Текст книги "Война за корону"

Автор книги: Ярослав Коваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Телохранители Ильи – все семеро, в одинаковых серых мундирах, при оружии, с поблёскивающими на груди артефактами – ждали, стоя в стороне. Секретарь засуетился, расставляя их по протоколу.

Подступив к огромной двустворчатой двери, которую готовились распахнуть двое офицеров в цветах Дома Даро, Илья оглянулся.

– Пора?

– Да, ваше величество, пора.

– Готовы, ребята?

– Готовы, – отозвался Санджиф, подтаскивая Машу поближе к себе и тотчас отпустив её руку.

Юноша кивнул, и офицеры с усилием налегли на створки.

В лицо ему ударил солнечный свет, такой яркий, что заслезились глаза. Небо от горизонта до горизонта было пронзительно-ясным, как летом, и солнце яростно заливало столицу светом и теплом. За этот месяц зима окончательно уступила, снег растаял так стремительно, словно его и не было, и в мире к полудню воцарялась почти летняя погода. Лёгкий весенний ветерок лишь освежал, и Илья успокоился, что не придётся париться в слоях шёлка и бархата, надетых на него, да ещё и прижатых тяжёлыми старинными драгоценностями.

Площадь и примыкающие улицы были запружены народом – и тротуары, и проезжие части. Лишь узкая середина была оцеплена и оставлена для прохода, и по ней сейчас предстояло прошествовать без пяти минут императору Ночного мира. Впрочем, люди не только стояли – они высовывались из окон, забили балконы и террасы, заполнили крыши. На всём пути следования, определённом заранее, негде было упасть зёрнышку – что уж там говорить о яблоке.

Стоило дверям распахнуться, толпа разразилась приветственными криками. Юноша сощурился, улыбаясь, от бьющего в лицо света – удержаться от того и другого было немыслимо. Он показался сам себе неловким и медлительным, но потом вспомнил то, что неоднократно повторяли ему церемониймейстеры, и слегка успокоился. Сейчас он был не только актёром на титанической сцене столицы n объектом мириада взглядов, но и силой, определяющей ход всего осуществляющегося действа.

Стоило ему переступить порог залы и оказаться на широкой мраморной лестнице, ведущей на площадь, Селсид Клар, шагающий чуть впереди, сделал рукой перекидывающий жест, и Абло повторил его. Перед и над Ильёй засеребрилась прозрачная кромка защитного заклинания. Сделано это было, в общем-то, даже демонстративно и с примерным спокойствием, с уверенностью. Мощь этого заклятья юноша смог оценить – в такое даже интерицией можно швырять, вряд ли будет толк. Особенно если учесть дополнительные системы безопасности, установленные над крышами. А ещё в небе парили боевые виверны – вряд ли просто так, для красоты.

Изумляло лишь, каким образом умудрились сконструировать такую мощную защиту, которая к тому же совсем не мешала смотреть сквозь неё.

Но мысли, сползшие было на профессионально-магическую тему, быстро вернулись обратно. Илья поглядывал по сторонам и изумлялся тому, насколько радостными, восторженными, ликующими были лица людей. Они что-то кричали ему, махали руками, и ему трудно было не отвечать им. Каждый раз, бросив взгляд на кого-то из двух своих телохранителей, или на мелькавших в толпе людей в мундирах, или даже на одну из девушек с корзинками розовых лепестков, которые на всем пути следования его и его спутников разбрасывали лепестки под внимательными взглядами охраны, Илья осознавал, насколько тут всё под контролем его службы безопасности. Из толпы не вылетело ни единого цветка – юношу предупреждали о том, что это запрещено, поскольку считается потенциально опасным, чтоб он не удивлялся. Здесь не осталось места даже для самого затейливого покушения на жизнь будущего императора.

Лишь пару раз он обернулся – Санджиф и Маша шагали сразу за ним, следом – все остальные. Искра, прометающая подолом своего роскошного платья и без того чисто выметенные улицы, поглядывала по сторонам с таким умиротворённым видом, что можно было успокоиться – до самого вечера она больше ни на кого не накинется с упрёками.

До храма пришлось пройти не меньше двух километров. Основатель Дома Рестер был первым, кто преодолел этот путь пешком, показав тем самым пример и своим потомкам, и церковным иерархам, взявшим идею на вооружение, а также основав соответствующую традицию, возрождаемую сейчас. Быстрым шагом идти было нельзя, и Илье показалось, будто на путь до храма он затратил никак не меньше часа, хотя это было, скорее, всего лишь впечатление.

Церемония должна была свершиться не в самом Храме Истока, поскольку он был для того не предназначен, а в специально выстроенном для этой цели старинном соборе по соседству. Последний изначально рассчитывали также для многолюдных торжественных богослужений с пышными шествиями. Поднятый на высоком фундаменте, к которому вела длинная широкая лестница, он возносился даже над храмом Истока. Здесь короновались все императоры Дома Рестер и шесть императоров предшествующей династии.

На подступах к собору народ стоял ещё теснее и вёл себя намного тише, спокойнее. Взгляд Ильи случайно зацепился за Эрбелль, замершую рядом со школьниками Уинхалла выпускного учебного года – теми, которые не вошли в число его спутников, – и вспомнил, что особо оговорил лишь присутствие мастера рядом с собой, в здании собора, но не его жены. Правда, эта мысль, мелькнув, угасла. В конце концов, должен же кто-то из учителей и наставников присматривать за приглашёнными соучениками без пяти минут императора. «На всех учителей всё равно не хватило бы аккредитации», – подумал юноша, шагнув на первую ступеньку лестницы. Здесь по сторонам прохода замерло множество людей, в которых трудно было не узнать аурисов, даже если бы они не были одеты в классические костюмы. Главы российских, европейских, азиатских, африканских и части американских магических регионов.

Уже поднимаясь, он вспомнил вдруг, что сейчас увидит в соборе не только многих своих старых знакомых, друзей, наставников, супругу, будущего тестя и тёщу, но и своих родителей. Аглас накануне извинялся, что не удалось доставить их хотя бы на день раньше, и клятвенно заверял, что на церемонии они появятся. Сейчас бывший куратор шагал сзади, сразу за Искрой, спокойный и уверенный, а значит, обещание своё исполнил.

Родителей он увидит, но кинуться к ним нельзя будет ни до церемонии, ни после. После – разве что только сдержанно обняться, не более, один из церемониймейстеров прожужжал Илье на эту тему все уши. На последней ступени лестницы юноша задержал шаг. Ему захотелось обернуться, но он вспомнил, что и этого делать не стоит. Кто-то почти незаметно снял с него шёлковую накидку, напоминающую белый плащ для посещения церкви, после чего двери в храм, до того лишь приоткрытые, распахнулись настежь.

Внутри оказалось тесно. Столько лордов и леди вместе юноша видел лишь однажды – на Сессии Совета, где свидетельствовал против графини Брайс, двоюродной сестры господина Кернаха Ингена. Но тогда он ничего не запомнил от страха и смущения, а сейчас уверенно поглядывал по сторонам, высматривая знакомцев. Едва удержался от того, чтоб кивнуть господину Тервиллю, стоявшему в окружении множества женщин – у Эверарда было три супруги и куча двоюродных и троюродных сестёр.

У шести высоких ступеней, отделявших место для богослужения, а в данном случае – место коронации от остального пространства собора, ждали господин Даро с супругами, господин Лонагран, господин Аовер, а по другую сторону – алая от смущения Мирним, дивно красивая в великолепном золотом платье, искрящаяся драгоценностями, похожая сейчас на принцессу из сказки или фею из легенд. Из-за её плеча смущённо выглядывала её матушка, Ирвет Дестина.

Илья стал медленно подниматься по ступеням. Тихо-тихо, словно издалека звучали голоса – хор, который без всякого аккомпанемента творил сейчас совершенную музыку под сводами собора. Уже поднявшись, юноша осознал, что остался в одиночестве, все его спутники заняли свои места по сторонам прохода внизу, ни один не коснулся ногой ступеней, ведущих к власти.

Здесь Илью ждали священники, от обилия золота на одеяниях которых слепило глаза. Один из них помог юноше снять с шеи золотую цепь и набросил ему на плечи белоснежное длинное покрывало, укрывшее его наподобие античной тоги. Теперь надлежало опуститься на колени перед огромной яшмовой чашей, и всё дальнейшее показалось уроженцу Петербурга здорово похожим на православное крещение. С единственным отличием – первосвященник, орудовавший ковшом, изо всех сил старался не намочить будущему императору одежду. И ему это – удивительное дело – удалось.

Илья окунул в воду кисти рук, позволил осушить себе волосы полотенцем, которое сразу после этого положили на отдельный столик, и в будущем его ждал огонь. Теперь, когда вода Истока частично освятила его, следовало помолиться о ниспослании мудрости, терпения, счастья и благосостояния для страны – тут уж на усмотрение коронующегося, это юноше объяснили заблаговременно. Стоя на коленях, он смотрел в чашу, где уже успокаивалась взбаламученная вода, и с трудом вспоминал своё общение с Истоком. «Пусть всё пойдёт так, как будет лучше всем, – подумал он. – И пусть рядом со мной всегда будут разумные люди, а мне хватит ума прислушиваться к их советам».

Притихшая публика терпеливо ждала, когда император закончит свою безмолвную молитву. Когда Илья поднялся с колен, первосвященник подступил к нему с окованным ларцом, медленно поднял верхнюю крышку.

Внутри на тёмно-бордовом шёлке лежала корона. Она казалась простенькой на первый взгляд – всего лишь узорный ободок, в переплетении которого можно было разглядеть и колосья, и виноградные листья, и стебли, образующие смутные намёки на тела животных и, может быть, даже людей. Никаких зубцов, и камней совсем немного. Но было что-то в самой простоте этого предмета, что-то сакральное и глубоко значимое. Несколько мгновений юноша смотрел на корону. А потом осторожно извлёк её из ларца и поднял над головой.

Негромкий вздох ответил его жесту. Многие из присутствующих до того видели этот предмет только на фотографиях, а кто-то последний раз созерцал его двести лет назад. Для многих из тех, кто сейчас терпеливо стоял в соборе, он слишком много значил; обострившимся зрением Илья заметил выражение лица госпожи Гвелледан, но сейчас в его сознании не было места мыслям о ней. Для большинства лордов и леди корона была не просто реликвией прошлого и памятью о славе их семей, но и символом традиций, на которых держался их уклад. Символом того мира, который, очищенный временем от скверны фактов, стал в их глазах совершенным. Который теперь готов был претвориться в реальность.

Помедлив пару мгновений, словно бы давая насладиться этим зрелищем, Илья медленно опустил корону на макушку. Именно так священники объяснили ему ход событий – он должен сам, своими руками принять эту обязанность и полностью нести за всё ответственность.

Перед короновавшим себя юным императором склонились все присутствующие, включая первосвященника, и даже хор примолк – трудно петь согнувшись. Потом пение возобновилось, и теперь в мелодии были нотки ликования, прославления и какой-то молитвенной вдумчивости. Лорды и леди подняли наконец-то головы, и тогда по жесту господина Даро и священнослужителей по ступеням вверх стала подниматься госпожа Межена, несущая на руках крохотный кулёчек.

Поднялась, бледная от усталости, и осторожно одной рукой развернула часть пелёнок. Младенец, спрятанный в них, показался Илье неестественно маленьким, непропорционально сложенным и потому мало похожим на человека, а ещё на удивление уродливым. Особенно удивила юношу странная форма головы, которая стала заметна, как только с младенца сняли кружевной чепчик. Дочь господина Даро осторожно наклонили над чашей и щедро омыли головёнку. Ребёнок расплакался, но, когда его подняли, затих.

Илье поднесли второй ларец, открыли, и там, на таком же тёмно-бордовом шёлке, обнаружился крохотный узорный венец, как раз на головку новорожденной. Его юноша осторожно нацепил на головёнку и вопросительно взглянул на госпожу Межену. А та, слегка и с усилием улыбнувшись, протянула ему свою дочь, и юноше пришлось принимать на руки новорожденную императрицу. Женщина настойчиво поправила ему руки, правда, ситуацию её помощь не облегчила. Это было страшно – такое крохотное существо, казалось, ничего не стоит придавить или случайно уронить, но с положенным не поспоришь. Двигаясь оцепенело, Илья шагнул вперёд и приподнял младенца, демонстрируя его лордам и леди. Новорожденная получила свою порцию приветствий и оваций и недовольно задремала на руках у матери, когда Илья с облегчением вернул госпоже Межене свою новоиспечённую супругу.

И зашагал по лестнице вниз, уже не стараясь удержаться от улыбки. Первый, к кому он направился, был, конечно, Санджиф, тоже сдержанно заулыбавшийся в ответ. Они обнялись, похлопали друг друга по плечам, и неприятное ощущение одиночества, охватившее было юношу там, надо всеми, отступило. Друг был рядом, да и остальные важные для него люди – тоже. Пожав руку Маше, он успокоенно повернулся к Мирним.

Она ждала его внимания со смущённой улыбкой, которая делала её ещё красивее, если это вообще было возможно. Робко и ласково взглянула на него и опустилась в сдержанный, изысканный реверанс. У Ильи перехватило дыхание. Он шагнул вперёд, заставил её подняться и прижал к себе крепко-крепко, так, чтоб только не причинить боли, прижал губы к её лбу. Присутствующие почему-то зааплодировали.

Настала очередь и родителей. Мать Ильи поглядывала по сторонам с испугом, отчим – хмуро, и оба они потянулись к сыну с облегчением, как к единственному знакомому, близкому человеку. Глядя на них, юноша понял без труда, что они эту двухлетнюю разлуку едва ли воспринимали в полной мере, здесь, конечно, вмешалась магия, и лучше с ними на эту тему не заводить разговора. Воспринимают они происходящее как должное – и слава Богу.

А потом была церемония «оказания чести». К каждому из своих спутников он подошёл, и к каждому из лордов, кого знал и к кому испытывал признательность, и радушно поприветствовал растерянную Андисту, чувствовавшую себя неуютно в окружении знати. Остановился и перед госпожой Гвелледан, низко поклонившись, галантно поцеловал руку. Она смотрела на него благодарно, с таким выражением, с каким мать смотрит на своего выросшего, всего на свете добившегося сына.

– Спасибо вам, – сказал он, улыбаясь, уверенный, что она понимает всю многогранность этого «спасибо».

– Я очень рада. Я горжусь тем, что вы учились у меня, Илья.

И он, поприветствовав также госпожу Оринет, стоявшую рядом с директором школы Уинхалла, отправился дальше. Ему предстояло пожать руки всем главам магических регионов, каждого из которых ему вполголоса представлял секретарь, но запомнил юноша только губернатора московского региона, помощника президента России, и то лишь в лицо, а не по имени.

А потом пройти полтора километра до императорского дворца, жилую половину которого успели освободить от музейных экспозиций и приготовить для праздника и житья, – тоже пешком, сквозь ликующую толпу. «Странно, чего это они, – думал Илья, растерянно улыбаясь. – Не их же коронуют. Их жизнь едва ли изменится. Странные…» Остановился перекинуться парой фраз с одноклассниками, чьё оживление было ему понятно, в отличие от восторга посторонних людей: он и сам бы веселился от души, если б его приятель вдруг вырос в такую шишку.

– Спасибо вам, ваше величество, – сказала Эрбелль, – за то, что вы пригласили моего супруга присутствовать на церемонии. Это огромная честь для нас!

– Спасибо вам и вашему мужу за мою жизнь, – свободно улыбнулся в ответ Илья. И перевёл взгляд на Сергея.

Тот явно не рвался соваться на глаза и, встретив на себе взгляд «когда-то друга», а позднее – одного из злейших недругов, попятился. Глаза у него были угрюмые, и в глубине их жила злоба, перемешанная со страхом и порождённая им. Одного взгляда на него хватило бы, чтобы понять – он ждёт только дурного, и в этой ситуации предпочёл бы, чтоб его и вовсе не заметили.

Юный император мысленно усмехнулся, протянул ему руку.

– Привет, Серёга. Рад видеть. – И зашагал прочь, уже не ощущая на себе недоумевающий, вопросительный взгляд. И так много о чём нужно было подумать.

Где-то там, в недрах дворца, вовсю готовили праздничное застолье. Госпожа Межена, прижимая к себе недовольно попискивающий кулёк, извинилась и удалилась на какое-то время к себе в покои, но ни Илья, ни кто-либо из его спутников не мог позволить себе такой же роскоши. Им предстояло весь день быть на виду.

Встречая гостей из Дневного мира и теперешних подданных, представителей самых знатных Домов Оборотного мира, магистериев вольных городов, Илья улыбался, кивал, пожимал руки и уже через час смертельно устал от этого. Однако плюнуть на всё и пойти поваляться он не мог – слишком это было бы невежливо. И во время фуршета, предшествовавшего застолью, и в ходе самого застолья приходилось играть роль и искать наслаждение в ней. А что делать…

Когда яства, расставляемые на столах чуть ли не в два этажа, были опробованы, на столы наконец подали десерты, и стало возможно подняться, походить с бокалом от группки к группке, поговорить, Илья с удовольствием выбрался из своего роскошного кресла размять ноги. И, поколебавшись, подошёл к группке учителей и наставников школы Уинхалла.

Госпожа Гвелледан, облачённая в великолепное тёмное платье, которое делало ещё облик ещё благороднее, оживлённо обсуждала что-то с госпожой Оринет, намного более хмурой, чем обычно, и не блистающей столь совершенным вкусом, а также с Фределом, который держался скованно и смущённо, и Всеславом – демонстративно самоуверенным.

Тут же стоял и Егор, скованно чувствующий себя в строгом костюме, и Эрбелль, разодетая настолько роскошно и ярко, что догадался бы любой – в её глазах это приглашение на застолье по случаю коронации имело огромнейшее, судьбоносное значение. Она первая заулыбалась навстречу императору, едва Илья направился в их сторону.

– Добрый день. Добрый день всем! Надеюсь, вам тут нравится, госпожа Илитэ?

– Мне всегда очень нравился императорский дворец – и архитектура, и интерьеры, – чопорно ответила учительница магического энергоразвития. – И, честно сказать, я рада, что здесь снова будут жить, а не просто формировать экспозиции. Надеюсь, вы постараетесь сохранить здесь всё в том виде, в каком оно есть?

– Разумеется. На крайний случай выстрою себе во дворе ультрасовременную халупку, – они корректно посмеялись.

– Вы знаете, я постаралась дать самую хорошую характеристику уровню вашего энергоразвития. Впрочем, не погрешив против истины: ваши успехи впечатляют. Однако Чистая гильдия категорически настаивает на том, чтобы собрать комиссию для оценки уровня ваших знаний. И не только ваших.

– Понимаю. Я ж не возражаю. Когда, думаете, мне стоит приступить к занятиям?

– Как только вы сможете себе это позволить. Чем раньше, тем лучше. Наши учителя будут рады позаниматься с вами летом, – вставила госпожа Гвелледан. – Понимаете, конечно, ваша карьера не зависит теперь от диплома, однако информация всё равно так или иначе будет обнародована, защититься от этого едва ли возможно.

– Догадываюсь, – посмеялся юноша.

– Так что отличные оценки послужат вашей репутации. Но, может быть, не стоит омрачать столь торжественный день разговорами о делах учебных?

Вновь посмеялись, и вполне искренне. Повернувшись к мастеру, Илья приподнял бокал.

– Всеслав Евгеньевич, я всё-таки хотел бы вам сказать: если когда-нибудь вы поменяете своё отношение к государственной службе, я всегда рад буду вас видеть в числе своих людей.

– Ваше величество, ну я прошу вас, не при жене! – расхохотался Всеслав. – Она и так пилит меня день и ночь, что я тогда отказался от вашего предложения.

Эрбелль посмотрела на мужа с подозрительной сдержанностью и сделала вид, будто ничего не слышит.

А через полчаса был объявлен бал.

День казался нескончаемым. Юноша едва пригубливал вина, которые ему наливали, к тому же очень сильно нервничал, и потому почти до самого конца праздника сохранил трезвую голову. Может быть, поэтому усталость, навалившаяся на него уже во время бала, была подобна каменной плите. Протанцевав первый танец с Мирним, он отвёл её к своему креслу, усадил рядом и прикрыл глаза.

– Не спи, дорогой, – прошептала она ему, пугливо оглядываясь на толпы разодетых людей, которые общались, танцевали, корректно перекусывали у фуршетных столов и коротко уважительно кланялись, если встречались взглядом с императором.

– Я не сплю, – пробормотал он, открывая глаза. – Я просто сейчас помру. Устал как собака.

– Нет уж, ты давай, бери себя в руки. Тебе же надо себя показать.

– Угу… Может, немножко магии?

– Немного тоника вам не повредит, – предложил Селсид. – Сейчас принесут. К тому же терпеть осталось недолго.

– А завтра снова?

– Завтра – просто развлечения. Они переживаются намного легче. И вам дадут выспаться. Спальня для вас приготовлена вполне уютная, мы её проверили.

– Это в каком смысле?

– В смысле безопасности, конечно, – телохранитель ухмыльнулся в сторону.

– Стоп! А как насчёт камер видеонаблюдения? Они в спальне имеются? – Усталая расслабленность сразу куда-то делась, Илья снова был собран и насторожён.

– Мда… Камеры есть. Но мы не будем смотреть.

– Чего?! Нет, судари мои, вы их отключите! Причём не у себя на пункте охраны, а руками, прямо в комнате. Из сети выдернете! Только так!

– Хорошо. Отключим, При вас. Обещаю.

Хорошенькая официантка в строгой белоснежной форме принесла юноше бокал чего-то пузырящегося, ароматного, как оказалось, приятно щекотавшего язык. Он приободрился ещё до того, как попробовал тоник. В какой-то момент, танцуя с Мирним заключительный танец, он заметил, как Санджиф, вставший в паре с Машей (да, собственно, он не отходил от неё весь вечер), смотрит на свою избранницу. Илья покосился на жену. Ему вдруг захотелось, чтобы этот день никогда не кончался, и так же страстно, как до того он желал, чтобы всё это завершилось наконец.

– Тебе здесь нравится? – спросил он свою супругу, когда они вальсировали.

– Здесь удивительно! – воскликнула она, взглянув на него восторженно. Такой взгляд заставил его душу вспыхнуть – это было чарующее чувство.

– А завтра снова бал и снова праздники…

– Ты знаешь, мне приготовили такие удивительные платья для второго дня и для третьего. Причём все с завышенной талией. Хотя все они стройнят. Намекнули, что лучше носить такие, чтоб у обывателей сохранялась надежда.

– На что?

– Как на что? На то, что я в положении.

– Интересно, им-то какое дело?

Она тихонько рассмеялась, лукавая, как сама красота, дразнящая, но ускользающая из рук.

– Им-то как раз самое большое дело. Личную жизнь знатных, богатых и известных людей обыватели любят зачастую намного больше, чем собственную.

– Как изящно высказано.

– Но это правда!

– Что ж, я рад, что тебе всё здесь кажется терпимым.

И, увлёкшись мыслями о Мирним, машинально исполнял обязанности хозяина, провожающего гостей и не забывающего пригласить их на завтрашнее веселье. Всё это было формальной церемонией, поскольку знать и прочие приглашённые отлично знали, когда и куда являться и кто будет потом продолжать веселиться в императорском дворце, а кто отправится в Собрание при здании Совета. Но одной из обязанностей Ильи было произнесение речей, которые для него заблаговременно написали, и он старательно исполнял их сейчас, как актёр – роль.

Оказалось, её не так сложно играть.

К дверям спальни Илью сопровождали все его спутники, ни один из которых не переступил порога, а также все телохранители, которые, наоборот, в покои вошли и принялись отыскивать и снимать с опор крохотные видеокамеры. Закончив работу, Селсид Клар сдёрнул с пояса какой-то прибор с тёмным экранчиком и повёл им перед собой.

– Вроде, всё… Посмотрите, он должен реагировать на сигнал, в том числе и от неактивной камеры, подключённой при этом к сети. Ничего. – И в доказательство настойчиво демонстрировал юноше тёмный экран.

– Хорошо. Верю.

– Спокойной ночи, ваши величества. – Телохранитель коротко поклонился. – Идёмте, Абло. Нам дежурить первыми.

– Зачем дежурить-то?

– Традиция. Не волнуйтесь, мы будем за дальними дверями.

И, подождав, пока из комнаты выйдут все, осторожно, но очень плотно притворил за собой двери.

Илья и Мирним остались в одиночестве. Пышно убранную спальню приглушённо освещали лампы с резными хрустальными подвесками. На столике у кровати ждали вино в ведёрке со льдом, фрукты и закуски, в каждой вазе стояли цветы, распространявшие лёгкий аромат по комнате. С потолка свисали лёгкие полупрозрачные покрывала, большинство полотнищ были подвязаны, но их можно было распустить и превратить обширную спальню в уютное обиталище со множеством укромных закутков.

Девушка покраснела и отвернулась. Смущённо потянулась было расстегнуть платье, но отдёрнула руки, стоило Илье заговорить.

– Хочешь? – спросил он, вытаскивая бутылку из ведёрка.

– Да. Немножко.

Вино оказалось розоватым, игристым. В хрустальных бокалах оно заискрилось таинственно и завлекательно. Они оба пригубили одновременно, избегая смотреть друг другу в глаза. Вместе с тем юноша не мог не глядеть на неё, на изящный изгиб её плеч, на трогательную шею и колечки волос, спускающиеся с высокой причёски. Она тоже то и дело косилась на него.

– Я в ванную. Ладно?

– Что ж ты спрашиваешь-то? – удивился он. И сам устроился на кровати поверх покрывала – ждать.

В намного более скромной спальне на этом же этаже Санджиф с облегчением стянул с себя камзол и, оставшись в рубашке, подошёл к окну задёрнуть шторы. Маша присела к трюмо, чтоб вынуть из ушей слишком тяжёлые для неё серьги.

– Какой-то очень уж сомнительный шаг – предоставить нам на двоих одни покои, – сказала девушка, критически рассматривая безупречно-белый воротник платья.

– Предполагается, что у нас с тобой полным ходом близкие отношения, поэтому так и поступили, – ответил он, отстёгивая золотую пряжку, скреплявшую воротник.

– Как бы там ни предполагалось, я намереваюсь ночевать в соседней комнате.

– Естественно. – Даро-младший порылся в карманах сброшенного камзола и вынул крохотную бархатную коробочку. Несмело подошёл к Маше, протянул ей. – Тебе нравится?

Внутри обнаружилось довольно-таки массивное золотое кольцо с крупным, почти чёрным сапфиром. Впрочем, может, это был какой-нибудь другой драгоценный камень, а может, и вовсе не драгоценный – архангелогородка ничего не понимала в драгоценностях. Она с улыбкой посмотрела на украшение, потом – на молодого человека.

– То есть вот так буднично? Ни тебе пламенных признаний, ни клятв? Куда это годится?

– Ты прекрасно знаешь, что я люблю тебя и только с тобой хочу связать свою жизнь, – спокойно ответил он. – А клятвы – это для венчания. Их я, конечно, принесу. И буду соблюдать.

– Мог бы хотя бы на колено встать.

– У вас так принято?

Маша рассмеялась и аккуратно пристроила ювелирную коробочку на край трюмо.

– А как к этому отнесётся твоя семья?

– Посмотри внимательнее, – предложил он, кивая на кольцо. – Это вещь старинная. Более двух тысяч лет назад его заказал для своей невесты господин Утрех Даро, мой много-раз-прадед. В дальнейшем оно передавалась в роду из поколения в поколение, пока мой отец не преподнёс его моей мачехе, госпоже Кендресс, на помолвку. Позднее мачеха подарила это кольцо моей матери на её свадьбу в знак приязни. А теперь мама передала мне. Понимаешь?

– Понимаю. – Девушка вновь взяла в руки коробочку, рассматривая украшение с должным почтением к такой древней реликвии. – А твой отец? Как он отнесётся? Ведь, если не ошибаюсь, его мнение как раз и было основным препятствием к нашему браку.

– Было. Теперь нет. Теперь я могу поступать так, как считаю нужным. Спасибо Илье.

– Тогда, – Маша улыбнулась дразнящее. – Надевай сам. У нас так принято. – И подставила правую руку.

Санджиф аккуратно надел ей кольцо и обнял так крепко и так настойчиво, что стало ясно – сдерживался он с трудом.

– Ты привыкнешь, – прошептал он. – Будет нелегко, но мы с тобой всё сможем преодолеть.

– Да уж, – рассмеялась она ему в плечо. – Оптимистично. Ну ничего. Надеюсь, в броне твоего батюшки тоже есть уязвимые места, и я смогу найти к нему подход. Хотя, глядя на эту ледяную глыбу, не скажешь даже, что он вообще живой человек.

– У моего отца сложный характер. Но он человек. Такой же, как все.

А в особняке, принадлежащем семье Даро, лорд, прежде чем идти к себе, вошёл в опочивальню своей младшей жены, госпожи Межены, только закончившей укладывать дочь. Новоиспечённая императрица, стиснув кулачки, крепко спала в роскошной люльке чёрного дерева, под пышным шёлковым пологом, расшитым золотыми языками пламени. Её мало волновали нарядное шёлковое платьице и кружевной чепчик, приготовленные на следующий день, да и сам факт свершившегося брака – тоже. Зато мать, любуясь приготовленными вещичками и своим чадом, оглянулась на супруга с беспокойством.

– Когда они заберут её у нас?

– Не раньше, чем ей исполнится четырнадцать, – ответил господин Даро, сбрасывая камзол и отстёгивая от рубашки аграф – свой магический инструмент. – Хотя, думаю, с семи лет можно будет отправлять её к мужу в гости на день-два или на неделю, Пусть привыкает.

– Он – аурис, боюсь, как бы…

– Он уже не аурис. После того как он вошёл в Исток, всё изменилось. Молодой человек легко интегрирует в нашу среду, он взял верный тон.

– Думаешь, справится?

– Мы ему поможем. – Лорд сел на край разобранной постели. – Что тебя смущает?

– Только то, что вызывает у тебя беспокойство. Если не ошибаюсь, Санджиф сегодня или завтра сделает предложение своей подруге. Ты ведь это знаешь?

– Я знаю, – Даро улыбнулся. Странно было видеть мягкую улыбку на этом малоподвижном каменном лице.

– Ты всё ещё против?

– Я не буду противиться. Конечно, выбор его и сейчас кажется мне опрометчивым. Впрочем, посмотрим. Положение семьи должным образом укрепит Эльдива, да и роль Санджифа в этом будет значительна. А его брак… Что ж, увидим. Иногда из крестьянок получаются леди. Редко, но получаются.

– А что по этому поводу сказала Кендресс? – спросила Межена, опускаясь на постель.

– Почему ты думаешь, что я обсуждал этот вопрос с Кендресс?

– Я в этом уверена.

Он улыбнулся.

– Она сказала, что ей девочка нравится.

– Ты не хочешь на этот раз довериться её мнению?

– Кендресс – мудрая женщина, но все ошибаются.

– Просто тебе не нравится Маша.

– Ни при чём тут «нравится – не нравится». Она относится к другому кругу. В своём кругу девочка может быть всем хороша. Но в нашем – нет.

– Ты очень хорошо воспитал Санжа, он может сам правильно выстроить свою жизнь. И он уже её выстроил, он добился своего положения сам, так почему ты думаешь, что он ошибся с выбором супруги?