Текст книги "Золотой тролль (СИ)"

Автор книги: Ярослав Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава 13

Радовало, что Флоран всё-таки был южным городом. На календаре едва лишь первые весенние дни, а кругом всё уже блестит, сквозь тяжёлый пар талого снега пахнет согретой землёй. Пускай в колеях дорог ещё стоит вода, в тени домов белеет хрящеватый снег, покрытый грязным налётом, деревья пока что голы – но почки на деревьях уже наливаются и готовы лопнуть. Мокрая буро-жёлтая трава покрывает газоны и сады, догнивают прошлогодние листья – а от земли всё равно идёт тёплый, мягкий, живой запах, сквозь гниющие коричневые ошмётки уже пробиваются ярко-зелёные стрелки. Согретые косым лучом солнца, доверчиво поют радостные птицы, повсюду снуют наглые воробьи и синицы. Не зимним сном и не унынием дышит природа, воздух полон шорохом молодой, бодрой весенней жизни. Город расцветает, и не подумать, что всего-то две с небольшим недели назад вокруг царила самая настоящая зима.

На мысли о двух неделях Гийом помрачнел. Восемнадцать дней назад случилась попытка ограбления – а они так ничего и не нашли. Ни малейшей зацепки. Зато похоронили Костье... Гийом усилием заставил себя прогнать любые мысли о работе. Вспоминать сейчас про это – как будто в яркий весенний день небо обложит тучами и станет моросить вялый, бессильный осенний дождь. Нет, сегодня он будет думать исключительно о хорошем. Гийом посмотрел на небольшой букет, который держал в руках и порадовался, что руки у него больше не дрожат, как это было всего полчаса назад, когда он всё-таки решился первый раз купить цветы для Жюльетт. Они удачно договорились, что не он за ней зайдёт, как обычно по субботам в мастерскую, а она сама его встретит на улице. Так что если букет окажется не по вкусу, это останется только между ними. Давно стоило себе признаться – Жюльетт ему нравится именно как девушка. Но как она воспримет сегодняшний подарок? Не слишком ли рано и не слишком ли он торопится показать, что она ему интересна отнюдь не просто как хороший друг?

Воздух уже прогрелся, день выдался погожий, так что зимняя одежда окончательно, до следующей осени отправилась в шкаф. Жюльетт в своём лёгком красном пальто и без шапки выглядела очаровательно, и Гийом замешкался.

– Привет. Извини, меня в мастерской задержали. Сегодня мамина суббота, её очередь сидеть, но пришла заказчица, которая очень хотела именно со мной обсудить. Представляешь? До выпускного бала в школах ещё три с половиной месяца, а некоторые уже заказывают платья. Ой, а это что?

Жюльетт заметила букет, который Гийом пытался спрятать за спиной.

– Привет. А это тебе, – Гийом смутился. – Я тут подумал, что весна, и надо бы тебя поздравить.

– Ой, спасибо, – Жюльетт заметно растрогалась. – Ты чудо. Ой, извини, я не это имела в виду, – девушка залилась лёгким румянцем. – Я хотела сказать, мне вот так вот никто цветов не дарил. Ну просто так. Всегда по какому-то поводу, на день рождения, на разные праздники. А просто так ты первый. И единственный. Спасибо, – она зарылась носом в букет. – И пахнет здорово.

– Тогда пошли, – Гийом взял Жюльетт под руку. – Две наших главные сластёны на днях обнаружили, что на улице Магерет в тамошнем бистро начали подавать новый сорт мороженого с заморскими сухофруктами. Я позавчера был у Дюссо, так Иветт соловьём заливалась. А ещё про это мороженое пока мало кто знает, только местные туда и ходят, но скоро будет не протолкнуться. И пока там мало народу, предлагаю оценить. Но это через полгорода идти. Ты как, пешком хочешь или коляску искать?

Жюльетт ещё раз зарылась носом в цветы, вдыхая сладкий аромат, и ответила:

– Если ты не против, я пешком. Такой день сегодня хороший.

– С удовольствием, – и взял девушку под руку.

Пока Гийом стоял и ждал, окончательно распогодилось. Над Флораном хвастливо сияло яркое весеннее небо, в тёплом, светло-голубом воздухе празднично и почти по-летнему грело солнце, чей лик не омрачало ни единого облачка до самого горизонта. По булыжнику мостовых цокали подковы и грохотали телеги, с негромким басовитым гудением шмелей мимо проносились ковры с пассажирами. По гладким тротуарам широких новых улиц и по истоптанным тротуарчикам нешироких, кривых улочек старой части города бойко вышагивали люди, походка их была размашиста и нетерпеливо-суетлива: будто каждого захватило ощущение бьющей ключом весенней жизни, и надо успеть, пока... Что за «пока» и чего случится «потом» – никто не знал, но всё равно весна каждого подгоняла бежать и куда-то успеть, а куда – и неважно. А вот им с Жюльетт торопиться некуда. Им и так хорошо. Весело подшучивая и болтая о всякой всячине, неторопливо дойти до улицы Магерет. Отыскать бистро, заказать мороженое. А потом не сидеть в душном зале, который ещё никак не может забыть про зиму и пышет жаром от камина в углу, а сесть за столик под уличным тентом. И дальше наслаждаться погожим весенним днём, но уже заодно с мороженым.

Мороженое было очень вкусным, особенно с кусочками инжира и персиков, и Гийом с Жюльетт как раз размышляли – взять ещё порцию, но уже с провёрнутым черносливом, или, пока погода хорошая – прогуляться дальше... В этот момент к их столику подошёл Ригур Андре! Всё так же напомажен и щегольски одет, тоже с вазочкой мороженого в руке.

– Моё почтение, мадемуазель, месье. Дозволите присесть за ваш столик?

Видеть этого типа и вообще, и как напоминание о работе, Гийому не хотелось. Тем более, именно Ригур был любовником девицы, подставившей Мишеля, пусть и сам пострадал от той же дуры. Но формально никаких претензий к Ригуру у него не было, и просто так выгонять человека, который вежливо попросился присесть – неприлично. Видимо, у Жюльетт были ровно те же самые мысли, потому хотя смотрела она на незваного гостя с неприязнью, но кивнула, давая понять, что возразить у неё тоже нечего.

– Присаживайтесь, месье, – ответил Гийом.

– Спасибо.

Ригур молча сел на свободное место возле столика, а дальше начались странности. Гийом помнил его наглым, никогда не терявшимся, самоуверенным – сейчас Ригур елозил на стуле, отводил взгляд, постоянно поправлял воротничок сорочки и несколько раз тронул пуговицу пальто. Наконец, когда молчать вроде стало совсем неприлично, а тишина за столиком начала давить на нервы, Ригур с непонятными беспокойными нотками в голосе заговорил:

– В общем, извини за прямоту, начальник, но ты правильный полицейский. Меня тогда задержал – так должен был, так ведь потом отпустил? А мог к ограблению пристегнуть как два пальца, как и дуру ту, Бланшар. И Йорана с пацанами вытащил. Нет, правильно им вломили, не дело это – колбасы к ярмарке портить, не по-честному. Но ты же этих идиотов от каторги отмазал, а другой бы как проще сделал – пацанов на каторгу, себе висюльку от начальства «за опасную банду». И ещё. Это правда, что ты готов помочь Леже завязать?

Скрывать тут было особо нечего, поэтому Гийом подтвердил:

– Да. Если он действительно хочет завязать, то месье Дюмушель готов взять его на поруки и на работу на своё предприятие. Я действительно вместе с отцом-настоятелем подавал в суд ходатайство, и нам уже обещали, что его учтут. Я действительно буду рад, если Леже завяжет, а мне лет через пять не придётся его ловить снова и загонять на каторгу.

– Вот. Ты правильный полицейский, начальник. И ещё, мы тут с парнями потолковали. Костье жалко, он тоже правильный был. Не дело, когда у нас по городу вот так чужаки ходят с заточками, грабят и убивают. Нет, у нас разное бывало, но чтобы проклятия наводить и по ночам беспредельничать – нехорошо это. Как насчёт того, если мы подсобить решим? По району походим, поспрашиваем. Кто-то, может, чего видел и слышал в ту ночь, вам не рассказал, а нам скажет?

Гийом намёк понял сразу и ответил:

– Если найдут зацепку, но чтобы настоящую, которая поможет – моё слово, что на мою помощь сможет рассчитывать. Сразу скажу: против совести не пойду, но если будут трудности, чем смогу – отплачу.

– Спасибо и договорились. Так парням и передам. Моё почтение, месье, мадемуазель.

Ригур встал и ушёл, оставив на столике вазочку с мороженым, к которому даже не притронулся.

– Странный... он какой-то, – удивилась Жюльетт.

– Согласен, странная встреча, – вздохнул Гийом. – И не понимаю, зачем он именно вот так подошёл. Мог ведь, если не хотел в Управление приходить, и в другом месте меня найти.

– Это всё день сегодня такой, особенный, – неожиданно высказала Жюльетт и улыбнулась, но как-то робко. – Первый день весны. Не по календарю, а настоящей весны. Раньше, говорят, крестьяне на этот день гадали. На перемены. Говорили – всё, чего случится в этот день, может на всю жизнь повлиять. Суеверие, конечно, но всё же...

– Суеверие, – согласился Гийом, а потом, всё же, набравшись храбрости, сказал: – А ещё я тебе цветы подарил. Первый раз. Можно считать, что это повлияет на судьбу?

– Ну... посмотрим, – игриво ответила Жюльетт. – Если кто-то одним днём не ограничится. Да, намекаю открыто: получать цветы мне было приятно.

– А мне дарить. Только мороженого с чего-то больше не хочется.

– И мне. Нет, я понимаю, что вроде он не виноват и не знал... Всё равно этого типа видеть больше не хочется.

– Извини.

– Да ладно, не ты же виноват.

– Всё равно, – тут Гийом опять набрался храбрости и рискнул предложить то, по поводу чего думал уже несколько дней: – Слушай, а тебя отпустят на следующие выходные? Может быть, съездим в Бастонь, навестим мэтра Робера? Заодно там можно гулять, и никто к нам приставать не будет, как сегодня, – и, окончательно смутившись, отвёл в сторону взгляд и закончил: – Ну... если твои родители будут не против.

Жюльетт на это рассмеялась, весело. Нежно и одновременно негромко, но звонко. Прямо как хрустальный ручеёк бежит и поёт – с чего-то неожиданно для себя сравнил Гийом.

– Слушай, вы с моим братом два сапога пара, оба о моей репутации беспокоитесь больше, чем родители. Нет, сейчас не дикие времена эпохи королей, когда увидеть незамужнюю девушку без сопровождения дуэньи в компании парня – это позор, после которого только в монастырь. Тем более, мой отец тебя очень уважает. С другим бы ещё, может, подумал, но с тобой отпустит вообще без проблем. Так что считай, я согласна. И мэтра с удовольствием ещё раз увижу.

Если утром в блёклой весенней синеве тянулись лишь робкие и немногочисленные клочья рыхлого полупрозрачного тумана, то сейчас у черты горизонта толпились, громоздясь друг на друга, самые настоящие дождевые тучи. Туманная рать темнела и сгущалась на глазах. И было понятно, что они вот-вот наберутся решимости и силы, чтобы пролиться на землю. Гулять в такую погоду уже не выйдет, но и прощаться не хотелось. Бистро же не самое лучшее место, если придётся долго сидеть с девушкой. Потому Гийом аж в третий раз за день набрался храбрости и сказал:

– Кажется, погода решила внести коррективы. Но у тебя же есть время?

– Да, конечно. Я до вечера не занята. Так маму и предупредила, что буду вечером.

– Тогда предлагаю поймать извозчика и ехать в «Три форели». Очень неплохое место. Там как раз в это время дня начинают варить глинтвейн. Самое то в сырую погоду. И кухня там хорошая. А если всё же распогодится, парк как раз недалеко.

– Я сегодня ощущаю себя маленькой девочкой, которую неожиданно задарили подарками, – залилась румянцем Жюльетт. – Честное слово, с родителями и братом сколько раз была, а вот так саму по себе в ресторан меня ещё ни разу не приглашали. Я согласна.

– Тогда поехали.

Извозчик доставил их до каменного двухэтажного особняка с широким крыльцом, украшенным портиками и колоннами. Современных звонков здесь не признавали. Стоило постучать молотком на цепи в тяжёлую, окованную медными полосами дверь, как створка распахнулась, и посетителей начал тщательно осматривать пристальный взгляд швейцара. Гийом на это показал небольшую карточку постоянного посетителя, затем негромко пояснил для Жюльетт:

– Здесь есть несколько залов, для тех, кто просто зашёл – один, для постоянных клиентов отдельно. Нам лучше отдельно, там есть в том числе небольшие столики на двоих.

– Ух ты. Я тут ни разу не была и даже не знала. Папа меня водил в ресторан, но про это место я и не слышала, хотя всю жизнь здесь живу. А ты...

– Про это место действительно знают не все, они не очень себя рекламируют. Здесь любил бывать мой дед. Когда я приехал – то восстановил членство.

Гийом негромко передал свой заказ швейцару, тот вызвал официанта и мальчишку на побегушках. Чтобы пока пацан сопровождает посетителей в гардероб, оставить пальто, а дальше на второй этаж, столик уже был сервирован. По дороге в гардероб, Жюльетт через открытые двери мимоходом бросила взгляд в общий зал. Да уж, роскошно, с чучелом медведя в углу, с коврами, шёлковыми занавесками и люстрами, с официантами сплошь во фраках и перчатках. Когда же они поднялись на второй этаж, там оказалась устроена широкая круглая площадка с растениями в кадках и с диванчиком присесть и передохнуть. На эту же площадку выходило много дверей, к одной из которых их и привёл сопровождающий паренёк. Внутри оказался небольшой номер со столом на двоих, стены в красных с золотом шёлковых обоях, с толстым светло-зелёным ковром на полу, с канделябрами в углах и на столе. И сразу же, едва посетители сели, подали горячее, к которому официант поставил пару бокалов и откупорил бутылку лёгкого молодого вина.

– Однако, – только и смогла сказать Жюльетт. – Умеешь ты удивить. Особенно сегодня как специально.

Гийом смутился:

– Извини, как-то не подумал. Ну да, первый раз место действительно впечатляет. Трактир здесь стоял ещё во времена Королевства. Причём гордо носил ещё тогда титул графского как самого главного и лучшего заведения. Здесь граф встречал гостей, которых в замок вести не положено по каким-то причинам, но принять их он должен. В общем, обычаи и эпоха королей давно ушли, но традиции пускать пыль в глаза, и репутация у заведения остались.

Жюльетт неожиданно хихикнула:

– Ага. Я временами забываю, что ты из тех самых Лефевров. Самое смешное, ты сам регулярно про это забываешь, и что ты вообще-то из Старых семей.

Гийом на её слова неожиданно серьёзно ответил:

– Я никогда про это не забываю. Знаешь, чем настоящие Старые семьи отличаются от тех, кто хотя и получил титул, но так и остался обывателем, просто нацепившим герб? Относись к человеку по его делам, а не по его словам и какой он фамилии. Потому что тебе этих людей вести за собой, и, возможно, они будут прикрывать тебе спину, – дальше он засмеялся и постарался обратить всё в шутку. – И вообще, это всё далёкая и седая старина, эти титулы... Ну если и не сгинули вместе с королевством и династией, давно уже так, исключительно для видимости, без реального наполнения. Забудь. Я для тебя просто Гийом и ничего больше. Без всяких...

В дверь номера деликатно постучали:

– Месье Лефевр, позволите?

– Да, что такое?

Вошёл официант.

– Простите, месье Лефевр. Тут с почты посыльный. Говорит – с именным письмом в руки. Разрешите пригласить?

– Да, конечно.

– Что-то случилось? – обеспокоенно спросила Жюльетт.

– Не знаю. Даже не представляю, чего такого может быть, чтобы мне не просто так письмо прислали кинуть в почтовый ящик или известить, что надо зайти на почту и забрать. А чтобы вот так, именное, да ещё с посыльным. И откуда он, интересно, знает, что мы именно в «Три форели» собрались обедать, если час назад мы и сами про это не подозревали?

В дверь повторно раздался деликатный стук, и зашёл молодой паренёк в почтовой униформе. Только что с улицы – на плаще и форменной фуражке блестели капельки дождя.

– Месье Гийом Лефевр? Благодарю. Я весь день с утра по городу вас ищу. Вот. Прошу сверить оттиск ауры и получить.

Почтальон дал в руки конверт, Гийом приложил большой палец на красную сургучную печать в центре конверта. Та сравнила оттиск с заложенным при отправлении образцом и поменяла цвет с красного на зелёный. Теперь печать можно было ломать как обычный сургуч, а конверт утратил своё усиление прочности, превратившись в простую бумагу. Да и письмо внутри больше не сгорит, едва его достанешь на воздух. Уже для бюрократических формальностей Гийом расписался в ведомости на получение, почтальон его поблагодарил и ушёл. Конверт остался лежать на столе, и смотрел на него Гийом как на гадюку.

Жюльетт присмотрелась – штемпель отправителя из округа Реффювей, и осторожно спросила:

– Что случилось? Ты смотришь на письмо как на...

– Я даже не вскрывая, уверен, что там. Именное письмо из округа Реффювей, его мог отправить только кузен Луи и только по определённому поводу.

– Извини, если лезу не в своё дело, но вы с ним в плохих отношения?

– Да нет, очень наоборот. Луи во всех смыслах мировой парень и золото, а не брат. Тут, как бы сказать? Не смейся, но формально мы дядя и племянник. Дело в том, что младший брат моего деда и женился поздно, и Луи у него поздний ребёнок. У нас разница год всего, мы, считай, росли вместе как братья. И просто так я бы с удовольствием к нему съездил и тебя с ним познакомил. Но вот такие приглашения он рассылает раз в два года по одному-единственному поводу. Официально в старый замок Лефевров съезжаются представители всех ветвей клана. Раньше звали моего отца, но он терпеть не может все эти сборища, называя потерей времени. Отец если и ездил, только потому что от нас на семейном совете хоть кто-то должен быть, а он формально замещал меня до совершеннолетия. Ещё мама, но она после одного раза – тогда с чего-то родители вдвоём поехали – категорично заявила, что старый замок и свою родню обожает, но на семейных советах ноги её не будет. Пока я учился в Академии, он тоже ещё ездил. Теперь и я живу недалеко, и поводов отказаться нет.

Гийом вскрыл письмо, пробежался глазами по тексту и схватился за голову:

– О нет. Ещё и эта... За что?

– Кто эта? Извини, но я не понимаю, потому что, прости, никого не знаю, и ты про своих родственников, кроме родителей и брата не рассказывал.

– Кларисса. В этом году у Луи собираются с чего-то исключительно наше поколение. Жюльетт, – жалобно попросил Гийом. – А как ты отнесёшься к тому, чтобы вместо Бастони на следующие выходные вместе со мной поехать в Реффювей? Заодно, чтобы тебя уговорить, обещаю редкостное зрелище. Дело в том, что один из моих прадедов был страстный любитель живописи, но поскольку тогда с деньгами у семьи было негусто, а похвастать перед соседями хотелось, вот он и собирал картины молодых художников. Как результат, помимо всякого живописного мусора, чья ценность сейчас исключительно в возрасте, семейная галерея может похвалиться интересными жемчужинами. У предка был неплохой вкус и нюх на таланты. В частности, в замковой галерее висит большая часть работ молодого Ринальди.

– Того самого? – оторопела Жюльетт. – Золотой кисти Ринальди?

– Ага. И кое-что из позднего. Ринальди не забыл своего благодетеля, который не дал помереть с голоду вчерашнему школяру, только приехавшему с Апеннин в Королевство. И даже став уже старшим придворным художником, подарил несколько своих картин.

– Взятка, – картинно вздохнула Жюльетт. – Полицейский даёт взятку. Но я согласна. И уж в замок Лефевр меня родители точно отпустят. А кто такая эта Кларисса, что от одного её имени ты сразу начал уговаривать меня и золотые горы обещать, лишь бы поехать на встречу с ней не один?

Гийом не обратил на сарказм внимание.

– Позволь, я тебе объясню некоторые моменты? Ничего тайного, просто их стараются за пределами нашей семьи не вспоминать, поэтому сейчас даже во Флоране этого, считай, никто не помнит. Ты же знаешь, наверное, что если теоретически к магии способен каждый, то на практике развить в себе дар получается у немногих. Есть, конечно, природные уникумы, у которых способности просыпаются мгновенно и в полном объёме. Всем остальным хоть как-то на это способным приходится вложить много самодисциплины, труда и стараний. Не зря хорошо помогают молитвы, самодисциплина и духовные практики при храмах, отчего раньше считалось, что магический дар – это напрямую милость от Единого. Потому-то при королях маги были вне сословий, и ставший магом отказывался от прежней семьи. С наступлением Республики этот закон отменили, пусть традиции и жили какое-то время. Мой дед... он стал первым магом в нашей семье. И сразу скажу, очень сильным, но единственным. Какой-то странный выверт наследственности. А дальше у него с моим прадедом вышел дикий скандал. Времена были смутные, прадед пережил Революцию, и чудом наша семья почти не пострадала – если помнишь, тогда чуть не дошло до Гражданской войны. Мои прапрабабушка и прапрадедушка, которые в момент свержения короля оказались в столице, всё-таки угодили на гильотину.

– Твой дед – сын графа Лефевр? – округлились глаза Жюльетт? – То есть ты не просто принадлежишь к семье, а...

– Всё куда хуже, – тяжело вздохнул Гийом. – Мой дед был виконтом Лефевр, старшим сыном. И всё намного сложнее. Дед не пожелал запираться в семейном замке, ведя куцее хозяйство, уцелевшее после бурных лет свержения короля. Он считал, что гораздо больше пользы принесёт, закончив университет и занимаясь техномагией. И он был прав, по его учебнику до сих пор учатся на кафедрах всей страны. Прадед был жутко против. Дед на это взял, да и отказался от титула на основании того самого правила, что маги уходят из семьи. И передал право наследования брату. А когда его отец не успокоился, и даже обвинил жену в супружеской неверности, лишь бы лишить младшего сына наследства, дед на это потребовал публичной экспертизы. И по результатам обвинил своего отца... Ну в общем, там много было, включая сор, который обычно за пределы дома стараются не выносить. Такой отсталый ретроград, как мой прадед, не выдержал позора и в итоге покончил с собой. Мой дед спокойно уехал доучиваться в Бастонь, а его брат остался заниматься делами семьи как новый граф Лефевр. Если честно, это был идеальный выбор. Дедушка Франсиск, я его помню, был прирождённым администратором. Луи, кстати, в этом в отца пошёл. Именно во многом благодаря дедушке Франсиску семья в те мутные годы и уцелела, а не исчезла, как многие другие Старшие семьи. Жалко, тебя с ним не познакомить, потрясающий был старик. Они вообще были очень дружны, два брата, мой дед и дедушка Франсиск. И даже скончались буквально почти одновременно, с разницей в полгода.

Несколько минут Жюльет молчала, переваривая рассказ и механически заедая его чем-то со стола. Ела мясо и абсолютно не чувствовала его вкуса, дальше задумчиво вместо посолить еду чуть не плеснула в тарелку вино, перепутав бокал с солонкой. Наконец, сказала:

– Объясни, пожалуйста, нестыковку. Ты говорил, что Луи поздний ребёнок, но его отец ненамного младше твоего деда. А вы с Луи – погодки. Не монахом же твой двоюродный дед жил?

– У нас всё то поколение – та ещё история,– неожиданно улыбнулся Гийом. – Когда всё свалилось на деда Франсиска, у него уже была возлюбленная, но из простолюдинов. А тогда и границы сословий жёсткие были, наследие королевской эпохи. И после скандала просто так жениться на этой девушке он не мог. Она согласилась на статус любовницы, у них родилось две дочери, причём моих тётушек дед Франсиск признал и официально удочерил. Но наследовать они не могли – салическое право, так что деду Франсиску пришлось официально жениться на подходящей девушке из Старой семьи. И при этом не знаю уж, как они уживались, но и свою возлюбленную он никуда не прогнал. Многие ждали, что после его смерти будет скандал, как стервятники на похороны слетелись. А бабушка Анастас и тётя Ирен, обнявшись, плакали над его гробом. После чего вдвоём уехали куда-то на юг как компаньонки к одной из моих тётушек, дочери бабушки Анастас. И сейчас там живут. В общем, сложная история.

– А Кларисса?

Гийом скривился:

– Очень красивая и умная амбициозная стерва. Наша сильно дальняя родственница, так что формально препятствий для брака со мной или Луи нет. А ещё ей очень хотелось занять высокое положение. С Луи у них не срослось сразу, тот её послал при первой же встрече. Она пыталась окрутить меня. С подачи своей мамаши, а потом её семейка планировала поднять вопрос, что как бы я по салическому праву старший, а отречение моего деда не действительно. Попробовала меня с кузеном стравить и рассорить тогда. Не учла, что Луи я поверю больше, чем ей, и после его объяснений начну, скажем так, некоторые щекотливые моменты перепроверять. И вот сейчас от своей ветви клана приезжает Кларисса. Если я буду один, она же обязательно запросто попробует опять чего-то провернуть.

– Уговорил, – решительно сказала Жюльетт. – И вообще, чтобы я такое событие пропустила? Уверена, будет очень интересно.

– Это да, – уныло согласился Гийом. – Глядя на список участников в этом году – не соскучишься.