Текст книги "Закон Жизни (СИ)"

Автор книги: Ярослав Георгиевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Глава 20

Мы идём по пустой улице. Мы – это я и кто-то ещё. Не вижу его или её, но слышу шаги, гулко доносящиеся эхом от стен домов, и иногда слабое позвякивание за спиной. Я знаю, что этот кто-то мне дорог. Не оглядываюсь – достаточно этих звуков, чтобы знать, что он или она движется следом. Сейчас куда важнее смотреть вперёд… И под ноги.

Иду осторожно, стараясь не наступать на валяющихся на земле. Неестественно позеленевшие лица и кожа рук, выпученные глаза, застывшие струйки крови, натёкшей из полуоткрытых ртов – иногда это линии, едва-едва обозначенные на лицах, а иногда целые реки, испоганившие асфальт безобразными пятнами.

На удивление, «того» меня это зрелище не шокирует – мерзко, неприятно, но всё не воспринимается как что-то из ряда вон. Неожиданностью оказываются два вооружённых типа за углом. Нашитые на одежду большие кресты определяю, как опознавательные знаки. Ощущение близкой опасности ударяют в голову. Тот-я точно знает, что это враги.

В моей руке – нагретый металл. Пистолет. Поднимаю на уровень глаз, прицеливаюсь… И понимаю, что не могу. Одно нажатие пальца – и чьё-то сердце остановится. Я попаду, не промажу, сомнений нет. Но – просто не могу заставить себя. Понимаю, что не время рефлексировать, но ударить, выстрелить первым… Не могу. И ведь считал себя готовым, раньше, когда представлял подобные ситуации!

Автоматная очередь, выпущенная от бедра одним из «крестоносцев», уловившим что-то, и просвистевшие над головой пули, рубит все неуместные мысли на корню. Я всё-таки стреляю, явно промахиваюсь, и, резко ускорившись, прыгаю назад за угол. Приложившись всеми конечностями и ободрав ладони, откатываюсь в сторону.

Вскакиваю на ноги, оглядываюсь. Тот, кто шёл за мной… Лежит. Всё-таки, парень. Вместо лица кровавая каша, теперь уже точно не установить, кто это был. Прости меня, друг – дурацкое промедление и душевные терзания стоили тебе жизни… Как же гнусно чувствовать себя виноватым!

Но одновременно, с меня будто спадают оковы, то, что сдерживало до того и не давало действовать. Я на волосок от гибели и от того, чтобы разделить участь товарища. Все преимущества потеряны, я остался один против двоих, они лучше вооружены, скорее всего, и обучены тоже, и главное – знают о моём присутствии. И если не придумать, как их грохнуть…

Все эти мысли думаю я, нынешний. Понимая и осмысляя действия и мотивы меня тогдашнего. А тот «я» не думает, ему этим заниматься некогда. Он действует.

Несколько шагов, прыжок, и я оказываюсь за застывшем на проезжей части автомобилем. Проползаю за ним, оказываюсь за другим, ложусь, стараясь устроиться так, чтобы меня не видно было за колёсами и чьим-то трупом. Прямо в лужу чьей-то крови, но теперь всё равно. Осторожно выглядываю, сдувая с носа надоедливо севшую на него муху…

Те двое выходят из-за угла и начинают крутить стволами, стараясь высмотреть меня. Не видят. И сейчас я уже не колеблюсь – раздаётся выстрел, и один из «крестоносцев» падает. Хлипкое железо автомобиля тут же вспучивается дорожкой дырок, прикрытие от него никакое, во все стороны брызгает битое стекло, вонючий труп, за которым лежу, вздрагивает и наваливается на меня. Одна из пуль, кажется, проходит в считанных миллиметрах от головы. Но я каким-то чудом остаюсь цел, и стреляю ещё раз. А потом ещё и ещё.

Глава 21

– Волчик, ты как? Выглядишь не очень…

– Да, вроде, получше… С утра было скверно, сейчас отошёл. Спасибо, – через силу улыбаюсь Валерии. Заботится, приятно!

Око пылает высоко в небесах, и с того момента, как мы выехали, кажется, прошла уже целая вечность. За то время долгого пути, из промозглого сырого утра в пышущий жаром и невыносимо душный день, мы не перекинулись и словом. Сначала тяжкий подъём, с головной болью, и быстрые сборы. Потом – постижение нелёгкой науки управления упряжкой волов, а попутно, всевозможные наставления и поучения от гномов, которые как-то вдруг стали держаться холодно и отстранённо, будто и не лезли накануне обниматься, не хлопали по плечам и не хвалили за то, как там я расправился с разбойником. О чём, кстати, мне вспоминать совершенно не хотелось. Хотя и переживал я не сильно – ну, одним уродом меньше в этом мире, было бы кого жалеть. Судя по сну, заниматься подобным мне не впервой.

Мне выдали трофейный пистолет и кожаный мешочек с порохом и пулями. Говорят, с того как раз и сняли. Оружие привело меня в ужас своим архаичным видом, отсутствием хоть каких-то приспособлений, чтобы нормально целиться, тяжестью, и, главное – долгим и неудобным процессом перезарядки. Но отказываться, само собой, я и не подумал.

Промежду прочим, гномы намекнули, что ношение огнестрела на территории Империи контролируется и не поощряется, но представители подгорного племени обычно бороду кладут на все эти запреты, и их, чтобы не портить и без того натянутые отношения, никто не досматривает. Поэтому, пока я с ними – могу свободно владеть, главное, не светить перед посторонними.

Ещё Тюрин, как обещал, подогнал бумагу на владение Валерией, в которую требовалось вписать моё имя. Это оказалось проблемой. За всё время я так и не вспомнил, как же меня на самом деле зовут. В самом деле, не называться же «Волчонком», как прозвал Гурт, или теми уменьшительно-ласкательными, которыми терроризировала моя спутница.

Пока пытался вспомнить хоть что-то ещё из своего прошлого, и так не слишком здоровая голова совсем разболелась, и я уже было совсем хотел согласиться стать «по бумагам» простым представителем животного мира, как вдруг словно озарение снизошло. Нет, то, что я вспомнил, точно не было моим именем, в этом я уверен, как и в том, что имею две ноги и очень полезную штуковину, которая болтается между ними. Но назваться так почему-то показалось хорошей идеей. И грамотный Тюрин старательно вывел в пустом месте, оставленном писарем, закорючки, соответствующие транскрипцию слова «Фенрис» на общеимперском.

Так что, всё утро прошло в хлопотах. И только к полудню, наконец, мы остались с моей новой собственностью более-менее наедине, сидя вдвоём в мерно качающемся фургоне, и меня наконец отпустила головная боль – настолько, что я смог думать о чём-то ещё, кроме неё. Я как раз размышлял, с чего бы начать нелёгкий разговор, когда Валерия опередила меня.

– Точно всё хорошо?

– Да хорошо, хорошо! Спасибо. Сегодня вроде почти не мутит, да и башка болит не сильно. А главное, нам, наконец, можно не переживать по поводу еды и безопасности. Ради этого готов вытерпеть всю боль мира!

– Так уж и всю… Не надо говорить такого! Я и так, Рогатый видит, чуть не родила, когда увидела тебя в крови!

Ещё раз улыбнувшись в ответ – всё-таки, до чего же приятно осознавать, что кому-то ты не безразличен – я всё-таки поднял волнующую меня тему. Одну из тех, по крайней мере, в которых требовалось расставить точки над «ё».

– Ты это… Не переживай. Как появится возможность, и ошейник с тебя снимем, и бумагу эту поганую сожжём.

Мне пришлось повернуться к девушке, настолько значительным показалось молчание с её стороны. И встретившись с большими зелёными глазами, я просто потонул в том потоке признательности, благодарности, нежности, облегчения… Короче, девчонка переживала, и я почувствовал себя последней сволочью, что не начал этот нелёгкий разговор раньше.

– Правда? И ты не воспользуешься своей властью?

– Ну, ёлки. Конечно, воспользуюсь! До этого не делал ничего, а тут вдруг возьму и прозрею что можно, да? Успокойся. По голове мне, конечно, прилетело знатно, но не настолько, чтобы изменять себе. Люди не вещи, чтобы продавать их и надевать ошейники. Хотя… Иногда это на пользу бывает, не спорю. Но не в твоём случае.

– И так будет всегда-всегда?

– Конечно. Что бы ни случилось.

– Можешь повторить перед Правдой?..

– Зачем? Тебе мало того, что я уже сказал?..

– Мне так будет спокойнее! Ну пожа-а-алуйста, Волчик…

– Ну ладно. Вот, перед этой вашей Правдой. Я никогда не воспользуюсь той властью над тобой, которую даёт эта бумажка, – я повторил ту последовательность жестов, которую Гурт когда-то использовал, усыновляя меня. Как только сделал это, Валерия тут же прижалась ко мне и спрятала лицо где-то на груди. По характерным вздрагиваниям и по тому, как промокла одежда, понял – надо утешать, что в течение следующих минут и делал.

И когда, наконец, она перестала всхлипывать, снова начала улыбаться и немного нервно посмеиваться, я решил – пришло, наконец, время перейти к следующей, не менее важной части разговора, и получить кое-какие ответы.

– Ты там как, успокоилась?

– Да. Только скажи. А если кто-то придёт и заявит права на меня… Что тогда?

– Скажу, чтобы шёл в дупу. По обстоятельствам – либо сразу в лесу прикопаю, либо бумажку покажу. Так пойдёт? Довольна?

– Да!

– Можно тогда спросить ещё кое о чём?

– О чём? – девчонка напряглась, явно подозревая что-то нехорошее.

– Не переживай, ничего такого. Просто, ты же помнишь, что я говорил про себя. Про то, что ничего не помню, ну вообще ничего. И поэтому… Просто не понимаю некоторые вещи. Например, почему гномы носят топоры, когда у них есть огнестрельное оружие. И почему Гурт… Мой приёмный отец, кузнец. Почему он ковал меч, и считал, что сможет продать его. Ведь такое оружие бесполезно против ружей и пистолетов.

– Да, если бы не знала твоей истории, удивилась бы… Это же каждый знает!

– Вот-вот. Так я и знал… Нет, не знаю я ничего. И вообще, знаешь что? Представь, что я твой маленький ребёнок.

– Ребёнок? – Валерия звонко рассмеялась, а её насмешливый оценивающий взгляд пробежался по мне сверху вниз и обратно. – Ребёнок, ха-ха…

– Ага, именно. Вот представь, что я на самом деле твой отпрыск, который недавно родился и ничего не знает, прямо совсем ничего, кроме того, что ты ему рассказываешь. И объясни мне всё, пожалуйста. Я ведь правда ничего не понимаю.

Я удостоился ещё одного взгляда, куда более задумчивого. После которого девушка ещё раз прыснула в ладошку, а затем постаралась сделать серьёзный вид, что почти получилось, и начала рассказывать мне всё то, что знает сама. А я завороженно слушал, в прямом смысле ловя каждое слово, и иногда задавая наводящие вопросы и прося разъяснить что-то, что по Валерия проскакивала и опускала, как само собой разумеющееся.

Поразительно, как же я умудрился столько времени прожить в этом мире, по сути, не зная о нём ничего. Что Гурт, что Валерия, все, видимо, считали, что это и так общеизвестные истины, им и в голову не приходило объяснять мне их. А я, дурак, не додумался расспросить, не провёл полноценно исследование…

Первое, это то, что я и так уже давно понял и во что практически поверил. Магия, или нечто очень близкое ей по сути, действительно существует. Не шарлатанство, не какие-то фокусы, нет, что-то настоящее, реально работающее, дающее силу и могущество. Чего я не мог знать – это что способности к колдовству передаются по наследству, и все могущественные чародеи являются выходцами древних родов. Так уж сложилось исторически. Когда-то, обладавшие способностями взяли власть силой, извели конкурентов, и с тех пор соблюдают строгие правила для сохранения «чистоты» крови, живя в собственном, полностью изолированном от посторонних мирке династических браков.

Следующим фактом, слегка пошатнувшим моё видение всего происходящего вокруг, стало понимание реальности богов. Что Рогатый, божество власти и могущества, про похождения которого Валерия успела рассказать много историй за время пути, которые я принимал за обычные мифы и суеверия, что та пресловутая Правда – все они якобы могут вмешиваться в течение повседневных событий, и как помочь, так и сыграть против. Всё зависит от того, кто и с чем к ним обращается.

Если принять, что все эти жесты, символы, атрибутика – вовсе не пустые суеверия, а на самом деле работающие механизмы, которые можно и надо использовать, многое становилось понятным. Как, например, появление у меня бирки, которое оказалось не просто набором бесполезных ритуалов, замешанных на суевериях. Нет, то было самое настоящее чудо, которое я, слепец, не увидел. Вернее, не захотел видеть.

Но и это ещё не всё. Как описанное связано с использованием оружия? Всё предельно просто. Колдовство и благословения высших сущностей могут как давать защиту, так и помогать миновать её, или иным способом вредить противнику. Но есть два момента. Один, что все эти штуки действуют тем слабее, чем больше расстояние от использующего их. То есть, грубо говоря, зачарованная чародеем пуля, выпущенная в упор, гораздо смертоноснее той же пули на излёте, и дело вовсе не в энергии и импульсе – вернее, не только в них.

Вторая особенность колдовства – его зависимость от размера заговорённого предмета. Ту же пулю никогда не получится усилить колдовством так же, как простой меч, просто потому, что меч больше по массе и габаритам.

То же работает и в части средств защиты, из-за чего и получается, что зачарованные доспехи способны легко остановить зачарованную пулю, но могут быть пробиты зачарованным мечом. А так как все те, кто хоть немного беспокоится о своей безопасности и имеет средства для её обеспечения, обязательно обращаются к чародеям, не говоря о том, что любой встречный может быть осенён божественной благодатью – получается, что огнестрельное оружие действует только против простолюдинов, бедняков, при очень точном попадании, и иногда, когда пули заговаривает на самом деле сильный колдун. В остальных случаях – куда надёжнее честное железо и дубинки. Хотя те же гномы, огнестрел жалуют весьма и весьма.

– Вот это да!

– Я думала, ты знаешь…

– Ну откуда мне всё это знать…

– Как, откуда? Взять хотя бы то, как ты быстро выздоравливаешь. Я ещё в первый раз заметила. Тебя били плетью, до крови. А уже на следующий день ты просто смыл коросту, не осталось даже шрамов. Будто и не было ничего.

– И?.. Ты хочешь сказать?..

– Ну конечно. Я думала, ты лечишь себя колдовством. Иначе, как ещё это объяснить?

Какое-то время я обдумывал услышанное. В конце концов, резон в словах девушки присутствовал. Я и сам знал, что моё тело восстанавливается далеко не с нормальной скоростью. Пусть сам принимал это как должное, но отмахиваться от такого – большая глупость. Но какой из меня колдун или маг?..

В конце концов, я понял, что голова закипает. И скорее, пока не забыл, поспешил поделиться одной мыслью:

– Валерия. Можно тебя попросить об одном одолжении?

– Да, Волчик?

– Нужно, чтобы кто-то контролировал меня, если буду по незнанию делать что-то не то. А то я только сейчас понял, насколько мои познания обо всём вокруг не полны. Я же могу запросто натворить что-то непотребное с точки зрения окружающих, нарушить какие-то законы, или ещё какую глупость совершить…

– Хорошо. Обещаю сообщать обо всех таких случаях. Но пока, вроде ж всё нормально было…

Дальше мы ехали молча, до самых сумерек. Я переваривал полученную информацию, Валерия размышляла о чём-то своём. Несколько раз она пыталась разговорить меня, но я отвечал односложно, и всё само собой затухало.

Потом было разбитие лагеря, на этот раз под открытым небом. Нам пришлось ставить шатры, собирать хворост для костра, носить воду, готовить ужин, распрягать и обхаживать волов… Список обязанностей оказался неожиданно и неприятно велик, но я не жаловался. Привык к непрерывной изнурительной работе ещё у Гурта, и, несмотря на слабость и лёгкое головокружение, чувствовал себя уже вполне в своей тарелке. Валерия тоже относилась ко всему спокойно. Единственное, неприятно кольнуло, что гномы столпились кучкой в сторонке, раскурили трубки, и принялись подгонять советами и наставлениями, при этом даже не думая помогать.

После ужина огласили график ночных дежурств, и выяснилось, что мне достался кусок прямо посреди ночи. Не очень удобно, но я не стал роптать, и, молча взяв тюк с вещами и нашей «спальной» шкурой, поскорее потащил его в сторонку, подальше от чужих глаз.

Если честно, я так и не понял: Валерия про то, что она девочка, рассказала только Тюрину, или всем, и в случае, если только Тюрину – донёс ли тот данную информацию до остальных. Ворошить этот вопрос лишний раз не хотелась, и мне было на руку, если как можно меньше посторонних знают про истинный пол моей спутницы. Но, с другой стороны, не хотелось прослыть среди гномов тем, кто спит с парнями…

Когда удалялся от общего костра, азартно стреляющего в ночное небо искрами, и от гномьих шатров, где нам не нашлось места, меня запоздало осенило – ведь этот наш «уход в сторонку» может показаться куда более красноречивым заявлением. Но Валерия послушно шла следом, не остановила и не сказала, что делаю что-то неправильно, и я понадеялся, что всё в порядке.

Когда расстелили шкуру, я привычно уже прижал тоненькое гибкое тельце к себе, собираясь урвать у ночи те немногие вожделенные часы сна. Но девушка вдруг извернулась и легла на меня грудью. Прежде чем я успел спросить, в чём дело, почувствовал её дыхание около своего лица.

Валерия целовалась неумело, но старательно. Её требовательные губы внезапно разверзли передо мной настоящую пропасть, в которую так и хотелось рухнуть, с головой. Стоило огромных трудов оторваться и взять себя в руки…

Она отвернулась, и судя по доносящимся из темноты всхлипам я понял – опять плачет. Моя рука, положенная на плечо, оказалась тут же скинута.

– Что случилось?

– Ничего.

– Хорошо. Тогда почему плачешь?

– Просто так.

– Просто так не бывает. Объясни, что случилось…

И так несколько раз, по кругу. Пока, наконец, не раскололась.

– Я тебе не нравлюсь, да?

– Как не нравишься? Вообще-то, наоборот.

– Почему тогда не…

– Что не?

– Это самое не…

– Так ты ещё маленькая!

– Я?! Маленькая?!

– Ага. Сколько тебе зим-то, полных?..

– Не скажу. И знаешь, сам ты… Маленький…

– Ну хорошо, я маленький, уговорила. Но ты тоже.

– А вот и нет! Я-то уж точно постарше некоторых буду!

– Значит, нет?

– Да! Нет! То есть да, не маленькая! Давно уже! Меня ещё две… Да почти три зимы уже прошло, как хотели замуж выдать! Если бы… Если бы сложилось иначе, уже детей бы растила.

– Ничего себе!

– Ты странный.

– Я?

– Ты.

– Чем же?

– Зачем ты вообще повёл меня из лагеря, если не хотел ничего?

– Так это… Чтоб не палиться перед гномами.

– Чтобы что не делать?

– Ну, смотри. Я – парень. Ты… Я не понял точно, кто из них знает, и тебя спрашивать не стал, а то вдруг ещё подслушают. Ну, короче, я исходил из того, что они и про тебя тоже считают, что ты мужского рода. И как это было бы – если мы в обнимку, вдвоём, спим, у всех на глазах?

Тело Валерии вновь начало характерно содрогаться, и я дёрнулся было её утешать, в душе вознося мольбы всем возможным богам, чтобы это наконец закончилось. Сейчас-то что опять?

Оказалась, правда, ложная тревога. Девчонка смеялась.

– Знаешь, даже самый слепой гном уже давно догадался бы. Тем более, я и не скрывала ничего.

– Так чего тогда пошла за мной? Не остановила?.. Нет, стой, не говори. Я всё понял.

Понял, что как ни бежал от этого, как ни старался держать дистанцию – но, похоже, от неизбежного не уйти. Рано или поздно, так или иначе, но всё пришло бы к логичному финалу. Просто потому, что невозможно без последствий находиться столько времени вдвоём, практически наедине, с молодой, явно здоровой девушкой, и, фактически, быть единственным мужчиной в её окружении. Да и соврал бы я, если бы сказал, что она мне не нравится. Удивительно, как мы ещё столько времени продержались…

Не давая Валерии больше сказать ни слова, я просто перевернул её лицом к себе, проведя тыльной стороной ладони по не до конца высохшей щеке, сначала по одной, потом по другой, откинул мешающую шкуру… И получилось, что к тому моменту, как пришла пора сменить на посту Барина, я так и не сомкнул глаз.

Но у нас ничего не было. Вернее, я долго и с упоением ласкал, гладил, целовал, мял, заставляя девушку стонать, а её податливое юное тело изгибаться от наслаждения. Но так и не переступил черту. Какой-то психологический барьер внутри мешал это сделать. Тот же, что заставлял всё это время держать дистанцию, которую я честно соблюдал, несмотря даже на то, что мы в буквальном смысле спали столько времени вместе.

Потом, сидя и всматриваясь в темноту, я не мог отделаться от ощущения, что совершил ошибку. Но это было очень далёкое, смутное, никак не желающее обретать какую-то ясную и понятную форму предчувствие, истаивающее и бесследно испаряющееся, стоило только сосредоточить на нём взгляд. И оно с разгромным счётом проигрывало в моей голове у вкуса губ и тихих постанываний Валерии, у запаха её тела, у ощущения касания её мягкой, нежной кожи…