меня для вас важное сообщение.

Странно, что оно дожидается его в сети, а не было загружено непосредственно через имлантат.

– От кого, если не секрет?

– От генерала Клинтона Гарроуэя.

Чего-чего, но этого он никак не ожидал. Насколько ему было известно, его дядя сейчас занимался разработкой деталей операции ‹Морской огонь›. Ведь идея в конце концов принадлежала ему. Кстати, совсем недавно пришло подтверждение, что он получил в свои руки совместное командование – в паре с адмиралом Хью Грэшемом. И хотя дядя и племянник несколько раз за последние месяцы обменялись электронными письмами, они ни разу не встречались лично.

– Принято.

– Трэвис! – раздался ментальный голос генерала. – Рад тебя видеть! Подожди, я сейчас подключусь!

И Гарроуэй получил доступ к личному каналу связи своего высокопоставленного дяди. Генерал Гарроуэй вошел в виртуальное пространство, чтобы пообщаться с племянником. В его сознании открылось окно, и по мере того, как оно расширялось, его мысленному взгляду представали все новые и новые детали виртуальной картинки. Дядя восседал в своем кабинете. Обшитые красным деревом стены, на полу толстый ковер, дорогой коммутатор перед настенным экраном, на котором в данный момент застыла идиллическая картинка: тихая гладь лесного озера в солнечный день.

Правда, в данную минуту дядя находился отнюдь не на Земле. Разница во времени между Землей и Марсом составляла более десяти минут, и то, что предстало взгляду Гарроуэя-младшего, было не чем иным, как виртуальной декорацией для приема таких же виртуальных гостей.

Клинтон Винсент Гарроуэй сидел в кресле за рабочим столом, однако тотчас встал, обошел стол и протянул племяннику руку.

– Рад видеть тебя, сынок! Давненько мы с тобой не общались! Я так хотел повидаться с тобой, но сам понимаешь, дела, будь они неладны!

Хотя генерал и обратился к нему словом ‹сынок›, хронологически он был с племянником примерно одного возраста – своеобразный хронологический парадокс, возникающий вследствие длительных космических полетов. Со-гласно личным данным, генерал Клинтон Гарроуэй родился в 2201 году. Его родителями были Джон Эстебан Гарроуэй и Кэт Винтон. Трэвис появился на свет в 2228 году. Он был сыном Катрин, старшей сестры генерала, так что по меркам объективного времени Клинтону уже стукнуло сто тринадцать лет, а Трэвису восемьдесят шесть.

И тот и другой были морпехами, и тот и другой успели побывать в межзвездных экспедициях, что означало длительные перелеты на скорости, близкой к скорости света, во время которых время ползло черепашьим шагом. Так, например, перелет в один конец до Сириуса занимал десять объективных лет, то есть в системе отсчета земного времени. Однако в зависимости от того, насколько скорость судна близка к световой, для тех, кто путешествовал на его борту, проходило всего два-три года. Плюс тот факт, что естественное старения организма существенно замедлял киберсон.

В целом генерал Гарроуэй провел более шестидесяти пяти лет своей карьеры, бороздя просторы космоса, – побывал на Иштаре, в системе Сириуса, и на Посейдоне. Старший сержант Гарроуэй принимал участие лишь в двух операциях за пределами Солнечной системы. Сначала это был полет на Эостре, длившийся двадцать пять объективных лет, затем – десятилетний бросок на Хирон и обратно. В результате благодаря растяжению времени обоим Гарроуэям, и дяде, и племяннику, хронологически было под пятьдесят – независимо от записей в свидетельствах о рождении.

В общем, если пренебречь периодами киберсна, возраст дяди сейчас исчислялся в сорок восемь биологических лет, в то время как племяннику уже стукнуло пятьдесят один – ситуация вполне возможная, однако довольно редкая.

Гарроуэй знал случаи, когда морпехи проводили так много времени в состоянии киберсна, что биологически были моложе собственных детей.

– Рад видеть вас, сэр.

– Только давай без формальностей, Трэвис. По крайней мере в этом кабинете. Сам понимаешь, это не сеанс официальной связи, не совещание. Или… – Генерал наклонил голову и пристально посмотрел на племянника. – Впрочем, почему бы нет. Как идут дела с формированием твоей роты?

– Ну, если не принимать во внимание отсутствие командира, то все нормально. Мы взяли старое подразделение ‹Альфа›, вернее, то, что от него осталось, добавили свежие силы, в том числе несколько новых ребят с Иштара. Но капитан Феттерман не подал рапорт об участии в миссии, а лейтенант Уилки… – Гарроуэй не договорил.

– Знаю. Феттерман потерял во Флориде всю свою семью. Погибли все – его жена, оба мужа, двое детей, родители. Ему сейчас не до нас, сам понимаешь.

– Черт. Я не знал.

– Такие случаи теперь сплошь и рядом. – Генерал покачал головой. – Собственно говоря, его кандидатура все равно не прошла бы для такой миссии, как эта. Семейный статус номер пять.

В графе семейное положение имелись данные на всех близких родственников того или иного морпеха: жен, мужей, родителей. Для межзвездных операций корпус, как правило, останавливал выбор на мужчинах и женщинах с минимальными семейными связями – семейным статусом номер один или два, поскольку, как правило, такие миссии длились двадцать, а то и более объективных лет.

– Беда в том, что хотя сейчас у Феттермана семейный статус номер один, он не в том состоянии, чтобы участвовать в боевой операции. Правда, насколько мне известно, к нам уже откомандировали нового офицера с Земли. Капитан Мелер. Он и займет место Феттермана.

– А как у него по части боевого опыта?

Виртуальный образ генерала задумчиво поджал губы.

– Дальше Солнечной системы не был, хотя и участвовал в боевых операциях. Аргентина в восьмом году, а до этого Харбин.

– И на том спасибо, хотя никакой опыт земных боев не идет ни в какое сравнение с тем, что человек приобретает в космосе.

– А ты думаешь, зачем нам понадобился опытный младший офицерский состав? Кто-то ведь должен давать ЦУ неопытным капитанам.

Что ж, может, оно и к лучшему, если, конечно, этот самый капитан прислушается к советам сержантов и капралов.

– Понял.

– Я хочу, чтобы ты и старший сержант О'Меара взяли его в руки и постоянно держали в поле зрения.

Гарроуэй не сразу понял, о каком таком старшем сержанте О'Меара идет речь. Ах да, это же Кроум.

– Слушаюсь, генерал.

– И еще одна вещь, сынок. Похоже, мы имеем дело с правилом Салливанов. Как ты на это смотришь?

Гарроуэй пожал плечами.

– Никак. Правило Салливанов касается тех, кому есть кого терять, у кого есть семья. А кого терять мне? Кроме кузины Лу и еще пары-тройки троюродных? Насколько мне известно, кроме нас с вами больше никого нет, вы и я. Или я не прав?

В 1942 году пятеро братьев – Альберт, Фрэнсис, Джордж, Джозеф и Мэдисон Салливаны – проходили службу на борту одного и того же судна, крейсера ‹Юнона›. Правда, трое из них пошли во флот с тем условием, что будут проходить службу на одном и том же корабле, что и их старшие братья. Когда в том же году во время одного из морских сражений ‹Юнону› пробило торпедой, она затонула неподалеку от острова Гвадалканал. Погибли все пятеро братьев.

Вопреки распространенному мнению на тот момент не существовало никакого закона или акта Конгресса США, запрещавшего близким родственникам прохождение службы на одном корабле или военной базе. Тем не менее спустя годы на флоте и в морской пехоте стали придерживаться иных, хотя и негласных, правил. Теперь считалось нежелательным, чтобы во время военных действий дети от одних и тех же родителей, равно как родители и дети, несли службу на одном корабле или одной военной базе. Это негласное правило впоследствии стало известно как ‹правило Салливанов›.

Надо сказать, корпус прикладывал немалые усилия к тому, чтобы пополнять свои ряды одиночками, не обремененными на Земле семейными узами. Именно их в первую очередь отправляли в межзвездные миссии. Впрочем, случалось, что в космос отправляли и близких родственников. Как правило, это были люди, у кого на Земле никого не осталось.

Но даже в этих случаях приходилось преодолевать бюрократические препоны – никто не хотел нести ответственность за гибель последних представителей той или иной семьи. И если кто-то из пехотинцев опасался такого исхода событий, он вполне мог сослаться на ‹правило Салливанов›. Согласно архивных данным, за последнее столетие такой отказ имел место восемь раз.

Правда, в данный момент сказать что-то определенное было трудно. Многие морпехи потеряли близких родственников во время Армагеддона, то есть погибли не те, кто был в космосе, а кто оставался на Земле.

– По крайней мере с иштарийцами такой проблемы не возникнет, – продолжил генерал, – иначе бы их здесь просто не было. Кстати, как они?

– Отлично, – ответил Трэвис. – Лучше не бывает. Некоторые из них уже успели показать себя настоящими героями, когда дали отпор мародерам. Хотя скажу честно, если бы не этот случай, я бы дважды подумал, прежде чем направлять их в эту операцию, когда у них практически нет боевого опыта, – добавил он и пожал плечами. – Разумеется, с их точки зрения, они уже и без того приняли участие в космической операции. Ведь до Иштара лететь и лететь.

– А когда мы будем у Сириуса…

Он не стал добавлять очевидное. Как только они пройдут космические врата, и Сириус, и система Ллаланде – как, впрочем, и Солнце – будут уже далеко-далеко, за пятнадцать тысяч световых лет.

– Знаешь, – произнес Трэвис задумчиво, – эти иштарийцы – ходячий пример близкой родни. Ведь корпус для них – единственная семья. Впрочем, и для нас остальных. Мы теперь все одна семья.

Корпус как одна семья. Эта мысль уже давно – примерно пару столетий – витала в воздухе, просачивалась по неофициальным каналам, высказывалась во время ночных попоек. Самое больное место для десятков мужчин и женщин – это их оторванность от своих корней. Эффект растяжения времени приводил к тому, что за время космических странствий люди теряли родных и близких, что не могло не угнетать их психику.

От этого не застрахован никто. Морпех погружался к киберсон и спал до следующей звезды – будь то Сириус или какая другая, – пока корабль летел сквозь пространство со скоростью, близкой к скорости света. Обычно такой полет длился лет девять-десять, хотя благодаря кибер-сну и растяжению времени морпех этого не замечал.

Он просыпался на другом конце пути, выполнял свою миссию – как правило, на это уходил год, – вновь погружался в киберсон и летел домой.

То есть по возвращении с Сириуса домой морпеху кажется, что он отсутствовал всего год, тогда как на самом деле Земля постарела на двадцать лет, а то и больше. Останься он в свое время на Земле, проживи эти двадцать лет, он заметил бы лишь небольшие перемены, потому что они происходили бы постепенно.

Но вернуться домой через двадцать лет – это вернуться в другое время, в другую культуру, в другое общество, к другим, более продвинутым средствам связи. Даже язык, и тот успевал за двадцать лет уйти вперед. Как следствие – культурный шок, ощущение неприкаянности, бездомности. Мало кто из звездных морпехов, как называли тех, кто выполнял миссии в других системах, чувствовал себя на Земле как дома.

Трэвис Гарроуэй родился на Земле в Пенсильвании в 2228 году. Его детство и юность прошли там же, а когда ему стукнуло восемнадцать, то есть в 2246 году, он пошел служить в корпус морской пехоты.

Его отец давно жил отдельно, так что особой привязанности между ним и сыном не было, как, впрочем, между Трэвисом и его двумя отчимами. Мать умерла за два года до его совершеннолетия, то есть на тот момент он был обладателем семейного статуса три. А когда ему удалось добиться от отца отказа от отцовских прав, то его первый семейный статус изменился до второго, и он мог спокойно подавать прошение об отправке в межзвездную миссию.

В 2249 году он участвовал в своей первой межзвездной операции – миссии на Хироне, в четырех с небольшим световых годах от Земли. На Землю он вернулся в 2260 году.

Все его воспитание – то есть то, как он воспринимал общество и мир вокруг себя, – уложилось в небольшой отрезок времени между 2228 годом и 2249 годом. Когда он вернулся на Землю, многое успело измениться, даже такая вещь, как секс. Виртуальный секс был известен уже несколько столетий, но к 2260 году в моду вошла такая вещь, как виртуальная память, для человека его поколения немыслимая. Было в этом нечто извращенное: при желании вы могли купить воспоминания другого человека о его сексуальном опыте, но Гарроуэй находил омерзительной даже мысль об этом. Впрочем, бывали вещи и похуже. Правда, существовали и новые правила закачки материалов из сети, и новые способы общения с агентами. Например, было невозможно определить, с кем вы вошли в контакт – с живым человеком или ИскИном-секретарем, ловко имитирующим речь, манеры и привычки своего хозяина.

Что же касается религии, особенно тех ее разновидностей, что черпали вдохновение в контактах с Аханну, Номмо и ксулами. Самые что ни на есть экзотические верования плодились и размножались, порождая все новые и новые доктрины и догмы, до неузнаваемости меняя культурный ландшафт. Для мужчин и женщин, получивших назначение в недавно открытые миры, будь то Иштар или врата Сириуса, ни в Аханну, ни в Номмо не было ничего экзотического, тем более божественного. Однако для миллиардов землян эти создания символизировали собой неведомую, трансцендентальную, внушающую благоговейный трепет силу незримого мира. И эта вера тянула за собой и заставляла буквально на глазах меняться и другие культурные воззрения.

За двадцать лет мир мог измениться до неузнаваемости.

На протяжении последующих двадцати семи лет Трэвис все так же нес службу – иногда в космосе, на Марсе, Луне, Европе, иногда на судах космической обороны, однако постоянно возвращался на Землю. С 2280 по 2283 год он был прикомандирован к лагерю Лежен. Именно там он и познакомился с Кроум. В 2287 году они вместе взошли на борт космического транспорта ‹Вандергрифт›, чтобы отправиться в составе экспедиционного корпуса к системе Эпсилон Индейца, удаленной на расстояние почти двенадцати световых лет. Через двадцать пять объективных лет, в начале 2313 года, они вернулись на Землю. Родная планета показалась им населенной едва ли не инопланетянами. Трэвис мог только догадываться, как все это воспринимал его дядя, который отсутствовал дома шестьдесят пять лет – теперь это был совершенно иной мир. Первую свою экспедицию за пределы Солнечной системы он предпринял в 2225 году, то есть за три года до появления на свет Трэвиса. Судя по всему, проведя в космосе более полувека, генерал чувствовал себя еще более чужим, нежели он сам. По сути дела, у него не было ничего – ни дома, ни семьи, ни душевной привязанности. Одиночка, привыкший бороздить просторы бескрайнего космоса.

Неудивительно, что большинство звездных морпехов считали своим домом и семьей корпус морской пехоты. Это была не похожая ни на что культура, образ жизни, резко отличный от образа жизни тех, кто жил на Земле. Конечно, те морпехи, что оставались нести службу в Солнечной системе, постепенно менялись по мере того, как менялась культура на Земле. Даже они были подвержены влияниям новых воззрений, привычек и вкусов. Но в первую очередь они оставались морпехами, поэтому в целом разрыв социальных связей и изменение культурных предпочтений сказывались не так сильно.

Даже морпехи, что несли службу на Земле, обычно держались вместе внутри замкнутого мирка со своим собственным языком, привычками, ритуалами.

В принципе так было всегда, едва ли не с момента основания корпуса. Традиции всегда были сильны: чувство локтя, товарищества, ганг-хо! – мол, держитесь вместе, чувство долга и чувство чести, и превыше всего – espirit d'corps. Все это, по мнению Гарроуэя, резко отличало морпехов как от гражданского населения, так и от представителей других родов войск. Корпус был для них и отцом, и матерью, и женой, и братом.

Корпус как одна семья.

В этом отношении рекруты с Иштар были в некотором роде исключением. Их культура, их ценности и даже уровень развития техники, к которому они привыкли у себя дома, – все это резко выделяло их среди землян. Они в большей степени были ориентированы на семью, менее подвержены влиянию религиозных идей, спокойнее относились к внебрачным половым связям – в отличие от большинства жителей Земли. В то же самое время им были неведомы такие привычные вещи, как наноимплантаты, без которых не могло обойтись большинство землян, равно как те безграничные возможности, которые дарило людям виртуальное, от одного сознания к другому, общение или доступ к информационным сетям. Им казалось невероятным, что можно мысленно задать вопрос – любой вопрос – и тотчас получить на него ответ. Наверное, примерно так же отреагировали бы современники Колумба, скажи им кто-то, что при желании можно слетать на Марс.

– Большинство морпехов-землян еще не оправились от психологической травмы, – сказал генералу Трэвис и улыбнулся. – Будем надеяться, что ребята с Иштар окажут на наших ветеранов благотворное влияние.

– Верно, будем надеяться. Я на это рассчитываю. Как, впрочем, и наоборот: что наши ветераны благотворно повлияют на них. – Генерал на минуту умолк. – Кстати, как ты считаешь, почему они пошли к нам служить?

– Кто? Иштарийцы? – Трэвис пожал плечами. – Несколько месяцев назад, еще на Земле, я разговаривал с одним из них. У меня возникло такое впечатление, что мы… что мы для них своего рода экзотика. Выше ростом. Агрессивнее. У нас куча навороченных игрушек, А главное, мы не побоялись вступить в поединок с Анами и одолели их. Думу-гир-калам стал возможен лишь благодаря нашему вмешательству. Ведь именно мы освободили иштарийцев из-под ига Анов.

– Ты хочешь сказать, что на нас молятся как на героев?

– Что-то вроде того. Хотя подозреваю, это примерно то же самое, как у нас с тобой.

– Это как понимать?

– Я когда-нибудь рассказывал тебе, почему я вступил в корпус?

Генерал покачал головой.

– Когда я был маленьким, лет семи-восьми, меня брали в гости к твоей семье в Балтимор. Помнишь?

– Как не помнить. Моя сестра, твоя мать, и наши родители были очень близки.

– Мне жутко нравилось бывать у тебя в гостях. Особенно мне нравились лошади. Правда, ты уже уехал. Помнится, это была твоя первая экспедиция за пределы нашей системы…

– На Посейдон.

– Угу. Твои мать и отец к тому времени уже вышли на пенсию. Я, бывало, слушал истории, которые они мне рассказывали… они и моя мать. Почти все их рассказы были о тебе, о том, как они гордятся тобой. Так что я по собственному опыту знаю, что это такое.

– Что именно?

– Культ героя, разумеется.

– А, прекрати, – фыркнул генерал. – Похоже, что ты начинаешь впадать в старческую сентиментальность. Мы ведь с тобой тогда еще ни разу не встречались вживую.

– Да, но как такое забудешь! Ты был далеко, на расстоянии в двенадцать световых лет. Но я слышал о тебе от матери, а от твоего отца слышал о Сириусе, Иштар и о звездных морпехах. Какие захватывающие это были истории! О мирах, куда более невероятных, чем рисовало мое детское воображение. В них были красные леса и летающие паутинки, а еще серебряное кольцо диаметром десять миль, поблескивающее в свете двойной звезды Сириуса. Иштарийские тролли и сражающиеся Нергалы. Я начал загружать в голову все, что только мог достать про морских пехотинцев. А иногда в ясную ночь выходил на улицу и смотрел на звезды. Думаю, я окончательно принял решение, когда мне было лет десять. К тому времени, когда ты вернулся, я уже был морпехом.